Соловьи, соловьи...

Заканчивался май тысяча девяьсот пятьдесят... года. Никита Сергеевич переехал на только что построенную
дачу. Дача ему очень понравилась. Он целый день ходил по комнатам, любовался  практическими удобствами
и эстетичски наслаждался картинами будущей жизни, когда он будет вновь приезжать на эту самую дачу и
проводить на ней дни, вечера отдыха от тяжёлых обязанностей генерального секретаря центрального комитета
ъкоммунистической партии Советского Союза. Вечерело. Никита Сергеевич приказал обслуживающему персоналу
поставить на веранде его любимый трёхведёрный самовар и кресло. Удобно устроившись в этом самом кресле,
Никита Сергеевич было блаженно заулыбался, но тут же его  самодовольная глупая улыбка сменилась гримасой
кислейшего недовольства. Действительно, дача была прекрасна. Вечер был тих и прохлада его казалось бы,
должна была располагать к  приятному времяпрепровождению до глубокой ночи, но вместе с прохладой почему -
то тянуло  откуда - то сточными водами, а в саду стояла гробовая тишина. А ведь сегодня годовщина!
Годовщина его первого свидания с его нынешней супругой! Тогда, в тысяча девятьсот... начале века тоже
был май, вечер, сад, прохлада... Только не было этого запаха сточной канавы и главное - до одури
заливались пением соловьи! 
- Кузькину мать! - недовольно  пробурчал Никита Сергеевич.
Негромко, но отчётливо. потому что это было тут же зафиксированно в отчётах зорко охранявших покой
генерального секретаря секретных сотрудников, разбросаных по уголкам сада в строгом порядке.
Успокоившаяся было жена Никиты Сергеевича обескпокоенно спросила: Что - то случилось?
Порядком уставшая от причуд венценосного мужа, она хоть вечером намеревалась предаться с ним
романтичским воспоминаниям о  революционой заре их интимных  взаимоотношений.
Ничего не ответив, Никита Сергеевич  направился в кабинет к телефонному аппарату.
- Слушаю Никита Сергеевич! -  с трудом преодолев сон и делая голос как можно более бюодрым, дескать -
 не дремлем и на посту произнёс министр охраны природных ресурсов.
- Слушаешь? Кузькину мать! - завопил не своим голосм Никита Сергеевич.

На другой стороне провода поянли, что дело пахнет керосином, но на всякий слуай ещё более твёрдо и
убедительно произнесли:
- Слушаю, Никита Сергеевич.
Голос прозвучал хрипло.
- Ну, так слушай! Мало того, что тянет канализацией, так ещё и соловьи не поют!
Всех! Всех уволю! - бушевал никита Сергеевич - Самих на ветки как на вертел понасаживаю! Вы у меня
не так запоёте! Слушает он! А работать кто будет? К восемьдесять второму году комунизьма! Ты у меня
смотри! Я пошёл писать указ о произведении в соловьи всего верховного совета! Уклонисьтов, летунов,
авангардисьтов, таких горе - минисьтров - к нохтю!

Никтиа Сергеевич силой бросил трубку, но тут же набрал другой номер:

Лёня? Кузькину мать! Кто у нас зампред ЦК? Сыму всех! Отправлю на скотобазу в Урюпинск в качестве
 племенных быков, раз больше ни на что неспособны!
Голос его срывался на поросячий визг.


Министр охраны природных ресурсов понимал, что соловьи в сточных водах не водятся и на ветках
не растут. как не бился товарищ Лысенко, старый хрен, а терять  высокий пост, портфель и самое
главное мягкое кресло не хотелось.
Леонид Ильич судорожно набирал номер министра охраны природных ресурсов.

- ну, что будем делать? - спроисл Леонид Ильич с характерной интонацией.
- Лысенко... - начал было министр охраны природных ресурсов.
- Да при чём здесь Лысенко? Мы что делать будем? Ушлёт ведь к чортям  на скотобазу!  Когда ты на почте
служил  ямщиком он знаешь где был?


Никта Сергеевич между тем зашёл на кухню и открыл холодильник, напоминавший кукурузный початок.
Достал бутылку кукурузной водки, налил в кукурузную стопку, хлопнул и закусил кукурузными хлопьями,
но легче ему не стало. Вечер был безнадёжно испорчен. Он вышел на веранду и нервно закурил.
- Соратники тоже назвается, мать их...
- - ну, может здесь ещё рано? - пыталась успокоить супруга.
- ТЫ - то меня за кого тут держишь? А? - опять заорал Никита Сергеевич.
Ему было тошно. Он даже отказался от люимого кукурузного пирога.
Он очень любил кукурузу, но  какая ж кукуруза без соловьиного пения?

Ботнки с металлическими набойками всю ночь сотрясали новенькие, ещё не укоренившиеся стены и стёкла
веранды звенели, дрожа от каждого тяжёлого шага.

В эту ночь никто из ЦК не смог уснуть. Никита Сергеевич до утра обрывал телефонную линию, и только к утру,
обессиленый, погурзился в тяжёлый смутный сон, пришедший к нему под звуки государственного гимна.

Снилась ему всякая чертовщина. По саду, окружающему дачу, на каждой ветке сидит по министру и поёт
соловьём. Только пение этих соловьёв скорее напоминало звуки неисправной канализации. Вместо солнца
в взошла голова Иосифа Виссарионовича, закурила трубку, Никита Сергеевич чуть не ударился в присядку,
 по старой памяти, но голова сплюнула ему на плешь и скрылась в облаках
едкого желтоватого дыма.

Очнулся он только к вечеру.  Вышел из дома к беседке, в которой сидела и улыбалась ему жена.
Он сразу и не заметили, что из сада со всех сторон разливается дивное соловьиное пение.

- ну, вот! Могут, когда припугнёшь! - сказал Никита Сергеевич - Распустились тут, понимаешь, без Иосифа.
А! Хорошо!
И он пустился  в воспоминания о своей подпольной революционной работе, о романтике тех далёких,
но таких близких ему дней.


В дальнем углу сада, сливаясь с шумом ветра, раздавались шёпотом приказы:
Меняй бобину! Ещё дезодоранта! Затвра уезжает на сессию Верховного СОвета. Недели две не будет.
Всем объявлю благодарность с занесением в личное дело! Давай, товарищ майор, не подкачай. Скоро этого
чорта снимут. Леонид Ильич лично обещал представить всех к правительственным наградам.