Мапахольная

               

Старая песня, написанная Иваном Суриковым - «Что стоишь качаясь, тонкая рябина? Голову склонила до самого тына», прозвучала как-то по телевизору. Её исполняла девушка, таким высоким чудесным голосом. Заслушавшись её, я вспомнил эту песню в другом исполнении. Было это в далёком детстве, сразу после войны. Мой отец работал составителем вагонов на железнодорожном транспорте. Смена у него начиналась в двадцать один час. Где бы я ни играл, он находил меня, и дунув в железнодорожный свисток, загонял меня домой, боясь, что я с мальчишками, с наступления темноты, полезу по чужим огородам, пропалывать морковные грядки. Нехотя, я шёл домой, мать кормила меня скудным ужином, и я залезал в постель. Спать конечно не хотелось, я садился у окна, наблюдать, как сгущаются сумерки. Глаза уже наченали слипаться, как я услышал песню. Звучал чистый, звонкий, девичий голос. Я прислушался. Голос был с каким-то надрывом, даже возможно с плачем. Двигался он мимо нашего дома, удаляясь в соседний проулок. Мне почему-то врезались в память слова песни «…но нельзя рябине к дубу перебраться…», не понимая смысла слов, засыпая, я думал, - как же она к нему переберётся, когда у неё ног нет. Утром я спросил у матери. – Кто это ночью песню поёт проходя мимо нашего дома?
-  Опять эта малахольная пела? Она всегда поёт, когда идёт домой с работы во вторую смену.
- И, что всегда эту песню, про рябину?
- Да, дело в том, что её парень не вернулся с войны, его забрали перед самой свадьбой. Всё ждала, думала вернётся.
- А почему малахольная? Мать засмущалась. – Да так её все называют, а вообще-то она Манефа Прозорова, соседка с верхней улицы. Теперь я каждый вечер ждал эту песню. Целую неделю слушал «… видно сиротине век одной качаться…», пока Манефа работала во вторую смену.