Wine. Глава 12

героиновый шик.

23 октября, 2016

Чуть позже, после того, как мы с Джеком вернулись домой и он уснул, я захотела перекусить и пошла на кухню. Каково же было моё удивление, хотя это мягко сказано, когда я увидела целующихся Мими и Вайолет. Женщина страстно прижимала к себе девочку, которая сладко постанывала время от времени. Я, наверное, скривила лицо от отвращения и испуга, сиганув прочь из столовой. В коридоре я наткнулась на Джессику, которая вопросительно рассматривала моё перекошенное выражение лица. Заглянув на кухню, она понимающе вздохнула и прикрыла дверь.
— Что это было?! — негодующе вскрикнула я, разводя руками.
— Т-с-с! — зашипела блондинка, приставив указательный палец к губам, и увела меня в свою комнату. Усадив на стул, она попыталась "разъяснить" ситуацию.
— Послушай, Мими и Вайолет... Короче, они переодически "проводят время в компании друг друга", — еле выговорила Джессика, после чего между нами повисла неловкая пауза. Всё это медленно, но верно превращалось в отношения Гумберта Гумберта и Долорес Гейз. И я чувствовала, как потихоньку становлюсь борцом с педофилией.
— Стоп, стоп, стоп! — перебила я нервный лепет Джесс. — Погоди секунду. То есть, ты хочешь сказать, что Вайолет переодически растлевает девочку, которой в матери годится?
Джессика неуверенно пожала плечами в знак согласия, что меня взбесило ещё больше. Я хотела пойти обратно на кухню и высказать всё, что думаю о подобной манере поведения, но блондинка отдёрнула меня за руку. Она пыталась убедить противницу ранних половых контактов в том, что всё, что я только что видела — обоюдно, и Вайолет не представляет никакой опасности для нашей «полторашечки», но я была готова вправить мозги обеим. И я бы это сделала, если бы не увидела вошедшую в прихожую Лори с полупрозрачным пакетом-майкой в руке. В нём явно было много стучащих друг о друга стеклянных пузырьков и блистеров с разноцветными таблетками. Я начала забывать, с каких пор она стала такой заботливой и ответственной. Откуда эти материнские повадки и беспокойство, как у опекуна шестерых детей? Довольно необычное зрелище: розововолосая наркоманка ходит в аптеку за лекарствами для инвалида. И смешно, и грустно одновременно. Как будто кто-то забирает часть твоей души с собой и уже никогда не вернёт её законному владельцу. Вот что делает с людьми привязанность. Она губит и лечит, ранит и исцеляет, разрушает и окрыляет. Собирает это чувство буквально по кусочкам тех людей, кто нуждается в заботе и поддержке со стороны близких, которых давно нет рядом. Наверное, это самый бесценный дар на Земле — бескорыстность. Меня всегда поражали те люди, что способны делать что-либо просто так, не ради денег или похвалы. Я знала одного такого человека, её звали Тереза. Символично, не правда ли? Она работала в нашем детдоме воспитательницей. Эта женщина любила всех и каждого, вне зависимости от того, насколько они этого заслуживали. Сейчас мне безумно не хватает таких людей, разум изголодался по чистосердечию и искренности. Довольно редко можно встретить живых святых, которые так необходимы нашему бездушному миру и людям, населяющим его. Конечно, если во всех проживающих на ней существах ещё сохранилось хоть немного человечности. Ведь все мы погрязли в своём эгоизме и мелочности, которые замечаем во всех, кроме себя. Я не называю себя моралисткой или блюстительницей консервативных порядков, но не считаю, что хуже проходящих мимо меня пустышек. Этот город полон пустых людишек, мечтающих о славе и деньгах. Чем же я хуже?
Лори заглянула в спальню Джека и, увидев, как он беспокойно ворочается во сне, тихо подошла к его кровати и села рядом. Она водила своими печальными глазами цвета морской бури по покрывалу и стенам, окружающим её.Просидев так какое-то время, Лори легко коснулась своими пальцами взъерошенных волос Джека и провела по ним. Он стал спокойнее и, открыв слипшиеся глаза, попросил почитать ему. Девушка взяла с деревянной тумбочки книгу в старой, протёртой до дыр, кожаной обложке. Пролистав до нужной страницы, она начала читать миф об Орфее и Эвридике. Лицо Джека выражало умиротворение, видимо, его эта история успокаивала. Когда он уснул, Лори начала разбирать содержимое пакета.
— А кроме Орфея и Эвридики ты знаешь ещё какие-нибудь истории? Сказки, например? — тихо спросила я, облокотившись на дверной косяк. Она, слегка нахмурившись, покосилась на меня, а её мимика не выражала ровным счётом ничего. Было довольно сложно судить об её отношении ко мне. Мы практически не общались до этого, и услышать голос этой таинственной девушки было слишком неожиданным. Низкий, с хрипотцой, при этом очень глубокий и приятно шершавый. В нём отдавалось эхо прокуренных подъездов и тяжёлой жизни. Снова боль и печаль, как будто ничего другого и быть не может. Плач и тоска преследуют этих людей и идут за ними по пятам, выслеживая, как высококлассный шпион или же тигр, яростно разыскивающий свою добычу, чтобы утолить жажду плоти. Кровь кипит в их жилах, течёт со скоростью ветра и проникает в самые потаённые уголки подсознания. Какое вещество они вводят себе в вены для того, чтобы оно вместе с кровью разнеслось по всему телу и заставляло их делать это снова и снова? Где же внутренние принципы и дышащее равноправием, борьбой за справедливость, чувство собственного достоинства? По венам в кровь, по венам в кровь... Ууу, поглядите-ка, неужели меня ждёт очередная история о гибели души человеческой, которая была следствием постоянных издевательств в семье или же старший брат увёл твою подружку из-под глупенького носика? Неужто всё настолько примитивно? Если честно, то я понятия не имела. Но поучаствовать в шоу «Удиви Хэрриет» тоже было интересно. Быть может, ей и вправду удастся поразить меня душещипательной историей. Иногда я удивляюсь своему безразличию и холодности. Сначала я выслушаю их всех, а затем ровным, без тени сомнения в почерке, лишней буквы или закорючки, напишу настолько нелестную характеристику людям, которых считаю друзьями. Я и есть безпринципная тварь и лицемерка. Это мне должно быть стыдно за то, что происходило с ними. Забавно, не так ли?
— Жила-была... девочка, которая жила только на пунше, — начала Лори, закурив сигарету. — Её родители были старые и бесполезные, поглощённые лишь своими проблемами. Они были очень добры и давали пунш, потому что ничего другого ей не было нужно. Родители девочки очень любили её, но не могли помочь избавиться от этой зависимости. А ещё у неё были две сестры, но они настолько ограничены, что интересовались лишь мальчиками и шмотками, поэтому особо о ней не заботились. Они просто хотели, чтобы их маленькая девочка жила. Проблема в том... что никого не интересовало то, что было на душе у неё. Она была одна, но всем было плевать. Они просто... бросили её. Все, окружавшие её сидели напротив девочки, а сама она была заточена в большой стеклянной бутылке. И девочка могла видеть их чётко, со всех сторон, сквозь стекло, толщиной как... как череп, я думаю. Поскольку они жили в джунглях, ей нечего было есть, негде было купить еду. Она умирала от голода, и близкие это видели. Никого не было рядом, чтобы вытащить её. Девочка была слишком глупа, чтобы помочь себе. Шёл дождь, поэтому всё заржавело. Ей было очень хорошо в пунше, но она знала, что должна выбраться из него, выбраться из мира собственных иллюзий и лжи, которой её семья напичкала бутылку девочки. Так что она выплыла на поверхность, но не могла освободиться, было слишком сложно доплыть до горлышка со дна, бутылка была слишком большой! Она знала, что должна сделать что-нибудь, ведь ей становилось всё хуже, хуже и хуже. Девочка очень хотела есть и пить, поэтому начала глотать пунш без остановки. Она попыталась придумать план, но не смогла. Всё, что могла девочка, – это наблюдать за тем, как её выворачивало наизнанку от приторности и вранья разноцветного напитка, выблёвывая собственные кишки на стекло. Но вдруг, бинго! Она догадалась. Девочка начала пить ещё больше пунша, чтобы его вовсе не осталось. И пила, пила и пила. Пунша было много, хватило бы до самой смерти, потому что родители хотели, чтобы их доченька жила очень долго. Но она выпила! Выпила всё, до последней капли, пока не осталась в пустой бутылке. Но рано было радоваться, ведь девочка всё ещё не могла выбраться. Затем она выждала тот момент, когда вся эта искусственная ниша в ней начала разлагаться и накопилась до такой степени, что её желудок просто не выдержал. Девочка стала пускать газы. Сначала пердела очень медленно, а потом стала громко и сильно. Она взлетела вверх, к самой вершине бутылки как ракета. Тогда девочка остановила своих родителей, и те перестали пихать в её глотку ненужные мысли, которые они подмешивали в пунш. Затем она  сказала своим сёстрам перестать вести себя как конченные дурочки и сохнуть по парням, а они, послушав её, стали добрыми и заботливыми по отношению к их сестрёнке. И оказалось, что выпив весь пунш, девочка излечилась, потому что с тех пор ей никогда не хотелось его вновь. Она так и осталась вишнёвой, до конца своих дней.
Закончив свой рассказ, Лори пустила кольца дыма в воздух, на её лице отсутствовало какое-либо волнение, лишь глаза были полны задумчивости. Это звучало слишком абсурдно, но история показалась мне довольно смешной. Может, я чего-то не уловила, но взгрустнуть у меня никак не получилось. Надеюсь, что Джеку она этого не рассказывала, ведь  это могло бы травмировать и без того повреждённый мозг парня. Как я ни старалась, у меня не получалось провести параллель между этой историей ни с чем, кроме наркотиков. Возможно, Лори имела в виду нечто другое, но тогда я не понимала, что скрывалось за этими тропами. Я пыталась узнать больше о загадочной девочке с пуншем, но Лори, как всегда, придерживалась принципа «Больше слушай, меньше говори».
На выходе из комнаты Джека, я встретила Уилла, который, по всей видимости, сбежал от преследовавшей его Никки. Мы с ним поплелись на кухню, толком и не зная, о чём говорить. Вообще в последнее время между нами образовалась глубокая пропасть, которую ни одному из нас не под силу преодолеть. В камбузе нашего тонущего судна преспокойно попивала чаёк с печеньками Мими, будто ничего и не было до этого. Может быть, это привычное для неё занятие, но это мерзко. Уж простите за прямоту, но меня тошнит от подобного, и сейчас мне было трудно сидеть с ней за одним столом и не высказываться о том, каким местом она прижималась к этому столу. Я не в праве осуждать её или чьи-либо ещё поступки, но чпокаться с великовозрастной извращенкой, не парясь о том, кто это мог увидеть, это чистой воды… цинизм.
С Уиллом нам было нечего обсуждать, ведь он был всё ещё против того, чтобы я находилась здесь. Но на самом деле мне было глубоко плевать на то, что ему нравилось, а что нет. Я в его жизнь не лезла, и в конце концов какое ему дело до того, с кем я общаюсь? Пусть оставит свою безграничную заботу для Никки. Уверена, она оценит. Никого мои решения не должны волновать до такой степени, чтобы начать раздавать приказы налево и направо. Короче говоря, меня конкретно заносит в плане отстаивания своих прав.
— Как прошла встреча с упоротыми родителями-олигофренами Джека, которого эти фанаты виски решили назвать в честь алкогольного напитка? — посмеивался Уилл, выросший в детдоме и не имеющий родителей вовсе.
— Никакие они не олигофрены, а очень даже интеллигентные люди! Его мать, Эшли, работает учительницей музыки по классу фортепиано, а отец, Данте, — физик-теоретик, — резко отрезала я. Меня бесили подобные высказывания от человека, который в жизни не заботился ни о ком, кроме себя любимого.
— Ну, не в батьку наш Джеки пошел. Он у нас тот ещё практик... Был, по крайней мере, — замялся Уилл. Я рада, что он наконец-то прикусил свой грязный язычок на какое-то время. Все сидели молча и старались не вклиниваться в личное пространство кого-либо из рядом сидящих, не слишком настроенных на душевную беседу людей.
— Ты ничего не слышала о пунше, которым родители поили девочку из рассказа Лори? — спросила я, отломив кусочек вафли. Мими и Уилл непонимающе посмотрели на меня, но я не обратила на это никакого внимания.
— Пунш? Я понятия не имею, о чём ты, — ответила нимфетка. Выражение её лица было задумчивым или даже слегка растерянным. Мне стало интересно узнать о том, как Лори оказалась в этой квартире, что заставило розововолосую интровертку употреблять наркотики и зарабатывать на них столь непристойным способом. Неужели она сирота или за ней недостаточно следили в детстве её «старые и бесполезные» родители? Похоже, что Мими могла развеять тень неизвестности над прошлым этой загадочной девушки.
— Почему Лори молчала всё это время?
— Однажды мы с Джеком пошли по магазинам за продуктами и всякими безделушками, которые он использовал для сборки "взрывающихся штучек". В подземке метро мы нашли замерзающую на холоде Лори. У неё был передоз и изо рта шла пена. Джек оторопел, потому что у него алгофобия – боязнь вида боли, причём не только своей. Пока Лори захлёбывалась собственной блевотиной и корчилась в конвульсиях, я вызвала скорую. Ей некуда было идти, поэтому мы пустили её жить к себе. После этого сюда часто приходили её родители: амёба-мать, занятая лишь своими проблемами, и дурак-отец, которому вообще было по барабану на всё происходящее с его ребёнком. Они убеждали нас, что их дочь больна и у неё психотическая депрессия, просили сообщить её местонахождение. Но сама Лори наотрез отказывалась вернуться к своей семье. Мы и не стали заставлять. Это был её выбор. За всё время, проведённое здесь, она не проронила ни слова. Совсем. Я думала, что Лори просто косит под мима или хранит обет молчания в стиле буддистских монахов… — начала размышлять Мими, отвлекаясь от темы.
 Разговор с ребятами о Лори ни к чему не приводил. Никто из них не мог ответить на вопрос, который так сильно волновал меня. Сама же Макларен хранила эту тайну за семью печатями и разбалтывать кому попало о своей жизни даже не помышляла. Тогда я решила воспользоваться современным методом поиска информации о человеке — забила её имя в Интернете. Поначалу я очень холодно отнеслась к этой затее, но смогла найти немало интересного, но и от того не менее пугающего. Лори вела «Блог романтической эгоистки», в котором рассказывала о своей жизни, ненависти к людям, о том, что обожает запах бензина, грозу, длинные тёмные аллеи и винил. Также ей нравятся картины художников-экспрессионистов, в частности, Винсента ван Гога и Эдварда Мунка. Алкоголь, пурпурные розы, первый снег и ванильные бальзамы для губ. Подражает во всём актрисе немого кино, Кларе Боу. Любит горячий шоколад, холодные губы, опасность и плохих парней, при этом залипнув на милом, заботливом и готовым пойти на всё ради неё Джеке. Ненавидит пустую болтовню, снобов и воображал. Кофе во всех видах и вариациях. Считает, что рождена умереть, а «сердце её в секретном саду, стены которого слишком высоки». Типа намёк на особенность и отстранённость. Девочка не от мира сего.
На стене блога висела фотография улыбающейся Лори с её глазами цвета неба, в которых таится загадка. Тайна, которую не дано разгадать никому. Это не те глубокие бездонные глаза, в которые можно смотреть вечно. Они плоские как дно, в котором можно надолго застрять. На фото она обнималась с двумя девочками, которых называла «самыми любимыми женщинами на свете». Всегда бесила эта глупая привычка школьниц называть своих подруг «жёнами» или чем-то в таком же духе. Полный аутизм. Лори довольно много писала о них, видимо, они были очень близки, но блог она перестала вести где-то два года назад. Последние записи были какие-то скомканные и непонятные. Обращалась Макларен в них тоже к подругам, но в несколько другом ключе. Похоже, что на тот момент Лори уже сошла с ума и её рассудок откинул коньки в самый дальний угол. Нормальный человек такого бы не написал: «В голове всё опять стало, как раньше. Я снова слышу голоса. Они знают о том, что я боюсь, и они хотят есть. Они очень-очень голодные! Сколько я себя вообще помню, они проследовали меня, и теперь достаточно сильны, чтобы прорваться! А я уже не могу с ними бороться... Раньше я могла, когда не была одинока, но у меня кончаются силы... Перестаньте преследовать меня и оставьте, наконец, в покое! У меня своя жизнь, и я не собираюсь всё время думать о вашей смерти! Вы остались в прошлом, поэтому не лезьте в моё настоящее!» Что Лори имела в виду, было сложно понять, но её подруг, скорее всего, не было в живых. Тени прошлого преследовали эту маленькую девочку, которую ни родители, ни сёстры не желали понимать. Они не смогли помочь ей выбраться из бутылки, которая оказалась ей не по зубам. Поэтому Лори просто сбежала от стоящей на репите пластинки, собранной из разноцветных маленьких кружочков, которые заменили ей эмоции.

«Таблетка, чтобы не быть,
 Таблетка, чтобы забыть,
 Таблетка, чтобы стать совсем другой,
 Но ни один наркотик на Земле
 Не примирит её с самой собой.»

 Потеря близких подруг окончательно добила её, но версия, что она просто подражала в молчании актрисе немого кино была довольно глупой. Эта некая отмазка, придуманная для сокрытия истинной, более страшной причины...
«20 января 2014 года в Нью-Йорке были раздавлены брёвнами, слетевшими с фуры, две школьницы, переходившие дорогу,» — гласила статья газеты «Таймс». В ней упоминались имена Пайпер Миллингтон, Мэдди Пичворд и Глории Макларен. Последняя была свидетельницей случившегося и долгое время проходила лечение в психиатрической клинике. Лори стояла в метре от своих подруг, покрытая остатками конечностей и кровью. Конечно же, ей трудно было это пережить, и страх того, что эта учесть придёт и за ней приследовала её, словно навязчивая идея. В любую секунду и в любой момент. Я думаю, что когда автобус сбил Джека, Лори рассчитывала на то, что под колёсами окажется она. Потерять своих друзей и жить с мыслью о том, что был в одном шаге от смерти, наводит на определённые мысли. По этой же причине началось употребление психотропных препаратов, ведь Лори находилась в поиске глюков, способных ненадолго отключить её от мыслей о суициде и страха смерти. Всю жизнь находиться в ожидании этого момента и получить такой облом в виде смерти двух лучших подруг прямо перед её носом… Она надеялась, что это её заберут, но реальность оказалась намного жёстче, и вместо этого смерть вильнула перед ней своим лукавым хвостом, мол, поймай, если сможешь. Пытается, что греха таить, всё ещё живя с мыслью о том, что рождена умереть.

               ***

Бледная, со впалыми щеками и острыми скулами девушка была похожа на измученную голодом и нищетой беженку или сироту, хотя, по сути так оно и было. Штаны и фуфайка висели на ней как на вешалке, оставляя возможность одеваться лишь в «Детском мире». Тонкими и истощенными пальцами она держала розовые розы, обвязанные алой атласной лентой, – любимые цветы её бабушки. Присев на корточки, Джесси положила их перед каменной плитой, на которой были выгравированы имя и прощальные слова к безвозвратно ушедшему человеку. Длинные волосы касались влажной после дождя земли и закрывали сосредоточенное лицо девушки. Слеза невольно скатилась по её щеке, разбившись о шип цветка, лежащего поодаль. Всё это время она думала только о том, что скоро, наконец-таки, встретится с единственным человеком, по-настоящему понимавшим Джесс. Конечно же, она любила и ценила Тайлера, но даже ему не под силу понять всё, что творится в её беспокойной душе.
— Если бы ты знала, как сильно мне тебя не хватает, — прерывисто начала Джессика, проведя кончиками пальцев по портрету Ингрид, высеченному на камне. — Даже свою мать я не любила так сильно, как тебя. Ты знала, что я нуждаюсь в тебе, но всё равно ушла, бросила меня здесь совсем одну, не оставляя и шанса на счастливое будущее. Тем более, что мне недолгого осталось, ведь скоро я присоединюсь к тебе и матери. Представляешь, единственное наследство, что я получила — это рак! Кого мне прикажешь благодарить за такой "подарок судьбы"? Мне искренне жаль, что я не смогла оправдать твоих надежд и ввязалась в неугодную Богу компанию. Да, я всё ещё помню, как ты хотела воспитать во мне набожность и каждое воскресенье водила в церковь. Сейчас мне смешно вспоминать об этом, ведь мою жизнь никак нельзя назвать образцовым примером для подражания. Мне это никогда и не было нужно, а вот моим друзьям не хватает внимания посторонних людей, поэтому они всякой хернёй страдают. Да, я знаю, что сама поддерживаю и одобряю их действия, но куда мне деваться?Помнишь, как ты поощрала моё стремление к прекрасному и отвела на балет? Наверное, это не совсем правильное сравнение, но другого у меня нет! Ты всегда понимала с полуслова, даже если я несла всякую чушь, дабы скрыть свои "озорные" проделки за аллегориями, и ты не представляешь, как мне этого не хватает. Мне тебя не хватает, — чувствуя, как к горлу подступает ком, а голос начинает дрожать, закончила Джесс и легла на землю, расправив руки по сторонам. Она походила на бродягу в своих широких штанах-кюлотах и фуфайке цвета хаки поверх тёмно-синей водолазки с сигаретой в зубах и бутылкой Шнапса в руке. Ей казалось малохольным, что она получает удовольствие от того, что лежит на могиле своей бабушки и распивает спиртное. Но только на кладбище и рядом с ней Джесс чувствовала умиротворение своей искалеченной жизнью души. Только здесь она могла расслабиться и ощутить себя по-настоящему живой, в окружении самых близких людей — бабушки и матери, которая была похоронена в соседней могиле.
В подобных местах, со всей глубиной сырой земли, чувствуешь, насколько коротка человеческая жизнь. От нас многое не зависит, и часто люди переоценивают собственные возможности и значимость в нашем мире. Человек — это всего лишь песчинка в море, полном животных гораздо крупнее. Ему нужно помнить о том, что он — смертен, и никогда не забывать об этом. Смерть приходит неожиданно и всегда в самый неподходящий момент. Живите каждой секундой, другой возможности может и не быть. Не забывайте об этом.

               ***

В довольно тёмном помещении, освещённом светом нескольких фонарей, образовали круг люди в белом одеянии, больше похожим на простыню, и с капюшонами на головах в форме колпака, с оставленными для глаз прорезями. Один из них, с поднятым кверху колпаком и рупором в руке, на которую была надета черная резиновая перчатка, встал с места и посмотрел на своих товарищей через круглые очки для плавания.
— Братья мои! Скоро мир узнает о нас и мы займём место выскочек, желающих прославиться за счёт террактов. Никто не позволит им стать выше порядков нашего братства. Благодаря нам эти бесполезные кретины из полиции, способные лишь пончики на перегонки жрать, со дня на день должны остановить бестолковых кривляк, и тогда мы выйдем на авансцену. Люди начнут с нами считаться! Ке-Кей! — подняв руку вверх в манере Гитлера, заверещал главарь и остальные присутствующие начали ему вторить. Люди в масках дьяволят плясали позади и стучали по ритуальным бубнам, а "белые" начали выть что-то наподобие гимна своего клана. Безумная оргия была нескончаемой, а один из психов вскочил на стол и закричал, что есть мочи:
— Следующей будет Хэрриет Винтер!
На это его единомышленники пуще прежнего завыли и застучали по бубнам. Так ознаменовалось начало конца.