Он? Мопассан

Посвящается Пьеру Декурселю

Мой дорогой друг, ты ничего не понимаешь? Ты думаешь, что я сошёл с ума? Возможно, я слегка и помешался, но не по тем причинам, которые ты предполагаешь.
Да. Я женюсь. Вот так.
Однако мои идеи и убеждения не изменились. Я считаю легальное спаривание глупостью. Я уверен, что 8 мужей из 10 – рогоносцы. И они не заслуживают большего, так как были настолько глупы, чтобы сковать свою жизнь оковами брака, чтобы отказаться от свободной любви – единственной хорошей и весёлой вещи в мире, чтобы подрезать крылья фантазии, которая постоянно толкает нас к женщинам, и т.д. Сейчас более, чем когда бы то ни было, я считаю себя неспособным любить одну женщину, потому что я всегда буду любить всех остальных. Я хотел бы, чтобы у меня была тысяча рук, тысяча губ и тысяча… темпераментов, чтобы суметь одновременно обнять армию этих очаровательных созданий, которые не имеют никакого значения.
И, тем не менее, я женюсь.
Добавлю, что я почти не знаю мою будущую жену. Я видел её всего 4-5 раз. Я знаю, что она не внушает мне отвращения. Этого достаточно для того, что я намерен сделать. Она маленькая, светленькая и пухленькая. Послезавтра я страстно захочу высокую худую брюнетку.
Она небогата. Она принадлежит к среднему классу. Это девушка, каких можно встретить повсюду среди буржуазии: на таких хорошо жениться, у них нет ярко выраженных достоинств и недостатков. О таких говорят: «Мадмуазель Лажоль очень мила», а завтра: «Она чрезвычайно мила, эта мадам Раймон». Она принадлежит к легиону девушек, «которая составит счастье супруга» до того самого дня, как супруг обнаружит, что он предпочитает абсолютно всех остальных женщин той, которую он выбрал.
Тогда зачем жениться, спросишь ты.
Я едва осмеливаюсь высказать тебе ту странную и невероятную причину, которая вынуждает меня к этому шагу.
Я женюсь, чтобы не быть одному.
Я не знаю, как объяснить. Ты будешь жалеть и презирать меня, настолько плачевно моё состояние духа.
Я больше не хочу быть один по ночам. Я хочу чувствовать живое существо рядом с собой, с кем бы я мог говорить, сказать неважно что.
Я хочу, чтобы у меня возможность прервать сон этого существа, задать ему внезапный вопрос, какой-нибудь глупый вопрос только для того, чтобы услышать голос, чтобы почувствовать, что моё жильё обитаемо, чтобы чувствовать живую душу рядом, живой разум, чтобы видеть человеческое лицо, если зажжёшь свечу, потому что… потому что… (я не решаюсь признаться в этом стыде), потому что я боюсь темноты.
О, ты ещё не понял меня!
Я не боюсь опасности. Если войдёт вор, я убью его на месте. Я не боюсь привидений – я не верю в сверхъестественное. Я не боюсь покойников – я верю в абсолютное исчезновение ушедших!
Тогда!.. тогда!.. Хорошо! Я боюсь самого себя! Я боюсь страха – страха спазмов моего рассудка, который сходит с ума, страха этого ужасного чувства непонятного.
Смейся, если хочешь. Это отвратительно. Я боюсь стен, мебели, привычных предметов, которые оживают для меня, словно животные. Я особенно боюсь своей мысли, своего разума, который ускользает, растворяется от загадочной и невидимой тревоги.
Сначала я чувствую лёгкое беспокойство, которое закрадывается в душу и от которого дрожь бежит по коже. Я смотрю вокруг. Ничего! Но мне хочется чего-то! Чего? Чего-то невыразимого. Поскольку я боюсь только потому, что не понимаю своего страха.
Я начинаю говорить! Меня пугает звук собственного голоса. Я начинаю ходить! Я боюсь неизвестности за дверью, за занавеской, в шкафу и под кроватью. И, однако, я знаю, что там ничего нет.
Я внезапно оборачиваюсь, потому что боюсь того, что у меня за спиной, хотя там ничего нет, и я об этом знаю.
Я нервничаю, я чувствую, как растёт моя тревога, я запираюсь в комнате, зарываюсь в кровать, прячусь под одеяло, и свёрнутый, прижатый, как личинка, я в отчаянье закрываю глаза и остаюсь в таком положении бесконечное количество времени, думая о том, что свеча осталась гореть на столе и надо бы её потушить. Но я не осмеливаюсь.
Не правда ли, это ужасно?
Раньше я ничего такого не испытывал. Я спокойно возвращался домой. Я выходил и приходил, и ничто не тревожило безмятежности моей души. Если бы мне сказали, что однажды я заболею страхом неизвестности, я бы рассмеялся, я бы уверенно открыл дверь в темноту, медленно улёгся бы, не закрыв задвижек, и не просыпался бы среди ночи, чтобы удостовериться в том, что все окна и двери в моей спальне заперты.
Это началось в прошлом году и началось необычно.
Это было осенью, влажным вечером. Когда моя служанка ушла после ужина, я спросил себя о том, чем буду заниматься. Некоторое время я ходил по комнате взад-вперёд. Я чувствовал себя усталым, неспособным работать или читать. Мелкий дождь бил в стёкла; я был грустен той беспричинной грустью, от которой хочется плакать и говорить неважно с кем, чтобы сбросить тяжесть мысли.
Я чувствовал себя одиноким. Моё жильё показалось мне пустым, как никогда. Меня окружало душераздирающее одиночество. Что делать? Я сел. Тогда у меня по ногам пробежало нервное нетерпение. Я вновь встал и начал ходить. Возможно, у меня была небольшая лихорадка, так как мои руки, которые я заложил за спину, как делают, когда медленно ходят, горели. Затем внезапно у меня по спине пробежала холодная дрожь. Я думал, что холод с улицы проникает в меня, и мне пришла в голову мысль разжечь огонь. Я зажёг его – впервые в этом году. Я вновь сел и начал смотреть на пламя. Но вскоре невозможность сидеть неподвижно вновь заставила меня встать, и я почувствовал, что мне нужно уйти, встряхнуться, найти друга.
Я вышел. Я пошёл к троим приятелям, которых не застал дома, затем вышел на бульвар, решив найти знакомых.
Везде было грустно. Влажные тротуары сверкали. Прохлада воды – одна из тех прохлад, которая морозит вас внезапной дрожью, - тяжёлая прохлада дождя наполняла улицу, от чего, казалось, слабели и темнели огоньки газа.
Я шёл неспешным шагом и повторял про себя: «Я здесь никого не найду».
Я несколько раз прочесал все кафе, от Мадлен до пригорода Пуасонньер. Печальные люди, сидевшие за столиками, казалось, даже не имели сил закончить есть свои закуски.
Я долго бродил так и к полночи отправился в обратный путь. Я был очень спокоен, но очень устал. Мой консьерж, который ложится ещё до 11, открыл мне немедленно против своего обыкновения, и я подумал: «Гляди-ка, какой-то другой жилец только что вернулся».
Когда я выхожу, я всегда поворачиваю ключ на 2 оборота. Я нашёл дверь незапертой, и это меня поразило. Я предположил, что мне принесли письма.
Я вошёл. Огонь ещё немного тлел и освещал комнату. Я взял свечу, чтобы зажечь её от пламени, когда, посмотрев вперёд, увидел кого-то, кто сидел в моём кресле, повернувшись ко мне спиной, и грел ноги.
Я не испугался, о, нет! Мне в голову пришла правдоподобная догадка: кто-то из моих друзей пришёл ко мне. Консьерж, предупреждённый мной о том, что я скоро вернусь, дал ему ключи. И все обстоятельства моего возвращения в одну секунду пришли мне на ум: и то, что консьерж не спал, и то, что дверь была незаперта.
Друг мой, тот, у кого я видел только волосы, заснул в кресле, ожидая меня, и я подошёл, чтобы разбудить его. Я хорошо его видел: одна рука свесилась справа, ноги были скрещены, голова наклонилась влево и показывала глубокий сон. Я спрашивал себя: кто это? В комнате было почти темно. Я протянул руку, чтобы тронуть его за плечо!..
Моя рука наткнулась на деревянную спинку! Там больше никого не было. Кресло было пусто!
Какой испуг!
Я отпрянул, словно передо мной появилась страшная опасность.
Затем я обернулся, почувствовав кого-то у себя за спиной, затем неудержимое желание ещё раз посмотреть на кресло заставило меня обернуться опять. И я стоял, задыхаясь от страха, меня покинули все мысли, я был готов упасть.
Но я – хладнокровный человек, и разум немедленно вернулся ко мне. Я подумал: «У меня только что была галлюцинация, вот и всё». Мысль в такие моменты работает быстро.
У меня была галлюцинация – с этим не поспоришь. Мой разум всегда оставался ясным, работал логично. Значит, дело не в нарушениях мозга. Только глаза обманулись и обманули мою мысль. Глаза видели видение, одно из тех видений, которые заставляют наивных людей верить в чудеса. Это – нервный несчастный случай оптического аппарата и ничего более. Возможно, ещё небольшое кровоизлияние.
Я зажёг свечу. Наклоняясь к огню, я заметил, что дрожу, и я разогнулся нервным рывком, словно кто-то тронул меня сзади.
Определённо, я был неспокоен.
Я сделал несколько шагов. Я говорил вслух. Я пропел несколько куплетов.
Затем я заперся на 2 оборота и немного успокоился. По крайней мере, никто не мог войти.
Я сел и начал размышлять о своём приключении, затем лёг и задул свечу.
Несколько минут всё было хорошо. Я мирно лежал на спине. Затем мне захотелось посмотреть в комнату, и я перевернулся на бок.
От огня остались всего 2-3 язычка, которые освещали только ножки кресла, и мне показалось, что в кресле кто-то сидит.
Я быстро чиркнул спичкой. Я ошибся: в кресле никого не было.
Однако я встал и передвинул кресло за кровать так, что его не было видно.
Затем я вновь попытался заснуть. Я провалился в сон всего на 5 минут, когда мне приснилась вся вечерняя сцена. Я проснулся, зажёг свечу, сел на кровати и больше не осмеливался уснуть.
Дважды я засыпал на несколько секунд, но видел один и тот же сон. Мне казалось, что я схожу с ума.
Когда рассвело, я почувствовал выздоровление и спокойно проспал до обеда.
Всё было кончено. У меня была лихорадка, галлюцинация, кошмар. Я был болен. Тем не менее, я считал себя оказавшимся в смешном положении.
В тот день я был очень весел. Я ужинал в кабаре, смотрел спектакль, затем отправился домой. Но, подходя к дому, меня охватила странная тревога. Я боялся вновь увидеть его. Я не боялся его самого, его присутствия, в которое я не верил, но я боялся болезни глаз, галлюцинации.
Дольше часа я бродил по тротуару, затем почувствовал себя глупо и вошёл. Я так задыхался, что едва поднялся по лестнице. Я 10 минут стоял на лестничной площадке перед дверью, затем меня охватила внезапная смелость, прилив воли. Я вставил ключ, я поспешил вперёд со свечой в руке, я ногой открыл дверь в спальню и бросил испуганный взгляд на камин. Я ничего не увидел.
- Ах!
Какое облегчение! Какая радость! Какое избавление! Я ходил бравым шагом. Но я не чувствовал себя спокойно: я оборачивался рывками, тень в углах беспокоила меня.
Я плохо спал, без конца просыпаясь от воображаемых звуков. Но я его не видел. Нет. Всё было кончено.

*
С того дня я боюсь оставаться один по ночам. Я постоянно чувствую это видение рядом с собой. Оно никогда не являлось мне снова. О нет! Впрочем, какая разница, ведь я не верю в видения, ведь я знаю, что их не существует!
Но оно смущает меня, потому что я постоянно о нём думаю: одна рука свесилась справа, голова склонилась влево…
Хватит, довольно! Не хочу больше думать об этом!
Но что это за наваждение? Его ноги были возле самого огня!
Он мучает, преследует меня. Кто? Он? Я прекрасно знаю, что его не существует! Он существует только в моём восприятии, в моём страхе, в моей тревоге! Хватит!..
Да, я напрасно рассуждал, напрягался. Я не могу больше оставаться один у себя, потому что там есть он. Я больше не увижу его, я знаю, он больше не покажется, всё кончено. Но он всё равно есть в моих мыслях. Он остаётся невидимым, но это не мешает ему быть. Он есть за дверями, в запертом шкафу, под кроватью, в тёмных углах. Если я открою дверь или шкаф, если наклонюсь со свечой под кровать, если освещу углы, - его там нет, но я чувствую его позади себя. И я оборачиваюсь, хотя знаю, что никого не увижу.
Это глупо, но это жестоко. Что ты хочешь? Я больше не могу.
Но если нас будет двое в спальне, я чувствую, да, я определённо чувствую, что его больше там не будет! Он там только потому, что я один!

3 июля 1883
(Переведено 26-27 июля 2017)