Яко печать на сердце... Служба -1

               

                Глава 83. Карьера, склоки, финал-1               
Чтобы покончить с формальной стороной пребывания Масуренковых на Камчатке, настоящую главу посвящаю описанию обстоятельств карьерного роста Юрия, служебным взаимоотношения его с сослуживцами и завершению его службы в Институте вулканологии и сейсмологии, разумеется, в атмосфере сопутствующих коллизий. Как и выше, основным документом этой истории явились дневники Юрия с некоторой долей комментарий, восполняющих лакуны в дневниковых записях.
Продвижение по карьерной лестнице в камчатский период совершалось для Юрия в следующей последовательности:
1 апреля 1962 года – младший научный сотрудник (4 месяца),
1 августа 1962 года – старший научный сотрудник (3 года),
1 августа 1965 года – заведующий Лабораторией вулканоплутонизма (6,3 лет),
1 декабря 1971 года – старший научный сотрудник (2,5 года),
15 мая 1974 года – заведующий Лабораторией наземного вулканизма (17,8 лет),
1 мая 1992 года – главный научный сотрудник (около 8 месяцев),
20 декабря 1992 года – увольнение.
Надо сказать, что в этом процессе Юрий только трижды обращался с просьбой к администрации, причём каждый раз не о повышении, а о добровольном  уходе с должности.
Истины ради следует  заметить, что и появление Юрия  на Камчатке с его назначением на должность младшего научного сотрудника тоже можно рассматривать не как следствие его просьбы о трудоустройстве, а как предложение своих творческих услуг, на что последовал вызов с  приглашением. Об этих обстоятельствах рассказано в Главе 62 настоящих записок. Цитирую соответствующий фрагмент из этой Главы:
«Северо-Кавказское Отделение Лаборатории Гидрогеологических проблем Академии наук СССР вследствие реорганизационного зуда Н.С.Хрущева передавалось в Госстрой СССР для решения только прикладных, связанных со строительством задач.  Посему друзья решили менять место приложения своих недюжинных сил и дерзких мечтаний. Юрий как главное действующее лицо разослал письма в различные геологические организации Союза с предложением своих, Милиных и его группы сил для воплощения в жизнь планов подобных исследований.
                Такие письма были отправлены на Кольский полуостров в филиал Академии наук, в Иркутск, Хабаровск, Владивосток, Магадан и Петропавловск-Камчатский. Отовсюду были получены ответы с предложением работы только для самого Юрия, и,  разумеется, в рамках их местных тематик и направлений. Из всего этого букета геологически  «злачных» объектов  наиболее подходящей по геологическому содержанию и потому наиболее привлекательной  показалась  друзьям Камчатка, тем более, что только там в перспективе обещалось трудоустройство и Олегу, и другим сотрудникам группы (предполагалось, что вместе с друзьями в дальние края отправятся и Толик Клименко, и Юра Будзинский). Камчатка и была выбрана в качестве будущего места работы и постоянного жительства».
А что касается  Юриных карьерных  просьб, приводивших его к новому штатному положению, то  первый раз это было в 1971 году, когда после конфликта его с сотрудниками  Лаборатории вулканоплутонизма  (об этом уже было рассказано выше) он подал заявление  с отказом быть заведующим этой лаборатории, и его просьба была удовлетворена 1 декабря 1971 года. Вот письменное свидетельство этой акции (дневниковая запись) : «5 декабря 1971 года… просьба, основательно продуманная, удовлетворена…» (смотри ниже).
Второй раз Юрий отказался от руководства Лабораторией наземного вулканизма в 1992 году, кода понял, что  научной школы создать ему так и не удалось:
«28 января 1992 гола.  …день…не без размышлений о необходимости уходить. Пока с должности.

И третий раз он обращается к администрации Института  с просьбой уже  об увольнении в связи с уходом на пенсию в том же 1992 году:
«17 декабря 1992 года. Сегодня подтвердил своё решение уволиться».
Об обстоятельствах этих   событий будет рассказано ниже. Во всех остальных случаях изменение его штатного статуса происходило по предложению администрации.
Итак, рассмотрим избранную историю последовательно, начиная с первого года пребывания Юрия и Милы на Камчатке.

                ПЕРВЫЙ  ПЕРИОД  -  ВЗЛЁТЫ  С  ОТЯГЧЕНИЕМ

                1962

События этого года, помимо назначения на должность старшего научного сотрудника, ознаменовались для Юрия и попыткой администрации поднять его ещё на одну иерархическую штатную ступень: ему было предложено занять место начальника Ключевской вулканологической станции. От кого из администрации это исходило, Юрий не знал, но предположил, что инициатором  скорее всего был Борис Иванович Пийп. Это предположение основано на том, что  поехавшая вместе с ним с этой миссией в Ключи Софья Ивановна Набоко, будучи заместителем Бориса Ивановича,  приняла отказ Юрия с большим удовлетворением, постоянно подчёркивая полное соответствие Игоря Ивановича Гущенко занимаемой им должности начальника станции. Увидев это сам в натуре и восхитившись состоянием дел  на станции, Юрий не пожелал нарушать сложившиеся там отношения и стиль работы, хотя предложенный объект очень понравился по всем параметрам:  место, должность, условия работы и жизни, коллектив, перспективы.
Так состоялся первый отказ Юрия от занятия более высокой, чем  занимаемая им в то время,  административной должности. Как видно, вопреки карьерным устремлениям, мотив скорее  нравственный, чем деловой.

                1965

Это год существенного изменения в служебном положении нашего героя. Он получил  под своё начало Лабораторию взаимосвязи наземного и глубинного вулканизма, сменив на этой должности Кирилла Никифоровича Рудича, который занимал её скорее формально, фактически почти постоянно пребывая в Москве по редакционным делам. Причина этой смены была для Юрия понятна и не нарушала его нравственных принципов. Он воспринял её как вполне приемлемое перемещение собственной персоны в нужном и желательном для себя и полезном для дела направлении. Парни, составлявшие коллектив лаборатории, ему нравились. Это были Олег Волынец, Глеб Флёров, Саня Колосков, Николай Шилин, Азиз Алискеров. Влился в этот коллектив и Олег Егоров вместе с Юрием.
Формальная процедура состоялась 1 августа, а 5 августа в новом качестве был уже сделан первый маршрут на реке Китхой в Налачевской структуре. В отряде вместе с Юрием был и новоприобретённый сотрудник Олег Назарович Волынец. Для Олега этот полевой сезон оказался , можно сказать,  крайне неудачным. Он повредил осколком то ли от камня, то ли от молотка глаз, которого в конечном итоге лишился. Но ни это прискорбное событие, ни сам факт обретения Лаборатории совершенно не нашли отражения в дневниковых записях Юрия. Весь год был ознаменован им только двумя записями. Одно из них было посвящено совершенно другому, более важному – трагическому событию:

 16 августа. Улеглось потрясение от  гибели Сони. Трагический всплеск сменился плавным струением. Но река эта течёт только в одну сторону, а все мы прибудем к океану, чтобы раствориться в нём без следа.

Комментарий. В эти  дни на полевых работах при форсировании реки погибла Соня Ремель, очаровательная жена Володи Белоусова. Это было страшное для всех нас событие ещё и потому, что её тело так и не было найдено. Она исчезла бесследно, как будто и не было совсем этого чудного человека, её юмора, задора, доброжелательности и жизнелюбия. Действительно воды земные поглотили её всю и навсегда.
Так что все эмоции по поводу своего завлабства как бы стёрлись для Юрия тоже навсегда, но совсем незаметно и бесследно. А история с повреждённым глазом Олега поначалу воспринялась тогда как довольно частая для геолога  досадная, но не опасная случайность. Бедой она стала постепенно и много позднее.
Вторая запись была продиктована воспоминаниям прежнего посещения Налачева, где « было предопределено существование новой жизни – моей Катьки» - вполне понятный и не менее значимый мотив, чем в первой записи, только с противоположным знаком.
Дальнейшие годы руководства Лабораторией знали и хорошее, и плохое. О взаимоотношениях в ней довольно подробно изложено выше в связи с другими событиями, поэтому  ограничусь лишь тем, что уже было сказано.

                1971

Побуждение  нравственного характера подвинуло Юрия  отказаться  от должности заведующего Лабораторией взаимосвязи в связи с нежеланием сотрудников  принять предложенную им научную тематику. Произошло это в виде рапорта директору, по-видимому,  перед выездом в поле, то есть в конце июня или в начале июля. Но полевой отряд был сформирован ещё с участием некоторых  сотрудников Лаборатории взаимосвязи: Олег Селянгин, Азиз Алискеров, лаборант Женя. Тем не менее приказ о переводе Масуренкова из заведующих Лабораторией в старшие научные сотрудники был подписан директором лишь 1 декабря. Это совершилось при следующих обстоятельствах, отразившихся в  дневниковых записях Юрия, когда он был в командировке «на материк»:

26 ноября. Новосибирск.  Из Питера прилетел Гена Карпов. Там было сильное землетрясение. По первым впечатлениям, жертв нет, но много травмированных. Проклинаю обстоятельства. Как там вы, мои хорошие девочки?! Сердце не на месте. А  в эту ночь я  спал и ничего не ведал. Бедные вы мои.
5 декабря. Москва. Говорил с Милой. Настроение и состояние ужасное. После этого события атмосфера там гнетущая: хочется бежать, куда угодно. Умоляет искать работу и торопиться с выездом. Нужно. Но до окончания своей монографии не могу. Надо, наконец, поставить точку под чем-то.
 Завлабом назначен Рудич. Вместо радости – боль. До чего же ты странен и непоследователен, человек. Твоя просьба, основательно продуманная, удовлетворена, и ты страдаешь. Видно, хотелось тебе думать, что ты незаменим, что без тебя всё дело рухнет. Ан, нет! Привыкни, наконец, и осознай себя как частицу в космосе тебе подобных. Любое дело продолжается, кто бы ни уходил из него. Только одно не может быть продолжено без тебя – неповторимость твоего воображения и умение воплощать его в нечто.               
8 декабря.  Москва. Подходит к концу моё пребывание в Москве. Прицеливаюсь к ней и не ощущаю желания и  необходимости здесь обосноваться. В чём преимущество жизни здесь? Не вижу его. Контакты человеческие по существу отсутствуют. Они заменены так называемыми деловыми контактами. Отчуждённость… Волнует сейчас только забота об оставленных девочках да мысли о работе. Успешно прошли переговоры с Сулержицким об абсолютном датировании вулканов. Берется за это с радостью. Такое же отношение было и в Новосибирске. Не пойму,  в чём дело. Неужто предложение столь соблазнительно?!  .               
13 декабря Ростов. Здесь ещё осень, даже ранняя. Земля и запахи бередят душу. Зовут что ли? А Афанасьев зовёт в Москву. Правда, как-то уж очень робко, неуверенно, но настойчиво. Зачем это ему? Говорит, нужна школа. Выходит, я школа.

Комментарий. Деловая командировка «на материк» была продиктована необходимостью начать разработку на новом уровне нового научного направления, предложенного Юрием и обсуждённого им с Германом Николаевичем Ковалёвым. Оно представляло собой детальное  геологическое изучение динамики извержений конкретных вулканов на абсолютной хронологической основе.
В этой проблеме по предложению Юрия они должны были  решить возникший вопрос о так называемом «постоянстве потока энергии», генерируемой вулканом – эффекте, открытом  Германом для вулканов и гидротермальных систем. Юрий  считал, что это постоянство является только кажущимся и речь может идти лишь о предельном её значении, так как энергия процесса должна переживать периоды роста и спада.
Так из энергетической проблемы вулканизма   в Институте вулканологии утвердилось направление детальных исследований, известное как тефрохронология. Для его реализации Юрием и Германом была приглашена группа, руководимая Ольгой Александровной Брайцевой, которая и стала обстоятельно заниматься выявлением и   корреляцией пепловых слоёв – свидетелей бывших некогда вулканических извержений. Слои эти можно было датировать по горизонтам погребённых ими почв, содержащих органический углерод.  Именно поэтому Юрий и отправился на поиски и заключение договоров с лабораториями углеродного датирования. Наиболее успешным оказался договор с лабораторией Геологического Института в Москве, руководимой Леопольдом Дмитриевичем Сулержицким.
Направление это, первоначально курируемое Ковалёвым (Юрий больше внимания по необходимости уделял собственно геологической реконструкцией истории развития вулканов), вскоре переросло во вполне самостоятельное. Необходимость  в руководстве им со стороны как Ковалёва, так и Масуренкова отпала, а идеологические разногласия между зачинателями не только не устранились, но  даже осложнились методическими (физика и геология) и административными (координация и лидерство  в руководстве всей проблемой). Это постепенно привело к охлаждению дружеских отношений и в конечном итоге к их угасанию и прекращению взаимодействия.   
Лишь с огромным трудом Юрию удалось сохранить единое руководство над проблемой в целом и двумя десятками  её исполнителей при системном изучении крупного вулканического центра, результатом чего стала изданная  коллективная  монография: «Вулканический центр: строение, динамика, вещество (Карымская структура).
Ужас, пережитый Милой во время сильного камчатского землетрясения и казнения Юрия из-за его не присутствия в это время рядом со своими девочками, на какое-то время побудил к размышлениям о смене места работы. Этому поспособствовало и предложение Георгия Дмитриевича подумать о возвращении в Москву. Однако увлечённость новыми перспективами работы на Камчатке и необходимость завершить уже сделанное погасили эти мимолётные настроения.
В 1972 году Юрий пригласил на Камчатку своего друга Леонида Гарифулина, с которым провёл полевой сезон в Ключевской группе вулканов под техническим и хозяйственным покровительством со стороны Бориса Иванова, бывшего в это время начальником Ключевской вулканостанции. Работа была посвящена сбору включений в вулканических породах. Борис и в этом деле оказал существенное содействие, позволив воспользоваться этим материалом из сборов сотрудников станции.
Следующий 1973 год фактически выпал из работы из-за травмы от смерти отца Юрия и последующего отпуска, проведённого  с семьёй   в Ростове на Дону, Ставрополе и на Кавказе в Дивноморске.
                1974

Ночь 27 -28 мая. Борт ТУ-104, между П.-К. и Хабаровском.  Опять ввязался в администрирование – принял Лабораторию наземного вулканизма. 30 человек. Все характеры, все сложились до меня и без меня. А затея эта – для объединения и против разобщённости и мелкотемья. Что-то будет?

Комментарий. А будет всякое. Такая немалая и разношерстная Лаборатория не только сулила, но впоследствии и преподнесла Юрию букет разнообразных впечатлений, чувств, проблем и решений. Как положительных, так и отрицательных. Состояла она из отдельных сложившихся  обычно по профессиональному признаку, реже по симпатиям или по предшествующему периоду совместного обучения в ВУЗе  небольших групп в три – четыре человека. Совсем редко – их одиночек, то ли новичков, то ли не прижившихся в других Лабораториях.
Влился  Юрий в неё вместе со своими благоприобретёнными к тому времени сотрудниками Владимиром Базановым, Лилией Базановой, Олегом Селянгиным, Валерием Ананьевым, Эллой Лангер и Леной Бобковой. Последние две – химички из группы покинувшей Институт Лидии Лазаревны Леоновой, при отъезде как бы передоверившей своих подопечных Юрию, с которым наметилась  у неё совместная работа. Это произошло потому, что несколько ранее он вовлёк Лидию Лазаревну в  общую работу по изучению Карымского вулканического центра. В ней так не хватало геохимического направления. Лидия Лазаревна должна была заполнить эту нишу. Но ей по состоянию здоровья или каким-то ещё неизвестным Юрию мотивам пришлось внезапно вернуться в Москву. Совместную работу, однако, договорились продолжить. Но не случилось.
А что касается принимаемой в 1974 году новой для себя лаборатории, то основным звеном по количеству сотрудников и присутствию в нём тогдашнего завлаба была группа Огородова: сам он, Кожемяка, Важеевская, Литасов и Григорьев. В научном отношении группа была, прямо скажем, беспомощной, хотя публиковала и статьи, и книжки довольно успешно. История взаимоотношений с ней и печальная судьба Огородова изложены выше, и здесь повторять её не будем. Отмечу лишь, что падение этого научного подразделения произошло не столько по научной несостоятельности, сколько по нравственным коллизиям, превратившим его в откровенно меркантильно-хозяйственное с криминальным уклоном предприятие.
В отличие от этого неравноценного и весьма разнородного объединения группа Мелекесцева-Брайцевой, куда входили ещё ряд сотрудников (Ирина Егорова, Эрик Гребзды, Нина Козлова и др.) представляла собой очень  творческий, глубоко порядочный и здоровый научный коллектив. Особенно хочется отметить часть его, руководимую Ольгой Александровной Брайцевой, весьма успешно трудившуюся в области стратиграфии вулканогенных отложений, впоследствии логично перешедших в тефрохронологию, о чём тоже было рассказано выше.
Очень напористая , энергичная и пробивная группа Шанцера-Челебаевой-Краевой стояла несколько с стороне от магистрального направления исследований собственно вулканизма, особенно современного. Интересы группы больше тяготели к стратиграфии меловых, палеогеновых и неогеновых отложений Камчатки, касаясь вулканизма в той мере, в какой вулканические породы встречались среди отложений указанного возраста., то есть  их относительной хронологии и фациальной и формационной принадлежности. А Аэлита Челебаева по-существу занималась лишь диагностикой и описанием  растительных остатков в этих отложениях. Впрочем, весьма успешно и плодотворно.
Николай Александрович Храмов и Иван Васильевич Флоренский – типичные самодостаточные одиночки, оба яркой и обаятельной индивидуальности, самоотверженно преданные избранному делу и избранной теме, не очень близкой собственно вулканическому процессу и вулканическим породам. Первый – стратиграфии и тектонике меловых образований, второй – геологии вулканических поясов Камчатки.
Как Юрию пришлось сотрудничать  с персоналом предложенной ему Лаборатории (плюс иные жизненные обстоятельства) можно будет судитиь по нижеследующим его дневниковым записям.

3 августа. Прилетел на базовый лагерь (Вулкан Карымский).
4 августа. Ходил а маршрут. Очень перегрелся и перегрузился камнями
5 августа. Всё бы хорошо – быстрый прилёт, погода, первый маршрут и перспектива на удачную расшифровку геологии района, да что-то сломалось внутри.В ночь на пятое заболел. Приступы острой боли в левом боку всё смяли, перепутали. Неужто придётся уехать!?
А солнце торжествует вверху, из-под снега лезут травы, сухие кустарники  одеваются в зелень. И тёплый ветер с океана несёт запахи обещаемых свершений какой-то полузабытой и вновь ожидаемой блаженной жизни. А во время приступов – мысли о дурацком конце и стыдном возвращении в город. Удивительное это соединение трагического с суетным!
8 августа. Первый день нет осточертевшей хвори в такой выбивающей шквальной форме. Осталась слабость, нытьё в пояснице и в боку и опасения, что вновь всё начнётся ночью. Валялся пятого, шестого и седьмого, однако, не постоянно, а с перерывами на прогулки в разное время суток от четырёх часов ночи до десяти часов вечера.
Погода испортилась вчера. Морось, низкий туман.
Пятого пришли с Семячика ребята. Володя (лаборант), Алексей Котельников (геохимик из Института кристаллографии) и Шурик (студент из ДГУ). Иннокентий Несмачный пригнал двух лошадок. Шестого наведывался Виктор Ильич Андреев на предмет совместных маршрутов на Жупановские Востряки. Сегодня опять был Иннокентий с Валерой Ананьевым – поменяли лошадей.
То, что не спросили об этом, неприятно резануло, но промолчал. Вообще же к Валере накапливаются  претензии: пригласил специалиста (Алексея), не спросив  разрешения и не обеспечив соответствующей работой, долго торчит на Семячике, бесцеремонен – история с лошадьми. Надо ещё присмотреться и реагировать!
9 августа. Туман, морось, иногда настоящий дождь. Бок замолчал. Алексей с Шуриком осваивают лошадей и возят на них дрова. Вечером Буян сорвался  с аркана и загулял на свободе. Не даётся, норовит лягнуть. Заарканить, как ковбой. Не могу. Поставил петлю и заманил в неё овсом, задёрнул на передней ноге и одел аркан.
10 августа. Не я тебе сделал подарок, родная, а ты мне. Погода к вечеру прояснилась, из мутной плёнки высветились бледные звёзды, появился чёрный конус вулкана, за ним проглянула прозрачная пустыня неба. Поздравляю тебя, друг мой, с твоим днём рождения. Как ни далеко ты, но всегда во мне.
11 августа. Планируемый вчера маршрут не состоялся – опять весь день дождь…С ребятами болтлив.

Комментарий. Полевой сезон в этом году оказался мало продуктивным, главным образом, из-за отсутствия достаточного для этого времени – надвигалось  открытие четвёртого Всесоюзного вулканологического совещания в Петропавловске Камчатском. Надо было возвращаться туда для  его подготовки. Погода и неожиданная болезнь тоже сделали своё чёрное дело в урезании числа маршрутных дней
Вывод из своего общения с молодыми  сотрудниками для Юрия был скорее неутешительным: он не смог в полевых условиях достаточно тактично и эффективно отрегулировать  уровень между  доброжелательностью  и  строгостью  к ним. Первое явно превалировало над вторым. Это  порождало нарушение  гармонии в  соблюдении субординации и порой к некоторой излишней вольности в поведении молодых.

                1975

13 сентября. Какое нынче большое и разное поле! В июне был вместе с Олегом Селянгиным, Эриком Гребзды, Лилей Базановой и студентом на потоке взрывных отложений 1964 года вулкана Шивелуч – Катином ровеснике. Собрал огромную коллекцию ксенолитов, по ним определённо расшифрую состав среды и материал, из которого возникла взорвавшаяся магма.
Но главное, совершенно новые для меня впечатления о Камчатке. Лиственничные леса с соболями, белками и глухарями,  ледниковые озёра с утками. Величаво-задумчивая стройность  лесов и первозданная голизна тундровых полян среди них, абсурдность буреломно-каменного хаоса от катастрофического извержения – всё необычно и привлекательно.
Потом около месяца (июль – август) – в Налачево. Старые памятные места, интересная работа с источниками были несколько испорчены непогодой и нехваткой продуктов. Но, главное, были всей семьёй. Катюня была почти молодцом.
А теперь снова Карымский, Половинка, Жупановские Востряки, Семячик, снова Карымский и снова Востряки. Детальные разрезы хорошо вскрытых вулканических образований. Постоянные переходы. Кулинарная феерия из подножного корма: медвежатина, оленина, баранина, зайчатина, куропатки, гольцы, кета, грибы. Полноценная жизнь!» И как каждый раз в таких обстоятельствах – отключение от себя, самого  от праздных размышлений,  от сладости раздумий о прелести и путях Вечного в людях. Только мир  Земли взирает в сердце открытым оком неба, непройденных и потому волнующих далей, увяданием лесов и гениальным цветосочетанием тундровых долин.
Сегодня мимо лагеря прошли две оленихи с телятами. Они были такими стройными и упруго изысканными в своих  элегантно-серых благородных нарядах с ослепительно  белыми оторочками у копыт и в подхвостьях, что дух захватывало от этого совершенства. С тревожным удивлением посмотрели они на наше нелепое здесь дурацки нагромождённое становище и торопливо ушли прочь…
14 сентября. Перебазировались на Половинку. Разрезы великолепные. Ключ к геологии Восточной вулканической зоны. Но сходу не всё ясно.
Весь вечер собаки гоняют от лагеря медведей. А позавчера убил одного почти в упор (метра два – два с половиной) возле Жупановского лагеря. Зимка выгнала его из кустов прямо на меня. Деваться было некуда. Пришлось стрелять.
   
Комментарий.  Полевой сезон этого года был посвящён уже более основательному изучению  Карымского вулканического центра,  но сначала  - сбор включений во взрывных отложениях вулкана Шивелуч и закрытие незавершённых фрагментов Налачевского центра – его северная окраина с Краеведческими и Шайбными горячими источниками и  фумарольным котлом  вулкана Дзендзур.
Что касается включений, то действительно рекордные сборы их среди взрывных выбросов вулкана Шивелуч оказались весьма удачными. Там было описано 1014 образцов пород , захваченных магмой в месте её рождения и выброшенных вместе с собственно вулканическим материалом. Последующее изучение их однозначно доказало тот факт, что основной областью рождения магматических расплавов были кристаллические породы фундамента из нижней коры (глубина ;12 – 30 км).
В Налачевской структуре были изучены термальные воды Краеведческих, Шайбных источников и фумарольного котла вулкана Дзендзур с температурой воды до
85 ;  С. Работа эта выполнялась, в основном, Милой. Вместе с родителями в поле была и Катерина. Геология  курировалась (при непосредственном участии) Юрием. Помощниками во всех делах были Лиля Базанова, Юра Горицкий, студенты-практиканты       из Ростовского университета (Миша Калмыков, Аня, фамилия которой забылось,  и др.). Атмосфера и рабочая, и досужая была очень тёплая, дружеская с неизменным юмором. Её не смог испортить даже досадный сбой в их рационе – набор захваченных в поле продуктов был весьма скромен, в главное, крайне скуден по количеству. Пришлось даже поголодать.
              А виновным в этом был, разумеется, назначенный Юрием начальником экспедиции Володя Базанов (по младости, неопытности и, быть может,  просто по невниманию и разгильдяйству) и глава всего этого мероприятия  сам Юрий Петрович (не проверил столь важное дело своего новоиспечённого сотрудника). 
Не помню, то ли по этому поводу, то ли ещё по какому-то Юрий высказался вслух о необходимости каких-то преобразований, на что Лиля Базанова не без сарказма заметила:
- А как на это посмотрит  начальник экспедиции! – И в этом замечании явно прозвучало не то, чтобы сомнение, а абсолютная уверенность в том, что завлаб превышает свои полномочия, что есть над ним инстанция поважнее, и именно ей предстоит решать  всякие важные экспедиционные вопросы и проблемы, и инстанция эта – начальник экспедиции, между прочим, её муж Владимир Базанов.
Вот так в голове деликатнейшего человека, умницы, с большим уважением относящемуся  к своему заведующему Лабораторией, гнездилось представление о деловой субординации в институтской структуре. Похоже, что такое мнение было органичным для всей молодёжной среды. Приказ о назначении на какую-то должность для проведения полевых работ, подписываемый директором, воспринимался  непосредственно как воля и распоряжение директора. Им было невдомёк, что для директора эта акция назначения была чистой формальностью, что своей подписью он просто закреплял волю  заведующего Лабораторией, выдвинувшего своего сотрудника на эту должность. И в каком бы положении  ни числился  завлаб (в данном случае - в составе экспедиции), он и только он являлся для всех её сотрудников, в том числе и для самого начальника экспедиции,  наивысшей властью во всех экспедиционных и научных делах.
Почёт и уважение такому заведующему, который может без конфликтов и взаимных потерь обеспечить гармонию отношений со своими сотрудниками. Юрию это далеко не всегда удавалось. Но, как ему казалось,   в такой прекрасной творческой атмосфере прошел и следующий этап полевых работ  этого сезона  в Карымском вулканическом центре, где он уже непосредственно вступил в контакт со своими новыми сотрудниками по обретённой им Лаборатории наземного вулканизма. Это были Ольга Брайцева, Ирина Егорова, Иван Флеренский и др.          
Кое-чему в полевой жизни пришлось поучиться от них и самому  завлабу. Например, от Вани Флоренского, который обогатил Юрин опыт совсем уж роскошным полевым довольствием в маршрутах. Помимо или вместо обычной снеди (банка тушёнки и банка сгущёнки) в маршрут бралась сковорода и хороший кусок свежего мяса из полевой добычи. Это либо оленина, либо баранина. Можно и зайчатину. На полуденном привале наряду с чайником к костру пристраивалась и сковорода с мясом.15 – 20 минут, и готов полноценный и великолепный обед. Что может быть лучше!
Увы! Этот год унёс в вечность Георгия Дмитриевича Афанасьева. И Москва с этой потерей тоже перестала быть для Юрия той, какой была последние 22 года –миром высокой науки, куда он был вхож почти как к себе домой, перспективой роста и новой жизни,  напутствием и поддержкой человека исключительной порядочности и авторитета.

                1976
Опять отпускной год. Опять с Милой и Катей путешествие к южному солнышку и тёплому морю. Но сначала – Ока, Алексин, Таруса, дом-музей Поленова. Сколько красоты и поэзии! И лишь потом – на юг, в Крым, где обосновались в Ялте. Блаженство от южной благодати было омрачено болезненным Катиным взрослением. Ей, бедняжке, пришлось даже полежать несколько дней в больнице.
Выезжать в поле по возвращении домой уже было поздно. Зато осталась прекрасная возможность увидеть наши объекты сверху:

1 октября. ИЛ-14. Идём в облёт над Южной Камчаткой. И Курильской грядой. День заказной,  штучного исполнения. Красотища несказанная! Синарка – с короткими лавовыми потоками. Это новость. Остров Шиашкатан очень хорош: удобен для житья и украшен двумя отличными вулканами с фумаролами и термальными ручьями. Здесь можно ставить комплексную работу.
Идём на о.Матуа, где уже в течение нескольких дней извергается вулкан Сарычева. Началась эффузивная стадия, лавовый поток спустился в Охотское море и сильно парит в нём. Застава и посёлок пусты - эвакуированы.
 Прошли тремя кругами над пиком Паласа – какая невыдуманная красота! Этот островок (Кетой) достоин внимания. Но, конечно,  остров Симушир со  своим богатым набором очень разных вулканов и великолепными кальдерами Заварицкого и Уратмана просто уникум.
29 ноября.  Почему, когда мы говорим или пишем о великих, то изо всех сил стараемся подчеркнуть  их трудолюбие, неустанное ежечасное, еженощное,  пожизненное               
трудовое подвижничество, как будто без него и вовсе не было бы возможным их величие?! Уж не потому ли, что этим самым как бы и сами приобщаемся к величию, трудясь над своими разными нехитрыми трудами? Мало ли нас таких тружеников? Да не в этом дело! Шириной и неторопливостью зада не сподобишься величия!   

                1977

Главным событием полевой жизни были работы на Дзендзурских источниках, прилегающей территории вдоль реки Жупанова и на вулкане Жупановские Востряки. Очень красивое и уютное место для базового лагеря, а для маршрутов и перебазировок, помимо собственных ног, - дюралевая лодка с подвесным мотором и лошади. В составе отряда были Н.Храмов, И.Флоренский, Ю.Горицкий, Н.Герасимов (математик из МЭИ), Э.Балуев, Мила и её помощницы химички Н.Перетолчина и Е.Бобкова, моторист на лодке, повариха, рабочий. Как и в предшествующий полевой сезон вместе с родителями была в поле и Катерина. Похоже ей это понравилось.
 Насыщенная физическая и умственная работа по дешифровке времени, условий и механизма формирования южной периферии вулканического центра, изумительный образ жизни в атмосфере первозданной природы, здоровых  и естественных человеческих отношений – всё создавало настрой дружественности и гармонии. Этому способствовало также и изобилие щедрых и даже изысканных земных благ от фауны и флоры: оленина, баранина, пернатая дичь, разнообразие лососёвых рыб и икры, ягодники, грибы, душистые травы.  Блаженная прелесть от ванн термальных источников, особенно после изнурительных маршрутов. И ежевечерний ритуал после роскошного совместного обеда у костра с обменом дневными  впечатлениями и  непременным и безудержным чаепитием,  с лихвой восполняющим литровые потери пролитого в маршруте пота.  Просто какой-то рай земной!
В этот же сезон – облёты территорий почти по всей Камчатке.  В июле объекты и вулканы: река Жупанова, гора Стол, в. Карымский, Двор , Жупановские востряки, Ксудач, Ходутка, Желиовский, Голыгинские горы, Толмачёв дол. В сентябре – в. Жупановские Востряки, р. Карымская, в. Большой Семячик, плато Широкое, озеро Кроноцкое, р.Лиственничная, р. Сторож, р. Лев. Щапина, р. Толбачик, в. Северный Прорыв, в. Кизимен, Щапинские ключи, в. Узон. в. Бакенинг.
Помимо создания целостного впечатления о вулканизме в этой сложной и противоречивой структуре, целью облётов был также выбор места для Базы следующих фундаментальных исследований.

20 ноября. Жизнь с купюрами – остаются отдельные странички, между которыми не протянешь логическую нить. Остальное – как унесённые ветром парашютики одуванчиков. Были ли? Что оставили?
За последние два – три года останутся две книги, которые устареют через 5 -10 лет и которые будут прочтены (в лучшем случае) 5 – 10 человеками. А сколько в них вложено времени, сил, мыслей! Да и вся жизнь – в сотне статей, не прочтённых и сотней людей. Стоит ли?
Подобно замкам из песка, которые тут же размываются волной,  и годятся лишь для того, чтобы держать в творческом экстазе их создателя. Мартышкин труд! Но горение, восторг самовыражения. От сознания всей тщеты – горечь. Значит нужно человеку ещё нечто, кроме акта творчества. Признание? Обратная связь? Или ощущение бессмертия в бессмертности создаваемого?
Воздвигая пирамиду, фараон, возможно, адресовал её людям. Стал ли бы он делать это, думая, что вместе с ним исчезнет и род людской? Наверное, нет. Значит, кроме самовыражения в творчестве, хочется человеку быть уверенным в приобщении к бессмертному духу человеческому,  благодарной человеческой памяти. И не обезличенно влиться в неё (это обязательно остаётся от каждого), а сохраниться конкретной целостной личностью. И кажется нам, что  непременным условием этого является сбережение имени. Ведь первое, чем нас  различают, это наши имена. Закон Лавуазье. Пифагоровы штаны. Мадонна Рафаэля. Пирамида Хеопса. Вот так. Хочется, что- либо этакое и Масуренкова.
Но раз создаваемое нами предназначено людям и рассчитано на их благодарность, значит это хорошо, значит не надо над этим иронизировать, значит надо это делать.
 Не слишком ли надолго затянулась подготовка? Возможно, осталось слишком мало времени? 

Комментарий. Запись от 20 ноября навеяна, вероятно,  каторжной работой над сдачей в печать первой книжки, подводящей итог многолетней работы в Налачевском вулканическом центре. Работа эта охарактеризована выше. Она действительно представляла собой неординарное исследование неординарного геологического объекта, зародившегося много миллионов лет назад и продолжающего активно жить и в настоящее время.
Параллельно началась и работа Юрия над главной его книгой, где он решает самые общие и фундаментальные вопросы и даже проблемы    вулканизма как планетарного  явления.
Весьма любопытной оказалась ещё одна дневниковая запись, помеченная этим же числом, но сделанная в другой записной книжке – предыдущая закончилась на выше приведённой записи. Вот она:

20 ноября. Мир несовершенен! Да, полно, так ли это? Разве не восхищает нас сплошь и рядом изумительные совершенства природы. А сам человек – немыслимо  сложное, устойчивое и гармоничное создание. Или кристалл. Или Давид Микельанджело. Ну, допустим, что всё это так. Зато как несовершенно человеческое общество! Погляди, как много в нём несообразного, послушай интеллигентские разговоры или диссидентские вопли. Действительно, в них много правды.
Но, может быть, лучше обратиться к личному опыту, чтобы оценить степень совершенства систем с чрезвычайно большим количеством факторов, создающихся миллионами безграничных миров – людей. Всегда ли нам удавалось организовать даже очень маленькие коллективы этих людей на сколько-нибудь длительное  совместное проживание и деятельность при ослабленном посторонних организующих факторов. Боюсь, что нет. Это нетрудно (сравнительно) лейтенанту, командиру взвода солдат. Но это уже очень трудно звеньевому, возглавляющему отряд пионеров, или завлабу, управляющему десятком научных сотрудников.
А ведь здесь идёт речь только об организации деятельности, но не все жизни в целом! Вот и выходит, что государственная система, не знающая сбоев – уникальная и совершеннейшая организация.
Прорех много, но их оценка должна исходить  от положительной программы, которая даёт надёжную гарантию устранять эти прорехи и не наделать новые в других местах. Всё остальное – пустопорожнее критиканство, недокомпетентность. Последовательность - в том, чтобы в своей деятельности не допускать прорехи – я ведь тоже звено этой системы, и какой-то критик где-то сидит и, видя мои прорех, приписывает их системе, а исправление видит в замене все системы. А я вижу неувязки в его работе. И оба мы говнюки, потому что не не ощущаем: «… не лучше ль на себя оборотиться!.

Комментарий.  Сейчас представляется, что эти рассуждения – прямое порождение ситуации, складывающейся не только и не столько в стране в целом, сколько в Институте и собственной лаборатории. Ситуация явно не совсем благополучная. Противоречия обступали Юрия не только внутри Лаборатории, в его отношениях с сотрудниками, но в с вышестоящими научными и административными функционерами.
Так, например, с его давнишним и самым здесь близким другом Олегом Егоровым они давно уже приняли решение разойтись по лабораториям (чем, впрочем, Олег был не очень доволен, так как с другими завлабами и иными сотрудниками отношения у него складывались тоже весьма напряжённые. За спиной у Юрия ему всегда было комфортней. Но Юрию это давалось с большим трудом, который порой перевешивал свои негативом всё позитивное от старинной дружбы.
 О разрыве с Германом Ковалёвым уже было рассказано выше. С Балуевым изначально не сложились отношения. Он явно принадлежал к иной породе и разделял иные жизненные ценности.
Зам директора и зав Отделом Игорь Иванович Гущенко захотел поиметь собственную лабораторию из числа сотрудников Юриной. Раздел происходил трудно. Интересы Игоря, Юрия и некоторых сотрудников не совпадали. Их приходилось преодолевать  властью вышестоящих.
А что касается прошедшего года, то он оказался весьма плодотворным и в смысле сбора полевых материалов,  подведения итогов по изучению Карымского вулканического центра и выбора объекта для последующих исследований. Выбор пал на Гамченский вулканический центр, расположенный севернее Карымского и Узонского  на Кроноцком пересечении Камчатки. Он бы к тому времени наименее изученным, если не сказать вообще не изученным по принятой Юрием методике системного изучения не отдельно взятых вулканов, а их генетически связанных совокупностей – собственно вулканических центров.                               

                1978
Приступил к написанию монографии «Вулканы над интрузиями».
Опять пошатнулось здоровье. Пришлось ехать на сердечную поправку, на этот раз в Одесский санаторий. Вернувшись из него в Ростов, застал маму в ужасном состоянии. Начались муки походов по врачам в попытках установить диагноз. Он оказался неутешительным – рак поджелудочной железы.

28 июля. Невыносимо тяжело быть бесполезным свидетелем страданий дорогого человека. И ещё труднее бороться с безнадежностью. И ещё труднее бороться с безнадежностью. О нужно. Бывает, что только надежда спасительна.

Комментарий. Кларочка, дочь маминой двоюродной сестрички тёти Ани, и Кларин муж Виктор Диомидович Перелатов, не последние в Ростове медики, устроили маму к замечательному хирургу Константину Григорьевичу Тер Поносяну. Он сделал операцию, но не радикальную – это было уже невозможно. Но страдания облегчил и отодвинул на девять месяцев.
В больнице за мамой ухаживала Мила: «…и сразу же завоевала симпатии всей палаты и отделения. Заставила бегать самую неповоротливую сестру.»
Маме стало лучше, почти никаких признаков болезни. Домой улетели с Милой в конце августа

12 сентября. Вылетел вертолётом на р. Сторож – место нового Базового  лагеря. Летом его оборудовали Н.Огородов с Н.Литасовым: двухместный домик (сборный), к которому пристроили тамбур такой же ёмкости; отличная застеклённая столовая на 25 человек. Источники тоже очень хороши. Река кипит порогами и рыбой.
16 сентября. Столпотворение: прилетели и улетели заказчики (создатели луноходов и прочей инопланетной техники)…с одной целью – поживиться рыбой.

Комментарий. Справедливо полагая, что Огородов со своей группой более эффективен в хозяйственной, чем в научной сфере, Юрий назначил его непосредственным контактёром с Институтом НИИТРАНС МАШ, который для испытания своих космических конструкций на Камчатке нуждался в вертолётном обеспечении. По каким-то условиям ему необходимо было арендовать их не непосредственно в аэрофлоте, а через посредника, каковым и был выбран им Институт вулканологии и сейсмологии. С.А.Федотов поручил это курирование трансмашевцев Лаборатории Ю.П.Масуренкова, а последний выбрал для этого Огородова.
По началу казалось, что это правильный выбор, тем более, что параллельно Огородову было поручено и оборудование полустационарной Базы для развёртывания основательных работ в Гамченском вулканическом центре, для чего было необходимо и основательное вертолётное обеспечение. Этим обеспечивалось использование в необходимых объёмах вертолётов, арендуемых НИИТРАНСМАШЕМ – наш институт и  сам использует вертолеты, и  помогает ими коллегам за их средства.
Время  и поведение Огородова показало, что вертолёты использовались им не столько для науки, сколько для иных целей – мероприятие обратилось в браконьерскую феерию, о чём уже было поведано выше. Время показало также, что ставка в этом вопросе на Огородова была грубой ошибкой Юрия, и именно ему впоследствии пришлось её исправлять.
Конец года ознаменован завершением работы над монографией «Вулканы над интрузиями».
               


                1979

11 января. Опять (уж который год подряд!) с головой зарылся в новую монографию. Организовал более двадцати человек для участия в ней. Завершаем многолетние работы по Карымской структуре.  Со скандалом ещё год назад ушёл Селянгин. Сейчас изо всех сил пытаюсь не опоздать со сдачей монографии в редакцию. Ещё два месяца назад не было написано ни строчки. Теперь, кажется, всё выстраивается и завершается. Устал. С отвращением думаю уже о необходимости продолжить предзащитные игры после сдачи монографии.
Забросил даже лыжи.
27 апреля. Вчера вечером и сегодня утром – телеграммы, сначала тревожные, потом отчаянные, и к 9 утра раскололось коротким и окончательным: «МАМА  УМЕРЛА  ИГОРЬ».
И её уже не было, а телеграммы всё летели и взывали, и дрожь, как судороги, взвинчивала ночь,  наступившее утро и следующий за ними день. А посреди этой сумятицы позвонил в Ростов, и Женя как-то страшно деловито или затолкано брякнула:    « умерла в 12, привези мясного!» Когда положил трубку, что-то покачнулось и невозможность случившегося стала на мгновение такой пронзительной, что молчание было, как долгий крик безнадежности.
И прошло. Только  спокойная тяжесть привычной боли… А тяжесть давила и было болезненно жалко немыслимо родную любимую до мучительства мамочку. Она уже знает, что такое смерть, ещё недавно не знала, как все мы, страшилась и ждала, звала и отчаянно отталкивала. А теперь знает и молчит. Молчит навсегда. Я всегда ощущал её любовь надёжность и постоянство сильнее, чем что-либо иное из внешней жизни или в самом себе! А как же будет теперь! Но когда я её впервые, увидев,  запомнил?               


                1980 

13 марта. Четыре месяца – как день. И не пустой. Суетной в муравьиной возне Ставрополь: мебель, перестановки, какой-то ремонт, толчея  (?-неразборчиво) в дублёно-кожаном ажиотаже. Ростов – страшная пустота родительского дома, тяжкие переговоры с родственниками о вселении в него Сергея. Потом опять Ставрополь – сказочные снега, минуты отдохновения, экстаз одиночества и несказанные красоты леса. Опять бытовая в магазинах Москва и, наконец, в начале января – дом.
Приспособление к новому (старому) ритму – мучительное осознание суеты и напрасности уходящего времени. 4-го февраля – приступ стенокардии и на целый месяц повержен в страшнейшую депрессию, где, ползя по её чёрному скользкому дну,  перебирал обломки разрушенных  пыльных планов. Жизнь прожита напрасно, но ещё осталось время, и жалко не ушедшего (беспредметно), а того будущего времени, которое можно также разбазарить, как и ушедшее. Поиск выхода: чтобы писать, наконец, жизнь, надо освободиться от работы. Совмещать не могу. Стало трудно совмещать администрирование даже с наукой, а всё это вместе с литературой – просто  немыслимо. А тут ещё проклятое здоровье не оставляет иллюзий о бесконечности жизни!! Она уходит каждый день. И сегодня тоже уже ушла и ничего не оставила. А надо оставлять ежедневно.
Захлёбываюсь в мелочах, быту дрянных мыслях, чувствах пигмея, страстях лилипута, интересах ублюдка.
19 марта. На днях получил письмо от т. Лизы – с квартирой для Сергея всё поломалось (администрация, якобы, против), а обиды все уладились, слава Богу! Камень с души – вон!
Солнце уже очень яркое и горячее. Ручьи. А голова и сердце забиты всякой дребеденью: статьями, совещаниями, редакционными делами, рецензиями, политикой администрирования – а ведь всего -  завлаб-то!
Днями был разговор с Олегом по поводу приказа Б.Иванова в связи с пожаром в Ключах (сгорел гараж и три машины) о запрещении готовить пищу и гонять чаи в институте (всё на пожароопасных электроплитках!). Олег раздражён глупостью приказа и косностью системы, которая предопределяет глупость руководителей, их негибкость и нежелание улучшений. Как главный мотив – отказ администрации института предоставить ему двухчасовой перерыв с соответствующим  перенесением окончания работы на час. Это надо Олегу для дневного отдыха, после которого у него резко увеличивается производительность (в полтора раза!). Сколько было  пролито по этому поводу ярости в адрес всей системы: она нежизнеспособна,  она мешает, капиталистическая лучше, хозяин сообразил бы, что гибкость увеличивает отдачу и т.д. и т.п.
Это было очень странно слушать от Олега: за 18 лет он выдал один отчёт и 1 – 2 статьи (всё не в срок, а с большим запозданием). И получил за это время квартиру и более 60 тысяч рублей, то есть более чем благоприятные условия, если учесть, что сам выбирает тему работы, место полевых работ и обеспечивается при этом полевым снаряжением и обслуживанием в виде аналитических работ и условий труда (кабинет, микроскоп, лаборанты и т.д. и т.п.).
Я ему сказал об этом. Довольно деликатно. Вроде того, что нам стоило бы подумать, как мы отрабатываем свой хлеб, масло и свободу творчества. Разозлился ещё больше. До белых глаз. И заявил, что мы говорим на разных языках,  и понять нам друг друга невозможно.
Действительно, как же тут понять, если человек абсолютно обнаглел от безнаказанности, безответственности, фантастического паразитирования на государстве и при этом негодует от невозможности приспособить государство к своему дивану, режиму потребления  и  физиологического функционирования!
- Да ты просто стал диссидентом каким-то! – Заявил я ему. Обиделся, ушёл. Избегает уже несколько дней.
Я не ошибся, я действительно несколько раз переспросил его, какие у него конкретные претензии к  администрации, «отражающей нашу позорную систему». Запрет пить чай на работе и отказ в двухчасовом перерыве! А когда я спросил, кого бы он назначил в институте в управление, он назвал и Федотова, и Сугробова, т.е. выбрал тех же, кого  выбрала «порочная система». Здорово я подловил его на этом!
                ---
Какое чувство вызывают закаты. Грусть расставания со светом,  как  с жизнью. И зов вслед уходящему солнцу, будто там за кромкой горизонта в сиянии зари – обещание таинственного счастья. Там миры,  расцветающие ярче грёз, там встреча с новым и заветным. Туда улетает душа твоя,  юная трепещущая птица. Вечерние зори всегда возбуждали не сбывшимся, тревожили, манили.
25 марта. (вторник). Как противно быть с людьми не до конца искренним, полуоткрытым, что-то умалчивая, что-то утаивая! Никак не могу привыкнуть к этому. А между тем, это, видно, непременная логика человеческого общения. И, может быть, одной из высших ценностей является искренность, полная разделённость.
Чёрные ящики со скупой непроверенной информацией! Что нас заставило быть такими? Ложка дёгтя способна испортить бочку мёда. Капля зла и мы становимся непрозрачными. Как иначе уберечься от него? Убеди, что ты – с добром. И тебе раскроются. Но прежде получишь столько тычков и запрещённых ударов, что  скоро иссякнешь и сам оденешься в непрозрачное.
«Ад – это другие!» - скорее всё же это англичане, а не французы.
28 марта.  Не проходит дня, чтобы не коснулся сердцем того мира, где осталась мама. Наверное, я больше сын, чем отец. Почему же, зная неизбежность  скорой смерти, скорого разрешения, я не остался с нею до конца? Так и Игорь забегал на минутку, чтобы каждый день возвращаться к семье. А когда ей стало совсем плохо, и он, как обычно, собрался уходить, она пристально посмотрела на него. И он что-то прочитал в её глазах: «Ты что так смотришь?».
- Смотрю, кого я произвела на свет». – Он молча разделся и остался. И был уже, пока это ни случилось.
Так рассказала тётя Лиза. А я уехал от её глаз. Это мучительно. Беспокоит телефонный разговор с ней (дней за 5 – 3):
- Нет больше сил, Юрочка. Хочется броситься вниз головой, чтобы всё кончилось. –А голос слабый, неверный, но – её, тот, которого теперь уже никогда не услышу. Никогда.
Да и кому он нужен, кроме Игоря, тёти Лизы и меня!
Что-то невозможное! Зачем всё это? Какая целесообразность? Милосердие?
15 апреля  (вторник). После статейного взрыва к работе не тянет. Сижу на институтской сессии,  слушаю наши серые научные будни и, оказывается, что к вечеру очень устаю.
Мила хорошо долетела. Пью пиво и смотрю «Хождение по мукам». Жаль их и завидно им. Мысль о писании стала привычной, наркотиком, хобби. Она вполне заменила саму потребность писать. И всё-таки Nulla dies sine linea – ни дня без строчки, как изволил бросить в гулкие века Плиний.  И они откликнулись несмолкаемым эхом строк, страниц, фолиантов.
16 апреля (среда). Дослушали доклады и тайно распределили премии. Не могу сказать, что был совсем беспристрастным. Где-то чувствовалось удовлетворение от того. что могу по вполне законным и как будто объективным мотивам сместить претендента вниз или вверх. В этом удовлетворении – гармония действия с внутренней потребностью правосудия. Потребность же вытекает из всего комплекса сигналов, исходящих от человека. Конечно,  главным все же был доклад. Но присутствовали и другие мотивы. Даже, может быть,  не всегда полностью осознанные симпатии-антипатии.  Даже в оценке самого доклада присутствует весь букет контактов с докладчиком. И всё же, несмотря на явный субъективизм, в целом (%% на 75 – 85) мои оценки совпали со средними: из 5 призёров на 1 – 2 места мною предложено 4, а из 11 аутсайдеров -9 (81 % - Ю.М.).
Утром звонила Мила – всё в порядке.
Самочувствие днём очень плохое – болит под правым боком у пояса. Боль возникла позавчера почти внезапно, достигла апогея к вечеру и держалась на одном уровне весь вчерашний день. Сегодня слегка легче, но общее состояние – из рук вон!
К ночи стало лучше, сел работать над Эльбрусом.

Комментарий.  Итак, твёрдые 80 % безусловной порядочности и профессиональной объективности характеризуют нашего героя в оценке им творческой состоятельности своих коллег по науке. Остальные 20 % продиктованы либо личным чувством симпатии-антипатии, либо каким-то иным субъективным чувством несправедливости или некомпетентностью. Много это или мало? К какой категории людей следует нам отнести его, опираясь на эти его собственные оценки самого себя? За искренность с самим собой – хвала. А за результат: не очень. Но всё же, по-видимому, не совсем безнадежный проходимец, есть хорошая основа для исправления, что позволяет надеяться на обнадёживающую перспективу.

17 апреля (четверг). Вчера референт Нина Павловна предупредила о сегодняшнем заседании дирекции, на которое приглашался и я. Проснулся рано, и первое, что пришло в голову- дирекция. Связал её с ожидаемой реорганизацией и переводом группы моих математиков в Вычислительный центр. Продумал систему защиты: политика дирекции как  планомерное (может быть, и не преднамеренное) вытеснение моей лаборатории. Экскурсы в историю: отказ в микрозонде (1969 – 70 гг), уклонение от расправы с саботажниками в лаборатории взаимосвязи и удовлетворение моей просьбы об освобождении (1971 г), отделение от моей лаборатории нового подразделения с переводом в него преимущественно творческих сотрудников (1977 г), изъятие из лаборатории сотрудника (Ананьева) во вновь создаваемую группу микрозонда (1980 г). И, наконец, изъятие математиков – это то, что я ожидаю
Поза оскорблённого достоинства. Подрыв перспективного направления. Протест.
Дирекция не состоялась. Отменил. Более того,  директор сегодня подписал приказ о приёме сотрудника в мою лабораторию вместо ушедшего Базанова (плюнул на науку, пошёл на производство). Этим как бы  надломил мою внутреннюю пружину,  снял напряжение. И даже расслабил: на Учёном совете, выдвигая свою кандидатуру на звание профессора, сказал, что об этом надо подумать С.И.Набоко, М.М.Василевскому, Ю.П.Масуренкову и некоторым другим. Это была неожиданная приятность. И сразу же за ней  -  отвращение к себе за тривиальность, заурядность потребностей.
Бок делается незаметнее, работа слаще. Получил письма от Кати, т.Лизы и Олега. Олег похоронил отца и как-то неуклюже и нелепо шутит на эту тему. Катя острит, т. Лиза оправдывает ситуацию с квартирой, выгораживая Игоря. А у меня неудержимо вспыхнула обида на Игоря не столько за Сергея, сколько за его молчание. Отказал Сергею во временном  жилье (мамина квартира) из-за каких-то угроз администрации, а мне ничего не сообщил – глухое молчание!
Сердце обливается кровью, как вспомню, что продали сад и домик, ухоженные родителями. Откупил бы втридорога, лишь бы  иметь возможность иногда приходить туда и общаться с ними.
22 апреля (вторник). Ну, вот, сегодня директор объявил о создании Лаборатории матобеспечения за счёт моих математиков. Их трое. Я, конечно,  застонал. Он стал убеждать. Я –выражать отчаяние. Он намекнул на возможность большой реорганизации и моего укрепления за счёт петрографов (это моих-то бывших!). И в общем предложил мне подготовить  предложения (!?!). Как будто инициатива исходит от меня. Надо повернуть дело так, чтобы предлагал он, а не я. Надо твёрдо стоять на тезисе дискриминации и грабежа. Но всё-таки иметь план реорганизации.
23 апреля (среда). Эта возня из-за престижности, «жизненного пространства» не радует и не увлекает, более того – противно мелочиться. Я сделал доброе дело, нужное Институту. Правильно ли наказывать за это именно меня?! За такое награждают – вот и вся моя позиция!
27 апреля (воскресенье).  Второй день дома – всё из-за спины. Обнаружил в кармане пиджака листок, где выписан длинный (!) ряд годов, и против каждого – место полевых работ. Вот они:
50 год – академическая практика в Абадзехской.
51 год – производственная практика в Вост. Сибири, рр Ченча, Жуя,Чара (июль – ноябрь)
52 год – производственная практика на Кавказе (р. Белая) и лагсборы в Казачьих Лагерях под Новочеркасском
53 год – первая поездка с Г.Д.Афанасьевым на М.Лабу и начало самостоятельной работы в Н.Чегемском районе (базы в с. Лечинкая и Каменка – Наталья Максимовна Меньшикова (?)
54 год – работы на Каменке, Баксане, Кестанты, Джунгу-су, Верхнем Чегеме (пустые аулы, полуразрушенные мосты, сотенные стада туров)
55 год –  снова В.Чегем, Каменка, Малка. Актопрак, В.Чегем, Джунгу-су, Урух, Хосон-суат, Куркужин
56 год – Каменка, Заюково, Гунделен, Куркужин, Пятигорск, Дарьял, Грузия, Эльбрус, Каменка
57 год – работа над диссертацией, фестиваль (Пльзен-бар) – осенью поездка к Сане в поле на Зап.Кавказ в район Туапсе
58 год – Долина Нарзанов, Приэльбрусье
59 год – Долина Нарзанов, Армения –I всес. Совещание вулканологов
60 год -  Приэльбрусье
61 год – Трусовское ущелье, Эльбрус, Тамань;
62 год – Камчатка, Половинка, Халактырка
63 год – Налачева, Закорякье
64 год – Ганалы, отпуск; Ростов, Ставрополь, Кавказ с Афанасьевым и Саней
65 год – Быстринский хр., Налачева, Китхой,
66 год – О.Беринга, Налачева
67 год – Отпуск: Ленинград, Болгария, Гантиади, болезнь отца зимой 67/68
68 год – Блистательный поход – М.Семячик – Карымский - Б.Семячик – Узон – Кихпиныч – Долина Смерти – Жупаново, Налачева. Гибель Валеры 29 февраля
69 год - отпуск: Кастрополь, Дивномрск, Ростов, совещание во Львове (III Всес. Вулканологическое) и петрографическое в Баку
70 год – провал лабораторных планов – возня с директором и  лабораторией, в октябре – с Олегом Егоровым в Налачево
71 год – М.Семячик
72 год – в. Шивелуч (с Лёней Гарифулиным), Толбачик, Налачево
73 год – отпуск: Ростов –пароход -Дивноморск
74 год – в. Карымский, IV-е  Всес. Вулканологическое Совещание в Петропавловске, облёты
75 год- в. Шивелуч, Налачева, Карымский, Жупановские Востряки, Семячик. Отпуск –Хоста
76 год – отпуск, Севастополь, Ялта. Облёт Курильской гряды, Сахалин
77 год – облёт юга и востока Камчатки. Р. Жупанова, облёт востока, выбор Сторожа, Козыревск
78 год – отпуск. Одесса. Ростов (болезнь мамы), осенью – Сторож
79 год - облёт восточной зоны, включая Нов.Толбачики и юга (с Богатиковым), облёт с В.Е.Хаиным и А.Роновым восточной зоны с посадками на Карымском, Гейзерной, Стороже и в Ключах. Отпуск: Москва, Ленинград, Новгород, Ростов, Ставрополь
              30 апреля (среда).  Сегодня Сергей пригласил для беседы. Инициативу взял я, извинившись за отказ от Франции и поблагодарив за высокую честь включения в кандидаты. Отметив мой такт и скромность, он заявил, что самое смешное состоит в том, что я остался в списке – Твой самый большой недостаток – ты не видел, как они работают. Это надо обязательно видеть, по литературе ты этого не поймёшь А неполноценность языковую надо преодолевать, в том числе и поездками.
Я не стал настаивать, т.к. чувствовал, что пригласил он меня для другой беседы. Но приятная основа для неё была таким образом создана (неужто я овладеваю наукой дипломатии?!).
 Он начал прямо:
 -Лаборатория взаимосвязи не выдерживает никакой критики, К.Н.Рудич не перевыбирается на следующий срок из-за возраста. Да он и не в состоянии навести в ней порядок. В связи с реорганизацией,  созданием математического центра с изъятием у тебя математиков было бы вполне естественным сконцентрировать петрографию у тебя и подчинить тебе музей с микрозондом (!). Как ты на это смотришь?- Я отметил принципиальную целесообразность компенсировать мне мою потерю и поблагодарил за справедливый подход к вопросу (наградить, а не наказать за внедрение математики в Институт!):
- Я принципиально за переводы и перестановки. Может быть,  целесообразно рассмотреть вопрос не о полном переводе лаборатории взаимосвязи ко мне, а о частичном, т.к. весьма разумным было бы вообще разделить это нездоровое для Института содружество (вот какую «подлянку» я подкинул Волынцам!).
- А кого бы ты мог принять в свою Лабораторию? – Я назвал Рудича, Флёрова и Хубунаю (из подводного вулканизма)
- А Волынец и Колосков?
- Ну, разве что Колосков, т.к. Волынец был наиболее активным антагонистом в 1969-70 гг.
- Лучше было бы передать тебе Волынца, а Колоскова – Кутыеву
- Давай не решать сейчас. Отложим до осени – время может подсказать новые решения.
Затем разговор  перевёл к Эльбрусу. Сказал о работе по реконструкции и под очаг. Спросил, поддержит ли он вероятный договор с Сев.Кав. ПНИИИС (эта вероятность – целиком на моей совести или фантазии!). это его просто вдохновило. Он сразу весьма одушевился и стал фантазировать на сумму 500 тыс руб. – длительный и солидный договор под комплекс работ в Приэльбрусье. В общем – вцепился! На полевые работы получил, конечно, добро.
Ну, и что же! Сегодня сыграно неплохо. Не ясно, правда, следовало ли открывать карты с очагом и договором. Это ведь только призрачная надежда! Пожалуй, получить за одну надежду без нервотрёпки полевые на Кавказ – это хорошо. А если будет договор и разворот  работ на Эльбрусе – всё равно без него не обойдёшься. Надо только успеть до него сделать публикацию заявочную на очаг – приоритет в проблеме пригодится!
Вот пишу обо всём этом казённейшим и нелепым языком, а самому противно. И от языка и от писания об этом. Впрочем, это моя жизнь, её стыдиться не надо. Чистоплюйство до добра не доводит – я и так уклоняюсь от многого, что вправе иметь. Конечно, не следует забывать, зачем вся эта возня. Ведь не для (не только для) самоутверждения. Хочется завернуть (!?) очень важное, необычное и крайне интересное дело на Эльбрусе, иметь возможность вести ту работу, которую веду сам и которую ведут мои коллеги (я ведь ответственен и перед ними; если сдам позиции и позволю себя ущемить – они это тоже испытают на себе и будут вправе сказать: а зачем ты взялся нами руководить, коль не можешь обеспечить нас нормальным делом и соответствующими условиями?), да и вправе (даже обязан) реализовать тот потенциал, который является достоянием не только моим, но, главным образом, мой Родины – уж коль говорить высоким языком!
В общем.  чистоплюйства во мне и так предостаточно (не участвую в конкурсах научных работ, отказался от заграниц, пренебрегаю рекламой  и совещаниями и т.д.).  А что касается языка, то здесь мне нет оправдания. Иногда он просто выпадает из внимания и тогда начинаешь говорить, чёрт его знает, на каком воляпюке.
                ---
Ананьеву Валере  я не сказал, что он так и не  попал в список «иностранцев» после моей рекомендации! Наверное, нельзя сразу, тем более, что ещё не окончательно я остался в этом списке. Кстати, разговор об этом с  директором я затеял после того, как Ольга мне сказала, что он не простит мне этот отказ (надо было его нейтрализовать!).
1 мая (четверг). Господи! Какой это был праздник в том далёком солнечно голубом детстве! Помню его на нашей предвоенной квартире (Береговая 57, кв. 14).
Утро всегда-всегда яркое от пронзительной и невероятной синевы утреннего ещё прохладного и абсолютно чистого неба. И над всем господствует белое до звона и уже тёплое нежное солнце. Оно насквозь пронизывает комнаты и пронзительным ломаным квадратом лежит на полу, стенах, мебели. Окна распахнуты навстречу всему миру, празднику и ветру. Он весело врывается в комнаты, играя белыми гривами гардин – так называли тогда белые прозрачные занавесы на окнах. С  этим весёлым ветром сливались бодрые, торжественные и жизнеутверждающие марши, которые разносились по всей квартире из плоского чёрного колокола репродуктора (я всегда пытался добиться какого-то особого проникновенного звучания, меняя его натяжение в середине конуса по стальному стерженьку). Настроение – непередаваемо. Распирает от огромного счастья и ожидания необыкновенных событий. Родители такие молодые и белозубые, бабуля весёлая-превесёлая, весь мир добр и повёрнут к тебе счастливым лицом.
Пока готовимся на демонстрацию и к торжественному завтраку, буйное нетерпение выгоняет меня из дома. Выбегаю на набережную. А здесь – весь сине-голубой смеющийся Дон. Он кажется неоглядным, неведомо откуда приходящим и неведомо куда уходящим. Он, как та дорога, по которой тебе предстоит идти. Может быть, потом меня всегда будет волновать и звать за собой закат, что Дон у моего дома всегда шёл только с востока на запад и уводил меня за собой в моря, океаны, в романтику узнавания неведомого (но по иронии судьбы я ушёл не на запад, а на восток).
Над пляшущей мелкой донской волной, нежной майской зеленью и безбрежными камышами Задонья («та сторона») веял тот же весёлый ветер, который «обшарил все моря на свете». Им дышалось легко, радостно, упоительно. Я не мог, конечно, разобраться в сложных и тонких его запахах, но одно мне было несомненно – это были запахи счастья, которое мне предстоит испытать и испить.
А сегодня (то есть – тогда!) – распирающие праздничные заботы: показаться сверстникам в обнове, не опоздать на демонстрацию, начать (традиционный ритуал) купальный сезон в Дону.
Ничего этого уже давно нет, а между тем всё есть и есть. Оно осталось во мне и со мной, и только со мной и уйдет из этого мира. От этого осознания – девальвация радости, празднества, непосредственности. Кажется,  это коснулось и наших детей. Я не вижу в них, у Кати и её друзей.  такого же счастья от первомайского праздника. Или оно придёт к ним с возрастом как воспоминание детства?!. Поэтому сегодня – грустно. От воспоминаний. От одиночества. От неспособности к празднику.
С возрастом усиливается потребность в работе, а с нею и способность трудиться. А вот способность праздновать исчезает. Наверное, праздник это иллюзии. С потерей иллюзий (или ожиданий?) праздник превратился просто в отдых. И всё же нельзя человеку полностью терять иллюзии, нельзя ему лишаться праздника – это ведь часть Души. Без них – цинизм и опустошение. Даже любовь не компенсирует такие потери.
 6 мая (вторник). Работал над обоснованием полевых работ на Эльбрусе.  Их необходимость для меня настолько очевидна и значение для геологии столь велико, что записка кажется абсолютно убедительной (мне). Весь ушёл в размышления, воспоминания, аэрорфотографии Приэльбрусья и Эльбруса, карты, статьи о нём. По-видимому, эту записку надо потом развёртывать в заявку под договор и статью в наш журнал. Может быть,  следует подумать о письме в Ставропольский и Кабардино-Балкарский крайкомы партии.
Увлечённость Эльбрусом (сейчас она отодвинула всё, но началась давно,  в самом начале 60-х годов) захватила целиком и вытеснила главное – писать. Как же совместить это? Откуда и куда эта увлечённость? Конечно, прежде всего это интерес, второе – потребность сделать нечто большое цельное, очень полезное и вполне материальное (так сказать, вещественный памятник, рукотворный!). третий момент, с которым, по-видимому,  связана последняя активизация (полевая поездка в лето-80, ориентация на договор под бурение в очаг) – желание уйти из Института и уехать с Камчатки. Тут обнаруживается нечто парадоксальное: кавказская активизация началась под идею создания на Кавказе какой-то ячейки, где я смог бы продолжить работу, а вернее создать условия  для совмещения работы с писанием. Т.е. в основе кавказского варианта – стремление отойти от вулканологии и получить возможность для главной работы. Но включение в этот вариант напрочь отодвинуло первоначальную идею и целиком захватило самой сутью проблемы – обуздать вулкан, регулировать его деятельность, используя его энергию и вещество для людских нужд. Идея очень красивая.
Я высказал её Федотову, когда он воцарился в Институте и интересовался тем, какие направления следовало бы избрать для  развития Института. Это было в 70 году. Тогда у меня (69-70) была ещё одна кавказская активизация. Под её воздействием я проталкивал и авачинский очаг. Сейчас все об этом забыли или сделали вид. Но в записке, по которой принято решение правительством о сверхглубоком бурении в авачинский очаг, именно мне принадлежит идея и реализация авачинского варианта (Дрознин считал тепло от очага!). А Виктор Сугробов и Женя Вакин были горой за гидротермальные системы. Вакин так и остался патриотом гидросистем, а  Сугробов стал главой освоения очагового варианта. Меня как и не было в этом деле! Интересно, как получится с Эльбрусом?
Так вот. Тогда Федотов отверг эту идею, избрав для Института международный геофизический проект. Теперь он понял, что с очагом стоит возиться. Впрочем,  понял это он раньше, когда совершенно непонятно и, не согласовав со  всеми авторами, влез в нашу коллективную заявку- статью по авачинскому очагу (в качестве первого автора!). Для меня это было большой неожиданностью, когда при опубликовании я увидел во главе нашей компании Федотова. Ну и Ну!
10 мая (суббота). Впервые в этом году ходил к бухте. Снег лежит пятнами. Грязно. На двух деревьях (вербы) почки проклюнулись белым пухом. Жаворонки неистовствуют.
 Опять погрузился в булавинское движение. Как всё не просто! Сложнейшее движение народных масс с разными мотивами, заинтересованностью и незаинтересованностью. И какая примитивная трактовка этого события и Соловьёвым, и Лебедевым, и Пронштейном! Надо совсем не так. Сначала отыскать все факты. Потом их соединив, реконструировать логику и мотивы поступков и побуждений участников этого движения. Уже сейчас кажется, что Булавин, Некрасов, Драный, Голый, Хохлач, Зерщиков и другие участники и причастные не столь однозначны и, порой, вовсе не заслуживают принятого распределения ролей и повешенных на них ярлыков.               
 11 мая (воскресенье). Носа не высовывал – постирушка, работа над Эльбрусской запиской, булавинщина. Опять боль в сердце. Проклятье!   
  12 мая (понедельник).  Может быть, сделать это в виде исследования (реконструкции) мотивов и исторической роли событий в судьбах России. Сопоставить деятельность Петра (в том числе война со шведами и Полтава) с антидеятельностью казачьего движения. Что  здесь прогресс, что «контрреволюция». Булавинское движение, как и всякое стихийное крестьянское или рабское, социально бессмысленно, а потому враждебно историческому ходу. Оно ведь не имеет реальной программы и направлено конкретно против «плохих» царей, господ немцев, елинской веры и т.д. Оно – реакция (бессмысленная, жестокая, беспощадная) на несправедливость и жестокость системы. Но заменить или улучшить систему оно не может. Поэтому объективно оно реакционно. Реакционно ещё и потому, что противится прогрессивным преобразованиям. А последние – на благо только потомкам и на выгоду только отдельным классам и группам. Большинство современников от этого прогресса бегут и стонут и восстают против него.
И всё-таки в этом восстании – сознание несправедливости, обделённости не историческим ходом событий, а конкретными деяниями. В этом протесте – непосредственная животная боль, непосредственная животная жажда собственного счастья, непосредственный здоровый эгоизм живого – дай мне жить! Ему наплевать на историю, судьбы России, наплевать на саму Россию (Некрасов).
Вот и выходит, что пока движение протеста не имеет перспектив, оно может играть даже реакционную роль, потому что мешает естественному ходу прогресса и потому что, как правило, излишне и бессмысленно кроваво – порождает жестокость и безнравственность.
Но народ поэтизирует своих недалёких вождей и чернит их вразумителей. Он готов простить своим вождям их чудовищные кровавые бани, потому что они дают им на мгновение ощущение свободы и справедливого мщения! Но какой ценой!
Как несправедлив народ: чем ближе к нам это совершается, тем делается понятнее бессмысленность акций протеста  в виде террора (Ал. Ульянов) или необходимости идти другим путём (Вл.Ленин)
Может быть, стоит пересмотреть истинные роли участников булавинских событий? Пересмотреть приговор истории, народа? Может быть, кто-то заслуживает оправдания?
Крайности прогресса и крайности реакции на него – вот  горький путь человеческих скитаний по пути истории. Страстные натуры вождей – какова их роль? Может быть, лучше вожди трезвые и холодные или просто не склонные к крайностям: «героизму», исключительности? Иван Грозный и Пётр – очень горячие и позёры. Алексей Михайлович прост и тих, но так, но так ли уж он незначителен для судеб России? Вот и Булавин – не поднялся до кровавого размаха Разина или Пугачёва – может быть тем и лучше!
А эта дрянь - сердце опять просит нитроглицерина.
13 мая  (вторник). Как и следовало ожидать, врачи воспротивились моей поездке на Эльбрус – большая высота, кислородное голодание, нагрузки. А Вы три месяца назад перенесли стенокардию напряжения да и, честно, при нагрузках у вас обнаружена скрытая коронарная недостаточность. В общем, явная ишемическая болезнь – на Эльбрус нельзя!
Я взмолился. Завтра будут делать повторную кардиограмму при нагрузке. Что она покажет?!..
                ---
А в мыслях – варианты отступления. Составлю детальную программу, всё распишу, покажу на карте. Им останется только хорошо выполнить. Конечно, это - не то. Никто из них не был на Кавказе, никто не представляет задачу в полном объёме, никто не видит все возможности и пути её решения. Но всё же нельзя срывать экспедицию. Надо её провести хотя бы на уровне рекогносцировки. А я останусь здесь и займусь Булавиным (рука судьбы?!).
14 мая (среда).Кардиограмма нормальная! Правда, накануне и перед процедурой наелся лекарств (на всякий случай!). Еду! Но что это стоит! И день и рано вечером спал, но сна совсем нет.
Внезапно пошёл снег. Крупные яркие хлопья на фоне чёрной земли. Красиво, но неестественно.               
15 мая (четверг). Сегодня родилась доченька. Послал ей телеграмму, заказал телефонный разговор. Ночью буду говорить.
Мила купила билеты. Летим 28 мая. Всё налаживается.
В библиотеке (областной) отыскал единственную книгу о Булавинских событиях: «Восстание Булавина» Подъяпольской. Читаю, удивляюсь – насколько примитивный анализ! Как будто это рабская услуга на социальный заказ бурбона. Рождено жидкими бабскими мозгами. Герои и злодеи.
               
                1983

Этот год, помимо подготовки к защите докторской диссертации, фактически почти полностью был посвящён арктической эпопее, о чём обстоятельно рассказано в предыдущих записках. Это была прекрасная пора слияния с замечательной историей Земли Санникова – её поисками, надеждами, очарованиями и разочарованиями – совершенно особая страница в жизни нашего героя.