Остаюсь с тобою Глава 2. Трепет

Аннотация: История двух братьев и товарищей по группе, которых бремя славы, тяготы шоу-бизнеса, наркотики и ревность толкают на роковые поступки, последствия которых преследуют их долгие годы. Одной из основных тем книги является наркозависимость, также затрагиваются темы психических расстройств, инцеста, гомосексуальных отношений и некоторые другие тяжелые или спорные вопросы. Однако прежде всего это книга о Поиске: себя, своего места в мире, Бога, семейных ценностей и любви, которая побеждает все… 



Everytime I'm looking to you straight in the eye
Baby, baby, baby, I get the thrills…

The Kelly Family «Thrills»


***

Германия, 1990-й

Между Патрицией и Джимми, шестым и седьмым ребенком Семьи был год и три месяца разницы. Между Джимми и следующим за ним по возрасту Джоуи – год и десять. При такой маленькой разнице в возрасте, они были ближе друг другу, чем все остальные братья и сестры в их семье, ближе, чем бывают иные тройняшки. Однако, несмотря на неразлучность, обладали совершенно разными характерами. Не по годам рассудительная и практичная Патриция с детства играла в их троице роль головы, часто оставаясь в стороне от особо серьезных проказ и проступков. Чувствительный, импульсивный Джимми был сердцем, чутко и временами болезненно реагирующим на все происходящее вокруг. А на долю уравновешенного, основательного Джоуи оставалось роль туловища, которое просто следует, куда направят, но без которого не обойтись.   

В детстве и даже в отрочестве их связь казалось неразрывной, но с годами узы дружбы между ними начали ослабевать. Когда впервые у Джимми возникло ощущение, которое потом уже не оставляло его никогда, что из трех человек связанных, казалось бы, неразрывно, стало двое и один? Может, в тот день, когда он, девятнадцатилетний, только что вернулся в группу и семью из почти полугодовой отлучки и сидел в рулевой рубке их дома-корабля, с еще не распакованной дорожной сумкой у ног и колесной лирой в руках. Лиру он привез из Ирландии, где провел эти полгода, вдали от семьи и напряженной работы, и где понял, что дольше так жить не в состоянии, и даже неземная любовь, которую, как он полагал, он питал к своей невесте Моне, его не спасает.

Он вернулся тогда в самый разгар очередного бесконечного гастрольного тура, и был этому рад. Тому, что попадет в самую гущу событий, и потому его возвращение не привлечет особого внимания. Не потому, что в чем-то раскаивался или о чем-то жалел, просто ему хотелось, чтобы все неприятные моменты, связанные тогда с его уходом, как-нибудь сами собой побыстрее сгладились и забылись. И сначала казалось, так оно и будет.

Отец в глубине души так торжествовал, оказавшись правым насчет его скорого возвращения, что даже не стал его ни в чем упрекать. А самому Джимми и вовсе не хотелось говорить об этом, он бы предпочел сделать вид, что ничего такого не произошло, и пусть все идет, как раньше. Потому он был благодарен Джону за его молчаливую отстраненность, за то, что он вел себя так будто Джимми никуда особо не уезжал, разве что на пару дней, просто кивнул ему в знак приветствия и все… Кэти очень приветливо с ним поздоровалась, и даже задала пару общепринятых вопросов, но тоже в основном держалась так, будто ничего особенного не произошло. Его вполне устраивал такой вариант развития событий, и если бы Джоуи и Патриция держались бы так же, он бы принял эту игру с легким сердцем. К тому же с ними у него всегда было больше всего взаимопонимания…

Но они так изменились за время его отсутствия, что он почти не узнавал их. Патриция казалась совсем взрослой, несмотря на прежнюю, еще детскую прическу с бантиком, ее лицо как-то подтянулось и затвердело, глаза смотрели деловито и оценивающе. Джоуи из хрупкого нервного подростка, каким Джимми его оставил, превратился в сдержанного, но словно постоянно напружиненного в ожидании опасности юношу, его взгляд стал колючим и цепким, и даже в улыбке появилось что-то хищное.

Они ни о чем его не спрашивали, просто слушали, как он отвечает Кэти на ее вопросы, но с каждой минутой Джимми становилось все неуютнее под их взглядами. Ему на какое-то мгновение показалось, что Джоуи и Патриция его в чем-то молчаливо обвиняют, но он лично не чувствовал за собой никакой вины. Он на самом деле о многом хотел бы им рассказать, но говорил почему-то только о том, как здорово было жить оседло в Ирландии, а не мотаться с места на место, проживая в каюте корабля или в недрах двухъярусного автобуса. И о том, как хорошо ему было с Моной.

- Зачем тогда ты вернулся, если все было так хорошо? – спросила вдруг Патриция резко.

Джимми хотел ответить правду. Что вернулся, потому что скучал по прежней жизни, скучал по путешествиям, по музыке, по их работе, по всем скучал, а по ним двоим особенно… И возвращаясь был уверен, что его ждали, и он здесь нужен. Но теперь у него сложилось впечатление, будто ему дают понять: если тебе одному было хорошо без нас, то и нам всем вместе без тебя было неплохо. Это его обозлило.

- Просто захотел и вернулся, - сказал он грубовато. - Скучно стало.

- Когда у меня будет невеста, я ее не оставлю вот так, неизвестно насколько, - сказал Джоуи твердо. – Это подлость.

Джимми так удивился, что даже не обиделся на его слова. Он только пытался сообразить, когда Джоуи из трепетно-преданного братика, который раньше с восторгом ловил каждое его слово, успел стать таким вот нахалом. Пора было поставить его на место. Каким бы крутым и взрослым он себя ни считал, но он все же его МЛАДШИЙ брат, и навсегда им останется.

- Так вот ты сначала ЗАВЕДИ себе невесту, - резко сказал он, - а потом бросайся словами. Если уж на то пошло, я ее не оставил. Мы обручены официально, и скоро поженимся, - добавил он веско.

Это произвело впечатление. С лица Джоуи исчезла усмешка, и даже Патриция как-то подобралась. Они обменялись быстрыми взглядами, и Джимми стало совсем тошно от этих переглядок. Похоже, они и в самом деле вполне могли время прожить без него, и никакой трагедии в этом не было. Была бы трагедия, если бы он вообще не захотел больше вернуться?.. Но, может, на это они и рассчитывали? Может, трагедией это стало бы только для него?
   
 - Раз уж ты вернулся, то включайся поактивнее, - сказала Патриция. – Сейчас на нас на всех большая ответственность. Так что ты определись уж сразу, ты работать вернулся или так, потому что скучно стало.

- Я все понимаю, не жужжи, - поморщился Джимми. - Я и без тебя знаю…

- Не хами, - оборвал его Джоуи. - Вот с женой будешь так разговаривать, а Патриция тебя все-таки старше.

- Не обращай внимания, - быстро сказала Кэти вновь оторопевшему Джимми. - Джоуи просто нервничает, что ты его оттеснишь… Он только-только привык чувствовать себя взрослым. Сразу после меня, Джона и Триши. А тут снова ты вклинился. А когда он заступается за Триш, то чувствует себя взрослее…

- Что за ерунда, - презрительно фыркнул Джоуи. – Если ты ищешь ему утешения, как для ребенка, меня не приплетай, ладно?

- Осточертели мне эти игры, - Патриция устало завела глаза. – Джимми, учти, детство кончилось. Если ты уж впрямь считаешь себя таким взрослым, что жениться собрался, вот и учти – некому с тобой здесь нянчиться…

Джимми не припоминал, когда с ним приходилось нянчиться, и когда он говорил, что ему это необходимо. Но Патриция выглядела такой озабоченной и утомленной, что ему расхотелось с ней спорить. И хотя он почти на сто процентов был уверен, что она просто кривляется, но кто ее знает… Может, и в самом деле ему не стоило уезжать, и без него им стало труднее. А теперь они боятся, что с его возвращением трудностей только прибавится… Может, и не стоило возвращаться, подумал он тоскливо. Может, он и в самом деле не так уж здесь нужен, а те, кто не говорят ему этого в лицо, делают так только из вежливости или из жалости…

И в этот момент он увидел Барби. Свою обожаемую младшую сестернку, которая в детстве даже мечтала быть мальчиком, лишь бы стать его лучшим другом. Сейчас она стояла в дверях и смотрела на него именно тем взглядом, который он так ожидал хоть у кого-нибудь здесь увидеть. Джимми отложил инструмент и поднялся ей навстречу.

- Джимми!

Она подлетела к нему легко, словно не касаясь ногами пола, и повисла у него на шее.

- Я так рада, что ты вернулся… - пролепетала она. - Так рада…

Джимми обнял ее, потом отстранил от себя и взял ее лицо в ладони. Ее хрустальные, искрящиеся слезами глаза смотрели на него с такой подлинно искренней любовью и нежностью, что он сразу же забыл о своих обидах, подозрениях и прочих тяжелых мыслях, это все показалось ему теперь не более чем недоразумением. Только Барби умела любить так, полностью и без оглядки, безо всяких причин и оговорок, любить его именно таким, каким он был. Ничего не пытаясь в нем изменить или исправить. Джимми еще раз крепко прижал ее к себе, мысленно обнимая вместе с ней Патрицию, Джоуи и всех остальных. Он по-прежнему любил их всех, и был счастлив, что они рядом.

- А ты насовсем? – спросила Барби, все так же преданно на него глядя.

- Да, - сказал он твердо.

- Ой, наши все с ума сойдут от радости. Майте, Лино… - так Барби называла Анджело.

- Сходить с ума отправляйтесь в другое место, - Патриция ревниво наблюдала за ними.

- Пойдем, - Барби потянула его за собой. – Пойдем к ним!

- Сейчас.

Джимми поднял было сумку, потом хотел взять лиру… Но ему не хотелось выпускать руку Барби. Он поколебался секунду, потом бросил сумку в сторону Джоуи.

- Занеси к нам в каюту, - сказал он не допускающим возражений тоном и, подхватив лиру, пошел за Барби.

Джоуи на мгновение замер с сумкой в руках, словно размышляя, не швырнуть ли ее обратно, но Джимми уже покинул рубку, и момент был упущен. Поэтому Джоуи, сердито засопев, встал и вскинул сумку на плечо.

- Думаешь, он и правда женится? – спросил он у Патриции.

- Да нет, так, болтает, - ответила Патриция неуверенно.

- Джон вот тоже… поговаривает о таком.

- Джон - это Джон, - прервала брата Патриция. – В Джона я верю, что у него все серьезно с его Майте. А вот Джимми просто дурью мается, как обычно. Может, пройдет…

- Хорошо бы. Нет, это его дело, конечно, мне все равно… - Джоуи демонстративно повел плечом, уронив при этом сумку себе на ногу.

- Это хорошо, что он вернулся, очень вовремя, так будет намного проще, - сказала Кэти деловито. – Он сможет взять на себя организацию концертов.

Минули те времена, когда они могли давать концерты посреди первой попавшейся улицы или площади, сдвинув вместо сцены несколько старых ящиков. Концерты эти, само собой были нелегальными, так же, как их былые детские выступления в парижском метро. И так же, как в метро, полиция и городские власти относились к ним без особой теплоты. Тем более, что теперь на их концертах собирались уже целые толпы поклонников и случайных зрителей. Но если раньше они по первому требованию стражей порядка могли просто собраться и перейти на другую улицу, а на следующий день вернуться на старое место, то теперь все усложнилась. У них уже была настоящая переносная сцена, которую проходилось монтировать не один час и сложная аппаратура. Так что волей-неволей даты и места выступлений приходилось теперь согласовывать с администрацией. Именно эту малоприятную обязанность Кэти и имела в виду.

- Я сразу об этом подумала, как узнала, что он возвращается, - сказала она. - Что будет теперь, кому за это взяться. Джон, во-первых, и так уже зашивается, а во-вторых, обзванивать чиновников и выбивать у них разрешения, нет, при всем моем к нему уважении, на это нужен другой характер…

- Да я ведь… - заволновалась Патриция. – Я и сама…

- Ты и так много делаешь, и потом женский голос на том конце провода - это сразу минус пятьдесят процентов успеха при таких переговорах, – отрезала Кэти. - А у него получится.

- У Джимми? – уточнила Патриция бледнея. – Ты обсудила это с папой?

Кэти вперила в нее спокойный взгляд своих бледно-голубых глаз. Ее лицо при этом совершенно ничего не выражало, но Патриция сразу почувствовала себя очень неуютно под этим взглядом.

- Я ценю то, что ты делаешь для отца, и для всех нас, - сказала Кэти ровно. – Мы все ценим. Но здесь никто не работает меньше тебя. И я пока еще здесь старшая сестра. А Джимми мужчина, причем вполне взрослый. Если у него есть какие-то дела с отцом, или у меня с ним, или у отца со мной, мы сами разберемся.

Патриция, ставшая совершенно малиновой во время этой отповеди, нервно теребила ленточку в волосах. Джоуи было ее ужасно жалко, но перечить Кэти он не осмеливался. 

- Ты столько работаешь, для своего возраста очень много, - сказала Кэти смягчившись. – И прекрасно справляешься. Но неужели думаешь, что Джимми справится хуже?

Патриция не ответила.

В тот день они с Джимми так больше и не говорили, а вечером она сидела на палубе и с ожесточением дергала расческой волосы. Она всегда охотно и бескомпромиссно помогла причесываться братьям, но сейчас жертв под рукой не оказалось, и приходилось дергать свои.  Это занятие ее обычно успокаивало, только потому Патриция до сих пор не решалась сделать себе вожделенную химию, хотя скучные прямые волосы ее порядком утомили. Одно утешение, они были крепкие, и можно было драть их расческой сколько угодно, они не вылезали, даже если голова от рывков наклонялась к плечу.

- Перестань, пожалуйста, - сказал Джоуи, появляясь рядом с ней. – Издалека кажется, что ты себе голову отрываешь.

- Вы с ним не говорили? – спросила Патриция. - Он ни о чем не рассказывал?

Джоуи передернул плечами.

- Нет, они с Джонни там языками зацепились… Два кино-маньяка со своими заморочками, я даже устал слушать. А теперь он спит. Как ни в чем ни бывало, будто и не уезжал никуда… - голос Джоуи потеплел и он сам, будто смутившись этого, оборвал себя. – Опять придется каюту на троих делить, вот гадство! А я только начал привыкать жить просторнее…

- Нам всем надо как-то приспосабливаться, - поспешно сказала Патриция. – Конечно, младшие подросли, стало теснее…

- Легко тебе говорить, у тебя отдельные апартаменты, - прищурился Джоуи.

- Во-первых, - вспыхнула Патриция. – У меня самая маленькая каюта… почти.

- Самая маленькая у Пэдди с Анджело, - беспощадно уточнил Джоуи. – Ютятся же они в каморке размером шесть метров?

- Если они выбросят оттуда хотя бы часть своих плюшевых мишек, там сразу станет просторнее, - надула губы Патриция. - Во-вторых, у меня много книг…

- У Майте тоже много, - заупрямился Джоуи. – А у Барби еще и пропасть красок, карандашей, мольбертов. И швейная машинка! Умещаются же  они как-то вдвоем?

- В-третьих, я помогаю папе! – взвилась Патриция. – Мне нужно свободное пространство, хоть иногда!

- Да ладно, я что, - ответил Джоуи деланно безразличным тоном. – А вот Джимми с тобой еще об этом поговорит, вот увидишь.

- Ну и поговорит, подумаешь, - нахохлилась Патриция. – Может, мы ему тоже выделим какой-нибудь закуток. Хотя бы под кабинет, где он будет всех обзванивать, если уж… ему так не хватает личного пространства.

- Сдохнуть можно, - возмутился Джоуи. – Мы от него больше всего терпим, а ему же еще и личного пространства не хватает!

- А что, будет лучше, если он снова куда-нибудь уедет? – спросила Патриция напрямик. - Ты же помнишь, он всегда был странным… то есть особенным. Помнишь, у него, еще когда он был подростком, появилась такая манера, уходить куда-то гулять одному? И не куда-то конкретно, просто бродить? Я вот терпеть не могу так слоняться без дела одной, это же с ума можно сойти, а ему нравится…

- Я помню, как отец из-за этого нервничал, - вспомнил Джоуи. – Как будто с ним могло что-то случиться!

- Он не из-за этого нервничал, ты знаешь? – сказала Патриция, понизив голос. - Он боялся, что с Джимми станет, как с Дэнни… У него тоже с того же начиналось. Он сначала уходил надолго один, потом стал бояться есть за одним столом с нами, потом перестал разговаривать…

- Ну… - Джоуи поежился. – Не стало же.

Дэнни, их самый старший брат, страдающий аутизмом и шизофренией, уже много лет находился на лечении в США, где проживал, то в специализированных санаториях, то на попечении их многочисленных американских родственников со стороны отца. 

- Я слышал, это у подростков только бывает и у женщин иногда, а у взрослых мужчин нет? – уточнил  Джоуи неуверенно.

- Я читала, иногда это бывает и в сорок, - сказала Патриция с умным видом.

- Выкину я твои книги к чертям, - пообещал Джоуи. – И сразу место освободится. И переселю к тебе Джимми, вот хорошо-то будет. Или Джона, ему, по-моему, вообще все равно, где жить. И тебе всегда найдется, кого причесывать. Можешь у него вообще хоть все волосы вырвать, он слова не скажет. 

Патриция грозно нахмурилась и замахнулась на него расческой.

- А знаешь, это все-таки хорошо, что он сейчас здесь спит в каюте, а не где-то болтается, - сказал Джоуи, увернувшись от нее. – То есть… Я имею в виду… Не то что б хорошо, просто это как-то правильно… Я имею в виду, так как-то чувствуется, что все в порядке, правда?

- Ну… - Патриция неуверенно постукала расческой по подбородку. – Наверно, да, но ему ты это почему-то не сказал?

- А зачем? Ему-то все равно. Но я все-таки… рад, что он здесь. 

***

Германия, 1994-й

Джимми так и остался в группе, и еще семь лет был преданным и трудолюбивым сыном и братом, отдавая семье все силы, моральные и физические. Правда, был момент, когда показалось, что они совсем кончились, и он чуть снова не ушел, всего через четыре года после его первого ухода и возвращения.

Это случилось, когда он развелся с Моной. И это был первый раз, когда отец отчетливо дал ему понять – не такого сына он рассчитывал вырастить. Хотя, возможно, он высказался так сгоряча, вообще тот разговор, когда Джимми вернулся домой на корабль с постановлением о разводе, прошел очень тяжело. Джимми заранее знал, что так будет, он намеренно никому ничего не говорил до самой последней минуты, когда поправить было уже ничего нельзя, чтобы, по крайней мере, выслушать мнения родных один раз… Он просто поставил всех перед уже свершившимся фактом, а Дэниэл не любил, когда его ставили перед фактом…

Но как бы там ни было, он и в самом деле был разгневан, настолько сильно, насколько это было возможно. Он иначе воспитывал своих детей, и хотя был готов, конечно, и к непослушанию, и к прочим проблемам, которые придут с их взрослением, но развод после едва ли двух лет брака – это было чересчур. Это было пятно позора,  которое ложилось не только на семью, но и на имидж группы, который они с таким тщанием создавали годами. И было теперь только два варианта: либо отречься от Джимми окончательно и бесповоротно, либо всеми силами постараться скрыть от общественности его проступок.

Дэниэл, разумеется, избрал второй вариант, но сыну высказал все, что он о нем думал. И хотя отец за всю жизнь пальцем никого из них не тронул, Джимми после разговора с ним чувствовал себя так, будто его отхлестали по щекам и отодрали за уши. Повезло еще, что Кэти ему молчаливо сочувствовала, и даже немного заступилась перед отцом, а то все могло бы кончиться гораздо плачевнее.

- Хорошо, что вы с ней хоть не были венчаны, - сказала Кэти после. – Теперь ты сможешь, если что, снова жениться.

Джимми посмотрел на нее с удивлением. Она что, думала так его утешить? Кэти, конечно была самой умной, наблюдательной и внимательной из них. Всегда все понимала. Может быть, даже слишком хорошо все понимала. Всегда могла верно оценить ситуацию и дать совет. Вот и сейчас тоже. Она все верно поняла и говорила правильные вещи, но Джимми не нужна была сейчас ее правильность, сейчас ее деловой спокойный прагматизм, который обычно действовал отрезвляюще и умиротворяющее, только сильнее его раздражал. Неужели сейчас, в этот момент можно было думать о том, что будет, или что было бы в будущем? Когда тебе по-настоящему плохо, невозможно верить в то, что на самом деле все хорошо, и рассуждения на тему «все что ни делается, все к лучшему» способны разве что вывести из себя, а не утешить.
 
- Все равно надолго это бы не продлилась, - продолжила Кэти. – И что это за семья, она там, ты здесь? Рано или поздно она начала бы тебе изменять…

- Нет, - оборвал ее Джимми. – Она не стала бы.

Так ему почему-то было проще. Мысль о том, что его будут жалеть, была ему совершенно невыносима, а мысль о том, что будут порицать Мону еще невыносимое. Расскажи он правду, ее бы все немедленно осудили. Но никто не имел права говорить о ней плохое, кроме него самого, то, что она сделала, касалось только их двоих. Больно было осознавать, что Мона оставила его, развелась с ним по своему собственному желанию, да что там – просто вышвырнула его из своей жизни, как ненужную вещь! Он столько раз пел о разбитом сердце, но ему никогда не приходило в голову, что это не метафора, что сердце действительно может так болеть, что даже трудно дышать. Десять лет быть очарованным человеком, считать, что нашел настоящий идеал, и вдруг одномоментно это потерять! Это была на самом деле его вина и его ошибка, и было бы легче, если бы его упрекали, тогда бы он мог хотя бы огрызаться. Но сочувствие и утешения было перенести труднее всего.

Нет, Кэти не могла ему сейчас помочь. Она все понимала, но она не чувствовала его состояния, так, как почувствовала бы мама. А на понимание остальных он и не рассчитывал.   

- Ты даже не попытался ничего изменить! – пилила его Патриция, тогда как Джон просто смотрел с немой укоризной. – Просто махнул на нее рукой, да и все… Ничего не сделал, чтобы сохранить свой брак...

- Да, не сделал, - ответил Джимми равнодушно.

- Почему? – спросил Джоуи.

- Не захотел.

- Но что произошло?

- Не люблю и все. Разлюбил! Все!

Джоуи хотел еще что-то сказать, но Джимми смерил его таким взглядом, что на этот раз он решил оставить свои интересные мысли при себе. В конце концов, они все же оставили его в покое, и Джимми мог лежать в одиночестве в каюте, глядя в потолок и в свое удовольствие ни о чем не думать. Однако вскоре его одиночество снова было нарушено, на этот раз одним из младших, Пэдди, который на цыпочках вошел в каюту и остановился возле него.

- Чего тебе? – спросил Джимми угрюмо.

- Ничего… - шепотом ответил Пэдди. - А ты чего? Дуешься?

- Иди ты на фиг, - посоветовал Джимми.

Пэдди не ушел. Присел на край кровати.

- Ты на самом деле не хочешь об этом поговорить? – спросил он.

- О чем об этом? Я уже все сказал. Не хватало еще от тебя выслушивать нотации.

- Нет, кто я такой, чтобы читать тебе нотации, - ответил Пэдди рассудительно. – Я же понимаю. Даже когда мне будет тридцать три года, а тебе сорок, я для тебя все равно останусь младшим братишкой, которому ты в детстве сопли вытирал.

Эта неожиданная сентенция дала мыслям Джимми новое направление. Странно было думать о том, что ему когда-нибудь будет сорок. Сейчас это казалось нереальным. Но ведь всего лишь через какие-то семнадцать лет, даже меньше того, сколько он уже прожил. Джимми подумал, что он все-таки еще очень молод. И у него все-таки еще очень много всего впереди. И хорошего тоже. И странно – сейчас эта мысль заставила его несколько воспрять духом, хотя еще минуту назад он не представлял, как пережить сегодняшний день, а потом еще и завтрашний.

- Джимми, - Пэдди пристально смотрел на него. – Что же все-таки случилось? Ты ведь не думаешь, что я поверю, будто ты просто взял и развелся с Моной… Просто потому что она тебе надоела? Ты ведь ее любишь, я знаю. И никогда не смогу в такое поверить.

- Почему? – спросил Джимми с горечью. – Другие же могут. 

- Другие тоже потом сообразят, что здесь что-то нечисто. Но мне кажется, тебе сейчас нужно об этом поговорить. Прямо сейчас. Я понимаю, что от меня толку мало, но если бы ты все-таки смог мне довериться…

Джимми повернулся лицом к стене, в горле встал комок, и при всем желании он не смог бы сейчас ничего рассказать. Пэдди прилег рядом и вопросительно потерся лбом о его плечо. Джимми, пожалуй, еще мог бы его оттолкнуть, но вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. И слабым. И не таким уж взрослым. Он не плакал, конечно же, нет. Просто его настиг острый приступ сенной лихорадки. Реакция на расспросы. Слезы, которые катились по его щекам и скатывались на губы, казались ему обжигающе горячими и горько-сладкими на вкус. Хоть и таким позорным для мужчины способом, но ему все же стало легче. И он был благодарен Пэдди за то, что он сделал вид, будто ничего не заметил. И за то, что выслушав его сбивчивые откровения, не стал ничего говорить. Потому, что если нет таких слов, которые действительно могут помочь, то и никаких не надо. Хуже нет ничего в такие моменты, чем пустая болтовня.

- Я, конечно, неблагодарная свинья, но мне все же хотелось бы, чтобы на твоем месте был кто-то другой, - прошептал Джимми.

Не стоило, конечно, этого говорить, но ему хотелось сейчас быть искренним до конца. Да и Пэдди, казалось, не обиделся.

- Джоуи или Патриция? – спросил он с пониманием. – Я помню, вы всегда были вместе, но ты же сам первый уехал…

- И теперь просто можно вычеркнуть меня из своей жизни? Если бы то же самое сделал кто-нибудь из них, я никогда бы так не поступил!

- Ты - это ты, - сказал Пэдди серьезно. - Но знаешь, Джимми, а ты бы мог, если бы захотел… чтобы все было по-прежнему. Снова стать для них тем, чем был. Чтобы они не могли без тебя обойтись. Если бы ты только захотел…

- Я не хочу никого удерживать! - воскликнул Джимми. - Не хочу держать насильно. Я хочу, чтобы они сами знали, что им это нужно - быть со мной. А не так, что я постоянно требую от них внимания, сочувствия…

- Они тебя любят, Джимми.

- Они вполне могут прожить и без меня.

- Могут, конечно, - согласился Пэдди. – Мы и без мамы как-то сумели прожить. Они все равно будут жить дальше, по-прежнему, рядом ты или нет… Но это не значит, что им не больно, если тебя нет...

- Ты идеалист, - снисходительно вздохнул Джимми. – Знаешь, если бы я мог, как в детстве, знать, что стоит мне позвать, и они пойдут со мной, куда угодно, не важно, зачем…

- И сейчас пойдут. Ты позови. Попробуй.

- Нет, Пэдди, - Джимми помотал головой. – Теперь уже нет. Все изменилось.

- Ну, если ты сам так решил… - откликнулся Пэдди уныло. – То что ж… Только знаешь… Ты говоришь, что не хочешь никого держать, удерживать… Может, ты и прав… Дело твое. Вот только большинство людей не могут никого удержать. Хотят и не могут. А ты просто не хочешь. И вот этого я не могу понять. 

***

Если бы Джимми, занятый своими переживаниями, только догадывался, какие внутренние сомнения и противоречия терзают в это самое время Джоуи, он бы иначе отнесся к младшему брату. Все эти месяцы, особенно после женитьбы Джимми, Джоуи старался избегать его. Хотя как можно избегать человека, с которым общаешься ежедневно, 24 часа в сутки, выступаешь на концертах, иногда по три раза в день и живешь в одной каюте? И все-таки как-то ему удавалось особо не глядеть на в его сторону, не соприкасаться с ним… Почти удавалось. Джоуи злился, замыкался в себе, отгораживался от него и все равно беспрестанно о нем думал. И вовсе не из обиды или злости.

Нет, конечно, такое бывало и раньше. Да ладно там раньше – всегда. Да, его всегда тянуло к Джимми, ему всегда было так хорошо рядом с ним… Просто от того, что он всего лишь смотрит на него - это делало его счастливым. И то, что он так страдал из-за его отношений с другими девушками, особенно с Моной… Он всегда считал это завистью. Но теперь он отчетливо понимал, что это была ревность. Уход Джимми из группы и его отъезд в Ирландию, просто разбили Джоуи сердце. А когда он вернулся, по-прежнему близки они уже не были. Может, если бы не это, он понял бы раньше.

Когда все это началось? Когда к нему впервые пришло осознание того, что ни один человек в мире не привлекает и не притягивает его так сильно, как собственный старший брат? Когда он впервые ощутил этот трепет?

Несколько лет назад… На одном из выступлений, кажется, в Швеции, когда он, как обычно, стоял рядом с Джимми и пел. В один микрофон, но им часто приходилось это делать. Это был не уличный концерт и даже не концерт в помещении, а запись на ТВ. Разумеется, все они были образцово красиво приглажены и причесаны. И разумеется, в центре внимания были младшие, Пэдди и Анджело. Впрочем, Джоуи не возражал. Ему вполне комфортно было и на бэк-вокале. Стоять рядом с Джимми, играть на гитаре, подпевать, наклоняясь одновременно к микрофону, почти соприкасаясь головами...

В один из таких моментов волосы Джимми слега выбившиеся из-под повязки на голове, коснулись виска Джоуи и слегка пощекотали его. Один коротенький момент, секунда… Что это было? Искра, вспышка… его тряхнуло, как от удара током, а потом он испытал совершенно недвусмысленные ощущения. Больше, конечно, физические, чем душевные. И изо всех сил возблагодарил Бога за то, что на них сейчас такие своеобразные костюмы, хламиды, больше напоминающие платья. И никто ничего не заметит. Впрочем, даже если бы кто чего и заметил, кому бы пришло в голову подозревать истинную причину произошедшего?

Потому что такое просто не могло быть про него. Если бы он был таким, почему не казались ему привлекательными другие мужчины раньше?.. Так же, как и женщины… А почему Джону не казались привлекательными другие женщины, кроме его Майте, а Анджело, кроме его Киры? Может, такие они и есть, в их Семье, однолюбы? И ему, Джоуи, тоже предстоит встертить свою единственную любовь, а не размениваться на случайные увлечения и интрижки… И в этом нет ничего плохого, это даже замечательно. Но не тогда, когда относится к мужчине! И уж тем более не к собственному брату!

Раньше он вообще не думал о таких вещах. Но сначала это было вроде бы нормально. А потом стало немного настораживать. Подростку, кажется, принято испытывать эротические фантазии чуть ли не поминутно, видеть развратные сны, смотреть тайком порнографию и все такое… Так, кажется, пишут в журналах для тинэйджеров? У него все было не так. У НИХ все было не так, если на то пошло. Их слишком строго и благонравно воспитывали. В семье царил католический, почти монастырский уклад. Да и времени на особые любовные мечтания и приключения у них никогда толком не было.

Однако Джимми это все же не мешало вести бурную личную жизнь, да и остальные тоже как-то выходили из положения… И у Джоуи временами появлялись подружки, просто потому, что он достиг уже того возраста, когда оставаться девственником казалось уже просто противоестественным. И неприличным. Хорошо хоть, ему никогда не нужно было заморачиваться на том, где найти подружку: к тому времени поклонницы на них, старших, вешались пачками – только выбирай. Он и не отказывал себе ни в чем, не находя в этом ни особого удовольствия, ни интереса. Тем более Джонни и Джимми не особо этим увлекались, у них были уже свои девушки – для них единственные…

Джоуи думал, что ему бы тоже это могло понравиться и сделать счастливым. Настоящие сильные чувства и постоянство. Но если не получалось? Пока не получалось… Даже увлечься кем-то по-настоящему не поучалось, но разве он виноват, что кроме глуповатых поклонниц почти никого и не видел? Ему далеко не сразу пришло в голову, что дело может оказаться совсем не в этом. Что ему вообще могут нравится... не девушки. Совсем наоборот. Да и как это могло прийти ему в голову? У них в семье эти темы особо не обсуждались. И даже потом, когда он узнал, что такое бывает, особо об этом не задумывался. Мало ли, какие у людей бывают извращения. Его-то это никак не касалось, правда?

Да, правда, он всегда любил Джимми больше всех остальных братьев и сестер, всегда был с ним ближе, чем с кем-либо. Но, кончено, у него до этого дня и мысли не возникало, что это может быть ТАКАЯ любовь! Джимми ему нравился. Всегда… Но чтоб в таком смысле нравился? Нет, убеждал он себя, это была просто очень сильная привязанность. Восхищение, может быть, даже преклонение, почти восторг. Но в этом не было никакого низменного влечения, ну или просто сначала он еще недостаточно созрел для этого, а потом они уже не были так близки? Но теперь это стало совершено очевидным. Вот сегодня… Сейчас...

Джоуи покосился на стоящего рядом брата и с полнейшим отчаянием понял, что Джимми красив. Даже прекрасен. И невероятно привлекателен сексуально. И что кроме него никто и никогда не казался ему по-настоящему привлекательным и красивым. У него сдавило горло, и вместо пения оттуда теперь вырывался какой-то хрип. Впрочем, в общем хоре это не было особо заметно, только Джимми посмотрел на него удивленно. Сам он продолжал петь по-прежнему звучным красивым голосом. Да и все, что когда-либо ни делал Джимми, было красиво. Удивительно. Прекрасно. Но не шло ни в какое сравнение с тем, как прекрасен был Джимми сам по себе.

После этого выступления Джоуи старался избегать общества старшего брата с еще большим тщанием. По крайне мере, наедине. Хотя на людях, наоборот, старался держаться с ним подчеркнуто дружелюбно. Но лишний раз не смотрел в его сторону, реже приближался к нему на концертах, когда Джимми был таким разгоряченным и встрепанным, а потому неотразимым… Он даже подумывал, не поменяться ли с комнатами с Анджело…. Кончено, Джимми и Анджело ничего не имели бы против того, чтобы жить вместе, но это могло показаться подозрительным. Так что Джоуи терпел то, что ему приходится спать каждую ночь фактически рядом с Джимми. Поэтому он старался каждый день урабатываться настолько, чтобы в каюте сразу отрубаться. Хотя при их теперешнем графике это было совсем несложно. Гораздо сложнее было НЕ ДУМАТЬ о Джимми. Не видеть постоянно внутри своей головы его лицо, глаза, улыбку, не слышать его голос...

Джоуи старался больше сосредоточиться на себе самом. На том хотя бы, чтобы выглядеть и вести себя как можно более мужественно. Он старательно совершенствовался в умении играть на электрогитаре, что приличествует настоящему брутальному рокеру. Больше времени проводил в обществе поклонниц, так что пару раз даже нарвался на нарекания по этому поводу. Да, конечно, пропускать репетиции и опаздывать на концерты это не дело, но, по крайней мере, так никто не мог обвинить его в недостатке маскулинности. Умом он понимал, конечно, что это глупо, и что ни у кого и в мыслях не мелькнет его заподозрить в чем-то таком… но все же предпочитал не рисковать. Кто знает,  а вдруг он как-то случайно себя выдаст… Как тогда, в студии. Лучше перестраховаться.

Хорошо хоть, они совсем скоро перестали выступать каждый день на улицах, особенно зимой. После нескольких дней таких выступлений мышцы начинало сводить судорогами и понедельник, их выходной день, они обычно посвящали сауне и массажу. Видения обнаженного Джимми с капельками пота на теле, с влажными прилипшими к плечам влажными волосами потом преследовали Джоуи часами. Он только не понимал, почему остальные-то этого не замечают? Могут жить с Джимми постоянно рядом, и не замечать, какой он... совершенно особенный?

Все же со временем усилия Джоуи принесли свои плоды. Он стал гораздо спокойнее относиться к своим чувствам. Вернее, научился гораздо лучше их скрывать. В первую очередь от себя самого. В самом деле гораздо проще не чувствовать ничего вообще. Теперь он вполне мог находиться рядом с Джимми и ничем себя не выдать. И даже почти не думать о том, что он на самом деле испытывает по отношению к собственному брату…

И в тот вечер, когда ему по просьбе Кэти пришлось вызвать Джимми на столь неприятный разговор, он былого трепета не ощутил. Совсем. И даже сильнее, чем облегчение от того, что Джимми пообещал исправиться, была радость при мысли, что его собственное наваждение, кажется, развеялось. Так он думал.