Чёрная икра

В начале года, зимой, мне позвонила давняя знакомая Ольга Николаевна, настаивала, чтобы я приехал к ней в гости. Необходимость моего приезда она объясняла тем, что её дочь Оксана (её я знал, как и всю семью моей знакомой), влюбилась в некоего молодого человека из весьма известной семьи и собралась выйти за него замуж.

– Дело хорошее! – отметил я в том коротком разговоре. – Если у молодых всё по любви – им и карты в руки.

– Что там любовь, дорогой мой друг! Сегодня она есть, а завтра – нет, одна проза… Вы не знаете ту семью! Вы не видели Константина – того молодого человека! – Ольгу Николаевну захлестнули эмоции. – Я уверена: из их брака ничего путного не выйдет... Приезжайте, поговорим. Пообщайтесь с Оксаной. Я знаю вас как человека разумного, дальновидного… Мне нужен ваш совет.

Сказанное я воспринял как крик души. Поэтому дал согласие на встречу – в конкретный день и определённый час. Правда, после, успокоившись, подумал: «Что плохого может быть в любви и браке? Надо радоваться, когда взрослые дети влюбляются и женятся. А какая радость родителям, когда у их детей рождаются на свет Божий внучки и внуки! Значит: род имеет продолжение, продолжается и сама Жизнь».

Дал обещание – надо выполнять. В субботний день, несмотря на сопротивление моего разума, приехал к Ольге Николаевне. Она, вместе с мужем и дочерью, жила в двухкомнатной квартире в старом доме хрущёвских времён (их старший сын Павел служил в ОМОНе прапорщиком, жил в общежитии при части). Квартира, что и говорить, выглядела плачевно: на свежевыкрашенном потолке зияли следы трещин и протечек; недавно поклеенные на стенах обои кое-где бугрились и отошли от стен; новый ламинат, постеленный на пол, «ходил» под ногами и поскрипывал. Жалкий вид жилища не спасали пластиковые окна, а также приобретённая в предыдущий год современная мебель: испанская «горка» для посуды, сплошь забитая хрусталём, и солидный белый диван с журнальным столиком, размещённые в зале (здесь хозяйка с мужем всегда ночевали). Вторая, маленькая комнатушка, была отведена дочери. Из мебели в ней были кровать и письменный стол, стоявший ближе к окну. Вдоль свободной стены, на всю длину, крепились полки-стеллажи, забитые книгами и учебниками; на самой верхней полке, под потолком, располагались модели автомобилей и разнообразные игрушки-роботы. А робот в человеческий рост (подарок жениха) стоял на полу возле стола (Оксана, понятно, увлекалась не куклами, а машинами).

Ольга Николаевна моему приезду обрадовалась, встретила любезно, предложила расположиться для беседы в зале – самом просторном помещении. Она меня ждала, и приготовила угощения, разместила их на журнальном столике, сверкавшем крышкой стекла и красноватым лаком резных деревянных ножек. Из выставленных на столик угощений в глаза бросалась хрустальная вазочка, наполненная до краёв чёрной икрой; жгуче-чёрные икринки сверкали как снег на солнце.

– Хорошо живёте! – польстил я хозяйке, присаживаясь к столу.

Она, видимо, уловила мой взгляд, задержавшийся на вазе с чёрной икрой, и, немного смутившись, пояснила:

– Наш жених балует Оксану… то ей цепочки золотые дарит, то в салонах ей платья примеряет и покупает. А чёрной икрой завалил, раз в неделю по килограмму ей отправляет, говорит: «Ты худовата, бледновата, тебе поправляться надо».

– Где все? (я имел в виду мужа и дочь).

– Виктор на работе. Он и по выходным трудится; в будни на основной работе, по выходным – в коммерческой структуре, дежурным инженером. Оксана? Через час-два подъедет; у них в институте олимпиада… Оксана сегодня представляет новую модель какого-то робота…

Поговорили мы о том, о сём и приступили к основной теме нашей встречи, о чём и была договорённость. Ольга Николаевна налила мне чай самолично и начала издалека:

– Видите ли, дорогой мой друг, у меня своё мнение по поводу женитьбы. Думается, богатым с бедными не по пути. Я в своё время тоже могла выйти замуж за человека богатого… он успешно занимался бизнесом, в деньгах купался, ни в чём не отказывал себе и меня баловал. У него к тому времени был приличный коттедж возле МКАДа, шикарная четырёхкомнатная квартира и так далее. Он предлагал мне руку и сердце, говорил: «Выходи за меня, оставляй своё учительство (я и тогда работала в школе преподавателем истории), рожай детей – сколько желаешь, будь в доме царицей». Но мне ли объяснять, что такое бизнес и что такое капитал? На этот вопрос история ответила давно. Ещё в XVI веке английский посол в России Флетчер в своих воспоминаниях «О государстве русском или Об образе правления русского царя» писал о всесильности чиновничества, поскольку ничто в его судьбе – не в его силах; то, что он создал сегодня, завтра может быть отобрано любым «сильным человеком»… Всё в руках чиновников, склонных к воровству, но без которых невозможно управлять государством.

Я давно не видел Ольгу Николаевну в таком состоянии – возбуждённой и резкой, категоричной в суждениях. Но и в этом состоянии она была прелестна – почти такой, какой видел её в прежние годы: невысокого роста, грациозная, с тихим и спокойным выражением лица, с совершенно голубыми глазами. Хотя её молодость давно минула, мне казалось, что ей чуть более тридцати лет. Лицо её было свежо, красиво, как и в прошлом, тёмно-русые волосы густы, а взгляд чрезвычайно добрый, и выражалось много ума. Овал её лица был правильный, нежно очерченный.

– Как вы сегодня прекрасны! – вырвалось у меня.

– Спасибо! Не отвлекайте. Так… про историю, значит? Да. Ещё за несколько лет до Октябрьской революции, а именно – в 1915-1916 годы, лидеры крупной русской буржуазии задумали свержение царя Николая II. Почему? Потому что царь мешал им заниматься переделом собственности, мешал им наживать капитал, получать бо;льшую прибыль с имеющихся источников производства, а также от деятельности банков, которым, замечу, принадлежал основной капитал главных отраслей промышленностей царской России. Поэтому, кстати, первая революция 1905 года была антибуржуазной, ибо крестьянство и рабочие, в отличие от буржуазии, были ярыми противниками пускать в Россию западный капитализм. В 1917-м буржуазия всё-таки свершила свою революцию – Февральскую, сбросила с трона неугодного ей царя. Большевики воспользовались сложившейся в стране критической ситуацией и на плечах буржуазии совершили Октябрьскую революцию. В результате хозяева России (та же буржуазия), которые нажили огромные богатства и капиталы, враз лишились всего нажитого. Спрашивается, какой смысл был мне выходить замуж за бизнесмена, который имел много материальных благ, но мог лишиться их в любое время? В этом случае я осталась бы у разбитого корыта. Не так ли?

– Вы, Ольга Николаевна, – не удержался я, – не к тому ли подводите, что у нас возможна новая, четвёртая, революция?

– Не дай бог! Россия едва выжила после третьей революции, начавшейся по воле ГКЧП в августе 1991-го, в результате которой к власти неожиданно пришёл Ельцин. И всё! Конец! Распался СССР. Оставшуюся Россию развалили и разграбили. Пострадал и мой первый возлюбленный – тот бизнесмен, который уговаривал меня выйти за него замуж; он, в результате рейдерского захвата, лишился завода, приносившего ему основной доход; у него отобрали, за якобы имеющиеся долги при передаче завода, его коттедж, в котором он гарантировал мне, в случае нашей женитьбы, жить царицей при куче рождённых мною детей. У него, моего возлюбленного, осталась одна квартира, он был вынужден срочно её продать, чтобы удрать за рубеж от своих грабителей, не собиравшихся оставить его в покое. И ему, заметьте, ещё повезло. Знаете, в лихие 90-е так называемые предприниматели массово убивали друг друга; смертность среди «авторитетных бизнесменов» составляла 50 тысяч человек в год. Представляете, какая была война? А Наина Иосифовна, оправдывая сегодня покойного мужа, говорит: «Шоковая терапия была нужна для того, чтобы резко перейти на новый уровень». На какой уровень мы перешли? Понимаете, что меня ожидало… согласись я стать женой того бизнесмена? Вся бы жизнь моя была загублена.

– И вы сошлись с Виктором, – подсказал я, желая увести её от истории, страницы которой она читала с закрытыми глазами (да и так наша беседа затягивалась).

– Да, сошлась. И не пожалела. Виктор, как мужчина, гораздо интереснее, он духом крепче, чем мой первый возлюбленный. Пусть Виктор всего-навсего инженер, но инженер востребованный; его везде и всюду приглашают. Он недавно меня спрашивал: «Как смотришь, мать, если устроюсь на третью работу, по совместительству?». Я отвергла эту его идею. Куда больше!? Всех денег не заработаешь. Мы не стремимся к роскоши и богатству. Кто обладает всем, тот ничем не наслаждается. А роскошь, как известно, есть преступление против человечества, пока хоть один человек общества пребывает в нужде. Нашей семье достаточно, что зарабатываем… Хороший инженер, как Виктор, нынче очень ценится; в ближайшем будущем их доходы будут ещё выше. Россию впереди ждёт кадровый голод. Квалифицированный рабочий класс и инженерный корпус тает как снег. Кто завтра будет стоять за станками и делать проекты – неизвестно. Страшнее ещё то, что сегодня во многих отраслях отсутствует среднее поколение: есть условные «деды», есть внуки, а отцов-то почти и нет… Умения же, как известно, передаются в процессе профессионального общения, от старших к младшим… в качестве своего рода изустного предания; если нет этого – теряется и мастерство, и качество. Поэтому, как вы знаете, мы с Виктором и убедили Оксану, чтобы пошла учиться на инженера в «Бауманку». Чтобы в будущем не думала о куске хлеба. Чтобы после института не сидела в частных конторках и фирмах, которые не сегодня-завтра рухнут. Чтобы, наконец, не прислуживала разным проходимцам и не торговала своим телом, а была востребована государством – оно, рано или поздно, будет вынуждено платить квалифицированным рабочим и инженерам достойную зарплату.

Ольга Николаевна, видимо, заметила, что моя чашка пуста, приподнялась с дивана и стала подливать мне чай, слегка возмущаясь:

– Ничегошеньки вы, мой друг, не едите. Про чёрную икру забыли; попробовали и забыли.

– Съел… сколько хотелось. Проголодаюсь – к икре вернусь. Не беспокойтесь. Лучше продолжайте, ближе к сути.

– Да… да… к сути. На чём я остановилась? На дочери? Это главное. Так вот, её жених, Костенька, будучи у нас в гостях – видимо, из хвастовства – заявил мне в присутствии Оксаны: «Я вашей дочери предложил из института уйти, заключить срочно со мной брак и помогать мне в работе». Мне чуть ли не дурно стало, из меня так и выскочило: «Вы в своём уме, Константин? Уходить с пятого курса института? Тут до диплома осталось всего-ничего!..». Женишок и глазом не моргнул: «Вы, мама, не нервничайте. Успокойтесь. Диплом Оксанка получит, не сомневайтесь… Диплом купим. Важно, чтобы она быстрее в мой бизнес вошла, была первой помощницей. Дочь у вас умная, талантливая». «Какой ещё бизнес? – спрашиваю. – Поясните, пожалуйста».

Далее Ольга Николаевна очень длинно, с всякими отступлениями, в том числе и в историю (свой предмет, чувствовалось, она знает и любит), посвятила в бизнес жениха. Перескажу короче: года два назад Константин стал хозяином завода по переработке рыбы, на Сахалине; этот завод ему подарил его отец – генерал, состоящий на службе в МВД; тот завод якобы обанкротился, а генералу удалось, мягко говоря, взять его в свои руки и спасти от закрытия, поставить на правильные рельсы и оформить… на сына. Так Константин в одночасье пополнил ряды российских бизнесменов.

Ольга Николаевна, отдать ей должное, в ходе данного рассказа высказала свою принципиальную позицию по поводу бизнеса и предпринимательства:

– «Прихватизация» 90-х у нас у всех на слуху, – сказала она. – О плане приватизации, составленном нынешним правительством, мы все наслышаны. Нынешние устремления властей понятны. Вспомним недавнее высказывание Чубайса… Он, рассуждая о приватизации в период его работы в правительстве в 90-х, сказал о том, что неважно, КАК приобрести – дёшево, бесплатно, с приплатой – было важно создать класс собственников, который является основой для построения будущего. Но… – тут Ольга Николаевна, видимо, «потеряла равновесие» и продолжила резко: – Этот класс сожрёт и прожрёт всё на свете; всё то, что может быть выгодно ему, не обязательно даёт выгоду обществу. И этот собственник, ради своих интересов, ради своей выгоды даёт взятки чиновникам, подкупает правоохранительные органы, депутатов, министров… Разве не так? У нас налицо сращивание бизнеса, криминала, чиновников и силовых структур. Некоторые предприниматели, в основном очень крупные (так называемые олигархи), стремясь к неограниченной прибыли, используют в своих интересах законотворчество, внедряя своих представителей в органы власти. Понимаете, каким я вижу типичного собственника-бизнесмена? Они – враги простого народа. И почему, мой дорогой друг, я должна радоваться тому, что моя дочь собирается выйти замуж за бизнесмена? Нет! Не быть этому! Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Потому и пригласила вас, хочу услышать ваше мнение.

– Давайте без дискуссии, – предложил я. – Продолжайте. Ближе к делу.

– Я что, не по делу? – Ольга Николаевна продолжала в том же духе. – Вспомните историю!.. Велика Россия, а всё равно на одни и те же грабли наступаем. Россия ещё в начале прошлого века отвергала ценность «собственника», она даже в буржуазной среде не являлась абсолютной и фундаментальной собственностью… Большевики, напомню вам, после революции объявили политику «военного коммунизма» с целью быстрого построения безрыночного социализма; и главным здесь было: национализация всех средств производства, то есть национализация крупных, средних и даже мелких предприятий, что привело к ликвидации частной собственности в промышленности. Да, это было резко, очень резко, в стране возникла обстановка классовой ненависти… Но большевики в 1918 году восстановили смертную казнь. Противников большевистского режима заключали в тюрьмы и концлагеря, относившиеся впоследствии к ГУЛагу. К тому же учтите, что более восьмидесяти процентов расстрелянных были уголовные преступники. В какой-то степени это было необходимым и правильным… Посмотрите, сколько среди нас тех, кто не желает трудиться!? Тунеядцев и бездельников пруд пруди. Но у большевиков был принцип «Кто не работает, тот не ест».

Я, признаюсь, не во всём был согласен с Ольгой Николаевной в её исторических трактовках, однако молчал. Чтобы поумерить её пыл и скорее перейти к сути дела, ради которого приехал, прервал её мысли просьбой:

– Сделайте, пожалуйста, кипяточку. Горячего чайку хочется.

– Ах! Извините! – она засуетилась, принялась подвигать ко мне поближе тарелки с едой. – Съешьте ещё бутербродик с икрой. Я сейчас… мигом… – Она взяла заварочный чайник, торопливо, чуть ли не бегом, устремилась на кухню.

В этот момент в дверях зала выросла худенькая фигура Оксаны. Она, увидев меня, заулыбалась, подошла ко мне, протянула мне руку – я поздоровался, взял её руку в свою и поцеловал её нежные пальчики. Она выглядела очень мило, как и прежде. Голубые ясные глаза её показались мне более крупными, чем в прошлом, а тёмно-русые волосы как будто гуще. Лицо её было слегка бледноватое, но в нём просматривались сила характера и глубина доброй души. И на нежном её личике были написаны радость и удивление:

– Дядя Гена! – воскликнула она. – Мне мама сказала, что у нас будет важный гость, но ни словом о вас. Вы не представляете, как я рада вас видеть. Вы прочитаете мне ваши новые стихи? Вы же не можете жить без творения…

А мне вспомнился разговор с Оксаной, состоявшийся у нас года три назад, здесь же, в этой квартире. Тогда спросил у неё: «Почему ты выбрала технический вуз? У тебя же натура поэтическая…». Она ответила не задумываясь: «Мечтаю стать инженером робототехники. Это, во-первых, интересно, а, во-вторых, нужно… важно для экономики государства. Обидно: в Южной Корее на 10 тысяч работающих свыше 500 роботов, а у нас в России – всего два. Представляете, какой впереди фронт работ…».

Я оторвался от воспоминаний и сходу спросил:

– Мне мама правду сказала, что ты идёшь на поводу у Кости… собираешься оставить институт и выходить замуж? Так?

Она вспыхнула, её бледноватое лицо покраснело:

– О чём вы говорите?! Не брошу институт. Не собираюсь быть у мужа личным секретарём. Буду техническим директором. Буду создавать роботов. Я договорилась с Костей… он создаст мне, на нашем заводе, все условия для творческой деятельности.

На пороге зала с подносом в руках появилась Ольга Николаевна. Оксана, как коршун, налетела на неё:

– Мамочка, опять за своё? И дядю Гену настраиваешь против моего Костика? – она заплакала. – Я же, мама, люблю его больше, чем ты думаешь. Я так его люблю, что готова за ним… повсюду, хоть на Сахалин, хоть на Камчатку – куда угодно. В Москве делать нечего! Здесь себя не найдёшь! А Костя замечательный, он честен, правдив, искренен… Он добрый и благородный. Он никого не любит больше меня…

Я с крайним любопытством всматривался в давно знакомое мне лицо Оксаны. Мне хотелось и раньше её больше узнать и понять. Для меня она казалась совершенным ребёнком, немного странным, но с твёрдыми правилами и со страстной, врождённой любовью к добру и справедливости. Сердце в ней было пылкое и восприимчивое; она в иных случаях как будто пренебрегала уменьем владеть собою, ставя выше прежде всего истину, а всякую жизненную выдержку считала за условный предрассудок. Это-то и придавало ей какую-то особенную прелесть, унаследованную от матери. Она, как знал, очень любила читать литературу, особенно техническую, и мыслить. Сердце её было благородно и неотразимо, разом покоряясь всему честному и прекрасному.

– Мама, – рыдала Оксана, – как ты не права… Костя готов ради меня на всё!..

– На всё?! – у Ольги Николаевны задрожали губы. – И ты считаешь его благородным? Где гарантия того, что ты завтра не забеременеешь? И будешь сидеть не в институте, на кафедре, а сидеть с малышом на руках… и ещё меня ребёнком по рукам свяжешь… придётся мне забыть про мою историю…

Дочь, рыдая уже навзрыд, бросилась к матери, прижалась к её груди. У Ольги Николаевны в глазах блеснули слёзы и она тоже заплакала, утешая дочь и гладя рукой её щупленькое тело.

Дальнейшее своё пребывание в гостях я считал бессмысленным. Смотреть на двух рыдающих женщин и слушать их упрёки и обиды в адрес друг друга было выше моих сил. Вся их семья, они обе были для меня дороги, и быть в роли их некоего арбитра не собирался. Поэтому, умышленно и демонстративно глядя на часы, прервал женщин:

– Извините меня, девчата. Тороплюсь по делу. Пойду.

Ольга Николаевна, придя в себя, попыталась уговорить меня задержаться ещё минут на пять, выпить чашечку чая и попробовать домашний пирог с чёрной икрой. Я был неумолим:

– Ухожу, тороплюсь. – Обратился к Оксане: – С тобой, маленькая, надеюсь... встретимся в ближайшее время. Поговорим по душам? Да?

Однако в силу ряда причин в ближайшие месяца два мне не удалось встретиться ни с Оксаной, ни с Ольгой Николаевной. А в конце марта Оксана, судя по её голосу, радостная и возбуждённая, позвонила, и от имени Кости пригласила на их свадьбу, сообщила день, время и место.

Свадьба была запланирована после майских праздников. Для её проведения родители Константина забронировали престижный загородный отель с имеющимся при нём весьма вместительным рестораном. Лучшие номера отеля предназначались гостям издалека, прежде всего с Дальнего Востока. Всех гостей пригласил заранее Иван Михайлович – отец жениха, действующий генерал МВД.
Впрочем, обо всех нюансах предстоящей свадьбы мне поведала в телефонном разговоре Ольга Николаевна – позвонила поздно вечером накануне свадьбы.

– Знаете, мой дорогой друг, – начала она не торопясь. – Я только что вернулась с «экскурсии»… пригласили родители зятя… Иван Михайлович и Наталья Васильевна; сказали: надо всё посмотреть, всё проверить, дать последние указания; к тому же Ивану Михайловичу не терпелось увидеться с уже прилетевшими друзьями… Короче, они подхватили меня возле метро, усадили в чёрный микроавтобус «Мерседес»… первый раз в такой машине ехала. Подъехали к отелю, а нас на пороге встречают прилетевшие спецрейсом гости – человек двадцать в строю стояло…

– Почему в строю? – удивился я.

– Как понимаю, все в основном при погонах… генералы, работники прокуратуры, следователи… Все, ясно, в штатском, но действительно штатских из них человека три, один из них – зам. губернатора Сахалина, мужчина важный, с армейской выправкой. Иван Михайлович поздоровался с каждым, обнялся, расцеловался, распорядился: «Обед через час»; попросил гостей часок потерпеть, а сам, его помощник, директор отеля и я с Натальей Васильевной включились в работу… На территории помощник показал «точки», где будут маскироваться охранники; указал места парковки автомобилей; доложил, что машины будут запускаться по спискам или спецпропускам… Всё серьёзно! Иван Михайлович сказал помощнику: «Гости должны отдыхать спокойно. Угроза терроризма не снимается. Бдительность и ещё раз бдительность!». Далее прошлись вокруг отеля, осмотрели его со всех сторон. Обошлось без замечаний от Ивана Михайловича. Правда, он, пожалуй, несколько увлёкся моей личностью, разговорился со мной, стал осыпать комплиментами… – и это в присутствии Натальи Васильевны; а она женщина видная, красивая. Ох, и мужики! Никак не могут на чужих жён не положить глаз….

– Радоваться надо, что на вас обращают внимание. Видимо, не зря! – польстил я Ольге Николаевне. – Когда мужчина не смотрит на женщину, это должно настораживать.

Она вздохнула:

– Видный мужчина Иван Михайлович. Видный! Но не в моём вкусе. Уж больно высокий и тучный. Тяжеловес. Улыбка сладкая, но недобрая. Глаза подозрительные, подзаплывшие… то ли от усталости, то ли от злоупотребления алкоголем.

– А со свекровью нашли общий язык? – умышленно задал этот вопрос, чтобы только вернуться к теме нашего разговора.

– Не совсем.

– Почему?

– Как вам сказать… Мне и Наталье Васильевне Иван Михайлович поручил разобраться с меню. Но начали мы с того, что попросили директора столы отодвинуть вглубь зала, чтобы между сценой и столами площадка для танцев была более просторной. Подсказали директору на каждом столе, рассчитанном на десять человек, поставить хрустальные вазы для цветов, поскольку цветов будет много, и они должны радовать гостей. В зале Наталья Васильевна порекомендовала убрать от окон напольные вазы с пальмами и другими декоративными растениями, а собрать их воедино, в одном месте, справа от сцены. «Чтобы в них не сливали недопитое и не бросали всякий мусор, – аргументировала она, весело мне подмигнув: – Мы не произошли от обезьян; мы просто многому у них научились».

– С юмором свекровь!

– Есть в ней такое, – подтвердила Ольга Николаевна. – Когда рассматривали меню, она директора и шеф-повара чуть не уничтожила. «Вы, братцы, – говорит, – в своём уме? Рыбных блюд половина: рыба свежая, копчёная, солёная, жареная, мочёная… А икры, красной и чёрной, на каждый стол по два килограмма! Шашлыков – пять видов! Куда? Животы лопнут! У меня муж и так потерял форму из-за переедания». Директор парировал: «Ваш сын так, извините, распорядился…». «Вы помолчите! Что сходит с рук богам – не прощается коровам. Поняли? Пересмотрите меню! Увеличьте лучше количество фруктов и овощей. Сладостей добавьте!». Такая вот она, Наталья Васильевна! Строить и командовать умеет.

Находясь под впечатлением от «инспекторской» поездки, Ольга Николаевна рассказала ещё о прошедшем обеде (почти царском), о просмотренном фильме о новобрачных (Оксану и Костю показали с дней их появления на свет), о показанной ей программе заранее заказанного концерта (певцов и музыкантов отбирала Наталья Васильевна самолично) и так далее. И заключила:

– Я, конечно, понимаю желание родителей устроить для детей большой праздник. Но что об этом дне дети скажут лет через двадцать, когда поумнеют? Когда в их головах определятся истинные человеческие ценности? Страшно то, что в мелких мыслях утопают большие дела.

Я воздержался от комментариев, и на этом мы распрощались с Ольгой Николаевной, пожелали друг другу спокойной ночи.

Какое тут спокойствие? Сон как рукой сняло.

Желание ехать завтра на свадьбу пропало. Протестовала почему-то вся моя душа… Почему? Неужели потому, что ближе к старости у нас меняется к худшему отношение к миру? Нет. Буду ощущать себя в той компании маленьким человечком в большом городе? Нет. Или не переношу тех, кто стремится к наживе и ведёт праздный образ жизни? Нет. Почему, всё-таки? Этот вопрос так и застрял в голове – даже тогда, когда лёг спать.


На свадьбу я поехал. Не хотел расстраивать Оксану, питавшую ко мне добрые чувства ещё с детства. И давно не виделся с её старшим братом Павликом; его в своё время сумел убедить в необходимости и полезности для мужчины армейской службы (службе в армии сам отдал полжизни).

К 16.00, как было сказано, подъехал к отелю. При въезде на территорию остановился перед шлагбаумом. Охранник с автоматом через плечо посмотрел на номер моей машины, затем глянул в имеющийся у него в руке список, поднял шлагбаум и, приблизив к себе рацию, сказал: «Свои! Проезжайте!».

На въездной площадке, размеченной свежими белыми полосами, стояли около полусотни автомобилей, преимущественно престижных марок. Охранник с регулировочным жезлом в руках указал место для парковки. Я не заметил, как тут же возле меня, вышедшего из машины, оказались Оксана и Костя – нарядные, в брачных одеждах и с радостными лицами. Костю увидел впервые, и был поражён изящной его наружностью (наслышанный о его отце, полагал, что должен быть похож на него). Он же, сын, был высок, строен; лицо продолговатое, загорелое, здоровое; волосы белокурые, глаза большие и светлые, и в них порывами блистала порой самая простодушная, почти детская весёлость. Его внешнее изящество, на мой взгляд, было прирождённое. «Видимо, поэтому отец и не решился связать его жизнь с армией (хотя при таком-то отце только и делать служебную карьеру); в армии изящные не в почёте» – пронеслись у меня мысли.

Оксана обвила мою шею руками, одетыми в белоснежные перчатки, поцеловала:

– Как я рада! Как рада!.. – кричала она.

С Константином поздоровались по-мужски, обменялись рукопожатиями. И немедля я вручил ему пакет с книгами, которые были написаны мною за предыдущее десятилетие, сказал:

– Это вам, молодым, подарок. Будьте счастливы!

На территории возле входа в отель толпились группами, по несколько человек, гости, ожидая приглашения в ресторан; большинство – представители молодёжи, видимо, студенты, ровесники Оксаны и Константина. Одна группа привлекла внимание: мужчины, судя по их коротким причёскам и смелым взглядам глаз, были зрелого возраста, армейские чины, возможно, и генералы, о которых накануне рассказывала Ольга Николаевна. С ними, в одной компании, тусовались молодые девчата, одетые завлекательно – грудь наполовину не прикрыта одеждой, а ноги предлинные, потому что юбки и платья едва закрывали их трусики. Девчата держались раскованно, разговаривали громко и наперебой, то и дело взрывались смехом, заражая им мужчин.

– Всё! Генералы взяты в плен! – вслух заметил я.

– Есть у нас красавицы, – подхватила Оксана, – не привыкли терять время зря… Только забывают: мужчины делятся на две категории – одни имеют успех у женщин, другие им пользуются.

Константин также не удержался:

– Оксанка! Какая ты у меня грамотная жена! Всё знаешь! Но подружкам передай… пусть сильно не увлекаются генералами. Во-первых, вся территория под камерами. Во-вторых, весь отель в радиусе трёх километров окружён сплошным забором.

Мы, однако, подошли ко входу в отель, застеклённому красивыми разноцветными витражами. На одной из дверей в глаза бросился плакат с надписью: «Просим отключить мобильные телефоны. Благодарим за понимание».

– Моя идея! – не без гордости сказал Константин. – Пусть люди отдохнут от телефонов.

Молодые проводили меня в ресторан, указали моё место за столом рядом с Ольгой Николаевной, сидевшей с мужем… Дальше (лично у меня) всё было как в тумане; не на чем было сосредоточиться, потому что всего было много: музыки, поздравлений, выступлений, самих людей (чуть ли не батальон, включая музыкантов, артистов и официантов) и, конечно, еды на столе, из обилия которой смотрели сверкающими глазами хрустальные вазочки с чёрной икрой. «У Петра Порошенко, – проскочила у меня мысль, – всё в шоколаде!».

Свадьба напоминала новогоднее телешоу – гремит музыка, на сцене сменяются один за другим выступающие, все в зале улыбаются, смеются, прикалываются, поднимают бокалы и пьют, танцуют с кем нравится… Что запомнилось особенно? Запомнил радостное лицо Павла; он по секрету сообщил: Иван Михайлович переводит его на службу к себе, адъютантом, а на днях будет подписан приказ о присвоении ему воинского звания «лейтенант».

Ещё запомнился дружный свадебный хор, когда весь зал кричал «Горько!» и до тех пор, пока молодые не подчинились этому требованию гостей. Константин был скромен и подчёркнуто вежлив, не принуждал Оксану к объятиям, а терпеливо ждал, когда жена, под неистовым напором гостей, сама прильнёт к нему и подставит для поцелуя свои алые губки.

Всё на свадьбе было красиво, мило и забавно. Гости были энергичны, щедры на поздравления и подарки, не скромничали за столом и пили-ели всё подряд, налегая всё же на икру. Официанты «крутились» в полную силу и старались угодить каждому. Музыканты, певцы и прочие артисты, в том числе полуголые девицы из Московского театра варьете, не жалели сил в творчестве, выкладывались на сцене по полной.

Во время большого перерыва, часа через два после начала торжества, когда гости дружно покидали душный зал, Ольга Николаевна предложила мужу и мне последовать примеру толпы и проветриться. С трудом вырвались из зала, вышли на улицу и побрели по брусчатой дорожке, пролегающей через сосновый бор. Лесной воздух бодрил, освежал и пьянил. Майское солнце, ещё молодое и желанное, рассекало лучами мохнатые лапы сосен-великанов, плясало по их стволам, по самой земле, на наших подуставших лицах.

– Голова разболелась, – пожаловалась Ольга Николаевна. – На душе почему-то неспокойно. Не нравится мне кое-что…

– Всё хорошо, прекрасная маркиза… – запел было Виктор.

– А мне не всё нравится! – красивое лицо Ольги Николаевны посуровело. – Помолчал бы, Витя! Ты многого не знаешь… Не знаешь, что скоро мы с тобой окажемся в одиночестве. Оксаны, считай, дома уже нет… она, считай, живёт не у нас, не с нами… Сына почти не видим, а скоро не увидим и дочери. Да! Потому что… (только, ребятки, между нами; никому ни слова!) мне Иван Михайлович сказал: завтра он вручит молодым ключи от квартиры на Ленинском проспекте, с завтрашнего дня молодожёны должны жить там. Вот так! Мне-то каково? Хоть в тесноте жили, но не в обиде. Хоть хлопот с Оксаной хватало, но эти хлопоты приятные… С кем мне дома общаться?! С кем теперь смогу посекретничать? С тобой, Витя? Тебя же нет дома! Ты всё на новую машину зарабатываешь… Кстати, скажу также по секрету: сегодня молодым собираются вручить ключи от новой «Тойоты» – подарок друзей сахалинских.

– Лихо! – заулыбался Виктор, потирая рука об руку.

– Чему радуешься? – возмутилась жена. – Не знаешь, что ли… что в этой жизни за всё надо платить? Ты теперь должен смотреть на Ивана Михайловича и Наталью Васильевну по-другому… как преданная собака… Будешь говорить не то, что хочешь, не то, о чём подсказывают душа и сердце… Не сегодня. Завтра! А так хотелось жить спокойно и тихо. У меня тоска по другой жизни. Где всё честно, порядочно, без обманов и жульничества. Без воров и воровства… Эта тоска сидит не только во мне, а и в других честных людях. Люди голодают без честной жизни. Но… мы все зависим от тех, кто там… наверху… и ворует. Разве тебе, Витя, не понятно, что дорогие подарки нашим детям – не из честно заработанных денег?

– Успокойся, мать! Успокойся! – Виктор, невысокий, но кряжистый и крепкий, прижал жену к себе, узловатой рукой гладил её по спине. – В тебе, дорогая, бунтуют твоё пионерское детство и твоя комсомольская юность.

– Да, я правильная! – вскричала Ольга Николаевна. – Я – человек! Я за будущее. За справедливое будущее!

Мне почудилось, что лес ожил, сосны в бору проснулись, зашевелились-зашептались… Их верхушки покачивались. Подул ветер. Небо затягивалось тучами. «Не к дождю ли?»

Мы поспешили в отель, зашли почти последними, вновь заняли за столом свои места. Однако, как я заметил, никто не обратил внимания на нас и наше отсутствие. Все, охваченные праздником, были заняты сами собою; большинство опять налегли на напитки и еду, представленные на столе в богатом разнообразии и избытке.

Ольга Николаевна и за столом продолжила «воспитывать» мужа. Несмотря на шум в зале, я услышал, как она сказала Виктору:

– Если ничего собой не представляешь, то оставайся хотя бы самим собой. Закусывай! И не забывай: чей хлеб ешь, того и песенку поёшь…

Павел, сидевший напротив родителей, защищал отца:

– Мама, – умолял он, – перестань наезжать на папу, он у нас самый лучший.

Словом, и на свадьбе хватало всего, в том числе и разговоров, не имеющих никакого отношения к свадьбе. Если бы на всё обращать внимание – голова бы распухла.

Свадебный зал и весь отель систематически содрогались от слов «Горько!» и «Ура!». Первое было понятным, второе – не совсем. Автором вечного боевого клича войск при атаке выступал в основном коренастый и скуластый мужчина с кулаками как чайники, лицо которого с начала застолья постепенно краснело и в конце концов казалось мне красным помидором (много пил и мало закусывал). Вот и перед моим уходом командным голосом резанул:

– Пр-р-шу тишины! – он взял в руку фужер, наполненный прозрачной жидкостью до краёв, поднял над головой, мутным взглядом «прострелил» зал: – Предлагаю тост… за хозяина нашего торжества… за всеми уважаемого Ивана Михайловича…

Зал умолк. Тостующий прибавил голос:

– Дорогой друг! Дорогой наш Иван Михайлович! Будь всегда, как и прежде, крепким и несгибаемым. Здоровья тебе, дорогой! Ур-р-а-а!

Мощное троекратное «Ура!» вновь сотрясло здание. Раздались аплодисменты, какие-то женские реплики. От многоголосого взрыва за соседним от меня столом проснулся мужчина; он оторвал голову от стола, приоткрыл глаза и простуженным голосом, врываясь в затухающие аплодисменты, одиноко захрипел:

– Ур-р-р-а-а!..

Иван Михайлович на добрые пожелания в свой адрес не реагировал, на его суровом лице не дрогнул ни один мускул, он, по-моему, был занят серьёзными думами.

Не знаю, как у меня хватило сил высидеть в ресторане четыре с лишним часа, но с наступлением сумерек, подуставший, полуоглохший от шума и гама, я собрался уходить, о чём и заявил близким. Ольге Николаевне шепнул:

– Жизнь коротка, а ужин бесконечен. Поеду домой.

Она не стала перечить, но заметила:

– Никогда так не уставала, как сегодня. Однако нам с Виктором придётся быть до конца. Оксану среди чужих оставлять нельзя.

Попрощался я с близкими, в том числе и с родителями Константина, и пошёл на выход, к машине. До неё не успел дойти, как услышал голос Ольги Николаевны:

– Постойте! Постойте, мой дорогой друг! – Она спешила ко мне, неся большой пакет; поравнявшись со мной, вручила мне тот пакет: – Иван Михайлович распорядился преподнести вам подарок… Положил вам сёмгу, кету, палтус, какую-то другую рыбу и несколько банок, по килограмму, красной икры и чёрной.

Обнялись мы, расцеловались. Голубые её глаза повлажнели, из них скатились капельки слёз. Она хотела сказать ещё что-то, но, видимо, подходящих слов не нашла. Так и расстались мы, не проронив ни слова. Что она хотела сказать? Продолжить мысль, что богатым и бедным не по пути? Или ещё что-то?


В течение последующего месяца Ольга Николаевна звонила мне несколько раз, делилась новостями. В её словах не было былой грусти и печали, говорила больше о возникших приятных заботах и хлопотах. Рассказывала-пересказывала, как новобрачные переезжали в новую квартиру, ключи от которой им вручили на свадьбе; какое участие ей и свекрови приходится принимать в меблировке квартиры, в поисках необходимой домашней техники, в приобретении посуды, постельных принадлежностей, штор и многого всего. Жаловалась об одном: мол, домой возвращается усталая, с мужем почти не видится и порой ей некогда приготовить ему поесть, правда, это не столь важно, ибо холодильник забит банками с икрой и рыбными деликатесами.

– Так что жизнь прекрасна и удивительна! – подытожила она.

В одном из наших разговоров, зная её стремление быть модной и современной, сказал о том, что думал:

– Не слишком ли увлеклись проблемами детей? Пусть они сами крутятся… Почему забываете о себе? Себя поставьте на первое место. Поймите: дети не получат от вас ничего хорошего, если ваша собственная душа отодвинута на второй план. Вам кажется, что вы желаете детям добра, а на самом деле эта забота им во вред. Жизнь не для того дана, чтобы вы кому-то служили, а для того, чтобы реализовали себя как личность. Вы талантливый учитель… совершенствуйте себя дальше.

– Вы правы, мой друг. Меня в молодости родители не опекали… после школы сама строила своё будущее. С Виктором, когда поженились, имели всего два чемодана… –  В конце монолога она пообещала: – Ваш совет приму к сведению.

Ольга Николаевна звонила мне периодически; она, как и в прошлые далёкие годы, словно сверяла со мной свои думы, мысли, дела. В первых числах августа прямо-таки взорвалась на радостях – поделилась двумя приятными новостями: первая – Оксана беременна и ждёт сына; вторая – Константин с Оксаной в день рождения мужа преподнесли ему деньги на покупку желаемой крутой «Ауди» (на неё, кстати, Виктор копил сам, работая без выходных и проходных).

Первой новости был искренне рад, поздравил будущую бабушку; ко второй отнёсся холодно, высказался откровенно:

– Вы знаете: незаработанные деньги счастья не приносят. И раньше вам говорил: не поддавайтесь искушению определять свою цель как деньги. Многие так привыкли к деньгам, что переводят в денежный эквивалент практически всё. Но деньги – это абстрактная категория, предназначенная для разума, а никак не для души. Душа же не имеет понятия, что делать с деньгами, поскольку не умеет мыслить абстрактно. Конечная цель должна быть понятной для души… Так что простите, но сию радость с вами не разделяю. Лучше порадуйте… что интересное в последнее время прочитали?

Она не ответила на мой вопрос, разговор свернула; видимо, обиделась и на какое-то время оставила меня в покое. Я её обиду близко к сердцу не принял, знал: рано или поздно она выйдет на связь – привыкла обсуждать со мной любые жизненные вопросы.

На связь со мной первой вышла Оксана, напросилась ко мне в гости с Константином. Догадался: мама подсказала дочери навестить меня. После посещения меня молодыми связался по телефону с Ольгой Николаевной и высказал ей признательность за воспитание дочери. Но ни словом не обмолвился о том, что Оксана с Константином привезли мне в коробке из-под пылесоса рыбопродукты и, конечно, – чёрную икру. По-моему, это добрый знак, когда дети уделяют внимание старшим; даже доброе слово от детей приятно и греет душу.

В том разговоре Ольга Николаевна сообщила: на днях наконец-то выбралась в книжный магазин, купила рекламируемую книгу Александра Проханова «Убить колибри», начала читать, предлагает встретиться и поделиться возникшими размышлениями (при нашей обоюдной занятости мы нашли время для встречи).

Жизнь, ясно, шла своим чередом и наполняла каждый день разнообразными страницами-событиями – порой совершенно непонятными и неожиданными. Книга всё же, несмотря на своё богатство, вещь мёртвая, делай с ней что хочешь: загибай страницы, подчёркивай, бросай и забывай… А жизнь – это реальная действительность, само существование человека; кто не идёт вперёд, тот идёт назад; неверно шагнул – жди наказание; и горе тем, кто не знает смысла своей жизни, кто не определился, к какой пристани держать свой путь.

В начале октября Ольга Николаевна позвонила поздно вечером:

– Знаете, – сказала она дрожащим голосом. – Только что в «Новостях», по Первому каналу, сообщили: Иван Михайлович арестован за взятку в особо крупном размере, обвиняется в коррупции…

Через пару дней эта новость обросла подробностями: на Ивана Михайловича заведено уголовное дело, он лишён воинского звания и всех наград, ему грозит срок наказания до 12 лет лишения свободы.

В ближайшие дни стало известно и то, что сын Ольги Николаевны Павел отстранён от занимаемой должности адъютанта, ему предложили продолжить службу в Подмосковье, сохранив (пока) за ним полученную ранее служебную однокомнатную квартиру в Москве. Желая поддержать Павла морально, я нашёл время для встречи с ним, говорили долго и обстоятельно, убеждал его, что «нос вешать» нельзя, следует подумать, взвесить все за и против и определиться с дальнейшей службой.

– Ты, Павлуша, – напомнил ему, – служил в ОМОНе, участвовал в серьёзных контртеррористических операциях, имеешь боевой опыт… Возвращайся туда, где был.

Он мой совет не принял, заявил коротко:

– Буду увольняться. Поеду в Донбасс, запишусь добровольцем в ряды ополчения.

Забегая вперёд, замечу: Павел не отказался от задуманного, он ныне служит в «горячей точке». Вся семья переживает за доморощенного добровольца, тем более что на Украине изменений к лучшему не предвидится, русофобия процветает, украинские власти не желают смириться с существованием ДНР и ЛНР и придерживаются курса на войну, которая оплачивается Западом во главе с США.

С отъездом Павла в Донбасс произошла неприятность: у Виктора украли «Ауди». О том несчастье Виктор рассказал так:

– Забарахлила сигнализация. Вызвал мастера на дом. Обнаружить причину не смогли. Мастер посоветовал обратиться в сервис. Вечером после работы отогнал «Ауди» в сервис, там посмотрели, покопались, развели руками: в чём дело – не поймём. Предложили оставить машину до утра, пообещали сигнализацию наладить или заменить. Оставил им документы на «Ауди», ключи. Утром забрал машину, мастера заверили, что теперь всё в порядке. Уехал на работу, а вечером поставил машину не в гараж, а возле подъезда. Утром проснулся, глядь в окно – машины нет… Угнали любимицу. Чуть инфаркт не заработал. «Полетел» в полицию, написал заявление. Результата ждал месяц, другой… В уголовный розыск наведывался регулярно. Безуспешно! Как-то заявился в кабинет к начальнику уголовного розыска, он опять выслушал мою слёзную исповедь о любимой «Ауди», разоткровенничался и сказал: «Понимаю тебя, мужик… сочувствую… Не хочу врать. Машину твою нашли, однако забрать её у того хозяина не в моих силах. Слишком большой чин… полицейский. Очень большой. Машина твоя из разряда угнанных удалена из всех баз данных; на ней теперь другие номера… Извини, мужик, однако помочь тебе ни я, ни мои коллеги не можем. Извини! Забудь про свою «Ауди». Не в тот сервис поехал… Оттуда «ноги растут»…

Виктор долго не мог поверить в безвыходность ситуации, сложившейся с потерей «Ауди», вздумал было пойти жаловаться на беспредел в руководство МВД, но потом, по непонятной мне причине, отказался от задумки. К работе он не остыл, продолжает трудиться на двух работах, а друзьям по поводу пропажи машины говорит полушутя–полусерьёзно:

– Бог дал, Бог взял… Да и не нужна машина в Москве, ездить мне некуда. С личным транспортом одни проблемы…

Ещё через несколько месяцев, когда следствие по делу Ивана Михайловича продолжалось, от Оксаны узнал весть о том, что Константин лишился бизнеса; его предприятия по переработке рыбы отобраны в результате рейдерского захвата и имеют нового хозяина; он сам растворился в неизвестности, просил Оксану не тревожиться, объявится нескоро.

Оксана родила сына, оформила в институте академический отпуск по уходу за ребёнком, живёт в собственной квартире, в которой, кстати, прописана почему-то одна, без Константина. Ольга Николаевна и Наталья Васильевна помогают молодой мамаше по хозяйству, поочерёдно, чуть ли не по графику, навещают её, нянчатся с внуком. Оксана в одном из наших разговоров не вытерпела и попросила:

– Поговорите с бабушками… Несут парню что можно и что нельзя... пытаются чёрной икрой кормить… Ещё и к рукам приучают, пляшут с ним по всей квартире…

Такая вот история данной семьи. Обычная, пожалуй. Жизнь течёт, идёт вперёд противоречиями, и они, живые и нежданные, во много раз богаче и разностороннее, чем нашему уму поначалу кажется.