Первый подвиг

Старый промасленный автобус переполошил на просёлке всю сонную утреннюю пыль. И она, покружась и поворча, вновь привычно уложилась на свои издревле обжитые колеи.
За окном, раззадоренный лёгким весенним солнцем, маршировал строй короткостриженных кустов. Сквозь равные промежутки этих рядов вдруг взметался вверх, блестя моложавой зеленью, кипарис-офицерик. Под приветственный шелест я генералом проезжал вдоль своего воинства, и чересчур угодливый ветер слегка склонял их блестящие шлемы.
Автобус остановился. Замерли и шеренги, сомкнув свои непрочные листики-щиты. А перед нами во всю широту глаз переливалось по подсохшему полю начинающееся дневное марево. На горизонтах оно сгущалось в колышущуюся серую массу. И вдруг я вспомнил – дед всегда говорил, что у врагов мышиные мундиры. Это они! Как много! Пришлось тихонечко подрожать от страха и радости; ведь у меня есть своя армия, жаль ещё не вошедшая в полный цвет.
Серая пелена мышиных мундиров настырно подступала со всех сторон. Несколько самых издерганных кустиков уже дезертировали из наших рядов и жались в тени остановки.  Окружены и преданы врагам! Но кто же этот бесстыдный агент?! И тут я увидел её - ужасную старуху с чёрной лентой в волосах. Она приближалась к нам боком, вдоль рядов автобусных кресел. На месте одного глаза, в ореоле вывороченных век, сочилась пустотой тёмная глазница. Словно обжигаясь о рукоять клюки, то один, то другой палец старухи неловко подпрыгивал. Эта пульсирующая дрожь разбегалась по всему её расшатанному телу.
Она подошла и остановилась, повернувшись к нам всем своим грузным телом и исковерканным лицом. И вдруг вся армия со мной во главе прахом выстелилась к её ногам.  По старому, заштопанному на локтях пиджаку, как длинные свежие шрамы бежали в несколько рядов красные орденские планки, а оставшийся живой глаз смотрел на меня, как смотрят уставшие любящие матери на давно болеющих детей.
 Разбухшее, наполненное дрожащей кровью сердце, словно налитые слезами глаза, вдруг выкатило из себя болезненно-колючий сгусток, что заставил меня решительно подняться с пригретого места.
Говорят, тогда мне было четыре года и я впервые уступил место в автобусе.