5. Сторож

Новый год встречали всей командой у Редькина, его мама, помимо всего прочего, приготовила шикарный шоколадный торт. Сами родители Влада уехали встречать праздник к старшей дочери, так что нам досталась во временное пользование трёхкомнатная квартира. Было весело, это был первый «взрослый» Новый год в компании ровесников и в отдельной квартире. К сожалению, мы так навалились на спиртное, что о шоколадном торте никто даже и не вспомнил. Что поделаешь, градация прожитых лет, а может – деградация? Детство осталось на том берегу реки, а здесь не едят сладкое, здесь только закусывают. Уже в новом 1991 году я ещё несколько раз посетил занятия, но затем сказал – баста! – и забрал документы из училища. Родители были в шоке, от которого они так и не оправились, по-моему. А уже в феврале, чтобы иметь личный доход, я устроился во вневедомственную охрану сторожем.               

О, в советские годы это была модная тема для различного рода неформалов, диссидентов, рок-музыкантов и прочих «гнилых» интеллигентов, не желающих строить светлое будущее и «пахать» на производствах или в научной сфере. Сторожа, вахтёры, дворники или кочегары как Цой и Башлачёв. Многие из рок-подполья тянули необременительную лямку таких непрестижных нынче занятий, оставляющих так много свободного времени. «Поколение дворников и сторожей», «Великий дворник», «Сторож Сергеев» - вот неполный список песен, прославляющих эти профессии, написанных признанным гуру той эпохи ленинградцем Борисом Гребенщиковым. Так что я ничуть не покривил Душой, когда назвал эту тему модной.                               

График работы в охране был такой: ночь на каком-нибудь объекте, два дня дома, но если дежурство совпадало с субботой или воскресеньем, тогда – сутки, а потом два дня выходных. Если ещё учесть, что я всегда брал с собою гитару и что-нибудь почитать, то назвать моё дежурство работой можно весьма условно. И за эту номинальную работу платили в то время неплохие деньги. Первый мой объект - это склады со строительными материалами. Склады были обнесены забором, внутри периметра которого, была охраняемая зона, а вход в эту зону имелся через строительный вагончик, в котором я и помещался. Все склады подключены на сигнализацию, а пульт с лампочками индикации находился у меня в вагончике. Таким образом, если сработает сигнализация, то я обязан позвонить дежурному в отдел охраны РОВД, а потом пойти и проверить нужный склад. Если индикация сработала от порывов ветра (а чаще всего бывало именно так), то я должен был дважды щёлкнуть тумблером и, устранив неисправность, снова перезвонить в отдел. Нет, ну по инструкции я, конечно, должен делать каждые два часа обход территории, но мне сказали, что этим можно пренебречь, так как инструкция писалась, когда ещё в помине не было сигнализации.                               

В вагончике было тепло, стоял стол, над которым висел график дежурств, два стула и лежанка, также имелся электрочайник, в общем, обстановка спартанская, ничего лишнего. Да, чуть не забыл, каждое дежурство меня навещала лейтенант Лена, такая у неё была обязанность, проверять «нашего брата». Она приходила с мороза румяная, снежинки блестели на лейтенантских погонах и форменном полушубке, а из-под шапки выбивались светлые пряди, может с тех пор мне и нравятся девчонки в форме? К сожалению Лена заходила ненадолго, оценить обстановку на боевом посту и ехала с проверками дальше. Потом, как правило, ко мне приходили друзья и приносили алкоголь, чтобы скоротать зимний вечерок в степенных разговорах о блестящем будущем нашей группы и удалых песнях под гитару. Очень удачной иллюстрацией о нелёгкой стезе сторожа, служит весьма натуралистичная песня Гребенщикова, о которой уже упомянуто выше, под названием «Сторож Сергеев». Чтобы вы верно смогли оценить масштаб явления, я привожу её здесь полностью:
                «Зеленая лампа, и грязный стол, и правила над столом, 
 Сторож Сергеев глядит в стакан и думает о былом.
 Но вот приходят к нему друзья, прервав его мыслей ход,
 И быстро вливают портвейна литр сторожу прямо в рот.
 
 Друзья пришли к нему неспроста, пройдя не одну версту.
 Они желают видеть его на боевом посту.
 И сторож Сергеев, презрев свой долг, ловит беседы нить.
 И ставит стулья друзьям своим, поскольку им негде пить.
 
 И он говорит с ними до утра, забыв обойти свой двор.
 Он пьет, не глядя совсем на дверь, куда мог забраться вор.
 Но ночь проходит, приходит день, как в мире заведено.
 И сторож Сергеев упал под дверь, допив до конца вино.
 
 Зеленая лампа горит чуть-чуть, сменщик уж час как здесь,
 А сторож Сергеев едва встает, синий с похмелья весь.
 И он, трясясь, выходит за дверь, не зная еще куда,
 Желая пива и лечь поспать, скромный герой труда».
                Вообще, друзья приходили хоть и часто, но не каждое дежурство и не всегда оставались до утра, а потому у меня имелось много времени для написания собственных новых песен. «Небо в ярости», «И снова наступает ночь», «Тварь» - эти и некоторые другие композиции написаны в том вагончике под завывание февральской вьюги и мартовской капели.

Однажды ко мне на пост пришли Андрей Крипачария и Редькин, который привёл с собою некоторого знакомого Сергея Старогородцева. Друзья принесли достаточное количество водки. Сергей был тем самым мифическим знакомым Репы, который когда-то играл в ансамбле. Их коллектив не писал своих песен, предпочитая исполнение проверенных эстрадных хитов того времени, выступая на «танцульках» и свадьбах. Сергей очень неплохо пел и играл на гитаре, а потому наш вечер быстро превратился в джем-сейшн, где играли по очереди, поскольку гитара была одна, но пели хором. Потом Старогородцев запел «Засыпает синий Зурбаган» голосом Преснякова-младшего и все замолчали, потому что это было кайфово. Дым от сигарет стоял коромыслом, и тут дверь вагончика раскрылась и в помещение вошла лейтенант Лена. Как я мог про неё забыть? Оглядев сквозь плотную дымовую завесу, окружающую обстановку – стол, на котором находилась водка и закуска, наши побагровевшие физиономии, она печально констатировала:
 - И здесь сторож пьяный!
 Она расписалась в журнале, и я пошёл проводить её на крыльцо вагончика. Пообещав, что всё будет в порядке и, глянув мельком, как Лена садиться в стоявшую неподалёку служебную машину, я вернулся к друзьям.                               

Застолье продолжалось, ибо водки оставалось ещё немало и вскоре к нему присоединились Хапакныш с Крюгером. Они принесли с собой несколько бутылок портвейна. Потом мы с воплями и гиканьем катались по охраняемой территории на тракторе. Стоявший во внутреннем дворе трактор «Беларусь» давно привлекал наше внимание, но управлять им никто не умел, а тут сразу два сельских парня пожаловали в гости! Воспользовавшись случаем, мы устроили настоящие гонки в пургу. Стихия к ночи так разгулялась, что видимость была практически нулевая, и я до сих пор удивляюсь, как это обошлось без аварии. Вернувшись в вагончик, мы снова здорово «поддали», и очевидно коктейль из водки и портвейна сыграл с нами злую шутку. Мы устроили типа конкурса, кто сможет разбить пустую бутылку об голову. Это было последнее, что запомнилось чётко.

Я проснулся и, открыв глаза, увидел знакомый фанерный потолок вагончика. Тело затекло и я с трудом, кряхтя, как старый дед, сел на своей лежанке. В комнате было жарко и кислорода в ней почти не осталось. Голова трещала, а в окнах занималась бледная заря. «Светает», - подумал я и огляделся по сторонам. Прямо на полу, побросав туда свои шубы, спали вповалку Крюгер, Крипа и Хапа. «А Редькин со Старогородцевым, вероятно, ушли домой, ведь им недалеко» - промелькнула мысль, и я скомандовал громко:
  - А ну рота, подъём, смена идёт!
 Братва зашевелилась, Хапакныш, очумело вращая глазами, произнёс плаксивым голосом:
 - Ну, бабушка, я ещё посплю, мне ко второй паре.
 - Не хочу я быть твоей бабушкой, - парировал я, - с таким внуком только застрелиться!
 Ребята нехотя поднялись и начали одеваться, сегодня воскресенье, я посмотрел на часы – скоро уже придёт сменщик. Я хотел придать себе хоть какой-нибудь приличный вид, и попытался расчесать волосы пятернёй. На пол стали сыпаться осколки стекла. Не понял!  Покопавшись в шевелюре, я извлёк оттуда ещё осколок.
 - А чо у меня стекло в волосах? - в недоумении обратился я к своим вчерашним собутыльникам.
 Эти олухи заржали, а Крипачария спросил меня:
 - Помнишь, бутылки об головы били? (Я кивнул) Так вот у тебя получилось, ты смог!
                Моим родителям несколько раз звонила классный руководитель нашей группы из училища. Она предлагала восстановиться мне в «шараге» и взять академический отпуск, чтобы на следующий год продолжить обучение. Вероятно, это уже было согласовано с руководством училища, что конечно дорогого стоило, но меня совершенно не прельщало. На несколько ближайших лет я выбрал себе жизненный путь, став «простым солдатом рок-н-ролла», как образно выразился Юра Наумов из ленинградской группы «Проходной двор». Но тогда я был уверен в том, что братство «гитар, длинных волос цветов, крутых скандалов, уверенных ртов» навсегда!                               

Кстати, в марте нас «попёрли» с нашей замечательной репетиционной «базы» из подвала дома на Морском проспекте. Имел место прогнозируемый конфликт с жильцами оного дома, откровенно не любившими рок-музыку и не понимающими её революционного значения. Собственно конфликт существовал и ранее, только внезапно он перерос в острую фазу. Шла репетиция. После очередной «морзянки» вместо «радиоключа» производимой ударами швабры по трубам отопления, смысл которой сводился к выражению крайнего недовольства жильцов из верхней квартиры нашей музыкой, у нас в подвале, вдруг разбилось окошко. Окна были небольшие и находились под самым потолком подвального помещения, поэтому, когда мы на шум разбитого стекла повернули головы, то увидели, как чьи-то ноги пробежали по отмостке дома и услышали, как хлопнула дверь в подъезде.
 - Ну, ты попал, полупокер! – с угрожающей интонацией в голосе произнёс Репа.
                «Вычислить» квартиру этого «камикадзе» на первом этаже соседнего подъезда, не составило ни малейшего труда, и вот всей толпой мы решительно звоним в двери. Советские люди привыкли открывать двери, когда в них звонят, даже если за ними незваные гости. Встретить опасность лицом к лицу, вот кредо советского человека! На пороге квартиры стояла женщина, которая преградила нам путь с решительностью баррикады. Но ноги, которые пробежали по отмостке явно принадлежали мужчине и мы потребовали, чтобы для разговора вышел сам хозяин квартиры. «Сам» так и не вышел, вероятно, убоявшись расправы, а женщина «стояла грудью» на страже у порога своего жилища, впившись побелевшими пальцами в дверную ручку. И мы ушли, не став беспредельничать, но всё же успели высказать всё, что думаем о мужчинах, прячущихся за спинами женщин. Скорее всего, в пересказе «потерпевших» это обросло фантастическими подробностями, например – о попытке убийства невинных граждан. Так или иначе, но с «точкой» в подвале пришлось расстаться, и перевезти всю аппаратуру, вместе с ударной установкой, на новую квартиру Крипачарии на Шлюзах. У Андрея имелась отдельная комната, там мы пока и стали репетировать.