Каминные щипцы
Дашеньке Захаровой
– Эля, как твое колено?
– Мам, уже не болит. Честное слово, – для большего убеждения я даже руку на сердце положила.
Мама прищурилась:
– А локоть?
– И локоть, – не отнимая ладони от груди твердо ответила я.
И локоть, и колено, конечно еще болели, и мама об этом знала. Но я не обращала внимания на боль. Я так часто спотыкаюсь и падаю, что уже привыкла к болевым последствиям. Надо мной подшучивает вся семья, мама грозится обвязать меня подушками безопасности, а я отчаялась изменить такое положение вещей. Однако то, что произошло в субботу заставило меня (да и не только меня, я уверена в этом теперь), изменить отношение к своей неуклюжести. И мне даже не жаль моего любимого праздничного платья. Ну, почти не жаль…Вот если бы я знала, к чему приведет то, что привело, я бы так гораздо раньше сделала …
– Все-таки в этот раз твое падение принесло пользу, – отозвался, усмехнувшись, с соседнего кресла папа.
Я не смогла сдержать улыбки. До Москвы оставался еще час полета, и я вспомнила, как пятницу не хотела лететь в Ригу. Не то, чтобы у меня было предчувствие чего-то нехорошего, – падения в расчет не беру, это уже функция по умолчанию, – а просто помолвка любимого дяди Антониса с Линдой меня на радость вообще не вдохновляла…
***
– Мы все не в восторге, но это выбор Антониса, мы должны его уважать, – с нотками предостережения произнесла мама в пятницу утром, когда мы собирались в аэропорт. Я угрюмо кивнула, ничуть не намереваясь отнестись положительно ни к Линде, ни к тому, что она выходит замуж за моего дядю.
«Она же чужая! Чужая! Не наша! – вопили неозвученные мысли у меня в голове». Она чужая и…пустая.
– Эля, что ты собираешься надеть на праздничный ужин?
«Пакет на голову, чтобы не видеть этот абсурд, гордо именуемый помолвкой».
– Бежевое платье, возможно, еще не знаю. – видимо, я сказала это настолько безрадостно, что мама с папой многозначительно переглянулись, а потом мама отправила меня собирать чемодан.
Стоя у раскрытого шкафа и разглядывая платья, блузки, джинсы и пиджаки я вспомнила вечер, когда впервые познакомилась с Линдой. И видят все святые, я пыталась быть с ней любезной и даже подружиться в угоду дяде, но…
Линда сидела рядом с Антонисом, напротив нас с папой и мамой. Она была на энное количество лет его моложе, но дело не в этом. Скарлетт О’Хара была моложе Ретта Батлера на девятнадцать лет, а какая между ними была любовь! Ладно, к черту ремарки…Украшений на Линде было не то, чтобы много, однако они бросались в глаза (и поверьте, я это не фигурально!). Золотое колье бросалось своим блеском, когда она наклонялась вперед за каким-нибудь блюдом, кольцо с бриллиантом – в тот момент, когда она протягивала руку с бокалом после очередного тоста, бриллиантовые серьги сверкали всякий раз, когда она поворачивалась к Антонису, чтобы улыбнуться и сказать какой-то слащавый бред. Глядя на нее, я по возможности молча поедала свой ужин, но уже успела понять: ей никогда не стать хозяйкой дома, как была тётя Эльза. Никогда. Линда была красивым украшением, как позолоченная статуэтка, стоящая за ее спиной на каминной полке. После развода Эльзы и Антониса во всем особняке поменялась атмосфера, стало прохладно и неуютно. И, конечно, этому способствовало и то, что с полок и стен исчезли все совместные фотографии тети и дяди, пустые места кое-где теперь занимали снимки Линды.
– Элина, – Линда с улыбкой на прекрасно нарисованном лице чуть наклонилась ко мне. – Не знала, что бежевый сейчас в моде. Не видела его ни в миланской, ни в парижской коллекциях…Никогда не любила этот цвет, он какой-то бледный, невыразительный. Если ты хочешь, мы можем на этих выходных слетать в Италию, я с удовольствием помогу тебе обновить гардероб.
От такой неожиданной бестактности я непроизвольно качнула головой, и мои очки съехали на кончик носа, но я даже не обратила на это внимание. Прищуривщись (потому что лицо Линды стало похоже на размытое пятно, и потому, что чувство презрения к ней возрастало внутри), я сухо сказала:
– Бежевый цвет – благородный и красивый, он в моде всегда. Классика, так сказать. А за трендами я не гоняюсь, это пустая трата времени и сил. Предпочитаю саморазвитие. Вот, например, недавно прочла книгу «99 франков», Фредерика Бегбедера. Вы, конечно, слышали о нем, – я лучисто улыбнулась, а мама бросила на меня сердито-предупреждающий взгляд. – Так вот, он пишет о том, что реклама и мода – величайшие манипуляторы человества, которые превращают человека в раба, и…
Дядя, словно извиняясь и прося, посмотрел на меня и положил руку на плечо своей невесте.
Папа, спасая ситуацию, слишком ненатурально закашлялся. Антонис подал ему воды. Линда посмотрела на меня сдержанно, но я поняла, что подругами мы с ней не станем. Я упрямо дернула подбородком – так тебе и надо, ясно же, что кроме «Космополитена» и фешн-журналов ничего в руках не держала!..
После моей тирады атмосфера за столом ощутимо испортилась. Всем расхотелось есть, разговор тек вяло и однообразно. Линда предложила разжечь камин и переместиться к огню с горячим шоколадом – «так уютнее и романтичнее». Все эту инициативу поддержали, но возле камина не оказалось каминных щипцов. Я вызвалась сходить за ними.
Подвал, в котором находились каминные принадлежности, был в противоположной стороне дома, вдалеке от гостиной. Идя туда, я вспоминала тетю Эльзу, добрую, ласковую и настоящую, «нашу», и мне казалась такой нелепой причина их расставания, но еще более нескладным мне представлялся дядин новый выбор.
– Мы с Эльзой уже давно вместе, двадцать три года. В последнее время, около года, мы стали понимать, что между нами уже нет прежних чувств, мы отдалились и остыли друг к другу. Расстаться – было нашим обоюдным решением, мы расстались на приятельской ноте. – вот так объяснил нам Антонис.
Отец признался, что не понимает его. А я понимала папу – новость о разводе Эльзы и Антониса стала для нас шоком. Ни на одной из многочисленных семейных встреч до развода мы не замечали ничего, что могло бы нас встревожить. Тетя и дядя всегда были приветливы и доброжелательны и к нам, и к друг другу, и тут БАЦ! – «мы развелись»…
Через год я случайно подслушала разговор папы и Антониса по скайпу.
– Понимаешь, Андрей, мы развелись с Эльзой не потому, что не могли выносить друг друга, что вдруг резко наши характери вошли в конфронтацию…
Я поморщилась – не любила заумных книжных слов, когда объясняли чувства.
– Наоборот, мы не ссорились ни разу ни до принятия такого решения, ни после. Просто мы поняли, что лучше дать друг другу возможность попытаться получить в жизни новых эмоций, впечатлений, новое счастье. Не застаиваться в одном состоянии…
– Ты все время говоришь «мы решили», «мы поняли»…Но кто-то же из вас все-таки первый озвучил это «решение», – стоя за дверью, я, конечно, не видела папино лицо, но тут же представила, как он скривился на последнем слове.
– Я озвучил.
– Понятно-о…Линда?
– Нет, она появилась позже. Уже после развода.
– Ты любишь ее?
Дядя не ответил, а быстро скомкал разговор, напомнив о приглашении на помолвку. Я откровенно не понимала, зачем тогда нужна эта помолвка, если…
Я вспоминала этот разговор, лавируя в коридорах, и спускаясь по лестнице в подвал. Включив свет, я стала осторожно спускаться, стараясь не вывихнуть обе ноги сразу – впрочем, с моим счастьем никто бы и не удивился этому, – я погружалась в сокровищницу хлама.
Щипцов видно не было; я оглядывала полки и заглядывала в ящики, пока, наконец, не заметила торчащую ручку оных на старом шкафу. Ручка эта виднелась мне то ли «из», то ли «на» какой-то коробке. Оценивающим взглядом окинув расстояние до необходимой принадлежности, я подтащила невысокую табуретку, влезла на нее и потянулась к шкафу. Спросите меня, почему я не сняла каблуки? Решила обыграть Судьбу, ва-ха-ха-ха-а!..И была тут же бессердечно повержена ею.
Падая, я все же схватила щипцы, но их зубцы зацепились за коробку, на которой они лежали, коробка упала. Свободной рукой, стремясь предотвратить предопределенно-неотвратимое, я ухватилась за медную этажерку, захламленную старыми журналами и ржавым садовым инструментом…
Грохот был знатный. Но из глубины дома не донеслось ничьих встревоженных возгласов, вместо них Френк Синатра пел «Let’s is snow», непонятно почему в конце весны. Хотя для нас, москвичей, это мог быть знак, что лета в этом году не ждать.
Я сидела в окружении хлама, сжимая в правой руке каминные щипцы и, сцепив зубы, сдерживала сердитые слезы. Было больно, но не настолько, чтобы эта боль смогла заместить обиду на себя, на Линду, на всю Вселенную.
– Элина, ты здесь?
– Да, дядя… – мрачно подтвердила я. При падении с меня слетели очки, и мир вокруг меня был размытым. После моих слов в подвале стало ярче, видимо, Антонис включил потолочные светильники.
– Бог ты мой, Эля, ты цела?!
Дядя помог мне подняться. Коленка болела нестерпимо, но я сцепила зубы.
– Все в порядке, все как всегда – «Элина – падающая звезда», – с ироницей продекламировала я, подняв вверх руку со щипцами.
– Ты неисправима… – дядя улыбнулся. – Пойдем, тебя уже все заждались. – Вот, держи очки. Удивительно, что не разбились.
– С учетом моих особенностей, я думаю, что папа в последний раз заказал мне бронированные. Я долго не могла щипцы найти, они оказались на шкафу да еще и на какой-то коробке. Падая, я и ее зацепила.
– Коробка? – Антонис поджал губы и наклонился, чтобы посмотреть на то, что выпало из коробки. А это был альбом с фотографиями и отдельные снимки. Дядя взял один из них, поднес к глазам и улыбнулся.
– Это мы с Эльзой на твоих крестинах. А вот здесь, – он поднял еще одну фотографию. – наша свадьба. Эльза опаздывала, и я уже испугался, что она передумала. – по тону его голоса, я поняла, что дядя сейчас не со мной, он в прошлом, и говорит не для меня, а для себя. – Мне тогда вдруг так страшно стало – как это так, жить дальше без нее? Я стоял, смотрел на дверь ЗАГСа и мне казалось это невозможным…Она появилась за две минуты до начала регистрации, оказалось, что таксист заблудился, и я смог спокойно дышать. И все время, пока она была рядом, я был спокоен.
– Дядя, – о боги, простите мне мою бесцеремонность. – Ты ведь скучаешь по тете? Скучаешь же, я вижу!
– Эля, я знаю, тебе не нравится Линда, но это не повод…
– Да не в Линде дело, а в тебе! Если ты скучаешь по Эльзе, то еще можно все вернуть!
И я гордо, насколько позволяло мое колено, покарабкалась наверх, оставив дядю делать правильный выбор.
В гостиной Линда болтала маме о фасоне свадебного платья, модного в Европе в этом году. Папа же включил спортивный канал. А я держала скрещенными пальцы – чутье подсказывало, что никакой свадьбы не будет.
***
Дядя вернулся к нам только через два часа. Все это время я усиленно изображала будущую подружку невесты и рассматривала европейские свадебные каталоги с коварной целью не пустить Линду в подвал. Я бы, конечно, и даже с удовольствием, пустила бы ее туда, если бы там не было дяди, и дверь «случайно» захлопнула, но я вовремя вспомнила, что я вполне миролюбивый человек…
Антонис остановился в арке гостиной и, поджимая губы, по очереди посмотрел на всех нас. Чуть дольше посмотрел мне в глаза, но я не знала, ликовать мне или горевать. Мне показалось, что глаза дяди были несколько влажными.
– Антонис, что случилось? – мама не выдержала первая, бросив на меня мимолетный «Что ты успела наговорить дяде?!» взгляд.
– Линда, я думаю, что мы поторопились с помолвкой. Нам стоит отменить ее.
Эх, жаль, что у меня не было под рукой ни фотоаппарата, ни телефона, чтобы запечатлеть в веках выражение лица Линды.
***
На следующий день, по дороге в аэропорт, я немного задремала, и сквозь дрему услышала разговор родителей. Мама сказала:
– А я ничуть не удивлена, что Антонис одумался. Наверное, ему просто нужно было переосмыслить свои приоритеты. Он всегда любил Эльзу, у него даже фамилия символичная – «Эльзанис» – как будто слияние имен Эльза и Антонис.
Я улыбнулась.
– Эльза звонила мне где-то за месяц до помолвки Антониса, – продолжила мама. – Говорила, что у нее все хорошо, она снова занялась рисованием, и, в общем-то, не жалеет о разводе, но может быть, они все-таки поторопились.
Я улыбнулась чуть шире.
– Но не стоит забывать о роли нашей Элины во всей этой истории. Ее феноменальная способность к неуклюжести на этот раз пришлась во благо. – папа тихонько засмеялся.
Я улыбнулась еще шире. Осознание значимости собственной персоны вознесло меня на вершину блаженства.
– Смотри не лопни от гордости, – папа рассмеялся в голос и я тут же открыла глаза. Конечно, они с мамой наблюдали за мной в зеркало заднего вида, и давно догадались, что я только делаю вид, что сплю.
– Но все-таки спасибо Линде, ведь это именно она захотела разжечь камин.
P.S. На Рождество, выбирая подарки, мы с родителями подарили дяде путевку на двоих в Италию. Ему только нужно было вписать второе имя. В ответ он прислал фотографию этой же путевки, на которой было написано «Эльза Антонис».
28 июля 2017
Свидетельство о публикации №217072801430