Какое оно, счастье?..

«…раскаяние - первый гость трагедии…»,
Ямомото Цумитомо, «Сокрытое в листве»

  Мой сын был первым во всем. Отличник в школе и в институте. Победитель многих математических олимпиад и шахматных турниров, он был моей гордостью. Двадцать один год я вкладывал в него ум, упорство и здоровье. И получил результаты, от которых кружилась голова. У него был дар решать конфликты мирным путем, его советы были поразительно корректными и полезными. Мой сын был первым во всем. И я был уверен, что у него будет отличное будущее. И даже в самых страшных предположениях я не мог допустить, что очень скоро мы станем чужими, и между нами ляжет смерть.

    Когда это началось? – Трудно вспомнить. Чуть больше года назад. Да, точно. Четыреста девяносто пять дней назад. Значит, скоро буду справлять юбилей.

Я хорошо помню тот день. День, когда все мои планы на будущее моего сына, а значит, и моего спокойного будущего, рухнули в один миг. В тот день Чингиз приехал ко мне на работу на своем мотоцикле радостно возбужденный. Он весь сиял.

- Папа, поздравь меня, я с отличием закончил институт,  - крикнул он мне, врываясь в мой кабинет и протягивая свою зачетную книжку,  - только что получил последнюю пятерку. Вот, смотри .

Это было здорово. Но я и не сомневался, что он будет первым. Он всегда был первым. Не зря я так много вкладывал в него. Я крепко обнял его.

- Поздравляю, сына,  - сказал я, обнимая его. – Ты большой молодец. Давай поедем домой и порадуем мать.

- Папа, я выполнил свое обещание,  - сказал Чингиз, напряженно улыбаясь, - теперь дело за тобой.

- Конечно, сына. По дороге заедем в магазин и купим тебе все, что ты хочешь. Выбор велик.

- Пап, разговор не о вещах. Вещи подождут. Ты обещал другое.

- Признаться, я не помню, чем я должен наградить тебя за отличную учебу.  Напомни.
- Ты сказал, что, если я закончу учебу в институте на отлично, то ты выполнишь любое мое желание.

  Говоря эти слова, Чингиз как-то напрягся. Он не отрываясь, смотрел мне в глаза, и я не мог понять, что он ждет от меня.

- Конечно, сына, я выполню твое желание,  - успокоил я его. – Скажи, о чем ты мечтаешь, и я помогу тебе добиться этого.

- Разреши мне жениться,  - выпалил Чингиз. – Я уже готов к семейной жизни.

- Похвально, сына, похвально,  - я был рад, что сын хочет жениться, и сам собирался предложить ему это ближе к осени, но сейчас все же был немного растерян. – Скажи, кто твоя избранница, я наведу справки о ней, ее родителях и, если все будет хорошо, я благословлю вас.

- Папа, не надо наводить о ее родителях никаких справок. Я собираюсь жениться на ней, а не на ее родителях.

- Как ее зовут, как ты с ней познакомился?

Чингиз немного помялся, а потом ответил:

- Ее зовут Варя. Да, папа, она русская. Не хмурься, пожалуйста. Я ее люблю. Мы вместе учились. - И с надеждой в голосе спросил меня: - Ведь ее национальность не будет иметь значения для тебя, да, папа?

Что ж, каждый мужчина проходит через это.

- Сына, сейчас я ничего тебе не скажу. Ты молод, тебе только двадцать один год. В твои годы парни всего лишь влюбляются, но настоящей любви не ведают. Потерпи чуть и ты сам поймешь, что я прав.

- В чем прав, папа? – Чингиз уже понимал, что спокойно решить возникшую проблему он уже не сможет. – Что я не так делаю?

- Твои чувства вполне объяснимы. Молодость, горячая кровь, гормоны. Прошу тебя, не торопись, потерпи чуть. Твои чувства к ней улягутся, ты успокоишься и взглянешь на нее другими глазами. Я как мужчина тебя поддержу. Встречайся с ней сколько тебе душе угодно. Но о женитьбе не думай. Не надо это тебе.

- Почему, папа? Докажи свою точку зрения. Ты ведь всегда учил меня быть последовательным. Сказав «нет» ты сейчас должен доказать свою правоту. И учти, что при этом ты решаешь не за себя, а за меня. И последнее слово останется все равно за мной. Потому что это мой выбор и моя жизнь.

- Это тебя твоя Варя учит так говорить с отцом? – вспылил я.
Может быть, стоило тогда сдержаться, но я понимал, что эту дурь – жениться на русской, и, конечно же, еще и нищенке, - надо было выбить сразу. Пока это не превратилось в навязчивую идею.

- Моя Варя ничему плохому меня не учит,  - твердо сказал Чингиз. – Наоборот, она всегда просит быть с людьми, особенно с родителями, предельно вежливым и добрым.

Он собрался с силами и продолжил уже более мягким тоном:

- Она замечательная девушка, папа. Поверь мне, я с плохими людьми не общаюсь. Все четыре года, что мы учились вместе, она всегда была рядом со мной. И никогда не подводила меня. Я прошу тебя, встреться с ней, поговори. Тебе она обязательно понравится. Папа, прошу тебя.

- Хорошо, сына, я встречусь с ней. Например, послезавтра в пять часов. Пригласи ее в какое-нибудь кафе, и я присоединюсь к вам. Но давай пока не будем говорить об этом твоей матери. Пусть она не знает о наших проблемах.

- Спасибо, папа. Но, думаю, что это не проблема.

- Поговорим об этом позже,  - я встал, завершая тем самым неприятный для нас обоих разговор.

Встреча не дала ровным счетом ничего. Тогда я не понимал, что у них уже зародилось и окрепло настоящее чувство. Они не понимали, что я не могу допустить их женитьбу. Мой сын должен был жениться на той, которая принадлежала богатому сословию. Аморально женить единственного сына без любви ради карьеры и достатка? – Да, безусловно. Но этот брак по расчету должен был решить все будущие проблемы сына. Жизнь гораздо сложнее, чем ее видят двадцатилетние. Надо жить в достатке, желательно богато, нужны   деньги на жизнь, содержание будущих детей. И одной заработной платы, которая будет основой их совместной жизни, на все это не хватит. Возникнут и моральные трудности из-за различия в национальностях. Трудно будет появляться вместе на людях и чувствовать недоброжелательные взгляды. Надо будет постоянно сталкиваться с пересудами, наговорами. Вся жизнь станет сплошным напряжением. И стоит послушаться старших, чтобы не совершить ошибки и не стать несчастными на всю жизнь. Все это я изложил им в спокойной дипломатической форме. Я не упустил ничего, что помогло бы или помешало им быть вместе. Я искренне желал добра им обоим. Ведь и Варя – красивая девушка с голубыми глазами и мягким голосом – была чьей-то дочерью, родители которой тоже желали ей счастья.

Варя печально кивала головой. За все время встречи кроме трех стандартных фраз «здравствуйте», «меня зовут Варя» и «до свидания» она произнесла только одно «я тоже самое ему говорю».  Но сын не понял меня. Не захотел понять. Вначале разговора он пытался что-то доказать, но я не дал ему говорить. Он замолчал и сидел, как я понял, только из-за воспитания. Когда я сказал все, что хотел, я спросил их обоих:

- Что вы на это скажете?

- Ничего, папа. Извини, но я не принимаю твои аргументы за истину. Наши чувства – это не погреб с банками, где все можно разложить по местам и еще останется место. Мы с Варей будем вместе, и вместе будем решать все будущие проблемы.

- Ты ничего не понимаешь в жизни, сын.

- Что ты понимаешь в жизни, отец?! Спать с нелюбимой женщиной только ради карьеры? Работать там, где тоскливо и общаться с теми, с кем скучно просто стоять рядом? Что ты понимаешь в жизни?

    Он резко встал, бросил: «Пошли, Варя» и почти побежал к выходу. Варя виновато улыбнулась мне и пошла за ним. Я сидел один и понимал, что с сегодняшнего дня начал терять своего сына.

   Последние месяцы можно охарактеризовать как кошмар в нашей жизни. Когда в тот день он вернулся домой, я пригласил его к себе для продолжения разговора. Он молча вошел в мой кабинет, сел в кресло и кивнул головой. Мол, слушаю. На этот раз я не щадил его чувств и устроил ему настоящую головомойку. Теперь моим главным аргументом было здоровье его матери.

- Вся махалля (махалля - сообщество жителей одного микрорайона в Узбекистане) и все родственники будут смеяться над ней и обсуждать нас. И будут говорить только плохое. Думай о ней, если не думаешь о себе. Она двадцать один год ждет настоящей узбекской свадьбы, а ты ломаешь ее мечту. Ты считаешь это нормальным, но это убьет  мать. Ты не можешь быть таким неблагодарным.

Мой монолог Чингиз слушал, ни разу не прервав меня. Но думаю, что он даже не слышал моих слов. Просто сидел и думал о своем.

- Что ты думаешь обо всем этом? – спросил я, закипая гневом, но все еще сдерживая себя от оскорблений.

- Папа, сегодня днем я все сказал. Это мой окончательный выбор. И больше я не буду говорить на эту тему.

- Тогда убирайся вон из моего дома,  - мой гнев все же прорвался наружу. – И не возвращайся, пока не одумаешься. Сюда ты можешь прийти только в одном случае: когда покаешься. И никак иначе.

Чингиз вздрогнул, тихо произнес «так всегда происходит» и вышел. В дверях стояла заплаканная мать, но он ее даже не заметил.

В тот же вечер он ушел из дома, ничего не взяв с собой. В майке и джинсах. Без денег. Он забрал только свой любимый мотоцикл.

Я знал, что он расписался с Варей. Они сняли комнату, Чингиз заложил свой мотоцикл и на кредитные деньги открыл кабинет психологической помощи. Они работали вместе. У них была своя клиентура, но как я и ожидал, они мало зарабатывали и часто испытывали нужду. Соседи говорили, что  не раз видели Чингиза на товарной станции, где он разгружал вагоны, подрабатывая на семейную жизнь.

      Соседи упрекали меня за то, что я не помогаю ему, вовлекая его в унижения. Я не отвечал им и ждал момента, когда они сломаются и вернутся обратно, каждый в свой родительский дом. Известно, что бедность убивает любовь. Надо только чуть подождать и немного помочь этому. Что я и делал. Я запретил говорить о нем в доме, помогать ему. Но я ничего не мог сделать с людьми из нашего района, которые судачили о нас постоянно. Я терпел и ожидал помощи от бога.

Через три месяца он неожиданно приехал к нам. У нас в гостях был мой брат с женой. Мы ужинали, когда он вошел в гостиную. Мать охнула и попыталась было подняться и обнять сына, но, увидев мой суровый взгляд, опустилась обратно на стул.  Чингиз выглядел плохо. Похудел и почернел лицом. И странно блестели его глаза.

- Здравствуйте,  - тихо сказал он. Он посмотрел на меня: - папа, я хотел бы поговорить с тобой.

- Я уже тебе сказал, что не буду говорить с тобой, пока ты не изменишь свое решение, - ответил я, не прерывая ужина.

- Папа, я очень прошу уделить мне минуту. Прошу тебя. Разговор не обо мне.  – Его голос дрогнул. – Пожалуйста.

- Меня другие не интересуют.

- Папа, прошу тебя, - казалось, Чингиз вот-вот расплачется.

- Я два раза не повторяю. Впрочем, как и ты.

Чингиз постоял с минуту неподвижно. Потом посмотрел на маму:

- Мама, ты тоже не сможешь помочь мне? – спросил он. Но ожидания чуда в его голосе уже не было.

- В этом доме Я все решаю,  - перебил я его. – И чужим людям мы не помогаем.

- Но, отец.. – начала было мама, но я резко прикрикнул на нее:

- Я сказал «нет».

Меня пытался образумить мой брат, но и он услышал пару резких фраз. Чингиз опустил голову, чтобы никто не видел его слез, и ушел. Я ждал, что он хлопнет дверью, но этого не произошло. Мой сын всегда оставался воспитанным человеком.

Я понимал, что ему срочно нужны были деньги. Иначе он не пришел бы ко мне. Но на что ему нужны были деньги? Меня это не интересовало. Но моя жена узнала, что Чингиз искал деньги для Вари. Она была беременна. И беременность проходила тяжело. Чтобы спасти и мать и дитя, врачи советовали отправить Варю в специальный санаторий. Но это стоило больших денег.

- Отец, помоги ему, ведь это твой сын,  - умоляла меня жена.

- У него есть мотоцикл, пусть продаст его,  - ответил я.

- Ты знаешь, он заложен под кредит. Помоги ему, пожалуйста.

- Нет,  - отрезал я.  – Никогда не проси за него. У меня нет сына.

- Ты жестокий человек,  - ответила она тогда мне.  – И бог накажет тебя.

Позже я узнал, что Чингиз все же нашел деньги. Его друзья по институту скинулись и принесли нужную ему сумму. Его жену спасли, спасли и ребенка, и через установленное природой время он родился. Об этом я узнал самым первым. Почему мой сын всегда сообщал мне первому свои успехи, я понял гораздо позже. Когда было поздно и когда это знание не несло в себе никакой ценности. Кроме боли и невозможного желания вернуть все назад.
Он любил меня. Он делился со мною своим счастьем. Он хотел быть со мной вопреки всему. А я не замечал этого. Я не ценил это.  Мне важнее было подчинение, а не любовь. Я разменял его любовь на пыль. Я оттолкнул его. И бог действительно наказал меня.

Это произошло в холодную субботу. Я сидел дома, читал газеты и ждал жену, которая ушла к соседке. С улицы донесся шум мотора. Так шуметь мог только мотоцикл моего сына. Не успел я подумать, почему Чингиз опять приехал, как дверь открылась, и он вошел в комнату. С нашей последней встречи он не изменился. Он так же был худ и так же черен лицом. Но его глаза сияли. Он выглядел счастливым. Он улыбался. Сын несколько мгновений постоял у двери, а потом проговорил:

- Здравствуй, отец.

- Тебе опять понадобились деньги? – спросил я, не ответив на его приветствие.

– Что еще тебе нужно здесь?

    Ну, почему бог не дает мудрости нам?! Почему я не мог быть элементарно вежливым тогда?

- Папа, я пришел с радостью. Порадуйся со мной,  - Чингиз присел рядом со мной на колени, как он не раз делал это в прошлом.  – Только что я стал отцом, значит ты теперь дедушка.

Я немного помолчал и потом ответил:

- Меня это не интересует. Я не принимаю ни твою жену, ни ребенка, которого она родила тебе. Меня это не интересует.

- Папа, прошу тебя,  не надо так, - Чингиз заплакал. Было трудно видеть, как плачет мой сын. Делал это он неумело, прерывисто, словно выдавливал из себя звуки и слезы. – Я не могу больше жить так. Мне плохо, папа. Мне всего двадцать два года, но у меня нет сил ТАК жить. Пап, помоги мне. Я не выдержу такую жизнь.

Говорил он с паузами и было видно, как трудно даются ему эти слова.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я ничего плохого тебе не делал. Твоя жизнь
– твои проблемы. Твои радости – это только твои радости. Почти год назад ты принял решение быть самостоятельным и самому все решать в жизни. Я тебе не запретил это делать. Но ты живешь без родительского благословения. Живи и дальше так.

- Папа, я не хочу вражды.  - Чингиз взял меня за руку и прижал к своей щеке.
И моя рука сразу стала мокрой от его слез. - Прошу тебя, уступи и прими нас.  Мне стыдно тебя учить, но подумай и прими решение, что ближе тебе: твой сын  и родившийся внук, или старые предубеждения. Неужели тебе ближе мнение соседей, о которых ты знаешь  только то, как их зовут. Неужели желание сделать меня стандартным мусульманином, женив на единоверной женщине сильнее жизни твоего сына? Папа, ты совершаешь ошибку.

- Не учи меня жизни. И не разговаривай с отцом так. Я не знал, что ты вырастишь таким.

- Папа, я не учу жизни. Я всего лишь хочу счастья. Нам всем.

- Ты отказался от настоящего счастья, которое я тебе давал. Ты мне отказал в счастье. Ты оказался неблагодарным и недальновидным. Ты опозорил меня перед всеми уважаемыми людьми. Такой сын мне не нужен.

- Отец, если рождение моего сына и твоего внука не счастье, то в чем оно? Какое оно, счастье?  - вдруг закричал Чингиз страшным голосом.

    Его била мелкая дрожь, а глаза,  - боже мой, что с ними! – глаза стали такими большими и излучали столько боли, что я невольно отвел свой взгляд. 

- Папа, ответь мне сейчас, в чем настоящее счастье, и, если это будет правда, то я немедленно уступлю тебе во всем.

- Не кричи на меня. Это, во-первых. А во-вторых, убирайся вон из моего дома,

– я швырнул газету ему в лицо. – И никогда, слышишь, никогда, не появляйся здесь.

Я помню, как мгновенно потухли его глаза, хотя слезы все еще текли по его небритым щекам. Я увидел, как  дрожь его тела усилилась. Он тяжело встал, отложил в сторону брошенную ему в лицо газету и как-то странно посмотрел на меня. Я понимал, что это наш окончательный разрыв. И его любовь ко мне сломана мною. Но в ту минуту ненависть к нему была настолько велика, что вместо слов «подожди, сына», которые остановили бы надвигающуюся катастрофу, я повторил: 

- Убирайся вон из моего дома.

Он постоял секунду, потом сказал «до свидания, папа» и вышел из дома. Он не захлопнул входную дверь, я понял это по появившемуся в комнате сквозняку. Мой сын всегда был воспитанным человеком, но сегодня в первый раз нарушил свои правила поведения.  Я продолжал сидеть в кресле и просто ждал, когда услышу шум отъезжающего мотоцикла.

       Прошло несколько минут, но на улице было тихо. Я посмотрел в окно.  Мотоцикл стоял на месте, а сына не было видно. «Плачет где-нибудь»,  - подумал я и пошел закрывать дверь.

      Чингиз нелепо сидел на холодной мокрой земле, прислонившись к не закрывшейся двери. Скрюченными судорогой пальцами он пытался разорвать ворот рубашки. Лицо было белое-белое, а губы пытались что-то произнести. Но ни на что у него не хватало сил.

      Я бросился к нему. Пытался поднять, но тщетно. Его тело обмякло, мышцы уже отдали свою силу земле, и поднять его было невозможно. Я взял его за голову и посмотрел в глаза.  Смерть, неумолимая смерть пришла за ним и уже проникла в его разум.

- А-а-а. Не-е-ет. Сына, нет, не умирай,  - закричал я, тряся его за голову. – Прости меня. Все будет хорошо, только встань, сынок. Я все прощу, я все тебе разрешу. Только встань, сынок. Сына-а-а, не  умира-а-ай…

Чингиз стеклянными глазами смотрел на меня. Ничего кроме невыносимой боли в них я не видел. Я чувствовал, как его жизнь, которую я дал ему двадцать два года назад и которую я сам отравил своей неоправданной жестокостью, медленно выходит из него. Было видно, что ему очень больно. Мозг не хотел сдаваться и давал команду сердцу продолжать работать, но сердце не имело больше желания поддерживать жизнь там, где это уже не было нужно. Но выразить эту боль Чингиз уже не мог. Я сам убил своего сына.

Так я и сидел на мокрой холодной земле, обняв сына и бездумно раскачиваясь, пока соседи не увидели нас и не вызвали «скорую».

Послесловие.

     В тот страшный день, когда утром родился мой сын, а через час умер мой муж, мой мозг не выдержал всего напряжения и отключился. Он ушел в свой мир. Без боли и страданий. Мое время остановилось. С того дня я живу в абсолютной тишине. Только один вкрадчивый голос, поселившийся в моей голове, постоянно что-то шепчет мне. Я пока не пойму, что он говорит мне, но обязательно это узнаю.  Сейчас меня окружают предметы только белого цвета и вокруг меня много людей в белых халатах. Что они делают в моей жизни, почему вокруг меня все белое, я не знаю. Впрочем, я еще не знаю многого другого. Например, как меня зовут…