Мы с тобой одной крови!

     Дикие кабаны – парни серьезные!

     Когда между политзанятиями, борьбой с неуставными отношениями, игрой в прятки с начальством, уборками всевозможных территорий от листвы, снегов, грязи и прочих трупов удается попасть на какое-нибудь интересное окологражданское мероприятие, ощущаешь себя не винтиком в военной машине, а личностью с большой буквы. 
     Однажды, перед самым Новым годом, позвонили нашему командиру и поставили очень важную, даже секретную боевую задачу: «завтра в пять утра снарядить полтора десятка крепких бойцов, одеть потеплее и построить перед штабом».
     О-кей! Сделали. Не прошло и часа стояния на легком двадцатиградусном литовском морозце, как подкатил ПАЗик. Нас загрузили вместе с тушенкой, галетами, большой флягой питьевой воды и повезли в суровую снежную неизвестность. Судя по тому, что мы выехали из части по объездной дороге, тихо и незаметно, все, включая и нашего командира, подумали, что предстоит выполнение очень опасного и необходимого нашей Родине задания, о котором не знал даже водитель, который вез нас по бездорожью и мгле. Через пару часов автоблукания по лесным дорогам Литовской ССР мы прибыли на какую-то полянку, где нас поджидало наше вышестоящее генеральско-полковничье начальство и неизвестные гражданские лица с большими животами и охотничьими ружьями. Как потом оказалось, это были представители местной светской власти.
     Ну, все понятно, нас привезли на «царскую» охоту. Ага, «толстые», значит, будут сидеть в засаде, а мы будем гнать на них всякую разную дикую тварь из дикого леса. Нам выдали палки, деревянные трещотки, свистки и оранжевые железнодорожные жилеты. Это что б нас по ошибке не укокошили спьяну,  как диких свиней, наши командирчики-начальнички. Лучше бы АКМы выдали.
     Стали мы цепью как карательный отряд НКВД, и пошли. Стуча палками и зубами, улюлюкая, свистя и громко переговариваясь, погнали мы бедных жилистых лосей, умных оленей, свирепых волков, хитрых лис и всевозможных диких клыкастых уродцев, сурков и мангустов прямо под пули. Было жалко, холодно, но интересно. После того как первая партия выстрелов отзвучала, мы увидели убитых животных. Нам пришлось собирать их теплые кровоточащие тела. Лося едва дотащили – тяжелый, гад.
     Снегу в ту пору выпало почти по эти…  Ну, некоторым по пояс будет. Трудно было ходить, мы вымотались, как бессовестные козлы, уже после прохождения первой лесной делянки. К обеду брели по лесу, как зомби, уставшие и плохо соображающие. Не было сил ни орать, ни петь, ни стучать. Раздавались только жалкие свистки в морозном лесу.
     После прохождения четвертого лесного квадрата нас привели к автобусу. Горячий обед еще больше разморил всех загонщиков. Пытались немного поспать - куда там! Прискакала какая-то генеральская «шестерка» и приказала занять позиции для нового броска. Куда деваться, побрели, стали. Команда - «пошли». При прохождении последнего квадрата, когда все, и даже сами горе-охотнички, были уже замучены до крайности, случилось вот что.
     Смеркалось, становилось плохо видно, да и бдительность мы уже потеряли. Кто-то из нас увидел трусцой пробегающую мимо стайку полосатых кабанчиков. Закричали, засвистели, затопали как могли. Молодняк рванул  в сторону стрелков. Но мы не сразу заметили, как вожак стаи – здоровенный монстро-секач - вдруг остановился и уставился на нас своими красными глазищами. Мы, в свою очередь, стали его пугать воплями и прочими шумовыми эффектами. Но кабану вся наша какофония была до лампочки. Он даже не шевельнулся, подлец опытный. Мы тоже стали как каменные фаллосы в монгольской степи. Нас разделяли двадцать метров снежного прибалтийского леса. И что дальше? А шайтан его знает. Я попытался, громко размахивая руками и присвистывая, двинуться на него. Вроде как шугануть. Дикая тварь из дикого леса, я бы даже сказал, сволочь, не тронулась с места. Ну не знаю. Что нам уходить? Мы же загонщики, почти ковбои, зверобои, чингачгуки и фениморы куперы, все в этом духе.
     Пока мы робко так топтались на одном месте, кабан начал учащенно дышать и ворошить копытом (или что там у них) снег. И вдруг, мама родная, с фашистским остервенением он ринулся на нас. И откуда взялось столько силы в членах. В этой ситуации каждый из нас наверняка установил мировые рекорды в спринте и не только. Когда я почувствовал, что секач дышит мне в задницу, я понял, что он в беге будет поглавней меня. На пути оказался совершенно ровный ствол какого-то дерева, ветки начинались только метров с двух, вот на него я и взлетел, как многоопытный павиан. В глазах потемнело, сердце готово было разорваться от избытка адреналина.
     Я вцепился в дерево, а клыкастый, толстомордый кабаняра, вместо того чтобы убежать восвояси, начал кружить под деревом. Тут я увидел, что и все мои сослуживцы отважные так же благополучно отдыхают на сосенках и березках. Ну и сколько нам тут сидеть? Вот дела. А кабан все ходит и ходит. До лесной опушки, где засели генералы, далеко, не докричаться.
     - Эй, братва, - застонал кто-то, - что делать будем, а? Мы так долго не высидим.
     - Давайте в него что-нибудь кинем, - предложил другой.
     - А что именно, и кто будет кидать?
     - Па-па-цаны, нам, кажись, кранты!
     - А я по-большому  хочу.
     - М-ма-ма-а!
     Видно, эти переговоры начали нашего кабанчика еще больше возбуждать, он почему-то, хоть я и сержант, подошел именно к моему дереву и стал об него злобно тереться и шумно фыркать. Показалось, он даже что-то сказал неприличное. А оно, деревце-то это, не такое уж толстое и от свинских потерушек стало покачиваться, как молодой лейтенант после первой получки. Делать нечего, я стал тихо и ласково с ним общаться:
     - Слышишь, Боря, шел бы ты отсюда, дружок. Ну зачем тебе человеченка, ты ж не тигрик какой-нибудь, не волчик. Иди по своим делам, мы с тобой одной крови, ты и я. Не кушай нас, нам до приказа чуток. 
  Долго литовский хряк кружил под деревом, не обращая внимания на уговоры, наверное, плохо понимал русский язык. Когда я в сорок восьмой раз произнес заклинание «мы с тобой одной крови», он, к всеобщему удовлетворению, удивлению и кишечно-желудочному облегчению, взял и ушел. Долго мы еще смотрели ему в след, боясь спуститься. Только когда совсем стих хруст валежника, мы сошли с деревьев наземь. Поохотились, Маугли. Тот, кто хотел по-большому, сходил!