Тибет

               
Я научился чувствовать мир, путешествовать по вселенной, воскрешая события, похороненные временем. Я могу воскресить в памяти все свои прошлые... прошлые?.. жизни. Откуда у меня эти знания, умения? Откуда?
...Направо, нормальная жизнь, любимая женщина рядом… Скорее всего она будет счастлива прижиматься к твоему плечу, загорелому, твердому, чувствуя защиту  и тепло. Сквозь грубую ткань куртки ощущаю лучи заходящего солнца. Костерок догорает, а мой жеребец давно уже съел траву вокруг дерева, к которому привязан, и теперь косит глазом, требуя, нет, упрашивая хозяина перевязать его чуть дальше, там трава сочнее, а ведь скакать еще полночи…
Или опять, оставив все, брести в рубище по пустыне в поисках смысла того, что понять невозможно. В деревнях перебиваться подаянием и совершением небольших обрядов, получая за это только продукты питания, и, даже если это сухая краюшка хлеба, благодарить искренне и от души. Идти дальше и дальше… Куда?
Через три недели выйду к большому морскому порту, а дальше… стоит ли дальше…Седые волосы до плеч, перевязанные  на лбу кожаным ремешком. Хламида из овечьей шерсти, сума и суковатая палка вместо дорожного посоха и свобода, свобода в теле и душе… ни к кому не привязан и ничего не хочу. Кто я? Кто?
Вспышка сознания… Темнота и чей-то голос: «Вы живы, сир?»
«Сир? Кто я?» — с трудом разлепляю глаза и сквозь кровавый туман вижу гладкое полное лицо и тонзуру на макушке  (вроде это так называется).
На губах кровавая пленка, но хриплю: «Божьей помощью и вашими молитвами…»
Слышу звон металла: нет, это не схватка, это голоса крестьян и дворовой челяди, собирающей оружие, срезающей кошельки и раздевающих убитых рыцарей и простых воинов.
Я лежу на откосе, сбоку от опущенного подъемного моста. Священник что-то еще говорит, но я опять проваливаюсь в темноту от боли…
Сознание медленно возвращается, ночью мы прокрались вдоль крепостной стены к донжону. Отчаянье охватило, когда откос прорезал трехметровый ров с нечистотами, сбрасываемыми из крепости. А оказывается все просто: поверху проложили мостик из трех копий. Они странно прогибаются под моим весом — вспоминаю, что я в броне и во всеоружии, только… босиком. Скорее, это для того, чтобы стражники не слышали тяжелой поступи железных сапог. В броне и босиком… смешное сочетание. Сапоги несет оруженосец… Кто я?..
Священник что-то говорит, и ко мне подходят четверо воинов. Два копья, два больших щита, через ремни просунуты копья. Меня поднимают и несут на этих импровизированных носилках. А может, раньше так и переносили? Скорее всего, отсюда  и выражение «со щитом или на щите» . Рука перебита в плече и я уже ее не чувствую, каждый шаг моих… моих?.. воинов отдается болью в груди. Грудной панцирь смят от страшного удара. Мы победили? Пытаюсь спросить, но не могу разжать губ... Странно, какой это век? Скорее, четырнадцатый, судя  по виду доспехов и оружия. Еще в моде тяжелые рыцарские двуручные мечи, тяжелые доспехи и боевые кони, закованные в броню. Да, скорее, четырнадцатый… Франция… или Англия? И почему сир? Так называли только лиц королевской крови…
Над головой проплывает решетка ворот, подвешенная на цепях, вверху толстые железные колья с коваными остриями, вонзающимися в землю при ее опускании… Во дворе шум, голоса, вокруг воины, суровые лица. Носилки устанавливают на короткие чурбаки посредине замковой площади. Воины и рыцари  подходят, прощаются, склоняются в поклоне, рыцари преклоняют колени. Какое синее небо над головой — ни облачка и, кажется, тепло. У сэра Дональда слезы на глазах: с такими ранами, как у меня, не выживают. Монахи шепчутся между собой… Что же они мне дали, что я не чувствую боли? Расталкивая людей, весь в окровавленных повязках, мой оруженосец Джон  падает рядом с носилками и, целуя уже не чувствующую ничего руку, молит не бросать его. Улыбаюсь, сквозь кровавую пелену вижу влетающих во двор взмыленных коней и рыжеволосую красавицу, соскакивающую с жеребца с красной попоной. Это ж моя невеста! После захвата замка должно было быть венчание. На щеках чувствую ее слезы, и рыжая головка падает мне на грудь… Анастасия, ты здесь… Почему? Почему ты здесь? Ты же из другого мира. 
Кажется, начинаю понимать… Тогда я не успел… ничего. До следующей встречи, милая. Боже, как классно, что я понял, почему ты… Звенящая тишина и обалденное  чувство полета.
Ну-ка, заберемся глубже в воспоминания. Приоткрываю глаза, напротив темные внимательные и очень добрые глаза. Проблеск... Я в Тибете у панчен ламы Сахджин поче… Бон по… бон-джу, как сказал мой Учитель… Учитель?..
«…белый песок, устилавший дно пещер был завезен сюда и рассыпан тонким слоем задолго до моего рождения. Наверное, так же давно были использованы эти естественные пещеры в глубине священной горы и уже позже люди выдолбили боковые отростки, облагородили залы. Повесили в нишах ковры и вырезали изваяния богов. Но те залы в самой глубине горы никогда не были украшены, они хранили чистое белое безмолвие сущности, еще не опошленное внешними украшениями и ненужной атрибутикой. Только кристально-чистый белый песок, белые стены и ровный чистый свет безмолвных факелов, не дающих чадящий огонь.  В большом зале, посредине которого выложен узор из песка, представляющий устройство мира, уже находилось пятеро из семи магов. Молчали, ждали старшего. Описывать каждого не было нужды, но все были в белых тогах, некоторые с узорчатыми посохами и только белые седые волосы старейшин спускались до плеч. У нас было не принято подвязывать их, просто иногда мы надевали на лоб обручи, если требовались наше умения и знания. Старший вошел с суровым лицом и молча встал в круг. Нам не требовался язык простых горожан или ремесленников, избранные умели разговаривать молча. Протянув ладони к центру круга,  мы пропели первые строчки приветственного гимна, уважая каждого Посвященного в кругу, отдавая дань их знаниям и духовной силе. Нам было хорошо вместе, ибо, когда собирался Совет, на горе замолкали птицы, а звери старались не выбираться из своих нор. Мы чувствовали друг друга и, сливаясь вместе разумами, тем не менее, оставались сами собой.
 Молчание нарушил Старейший, коротко обрисовав обстановку. На нашу страну надвигались полчища врагов, ослепленных жаждой наживы и власти,  не оставивших уже камня на камне не только от торговых городов, но даже и государств, которые они поглощали с прожорливостью саранчи. На пути в Индию у захватчиков стояли только мы и наше небольшое мирное государство. Мы не ссорились с соседями, не захватывали чужие земли, нам этого просто было не нужно. Но сейчас, тем не менее, мы стояли перед выбором. Пропустить  их через себя, спрятав народ в пещерах и запечатав их наглухо, но сколько лет после этого придется восстанавливать поля и города, не знал никто. Или обезопасить себя еще на триста лет, уничтожив сотни тысяч  захватчиков.
«Мы давно не воспитывали военных магов, — произнес Старейший,— наверное, мы переоценили свои способности улаживания конфликтов и не учли алчности некоторых правителей. Я хочу услышать каждого…
Каждый имел право слова в Кругу. Не приветствовались только глупые ничего не значащие слова: тогда лучше промолчать…
Итак, выбор остановился на мне. В течение двух недель мне предстояло изучить высшее боевое искусство преобразования собственной и вселенской энергии в оружие, которым можно остановить эти полчища врагов. Я был самым молодым, и мне предстояло еще не самое последнее перерождение после физической смерти. Но вернусь ли я после сожжения своей сущности в пламени жестокого огня, плавящего камни и уничтожающего все, не знал и Старейший. Он молча подошел ко мне и положил руку на лоб. В душе не было и тени сомнения или неуверенности, скорее, гордость за то, что мне позволили спасти свой народ. А моя синеглазая фея, что ж теперь уже свидание будет в следующей  жизни…
Две недели пролетели, как одно мгновение, и память выхватывала то окружности сферы, начертанные одним из Воспитателей на песке пещеры, то грохот обваливающейся скалы, которую  я, с согласия Учителя, разрушил направленным ударом, то просто сосредоточенной медитацией, когда слышишь отголоски зарождающегося разума на другом конце Галактики. Я понимал все и чувствовал все потоки энергии, проносящиеся по Вселенной. Я учился использовать силу стихий, зарождая их поблизости и направляя их в нужном направлении. Сквозь потоки я чувствовал грозную черную силу, все ближе придвигающуюся к границам нашего мира.
Вечером я выбрался на утес, нависающий над прилегающим участком пустыни. До моря огней и костров, где располагалась вражеская армия, было  несколько верст, не более. Свежий теплый воздух пустыни, звенящая пустота звездного неба над головой… Я мысленно спросил Старейшего и получил ответ: «Готов, способен? У нас нет тебе замены, помни об этом и до встречи…»
Я мысленно склонился пред ним в поклоне… Мои родители... не стоит беспокоиться, им все объяснят… Как сегодня классно! И все тело, все мысли и чувства — в бой!!!
Так, за той грядой сформируем черную тучу с морозным градом и хорошим смерчем. В чужой армии слоны и кони, для них нужна грозовая туча с молниями. Не проблема, сделаем ее чуть ближе, вот здесь. А вот эту реку перекроем на выходе из ущелья часа на три не более и пустим вал по остаткам армии. Два часа на подготовку и... становясь на колени, обращаюсь ко всему живому: «Прощайте и до встречи…» И только проблеском в сознании: «…мы тебя очень любим…»
Торжественно вскинув руки вверх, я пропел первые строчки заклинания….......
     Старейший на рассвете вышел к скале. На уступе лежал обугленный посох, расплавленная пряжка от пояса Ученика, ушедшего к небесам  военным магом, и небольшая кучка пепла, которую чуть шевелил ветер. Собрав остатки специальной метелочкой в каменную урну, Старейший подержал ее в ладонях, и спустился на последний уровень пещер, где был алтарь. Перед алтарем с изображением солнца стояло четыре небольшие каменные урны, эта — пятая. Пока пятая.
Македонский не дошел до Индии, его что-то повернуло назад. Что и  почему?
На сегодня все… Молча встаю с низенькой скамеечки… Учителя уже нет. Выхожу из маленького храма, выбитого в скале,  а в ущелье уже собираются первые клочья тумана. Теперь — в мою маленькую палатку, на примусе разогреть кашу с тушенкой, заварить чаю… На высоте в пять тысяч метров это чуть дольше, чем внизу.  Где-то далеко моя милая Россия, работа в универе, друзья и маленькая женщина с синими глазами. Хорошо б узнать, как ее зовут…


Рецензии