Роман Зима утраченных надежд

                Исторический    роман    «Зима  утраченных надежд». 
             (Записки  живущего  в  холодильнике  под названием «Россия»).
                Карамов С.К.

"Карамов С. К. Зима утраченных надежд. (Записки живущего в холодильнике под названием «Россия»). Исторический роман / С. К. Карамов. – Барнаул: Издательская группа «Си-пресс», 2018. – 299 с, 500 экз.
ISBN 978-5-6040244-0-9".
                http://indelit.si-press.ru/shop/606/195/
«Зима утраченных надежд».
Роман исторический, в котором описываются различные исторические эпохи: восстание декабристов, хрущевская оттепель, горбачевская перестройка, августовский путч 1991 года, послесоветский период с 1991 по 2015 гг. Роман об утрате надежд, о людской мечте на лучшую жизнь, которая до сих пор не наступает, надежде на человеческое, а не рабское существование. Почему перемены недолговечны, почему они половинчатые, почему так жива реакция, которая против оттепели и готовит очередные заморозки? Автор описывает разные исторические эпохи, в которых наступает кратковременное смягчение политических режимов, своего рода оттепели, у людей появляются надежды на улучшение жизни, на перемены, надежды на человеческое, а не рабское крепостное существование, как, к примеру, при самодержавии, но впоследствии эти надежды рушатся. Автор пытается разобраться, почему же надежды остаются лишь одними надеждами.

   

                «Товарищ, верь: взойдет она,
                Звезда пленительного счастья,
                Россия воспрянет  ото  сна,
                И на обломках самовластья
                Напишут наши имена!»
                Пушкин А.С.
               
                «У нас два времени года: оттепель и заморозки».
                Карамов С.К.

                От автора.
   Господа, я долго обдумывал название моего нового романа, сначала хотел даже писать не роман, а поэму в прозе, однако потом все- таки склонился  к роману, дав ему довольно поэтическое название - «Зима утраченных надежд», которое не намерен менять! Считаю, что уже одно название книги должно привлечь читателей, заинтересовать их, чтобы взяли книгу и начали  читать.  Очень надеюсь, что постоянные заморозки, страхи, зима  с утраченными  надеждами  когда- нибудь исчезнут из нашей непростой жизни, и к нам с ярким солнцем  вернется навсегда оттепель, а надежды сбудутся! В романе вы прочтете раздумья автора о России как прежней, так и современной. Приятного чтения, господа!

                Глава 1
                Опять зима…
   Опять выпал снег, густой, чистый. Опять предстоит выдержать жестокие морозы! Ощущение такое, будто  необъятным белым ковром покрыта вся земля, словно холодная снежная королева в белом пальто   явилась вновь к нам, принеся с собой   искрящиеся бриллианты снега. Многим почему-то нравится зима, она ассоциируется   у них с вечным праздником чистоты и света, когда грязь  и почерневшая земля покрыты  белоснежным покрывалом,  превращая обычный  мир в какой-то  сказочный; возможно, они радуются зимним пейзажам, детским радостям:  катанию на санках, каткам, игре в снежки, радуются поскрипывающему под ногами снегу, ночному зимнему  небу со сверкающими звездами,  вспоминая свое беззаботное детство.  Зима начиналась, как обычно, после холодного ветра, сменившего частые осенние дожди. Лета, казалось, не было - оно пролетело так быстро, что никто его и не заметил! Так что наблюдения многих о том, что в основном у нас лишь два времени года - лето и зима, очень верные, однако если  применить эту мысль не только к описанию природы, но и к политике, общественной жизни, следует говорить, что  у нас два времени года: оттепель и заморозки.  Изменение природы  вполне естественно,  но тем не менее оставляет в душе легкое чувство
горечи от того, что лето  быстротечно, время бежит неумолимо вперед, и с каждым годом все быстрее и быстрее…  А как хочется пожить хоть немного в теплых краях, где цветут пальмы, ярко светит солнце целый год и можно ходить, не кутаясь в пальто! Как надоела эта холодная Москва  с ее надменностью, официозом, важными чиновниками, которые брезгливо смотрят на тебя, словно ты не человек вовсе, а сбежавшая горилла из зоопарка! Как надоел постоянный пронизывающий смертным холодом страх за свою жизнь и жизнь близких! Очень хочется разбить, растопить лед   в холодной Москве, хочется тепла и сердечности! Как надоел ледяно - ядовитый тон разговора, холодный пронизывающий взгляд стеклянных безжизненных глаз, деловито - официальный и чрезвычайно строгий разговор вместо теплого дружеского общения, которое сразу же согревает душу человеческую! Прежние страхи, разочарования сталинских годов, конечно, прошли с наступлением
                -2-
оттепели, и у людей появилась надежда на лучшую достойную жизнь без доносов, стукачества, постоянных ночных страхов из-за возможного ареста…
   Так размышлял молодой журналист Петр Пущин, идя утром на работу в редакцию
 газеты «Рабочий листок»  и  протаптывая себе  дорогу в заметенной заснеженной улице. То был высокий, стройный блондин с правильными чертами лица, голубыми глазами. Петр  закончил филологический факультет МГУ в июне 1963 году  и начал  работать в газете. Будучи еще в школе, он мечтал стать журналистом, прочитал все книги в домашней библиотеке, посещал две городские библиотеки, читая не только художественную литературу, но и многие газетные издания. Начитавшись романов Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн Рида и Луи Буссенара, он мечтал жить в теплых краях, где солнце постоянно радует всех жителей своими теплыми лучами, где везде растут пальмы и море такое голубое- голубое  и близкое! И читатель понимает, с каким остервенением наш герой выходил из квартиры  в зимнюю пору, идя по надоевшему снегу, который он про себя называл белой гадостью!
  Школьная  учительница Людмила Матвеевна всегда восторгалась своим учеником Петром, постоянно ставя ему пятерки  по литературе и русскому языку. А когда впервые пришла  в школу  Нина Николаевна, мама Петра, то Людмила Матвеевна сказала  ей с придыханием:
-Ой, знаете, у вас такой замечательный и талантливый сын! Одни пятерки! Грамотен, умен, правила орфографии знает наизусть! А как прекрасно пишет сочинения!
   Нина Николаевна, услышав похвалу в адрес ее сына, расплылась в улыбке и поблагодарила учительницу за ее труд.
-Спасибо,- ответила  учительнице Нина Николаевна,- очень рада! Отец Петеньки тоже бы рад был, если услышал вас!
-Что ж, он тоже может прийти в школу,- охотно ответила Людмила Матвеевна,- я повторю ему, что и вам говорила.
   Нина Николаевна прослезилась, потом вполголоса произнесла:
-Нет, он не придет… Он больше никогда и никуда не придет… Расстреляли в 1946 году.
-Извините…- тихо сказала Людмила Матвеевна.- Теперь вроде оттепель…
-Вроде…- согласилась Нина Николаевна.
-Теперь ничего подобного не повторится,- сказала с надеждой Людмила Матвеевна.
-Очень надеюсь.
-А за что  расстреляли?
   Пришлось Нине Николаевне рассказать учительнице немного о  своем муже Николае Пущине, который работал инженером на военном заводе. Николай слыл весьма грамотным и энергичным работником, тихим, немногословным, любящим свое дело. Директор завода прочил Николая на место главного инженера завода, благо что место это было вакантно из-за недавней смерти главного инженера Козлова. Однако нашлись завистники, желающие тоже занять место главного инженера. После анонимки на Николая, в которой некий недоброжелатель указывал, что-де Николай рассказывал анекдоты про Сталина, Николая арестовали, разбудив его дома в два часа ночи.
-И когда его арестовали?- поинтересовалась Людмила Матвеевна.- Если не секрет…
-В  1946 году.  В том же году и расстреляли. Это мы узнали только недавно… А тогда никаких сведений  о нем… Ничего…- прошептала Нина Николаевна, плача.
-Значит, только сейчас вы узнали…- то ли сказала утвердительно, то ли вопросительно Людмила Матвеевна.
-Совсем недавно,- кивнула Нина Николаевна.- После реабилитации. Прислали короткое письмо, что он реабилитирован.
-Извините…
-Петр вырос без отца,- добавила печально Нина Николаевна.
-Надеюсь, ничего подобного  не повторится,- уныло  заметила Людмила Матвеевна.
                -3-
-Увы, вся наша жизнь- постоянная надежда… Все надеемся да надеемся…
-Что поделать,- вставила Людмила Матвеевна, разводя руками.
    Петр рос один с матерью Ниной Николаевной в коммунальной московской квартире, занимая комнатку в пятнадцать метров и соседствуя  еще с пятью семьями. Он почти не помнил отца, которого арестовали, когда Петру было всего пять лет. Как и всякий ребенок, в детстве Петр задавал вопросы об отце, на что Нина Николаевна постоянно придумывала всякие небылицы: мол, папа работает на  Крайнем севере, оттуда не так просто уехать, потом папа стал якобы разведчиком за границей. В семнадцать лет Петр потребовал от матери честного ответа:
-Мам, скажи честно, где мой папа? Он умер?
   После долгого молчания Нине Николаевне пришлось ответить утвердительно.
-И когда он умер?
-В 1946 году.
-Он умер своей смертью?- допытывался Петр.
   Нина Николаевна протяжно вздохнула, не желая отвечать. Но Петр настаивал на ответе:
-Нет, скажи! Правду скажи!
   Нина Николаевна не выдержала:
-Хорошо, сын! Я скажу тебе правду, как ни горька она не была!
-Скажи, что случилось?
   И Нина Николаевна рассказала сыну, что случилось в далеком 1946 году…
   Петр быстро зашел в помещение редакции газеты, не успел снять пальто, как следом за ним влетел  главный редактор Солдафонов Ефим Сергеевич, грузный небритый человек пятидесяти лет, с отечным покрасневшим лицом, одетый в черный костюм, белую сорочку и черный галстук. Все сотрудники газеты привыкли к хамистой манере общения  Солдафонова, ненавидя его и  называя за спиной Солдафоном.  Он не отличался мягкостью нрава, словно оправдывая свою неблагозвучную фамилию, слыл грубым, неотесанным мужланом, пьяницей и редким подхалимом, постоянно заискивая перед  директором  завода «Красный рабочий», в чьем ведении была газета. Как это нередко бывало, на административные должности, назначали не столько специалистов, а проверенных людей, которые заискивали перед режимом, бездумно выполняя все вышестоящие приказы; должность главного редактора заводской газеты была, конечно, не такая уж важная и престижная на заводе, но тем не менее на нее назначили именно Солдафонова.  Ранее он занимал должность  сотрудника отдела пропаганды и агитации одного из райкомов партии, часто получал выговоры и взыскания  ввиду постоянного пьянства, поэтому был снят с  должности в райкоме и переведен в главные редакторы заводской газеты. Так что лично для него назначение на должность главного редактора маленькой заводской газеты явилось понижением.
-Черт собачий, ты чего опять опаздываешь?- выкрикнул Солдафонов, обращаясь к Петру.
-Извините, Ефим Сергеевич,  нельзя ли повежливей?- попросил Петр, покраснев.
-Черт собачий! А нельзя ли тебе не опаздывать?
-Извините, я упал возле своего дома…- признался Петр.- Столько снега, споткнулся.
   Солдафонов хихикнул, покачал головой:
-Вот черт собачий! Видно, тебе в Африке надо жить!
   Петр еле сдержался, чтобы грубо не ответить Солдафонову.
  Солдафонов снова хихикнул и вышел из кабинета, бормоча: «Вот черт собачий…».  Как видно, выражение «черт собачий» было одно из любимых у Солдафонова.
  Молодая редактор Алла  Болванкина, которой нравился Петр Пущин, не удержалась от комментария:
-Фу, как он надоел, этот Солдафон! А ты, Петенька, не злись, не обращай на него внимания.
   Алла, молодая смазливая девушка с голубыми глазами, тоже работала редактором
                -4-
  газеты. Успев в двадцать четыре года дважды выйти замуж и развестись, она подыскивала себе нового мужа. Остановив свой выбор на Петре, Алла очень скоро поняла, что он не торопится жениться, но не против случайных встреч у нее дома. Как заявил ей неделю назад Петр, брак - это  очень серьезный шаг в жизни, сначала надо встать на ноги, начать работать, освоить  профессию. Петр сказал ей эту фразу как бы невзначай, вроде разговаривая на разные темы о жизни, но его намек она поняла - Петр ничего просто так не говорил, не относился к болтунам. Решив, что он  серьезный и надежный парень, трезво оценивающий свои возможности и желающий иметь семью в будущем, Алла стала не торопить  события  и ждать, когда Петр сам сделает ей предложение. Он понравился ей с первого взгляда, когда впервые зашел в помещение редакции: стройный, высокий, улыбающийся,  добродушный, не без чувства юмора.
-Легко сказать,- откликнулся сразу Петр, садясь рядом с Аллой,- не обращай внимания, когда этот Солдафон каждый день нервы треплет.
-Эх, молодежь, молодежь! Нечего вам расстраиваться!  Можете в снежки поиграть, на лыжах покататься!- слегка упрекнула  Петра Вера Степановна, редактор,  пожилая дама в длинном коричневом платье ниже колен.
-Снежки?- поморщился Петр.- Я давно вышел из младенческого возраста.
   Алла хихикнула, приняв ответ Петра за шутку.
-Хотя, если честно,- добавил Петр,- рад, что считаете меня молодым. Я и в самом деле молод, но давно вышел из ползунков.
   Алла снова хихикнула.
-Из этого следует, Петенька,- решила Вера Степановна,- что зиму вы не любите.
-Совершенно верно, Вера Степановна,- быстро согласился Петр.- Я люблю солнце, море.- Он зажмурился на миг, представляя себя в тропиках.
-Понятно, Петенька. Отпуск проведете в Сочи,- то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла Вера Степановна.
-Фу, Вера Степановна!- фыркнул Петр.- Почему обязательно Сочи?
-Сочи, Сочи, темные ночи…- пропела приятным сопрано Алла, широко улыбаясь.
-Если не Сочи, куда ж еще?- удивилась Вера Степановна.
-Можно и на Золотые пески съездить,- предположил Петр, тоже  улыбаясь и подмигивая Алле.
-И я хочу на Золотые пески!- радостно воскликнула Алла.
-Но это же Болгария,- недоуменно сказала Вера Степановна.
-Болгария,- кивнул Петр.- Поедем в Болгарию.
-А я считаю, надо сначала свою страну посмотреть, а потом уж мотаться по заграницам,- убежденно ответила Вера Степановна, хмурясь.
   Алла пожала плечами, ничего не говоря. Петр тоже благоразумно промолчал, начиная читать незаконченную вчера статью.
   Зазвонил внутренний телефон. Алла подняла трубку, потом передала ее Петру, шепча ему:
-Это Солдафон…
   Петр нехотя взял трубку:
-Мы у телефона.
-Мы у телефона? Смеешься там, мальчишка?- Петр услышал на другом конце провода бас главного редактора газеты.- Быстро в мой кабинет!
-Знаете, я вчера не закончил статью, так что…- начал было Петр, но его оборвал бас Солдафонова:
-Вот черт собачий! Бегом в мой кабинет!

                Глава 2
                Статья о передовике производства.
                -5-
   Злой Солдафонов сидел за столом, заваленном бумагами. Увидев вошедшего Петра, он перестал что-то печатать на машинке и приказал:
-Бежишь  сейчас на завод. Ищешь передовика производства. Пишешь о нем статью. Все, не задерживаю.
  Петр ничего  не ответил главному редактору, обдумывая  приказ начальства, поэтому Солдафонов  решил повторить только что сказанное:
-Бежишь  на завод…
-Нет, я пойду на завод,- перебил Солдафонова Петр,- но как я буду искать там передовика? Искать их на Доске почета?
-Черт собачий!- разозлился Солдафонов. – Находишь бригадира. Передашь  мой приказ! Все, не задерживаю!
   Петр не двигался, раздумывая, как осторожно сказать начальству, чтобы оно было более корректным, но не находил подходящих слов. Короткие отрывистые фразы, сказанные весьма грубо и не корректно, не понравились бы любому, не только нашему герою. К тому же вид постоянно злого, покрасневшего начальника, озлобившегося на весь мир, вызывал отвращение у Петра. Несмотря на свой молодой возраст, Петр успел повидать многих  официальных лиц, весьма грубых,  хамистых, похожих друг на друга строгим выражением  равнодушия и безразличия ко всему, что их окружает, и озабоченных лишь своими проблемами.
-Знаете, Ефим Сергеевич…- пробормотал Петр, отводя от главного редактора взгляд в сторону, не желая смотреть на злое лицо Солдафонова с его безжизненными глазами.- Я бы просил вас так грубо не  разговаривать…
-Что - о?!- завопил мгновенно Солдафонов, резко перебивая Петра.- Мальчишка, мне указывать будешь?
-Я попросил бы…
-Я попрошу тебя бежать на завод! Черт собачий! Марш статью писать!
  Петр покраснел от волнения, все-таки решив объясниться с главным редактором:
-А я прошу вас, Ефим Сергеевич, грубо не говорить со мной! Почему так зло? Все-таки с людьми работаете, а не со скотом!
-Вот как ты заговорил, черт!- удивился Солдафонов.
-И не обзывайте  меня постоянно чертом собачьим,- прибавил  Петр, втайне радуясь своей смелости.
-И еще чего захочешь, черт собачий?- взревел Солдафонов, ударяя кулаком по столу.- Еще минуту поболтаешь тут, выговор влеплю за неисполнение приказа!
-Я только прошу вас…
-Живо на завод, черт собачий!
   Петр нервно дернул головой, махнул рукой и вышел из кабинета, ничего больше не говоря Солдафонову. Появившись на заводе, Петр нашел бригадира, прося его познакомить с передовиком производства.
   Бригадир Маслов  живо откликнулся на просьбу Петра:
-Вот это правильно! О передовиках надо всегда помнить и писать о них!- Он хлопнул ладонью по плечу Петра.- Это по-  нашему!
-Так о ком я буду писать? Познакомите?- поинтересовался  Петр.
-Это мы с радостью тебя познакомим,- улыбнулся Маслов, снова хлопая Петра по плечу.
-Только не надо меня хлопать,- попросил Петр.
-Ой, интеллигенты такие нежные!- криво усмехнулся Маслов.- Пойдем.
   Он жестом пригласил Петра следовать за ним. Зайдя в соседний цех, Маслов остановился возле молодой рабочей в грязной спецовке.
-Вот наш передовик!- пояснил  Маслов, показывая на рабочую.- Васильева Люба!
   Люба отошла от станка, с любопытством смотря на Петра.
-Чего удивляешься? Вот пришел человек из газеты,- пояснил ей Маслов.- О тебе писать
                -6-
будет.
-Обо мне… А чего такого обо мне писать?- растерялась  Люба.
-Будет статья о передовиках производства,- добродушно сказал Маслов.- А ты, Васильева Люба, наш передовик. План в этом году перевыполнила.
  Люба кивнула:
-Насчет плана- да… Перевыполнила.
   Маслов хотел отойти, потом решил добавить:
-Она – мать - одиночка…. Трудно ей работать, но как хорошо работает!
   Петр полчаса побеседовал с Любой, записал ее ответы в блокнот, после чего направился в редакцию.
-Ну, собрал материал?- полюбопытствовала Алла, увидев входящего довольного Петра.
-Собрал. Статья о передовике производства Васильевой Любе.
   Через полчаса Петр напечатал на машинке короткую статью и зашел в кабинет Солдафонова.
-Уже написал, черт собачий?- удивился  Солдафонов.
-Уже, только прошу не ругать…
-Черт, статью дай!
   Ознакомившись быстро со статьей, Солдафонов поморщился, покачал головой.
-Нет, не то…- заметил небрежно он, после чего порвал три листа машинописи на мелкие кусочки.
   Изумленный Петр недовольно воскликнул:
-Что вы сделали, Ефим Сергеевич?
-Такая статья не пойдет.
-Но почему?
-Мать - одиночка.
-Эта Васильева Люба -  передовик производства!
-Понимаю, но мать - одиночка!
-Но она передовик!
-Понимаю, черт собачий, но мать - одиночка!
   Петр минуту помолчал, потом тревожно спросил:
-Неужели, если эта рабочая  одна воспитывает ребенка, она перестала быть передовиком?
-Не понимаешь…- насупился Солдафонов.- Передовик должен по всем статьям соответствовать! Должен быть примером!
-А она пример! Пример другим рабочим! План перевыполнила!- парировал Петр.
-План перевыполнила, но мать - одиночка.
-Если одиночка, значит не передовик?
-Не положено!
-Что не положено?
-Черт собачий, передовик должен быть примером! А тут мать - одиночка!
-И что с того? Она передовик!
-Не положено!- упрямо повторил Солдафонов.
-Но она передовик!- настаивал на своем  Петр.
   Солдафонов раздраженно ответил:
-Черт собачий, да какой же ты тупой! Одна воспитывает ребенка. А где отец ребенка?
-Вообще-то отец должен быть…- сразу согласился Петр.
-Должен. А если нет, если она, эта Любочка, не замужем, то можно подумать об  аморальном поведении,- почему-то к удивлению Петра хихикнул Солдафонов.
-Да при чем тут…
-Именно при том!- подчеркнул, сверкая глазами, Солдафонов.- Передовик должен быть примером во всем. Во всем! И детали быстрее всех делает, и план перевыполняет, и в быту примером должен быть! А тут, тьфу, дитё без папочки!.. Дошло?
                -7-
-Может, эту Любу бросили?- засомневался Петр.- Может, она хотела иметь семью?
-Все может быть в нашей жизни, Петенька! Бросили, говоришь? А может, ребенок родился до брака, а когда родился, папочка убежал? Аморалка!
-Но она же передовик…
-Иди писать  новую статью!
-Значит, снова идти на завод  и…
-Идешь на завод! Ищешь передовика! Чтобы был примером и на производстве, и в быту. Пишешь статью. Не задерживаю! - приказал Солдафонов.
   Унылый Петр возвратился в кабинет редакции. Алла заметила его удрученный вид, поэтому спросила:
-Чего на этот раз? Твоя статья Солдафону не понравилась?
   Петр жалобно вздохнул:
-Это мягко сказано… Он ее порвал…
-Как порвал?- одновременно спросили Алла и Вера Степановна.
-Порвал…- уныло повторил Петр, садясь.- Нашел передовика Васильеву Любу, но она оказалась матерью - одиночкой.
-И что с того?- спросила с интересом Алла.
   Петр надул щеки, подражая главному редактору газеты и говоря  намеренно очень грубо:
- Передовик должен по всем статьям соответствовать, черт собачий! Должен быть примером! А тут аморалка!  Дитё без папочки!.. Ищешь передовика. Чтобы был примером на производстве и в быту. Не задерживаю!
-Понятно…- удрученно произнесла Алла.
   А Вера Степановна  печально добавила:
-К сожалению, сейчас  женщины часто  сами воспитывают детей.
-Но сразу шить аморалку?- пожала плечами Алла.
   Петр снова направился на завод. Бригадир Маслов очень удивился, увидев его:
-Какими судьбами снова к нам?- Он снова хлопнул ладонью Петра по плечу.
-Ну, статья не понравилась нашему главному редактору,- нашелся Петр.
-Неужели? Плохо ее написали?
-Не в том дело, но… Но нужно еще найти другого передовика.
-Зачем? Чем вам  Васильева не угодила?
-Знаете, главный редактор попросил найти другого передовика,- уклончиво ответил Петр.- Чтобы был примером во всем.
-Ах, во всем?
-Верно. И на производстве, и в быту.
-Что ж, хорошо…- слегка усмехнулся Маслов, видимо, поняв, почему Солдафонову не понравилась статья о передовике Васильевой.- Найдем вам другого передовика, мужчину. И не отца - одиночку. – С этими словами Маслов вновь хлопнул Петра по плечу.
-Да перестаньте меня хлопать!- недовольно воскликнул Петр.
-Нежный ты интеллигентик,- криво усмехнулся Маслов.
   Вместе с Петром он подошел к пожилому рабочему за станком.
-Вот наш другой передовик!- представил рабочего Маслов.- Самуил Викторович Жухерман, знакомьтесь.
-Кто, кто?- Петр внимательно посмотрел на пожилого рабочего.
-Жухерман  я…- Рабочий отошел от станка, снял перчатки, здороваясь с Петром.
-Небось, теперь фамилия передовика не подойдет?- предположил Маслов и не дождавшись ответа Петра, отошел в сторону.
   А Петр полчаса побеседовал с Жухерманом, потом пошел в редакцию. Напечатав быстро статью, он слегка задумался.
-Напечатал?- поинтересовалась Алла.
                -8-
-Напечатать-то напечатал, но…- Петр не докончил фразу, раздумывая.
-Думаешь, опять Солдафон забракует?- предположила Алла.
   Вера Степановна прекратила печатать на машинке, спросила с любопытством:
-А о ком новая статья?
-О передовике производства,- сообщил Петр, не желая называть фамилию этого передовика.
-Снова женщина или…
-Нет, на этот раз мужчина. Самуил Викторович,- ответил после минутной паузы Петр.
-Кто, кто?- в один голос спросили Алла с Верой Степановной.
-Жухерман. Самуил Викторович Жухерман.- Петр встал, собираясь идти со статьей к Солдафонову.
   Алла вскочила, преграждая дорогу Петру:
-Ты чего, Петенька? Ты не понимаешь, какой мат сейчас услышишь?
   Вера Степановна равнодушно пожала плечами, начиная снова печатать на машинке.
-Петенька, то ты находишь мать - одиночку, то рабочего еврея,- недоумевала Алла.
-Да, еврей…- ответил с вызовом Петр.- Из-за этого Жухерман  не может быть передовиком?
   Алла тяжело  вздохнула:
-Ты, как маленький… Статья не пройдет.
-Ах, если он еврей, то не пройдет?- упорствовал Петр.
-Ты ведь сам все понимаешь…
-Еврей не человек, что ли?
-Ты упрям, Петенька…- махнул рукой Алла, садясь.- Иди, послушай сейчас ругань нашего Солдафона.
   Увидев входящего Петра, Солдафонов пристально взглянул на него:
-Что на этот раз?
-Новая статья, Ефим Сергеевич. Извольте ознакомиться,- учтиво ответил Петр, отдавая статью.
   Минуты тишины сменились ревом  Солдафонова, который вскочил и забегал по кабинету с выпученными от злости глазами:
-Черт собачий! То пишешь о матери - одиночке, то об  еврее! Ты не мог русского передовика найти?!- После этого  Петр услышал такой отборный мат, который еще никогда он в жизни не слышал.
   Петр наивно - простодушно сказал:
-А если он еврей, то  из-за этого не может быть передовиком?
-Самуил, черт собачий, Викторович!- вопил Солдафонов.- Жухер, тьфу!.. - Он снова начал ругаться, выбирая самые отборные ругательства из лексикона улиц  и коммунальных квартир.
-Но  он такой же гражданин нашей страны, как мы с вами!- убежденно произнес Петр.
-Даже фамилию этого еврея не выговоришь! Тьфу, какого-то хера  еврейского подсовываешь!- Солдафонов сел за стол, постукивая пальцами по столу.
-Извините, его фамилия - Жухерман,- напомнил Петр.
-Черт собачий, ты еще издеваешься?!- продолжал вопить Солдафонов.- Нам надо статью о передовике! Во всех смыслах передовике!
-А я и написал…
-Статью надо было писать о русском передовике! А не о каком-то Фухер… тьфу, язык сломаешь! Все, не подходит!- Солдафонов в состоянии крайнего раздражения разорвал два листка машинописи в мелкие клочья и бросил их в лицо  Петра.- Не задерживаю!
-Что вы себе позволяете…- пробормотал Петр, но его резко перебил Солдафонов:
-Черт, не задерживаю! Задание не выполнил! Иди заканчивай старую статью!

                -9-
                Глава 3
                Ночная  политинформация.
    Вечером Петр зашел в гости к Алле. Она накормила его, потом поинтересовалась:
-Ну, Петенька, понял, что надо было меня послушать? Не торопиться со статьей об этом рабочем Жухермане?- Спросив, она уже через полминуты поняла, что не стоило это спрашивать.
   Петр нахмурился, отвернулся от Аллы, ничего не говоря.
-Ладно, прости, что проявила бестактность…- извинилась Алла.- Я тебя люблю, поэтому…
-Поэтому задаю неприятные вопросы?
-Нет, вовсе нет!.. Просто иногда ты бываешь таким простодушным и наивным, что диву даешься!- призналась Алла, ослепительно  улыбаясь.
-Неужто?
-Именно, Петенька! Я ведь беспокоюсь о тебе, Петенька! Как бы этот Солдафон не испортил тебе карьеру!- забеспокоилась Алла.
-Да какая карьера?- усомнился Петр.- Я только начинаю работать, так что…
-Не говори так, Петенька… Даже молодой редактор, даже только начинающий работать, мечтает стать достичь высот в должности, не так ли?
-Что верно, то верно, - подтвердил Петр.
   А ночью, лежа в постели, он разговорился с Аллой, проснувшись.
- Ты не спишь?- удивилась она.
-Не сплю… Думаю.
-О чем же?
-О жизни.
-Интересно, может, расскажешь о своих думах?- заинтересовалась Алла.
   И Петр начал неспешно свой рассказ:
-Знаешь, в детстве я любил слушать и читать сказки. Но вижу, что в нашей стране сделали одну страшную сказку былью! Надеялись, веря в сказку.
-Это ты о чем, Петенька?- слегка вздрогнула Алла, прижимаясь к своему любимому.
-О  сказке о всеобщем счастье и благоденствии, которое почему-то не наступает. Страшная сказка с множеством крови и трупов. То ли сказка, то ли надежда, несбыточная наша надежда о лучшей  жизни  и…
-Ты чего? О чем думаешь?- испугалась Алла.- Ты что, революционер, что ли?
   Петр благосклонно улыбнулся:
-Какой я революционер, Алла… Вот мой предок был революционером.
-Твой предок? Расскажи.
-Точнее, он был декабристом. Помнишь восстание декабристов при царе Николае Первом?
-Ну, учили в школе.
Петр помолчал минуту, потом ответить:
-Слушай внимательно… Мой предок - декабрист Рылеев. Это мне недавно сообщила моя мама.
-Почему недавно?
-Вот чего не знаю, того не знаю. И еще она призналась, что моего отца загубили из-за анонимки. Расстреляли его.
-И теперь ты станешь революционером, новым декабристом?- в ужасе предположила Алла.
-Что ты, милая!.. Куда мне, хотя…
-Хотя?
-Хотя наследственный декабризм ощущаю по своему… - сказал задумчиво Петр.
-Поясни.
                -10-
-Гм, неужели непонятно? Чувствую себя патриотом, продолжателем дела декабристов, которые болели за свою страну!
-А что насчет революции?
- Да, революция- это не лучший способ решения проблем, да… Но если понимать декабризм как заботу не только о своем благополучии, а о благе жителей своей страны, как стремлению не только к материальному благу, но и к чему-то более высокому, то да, я в себе такое чувствую…
-Ой, не надо даже думать об этом!- моляще взмолилась Алла.- Петенька, не хочу видеть тебя в тюрьме!
-Успокойся, сам туда не хочу.
-Но ты меня тревожишь!
-Успокойся… Меня постоянно предостерегали. Помню мою боязливую бабушку, постоянно охающую и ахающую при каждом моем движении: «Ой, ай-ай, Петенька, помедленнее! Ой, упадешь, ноги сломаешь!».
-Ну, она беспокоилась за тебя.
-Чрезмерно беспокоилась,- подтвердил  Петр. - Потом беспокоилась моя мама: « Ой, ой, ничего крамольного в университете  не говори!».
-А ты разве что-то говорил?- испугалась Алла.
-Да нет, что ты!.. Я пытался отшутиться маме, что ничего в университете  не скажу, но пожалуюсь тогда папе римскому, однако в ответ ахи и охи усилились.
-Да уж… - протянула Алла.- Ты был несносным трудным ребенком.
-Я был самым нормальным ребенком,- кротко возразил Петр.-  Я любил читать!.. Поступил в университет, ходил  в театр  на разные спектакли. И как-то раз записал в своем дневнике: «В театре абсурда никогда не бывает пауз!».
-И это кто-то прочитал?- догадалась Алла, невольно вздрагивая.
-Ты слушай…- продолжал Петр.- Будучи молодым и горячим юношей, я очень рано понял,  где живу. Стал вольнодумцем, воспитанный на пьесах Мольера, Шиллера, Бомарше, сочинениях Вольтера, Дидро, Жан Жака Руссо, Достоевского, Чернышевского и Добролюбова.
-Гм, Дидро? Такого даже не слышала.
-Я часто раньше смотрел ночью на безлюдную улицу из окна, вспоминая черный квадрат, как у Малевича… Нужно постоянно смотреть в темноту, как я тогда думал, чтобы научиться не бояться ее!
-При чем тут темнота?
-Черт, темнота нашей жизни… Надо научиться смотреть на черный квадрат, стараясь не бояться темноты! Нужно долго смотреть в темноту, как на известную картину Малевича, чтобы надеяться на будущую счастливую жизнь. Знаешь, ты не бойся, я смотрел на эту мерзкую и тошнотворную темноту, вспоминая свои редкие счастливые дни. Со временем я научился находиться в темноте и  не бояться ее!
-А я боюсь темноту…
-Напрасно, надо тебе научиться не бояться ее. Темнота - это наша неустроенная жизнь, наше поганое болото!
Алла снова вздрогнула:
-Петенька, ты, кроме меня, об этом  ни с кем не говорил?
-Нет, а что?
-Не говори. Сочтут ненормальным.
-Глупости,- слегка усмехнулся Петр.- Не боись, Алла…
-А что было в университете? Твою запись в дневнике кто-то видел?
-К сожалению…- вспомнил Петр.- Один мой товарищ увидел,  и из-за его подлого доноса устроили комсомольское собрание. Там присутствовали  двое офицеров из органов, которые только наблюдали за происходящим.
                -11-
-Ужас!
-Я в начале собрания постарался успокоить всех, говоря, что запись моя касалась лишь театра, и ничего более в виду не имел. Мне не поверили (ах, как они были правы тогда в своем неверии!), но я пытался их переубедить…
-И что дальше?- с интересом спросила Алла.
- Потом через два часа бурных дебатов и горячих речей твердолобых и стойких комсомольцев меня отпустили домой, напоследок предупредив, что если я хочу остаться комсомольцем, то должен читать почаще сочинения товарища Сталина, а не разных там мольеров и шиллеров!
-Петенька, тебе ж повезло!- радостно воскликнула Алла, обнимая своего любимого.- Могло бы значительно хуже!
-Возможно… Я тогда машинально согласился, что-то пробубнив в ответ… Другой бы на моем месте одумался, но только не я!
-Это точно,- сразу согласилась Алла.- Ты упрям.
-Упрям или упорный?
-Сейчас уже не то время,- сказала добродушно  Алла.- Сталина уже нет.
-Уже нет, к счастью…- охотно согласился Петр.
-Ой, только ты так откровенно не говори с другими,- попросила Алла.
-Я особо ни с кем так откровенно не говорю.
-И партия уже осудила культ личности,- напомнила Алла.
-Осудила, значит, можно об этом культе спокойно говорить или будем продолжать бояться?- не понял Петр.
-Говорить?.. – снисходительно усмехнулась Алла.- Интересный у нас разговор в постели происходит, не находишь?
-А что такое?
-В постели, Петенька! Ночью! Не о любви говорим, а о политике!
-Гм, у нас все связано: любовь, политика, общество.
-Ладно, что было дальше?- полюбопытствовала Алла.
-Потом я стал прятать свой дневник дома в укромном месте.
-Зачем было его вести? Никогда его не вела.
-Потом я вырезал из газеты громадное фото Сталина и проколол ему ножницами глаза.
   Алла встревожилась:
-Да ты спятил, Петенька! Тебя бы могли расстрелять!
-Слушай дальше…
-Это ж в каком году было?
-Когда я учился на первом курсе. В 1951 году.
-Ну, рассказывай дальше.
-Еще написал сверху  головы Сталина  одно неприличное слово.
-Какое же?- спросила с любопытством Алла.
-Гм, а не скажу!
-Ну, скажи!
-Не скажу, я…
-Ну, скажи, скажи!
-Ты не перебивай, а слушай… Как-то раз я случайно положил вырезанный кусок газеты с фото Сталина в свой портфель.
-Ужас! Ну, как можно быть таким неосторожным, Петенька!- упрекнула Петра Алла, слегка хмурясь.
-И тот мой бывший товарищ, который  на меня настучал  (а я потом с ним поругался
и не разговаривал), снова донес на меня, увидев в моей тетрадке это фото с проколотыми глазами Сталина.
-Ужас! Ты такой смелый, Петенька!- порывисто воскликнула Алла, целуя Петра.
                -12-
-Потом было бурное собрание с негодующими товарищами  в серых костюмах и выпученными от злости глазами.
-Негодующие товарищи были студенты?
-Студенты, кое-кто из преподавателей… Кстати, как ты думаешь, могут ли все быть друг другу товарищами?- неожиданно спросил Петр.
-А при чем тут…
-Я говорил о негодующих товарищах. Ведь не могут быть товарищи негодующими или ненавидящими тебя?
-Ну-у… Не знаю…- протянула Алла.
-Чего ты не знаешь?.. Послушай, отключись от советской пропаганды хоть на миг! Сама подумай!
-Я думаю. Да, товарищи. И что такого?
-Неужели? Тогда, если думаешь, представь: все вокруг якобы твои товарищи. На улице, в доме твоем, на работе. Все могут запанибрата с тобой говорить, говорить, как с товарищем, жаловаться тебе на жизнь или спрашивать вдруг на улице, а как дела?
-Ну и что?
-Не поняла? Вот ты идешь себе спокойно, думаешь о чем-то, а вдруг какой-то незнакомец фамильярно хлопает тебя по плечу, мол, привет, Аллочка, как дела? А ты его не знаешь, но если все вокруг товарищи, то можно так себя вести, да?
   Алла твердо сказала:
-Нет уж, на улице не хочется, чтобы ко мне посторонние приставали!
-Вот, правильно говоришь!- обрадовался Петр, целуя Аллу.- Правильно!.. Ни на улице, ни еще где. Посторонние не могут быть твоими товарищами или даже друзьями. Нельзя всех вокруг называть товарищами или друзьями! Пойми: товарищ, тем более, друг,- это глубоко личное, что ли, интимное по сравнению с общим. И не могут все-все на земле быть друзьями или товарищами!
-Понятно… Ладно, а что было потом в университете?
-Меня исключили из комсомола, даже хотели исключить из института.
   Алла слегка ущипнула Петра за ухо, говоря зло:
-Дурачок какой!... Ты благодари судьбу, что жив остался!
-Благодарю,- кивнул Петр. – В университете  я остался, закончил его на одни тройки (меня пытались за любую провинность исключить, придирались ко всем ответам, ставя тройки там, где другим охотно ставили четверки). Потом  я стал слушать зарубежные голоса и убедился, что они говорят правду.
-Не может быть!- не поверила Алла.
-Правду истинную! И «Голос Америки», и «Би-би-си», и «Свобода».
-Ты такой знаток радиоголосов?- изумилась Алла.- Даже не подозревала…
-Только слушать их  очень трудно из-за постоянных помех, умышленно создаваемых нашими кэгэбэшниками, чтобы так называемые свободные граждане нашей свободной и счастливой страны СССР не могли услышать чужеземные буржуазные радиоголоса, вдохнуть хоть немного настоящий воздух свободы!
-Гм, поэтично как говоришь, Петенька!- восторженно произнесла Алла.- И поэтично, и насмешливо!
   Петр улыбнулся и поцеловал Аллу.
-Когда начался в Москве Всемирный фестиваль молодежи и студентов,- продолжал он задумчиво,- все поняли, что иностранцы такие же люди, как и мы! Мы, жители СССР, тогда получили долгожданный поцелуй свободы из-за рубежа!
-Хорошо сказал, Петенька!- похвалила Алла.- Поцелуй свободы! Как поэтично! Будто слушаю стихи поэта.
-И мы поняли, что иностранцы тоже могут и хотят любить, они поют и танцуют, а не воюют с нами!  И они тоже  за мир! Ты помнишь фестиваль?
                -13-
-Помню.
-Приехала молодежь более из ста стан мира! Студенты пели, шутили, ходили и любовались Москвой!- восторженно говорил Петр.
-Значит, не все так плохо в нашей жизни?- постаралась уточнить Алла.
-А я никогда не видел все вокруг в черном цвете!..  Черный квадрат не заслонил мне сияющее солнце окружающего мира!..
-Ой, ты поэт, что ли?- изумилась Алла.- Так поэтично говоришь…
-Ты слушай…  Я вспомнил фестиваль молодежи не просто так. Наши люди в 1957 году впервые поняли, что иностранцы такие же, как и они! Ну, какие они враги?
-Вот как?
-Пойми: нельзя всех называть врагами! Мы это поняли тогда в 1957 году! Не могут все за рубежом быть нашими врагами!
-Я согласна.
-И эти иностранцы могут свободно передвигаться по миру!
-Что ты хочешь этим сказать?
-Гм, они могут поехать в любую страну мира! Лю-бу- ю!- по слогам произнес Петр очень медленно, чтобы Алла поняла его мысль.- Они свободные люди! Незакомплексованные! Счастливые!
-Ну, у них тоже есть свои проблемы?
-Возможно… Но они свободные люди! Они, как я понял из их разговоров, могут пожить немного в одной стране, потом поехать в другую.
-Зачем?
-Весьма странный вопрос, Алла!- слегка усмехнулся Петр.- Они могут учиться не только в своей стране, но и за рубежом. Или работать в своей стране, потом поехать работать и жить в другую страну. Можешь ли ты учиться за рубежом?
-Где?
-Хотя бы в Оксфорде.
-Ну, ты фантазер!- покачала головой Алла.
-Вот сразу стал фантазером, а они не мечтают об этом. Если они захотели учиться в
Оксфорде или Кембридже, то едут туда, поступают и учатся. Им это дозволено: передвигаться свободно по миру и жить, работать или  учиться в разных странах!
-И что с того?
-Черт, они свободные люди! Как ты этого не поймешь? Мало у нас осудить культ личности!- недовольно воскликнул Петр.- Этого очень мало!
-Революции хочешь?- испугалась Алла.
-Нет, какой из меня революционер! Эти иностранцы  свободные в самом деле, а не только по Конституции своей страны! У них нет тоталитарного режима!
-А что ты скажешь о Кубе?- спросила с интересом, слегка  улыбаясь, Алла.
-Черт… Куба - что наша страна… Я говорю об Европе, Штатах… У них нет идиотской крепостной прописки, как у нас! У них множество партий, а не одна, как у нас! У них настоящая демократия! Не показная, как у нас!.. Они не боятся жить! Живут без страха за свою жизнь, не то, что мы! У них свобода слова! Можно прочитать правду в газетах, а не выискивать между строк, как делаем мы!- прочувственно воскликнул Петр.- Неужели ты этого не поняла?,. Мало назвать тюрьму дворцом, надо сделать, чтобы тюрьма перестала быть ею!.. О бедности нашей, постоянном дефиците даже не говорю!
-Но у них тоже есть свои проблемы…- вставила Алла.- И тоже есть бедные.
-Да, ты уже об этом говорила. У всех свои проблемы, я ничего и никого не идеализирую!
По сути, если подумать,- продолжал Петр задумчиво,- нам только обещают хорошую
жизнь!
-Да, в будущем,- согласилась  Алла.
-Вот в будущем все мы будете жить в изолированных квартирах, а не в коммуналках.
                -14-
-Точно!.. Хотя клетушки Хрущев все-таки построил.
-Построил,- охотно согласился Петр.- Хрущевки, как их стали называть… Да не все туда вселились, вот я до сих пор маюсь в коммуналке!
-Сочувствую… - жалобно вздохнула Алла.
-Помнишь стихи Маяковского: « Через четыре года здесь будет город-сад»?
-Помню. Через четыре года. Да, надейся и жди… Ты прав, Петенька!
-Через четыре года, в следующей пятилетке…  Все потом да потом… После завершения переходного периода от социализма к коммунизму и так далее… Люди, живите только одними надеждами! Наши деды и прадеды жили и умирали в надежде на лучшую жизнь!..
-В надежде… Одни утраченные надежды…- тоскливо сказала Алла.
-А лозунги тебе напомнить?
-Ой, не надо…- поморщилась Алла.
-Нет, напомню… «Советский человек - вечный строитель коммунизма!». Поняла?
-Что?
-Вечный строитель, понятно? Что этот коммунизм будет строиться вечно! Веч- но! Вечно! Вечно!- повторял Петр, повышая голос каждым словом «вечно».
-Перестань, Петечка!..  Надоело!
-Или другой лозунг: «Все для советского человека, строителя коммунизма!», забыла?
-Не забыла… Только не расшифровали, что там подразумевается под словом «все»?
-Гм, ничего хорошего не предлагается, Аллочка!.. – В голосе Петра звучал металл.- Пятилетки, лозунги, съезды товарищей по партии с унылыми лицами, постоянный дефицит, низкие зарплаты, крепостная прописка, железный занавес, многолетние очереди на жилье, стройотряды, трудовые отряды городских жителей для уборки картошки в деревнях, гонка вооружений одновременно с постоянной болтовней о желании мира во всем мире, почти пустые магазины, ненужная регламентация всех сфер жизни, аресты и расстрелы тысяч людей… Достаточно или продолжить?
-Достаточно! Уже голова болит от этого разговора!- схватилась за голову Алла.
-Одни надежды на лучшую жизнь, одни утраченные надежды… И декабристы тоже раньше надеялись, что помогут своему народу улучшить жизнь, но их надежды не сбылись!..
-Не сбылись…
   Алла помолчала немного, потом посоветовала своему любимому:
-Все-таки ты, Петенька, поосторожней бы в разговорах… Понимаю, что культа личности нет, но все-таки…
-Я с тобой сейчас только разоткровенничался,- признался Петр.- Хоть с тобой можно поговорить?
-Со мной можно… Все-таки твой отец считался врагом народа, так?
   Петр сверкнул глазами, пристав:
-Его реабилитировали, забыла?
-Знаю, не сердись только.
   Петр немного смягчился, говоря:
-Ладно… Понимаешь, страх у нас всех не исчез, к сожалению… Он вроде генетической болезни, он проник в наши клетки… Нельзя сказать, что хочу! Нельзя читать, что хочу! Нельзя говорить никому, что хочу повидать мир, поездить по разным странам!
-И я хочу поездить, особенно, Петенька, с тобой.
-Ты все переводишь на любовь…
   Алла покачала головой:
-Петенька, ты забыл, что говоришь с женщиной. С любящей тебя женщиной.
-Не забыл, Аллочка… И еще. Эта надоевшая пропаганда везде! Коммунизм, видите ли, победит во всем мире! Ура, товарищи!..
-Ой, об этом, Петенька, хоть ни с кем не говори,- попросила Алла.
                -15-
-Не такой уж я идиот, чтобы вслух сомневаться  в победе коммунизма,- криво усмехнулся Петр.- Но ты ведь понимаешь, что коммунизм - сказка для дебилов!
-Почему? Я верю…
-Неужели веришь?
-Верю…
-Вот уж не догадывался.
-А что,  не надо верить в коммунизм?- засомневалась Алла.
-Верь, как верят разным несбыточным сказкам. Несбыточная мечта, надежда люмпенов и пьяниц: все разграбить и потом поделить поровну!
-Ну, зачем так резко?
-А иначе не получается… Все общее, даже раньше говорили, что даже жены должны быть общими!- засмеялся Петр.
-Ну, дошел до пошлятины,- поморщилась Алла.- Значит, с помощью радиоголосов понял, что происходит?
-Не только. Думал, сопоставлял.
-Что сопоставлял?
-Нашу жизнь и жизнь за рубежом. Говорил со студентами на фестивале. Кое-что читал из самиздата.
-Кого?- с ужасом спросила Алла.
-Ой, только  не бойся… Солженицына читал.
-Ой, только не читай этот самиздат!- попросила Алла.- Посадят.
-Вот и наша хваленая свобода в действии…- снисходительно усмехнулся Петр.- Не читай лишнего, не говори лишнего, ай-яй-яй, как бы чего не вышло…
-Просто я боюсь за тебя…- удрученно ответила Алла.- Петенька, ты - новый декабрист.
-Не похож.
-Очень прошу поосторожней веди себя! Знаешь, что наш Содафон стукачок?
-Нет, откуда знаешь?- полюбопытствовал Петр.
-Слышала.
-Слышала что?
-Слышала его разговор по телефону с кем-то. Подходила к его кабинету, а дверь была приоткрыта.
-И что?
-Достаточно того, что Солдафон очень уважительно и обстоятельно говорил. Мол, наблюдает за всеми, недозволенных разговоров в его редакции нет,- сообщила Алла шепотом.- А как что услышит, то непременно позвонит. В любое время суток, на что ему, кажется, ответили, что звонить следует только в рабочее время. Он ответил: слушаюсь. Вот кому он мог так ответить, если не  кэгэбэшникам?
-М-да… Ты права… - пробормотал  Петр, зевая.
-Ты зеваешь? Хватит разговоров ночью. Давай поспим.
-Устала?
-Тема не та для разговоров в постели. Спасибо за ночную  политинформацию.
-Тогда спокойной ночи…- С этими словами Петр повернулся на левый бок и закрыл глаза.

                Глава 4
                Выговор.
   На следующий день Солдафонов вызвал Петра к себе, приказывая:
-Задание. Напишешь  статью о стилягах.
   Петр удивился:
-Статья о стилягах в рабочей газете?
-Черт собачий, не обсуждать! Пиши статью!- вспылил Солдафонов.
-Гм, а я могу отказаться?- осторожно спросил Петр, втайне удивляясь своей смелости.
                -16-
-Не можешь!
-Но все-таки?
-Хочешь выговор получить?- вскричал Солдафонов.- Забыл, что статью о передовике не написал?
-Написал, но вам не понравилось.
   Солдафонов произнес чуть мягче:
-Вот только с этим я согласен с тобой. Правда, твоя статья мне не понравилась. И ты знаешь, почему она не понравилась.
   Петр промолчал.
-Повторяю: хочешь  выговор получить?- деловито спросил Солдафонов.
-Не хочу.
-Тогда пиши статью!
-Но у нас же газета «Рабочий листок»,-  попытался возразить Петр.
-Премного благодарен, интеллигентик, что напомнил,- презрительно усмехнулся Солдафонов.- А то я позабыл.
-Нет, вы помните.
-Тогда чего  стоишь?
-А не хочу писать на эту тему,- ответил с вызовом  Петр. – Не считаю эту тему важной.
-Гм, я спрашивал твое мнение, щенок?
   Петр покраснел от волнения:
-Хватит меня оскорблять!
-Статью  будешь писать?
-Зачем писать такую статью? Осуждать молодежь, которая хочет  хорошо одеваться?
-Хочет хорошо одеваться? Гм, наша молодежь разве раздета?
-Не раздета. Но не одета красиво.
-Вот как? И как же красиво надо одеваться?
-Вот когда приезжали иностранцы на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, тогда я увидел. И все увидели.
   Солдафонов тихо грязно выругался, потом процедил сквозь зубы:
-Болтун!..  Занимаешься буржуазной пропагандой!
-Что вы, Ефим Сергеевич!- всплеснул руками Петр.- Даже не думал я…
-Иди писать  статью!- перебил Солдафонов.
   Однако Петр упрямо повторил:
-Не считаю эту тему важной. Не вижу необходимости такой статьи в рабочей газете.
-Вот черт собачий!.. Такая статья, осуждающая проявление мещанства, критикующая
наших несознательных юношей и девушек, которые стали бездумно подражать буржуазным подонкам, очень нужна в рабочей среде! – твердо заявил Солдафонов.-  Надо думать нашей молодежи не об одежке, а о своих мозгах!
-Кажется, вы позабыли слова Чехова,- ответил с досадой Петр.
-Вот как?
-Позабыли.
-Ты считаешь меня неграмотным?
-Чехов говорил, что в человеке все должно быть прекрасно. И душа, и мысли, и одежда.
   Солдафонов помолчал минуту, потом  заметил брезгливо:
-Грамотность свою,  интеллигентик, хочешь показать? Приказ слышал?
-Слышал, но не хочу об этом писать. Кажется, вы напоминаете мне человека в футляре.
-Черт собачий, ты издеваешься надо мной?
-Даже не думал… Извините, но нельзя уподобляться человеку в футляре: то нельзя, это нельзя. Красиво одеваться нельзя, говорить то-то и то-то нельзя,- ответил неприязненно Петр.
   Солдафонов, наверно, никогда не слышал таких слов в свой адрес, поэтому минуты три
                -17-
сидел с выпученными от удивления глазами, не зная что ответить своему редактору. Потом он отрезал, постукивая пальцами по столу:
-Хорошо, Петенька. Получишь сегодня выговор.
   Петр кивнул и вышел быстро из кабинета главного редактора.
   Алла, увидев покрасневшего Петра, вопросительно - грустно и с готовностью участия спросила его:
-Опять неприятности с этим Солдафоном?
-Опять…- вполголоса ответил Петр.
-Что на этот раз?- вмешалась Вера Степановна, продолжая печатать на машинке.
-Он поручил мне писать статью о стилягах.
-Понятно… А ты отказался?- догадалась  Алла.
-Отказался. Выговор объявит.
   Вера Степановна прекратила печатать, говоря очень серьезно:
-Напрасно, Петр. Напрасно  вы отказались писать статью.
-Но я не хочу об этом писать! Я не считаю эту тему важной!- резко возразил Петр.
-А выговор, Петенька?- покачала головой Алла.- Тебе он нужен?
-Нет, совсем не нужен.
-Тогда пиши статью.
-Я не могу об этом писать. Сам хочу ходить в красивой одежде.
-Тогда почему я не вижу тебя в ней?- удивилась Алла.
-Денег не хватает… И нет красивой одежды в магазинах.
   Вера Степановна назидательно сказала:
-Петенька, не ту профессию себе выбрали. Журналист пишет не всегда, о чем хочет писать. Журналист работает в команде. В редакции газеты, журнала. Он выполняет
поручения главного редактора.
-И что теперь? Ломать себя, да?! Писать по заказу?- негодующе спросил Петр.
-Знаете, Петенька, все журналисты пишут часто не о том, о чем хотят писать,- так же сказала Вера Степановна.
-Ломать себя, да? Писать по заказу? – злобно повторил Петр.- Понимая, что не стоит об этом писать? Что тебе противно осуждать то, что осуждения не заслуживает?! Зачем осуждать и высмеивать молодых, если они хотят выглядеть ярко и красиво? Зачем постоянная регламентация везде и во всем?!
   Вера Степановна слегка вздохнула и продолжила печатать.
   А Алла подошла к Петру, погладила его по голове, шепча:
-Соглашайся, новый наш декабрист. А то выговор получишь. И Солдафон на тебя настучит.
-Нет и еще раз нет!- стоял на своем Петр, садясь за стол.
-Как знаешь…- пожала плечами Алла, тоже садясь за свой стол.
   Через полчаса Солдафонов вновь вызвал Петра к себе.
-Ну-у… - протянул Солдафонов, пристально глядя на вспотевшего и покрасневшего Петра.
   Петр решил помолчать, не ожидая ничего хорошего.
-Ну, чего молчишь, черт собачий?- процедил сквозь зубы Солдафонов, закуривая папиросу.- Куришь?
-Не курю.
-А чего так?
-Не люблю,- коротко ответил Петр, смотря в сторону.
   Ему был противен грубый, наглый Солдафонов, который  пренебрежительно относился к своим сотрудникам и не считался ни с кем в редакции.
-Слушай, ты забыл, где зарплату получаешь?- поинтересовался Солдафонов.
-Вовсе нет.
                -18-
-Не забыл, значит? И где ты ее получаешь?
-В своей стране.
-А поточнее?
-В  СССР.
-А еще точнее?
-В Москве.
   Солдафонов засмеялся:
-Похоже, ты вспомнил старую игру: «Жарко, холодно», да? Щенок, детство  твое закончилось! Забыл, что получаешь зарплату в моей газете?
   Петр усилием воли сдержался, чтобы не ответить  грубо главному редактору.
-Молчишь, как партизан?- продолжал Солдафонов.- Папиросы не куришь? Может, предпочитаешь сигареты «Кент»?
-Я ж не курю…
-Помнишь стишки: «Сегодня куришь сигареты «Кент», а завтра ты вражеский агент!»?
-А при чем…
-Черт, при том! Сначала тебя соблазняют одеждой, западными сигаретами, а потом вербуют!- закричал Солдафонов.- Твисты всякие танцевать хочешь, да?
   Петр пожал плечами, ничего не ответив главному редактору.
-А чего на меня не смотришь?- допытывался Солдафонов.- И не говоришь, не отвечаешь мне?
-Зачем на вас смотреть?
-Чего на меня не смотришь?
-Вы не девушка, чтобы на вас смотреть,- отрывисто ответил Петр, демонстративно рассматривая потолок.
-Еще дерзишь своему начальнику?.. Слушай, ты комсомолец?
-А зачем это вам?- не понял Петр, на миг переводя взгляд на главного редактора.
-Черт, ты комсомолец?
-Был.
-Как это был?
-Меня исключили в университете.
   Ответ Петра крайне удивил Солдафонова. Он даже встал, подошел поближе к Петру, качая головой.
-Не ожидал услышать такое…- произнес вполголоса Солдафонов, а потом закричал что есть мочи:- Черт собачий, да ты же враг наш! Враг народа, если не комсомолец! Если исключили! И за что исключили?
-Это вам не интересно.
-Нет, ты скажи!- настаивал Солдафонов.- Начальству надо знать о моральном облике своих подчиненных!
   Пришлось Петру весьма коротко рассказать, за что его исключили из комсомола. Услышав рассказ Петра, Солдафонов минут пять ходил вокруг своего редактора, ворча и тихо поминая известные ругательства улиц и коммунальных квартир. Потом Солдафонов решил спросить:
-И если не комсомолец, не хочешь выполнить задание партии, черт собачий?
-Вы не говорили, что статья о стилягах – задание нашей партии,- сказал как можно спокойнее Петр, хотя ему хотелось сейчас обозвать и оскорбить Солдафонова, как тот почти каждый день ругает его.
-А если скажу так, напишешь статью?- спросил с надеждой Солдафонов.
   Петр промолчал.
-Опять молчишь? Кстати, недавно видел у тебя на столе запрещенную литературу,
 - припомнил Солдафонов, садясь за стол.-  Не боишься, черт собачий?
-Какую такую запрещенную? Я ничего такого…
                -19-
-Хватит врать!- грубо перебил Солдафонов, ударяя кулаком по столу.- Солженицын запрещен, ты знаешь об этом! А ты читал.
    Петр  смиренно ответил:
-Извините, Ефим Сергеевич, но вам показалось.
-Показалось? Я не видел у тебя сложенных напечатанных на машинке листов бумаги?
-Наверное, то была моя статья.
-Вот как? Не читал самиздат?- продолжал допытываться Солдафонов.
-Ничего подобного не читал.
-Врешь! Не слышал о Солженицыне?
-Ничего не слышал,- нагло врал Петр, стараясь не смотреть на злое покрасневшее лицо главного редактора.
-И о Пастернаке не слышал?
-Пастернак? Это кто такой? Писатель?
-Поэт… Но он написал гадостный роман «Доктор Живаго», он запрещен у нас!
Петр смущенно улыбнулся:
-Зачем мне это знать? Ничего запрещенного не читаю.
-Неужели?- не поверил Солдафонов.
-Я читаю только то, что разрешено читать в нашей самой свободной стране мира!- произнес вполголоса со скрытым намеком Петр.- Газету «Правда», например.
-В свободной стране мира?- повторил глухо Солдафонов слова Петра.- Издеваешься? На что-то намекаешь, да?
-Что вы, Ефим Сергеевич!.. Читаю только то, что разрешено. Что продается в наших книжных магазинах. Газету «Правда» читаю.
-Что-то ты врешь!- не поверил Солдафонов, постукивая пальцами по столу.
-Правду говорю, Ефим Сергеевич!
-А при чем тут газета «Правда»?
-Как при чем?.. Там вся правда наша,- ответил без тени улыбки Петр, хотя внутренне он хохотал и желал добавить, что читая газету «Правда», надо выискивать правду между строк.
   Солдафонов на минуту замолчал, понимая, что к ответу Петра придраться не за что.
-А откуда вы знаете эти запрещенные книги?- поинтересовался Петр.- Читали?
-Вот черт собачий, зачем мне эту пакость читать!- возмутился Солдафонов.- Как главный редактор газеты, я должен знать, что запрещено, а что нет! Я могу заявить на тебя, сообщить, кому следует.
-Извините, вы ошиблись. Даже ничего не слышал о… Как его…- Петр намеренно остановился, делая вид, что с трудом припоминает фамилию писателя:- Служицын  или…
-Солженицын.
-Сложеницын?- опять исказил фамилию писателя Петр.
-Сол- же- ни- цын!- выкрикнул Солдафонов.
   Петр решительно ответил:
-Нет, такого не слышал. И ничего подобного не читал.
-Стало быть, у меня галлюцинации?- криво усмехнулся Солдафонов.
-Уж не знаю, что с вами.
-Мне померещилось?
   Петр промолчал, уставившись опять в потолок.
-Молчишь, черт собачий? Ладно, иди пока… Выговор себе обеспечил,- злобно заключил Солдафонов.
   Петр выбежал из кабинета главного редактора, на минуту вышел из помещения редакции на  морозную улицу, вдыхая чистого воздуха.
-Как приятно  дышать чистым  воздухом!- сказал сам себе Петр.- Душно мне!.. Задыхаюсь в душной атмосфере!
                -20-
  Войдя в помещение редакции, он сел за свой стол, начав печатать старую недоконченную  статью. Алла попыталась поговорить с ним, но  мрачный Петр стоически молчал, намеренно не обращая внимания на нее.
   А ночью ему приснился сон о декабристе Рылееве…

                Глава 5
                Порывы молодой души.
-Non, non, attendez, messieurs! Mon dieu, право! Хватит пить и кутить! Causons!-
решительно сказал Рылеев, худощавый, молодой офицер, с черными слегка вьющимися волосами, сверкающими карими глазами, несколько  навыкате, за общим столом офицеров, когда неожиданно возник разговор о несправедливости в  жизни.
-А что делать?- откликнулся сидящий рядом за общим столом офицер Косовский.
-Что делать?.. Прекратить пустую жизнь, постоянно пьянство, бездумное подчинение заведенному порядку!- ответил порывисто Рылеев.
-Да вы, Кондратий Федорович, похоже, карбонарием  желаете стать-с?- предположил один из офицеров.
  Кое-кто из офицеров спьяну засмеялся, однако Рылеев не обратил внимания на их смех.
-Господа!- прочувственно воскликнул он.- Право, господа офицеры! Вы не видите, как тяжело живут люди в России?- Он хотел добавить, что нуждается в союзниках, которые боролись бы с российским беззаконием, существовавшим нередко под видом государственных законов, но потом остановился на миг.
-Кондратий Федорович, mon ami, не играйте с огнем!- предупредил Рылеева  его друг Косовский.- Je vous en conjure.
-Помилуйте, Косовский!- продолжал горячо Рылеев.- Надо попробовать поехать туда, где люди живут и дышат свободно!
-Начитались Сен-Симона, Фурье и Кабе?- догадался Косовский.
-Не стану отрицать, читал этих господ, весьма, знаете, почтенные господа, весьма интересно и интригующе написано!- подтвердил Рылеев.- Собираюсь ехать в Америку! Непременно в Америку! Купить там участок земли и основать колонию независимости! Свободную колонию свободных людей! Без царя - батюшки! Без крепостного рабства! Если кто из вас хочет жить свободно, забыть, что такое русское лихоимство и беззаконие, приму в свою колонию с распростертыми объятиями! Мы заживем хорошо, как немногие из смертных! Уж надеюсь, господа!
   Большие, карие  глаза Рылеева сверкнули, он резко взмахнул рукой, будто рубанул кого-то острой саблей.  Ожидания Рылеева были напрасны - вновь кто-то из офицеров засмеялся, а сидящий рядом Косовский попросил его отказать от пустой затеи ввиду того, что выглядит все глупо, ничего не выйдет, одна трата денег, к тому же охотников ехать в далекую Америку среди дворян не сыщешь. Несколько минут Рылеев слушал реплики офицеров, не отвечая им. Дождавшись тишины, бледный от гнева Рылеев отчетливо сказал, смотря вдаль, будто видит далекую американскую колонию:
-Mon dieu! Вы не правы, господа!.. Пока вы не знакомы со всеми моими мыслями и чаяниями, поэтому не можете понять меня!.. Сожалею, господа офицеры!.. Как предполагаю, вы жалкие люди, умрете в неизвестности, не принеся пользы обществу!
   Офицеры наперебой стали спрашивать Рылеева:
-А вы?
-Неужели вы, Кондратий Федорович, станете знаменитостью?
-Кем вы станете? Знаменитым полководцем?
-Или новым миссионером в далекой Америке?
-Я очень надеюсь, что мое имя займет в истории нашей России несколько достойных страниц!- ответил с гордостью Рылеев.
   Если  в этот момент кто-то  бы снова засмеялся, Рылеев, не долго думая, вызвал
                -21-
такого насмешника на дуэль, но, к счастью, никто не засмеялся. Рылеев очень хотел
поделиться со своими сослуживцами своими мыслями, поэтому он продолжал:
-Умоляю, господа, послушайте меня внимательно! Куда стремятся мои помышления!.. Наше отечество ожидает от нас общих усилий для блага его! Сами только что говорили о несправедливостях, сами видите, сколько зла вокруг, господа! Надо все стараться уничтожать оное зло во славу нашей России!
   Конечно, призыв Рылеева был ясным и понятным всем, но офицеры воздержались от комментариев. Только один Косовский похвалил Рылеева:
-Mon cher, quell style! Quelle  force!
   Некоторые сослуживцы Рылеева находили его незаурядным человеком, зная, что он много читает и занимается сочинительством. За спиной они называли его «новым гением». Однако находились и такие, которых раздражала горячность Рылеева в спорах, обсуждениях, в которых  он ставил свои мнения превыше  остальных.
   Капитан Любецкий, лет сорока, с пышными закрученными кверху усами, поинтересовался:
-Скажите, Рылеев, неужели вы недовольны своей судьбой?
-Гм, почему же?
-Полагаю, судьба вас бережет,- продолжал Любецкий,- ни пуля, ни огонь, ни вода вас не берут. Vous  etes  un heros!
- Судьба, как уверен, благоприятствует мне, oh mes bons, mes bons amis! Она оказывает приятное покровительство, ведя к заветной славной цели моей!- радостно воскликнул Рылеев.- Много я успел подумать, господа! Много еще предстоит потрудиться, но нужны сотрудники.
   Вновь раздались вопросы заинтригованных офицеров, стремящихся узнать ответ Рылеева:
-Цели?
-И какая ж ваша цель, Кондратий Федорович?
-Гм, сотрудники?
   Один из офицеров предположил:
-Верно, вы желаете основать масонскую ложу?
-Non! Вовсе нет,- коротко ответил Рылеев.
-Мы готовы посочувствовать вам, Рылеев, даже помочь, но без поездки в Америку!
-Рылеев, вы стремитесь к великому, прекрасному, истинному! Ставите себе высокие цели! Но мы считаем, что вы такой же, как и мы! Не лучше и не хуже! Поосторожней бы, Рылеев, chevalier  sans  peur et sans reproche!
  А Косовский осторожно добавил:
-Кондратий Федорович, право, вы спаслись от пуль и потопления на войне. Не считаете ли сие знаком судьбы, которая вас бережет?
-Возможно…- ответил вполголоса Рылеев.
   Косовский припомнил  эпизод встречи Рылеева со знаменитой прорицательницей - мадам Ленорман в Париже. Когда Ленорман взглянула на ладонь Рылеева, она мгновенно оттолкнула ее с выражением ужаса на лице, отказываясь что-то предсказывать ему. Однако Рылеев настаивал. Тогда мадам Ленорман вновь взяла ладонь Рылеева и начала долго всматриваться в нее. Рылеев покорно ждал ее ответа молча. Через минут пять прорицательница  ответила ему удрученно, не глядя на Рылеева:
-Вы умрете не своей смертью, mon ami…
-Похоже, меня убьют на войне?- предположил Рылеев.- Ne  me  tourmementez  pas!
-Non, mon ami…
-Гм, я теряюсь в догадках, мадам, ответьте, прошу и склоняюсь к вашим ногам в ожидании предсказания!
-Не пытайте меня,- тихо попросила Ленорман, смотря в сторону.- Уходите. A  l’instant.
                -22-
-Non, non, madame, avouez!- настаивал Рылеев.-  Меня убьют на дуэли?
-Non! Adieu!
   Больше Ленорман не сказала Рылееву ни слова. Будучи в Париже, Рылеев не придал значения словам предсказательницы, но его друзья потом часто вспомнили это страшное предсказание…
-Пустое!- отмахнулся Рылеев.-  Госпожа Фортуна меня бережет!
-Да, Рылеев,- вставил  Любецкий,- думаю, у вас нет цели.
   Рылеев покачал головой, говоря весьма горячо:
-Что ж, господа, вы вольны думать, как вашей душе угодно. Но замечу: остаетесь в заблуждении. Но попомните мои слова, господа: уверен, что имя моя займет в истории России свое заметное место!
  Кое-кто из офицеров назвал ответ Рылеева безумием, после чего все разошлись.
   Молодой прапорщик Рылеев пока решил не рассказывать офицерам о своей цели, лишь
призывая их к борьбе против несправедливости. Временами он с жаром говорил о лихоимстве  чиновников, ругал судопроизводство,  крепостничество, ратовал за свободомыслие и равенство всех в России, ругал временщика Аракчеева, не касаясь лишь царя.
-Не надо подчиняться тупым и жадным чиновникам,- часто говорил Рылеев своим сослуживцам,- надо стремиться к всеобщему равенству! Идти по пути здравого рассудка!
   Капитан Любецкий, услышав как-то призыв Рылеева к всеобщему равенству, язвительно осведомился:
-Господин Рылеев, вы очень часто толкуете нам о всеобщем равенстве. Может, вы сами нам покажете пример: пойдите и почистите сапоги и платье вашему денщику Ефиму. Милости просим, а мы, любезный нам Рылеев, сие посмотрим!
   Ничего не ответил на это Рылеев, лишь слегка усмехнулся.
   Сослуживцы молодого Рылеева даже не догадывались о всех думах его, да и он сам пока не сообщал им всех замыслов. Но то были думы будущего декабриста, который выйдет на Сенатскую площадь в  Санкт- Петербурге вместе с другими единомышленниками, чтобы свергнуть царя. А для сослуживцев  Рылеев  являлся лишь прапорщиком конной артиллерии и  бедным дворянином. Как часто то бывает, окружающие не замечают величия или гения своих современников, ведь они пока не совершили своих подвигов, что им предназначено Госпожой Фортуной!

                Глава 6
                «Надежды юношей питают…»
   Рылеев Кондратий Федорович родился 18 сентября 1795 года. Отец его - Федор Андреевич Рылеев, дворянин, подполковник , командир Эстляндского егерского батальона, кавалер ордена Святого Владимира 4 степени, мать- Анастасия Матвевна, урожденная Эссен, дворянка. Поместье Рылеевых, согласно шестой части родословной дворянской книги Тульской губернии, находилось в Крапивенском и Богородицком уездах этой губернии. Отец Рылеева был самодуром, человеком весьма суровым. Он часто бил свою жену, запирал ее в погреб. А выйдя в отставку, он бездумно пропил, промотал все те небольшие сбережения, какие скопил.
   Анастасию Матвеевну спасли ее богатые родственники. Генерал- майор Петр Федорович Малютин продал ей имение Батово в Петербургской губернии. Хотя в купчей крепости была отмечена цена за имение четыре тысячи девятьсот рублей, Малютин не взял с матери Рылеева ни копейки, фактически он подарил ей имение навеки, за что она и сын Кондратий  постоянно благодарили генерала, называя его благодетелем.
   В 1800 году Анастасия Матвеевна оставила без всякого сожаления мужа и переехала с детьми в Батово. А потом генерал Малютин определил молодого Рылеева в Первый кадетский корпус в Петербурге, желая, чтобы  юноша сделал себе карьеру на военном

                -23-
поприще, как это водилось в дворянских семьях. Маленький Кондратий Рылеев  сопротивлялся, как мог, не желая быть военным.
-Нет, maman, нет!- упрямо твердил он, топая ножкой.- Хочу быть поэтом или писателем! А военным не хочу!
   Анастасия Матвеевна улыбалась, ласково говоря сыну:
-Сыночек, ты еще молод, послушай старших! Наш благодетель Малютин плохого тебе не посоветует!
   Но Кондратий капризничал, не желая становиться военным. Тем не менее он  проучился в кадетском корпусе все тринадцать лет, ни разу не покидая Петербурга. Первого февраля 1814 года Рылеев был выпущен прапорщиком в конную роту номер один Первой резервной артиллерийской бригады. Он страстно желал сражаться против Наполеона на территории России, но принял участие в войне уже только на территории Франции, когда догнал отряд генерала Чернышова. Именно к генералу Чернышову приписали и Первую конноартиллерийскую роту резервной артиллерийской бригады.
   Рылеев сразу с начала военной службы невзлюбил ее. Он постоянно критиковал командира батареи подполковника Сухозанета, критикуя его за излишнюю муштру, солдафонство. Сухозанет часто злился на молодого прапорщика, делал ему замечания. Не
желая видеть строптивого Рылеева рядом, Сухозанет просил генерала Меллер- Закомельского отчислить прапорщика. Однако Меллер-Закомельский долго служил вместе с отцом Рылеева и был другом отца. Поэтому Рылеев пока остался служить  в части.
   Рылеев хотел оставить военную службу, предпочитал ей службу гражданскую. Он писал матери Анастасии Матвеевне:
-Знаю, что неприлично в такой молодости оставить службу и что четырехлетние беспокойства недостаточная еще жертва с моей стороны отечеству и государю. Но разве не могу и не военной службе доплатить им то, что не додал в военной?
   Молодой прапорщик  ссылался на то, что хочет заняться восстановлением ветшающего имения Батово, однако мать понимала, что сын более не хочет служить.
   После ее вопросов он признался:
-Маменька, для нынешней службы нужны подлецы, и я, к счастью, не могу быть им!
   Он не указал еще другой весомой причины своей отставки, однако потом рассказал матери всю правду. Дело в том, что Рылеев влюбился в одну дворянку Наташу Тевяшову, которой читал свои стихи. Будучи в гостях у Наташи, Рылеев рассказал о своих чувствах н намерениях ее отцу. Старик Тевяшов  отказал Рылееву:
-Как можно, сударь!.. Non, non!.. Право, как можно сие! Je vous  en conjure!..Отдать мою
дочь за военного? За перекати- поле, который сегодня здесь, а завтра - бог весть?
   Рылеев нисколько не смутился отказом, он лишь слегка вздохнул и твердо сказал:
-Тогда я не выйду из дома, пока не получу вашего согласия!
-Это как понимать?- опешил Тевяшов.- Parlez-moi  de ca…
-Parlons raison. Я люблю вашу дочь Наталью Михайловну! И я не выйду отсюда живым, ежели не получу ваше благословение!- С этими словами Рылеев вынул из кармана пистолет.
   Тогда Тевяшов засуетился, упросил Рылеева спрятать пистолет, после чего заявил:
-Любезный Рылеев! Вы ж вроде разумный человек, не так ли?
-Гм, разумный.
-А ежели разумный, то соизволите подумать, любезный сударь, а как вас убьют на войне?
-Убьют? Меня пуля не берет!- похвастался Рылеев, благосклонно улыбаясь.
-Пуля не спрашивает, она бьет всех без промаха!- решительно возразил Тевяшов.-
-Надеетесь на фортуну,mon ami? Надежды юношей питают?
-Но я люблю…
                -24-
-Извольте, сударь, понять меня, отца!.. Ежели вас все-таки убьют, что моей дочурке
делать?
-Я подам в отставку!- твердо произнес Рылеев.
   Тевяшов обрадовался:
-Вот это слова мужа истинного, а не вздорного мальчишки! Charmant! Вот это другое дело! Но вот что Натали моя скажет? Уж не могу я ее принудить…
   Он не договорил. Дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежала покрасневшая от волнения Наталья, радостно восклицая:
-Папенька дорогой мой! Я люблю Кондратия Федоровича!
-Любишь?- удивился Тевяшов.
-Люблю! Qui, sans doute! Безумно его люблю, папенька!
-И когда ж полюбить успела?
-Ой, люблю его до безумия! Я хочу… я мечтаю быть его суженой! Его женой!
-Неужто так сильно его любишь, Натали?- не поверил Тевяшов.
-Или за Кондратия Федоровича, или в монастырь!- отчеканила Наталья.
   Расстроганный Тевяшов погладил дочь по голове, благословил ее и  Рылеева, приговаривая:
-Mon dieu! Voyons… Ayez confiance  en  sa  misericorde…  Qui vivra verra…
   Рылеев закончил военную службу в январе 1819 года и женился на Наталье Тевяшовой. После удачной женитьбы он долгое время не мог найти себе новое место. Он появился в Петербурге после восстания гвардейского Семеновского полка. И в январе 1820 года Рылеев был избран дворянством Петербургского уезда в заседатели Петербургской уголовной палаты. Рылеев желал биться за правду, отстаивая права слабых и бедных людей, прежде всего обездоленных крестьян, страстно надеясь им помочь в суде против лихоимства и беспардонного угнетения их чиновниками и помещиками. Молодой и горячий Рылеев был полон надежд…

                Глава 7
                Восстание Семеновского полка.
      Как поговаривали придворные при императорском дворе, повторяя слова императора Александра I, ропот народа - первое дуновение бури, которая может впоследствии смести с трона неугодных царей. Швейцарец Лагарп, горячий приверженец философов - просветителей, приглашенный Екатериной  II  в  воспитатели  ее любимого внука Александра, не раз напоминал своему наставнику:
-Поймите, милейший Александр, ропот - первый язычок пламени, из которого возгорается пожар революции!
-Пожар? D’ ou, diable…- удивлялся Александр, - как  он может появиться?
-Qui, sans doute, откуда,- кивал Лагарп,- от всяких  вольнодумцев, мой государь! Будьте очень осторожны! Философия, просвещение и либерализм хороши, но в меру!
   От Александра ждали радикальных реформ  в политическом и гражданском устройстве России. Многие придворные, общественные деятели, даже возвращенный из ссылки писатель Радищев, мечтали о реформах, подавая свои проекты императору.
   Целая волна восстаний докатилась до Петербурга в 1819 году. Летом 1819 года в аракчеевских военных поселениях восстали Таганрогский и Чугуевский уланский полки, было арестовано более двух тысяч солдат.
   В отличие от других полков Семеновский гвардейский полк находился на особом положении. Причиной тому было то, что сам император Александр являлся шефом полка. Только в Семеновском полку были запрещены телесные наказания, а лучшей привилегии для тех времен не придумать! Добился отмены наказаний в полку командир Семеновского полка генерал Потемкин. Многие солдаты полка обучились грамоте, могли читать и

                -25-
писать, читали газеты  и журналы. А  такие офицеры полка, как Трубецкой,  Сергей и Матвей Муравьев - Апостолы, Чаадаев, Якушкин. Бестужев – Рюмин, будущие
декабристы, весьма способствовали просвещению солдат. Но военному министру, генералу Аракчееву не нравилось, что Семеновский полк обходится без телесных наказаний. Он побаивался вольнодумства многих офицеров, предполагая, что офицеры специально просвещают солдат для того, чтобы настроить против начальства. Аракчеев решил сменить командира полка, мотивируя это тем, чтобы якобы генерал Потемкин не может или даже не хочет бороться с вольнодумством солдат и офицеров. Реакционный и опасливый Аракчеев внес специально предложение о замене командира полка именно в то неспокойное  время, когда в Италии и Испании прошли революционные события. Пребыбывая за границей, Александр получал донесения о том, что офицеры Семеновского полка создали какое-то тайное общество, то ли масонское, то ли какой-то Союз либералистов, что внушало царю большие опасения. И это в то самое время, когда крестьянские бунты в России происходили один за другим: в течение лета и осени 1820 года в Воронежской, Тульской, Гродненской, Екатеринославской, Минской, Могилевской, Олонецкой, Пермской, Казанской, Тамбовской, Тверской  губерниях. И царя, и его придворных крестьянские бунты очень напугали, особенно, известия о том, что в отдельных  губерниях крестьянами были убиты несколько помещиков. Поднятые по приказу войска усмирили крестьян: крестьян судили, сажали в тюрьмы, пороли нещадно и ссылали в Сибирь.
   Помимо политических и государственных проблем, у Александра появились совсем некстати и личные проблемы. Дело в том, что его брат, великий князь,   Константин Павлович, развелся со своей женой Анной Федоровной и теперь намеревается жениться не на русской, а на польке, княгине Лович, что сулит ничего хорошего, так как Лович не являлась принцессой, а поэтому Константин Павлович теряет право наследования российского престола. Но  сему обстоятельству великий князь не обеспокоен, он согласен написать отречение от престола.
   Хотя Семеновский полк был любимым у Александра, он вызывать у него весьма-весьма горестные воспоминания - именно офицеры этого полка оказались убийцами его родителя - императора Павла. Вдобавок ко всему охаивать Семеновский полк помогал Аракчееву младший брат Александра - Михаил Павлович, бригадный генерал, не любивший ничего печатного и письменного, а любивший лишь муштру и плац.  Именно Михаил Павлович предложил царю заменить генерала Потемкина на полковника Шварца. Неизвестно утаил или сообщил младший брат царю о том, что некий Шварц забил телесными наказаниями половину Калужского гренадерского полка, которым командовал, но царь склонился все-таки к назначению Шварца командиром Семеновского полка.
   Немец Шварц с самого начала назначения стал зверствовать  в полку: ввел  различные телесные наказания, проводил часами различные учения: смотры, шагистику, не давая даже минутного отдыха. Шагать почти целый день в неудобной форме, когда толстые ремни сдавливали грудь, а твердые краги - ноги, было очень трудно даже опытным солдатам. А садист Шварц не успокаивался и придумывал новые наказания и издевательства: смотры «десятками», вызывая к себе солдат и заставляя их стоять неподвижно часами. Он постоянно наказывал солдат за любую провинность, неисправность в обмундировании. Офицеры пытались как-то образумить Шварца, но командир полка никого не слушал. Офицеры понимали, что терпение солдат скоро лопнет, что и произошло во время одной короткой передышки: солдаты второй роты Семеновского полка только разошлись, однако Шварц неожиданно приказал построиться. Опытный солдат Бойченко, израненный в сражениях, имевший боевые заслуги,  отбежал по нужде и не успел застегнуть мундир, бегом зайдя в строй. Казалось, садисту Шварцу это и было нужно, чтобы еще раз поиздеваться над солдатами. Он подбежал к бедному запыхавшемуся Бойченко и плюнул ему в лицо. Все стоящие солдаты и офицеры разом от
                -26-
изумления ахнули. После этого Шварц резко схватил руку солдата, ведя его за собой и громко приказывая всем:
-А ну плюйте все ему в лицо, негодяю!
   Некоторые солдаты отворачивались от Шварца, не желая плевать в лицо своему товарищу по оружию. Их, ослушавшихся приказа командира полка, потом подвергли телесным наказаниям. Однако нашлись и те послушные солдаты, которые плевали, краснея  и не глядя в глаза Бойченко.
   Когда об этом узнали в первой роте полка, все солдаты собрались вместе вроде как на перекличку. Фельдфебель стал кричать, что рано собрались, но солдаты упрямо стояли на месте, крича хором:
-А подай нам сей минутой капитана Кашкарова, ротного командира!
   Прибежавший испуганный Кашкаров пытался образумить солдат, успокоить их, требуя немедленно разойтись, но солдаты стояли на своем:
-Мы желаем, господин капитан, подать жалобу на Шварца! Мы не желаем боле терпеть его издевательства и не желаем его своим командиром!
   Кашкаров примерно минут три стоял с разинутым ртом от удивления, даже не зная, что и делать, но потом спохватился, успокоился и стал говорить очень спокойно, чтобы не злить и так разозленных солдат:
-Успокойтесь, ребята!.. Того, что просите, сделать не могу, я…
-Делай, чего сказали!- выкрикнул кто-то из солдат, ругаясь вполголоса.
-Но поймите, ребятушки, я завтра доложу начальству, а пока идите-ка спать!
   В ответ Кашкаров услышал:
-Ваше благородие, докладывай нынче! Потому как боле ни единого часу терпеть сил нет!
   Кашкаров побежал докладывать начальству о требовании солдат.
   А утром взволновался весь Семеновский полк. Подлый Шварц испугался и убежал из полка, скрывшись в неизвестном направлении. В полк приезжали уговаривать солдат успокоиться и граф Бенкендорф, и генерал-майор Милорадович, и князь Васильчиков, говоря одно и то же возмущенным солдатам:
-Ой, ребятушки, стыдно вам, государевой роте, бунтовать!
   Но семеновцы стояли на своем: они требовали убрать Шварца из полка, требовали справедливого суда над Шварцем. Полк окружили, пригнали артиллерию и драгун для усмирения бунта семеновцев. Однако семеновцы не оказывали никакого вооруженного сопротивления. Они лишь стояли, как вкопанные, на месте, не стреляя и не желая расходиться. Узнав потом, что первая рота полка уже сидит в Петропавловской крепости, остальные семеновцы  бодро зашагали туда строем, приговаривая:
-Где голова, там и ноги.
   Как только Рылеев появился в Петербурге, он услышал восторженные рассказы о восставших семеновцев. Многие жалели солдат, ругали нещадно садиста Шварца. После предложений Аракчеева царю Семеновский полк был раскассирован - всех солдат  и офицеров разослали по другим полкам. В Семеновский полк набрали других солдат. Военный суд хотел было наказать Шварца, но за Шварца заступился сам государь, считая, что командир полка виноват только в том, что не предпринял мер для прекращения неповиновения. Конечно, из гвардии Шварца убрали, так как и новый Семеновский полк отказался от него. Шварца забрал к себе в военные поселения военный министр Аракчеев. А взбунтовавшихся  семеновцев судили, подвергнув палочным наказаниям, наказаниям шпицрутенами.  Двести солдат сослали в Сибирь на каторгу, других же определили служить в дальние регионы: в Сибирь или на Кавказ.
   А царь Александр был весьма напуган восстанием Семеновского полка. Он не верил, что сами солдаты взбунтовались, не верил, что полковник Шварц издевался над своими подчиненными, будучи убежденным в том, что должен был обязательно зачинщик восстания, который тайно настроил солдат против власти.
                -27-
-Отчего же вдруг  сделаться Шварцу варваром?- писал царь Аракчееву, недоумевая.- По моему убеждению, тут кроются другие причины. Внушение, кажется, было не военное, ибо военный умел бы заставить взяться за ружья, чего никто из них не сделал, даже тесака не взял… Признаюсь, что я его приписываю тайным обществам, которые, по доказательствам, которые мы имеем, в сообщениях между собою и коим весьма неприятна наша соединение…
   Как любопытно, господа хорошие, что правитель в любую эпоху не жалует своих подданных, не желая понять, что они тоже могут мыслить и быть недовольными, и что для изъявления оного недовольства необязательно, чтобы был какой-то внешний провокатор или зачинщик; очень часто правители даже не понимают, что простые люди тоже могут выдвигать свои требования, надеясь на лучшее в жизни, перемены, и для того им не требуется какой-то помощник со стороны или зачинщик восстания, увы…
   Удивительно, но Александр приписывал восстание Семеновского полка козням некой тайной революционной организации, однако ни один офицер Семеновского полка, включая будущих декабристов, во время восстания не являлся зачинщиком восстания, не подговаривал солдат к бунту. Русские тайные общества тогда еще не были готовы для открытого восстания против царя. Позже Рылеев, вспоминая о бунте  Семеновского полка, будет сожалеть об упущенной возможности восстания.

                Глава  8
                Северные и Южные общества.
      Зимой и весной 1821 года Рылеев продолжал заниматься сочинительством и стал посещать заседания Вольного общества любителей российской словесности, куда привел его друг Дельвиг. Основал это общество литератор Никитин. У него на квартире собирались часто многие литераторы и музыканты. Позднее Рылеева в это общество вступили и будущие декабристы: Бестужевы и Корнилович. Таким путем Рылеев нашел своих единомышленников, о которых мечтал,  еще будучи на военной службе. Одновременно Рылеев, как и многие другие дворяне, участвовал в тайной деятельности масонских лож. Он знакомится со многими масонами: Бестужевым, Гречем, Дельвигом, Глинкой, Кюхельбекером. В те времена многие либералы, в том числе и будущие декабристы, пытались использовать масонство для своих благородных целей. Рылеев говорил своим друзьям:
-Поймите, господа, я вступил в масонскую ложу «Пламенеющая звезда» не просто так! Я  вступил туда для возможности познакомиться с крупными чиновниками, которые являлись членами ложи, дабы по возможности влиять на работу государственного аппарата.
   Однако многие декабристы, в том числе и Рылеев, вышли из масонских лож еще до официального указа 1822 года о запрещении этих лож. Возможно, Рылеев разуверился в возможности что-то изменить к лучшему, будучи в масонской ложе, не желая играть только во взрослые тайные игры с разными обрядами, символами и переодеваниями.
   В январе 1821 года сформировавшийся из Вольного общества любителей российской словесности декабристский Союз благоденствия был распущен, но сразу возникло новое общество - Северное, в Петербурге. Рылеев вступил в Северное общество по протекции своего нового друга - Ивана Пущина, поручика Конной артиллерии. Пущин обиделся на великого князя Михаила Павловича, когда тот, обходя строй, сделал строгое замечание поручику:
-Поручик, следовало бы застегивать мундир на все пуговицы!
   Пущин покраснел, застегнул верхнюю пуговицу мундира, ничего не отвечая князю.
   Однако Михаил Павлович стоял возле Пущина, ожидая извинений.
-Гм, погляжу, вы очень горды, сударь!- изумился Михаил Павлович, пытливо смотря на поручика.
                -28-
-Да уж… Кто ж себя не ценит,- вполголоса ответил Пущин.
-И извиниться не желаете, милейший поручик?
-Не желаю. ..- Пущин помолчал минуту, потом выпалил:
-Могу уйти со службы, ежели неугоден вашему сиятельству!
   Как видно, Пущин искал повод для увольнения из армии, и повод, к его счастью, было нашелся. Пущин пошел работать мелким чиновником в Петербургскую палату уголовного суда, где и познакомился с Рылеевым. Оба бывших артиллерийские офицеры быстро подружились. Пущин порекомендовал принять Рылеева в члены тайной петербургской декабристкой организации  Северное общество, причем не в качестве «согласного» (то была лишь первая ступень), а в качестве «убежденного» (хорошо проверенного члена организации). Пущин надеялся, что Рылеев сможет оживить аморфное Северное общество, которое занималось теоретическими планами (будущей Конституцией, судебным положением, экономическими вопросами будущей России). А Южное общество, возглавляемое энергичным декабристом Пестелем, добивалось слияния обоих обществ в одно целое и быстрейшего начала восстания.
   В кабинетах то Пущина, то Пестеля, то Бестужева, полных шумных разговоров и табачного  дыма, долго беседовали и спорили офицеры, декабристы и многие литераторы. Рылеев часто участвовал в спорах и беседах Северного общества.
   В один из таких вечеров  в центр кабинета вышел твердым шагом Пущин и обратился ко всем, предлагая:
-Итак, господа, прежде чем устанавливать свои порядки в нашем благородном отечестве, не лучше сначала установить его в этом кабинете?
-Messiers, давайте выберем  председателем собрания Волконского!- предложил Рылеев.
-Может, Раевского?- предложил кто-то.
   Уже через минуту большинство собравшихся выбрало Александра Раевского. Высокий и стройный Раевский подошел к столу. Он принял строгий вид, спрашивая:
-Итак, господа, кто первым желает высказаться?
Первым взял слово капитан Якушкин:
-Надо разбудить наш молчащий народ! Чтобы он поднялся против самодержавия!
-Хорош молчащий народ,- сразу возразил Рылеев,- когда только что прошли крестьянские бунты!
-Правильно, Рылеев!- послышался голос  Сергея Муравьев - Апостола.
  Рылеева поддержало еще несколько человек:
- А восстание Семеновского полка?
-Это молчащий якобы народ?
-Qui, sans doute!
-Qui! Неужто этого мало?
   Якушкин кивнул:
-Мало, господа! Народ надо направить, показать ему путь от избавления от рабства! И в этом, как считаю, наша задача!
   Вместо Якушкина вышел Рылеев, говоря очень взволнованно:
-Господа, мы говорим о рабстве, так? Мы говорим о том, что наши крестьяне маются в крепостном иге? А сами мы разве не рабы?!
  С разных сторон послышалось:
-Как же, как же! Рабы!
-Именно! Чего изволите-с, господин барин?
-Рабы, но имеющие милости от своего царственного рабовладельца!
-Рабы с балами, поместьями, барышнями!
-Правильно говорит!
    Выждав, пока крики одобрения стихнут, Рылеев вдохновенно продолжал:

                -29-
-Значит, согласны, господа!..  Qui, qui!.. Едим сытно, кутим, танцуем на балах! И болтаем о благе людском в разных столичных салонах?!.. И вы такие желаете стать революционерами, господа хорошие, рабы своего императора?
-Что вы предлагаете?- поинтересовался кто-то из задних рядов.
-Хватит болтать о Конституции,- продолжал Рылеев.- Может, лучше дело делать? Может, хватит словопрений и благоглупостей, господа? Слыхал я про одного помещика, который сам освободил своих мужиков от рабства!
-Как же освободил?- не понял Бестужев - Рюмин.
-Очень-очень  просто-с! Оный помещик вышел к крестьянам на крыльцо и объявил, мол, так и так, с сего распрекрасного дня вы, мужички работящие, боле не подо мной! Мол, идите-ка, любезные, куда глаза глядят, а я поеду в свой полк служить! Вот так-то! Кто на такую смелость готов пойти, господа либеральные?
-Молодец!- похвалил помещика Муравьев - Апостол.
-Не думаю, что он молодец,- поморщился недовольно Волконский.
-Ах, не нравится?- вспыхнул Рылеев.- Объявите просто своим крепостным, что они свободны, что такие же, как и вы, господа! Вот тогда будет польза от ваших слов, которые не должны расходиться с делами!
   Призыв Рылеева поддержало большинство собравшихся. Многие захлопали, одобрительно говоря:
-Молодец Рылеев!
   Вошедший лакей сменил свечи, все на короткое время замолкли. Когда лакей вышел, к
Рылееву  подошел Волконский, говоря добродушно:
-Успокойтесь, Кондратий Федорович!.. Придет наше время…
-Интересно, когда оно придет?- полюбопытствовал Рылеев.
-Скоро. Очень скоро.
-А поточнее?
-Вам же известно, что число нашего общества все растет и растет,- ответил охотно Волконский.- И не только в столице, и на юге. На Кавказе, там у Ермолова свои единомышленники.
   Вбежавший в кабинет улыбающийся Пушкин только услышал обрывки фраз: общество, единомышленники. Он остановился, вскидывая брови от удивления.
-Господа, значит, есть тайное общество?- обрадованно воскликнул Пушкин, оглядывая всех.- Charmant! Je trouve  que  c’est charmant! Но почему вы не говорили мне  всей правды? Князь Волконский, mon ami, ответьте же мне!
   Смущенный Волконский промолчал, не желая отвечать Пушкину.
   Рылеев быстро подошел к Пушкину, говоря твердо и быстро:
-Видите ли, Александр Сергеевич, любезный наш поэт, князь только пошутил, а вы, не слыша наш разговор, поверили.
-Поверил?
-Поверили в небылицу,- продолжил Рылеев.
   Побледневший Пушкин, застыв, не знал, что и сказать. А все, находящиеся в кабинете, молчали, отводя глаза от поэта.
-Значит… значит, глашатаи свободы, вы не хотите посвящать меня в свои тайны?- предположил Пушкин, даже не подозревая, как он близок к правде.- Значит, меня обманывают? Diables! Diables! Au revoir! - Он гордо выпятил грудь и выбежал из кабинета.
   Волконский и Рылеев  побежали за ним, крича:
-Александр, постойте!
   Пушкин остановился на минуту, говоря весьма беспокойно:
-Значит, меня держат лишь за писаку, с котором не желают делиться секретами? Значит,
 не уважают мои либеральные взгляды, поэтому…- Он махнул потом рукой, замолкая.
                -30-
-Что вы, дорогой наш поэт! Мы все вас любим и чтим!- заверил с ослепительной улыбкой Рылеев.
-Любите да всего не договариваете?- спросил нервно Пушкин и спустился на нижний этаж.
   Когда огорченные Рылеев  и Волконский вошли в кабинет, они услышали упреки в свой  адрес:
-Нехорошо, господа, получилось!
-Нехорошо обижать поэта, любимца публики!
   Волконский кротко ответил:
-Нет, мы бережем нашего поэта, поэтому и скрываем от него наши тайны!
-Зачем?- не понял Якушкин.- Разве он наш враг?
-Вовсе нет! Он друг наш сердечный! Но он несколько неуравновешен и вспыльчив. Он поэт, господа!.. – поспешно ответил Волконский.
  А Рылеев взволнованно добавил:
-Пушкина надо беречь! Мы ценим и любим лиру нашего поэта! Зачем подвергать его лишней опасности, которая может подстерегать каждого из нас? Неужели вы желаете видеть его в Петропавловской крепости, заточенным в темницу, или  узнать, что его сослали в Сибирь? Лира Пушкина волнует русские души, она помогает бороться против деспотизма!
   Довод Рылеева  убедил всех в правильности действий  заговорщиков.

                Глава 9
                Пестель.
       В марте 1824 года в Петербург приехал декабрист Павел Иванович Пестель, руководитель Южного общества.  То был человек невысокого роста, плотного телосложения, с правильными чертами лица, с черными, слегка выпуклыми глазами, спокойный, достаточно уверенный в себе, даже порой властный. Рылееву показалось, когда он впервые увидел Пестеля, что Пестель ведет себя со спокойной уверенностью хорошего актера. На миг Рылеев подумал, что за спокойной уверенностью Пестеля скрывается страстность, даже запальчивость; и в то же время Рылееву понравился ровный голос Пестеля,  зоркий взгляд, от которого ничего не ускользало, твердость в отстаивании своих тезисов.
    Пестель сначала встретился с декабристом Оболенским, потом познакомился с Трубецким. В  разговорах с ними Пестель убеждал обоих, что надо побыстрее объединять оба общества в одно целое,  добиваться, чтобы  Россия стала  республикой, вспоминая древнюю Грецию или Великий Новгород, и ввести для начала диктатуру Временного правительства. Если Оболенского Пестель смог убедить в правоте своих слов, то Трубецкого он не убедил - Трубецкой ужаснулся планам Пестеля, прочувственно восклицая:
-Non, non! Я решительно против диктатуры! Пусть и временной! J’ai  peuz, j’ai peur! Я боюсь любой диктатуры!
-Но почему?- удивился Пестель.- De quoi  vous  avez  peur?
-Нет и еще раз нет!- повторил Трубецкой.- Мы еще не забыли Наполеона Бонапарта!
-При чем…
-Мы не забыли, как совсем недавно Наполеон превратился из консула в императора!
-Гм, если вы намекаете на меня, считая меня будущим русским Наполеоном, то вы глубоко ошибаетесь, господин Трубецкой! Soyez  tranquille!-  отрезал Пестель.
 Однако Трубецкой стоял на своем:
-Нет!.. Никакая диктатура не поможет России! Мы надеемся жить без диктатуры, хоть и временной!
   Потом Пестель вместе с Оболенским явился на квартиру Рылеева. Пожимая руку
                -31-
Рылееву, Пестель сказал весьма добродушно:
-Я давно желал познакомиться с вами, Кондратий Федорович! Много слышал о вас
лестных слов, что вы один из самых решительных и авторитетных членов Северного
общества!
-Ну, что вы…- смутился Рылеев, но Оболенским прибавил, хваля тоже Рылеева:
-Как же, господин Рылеев очень деятельный член нашего Северного общества.
   Пестель с Рылеевым проговорили два часа. Они обсуждали будущее государственное устройство Российской республики, поминая Северо-Американскую республику, древние Грецию и Великий Новгород.
-Знаете, образ правления Северо - Американской республики есть самый удобный для нашей России,- спокойно заметил Пестель.
-Что ж, может быть,  однако есть одно но,- отозвался сразу Рылеев.
-Какое же?
-Россия к сему правлению еще не готова.
-К республиканскому правлению?
-Именно так!.. Увы!..
-А как вы находите Конституцию Англии?
  Рылеев подумал минуту, потом ответил убежденно:
-Устав Англии безбожно устарел.
-Правда?
-Sans doute, qui… Теперешнее просвещение народов требует большей свободы и совершенства в управлении! Английская Конституция имеет много пороков. Она обольщает только слепую чернь, ихних лордов, пэров!
-Согласен! Близоруких англоманов!- подхватил Пестель, слегка улыбаясь.- Вы правы. Зачем нам английский король или королева? От своих бы царей избавиться!- Он остановился на минуту, потом продолжил:- Вот еще. Очень хорош, думаю, Устав испанского государства.
-Возможно, но там тоже король.
-Понятно… А как вы относитесь к Наполеону, mon ami?
-Наполеон Бонапарт мне противен,- поморщился Рылеев.
-Неужели, Кондратий Федорович? Наполеон - великий человек! Наполеон возвысил Францию, поднял ее на высокий пьедестал, заставив считаться с ней!- пронзительно воскликнул Пестель, сверкая глазами.- Je  trouve  que  c’est  charmant!..  Он возвысил ее!.. Он покорил народы! Если уж иметь деспота, то только Наполеона!
   Поняв, что для Пестеля Наполеон что-то вроде кумира. Рылеев порывисто ответил:
-Пусть так. C’est  bien. Храни нас бог от Наполеона!
-Храни бог?
-Непременно храни нас бог от  Наполеона и будущих наполеонов, которые не замедлят появиться!- сурово прибавил Рылеев.
-Вы так считаете?
-Так я считаю! Хотя сейчас, если появится новый честолюбец, он будет пытаться подражать Вашингтону, чем Наполеону!
   Пестель горячо поддержал  Рылеева:
-Охотно верю! Разумеется!.. Говоря о Наполеоне Бонапарте, я только хотел сказать, что даже честолюбец, ежели он только благоразумен и в трезвом рассудке, ежели он желает воспользоваться нашим будущим восстанием, то ему должно быть никем иным, как только Наполеоном! Вторым Наполеоном!
-Нет! Никаких старых и никаких новых Наполеонов!- решительно возразил Рылеев.- Никаких деспотов нам не нужно! Мы надеемся в России впредь жить без деспотизма!
   Пестель пожал плечами, потом поинтересовался:
-Скажите, а какое правление для России в нынешнее время вам предпочтительнее?
                -32-
  Рылеев ответил, не задумываясь:
-Мне наиболее удобнейшим кажется правление Северо - Американской республики. Причем областное правление республики при императоре, но власть которого не должна
быть боле власти президента Штатов!
   Пестель задумчиво улыбнулся:
-А это хорошая идея!.. Да-с, хорошо сказали, Рылеев! Я подумаю над этим. А как вы смотрите по поводу разделения земель крестьянам?
-Как смотрю?
-Считаю, что нужно все земли, как помещичьи, так и удельные, разделить в каждой деревне поровну крестьянам.
-Дарение?
-С правом дарения и продажи. И В вечное, потомственное владение. А другую часть земель помещичьих  оставить помещикам.
   Рылеев также обсудил с Пестелем необходимость большего введения членов общества в число депутатов Учредительного собрания.
-Однако диктатуру Временного правительства я решительно отвергаю!- твердо заявил Рылеев.
-Напрасно. Вы тут не благоразумны, Кондратий Федорович. Как можно быть таким упрямцем!- упрекнул Пестель.
-Нет, я против диктатуры, пусть и временной!- упрямо повторил Рылеев.- Ни Конституция Муравьева, ни ваша «Русская Правда» меня не устраивают!
-И почему?
-Должен быть выработан Устав, который бы одобрили все члены Северного и Южного обществ!
-А почему Конституция Муравьева вас не устраивает?
-Никита Муравьев то за республиканское правление, то за революционную диктатуру. Его проект Конституции с ограниченной монархией меня не устраивает!
-Хорошо, а моя «Русская Правда»?
-Слишком радикальны вы! Слишком радикален проект введения нового строя при помощи Временного правительства!
-Но это временно, вы…
-Временное правительство на десять  или пятнадцать  лет?
-Пусть на десять!
-Без всякого обсуждения? Без сбора представителей всех сословий?
-Но это временно.
-Глава такого Временного правительства будет иметь неограниченную власть? А где гарантии, что он оною не злоупотребит?
-Знаете, я ею не злоупот…- начал было Пестель, но потом осекся под выразительным взглядом Рылеева.
-Мы только что говорили о Бонапарте,- припомнил Рылеев.- И мне не хочется видеть нового Бонапарта в России с фамилией Пестель или иной фамилией.
-Я не хочу быть уличен в личных видах… К   тому же у меня фамилия не русская… Но ежели члены общества сочтут нужным, я смогу быть полезен России, ежели меня изберут. Но я вовсе не мечтаю стать русским Бонапартом!
-Хорошо, принимаю ваши замечания…
  После встречи с Рылеевым Пестель встретился с Никитой Муравьевым. Муравьев   тоже, как и Рылеев, не поддержал планы Пестеля о создании диктатуры Временного правительства.
-Нет! Ваша диктатура Временного правительства кажется мне несбыточной и невозможной!- твердо заявил Муравьев.
-Неужто?- удивился Пестель.
                -33-
-Даже против нравственности!- быстро прибавил Муравьев.- Нет, я решительно против ваших планов о диктатуре и Временной правительстве!
   Встретившись с членами Северного общества, Пестель  им изложил основы своего проекта «Русская Правда».
-Мой демократический, республиканский  документ,- излагал он основы своего проекта,- должен стать основой законодательства России после нашего восстания! Моя грамота или проект написаны для великого русского народа! Название я взял у Ярослава Мудрого. «Русская Правда», как я надеюсь, господа, предупредит волнения и возможные неудобства. Она объясняет людям, что они будут свободными от рабства!  Если Оболенский и Трубецкой считают, что власть царя должна быть ограничена в пределах Конституции, которую сочинил Никита Муравьев, то я хочу сказать: надо покончить с монархами, царями! Ежели лишь один монарх правит, то какая бы ни была хорошей Конституция, будет деспотия! А нам не нужен тиран, господа!  Мы помним славу  древнего Рима, когда он был еще республикой, и помним конец Рима под властью императоров. Вспомните историю Великого Новгорода, думаю, согласитесь, что преимущества республиканского правления налицо! Да, Никита Муравьев вспоминал о Конституциях Англии и Франции. Но разве мешали эти Конституции английским министрам, к примеру, делать, что они хотят, плюя на свой народ?
-Согласен,- кивнул Волконский.- Эти Конституции нам не понадобятся.
  Пестель чуть улыбнулся, потом продолжил:
-В моей «Русской  Правде» описаны  будущие реформы социального, политического уклада государства, там я писал о границах государства, разделении территории на области, уезды, округа, о государственном управлении, безопасности. Писал о Временном правительстве. Теперешнее правительство есть зло и еще раз зло для народа нашего! Полагаю, Временное правительство должно уничтожить рабство, крепостное право.
-Правильно!- поддержал Пестеля  Оболенский.
-Благодарю за ваше согласие! Очень рад!- великодушно сказал Пестель.- Российский народ не должен пребывать в рабстве! Мы должны освободить русского мужика от ярма подлого крепостничества.
-Только мы против диктатуры Временного правительства,- вставил Трубецкой.
-Но это временная мера,- слегка нахмурился Пестель.
-Тем не менее мы против!- добавил Трубецкой.
   Его поддержали многие члены Северного общества:
-Ваши взгляды слишком радикальны!
-Именно!
-Мы против диктатуры Временного правительства!
-Как и против любой диктатуры!
-Мы надеемся жить в республике, а не в монархии!
-Мы за созыв Великого Народного собора после восстания!
-Мы за  республику! А не за диктатуру!
  Пестель сначала молчал, потом прочувственно воскликнул, раздраженный сопротивлением членов Северного общества:
-Одну минуту, господа!.. Почему-то я вам кажусь честолюбцем, новым бонапартом! Многие подозревают меня в каких-то диктаторских намерениях, чего нет на самом деле, уж поверьте мне! C’est  ridicule, je vous en conjure! Я лишь радею за благополучие России, и только, господа!..- Он помолчал минуту, потом взволнованно закончил, махнув рукой:-  Так будет же республика! Au revoir! - И сильно ударил кулаком по столу.

                Глава 10
                Товарищ Брежнев и  анекдоты
   14 декабря 1964 года Пленум ЦК КПСС освободил первого секретаря ЦК КПСС
                -34-
 Хрущева от занимаемой должности по состоянию здоровья. Вместо Хрущева был назначен Брежнев Л.И. или, как впоследствии называли его все вокруг, товарищ Леонид Ильич Брежнев, непременно, товарищ, ну, как же иначе? Формулировка «освободить от должности по состоянию здоровья»  являлась лживой и лицемерной, как и все, что происходило в бывшей тоталитарной стране с громким названием СССР, и это понимали многие граждане. То прошедшее мерзопакостное время  можно было назвать еще временем  всеобщего и тотального дефицита, когда  туалетная бумага называлась такими пафосными  названиями, как «Труд» и «Правда», а читатели многих газет пытались искать  правду между строк.  Это было время всеобщего одобрямса, если так можно выразиться, когда фальшь, лицемерие, ложь заняли почетное место в обществе, а  Свобода слова, Правда, Права человека находились в мусорной свалке истории; когда, к сожалению,  несогласные  с  коммунистическим режимом объявлялись ненормальными, а секретарей той самой единственной партии возили в машинах, называемых шутливо в народе «членовозами», до самой смерти, ибо по своей воле  уходить с насиженного тепленького местечка никто не хотел - выносили под звуки оркестра ногами вперед (иногда бывали иные случаи, когда кого-то просто освобождали от должности в связи с болезнью или преклонным возрастом, не дожидаясь, когда вынесут конкурента ногами вперед, хотя все ездоки в «членовозах» были и больными, и очень преклонного возраста). Неулыбчивые товарищи по партии или членовозы  всегда старались не говорить правду своему же собственному народу. Они не желали объяснять ему, что будучи на высоком посту, Хрущев наделал множество ошибок в государственном управлении и сельском хозяйстве, а уходить с насиженного местечка он не хотел. Лучше обойтись одним эвфемизмом вместо чистой правды, как, возможно, думали неулыбчивые товарищи по партии, хотя какие они могли быть друг другу товарищами? Просто так, в силу служебной необходимости, называли себя товарищами и обращались так же, говоря: » Товарищ Хрущев» или «Товарищ Брежнев», думая, возможно, про себя: « Когда ж  покинешь место свое, динозавр ты наш политический, а я  займу его?».
   Период правления Хрущева (1953- 1964 гг.), ой, извините, господа… товарища Хрущева, как ранее постоянно обращались к руководителям бывшего тоталитарного государства СССР, оказался переломным в жизни советских граждан: исчезла жесткая цензура, началась оттепель, процесс реабилитации  многих невинных граждан, сосланных и расстрелянных жестоким режимом, осудили культ личности тирана Сталина, что очень многие восприняли с большим воодушевлением. Стали строить новые дома, называемые в народе «хрущевками», и люди переселялись из бараков и коммуналок в изолированные квартиры, вздохнув с облегчением и надеясь на лучшую жизнь. Впервые крестьянам выдали паспорта, после чего они смогли выезжать, куда хотят, перестав быть советскими крепостными. Немного приоткрыли железный занавес: в Москве провели  Международ-ный фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, но реформы носили лишь поверхностный характер, а режим продолжал оставаться тоталитарным…  После назначения Брежнева процесс реабилитации был приостановлен и культ личности Сталина более никто не осуждал, к сожалению, так что оттепель быстро закончилась к великой радости сталинистов. А после оттепели, как догадался наш читатель, не наступила долгожданная весна - начались заморозки и надежды многих граждан, с радостью встретивших долгожданную оттепель исчезли…
   Узнав о смещении Хрущева, Петр бодро вошел утром в редакцию газеты и выпалил:
-Всё!.. Переходим  на печное отопление!
   Алла и Вера Степановна одновременно спросили его:
-Это почему?
-А Никита дров наломал!- охотно ответил Петр.
   К несчастью за спиной Петра стоял вошедший за ним Солдафонов.
Услышав реплику Петра, он возмутился:
                -35-
-Ты чего себе позволяешь, черт собачий? Все шуточки?!
   Петр быстренько снял пальто  и сел за свой стол, стараясь не глядеть на злого начальника. Однако Солдафонов повторил вопрос, не отрывая взгляда от Петра.
-Извините… Я пошутил,- вполголоса ответил Петр.
-Пошутил, да?
-Шутка, Ефим Сергеевич. Я не опоздал…
-Не опоздал, но шутишь над членами ЦК?!
-Извините, ни с какими членами ЦК не знаком.
-Опять шуточки?- не унимался Солдафонов.- Ты позволяешь себе шуточки над товарищем Хрущевым?!
-Извините, вы не так поняли, я…
-Черт собачий, я тебя прекрасно понял!
-Теперь, как я понял, у нас есть товарищ Брежнев, я…
-Что ты болтаешь?.. Через полчаса зайдешь ко мне!
   Петр пожал плечами и усилием воли сдержался, чтобы ничего не ответить.
   Когда Солдафонов вышел, к Петру  подскочила взволнованная Алла.
-Ты чего, Петруша, спятил, да?- сгоряча спросила она.
   А Вера Степановна добавила:
-Не стоило так резко говорить с нашим Солдафоном.
-Разве резко?- усомнился Петр.
-Знаете, Петенька,- ответила равнодушно, печатая на машинке,  Вера Степановна,- на вашем месте я бы искала новое место работы.
-И не подумаю!- недовольно воскликнул Петр.
-А все-таки прислушайтесь к моему совету,- прибавила Вера Степановна.- Начальников не выбирают. С ними или ладят, или увольняются, ища себе другого начальника  получше.
   Петр пожал плечами:
-Я Солдафона почему-то раздражаю, но никогда ему ничего…
-Неужели?- вставила Алла.- А сейчас? Зачем шуточки по поводу Никиты, который дров наломал?
-Ну и что, Алла…
-А то, Петенька! Ты забыл, где работал наш Солдафон?
-Да откуда я знал, что услышит?
   Алла снисходительно усмехнулась:
 -Ты еще забыл, что он всегда вбегает, когда ты приходишь? Повременил бы с шуточками!
Солдафона  не переделаешь!
   Петр насупился и просидел полчаса молча.
   Зайдя в кабинет Солдафонова, Петр услышал приказ главного редактора:
-Так, быстро пишешь статью о товарище Брежневе! Хвалебную статью!
-Он только заступил на пост и сразу хвалебную?- вырвалось у Петра.
-Приказы не обсуждаются. Приказы выполняются,- отчеканил Солдафонов.
-Я не знаю, смогу ли…
-Берешь газету «Правда» и пишешь, что там написано о товарище Брежневе!
   Петр молчал, не зная, как отделаться от неинтересного задания.
-Я покопался в твоем личном деле,- продолжил Солдафонов,  пристально глядя на притихшего Петра,- оказывается, твой отец враг народа.
-Нет, это ошибка…
-Партия не ошибается!- сурово проговорил Солдафонов.
   Петр разнервничался:
-Ну, что вы лезете в мою личную жизнь? Вам говорят, что это ошибка, а вы?
-Партия не ошибается!
-Не ошибается? Моего отца реабилитировали!- недовольно воскликнул Петр.
                -36-
-Ну, раз реабилитировали, вопросов нет,- произнес помягче Солдафонов.- Хотя…
-Хотя что?
-Хотя партия не ошибается!- упрямо повторил Солдафонов.
   Петр расценил слова главного редактора, как издевательство, вспыхнув:
-Гм, партия не ошибается, но расстреляли невинного человека! Расстреляли моего отца! Я даже…
-Постой, не кипятись!- оборвал Петра Солдафонов.- В период обострившейся классовой борьбы всякое  бывает.
-Вот как? По ошибке, значит?
-И ошибки в том числе. Лес рубят - щепки летят.
-Ах, щепки, значит? Мой отец для вас щепка?
-Ладно, не придирайся к словам. Лес рубят…- Солдафонов остановился, заметив волнение Петра.
-А вы сами хотели быть этой щепкой?- беспокойно спросил Петр.
-Хватит тебе! Вот разобрались, реабилитировали,- сказал намного мягче Солдафонов.
-Вроде оттепель у нас…- пробормотал неожиданно для Солдафонова Петр.- Реабили- тация, осуждение культа личности.
-Чего, чего?- негодующе спросил Солдафонов.- Оттепели, значит, захотел? Товарища Сталина, значит, критиковать вздумали? Уж были критики да их убрали, понял Петруша? Был товарищ Хрущев несмышленый да всплыл!- Глаза Солдафонова  зло сверкнули.- Наш народ надобно держать в ежовых руковицах! Чтоб он молчал да тихо работал! А то рты пооткрывали, критиковать вздумали! Зима на дворе, заморозки!.. Вам бы только всякие твисты танцевать!
-При чем тут твисты?
-Лишь развлекаться хотите? Всякие там твисты да шейки танцевать?
   Петр насмешливо спросил:
-Ефим Сергеевич, вы так осведомлены о танцах?
-Посмеиваешься, да?.. - Солдафонов замолк на минуту, потом продолжил:- Ладно, иди статью пиши.
   Выйдя из кабинета Солдафонова, Петр увидел валяющуюся на полу помятую газету «Правда».  Он поднял ее с пола, пробежал глазами, жадно ища передовицу о Брежневе. Найдя передовицу, довольный Петр засвистел, снисходительно усмехнулся, подумав:
«Перепишу как есть. Только пару слов поменяю местами. Солдафон будет доволен, ведь передовица его любимой «Правды»… М- да, как эта газета в народе называется? Туалетная бумага «Правда» по причине дефицита туалетной бумаги и отсутствия правдивой информации в газете, называемой пафосно «Правдой»!
   Быстренько напечатав на машинке статью, Петр принес ее Солдафонову. Тот несказанно удивился, даже поднял брови от удивления, говоря дружелюбно:
-Молодец ты, Петруша! Порадовал! Можешь же работать! Так что твой выговор снимаю!
   Обрадованный Петр вернулся  в кабинет редакции. Узнав от него, что Солдафонову понравилась статья и что выговор снят, Вера Степановна и Алла тоже похвалили Петра:
-Петенька, можешь же работать, молодец!
-Что ж, приходится писать, что все пишут,- ответил безразлично Петр.
-Интересно, Петр, а что бы вы написали, если б можно было писать, что хочешь?- слегка усмехаясь, полюбопытствовала Вера Степановна.
    Петр благоразумно промолчал, но за него ответила Алла:
-Писать, что хочешь? Неужели вы считаете, что это можно у нас, Вера Степановна? В условиях цензуры?
   Вера Степановна почему-то вздрогнула, не ответила Алле, став быстро печатать на машинке, будто забыв тему разговора. Примерно минут пять прошло в полном молчании,
потом Вера Степановна неожиданно для Петра напомнила то, что сказала ранее:
                -37-
-А все-таки, Петруша, советую вам вполне по дружески: увольняйтесь, пока не поздно. Или с начальником ладят, или увольняются.
   Петр пожал плечами и ничего не ответил. Алла тоже промолчала, лишь недовольно поджала накрашенные губки.
    Петр минут пять печатал новую статью, потом подошел к Алле, спрашивая:
-Хочешь,  анекдот расскажу?
-Не хочу,- отрицательно качнула головой Алла.- Занята.
-А ты только слушай… Итак, знаешь разницу между зарплатой и заплатой?
-Ну, дальше?
-Заплата больше дырки, а зарплата меньше,- смеясь, ответил охотно Петр.
   Вера Степановна прекратила печатать на машинке, строго произнесла:
-Петр, вы, кажется, занимаетесь у нас злопыхательством! Как член партии, я такого не могу слышать!
   Вместо Петра Вере Степановне ответила Алла:
-А что такого он сказал? Это анекдот.
-Неужели анекдот?- усомнилась Вера Степановна.- В каждой шутке есть доля правды.
-Ах, правды?- ухватился за слова Веры Степановны Петр.- Значит, я сказал правду?
-При чем тут правда, я говорила…- начала Вера Степановна, но ее горячо перебил Петр:
-Значит, если в каждой шутке есть доля правды, признаете, что наши зарплаты очень низки?
-Как член партии…
-Как член партии, ответьте честно мне на вопрос!- потребовал Петр.
-Ну, у кого-то зарплата мала, у кого-то побольше,- уклончиво ответила Вера Степановна.
   Алла предложила:
-Вера Степановна, может, вы будете работать, а не прислушиваться к нашему разговору?
-Вот как, Аллочка? А ты не будешь работать, только болтать со своим любимым Петрушей?- парировала Вере Степановна.
-То  мое дело!- отрезала Алла, покраснев.
-Ладно, давай, Алла, другой анекдот расскажу…- начал было Петр, но его оборвала Алла, показывая указательным пальцем на помрачневшую Веру Степановну, словно на животное в зоопарке:
-Петенька, ты не боишься рассказывать анекдоты при живых членах…- Тут она закашлялась, потом продолжила:… партии?
   И получилось очень смешно, будто Алла специально сделала паузу, чтобы сказать только: «при живых членах», что взбесило Веру Степановну.
-Алла, что вы себе позволяете?- возмутилась Вера Степановна.- Я буду жаловаться!
-А что такого я сказала?- поинтересовалась Алла.
-Я буду жаловаться!- повторила Вера Степановна.
   Петр вступился за свою любимую девушку, говоря:
-Вера Степановна, теперь вы ругаете Аллу? Сначала меня ругали, теперь Аллу? И интересно, кому будете жаловаться?
-Как… я… я буду…
-Да, будете! Конечно, будете жаловаться, но кому?- криво усмехнулся Петр.- Неужели прямо товарищу Брежневу? Лично товарищу нашему Брежневу?
-Что вы себе позволяете, Петр, я…- пробормотала Вера Степановна, но ее перебил Петр:
-Может, вы будете работать, а не прислушиваться к нашим разговорам?
-Хорошо, не буду прислушиваться, но нам тут надо работать, а не анекдоты рассказывать!- ответила сухо Вера Степановна, после чего раздраженно махнула рукой и демонстративно отвернулась от Петра и Аллы, сев к ним спиной.
-Ладно, теперь Вера Степановна меня не слушает…- Петр снова криво усмехнулся.- Алла, слушай анекдот.
                -38-
-Может, хватит тебе балагурить?- поморщилась Алла.
-Немного… Одна дама узнала, что ее приятельница едет в Израиль, и говорит: « Ой, ужас! Она едет в такую даль, когда за пятьдесят километров от Москвы жрать нечего!».
   Рассказав анекдот, Петр громко засмеялся, вместе с ним засмеялась и Алла. Вера Степановна усилием воли сдержалась, ничего не сказав, лишь сжав с хрустом пальцы рук.
-Еще один анекдот,- продолжал Петр.
-Хватит, Петруша,- попросила Алла,- мне надо печатать новую статью.
-Ой, статья подождет. Все равно больше не заработаешь! Лучше послушай еще анекдот. Значит, приходит женщина в магазин и удивляется: ой, мяса нет? Ей отвечают: мяса нет в магазине напротив, а у нас рыбы нет!
   Алла засмеялась, говоря:
-Надо было назвать этот магазин «Мяса нет».
-А другой,- прибавил, хохоча, Петр,- «Рыбы нет»!
-Может, прекратите?- взмолилась Вера Степановна, вставая и подходя к окну.
-Ой, не нервничайте так, Вера Степановна,- сказал добродушно Петр.- Анекдоты я прекращу рассказывать, но чувствую, скоро все мы станем рассказывать анекдоты.
-Это о ком же анекдоты?- насторожилась Вера Степановна.
-О чем? О нашей жизни.
   Петр немного помолчал, потом снова обратился к Алле:
-Послушай другой анекдот.
-Ой, хватит тебе!- махнула рукой Алла.
-Нет, послушай,- настаивал Петр.- Что общего между Хрущевым и космическим кораблем «Восход»?
-Не знаю…
-Они вылетели одновременно.
   Алла не выдержала и громко захохотала.
   А Вера Степановна спросила с нескрываемой досадой:
-Петруша, кто ж это вам такие анекдоты рассказывает?
-Народ наш рассказывает,- охотно ответил Петр.
-Ах, народ? Значит, наш народ рассказывает антисоветские анекдоты?
-Почему это антисоветские? Вовсе они не такие…
-Вражеские голоса, небось, слушаете?- предположила, повышая голос, Вера Степановна.
   Петр мгновенно принял строгое выражение лица, встал, вытянувшись, как на военном параде, стоя по стойке «смирно», и  выпалил:
-Вера Степановна, я слушаю только наше радио! Один наш «Маяк» слушаю! Ура, товарищи!
-Клоун…- тяжело вздохнула Вера Степановна, садясь за свой стол.- И битлов слушаете, да?
-А где мне их слушать, Вера Степановна? По радио «Маяк» их не услышишь.
-Клоун,- повторила недовольно Вера Степановна.
-Ой, Вера Степановна, как наш старший товарищ, разрешите сесть?- насмешливо спросил Петр.
-Напрасно вы так ерничаете, Петр, - упрекнула Вера Степановна.- Я вам не враг.
-Тогда можно еще один анекдот?- попросил ее Петр.
   Вера Степановна снова вздохнула и махнула рукой, ничего не говоря.
-Значит, можно…- решил с улыбкой Петр.- Итак, Громыко звонит американского президенту и просит его продать зерно и большом количестве. Американский президент соглашается продать зерно. Тогда Громыко просит его продать еще современные компьютеры. Американский президент снова соглашается. Громыко еще просит продать технологические патенты. Американский президент радуется и отвечает: о’кэй, тогда давайте заключим договор, по которому США обязуются построить в СССР коммунизм!
                -39-
   Вера Степановна погрозила пальцем Петру:
-Петруша, с огнем играете! Сдается мне, очень опасную игру затеяли.
-Ни во что я не играю,- смиренно ответил Петр.
-Неужели? Против советской власти  выступаете?- злобно спросила Вера Степановна.
-Да что вы, я…
-Смеетесь над нашей жизнью? Революционером хотите быть?
-Да какой революционер… Вот мой предок…- Петр остановился на миг, но Вера Степановна заинтересовалась:
-Предок? Кто он?
-Мой предок - декабрист Рылеев!- с гордостью выпалил Петр.
   Вера Степановна ахнула от неожиданности.

                Глава 11
                Рылеев  и Трубецкой.
   24 ноября 1825 года Рылеева пригласили на именины жены князя Трубецкого. Трубецкой был женат на дочери графа Лаваль и проживал он в роскошном особняке Лавалей на Английской набережной в Петербурге. Лаваль  Катерина Ивановна  интересовалась литературой, организовала у себя литературный салон графини Лаваль, куда приглашались Пушкин. Карамзин,  многие известные литераторы и приезжие знаменитые музыканты. И в день именин Лаваль тоже были приглашены в качестве гостей музыканты и литераторы.
   Побыв с Трубецким на празднике примерно час, Рылеев уединился с ним в обширном кабинете, окна которого выходили на Неву.
-Вам надлежит срочно ехать в Таганрог,- деловито сказал Рылеев Трубецкому. - Дело в том, что император Александр отчаянно болен, дни его, кажется, сочтены.
-К нашему общему удовольствию,- вставил  с широкой  улыбкой Трубецкой.
-Именно, mon ami!.. Вы пробудете поблизости от расположения императора.
-До его конца?
-Я бы сказал иначе,- попытался поправить своего собеседника Рылеев.- Оставайтесь там, пока не будет ясно, что с Александром.
-А вдруг он поправится?
-Все в силах божьих… Но мы надеемся на божью помощь, чтобы он избавил Россию от
Александра!
   Трубецкой являлся одним из деятельных членов Северного общества. В самом начале своей военной службы он подружился с Александром  Муравьевым, Сергеем и Матвеем Муравьев - Апостолами, Якушкиным. Они все служили в Семеновском полку, став впоследствии декабристами.
   Трубецкой участвовал в кампании 1812 году, потом воевал с французами в Европе в 1813 и 1814 годах. Он явился одним из основателей первых декабристских организаций- Союза Спасения и Союза благоденствия. Трубецкой слыл человеком весьма либеральных взглядов, он работал над проектом своей Конституции, мечтал о конституционной монархии. Будучи в Киеве, Трубецкой действовал довольно решительно, познакомился с Михаилом Бестужевым и Сергеем Муравьев - Апостолом. Тогда же в Киеве Трубецким был разработан план военного переворота восстания. Декабристы намеревались уничтожить царя Александра во время смотра войск в Белой Церкви летом 1826 года. Как замыслил Трубецкой, после смерти Александра он вместе с членами Южного общества декабристов захватывают Киев и отправляют часть своих войск в Москву. Северному же обществу оставалась совершить восстание в Петербурге - взять штурмом Сенат, Зимний дворец, арестовать всю царскую семью и создать Временное правительство.
   Поговорив наедине друг с другом и обсудив спокойно в тиши кабинета многие вопросы, Трубецкой с Рылеевым вернулись к гостям, танцуя и слушая стихи многих литераторов.
                -40-
-Господин Рылеев, вы любите танцевать?- кокетливо улыбаясь, спросила Рылеева Лаваль.
-С вами, мадам Лаваль, хоть целый век могу протанцевать!- улыбнулся в ответ Рылеев, слегка кланяясь Лаваль.- Кажется, вы мне обещали мазурку?
-Нет, мазурку танцую я,- сделал шаг вперед Трубецкой.- Екатерина Ивановна, вы забыли?
-Что вы, mon ami!- поспешно сказала Лаваль.- Поступим так: мазурку я танцую  с Рылеевым, а с моим супругом - вальс.
-Решено!- сразу согласился Трубецкой, кивая.
  Вошли двое слуг с новым свечами, стало намного светлее. Зазвучала французская музыка, танцующие пары заполнили залу, в разных уголках был слышен женский смех.
   А у стены сидело несколько важных особ пожилого возраста, которые давно не танцевали, только осуждая всех и вся. Разряженный князь  Улицкий с моноклем в руках, морщась, разглядывал танцующих и ворчал:
-Вот эти танцуют и не слыхали о поганых либералах! А либералы надоели!
-Либералы? Вы с ними знакомы?- отозвался граф Лопухин, сидящий рядом с князем Улицким.
-Упаси боже!- взмахнул руками Улицкий.- Право, зачем мне сие, милейший граф?
-Так как же-с? Не знакомы, но  говорите о них, будто знаете?
-Я только слышал о либералах. Казалось, чего людям не хватает? Чины, знатность, богатство есть, чего еще им надобно? Черти поганые! Рассею испоганили!..
-Испоганили!- согласился после некоторого молчания Лопухин.
-Смуту желают ввести в нашу Рассею!
-Почему смуту?- не понял Лопухин.
-Да вы слушайте внимательно, граф!
-Я слушаю, но не понимаю.
-А вы внимательно слушайте меня!
-Я вас внимательно слушаю, князь.
-Намедни слышал их разговоры, какие-то билли о правах, черт бы их взял!- проворчал Улицкий.- Наших холопов били и бить будут, к чему им какие-то  билли?
-А вы, князь, неплохо шутите! Каламбурите!- похвалил Лопухин.
-Я все неплохо делаю,- самодовольно улыбнулся Улицкий.- Только танцевать уж стар.
-Что поделать, mon ami…- развел руками Лопухин.
-В стране полатей палаты не требуются,- продолжал Улицкий, вздыхая.
-Верно! Мужика только пороть почаще надобно.
-А как же! Я своих часто приказываю пороть!- охотно согласился Улицкий.- Нечего заморскую мудрость к нам везти! Всякие билли, трактаты о свободе и равенстве, тьфу!..
На псарне и в сарае ни к чему разные деликатности, салоны  и свободы!.. В сарае пороть почаще только надобно, чтоб народ не роптал! Мужика нашего держать надобно в ежовых руковицах!
-В ежовых,- кивнул Лопухин.
-А вот наши поганые  доморощенные литераторы пишут всякую чушь!
   К князю Улицкому подошел улыбающийся Рылеев. Он только закончил танцевать мазурку и пребывал в отличном состоянии духа.
-Князь, неужто меня склоняете?- поинтересовался Рылеев.
-А при чем тут вы?- недоуменно ответил Улицкий.- Qui  etes vous?.. Эти наши литераторы так зазнались! Напишут стишок и думают, что окромя их, никого и нету! Вот давеча читал один стих, ломал голову да ничего не понял: какие-то боги, высокие материи, небеса…
   Рылеев  язвительно осведомился:
-Может, сей пиит рассчитывал  не на вашу голову? Adieu!
   Несколько человек рядом с Улицким, услышав комментарий Рылеева, громко
 засмеялись. А Улицкий лишь пожал плечами.
   Когда Рылеев  отошел, Улицкий сурово сказал:
                -41-
-Совсем распустились литераторы! Философствуют, смеются над нами!
-Ой, всех пороть надобно,- предложил Лопухин.
-Qui, sans doute. Оно, конечно, завсегда можно пороть,- сразу согласился Улицкий,- но нам можно пороть лишь наших крепостных. А вот этих литераторов как выпороть?
-Была бы моя воля, - равнодушно ответил Лопухин,- всех бы выпорол! Самолично!
-И я бы выпорол! Сначала всех литераторов и либералов!
-И я бы выпорол.  Всех.
-Знаете, граф, я не впервые с этими литераторами  разговариваю. И каждый раз они  мне, князю урожденному, дерзить изволят!
-Что вы?- всплеснул руками Лопухин.
-Видит бог, mon ami!.. Как-то ранее   спрашивал дерзкого Пушкина, намекая на его должность: в каком департаменте числитесь, господин поэт?
-И что он ответил?- полюбопытствовал Лопухин.
-Фу, даже вспоминать не хочется!- поморщился Улицкий.- Дерзкий, ершистый, надменный!.. Я, говорит, числюсь по России!
-По России?
-Именно!.. Каков язычок у Пушкина! Укоротить бы!- зашипел от злости Улицкий.
-Укоротят,- обнадежил Лопухин.- Непременно укоротят.
-Думаете?
-Уж надеюсь на божью помощь!.. И всех либералов тоже расстреляют!
   Улицкий благосклонно улыбнулся:
-Сам бы выпорол! Всех! А потом бы расстрелял!
   Возле Улицкого оказался запыхавшийся Трубецкой. Он  закончил танцевать  вальс и решил передохнуть.
-Интересно, князь, кого пороть решили?- слегка посмеиваясь, полюбопытствовал Трубецкой.
-Кого? А всех либералов!- охотно ответил Улицкий.- И вас  в том числе.
-Меня? – спросил удивленно Трубецкой.- Я не ослышался, князь?
-Не ослышались!- с вызовом ответил Улицкий.
   Трубецкой покраснел от волнения, сжимал пальцы рук в кулаки. Рылеев заметил взволнованного Трубецкого, подошел к нему с вопросом:
-Что случилось, mon ami?
-Вот сей князь меня выпороть желает,- удрученно ответил Трубецкой.
   Рылеев покачал головой, потом обратился к  Улицкому, говоря очень холодно:
-Князь, вы не на своей  конюшне!
-Что - о?!- возмутился Улицкий, пытаясь подняться.- Qu’est –ce  qu’ il   a  dit?
-Князь, успокойтесь! Не путайте  конюшню  с залом для балов!- презрительно усмехнулся Рылеев, отходя от князя.
   Улицкий стал кричать вслед Рылееву. Тогда к взбешенному князю подошла Лаваль , успокаивая его. 
   Однако князь лишь орал, махая руками:
-Как можно?!.. Смеяться над князем? D’ou, diable!
-Soyez   tranquille, князь!- примирительно говорила Лаваль, беря в руки правую руку Улицкого.- Хотите танец со мной?
-Non, madame! Давно уж не танцую!- отказался Улицкий.
-Успокойтесь, князь,- внушительно, медленно произнес Трубецкой.- Вы на балу. И в моем доме, а меня оскорбляете!
-Я буду жаловаться императору!- гневно заявил Улицкий.
-Извольте нам сообщить, на что будете жаловаться?- спросил с интересом Трубецкой.- Императору сейчас не до вас.
-Как это?- не понял Улицкий.
                -42-
-Он болен. Очень болен… - ответил вполголоса Трубецкой.
-Не желаю видеть ваших либералов!- отрезал Улицкий.
-Кстати, князь, я тоже либерал, уж не обессудьте,- учтиво сказал Трубецкой.
-И вас тоже не желаю видеть!
-Гм, в таком случае,- Трубецкой слегка поклонился князю,- честь имею! И больше вас не задерживаю!
-Что - о?!- рявкнул Улицкий.- С князем так говорить?
-Знаете, князь, если бы вы были помоложе и могли  передвигаться без помощи слуг, я бы с прегромаднейшим удовольствием вызвал вас на дуэль!- недовольно воскликнул Трубецкой, отходя от разозленного Улицкого.
-Что я слышу?- вне себя орал Улицкий.
-И с прегромаднейшим бы удовольствием,- продолжил Трубецкой,- застрелил бы вас!
   Лаваль, держа за руку мужа, отвела его в другой конец залы, шепча:
-Милый мой, что вы так рассердились на князя? Он же старый и больной…
-Этот больной меня оскорбил!- ответил вполголоса Трубецкой.
-Ну, хочешь потанцевать со мной мазурку?- предложила ему Лаваль.
-Нет!.. Когда я зол, не могу танцевать!
-Тогда, может, с нашим любезным Рылеевым я еще потанцую?- спросила ласково Лаваль .
-Всегда, мадам Лаваль, к вашим услугам!- расплылся в улыбке Рылеев. –C’est bien.
-Может, через полчаса я успокоюсь и тоже потанцую,- прибавил  Трубецкой.
   Рылеев шутливо погрозил указательным пальцем Трубецкому:
-Поберегите свои силы, завтра вам предстоит дальняя дорога!
-Я не забыл,- подмигнул Рылееву Трубецкой,- но у нас сейчас праздник.
    Однако Трубецкому уехать не пришлось - госпожа  Фортуна весьма капризна и переменчива, как многие представительницы женского пола, одних награждая своими сюрпризами, других же лишая жизни или состояния.  27 ноября в Петербург пришло печальное известие: в Таганроге умер Александр I. Госпожа Фортуна лишила его жизни 19 ноября. Бедный и смертельно усталый курьер загнал лошадь, прискакав в Петербург из Таганрога  только через восемь дней…
 
                Глава  12
                Смутные дни междуцарствия.
      После встречи с Трубецким Рылеев простудился и лежал дома. Он не знал, что случилось с императором. Новость ему принес Трубецкой, который вбежал в квартиру Рылеева  27 ноября с радостным воплем: «Царь умер! Ура,  Рылеев!».
      Удивленный Рылеев присел  на постели от неожиданности.
-Вы не слышали, Кондратий Федорович? Царь Александр умер! Курьер скакал целых восемь дней с этой новостью!- взволнованно произнес Трубецкой, даже не снимая своей шубы.
-Вот это новость, mon ami!- обрадовался Рылеев.- А я тут болею, тьфу…
  -Ничего, Кондратий Федорович,- успокоил Рылеева Трубецкой.- Мы победим!.. Courage, mon ami.
-Что теперь будет? Voyons.
-Сейчас присягают новому императору,- с готовностью сообщил Трубецкой.
-Гм, это кому же?
-Как же, как же. Константину Павловичу, теперь уже его называют Константином I. Ему присягнул дворцовый караул, петербургский гарнизон, все придворные, правительственные учреждения.
-Когда ж они успели?- удивился Рылеев, вставая.- Que  voulez-vous?
     Во время этого разговора к Рылееву пришли еще декабристы Николай с Александром Бестужевы и  Батеньков. Они тоже повторили слова Трубецкого.
                -43-
 -Считаю, что времена настали чрезвычайные, господа!- твердо заключил Рылеев.- Надо действовать!
  Трубецкой быстро добавил:
-Нужно готовиться, сколько можно, чтобы помочь нашим членам Южного общества, если они поднимутся. Ne perdons point de temps!
-А они готовы при первом же удобном случае,- вставил Батеньков.
-И этот случай сейчас имеется,- радостно произнес Рылеев.- Теперь вот что. Предлагаю избрать нашим предводителем Северного общества Трубецкого! Отобрать у Бестужева и Каховского голоса в пользу Трубецкого.
   Так и решили, возражений не было. Трубецкой считался руководителем Северного общества и делал разные распоряжения. Однако проблема декабристов Северного общества заключалась в том, что конкретного плана у них, к сожалению, не было, численность Северного общества невелика по сравнению с Южным обществом.
-Надо сегодня вечером снова собраться,- предложил Трубецкой.
-И дальше что?- спросил с интересом Батеньков.
-Дальше… Дальше вы разузнайте расположение умов в Петербурге и в войске,- продолжил Трубецкой.- У нас не так уж много членов Северного общества, так что надо работать каждому за четверых или пятерых.
   Рылеев на минуту задумался, потом вставил:
-Предлагаю свой план действий… Итак, я с братьями Бестужевыми сначала сочиним прокламации к войску, чтобы тайно разбросать их в казармах.
-Non, non!- решил Трубецкой.- Надо действовать иначе. Надо идти сегодня ночью втроем по городу, беседовать с любыми солдатами и часовыми, убеждать их перейти на нашу
сторону, говорить, что их обманули, не показывая завещания умершего императора.
-С’est  bien! Может, то и правильно,- охотно одобрил Рылеев мысль Трубецкого.- Ведь народу же не показали этого завещания, где давалась вольная крестьянам!
-Правильно!- прибавил Александр Бестужев.- А солдатская служба, как следует из завещания, убавлена на целых десять лет, господа!
-Хотя осторожность тут не помешает,- добавил задумчиво Трубецкой.
-Что вы имеете в виду?- не понял Рылеев.
-Не следует привлекать чернь к нашему восстанию,- посоветовал Трубецкой.- Чернь нам не нужна.
-Вполне согласен с вами,- кивнул Бестужев,- но как мы  сможем действовать  без солдат?
-Да, как же без солдат?- вставил Рылеев.
-Прислушайтесь к моим словам,- произнес назидательно Трубецкой.- Чернь может поднять бунт! И тогда никого в живых не оставят, даже нас.
-Князь, cher  ami, вы, как всегда осторожны! - заметил порывисто Рылеев.
-Гм, осторожность никогда не помешает,- парировал Трубецкой.- Дворцовый переворот совершим мы, дворяне, без всякой черни!
-Право, князь, разногласия нам мешают! Мы вырабатываем план действий, разногласий быть не должно!- резко возразил Рылеев, краснея от волнения.
-Я тоже за единство действий, без разногласий,- согласился Трубецкой.- А что вы думаете о черни? Разве не боязно, если она сметет всех и вся?
   Рылеев на минуту задумался, потом откровенно сказал:
-Знаете, я бы не стал так резко отзываться о нашем народе! Да, чернь, как вы выразились, может быть опасной в силу своей ограниченности и необразованности. Но мы радеем  за своих граждан, не так ли, господа? Не мы ли хотим совершить восстание, дабы тем самым освободить русского мужика от рабства? Право, не стоит называть бояться тех, кого мы
желаем освободить от рабства, господа! И еще. Та же чернь, как вы выразились, служит  солдатами, без коих мы ничего свершить не сможет! Как же без солдат? Они тоже не
дворяне.
                -44-
-Естественно,- кивнул Трубецкой.
-И нам нужно побольше полков для восстания!- прибавил Рылеев.
   Тем же вечером декабристы  ходили по Петербургу, беседуя с  разными солдатами и просвещая их. Солдаты слушали их очень внимательно, не перебивая. Утром же рассказ декабристов распространился по всем полкам Петербурга. После двух дней хождения по разным полкам Петербурга в сырую и ветреную погоду  Рылеев вновь  заболел - у него поднялась температура и заболело горло. Однако он не переставал заниматься делами Северного общества. Вследствие болезни Рылеева декабристы собирались у него дома, обсуждая разные вопросы.
-Знаете, если даже к одному полку присоединится еще  одна рота,- сказал твердо Трубецкой, обсуждая на квартире Рылеева итоги каждого дня,- то другие могут и не присоединиться.
-Вот как? Достаточно одного решительного капитана для возмущения всех нижних чинов!- порывисто сказал Рылеев,- Ведь они негодуют против взыскательности ихнего начальства! А вы, Трубецкой, как считаете, сколько нужно солдат для совершения наших намерений?
   Трубецкой, долго не думая, сразу ответил:
-Достаточно и одного полка.
-Одного? Ручаюсь сразу за три!- прочувственно воскликнул Рылеев.
-Это ж какие?
-Гвардейские Московский и Гренадерский полки, а также Гвардейский экипаж.
-Добро,- улыбнулся Трубецкой.
    Уже через несколько дней у членов Северного общества появилась слабая надежда, что могут подняться еще несколько полков: Егерский, Измайловский и Финляндский. Рылеев на частных собраниях заговорщиков взволнованно говорил, что сама судьба призывает их к решительным действиям,  и было бы глупо, даже преступно не воспользоваться возможностью совершить долгожданное восстание.
   Смутные дни междуцарствия казались временем белой горячки, чехарды правительственных непонятных, даже бредовых действий. То Александр I, когда был еще жив, написав завещание, в котором отмечена замена меньшим братом старшего в престолонаследии, держит оное завещание почему-то скрытно от всех глаз. То князь Михаил Павлович скачет из Варшавы, то Николай Павлович присягает Константину Павловичу, а Константин Павлович в свою очередь почему-то присягает Николаю Павловичу. Все придворные вместе с царской семьей зовут цесаревича Константина в Петербург, а тот по какой-то неведомой причине упирается и остается в Польше. Размышляют, кто же будет новым императором, называя то Константина, то Николая.
Кажется, самым умным оказался Михаил Павлович, который остановился на станции между Петербургом и Варшавой и остался там ожидать до того счастливого и
долгожданного часа, когда старшие братья договорятся между собой.  Еще стали поговаривать в Петербурге, что царицей хочет стать княгиня Мария Федоровна, вдова Павла I.  Некоторые жители Петербурга ожидали, что новым императором станет Константин, поэтому в витринах многих магазинах появились портреты князя Константина, очень похожего на своего отца Павла. А на Монетном дворе Петербурга стали спешно чеканку денег с профилем Константина. Однако к удивлению многих петербуржцев Константин Павлович не торопился ехать в Петербург, пребывая в должности  главнокомандующего в Варшаве. В тоже время князь Николай Павлович страстно мечтал о троне, даже перебравшись по своей воле из Аничкова дворца  в Зимний дворец. Стали ходить слухи, что князь Константин отрекается от трона или что все-таки на трон заступит княгиня Мария Федоровна. В общем, в целом в Петербурге стояла очень напряженная обстановка междуцарствия, новые смутные времена, если так можно выразиться. Придворные царского двора между тем вспомнили, что Константин Павлович
                -45-
женился на дворянке, но не царской крови, а сие означало, что он не вправе передать трон своему потомку. Вскорости вскрылось то тайное обстоятельство, которое почему-то замалчивалось императором Александром при его жизни: Константин написал отречение еще при жизни Александра в 1823 году, но  Александр его почему-то не обнародовал, что являлось явной ошибкой Александра.
   Не зная об этом, после смерти Александра генерал-губернатор Петербурга граф Милорадович, командующий в отсутствии императора гвардией, издал указ о приведении к присяге Константину. Николай Павлович, хотя и перебрался уже в Зимний дворец, вынужден был, скрепя сердцем, присягнуть Константину. Николай Павлович, будучи всего только бригадным генералом, напомнил только генерал-губернатору Милорадовичу об отречении Константина, на что Милорадович сухо ответил:
-Отречения Константина Павловича пока не читал!... Уж извольте нам его предъявить, милостивый государь! Ежели вы захотите захватить по своему умыслу трон, то сие воспримется, как узурпация власти насильственным путем и  гвардия по моему приказу быстро поднимется! И только господь бог ведает, чем сие это может закончится для вас, милостивый государь!
   В силу этого Николай Павлович постоянно писал и слал в Варшаву письма с курьерами, требуя от Константина Павловича текст нового отречения. А Константин засел в Варшаве и ехать в Петербург почему-то решительно отказывался, как и становиться новым российским императором. Константину слали несколько раз  акты о принесенной ему присяге, однако, прочитав их, он отсылал их обратно в Петербург без каких- либо коммен-
тариев. Николай же сидел в Зимнем дворце в сильном волнении, проклиная своего брата за молчание и заговорщиков, о которых он получал частые донесения от Милорадовича.
Николаю Павловичу стало известно о существовании Южного  общества декабристов. Хотя Милорадович знал, что и в Петербурге действуют декабристы, он ответил Николаю Павловичу, что в Петербурге все спокойно. Трудно сказать, почему Милорадович так ответил Николаю: то ли потому, что среди его друзей были Николай Тургенев и Федор Глинка, люди весьма либеральных взглядов, солидарные с декабристами, то ли потому, что Милорадович, герой войны 1812 года, отпустил своих многих крестьян и дворовых на волю, и,  умирая, завещал свободу всем  крестьянам.
   А Рылеев продолжал болеть, но он давал разные советы своим единомышленникам, вдохновляя всех своим поэтическим воображением и настойчивостью.
   Пропаганда декабристов в полках Петербурга  проходила весьма удачно. Очень многие солдаты и офицеры соглашались с призывами свергнуть самодержавие. Однако тем не менее положение Северного общества на деле оказалось сложным в силу того, что поднять на восстание гвардию будет невозможно - она уже присягнула Константину; и если Константин все-таки не отречется, декабристам надлежало выступить, но им не справиться с гвардией. Поэтому Трубецкой советовал декабристам распустить Северное
общество хотя бы на время, стремиться занимать высокие посты в гвардии, знакомя гвардейцев с декабристскими идеями.
   Десятого декабря из Варшавы прибыл князь Михаил Павлович. В Петербурге стало известно об отречении Константина Павловича и  о том, что готовится присяга Николаю Павловичу. Николай Павлович пребывал в сильном волнении, с одной стороны, он радовался, что станет вскоре новым императором России, с другой же стороны, Николай побаивался заговорщиков, о деятельности которых получал частые тайные донесения.  Поэтому он постоянно говорил Милорадовичу:
-Граф, обратите внимание на деятельность бунтовщиков в Петербурге! Уж сколько можно вам сие напоминать, право!
   В ответ на это Милорадович поспешно ответил:
-Будьте спокойны, Николай Павлович, в Петербурге все спокойно.
-Всё  остаетесь в прежней беспечности?
                -46-
-Никак нет, Николай Павлович,- заверил Милорадович.- Но в Петербурге никакого восстания не предвидится.
   Одиннадцатого декабря на многолюдном совещании у Рылеева было решено поднять гвардейские полки и привести их на Сенатскую площадь.
-Но Финляндские и Измайловские полки не надежны, могут подвести,- сообщил Батеньков.
   После этого заявления многие декабристы расстроились, но их вдохновил Рылеев своим призывом все-таки явиться на Сенатскую площадь с тем, что есть у каждого, с тем количеством солдат, которые у каждого есть, чтобы совершить то, к чему долгое время готовились.
   Трубецкой после совещания декабристов поехал к командиру Семеновского полка Шипову, своему давнему товарищу и члену Союза Благоденствия, прося поднять полк для восстания, однако тот отказался наотрез, говоря, что будет присягать Николаю.  Сенат же решил готовить манифест  о присяге будущему императору Николаю I, где должна была быть описана вся история с отречением князя Константина.  Уже известна была дата проведения присяги - понедельник, 14 декабря.
   А Николай Павлович утром 12 декабря получил донесение от начальника Главного штаба Дибича о существовании тайного общества заговорщиков. До этого донесения к Николаю поздно вечером 11 декабря явился офицер Яков Ростовцев, член Северного общества, который служил вместе с декабристом Оболенским адъютантом начальника
гвардейской пехоты генерала Бистрома. Вид у Ростовцева был беспокойный, он часто вздрагивал, заикался и моргал.
-Изложите суть дела, господин Ростовцев,- сухо попросил Николай.- Чем обязан?
-Я прошу вас во имя господа отказаться от престола, я… я очень вас прошу!..- моляще воскликнул Ростовцев.
-Что за бред несете? Во имя господа?
-Очень… я… прошу… откажитесь…
-Гм, даже не подумаю! Что за бред несете!- возмутился Николай.- И это все?
-Отнюдь, милостивый государь… Я… я… должен сообщить о тайном обществе в Петербурге.
-Так, так… А вот здесь поподробней. И поспокойней говорите!
-Постараюсь, милостивый государь наш!... Я… я очень боюсь…
-Не за себя ли?- предположил Николай, хмурясь.
-Вовсе нет… Есть заговор против вас… Против…
-Заговор? И кто в заговорщиках?
-Я очень прошу… очень…- сбивчиво стал объяснять Ростовцев.- Я… заговор есть… Надо отказаться нам от кровопролития… Я не хочу… Поймите, милостивый государь!.. Положением сейчас могут воспользоваться, чтобы… чтобы вас свергнуть… чтобы не
было царя… Против царя заговор, пони… понимаете? Я… не хочу крови, прошу… не хочу…
   Николай брезгливо поморщился:
-Слушайте, сударь, нельзя ли поспокойней объяснить? И потолковее!
-Хорошо, я… я постараюсь…- кивнул Ростовцев.- Очень прошу… Не надо крови… Лучше подождите цесаревича для всенародного отказа, да… так лучше, поймите, я…я не хочу крови… Лучше…
   Не добившись от Ростовцева четких показаний о декабристах, взбешенный Николай выгнал его. Вслед за тем Николая известила тайная полиция, что войска присягнули уже Константину Павловичу и не желают присягать ему, Николаю Павловичу, по крайней
мере большинство солдат и офицеров не желали присягать Николаю. К тому же Николай до последнего момента не был уверен, отречется ли от престола его брат Константин, хотя предварительно получил сообщение своего брата Михаила об отречении Константина.
                -47-
Поэтому, как уверяла тайная полиция, пока арестовывать заговорщиков опасно, так как  арест их может не понравиться Константину, если он захочет все-таки взойти на престол- Константин мог  расценить арест заговорщиков превратно, мол, арестовали их лишь из-за того, что  хотели оставаться быть верными первой присяге, то есть ему, Константину. Николай сразу возразил с большим раздражением, что Константин ведь отрекся, однако полиция все-таки просила его не торопиться, повременить с арестом заговорщиков, подождать совсем немного, когда будет оглашен официальный манифест Николая, где бы подробно была описана вся история с отречением Константина. И  тогда все жители Российского государства поймут: ихний император теперь Николай I, и никто другой. Николай вынужден быть согласиться. Присягу  новому императору Николаю назначили на понедельник- 14 декабря.
   А декабристам стало известно 12 декабря, что гвардейская артиллерия будет стоять на стороне будущего императора и восстание декабристов не поддержит.
-Да, господа,- заявил печально Трубецкой на очередном совещании декабристов,- гвардейская артиллерия при нашем восстании палить будет!
-Что ж, сие неприятно слышать… Очень…- пробормотал расстроенный Рылеев.
   Декабристы тогда решили выработать новый план восстания.
-Самое главное сейчас для нас - захватить Зимний дворец!- предложил Рылеев.
-И арест членов царской семьи,- подхватил Трубецкой.
   Захват царской семьи декабристы поручили Якубовичу и Арбузову, членам Северного общества. А старый план восстания, предложенный Трубецким и рассчитанный на переговоры с правительством, отменили. Как решили заговорщики,  Арбузов с Якубовичем  сначала пойдут поднимать Измайловский полк и саперов, потом выходят на Сенатскую площадь. Там к ним присоединяются Рылеев с Николаем Бестужевым. А Михаил Бестужев, Щепин - Ростовский выводят  на Сенатскую площадь  Московский полк. Булатов и Сутгоф выводят Гренадерский полк на Сенатскую площадь. Также Оболенский обязался вывести Конную артиллерию.
   Несколькими минутами позже Трубецкой неожиданно засомневался в необходимости захвата Зимнего дворца.
-Ведь наступит хаос, перестрелка, даже резня,- говорил он встревоженно.- Зачем сие, господа? Право, не стоит.
-Стоит! Очень даже стоит! – решительно возразил Рылеев.
-Но ведь Зимний дворец считается своего рода священным местом,- вставил Батеньков.
-И что из этого?- нахмурился Рылеев.
-Тогда ведь любой солдат,- продолжал Батеньков,- если  прикоснется к Зимнему дворцу, всяко может натворить, зачем сие?
-Нет! Зимний надо брать!- одновременно ответили Рылеев с Оболенским.
-Хорошо,- согласился после некоторого колебания Трубецкой.
    Рылеев отчетливо понимал, что ступил давно и по собственной воле на хрупкий лед отношений с царской властью. Идти вперед было смертельно опасно, однако назад  уж пути нет, так что точка невозврата пройдена. Полный решимости идти до победного конца (если он, конечно, настанет!) Рылеев действовал не как слепой, лишь бы идти куда-то впотьмах, а осознанно, вырабатывая вместе со своими единомышленниками план восстания. Нельзя сказать, что Рылеев не надеялся на победу декабристского восстания, но четко понимал всю смертельную опасность затеянного и не отрицал возможного поражения, хотя бы лишь теоретически. А в случае поражения Рылеев желал лишь смерти себе - уж если не смог добиться победы, то прими смерть достойно, не желая более никогда видеть самодержца!
               
                Глава 13
                Канун восстания.
                -48-
  13 декабря Николай Павлович подписал манифест о своем вступлении на российский престол, пометив его двенадцатым числом. В Зимнем дворце он собрал Государственный совет, торжественно объявляя:
-Итак, господа, я выполняю волю моего брата Константина Павловича, которого многие сочли видеть своим новым государем!-  После этих слов Николай встал, держа в руках текст манифеста.
   Немедленно поднялись все члены совета, стоя до тех пор, пока Николай не сядет и не прочтет до конца манифест. Закончив читать, Николай сел, а все члены Государственного совета поклонились ему.
   В это время роль руководителя перед решительным выступлением декабристов взял на себя Рылеев. Оно казалось для него временем сверхчеловеческого напряжения. Рылеев вечером 12 декабря и ранним утром 13 декабря едет к полковнику Финляндского полка Моллеру, члену Северного общества для того, чтобы убедить его поднять Финляндский полк для восстания.  Однако ни вечером, ни утром Рылеев ничего не добился у Моллера- тот вспыхнул, говоря весьма раздраженно, что-де не желает служить игрушкой других господ, в опасном деле, где голова его может слететь с плеч, если выступит против императора Николая, после чего вышел, хлопнув дверью. Далее утром Рылеев посетил Бестужевых на Васильевском острове, потом отправился к Трубецкому на Английскую набережную. Тогда же прибыли и другие декабристы: Пущин, Оболенский и Батеньков,
начав вновь обсуждать план восстания и свой манифест. Говорили также о том, что декабристы Моллер и Тулубьев изменили, решив присягать Николаю. Рылеев обращался ко всем, моля, чтобы помогли сорвать утреннюю присягу в полках. После недолгого разговора поехали к Трубецкому обсуждать снова план восстания.
   А вечером 13 числа декабристы собрались на квартире Рылеева. То было весьма многолюдное собрание, проходившее в каком-то лихорадочном состоянии. Повсюду слышались возгласы предстоящей радости победы, предвкушения сокрушения императорского двора, отчаянные хвастливые фразы, восторженные восклицания и
пожелания, бессмысленные слова, раздумья вслух. Многие заметили приятное оживление Рылеева: он говорил просто, доступно каждому, был весьма возбужден; черные, как смоль, глаза озарялись неземным светом, речь текла очень свободно и плавно.
-To be or not  to be!- радостно воскликнул Рылеев, вспомнив слова Шекспира.
   Рылеев словно парил в бурных волнах этого людского моря, кипящего страстями и фантазиями, над взволнованными декабристами, появляясь то возле одного, то другого, говоря очень радостно и уверенно, что декабристы непременно победят.
   Батеньков, перекрикивая всех, предложил:
-Господа! Надо бы для сбора народа в барабаны ударить!
-Нет, не стоит,- поморщился Трубецкой.
-А почему? Неплохо!- кротко возразил Рылеев.
-Лучше подумайте о возможности поражения,- парировал, слегка мрачнея, Трубецкой.
-Неужели поражения?- спросил удивленно Оболенский.
-Лучше пока повременить с восстанием,- осторожно высказал свое мнение Трубецкой.
   Все на минуту стихли, уставившись на него с немым вопросом.
-Вы это серьезно?- нахмурился  Рылеев.
-Абсолютно!- порывисто ответил Трубецкой.
-О поражении даже говорить не стоит!- произнес торжественно и четко Рылеев.- Ежели, mon ami, предполагаете, что не поддержат все полки, то это весьма вероятно! Но это разве можно считать неудачей? Мы можем быть убиты, но пусть! Мы исполним наш замысел во славу России! Ура, господа!
   Рылеева поддержали многие, говоря весьма восторженно:
-Ура, Рылеев!
-Начинать восстание!
                -49-
-Уничтожим самодержца!
-Пусть нас немного, но мы победим, messieurs!
   Казалось, что вместе со смелыми словами Рылеева в квартиру ворвался смерч, который закружил все вокруг, взбудоражил декабристов, которые и так находились в возбужденном состоянии, в предвкушении победы.
-А какие полки нас поддержат?- поинтересовался Николай Бестужев.
-Доподлинно знаю, что полки Измайловский, Егерский, Московский и Лейб- гвардейский не станут присягать Николаю,- ответил уверенно Рылеев.
   А Трубецкой вновь кротко возразил:
-Думаю, пока не стоит выступать… Может, я сначала поеду в Киев переговорить с южанами. А пока, думаю, не стоит так ретиво уговаривать солдат идти на Сенатскую площадь и…
-Нет, что вы, mon ami!- резко перебил Рылеев.- Что вы несете!.. Увольте! Мы все слишком далеко зашли, чтобы не выступить и чего-то бояться. Может, нас всех завтра убьют?
-Гм, тогда зачем других-то губить?  Чего ради?- спросил с явным неудовольствием Трубецкой.
-Мы выступаем для истории! Для блага России!- отрезал Александр Бестужев.
-Для истории? – усомнился вдруг Трубецкой.- Я сам воевал, господа! И порох нюхал! Почетно умереть за свободу! Да, но если без кровопролития? Если так попытаться?
-Это как же?- выкрикнул кто-то.- Как без крови?
-Может, не надо выводить солдат из казарм на Сенатскую площадь?- продолжал Трубецкой.- Или выводить, но без оружия?
-Это как же-с? – обомлел Рылеев.- А если по нам залп дадут?
   Декабристы стали спорить, разделившись во мнениях. Михаил Бестужев и Щепин-Ростовский решительно отказались выводить полки без оружия и патронов. Но некоторые поддержали Трубецкого. Поэтому 14 декабря половина солдат на площади оказалась без боевых зарядов.
   Вечером в десять часов Рылеев с Пущиным приехали к Николаю Бестужеву, который не присутствовал на собрании у Рылеева.
-Надобно нанести первый удар,- предложил Рылеев,- а потом все будут в замешательстве. Михаил со своей ротой или Арбузов, в общем, тот, кто первым придет на площадь, должен идти на Зимний для его захвата!
-Однако дворец слишком велик,- осторожно заметил Бестужев,- множество выходов и входов. Нельзя занять его одной ротой. И Преображенский батальон, находящийся воле Зимнего дворца, могут сразу ввести во дворец, так что наша рота будет сразу оказаться в опасном положении.
-Хорошо, нужен нам план дворца,- ответил убежденно Рылеев.- И одного захвата дворца мало, господа! Ежели Николай вместе со своей семьей убегут из дворца, это сослужит нам хорошую службу по причине того, что тогда гвардия, оказавшись без императора, склонится на нашу сторону. Дерзайте, господа!
   Потом обсудили манифест, который назвали «Манифест к русскому народу». Его декабристы предполагали обнародовать после успешного восстания. Как писалось в манифесте, в нем провозглашалось, что власть переходит к Учредительному собранию.
Но сначала на первое время управлением страной должно заниматься  Временное правительство, потом же - выборными органами. Право собственности на людей декабристы хотели уничтожить, объявить все сословия равными перед законом, уничтожить монополии, рекрутство и военные поселения, убавить срок службы для нижних военных чинов.
    Трубецкой после долгих споров и обсуждений вновь был назначен руководителем Северного общества. Вновь стали обсуждать план восстания, который теперь выглядел таким образом: вывести полки на Сенатскую площадь 14 числа, вынудить  Сенат
                -50-
низложить правительство; первый же полк, появившийся на площади, должен был захватить Зимний дворец и арестовать царскую семью. Лейб - гренадеры вместе с полковником  Булатовым должны были захватить Петропавловскую крепость и навести на Зимний дворец пушки.
   Николай I тоже переживал, не желая спать, бродя по кабинету, полный страха и неуверенности. Он сомневался во всем и вся: то тайная полиция докладывает о деятельности многочисленных заговорщиков, которые мечтают лишить его трона, то граф Милорадович постоянно уверяет, что-де все спокойно в отечестве…

                Глава 14.
                Коммунальная квартира.
   Усталый Петр шел медленно после работы  домой. Дойдя до многоэтажного дома, он остановился на миг, зажмурив глаза. Петр представил себя отдыхающим на каком-то необитаемом острове с пальмами; он видел себя, лежащим на теплом песке совсем рядом с морем, волны  неслышно подкатывали к берегу, а солнечные лучи приятно грели  и радовали глаз…
-Эй, братишка, не дашь на опохмелку?- услышал Петр чей-то баритон за спиной.
   Петр от неожиданности вздрогнул, открыл с большим сожалением глаза. Его кто-то толкнул. Обернувшись, Петр увидел перед собой  неопределенного возраста пьяницу в
поношенном грязном сером пальто. Пьяница рыгнул, покачнулся и снова повторил свой вопрос:
-Братишка, не дашь мне на опохмелку?
   Петр отстранился от него, однако пьяница преградил ему дорогу, недовольно восклицая:
-Интеллигентик проклятый! Брезгуешь говорить с пролетариатом?
-Это ты-то пролетариат?- усомнился Петр, морщась.- Иди работай!
-Не дашь денег, да?
-В зубы тебе дам!- пообещал Петр, грозя пьянице кулаком.
   Пьяница отошел на шаг, огрызаясь:
-Вот черт скупой! Пролетариатом брезгует!
   Петр быстро вошел в подъезд, поднялся на лифте на шестой этаж. Не успел он подойти к двери, как из нее выскочили двое пьяных мужчин. Увидев Петра, они одновременно фамильярно похлопали его по плечу, предлагая вместе выпить.
-Нет, спасибо,- отказался сразу Петр, желая зайти в квартиру.
-Как? Ты нас не уважаешь, Петруша?- оскорбился один из пьяных, толкая Петра.
-Дайте мне пройти,- сухо ответил Петр.
-Давай сообразим на троих?- предложил другой пьяный, покачиваясь.
-Идите своей дорогой,- поморщился Петр.
-Да черт с ним! Пусть идет в свою каморку, интеллигентик!- махнул рукой другой пьяница, шутливо  кланяясь Петру.- Милости просим, интеллигентик!
   Петр не заставил себя ждать и вошел в квартиру. Узкий  коридор коммунальной квартиры был заставлен всяким барахлом: двумя старыми поломанными велосипедами, на которых больше никто не ездил, старой поломанной мебелью, запыленными вещами, которые годами валялись на полу, так что Петру пришлось пробираться в свою комнатку боком. Войдя к себе, он увидел плачущую маму, которая сидела у окна.
-Мам, что с тобой?- испуганно спросил Петр, подбегая к ней.
   Нина Николаевна не ответила, вытирая платком слезы.
-Мама, почему ты плачешь?
-Ой, не обращай внимания…- прошептала Нина Николаевна, махая рукой.
-Нет, ты скажи!
-Ну, папу твоего вспомнила, всплакнула… Кушать будешь?
-Буду.
                -51-
-Обед готов. Суп, котлеты.
   Петр глянул в окно, увидел вновь выпавший снег и расстроился:
-Опять белая гадость выпала!
-Какая еще гадость?- не поняла Нина Николаевна.
-Ой, мам, я так снег называю.
-Пора бы тебе привыкнуть к снегу,  Петруша. Не в Африке живешь.
   Петр переоделся, вышел в коридор. Из комнаты напротив вышла толстая соседка с огуречной маской. Увидев Петра, она остановилась, уставив руки по бокам.
-Привет, Петенька!- поздоровалась она с Петром.
   Петр задумался, не сразу заметил ее.
-Ой, Петенька,  не здороваешься? Зазналась наша интеллигенция вшивая?- ядовито спросила соседка.
   Петр встрепенулся, заметил ее, говоря добродушно:
-Извините, Клеопатра. Задумался.
-Задумались они?- насмешливо спросила Клеопатра.- И о чем мы задумались?
-Извините… А чего это вы такая зеленая?- удивился Петр.
-Я зеленая? Это маска для лица!
-Я только с работы. Устал.
   Клеопатра только что поругалась со своим мужем, алкоголиком и рабочим Федей Маруськиным, поэтому ухватилась за Петра, чтобы сбросить злость на него:
-Ах, ты устал, да? Только ты устаешь, да?
   Петр махнул рукой, идя в ванную.
   Но Клеопатра не отступала от него ни на шаг, твердя одно и то же:
-Ах, ты устал, да? Интеллигентик наш устал!
   Петр решил не отвечать стервозной соседке. Он молча помыл руки и вышел из ванной.
-А ты забыл, что надо менять лампочки в коридоре?- не унималась Клеопатра.
-Не забыл.
-И мыло надо менять, не забыл, если оно кончилось?
-Тоже не забыл.
-И лампочки в ванной тоже менять надо!- грозно сообщила Клеопатра.
-И это не забыл. Я только что пришел с работы, потом я…
-Ах, потом?- почему-то завопила Клеопатра, грозя Петру кулаком.- Наша интеллигенция очень устает, да? Все бумажки перебирает? А другие на заводах пашут!
   Из комнаты напротив вышел Федя, муж Клеопатры, немного пошатываясь.
-Чего орешь, наша Клеопатрушка?- поинтересовался пьяный Федя.
-Маруськин! Да вот твою  Клеопатрушку обижают!- вопила Клеопатра, показывая на Петра.
-Обижают? Да кто ж такой смелый?- вспылил Федя, подбегая к Петру.- Я ж тебе в лоб сейчас дам!
-Да! Дай ему, Феденька, в лоб! Он меня зеленой обозвал!- озорно выкрикнула Клеопатра.
-Зеленой обозвал? Мою жену интеллигентик обзывает?- разозлился Федя.- Люди! Мою жену интеллигентик обозвал!
  Из соседней комнаты вышел человек в тельняшке, говоря:
-Хорош орать!
-Чего хорош, Мишенька? Мою жену Петенька оскорбил!- злобно ответил Федя.
   Мишенька погрозил указательным пальцем Петру, говоря снисходительно:
-Петруша, я тебе советовал не ругаться с соседями.
-А я и не ругаюсь,- смиренно ответил Петр.- Я только удивился, что Клеопатра зеленая.
-Зеленая?.. Правда, зеленая!- хохотнул Мишенька, показывая на соседку указательным пальцем, будто находится в зоопарке и видит удивительное животное.
   
                -52-
   Клеопатра раздраженно плюнула в сторону Мишеньки и Петра и зашла в свою комнату, уводя за собой мужа  и хлопая дверью.
-Ладно, Петь, не злись на них,- миролюбиво произнес Мишенька.
-А я и не злюсь,- сказал вполголоса Петр.- Я только что с работы. Кушать хочу.
-Все хотят кушать,- криво усмехнулся Мишенька.- Может, выпьем вместе?
Петр отрицательно  качнул головой:
-Не… Все предлагают только выпить.
-А если и закусить тоже?- с надеждой спросил Мишенька.- У меня целая бутылка водки есть, а?
   Петр отказался и зашел на общую кухню. Вслед за ним  вошел неспеша Иосиф Моисеевич, пожилой человек с правильными чертами лица, приветливый и внимательный,  в очках, в синем домашнем  халате. Иосиф Моисеевич работал учителем русского языка и литературы. Но сейчас он находился на пенсии и проживал один в комнатке десяти метров. Петр нравился ему своей открытостью, честностью, бескомпромиссностью. Они часто мирно долго беседовали на кухне, пока их беседы не прерывали пьяные и малообразованные соседи.
-Здравствуйте, Иосиф Моисеевич!- приветствовал вошедшего соседа Петр.
-Ты только что с работы?
   Петр кивнул, наливая себе суп из кастрюли.
-А я вот уже восемь лет на пенсии,- произнес с сожалением Иосиф Моисеевич.- Сижу дома, только радио слушаю, телевизор смотрю.
-Скучно, наверное?- догадался Петр.
-Скучно…- Иосиф Моисеевич сел рядом с Петром, грустно глядя на него.- Скучно и очень обидно.
-Почему обидно?
-А за всех нас обидно,- признался сосед.- Кончились наши надежды.
-Это как понимать?
-Кончилось время надежд… Оттепель закончилась…- тревожно ответил Иосиф Моисеевич, протяжно вздыхая.
-Почему вы так решили?
-Слушаю радио. Смотрю телевизор. О культе личности сейчас больше не говорят.
-Не говорят,- подтвердил Петр.
-Никто больше о Хрущеве не вспоминает… Этот новый коммунистический товарищ ничего тоже о культе личности не говорит. Сталин снова становится хорошим!
-Полностью с вами согласен.
   Иосиф Моисеевич оглянулся опасливо на дверь, потом прошептал:
-Знаешь, Петруша, я сейчас часто вечером слушаю «Голос Америки». Очень интересно.
-И не боитесь этого говорить?- удивился Петр.
-Вот тебя, Петруша, я не боюсь.
-Гм, а если услышат другие?
-Так никого ж нет,- Иосиф Моисеевич оглянулся еще раз, чтобы убедиться в том, что никого больше на кухне нет.
   Голодный Петр закончил  есть суп, положил себе в тарелку котлету.
-А вы не хотите котлету, Иосиф Моисеевич?- полюбопытствовал Петр.
-Нет, любезный, спасибо…- Иосиф Моисеевич слегка улыбнулся, потом помрачнел.
-Почему вы всегда такой мрачный?- спросил удивленно Петр.
-Должны быть причины для веселья, Петруша,- удрученно ответил Иосиф Моисеевич.- Смех без причины - признак дурачины.
   Петр кивнул, вспоминая бездумное веселье эстрады:
-Утром в куплете, вечером - в газете. Бездумное  зубоскальство.

                -53-
-Вот-вот, верно подмечено,- сразу согласился Иосиф Моисеевич.- Бездумное зубоскальство одно!.. Ха-ха да ха-ха… Потешаться над Америкой и Европой, грозить кулаком им, зачем? Как наш Хрущев грозил всем кузькиной матерью?
-Сняв башмак и стуча каблуком по трибуне,- вставил охотно Петр.
-Вот-вот… А «Голос Америки», знаешь, Петруша, ничего не врет. Он правду нам говорит. Только помех много, когда слушаю. КГБ забивает радиоголоса.
   Петр признался, что и сам частенько слушает разные зарубежные радиоголоса и
ему нравится то, о чем там говорят.
-Вот-вот, Петруша, мне тоже очень нравится их слушать!- радостно сказал Иосиф Моисеевич, на миг улыбаясь.- Всю правду говорят. Дефицит, бедность наша, преступления Сталина и иже с ним… Культ личности, расстрелы невинных людей… Осуждение тоталитарного режима, крепостной прописки, о наших танках в Венгрии… - Он сделал паузу, вновь опасливо глянул на дверь кухню и прошептал:- Критика однопартийной нашей системы… Правда, ничего не скажешь…
   Петр ответил тоже шепотом:
-Иосиф Моисеевич, вы бы все-таки такого на кухне не говорили…
-Гм, знаешь, если захотят арестовать, повод всегда найдется… А эта цензура? Отсутствие свободы слова?.. – продолжал задумчиво Иосиф Моисеевич.- А новое крепостное право под названием «прописка»?
   Петр кивнул:
-Согласен полностью. Вот мой предок Рылеев боролся с царизмом, чтобы освободить крестьян от крепостного права.
-Да, помню, говорил ты о декабристе Рылееве.
-И что теперь? Крепостного права нет, но есть крепостная прописка?
-Да-а… - протянул тоскливо Иосиф Моисеевич.- Новое крепостное право, хорошо ты сказал. Но вот Хрущев выдал крестьянам паспорта!
-Молодец он,- похвалил Петр.- Все-таки оттепель была!.. Люди вздохнули с облегчением, поняв, что можно пожить хорошо!
-Да, Хрущев осудил культ личности,- добавил Иосиф Моисеевич.- Реабилитировал многих несчастных, томящихся в застенках, в ссылках.
-Реабилитировал также и расстрелянных! Моего отца ни за что расстреляли! Недавно реабилитировали.
-Весьма сожалению, Петруша… И мою покойную жену реабилитировали…- прослезился Иосиф Моисеевич.- Но она об этом никогда не узнает!..  Да,  у людей появились надежды…
-Но не забывайте, Иосиф Моисеевич, о советских танках в Венгрии в 1956 году,- напомнил Петр.
-Этого  не забываю, как и многого другого… Не создавай себе кумира!
-Да, Хрущев нам не был кумиром,- подтвердил Петр.
-Но он все-таки что-то хорошее для нас сделал,- добавил Иосиф Моисеевич. – Построил новые дома, люди стали жить в отдельных квартирах.
-Не как мы, до сих пор в коммуналках,- пробормотал Петр.
-Ну, мы надеемся, что когда-нибудь поживем, как люди, в изолированных квартирах,- произнес неуверенно Иосиф Моисеевич.- М-да, Петруша, оттепель была недолгой, с 1953 по 1964 годы. Эти партийцы весьма напугались венгерскими событиями, испугались либерализацией режима там… Увы!.. Антисоветские элементы, как писали совсем недавно!.. Вот если человек хочет жить свободно, без железного занавеса, без лишней цензуры, без постоянных запретов «нельзя и нельзя», то его почему-то называют антисоветским элементом!
-А при Сталине назвали бы агентом империалистических разведок!- презрительно усмехнулся Петр.- Врагом народа!
                -54-
-И это при том, что ни тогда, ни сейчас наших граждан не выпускали за рубеж. А число осужденных за антисоветскую деятельность,- прошептал Иосиф Моисеевич,- значительно увеличилось, как я слышал по «Голосу Америки»… Студентов за их критические высказывания исключают из институтов. Мне недавно звонила сестра, плача.
-А что случилось?- поинтересовался Петр.
-Да сына ее исключили из института… Ляпнул что-то в коридоре, потом в аудитории. И сразу донесли. А читал ли ты Пастернака?
 -Нет.
-Напрасно.
-Да где ж его прочитать? Самиздат же в магазинах не продается.
-Дам тебе, у меня есть один экземпляр,- пообещал Иосиф Моисеевич.- Одна знакомая перепечатала после работы на машинке. Этому Пастернаку присудили в 1958 году даже Нобелевскую премию по литературе, но его не выпустили из Союза.
-И не удивляюсь тому… Как я говорил ранее, мало назвать тюрьму дворцом, надо сделать так, чтобы она перестала быть ею,- вспомнил Петр.
  Иосиф Моисеевич обрадовался:
-А ты молодец, Петруша! Прямо афоризм сочинил! Надо запомнить… Мало назвать дворец…
-Нет! Мало назвать тюрьму дворцом, надо сделать так, чтобы она перестала быть ею,- повторил Петр.
-Неплохо! Даже отлично, Петруша!.. А Солженицына читал?- спросил с интересом Иосиф Моисеевич.
-Солженицына - да, но немного,- честно ответил Петр.- Но его трудно найти…
-Дам тебе, почитаешь и его. Только аккуратно, читай только дома,- попросил Иосиф Моисеевич.
-Конечно, только дома.
-Ты ж понимаешь, где находишься.
-В тюрьме, которую называют дворцом,- снисходительно усмехнулся Петр.
-Вот-вот. Тюрьма…
-А откуда у вас появился Солженицын?
-Этого тебе знать не надо…
   Немного помолчали. Петр налил себе стакан чаю.
-Так что, если ставить памятник Хрущеву,- произнес задумчиво  Петр,- то он должен быть двух цветов.
-Как это?
-Одна часть памятника черная, другая - белая.
-Тоже неплохо сказано,- одобрил Иосиф Моисеевич.- И хорошее, и плохое. Только такой памятник у нас никто не поставит.
-И не создаст.
   Иосиф Моисеевич опасливо оглянулся, потом прошептал:
-А ты слышал о расстреле рабочих в Новочеркасске?
-Ничего такого я…
-Слушай!- перебил Петра Иосиф Моисеевич, осторожно касаясь его дрожащей рукой.- Слушай, Петруша, и запоминай. Этого в наших газетах не напишут. Это тебе не  о космонавтах писать!.. Летом 1962 года с прямой санкции Хрущева было подавлено выступление рабочих в Новочеркасске.
-А что же случилось?
-А случилось то, что рабочим надоело сидеть голодными. Рабочие хотели есть, но магазины в Новочеркасске были пусты. Это у нас в столице что-то можно купить, а на периферии…- Иосиф Моисеевич махнул рукой, тяжело вздыхая.- Голод, бедность… Это в Москве все есть, а в провинции… Там не так… Увы, Петруша… Голодные люди просто

                -55-
 вышли на мирный митинг, прося дать им еды… Не одним же хлебом питаться…
-И что потом?
-Что потом, Петруша? Выступление пролетариата, о котором у нас якобы всегда заботятся, было жестоко подавлено. Всех расстреляли.
   У Петра поднялись  брови от удивления:
-Не может быть!
-Может, Петруша. Расстреляли. Об этом говорили по «Голосу Америки», «Свободе».
-Не верю!
-Правда, в это трудно поверить, но факт остается фактом… Увы… - грустно произнес Иосиф Моисеевич. – Так что не всегда надежды сбываются…
   Петр минуты три молчал, потом прочувственно воскликнул:
 -Послушайте, Иосиф Моисеевич! Получается, у нас народ постоянно только надеется! То надеялись еще, когда призывали варяга Рюрика княжить и править на Руси! То потом декабристы надеялись наладить жизнь, избавить крестьян от крепостного права!.. То совершили революцию, избавились от царя в тщетной надежде на лучшую долю! То теперь эта оттепель, которая закончилась? И все одни надежды, утраченные надежды?!
   Иосиф Моисеевич  кивнул, тут же припомнив  стихи Алексея Толстого:
     -«Послушайте, ребята,
        Что вам расскажет дед.
        Земля наша богата,
        Порядка в ней лишь нет.
        А эту правду, детки,
        За тысячу уж лет
        Смекнули наши предки:
        Порядка-де, вишь, нет.
        И стали все под стягом,
        И молвят: « Как нам быть?
        Давай пошлем к варягам:
        Пускай придут княжить».
-Так что ж получается? – спросил беспокойно Петр.- Только одни надежды?! Вечная оттепель, которая никогда не станет весной?
-Точнее, периодически наступающая оттепель,- уточнил Иосиф Моисеевич.
-Вечные надежды на оттепель… На весну, которую ждем с нетерпением. Живем, как в холодильнике…
-Увы, Петруша…- развел руками Иосиф Моисеевич, будучи  не в силах что-то добавить.
   На кухню зашел подвыпивший сосед Мишенька в тельняшке, спрашивая:
-И о чем спор, товарищи соседи?
-А мы вовсе не спорили,- ответил равнодушно Иосиф Моисеевич.
-А чего такие кислые сидите? Может, сообразим на троих?- предложил с широкой улыбкой Мишенька.
-Не стоит беспокоиться,- сразу отказался Петр.- Я не пью.
-Брезгуешь пить с пролетариатом?- оскорбился Мишенька, краснея от раздражения.
-Я не пью,- спокойно повторил Петр.
-А папироски не найдется?
-Не курю,- отрезал Петр.
   Тогда Мишенька подошел, немного покачиваясь, к Иосифу Моисеевичу, спрашивая его:
-Может, вы, любезный наш интеллигентик, отведаете со мной водочку? Или вы тоже брезгуете со мной пить?
   Иосиф Моисеевич поднялся, выпрямил сутулую спину, говоря медленно и торжественно:
                -56-
-Прежде всего, наш сосед, я не желаю слушать оскорбления в свой адрес! Интеллигент вовсе не ругательное слово, как вы думаете! И я не пью с посторонними! Пью иногда только шампанское, в основном по праздникам!
-Фу, как страшно!..  Ой-ой-ой!- фыркнул Мишенька, отходя от взволнованного соседа.- Они не пьют-с! Они- с не желают пить с пролетариатом!
  Иосиф Моисеевич подошел к Мишеньке, осторожно взял его за локоть и повторил:
-Я не желаю слушать оскорбления в свой адрес! Я не пью с посторонними! Слышите меня? Я пью лишь по праздникам и со своими друзьями или родственниками!
-Ой, подумаешь! Да пошел ты…- огрызнулся Мишенька  и вышел из кухни.
   Иосиф Моисеевич минуту постоял в задумчивости, потом решил:
  -Петруша, лучше я пойду к себе. Что-то голова разболелась.
    Петр вскочил:
-Может, лекарство вам принести?
-Не беспокойся… У меня все есть в моей комнатке. - Иосиф Моисеевич направился к двери, потом остановился на минуту, спрашивая Петра:- А ты  никогда не задумывался, почему у нас так много пьяных?
-А чего о пьяных думать?
-Напрасно, Петенька, напрасно…Пьют много и часто из-за неустроенности жизни, разных
проблем, ужаса повседневного бытия, чтобы забыться на мгновение! Пьют горькую! Чтобы растопить лед бытия!..  Вот выпил  и море по колено, все кружится  в пьяном угаре, весело тебе, и ни о чем не думаешь!.. Это социальная наша проблема!  И потому так много пьяных, даже на улицах валяются, бедные! Как растопить ледниковый  период нашей жизни, Петруша?

                Глава 15
                Новый сотрудник.
   Утром в кабинет редакции явился Солдафонов вместе с каким-то молодым незнакомцем. Незнакомец сразу не понравился Петру: какой-то жалкий вид,  с жалобной улыбкой, будто извиняется перед всеми, низенький и тощий, одет скромно и без фантазии в серый поношенный костюм, черную рубаху и серый галстук, с короткой стрижкой, без лишней растительности на лице, с тщательно побритым лицом.
-Знакомьтесь, товарищи! Это наш новый сотрудник!- представил незнакомца Солдафонов, небрежно похлопывая его по плечу.- Сидоров… э-э… как там тебя?
-Сидоров. Сидоров Федя,- живо откликнулся незнакомец, сразу протягивая руку Петру.
   Однако Петр не двигался, не пожимая руку новому сотруднику. Алла с Верой Степановной удивленно переглянулись.
-Нечего вам удивляться!- строго произнес Солдафонов, заметив удивление сотрудников редакции газеты.- Приказу сверху: взять нового сотрудника!
   Сказав это, Солдафонов вышел.
   Как только он вышел, Петр, Алла и Вера Степановна уселись на свои места, опустив головы и делая вид, что очень заняты. Смущенный Сидоров остался стоять, постоянно оборачиваясь, вопросительно глядя на всех. Петр начал было печатать на машинке, но потом увидев, что Сидоров продолжает стоять,  не выдержал:
-Да что вы стоите?
-А что мне делать?- развел руками Сидоров.
   Вера Степановна укоризненно сказала Сидорову:
-Вы пришли сюда работать, товарищ Сидоров! Садитесь за пустой стол в углу и работайте.
   Сидоров послушно сел, задавая вопрос:
-Сел. И что теперь делать?
   Алла хмыкнула, говоря в сторону:
                -57-
-Не мешало бы представиться.
    Сидоров жалобно улыбнулся:
-Уже…
-Что уже?- не поняла Алла.
-Так сказать, уже представился… Сидоров я.
- Это понятно, что вы Сидоров, а не Джон Кеннеди,- снисходительно усмехнулся Петр.
   Алла хихикнула.
   А Вера Степановна небрежно спросила:
-При чем тут Кеннеди? Сидоров, а  вы  где раньше работали?
-Я работал, так сказать…- Сидоров замялся.- Ну, в разных местах.
-Уволили?- предположил Петр.
-Ну, почему…- начал было Сидоров, но потом осекся, бормоча себе что-то под нос.
 -То есть, Сидоров, вас уволили в разных местах?- допытывался Петр.
   Вера Степановна строго сказала:
-Петруша, оставь человека в покое, может, стесняется. Захочет, потом сам расскажет.- После чего она обратилась к Сидорову:- А вы, Сидоров, посмелее, что ли… Осваивайтесь.
   Сидоров слегка кивнул, ничего не говоря.
   В час дня Петр вместе с Аллой выбежали из редакции в ближайшую столовую. Сев за отдельный столик, Алла сказала равнодушно:
-А мне этот Сидоров не понравился.
-Мне тоже,- кивнул Петр, с аппетитом жуя котлету.
-Не понимаю, зачем нам новый сотрудник?
-Приказали. Взяли. Никого не спросили. Ничего не сказали, - отрывисто произнес Петр, сосредоточенно жуя.
-И зачем нам он?- вновь повторила Алла.
-Зачем нам? Взяли зачем-то,- подхватил Петр.- Ты хоть отвлекись от работы на время, ешь.
-Кажется, этот Сидоров услышал, когда ты мне вполголоса рассказывал, о чем вчера ночью говорили по «Би-би-си» и «Голосу Америки».
-Гм, не может быть!- не поверил Петр.- Я вроде негромко говорил.
-Он как-то встрепенулся, зло посмотрел на тебя.
 Петр развел руками:
-Все возможно…
   Когда Петр и Алла вернулись  в редакцию, они увидели Сидорова, сидящего за столом Петра. Сидоров открыл все ящики стола и рылся в них, будто искал что-то. Петр на минуту застыл от удивления, потом подошел к Сидорову и ядовито спросил:
-Может, помочь вам рыться в моем собственном столе?
   А Алла добавила, садясь за свой стол:
-Нехорошо, Сидоров! Плохо начинаете.
   К удивлению Петра и Аллы Сидоров совсем не расстроился, что его застали роющегося в чужом столе. Он просто встал, ничего не говоря и садясь за свой стол.
-И что сие  было?- насмешливо спросил Петр Сидорова.- Почему, мистер Сидоров, вы рылись в моем столе?
   Сидоров заметил  равнодушно, не глядя на Петра:
-У нас говорят не мистер, а товарищ.
-И это все ваше объяснение, товарищ наш Сидоров?
-А чего еще?
-Почему вы рылись в моем столе?
-Почему… Я…понимаете…- Сидоров замялся, потом нашелся: - Да карандаш я  искал.
-Карандаш искали? Зачем вам карандаш?
-Писать.
                -58-
   Алла встала, подошла к раздраженному Петру, пытаясь отвести его от Сидорова:
-Ладно, Петруша, потом ответит.
-Нет, пусть сейчас! Рыться в чужих столах нельзя! Все ящики открыл!- недовольно воскликнул Петр.
   Невозмутимый Сидоров ответил отрывисто и крайне раздраженно:
-Я карандаш искал. Не рылся! Хватит!
-Что… чего хватит? Да я тебя…- Петр поднял правый кулак, чтобы ударить Сидорова, но Алла успела захватить руку Петра, чтобы он не ударил.
   В этот момент вошла Вера Степановна. Увидев, что Петр хочет ударить Сидорова, она моментально  вскрикнула:
-Не драться! Что случилось, Петр?
   Петр усилием воли сдержался, отошел от Сидорова и коротко объяснил все происшедшее Вере Степановне. Она удивленно глянула на Сидорова, укоризненно погрозила ему указательным пальцем, назидательно говоря:
-Нехорошо, Сидоров! Копаться в чужих столах нехорошо!
   К удивлению всех Сидоров даже не попытался оправдаться. Он пожал плечами, говоря в сторону:
-Вам объясняют, а вы слышать не хотите. Карандаш искал.
-А зачем вам карандаш?- не поняла Вера Степановна.- Мы печатаем на машинке, пишем авторучками. И разве нельзя было попросить карандаш, чтобы не копаться в чужих столах?
-Я привык сначала карандашом писать.
-Интересно, где вы карандашом писали?- поинтересовался Петр, но Сидоров промолчал, понимая при этом, что ответа его ждут все три редактора газеты.
   Минуты три прошло в гробовой тишине. Молчание нарушил Сидоров. Он встал, походил немного по кабинету, потом остановился возле Петра, говоря почему-то очень громко:
-А я у вас кое-что нашел!
   Слова нового сотрудника были похожи на радостное заявление ребенка, который искал долгое время свою пропавшую игрушку и вот неожиданно ее нашел.  Все застыли от неожиданности. Петр только что немного успокоился, но, услышав слова Сидорова, занервничал:
-Черт… Что нашли? Значит, все-таки копались, искали что-то в моем столе?
-Искали что-то?- удивленно одновременно спросили Алла и Вера Степановна.
-Искал,- признался Сидоров, нагло смотря на покрасневшего Петра.- Карандаш.
-Сидоров, а вам не стыдно?- изумилась Вера Степановна.- То заявили, что вроде карандаш искали. А теперь…  Вы только явились и  копаетесь, как вор, в наших столах?
-Я не вор,- последовал невозмутимый ответ Сидорова.- А я у вашего Петруши нашел  недозволенную литературу. Искал карандаш, а нашел недозволенную литературу  вместо карандаша.
-Недозволенную?- одновременно спросили Алла и Вера Степановна.
   А Петр открыл верхний ящик стола, где он держал принесенный из дома машинописный текст романа Солженицына. Иосиф Моисеевич, как и обещал ранее, дал Петру на несколько дней прочитать машинописный текст по большому секрету, прося, чтобы он читал только дома, но Петр не послушал и читал изредка роман на работе, когда появлялись свободные минутки. Романа Солженицына Петр не нашел, поэтому выкрикнул, не сдержавшись:
-А где?.. Кто взял…- Только через минуту Петр осекся, поняв, что сказал лишнее.
-Ну-ну, Петр, продолжайте,- попросил насмешливо Сидоров.- У вас в столе самиздат лежал.- Сидоров пристально глядел  на Петра. - Откуда он?
-Какой такой самиздат?- испугалась Вера Степановна.
                -59-
-А вот Петру лучше знать, не так ли?- таким же насмешливым тоном спросил Сидоров.
-Зачем этот цирк?- недоумевала Алла, уставившись на Сидорова.- Значит, не карандаш искали?
   Петр воскликнул с отвращением, морщась:
-Вы подлец, Сидоров! - Петр вскочил, сжимая пальцы рук в кулаки.
-Я случайно нашел,- добавил Сидоров,- искал карандаш, а нашел самиздат.
    Алла подбежала к Петру, опасаясь, что он будет драться с Сидоровым.
-Успокойся, Петруша,- как можно ласковее произнесла Алла, гладя его по руке.
-Вы подлец, Сидоров!- вновь повторил гневно Петр.- Отдайте, что вытащили!
   Однако Сидоров не двигался. Минуту он пытливо  смотрел на Петра, ожидая признания Петра. Петр ничего не ответил, тогда Сидоров плутовски подмигнул ему:
-Ну, кто вам дал почитать  самиздат? Может, расскажете нам?
-Отдайте!- потребовал Петр.
-Не отдам, Петруша.
-Отдайте, подлец Сидоров!- повторил Петр.
-А вам это зачем, Сидоров? Вам-то какое дело, что в столе Петра?- не выдержала Алла.
   Сидоров удрученно покачал головой, обращаясь на этот раз к Вере Степановне:
-Вижу, вы тут самая старшая. Наверное, член партии… Понимаете, самиздат у нас  в СССР запрещен, а ваш Петруша держал его в столе. Я тут случайно нашел. Самиздат лежал в столе Петра, значит, читал недозволенную литературу. Значит, у кого-то взял почитать. Понимаете, как это опасно читать недозволенную литературу?
   Вера Степановна вздрогнула на миг и насупилась:
-Да, я –член партии, верно… Понимаю, что самиздат запрещен!.. И все же, Сидоров, очень плохо начинаете у нас работать! Если будете тут работать. Все-таки интересно,  где вы раньше работали… То якобы карандаш искали, рылись в ящиках, то якобы что-то там нашли.
   Сидоров ничего не ответил Вере Степановне, он вновь повторил вопрос Петру:
-Кто вам дал самиздат?
-Это не ваше дело!- отрезал Петр.- Отдайте.
-Интересно, откуда у вас самиздат?
-А я не на допросе,- отмахнулся Петр.
-Знайте, что произведения Солженицына и Пастернака запрещены у нас в стране,- торжественно сообщил Сидоров.- А Петр читал  Солженицына. Тайком читал.
-Тайком?- удивилась Вера Степановна.- И кто вас уполномочил рыться в столе нашего сотрудника и что-то там искать?
   Сидоров небрежно махнул рукой, не отвечая.
-Где то, что вы нашли, Сидоров?- поинтересовалась Алла.
   Ответ Сидорова шокировал всех:
-Найденный мной у Петра самиздат сейчас лежит на столе главного редактора.
-Подлец! Какой ты подлец!-  выкрикнул  Петр.
   А Алла прибавила, смотря презрительно на Сидорова:
-Стукач!
   Сидоров небрежно повел плечами, игнорируя вопрос Аллы.
   Вера Степановна постучала пальцами по столу, тревожно спрашивая:
-И как теперь, Сидоров, нам тут работать?
-А я не буду тут работать!- ответил с досадой Сидоров.- Я сам уволюсь. Если так обозлены на меня… Вера Степановна, как член партии, вы должны были сделать замечание вашему Петруше!
   Вера Степановна бросила косой взгляд на Сидорова, говоря:
-Как член партии, я считаю ваше поведение, новый сотрудник Сидоров, весьма вызывающим! И считаю, что вы должны извиниться.
                -61-
-Извиниться? Я должен извиниться?- несказанно удивился Сидоров.
-Должны!
-Гм, даже не поду…- продолжал  Сидоров, но из-за появления в кабинете редакции Солдафонова  он остановился на полуслове.
   Солдафонов подошел к Петру и разразился гневной тирадой:
-Как тебе не стыдно, Петр! Значит, читаешь самиздат? Вот Сидоров нашел у тебя в столе недозволенную литературу! Значит, ты врал мне?
-Ошибаетесь…- вполголоса ответил Петр, стараясь не смотреть на злого главного редактора.
-Ошибаюсь?
-Тогда не читал, а вчера стал читать…
-Ах, вчера начал? И кто тебе дал эту поганую машинописную грязь?- поинтересовался Солдафонов.
-Нашел. На улице нашел,- соврал Петр, не глядя на Солдафонова.
-Врешь, черт собачий! Я не забыл недавней той беседы, когда говорил тебе, что Солженицын запрещен! Или ты забыл?
   Петр не двигался и ничего не ответил Солдафонову.
   Вера Степановна не выдержала, обратилась к Солдафонову:
-Извините, конечно, Ефим Сергеевич, но как работать в таких условиях?
   Солдафонов обернулся к ней, бурча:
-Чего еще вам? Работайте!
-Извините, Ефим Сергеевич, но если в кабинете редакции постоянные крики, нельзя спокойно работать,- осторожно возразила Вера Степановна.- Мне надо писать новую статью, а крики мне мешают.
   Солдафонов раздраженно махнул рукой, ничего не ответив Вере Степановне.
   Сидоров сел за свой стол, минуту помолчал, потом уныло заявил Солдафонову:
-Ефим Сергеевич, после случившегося я не смогу у вас работать. Так что…
-Как это не сможешь?- удивился Солдафонов.- Ты только что явился, а уже увольняешься?
   Сидорова покоробило фамильярное  и грубое отношение главного редактора к сотрудникам. Он осуждающе покачал головой и вновь повторил:
-После случившегося я не смогу у вас работать…И вы так грубы, Ефим Сергеевич… - Он жалобно улыбнулся, смотря на редакторов, словно прося прощения.- Я не хотел вас обидеть, товарищи… Но, как член партии, я не смог молчать… Увидел самиздат и сигнализировал, товарищи… Извините… И сообщу, куда следует…
   Петр открыл рот от удивления:
-Куда следует… Вы что… что хотите этим…
   Бесцеремонный и грубый Солдафонов ответил за Сидорова:
-Да он в КГБ заявит на тебя, как я понял! И правильно сделает! И я тоже доложу на тебя! Все, Петруша, тебя скоро в КГБ вызовут!
   Вера Степановна кротко возразила:
-Может, не стоит? Все-таки Петр – наш сотрудник… Может, пока не надо стучать на него? Мы сами ему наставления дадим, а?
-Нет!- решительно произнес Солдафонов.- С вольнодумством надо кончать! Совсем распустились! Сталина забыли, да? Он бы всех вас расстрелял за чтение самиздата! Болтуны проклятые! Петр, лучше ты увольняйся по- хорошему, пока тебя не пришлось увольнять за несоответствие!
   Сидоров поднялся, тихо попрощался и быстро вышел из кабинета.
   Алла вскочила, с ужасом восклицая:
-Товарищи! Да он сейчас на Петра заявит!
-И правильно сделает,- обрадовался Солдафонов.- Всех вас, поганых болтунов и
                -62-
 либералов проклятых, надо бы за решетку посадить! Оттепели захотели?.. Нет, оттепели больше не ждите! Сталин жив и будет живее всех живых! Всех вас, либералов и антисоветчиков, расстрелять надо бы! Все чем-то недовольны, да? В Америке Петруша жить хочешь?
-При чем тут Америка, я…- пробормотал Петр, но его перебил Солдафонов:
-Черт собачий, а ты Гагарина позабыл, да?
-При чем тут…- пробормотал Петр, но потом остановился, вздрагивая.
   На мгновение Солдафонов представился Петру в зверином облике: хищный,  голодный, злой зверь рычит, оскалив острые зубы, пригнувшись и приготовившись к прыжку. К ужасу Петра  зверь Солдафонов каким-то непонятным образом увеличился в размерах  и держал его  на своей ладони. Петр невольно снова вздрогнул и прикрыл на миг глаза, чтобы не видеть монстра, человека в зверином облике. А когда через минуту после очередного окрика Солдафонова Петр открыл глаза, тот больше не казался зверем. Петр сжал пальцы рук в кулаки, мысленно успокаивая себя.
-Ты чего не отвечаешь, черт собачий?! Гагарина позабыл?!- рычал Солдафонов.-  Надо гордиться своей страной, в которой человек первым полетел в космос!.. Петрушенька, антисоветчик наш газетный, пиши заявление по собственному желанию! - С этими словами Солдафонов вышел, громко хлопая дверью.
   Вера Степановна тяжело вздохнула, качая головой.
   Петр застыл, не зная, что делать.
   А Алла минуту постояла в задумчивости, потом выбежала в коридор, но через минуту зашла в  кабинет редакции.
-Он ушел… Сидорова нет…- сказала она трагическим шепотом.
   А ночью в постели Алла плакала, шепча Петру:
-Ну, чего ты, дурачок мой наивный, таскал на работу эту запрещенную рукопись? Зачем?
   Петр оправдывался, говоря, что хотел побыстрее прочитать, но Алла словно не слышала его объяснений, плача:
-Тебя же могут посадить, Петруша!.. Осудить, как антисоветчика! И кто тебе дал эту антисоветскую гадость?
-Вовсе не гадость,- сразу возразил Петр.
-Да кто дал?
-Сосед…
-Что теперь будет? И Солдафонов на тебя настучит, помимо этого Сидорова!
-Настучит…
-И еще этот Сидоров расскажет, как ты слушаешь зарубежные голоса.
-А если он не услышал?
-Если?.. А вдруг я тебя больше не увижу? Ну, зачем ты читал эту гадость?
-Ладно, не переживай… Авось не посадят…- успокаивал любимую Петр.
-Авось, да? И где теперь будешь работать?
-Ты так говоришь, будто меня уже уволили.
-А заявление по собственному писать не станешь?- полюбопытствовала Алла.
-Напишу так: прошу уволить меня по вашему желанию,- пошутил Петр.
-Все шуточки, да? Дошутишься…
   Петр помолчал, потом твердо сказал:
-Уволюсь… Найду работу редактора в другой газете.
-А там эта история повторится,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла Алла.
-Гм, какая история? С самиздатом?
-И с самиздатом в том числе… И с новыми сидоровыми и солдафоновыми…- плакала Алла.- Это везде… Ты же не изменишься…
-Подлецом не буду…
                -63-
-Зачем быть подлецом?
-И стукачом тоже!
-Никто тебя не просит быть стукачом или подлецом,- ответила с нарастающим чувством досады Алла.- Все-таки живем мы тут, а не в свободной Америке! Что делать? Надо приспосабливаться!
-Знаешь фразу из классики?
-Какую?
-«Служить бы рад, прислуживаться тошно!»?- припомнил фразу из знаменитой комедии Грибоедова  Петр.
-Ой, Петруша… Хватит тебе геройствовать! Подумал бы лучше обо мне!- упрекнула Алла.- Как я без тебя буду жить?
-Ты меня будто хоронишь…
-Не хороню, но печалюсь… А вдруг посадят?
  Петр натужно улыбнулся:
-Тогда будешь передачи носить…

                Глава 16
                Допрос.
   На следующий день Петр не пошел на работу, проспав до десять часов утра. Нина Николаевна, не ведая о случившемся у сына на работе, подошла к нему, пытаясь
разбудить. Но разбудила его не она, а резкий стук в дверь. Не успела Нина Николаевна подойти к двери, как дверь распахнулась. В образовавшуюся щель просунулась недовольная  сонная физиономия соседки Клеопатры, которая известила:
-Петра к телефону вызывают! Срочно!
-Кто в такую рань звонит?- удивилась Нина Николаевна.
   Клеопатра больше ничего не сказала, если не считать  ругательных слов улиц и коммунальных квартир, которые она произносила привычно каждый день, просто для соединения обычных слов, даже не понимая, что говорит громко ругательства. Произнеся привычную тираду отборных ругательств, она специально громко хлопнула дверью.
   Нина Николаевна  еле разбудила крепко спавшего сына. Петр встал, потягиваясь и позевывая, медленно подошел к телефону в коридоре. Любопытная Клеопатра стояла рядом, будто копаясь в своих запыленных вещах, желая подслушать разговор.
   Петр с большим удивлением услышал по телефону незнакомый молодой казенный голос, который сообщил, что его срочно вызывают в КГБ. Он застыл с телефонной трубкой в руках, а любопытная соседка толкнула Петра слегка локтем, интересуясь:
-Кто звонит тебе?
   На том конце провода звонивший офицер повторил только что сказанное, ожидая ответа Петра. Петр ответил ему весьма сдержанно и бросил трубку на рычаг.
-Ну, кто звонит тебе?- повторила Клеопатра.
  Расстроенный Петр ничего не ответил ей, идя в свою комнату.
-Подумаешь, интеллигенция поганая!- услышал Петр вслед злой возглас соседки.- И лампочки вставлять надо! Твоя очередь, интеллигентик!
   Зайдя в комнату, Петр стал поспешно одеваться.
-Кто звонил, Петруша?- участливо спросила Нина Николаевна.
   Петр решил не огорчать мать, поэтому придумал, что звонят с работы.
   Кабинет в здании КГБ, куда вошел Петр, оказался очень маленьким: всего один стол, два стула да телефон на столе. За столом сидел человек лет тридцати в штатском, с короткой стрижкой, тщательно побритый и причесанный, одетый в строгий черный костюм, белую сорочку и черный галстук. Он слегка кивнул вошедшему Петру, знаком руки приглашая его сесть рядом, потом стал заполнять протокол.
-Так, фамилия, имя?- привычно спросил человек в штатском.
                -64-
-Не знаете, как меня зовут?- неожиданно вырвалось у Петра.
-Положено.
-Что у вас положено?
-Так положено. Имя и фамилия?- вновь повторил человек в штатском, не поднимая головы.
   Петр ответил вполголоса, тяжело вздыхая.
-Род занятий?
-Редактор.
-Где работаете?
-В заводской газете «Рабочий листок».
-Что заканчивали?
   Петр вновь вздохнул и  сердито ответил:
-Может, хватит? Зачем меня пытать?
-Вас никто не пытает, товарищ Пущин.
-Спрашиваете, будто ничего не знаете!
-Нет. Знаем мы все,- убежденно ответил человек в штатском.
   Петру показался голос офицера очень нудным. Ничего не отражалось на скучном лице офицера, ноль эмоций - он работал привычно, буднично, будто робот по заранее составленной кем-то программе.
-Гм, если все знаете, зачем такие формальности?- поинтересовался Петр.
-Это можно воспринимать, как отказ от показаний?
-Нет.
-Тогда слушаю. Что заканчивали?
-МГУ. А что случилось?
-Что случилось?  Откуда у вас запрещенная литература?
-Ничего подобного не держу.
-Вот как?
-На такие вопросы отвечать не буду!- ответил с явным раздражением Петр.
-Придется отвечать,- парировал человек в штатском.
-Придется?
-Забыли, наверное, где находитесь?
-Вот этого  я не забыл.
-Тогда слушаю.
   Примерно несколько минут прошло в гробовом молчании. Петр сидел злой, багровый от волнения, смотря в сторону.
-Откуда у вас запрещенная литература?- равнодушно повторил вопрос человек в штатском.
-Случайно…
-Что случайно?
-Случайно нашел.
-Где? Шел-шел и копеечку нашел?- насмешливо спросил человек в штатском.- Вы мне тут сказки не рассказывайте. Имя, фамилия, род занятий, адрес, местожительство того, кто вам дал самиздат?
-Да никто не давал!- нагло врал Петр.- Случайно нашел. В метро.
-Неужели?- не поверил человек в штатском.
   Он наконец-то поднял голову и пристально посмотрел  на  Петра. Петр увидел серые маленькие глазки. Ему не понравился холодный безжизненный взгляд человека в штатском, поэтому стал смотреть в окно.
-Не смотрите в глаза?- удивился человек в штатском.- Значит, что-то скрываете.
-Это так вас учили?

                -65-
-Нас многому учили,- уклончиво ответил человек в штатском.- Пока я не услышал, кто вам дал самиздат.
-И не услышите.
-И почему?
-Не услышите. Мне никто этот самиздат не давал. Нашел его в метро.
-Хватит мне сказки рассказывать!- возмутился человек в штатском.- И почему вы слушаете зарубежные голоса?
-Какие голоса?
-Зарубежные радиоголоса,- добавил человек в штатском.- «Би-би-си», «Свобода», «Голос Америки».
-Ничего такого не знаю.
-Вот как? А ваш сотрудник Сидоров утверждает, что вы слушали их. Даже недавно на работе рассказывали, что слушали.
   Петр пожал плечами:
-Честное слово, я слушаю иногда только радио «Маяк».
-Правда?
-Вот только раз нашел что-то другое…- припомнил Петр.- Помех было много, говорили по- русски, но с каким-то небольшим акцентом.
-Так, так…- заинтересовался человек в штатском.- Дальше.
-А дальше ничего не было.
-Как это понимать?
-Да я просто не стал слушать. Одни помехи, кто-то, значит, забивает какие-то станции.
-Это намек?- догадался человек в штатском.
-Вовсе нет.
-Нет, кажется, вы подозреваете КГБ  в создании помех в эфире,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес человек в штатском.
   Петр хотел сказать, что, как гласит русская пословица, на воре шапка горит, но он благоразумно воздержался от подобного комментария.
-Никого я не подозреваю! Хватит!- недовольно воскликнул Петр.- Я честно вам говорю.
-Честно?
-Что услышал, то и говорю. Помех было много, поэтому и не стал слушать. А кто их создает, эти помехи, мне неведомо.
   Человек в штатском постучал пальцами по столу, потом вновь повторил вопрос:
-А кто все-таки дал вам  самиздат?
-Уже отвечал. Никто не давал.
-Нашли в мусорке?
-В метро.
   Человек в штатском встал, подошел к окну, минуту понаблюдал за прохожими, потом сел за стол, чуть слышно вздохнул.
-Ох, эта интеллигенция!- нарочито трагически изрек человек в штатском.- Постоянно она чем-то недовольна! Постоянно она чем-то возмущена! Постоянно она ругает власть предержащих!
-Такова наша российская традиция,- ответил убежденно Петр.
-Это вы о чем?
-В традициях российской интеллигенции было всегда правило: находиться в стороне от власти, не угождать ей. И критиковать, если нужно.
-Если нужно?
-Именно. Критиковать.
-И вы тоже критикуете?
-Я не о себе говорил.
-И кто критикует?
                -66-
-Кто критиковал? Ну, Пушкин, Толстой, Достоевский, Гоголь, Островский… Достаточно или можно продолжать?- насмешливо спросил Петр.
   Былое раздражение Петра прошло, он стал посмеиваться над офицером.
-Ишь ты, критик какой!- покачал головой человек в штатском.- И чем вы недовольны?
-Вы спрашиваете у всей интеллигенции  или у меня?
-Говорю-то я с вами. И допрашиваю именно вас,- уточнил человек в штатском.
-Без комментариев.
-Это как понимать?
-А как хотите…- ответил равнодушно Петр.- Допрос закончен или нет?
-А что так? На работе знают, что вас вызвали на допрос.
-Неужели?- удивился Петр.- Успели туда сообщить.
-Все по инструкции… Итак, почему вы недовольны, наша интеллигенция? Чего вы все на кухнях болтаете?
   Петр снисходительно усмехнулся:
-На общей коммунальной  кухне я быстро ем и ухожу в свою каморку, чтобы не сталкиваться с моими ненаглядными хамистыми соседями.
-Ясно,- заключил человек в штатском, записывая что-то в блокнот.- Значит, недовольны своими жилищными условиями, так?
-Кажется, это естественное желание человека - жить в изолированной квартире. Чтобы не мешали соседи.
-Так и запишем… Еще чем недовольны?- спросил с интересом человек в штатском.
   Петр промолчал, не желая больше говорить с неприятным собеседником.
-Молчим, интеллигенция? Стоически молчим, значит?- допытывался человек в штатском,- А на своих кухнях рты открываете! Ваш отец был репрессирован?
-Был ранее осужден и расстрелян,- уточнил Петр.
-Враг народа, значит.
-Но потом посмертно его реабилитировали!- воскликнул  взволнованно Петр.
-Только поспокойнее,- попросил человек в штатском.
-Ну, сколько можно вспоминать, что моего отца осудили? Его реабилитировали!
-Понятно, вот чем недовольны,- решил человек в штатском, говоря довольно равнодушно. - Критики доморощенные. Самиздат читают. Распространяют антисоветские издания. Слушают зарубежные голоса. Надеетесь, лучше вам за границей будет, да? И за границей вас всех найдем.
-Не сомневаюсь.
-Везде вас найдем,- зачем-то повторил человек в штатском.
-Лично я надеюсь, что через минут пятнадцать окажусь дома,- глухо произнес Петр, смотря на пол.
-А если через минут пятнадцать окажешься в камере предварительного заключения?
   Петр недовольно поморщился:
-Только не надо мне тыкать, товарищ офицер.
   Человек в штатском помолчал минуту, потом сообщил, что предварительная ознакомительная беседа с вызванным гражданином Петром Николаевичем Пущиным была проведена, впредь чтобы не читал запрещенную литературу, не брал ничего подобного у посторонних и не слушал никакие зарубежные радиоголоса.
-Если нужно,- прибавил после минутной паузы человек в штатском,- снова вас вызовем.
-Зачем?
-Если снова будете читать что-то запрещенное.
   Выйдя из здания КГБ, Петр вздохнул с облегчением, минуту постоял, потом пошел в редакцию газеты «Рабочий листок». Увидев входящего Петра, Алла поднялась, тихо говоря ему:
-Тебя искал Солдафон… Говорит, тебя в КГБ вызывали.
                -67-
-Вызывали,- кивнул Петр.
-И что теперь будет?
-Ничего. Просто провели ознакомительную беседу и отпустили.
-Слава богу!- обрадовалась Алла.
   Зайдя в кабинет Солдафонова, Петр вынул из кармана заранее написанный текст заявления и положил его на стол.
-Это что? Почему так поздно являешься на работу?- забеспокоился Солдафонов, глядя на часы.
-Сидел в КГБ.
-Надеюсь, не в камере?- презрительно усмехнулся Солдафонов.- А что это…- Он взял заявление, пробежал его глазами, потом зарычал:
-Ты что себе позволяешь, черт собачий?
-Заявление.
-Как его написал? Прошу уволить меня по вашему желанию?!
   Петр пожал плечами и переписал заявление.
-Вот…- показал он Солдафонову.- Прошу уволить меня по собственному желанию. Теперь могу идти?
-Да хоть на кудыкину гору!- ответил неприязненно Солдафонов, ударяя кулаком по столу.
   Узнав, что Петр уволился, Алла забеспокоилась:
-Петруша, что теперь? Как я теперь тебя увижу?
-Ничего. Не беспокойся. Все будет хорошо!- обнадежил ее Петр.
-Как будем видеться?
-Телефон твой знаю. И домашний адрес твой не забыл.

                Глава 17
                На новой работе.
   За длинным деревянным столом сидел важный и неулыбчивый человек лет сорока, лысый, одетый в черный костюм, белую сорочку и черный галстук. То был главный редактор газеты «Наш рабочий» Волков Юрий Степанович. Петру показалось, что если бы этого редактора переодели в черную потертую кожанку, черную кожаную кепку да дали еще в придачу маузер в руки, его бы не отличили от суровых комиссаров времен красного террора.
   Волков, филолог по образованию, после окончания института начал работать редактором в газете «Наш рабочий» и дослужился до должности главного редактора. Немногословный, исполнительный, строгий и неулыбчивый сотрудник понравился вышестоящему начальству, поэтому довольно быстро прежнего главного редактора, уже достигшего пенсионного возраста, отправили на заслуженный отдых, назначив вместо него Волкова.
   -Значит, уже работали редактором?- поинтересовался Волков, внимательно глядя на сидящего напротив Петра.
-Работал,- подтвердил Петр.- Полгода.
-И почему решили прийти к нам?
-Ну, знаете…- Петр замялся.- Все-таки… Ваша газета более престижная.
   Ответ Петра понравился главному редактору. На какое-то мгновение легкий свет улыбки озарил постоянно суровое лицо Волкова.
-Газета «Наш рабочий»- партийное издание,- торжественно объявил Волков, поднимая указательный палец кверху.- Что это значит?- Он замолк на минуту. Выжидая, что скажет Петр.
   Однако Петр предпочел промолчать, что несколько озадачило Волкова.
-Вы что же молчите?- удивленно спросил Волков.- Не знаете, что такое партийное издание?
                -68-
-Что вы! Знаю,- поспешно заверил Петр.
-Гм, а раз знаете, почему так одеты?- Волков критически оглядел Петра с головы до ног.
-Извините, не понял…
-Почему без галстука явились?- строго спросил Волков.
-Не ношу галстуков.
-Придется носить с этого дня!- почти приказал Волков.- И почему в джинсах?
   Петр раздумывал, как бы ответить помягче, но его опередил Волков, говоря:
-Джинсы - американская одежда!
-Джинсы носят американские рабочие.- осторожно заметил Петр.
-Вы не слышите меня? Джинсы - американская одежда,- упрямо повторил Волков, повышая голос.- Завтра же явитесь в костюме и галстуке! Лады?
-Хорошо,- вынужденно согласился Петр.
-Далее… У нас жесткая дисциплина, поэтому приход и уход сотрудников по утвержденному расписанию, понятно?
-Понятно.
-Всякие там разговоры в коридорах и перекуры запрещены, понятно?
-Понятно. Не курю.
-Лады! Хорошо,- продолжал Волков.- У нас большинство сотрудников члены партии. Вы член партии?
-Нет.
   Волков неодобрительно покачал головой:
-Вот это плохо… Ладно, полгодика поработаете, может, дадим вам характеристику для вступления в партию.
-Извините, это не получится…- начал было неуверенно Петр, но потом осекся.
-В чем дело?
-Видите ли, я был комсомольцем раньше, но потом… Так получилось…- Петр развел руками, замолкая.
-Что потом? Вы даже не комсомолец?- встревожился Волков.
-Я был комсомольцем, но потом меня исключили.
   От удивления Волков вскочил, быстрыми шагами прошелся по кабинету, заложив руки за спину, потом остановился, пристально глядя на притихшего Петра.
-И вы нагло явились в наше партийное издание, не будучи даже комсомольцем?- негодующе спросил Волков.- Как вам не стыдно, товарищ! И вы надеетесь  у нас работать?
-Все мы на что-то надеемся,- неопределенно ответил Петр.
-Гм… На что-то?.. Я даже засомневался, стоит ли вообще вас принимать, знаете…- уведомил Волков, садясь за стол.- Даже не знаю…
   Петру пришлось немного рассказать историю своего исключения из комсомола, которую он чуть изменил и сократил, не рассказав о порче фото Сталина и написанном неприличном слове на фото. Во время рассказа Петра Волков раздраженно постукивал пальцами по столу и качал головой.
-Ладно… Я должен посоветоваться с товарищами,- решил Волков, дождавшись, когда Петр окончит свой рассказ.
   Петр не двигался, не понимая, с какими именно товарищами захотел поговорить в данный момент Волков, когда всех поголовно называли товарищами.
-Вы не поняли меня?- Волков выразительно смотрел на сидящего Петра.- Я должен посоветоваться с товарищами.
-То есть мне выйти?- наконец догадался Петр.
-Рад за вас, что такой догадливый!
   Петр вышел в коридор. К нему подошла одна миловидная девушка с голубыми глазами, одетая в зеленую кофточку и синюю юбку ниже колен, с папиросой в руках.
                -69-
-Новенький?- полюбопытствовала она.
-Хочу устроиться тут,- сообщил Петр.
-Как звать?
-Петр.
-А я Инна. Если что, я в двести двадцатом кабинете.- Инна закурила, потом с интересом спросила:- А ты что, не куришь?
-Нет. А ведь ваш редактор запрещает перекуры,- то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Петр.
-Петенька, ты побольше слушай этого Волка,- снисходительно усмехнулась Инна.
-Волка?
-Так мы называем главреда,- уточнила Инна.- Волк говорит одно, мы соглашаемся, но делаем другое.- Минуту она оценивающе поглядела на Петра, оглядывая его с головы до ног, потом задала традиционный женский вопрос:- Женат?
-А при чем тут…
-Ну, интересно.
-Не  женат, но…
-Но встречаетесь?
   Петр кивнул.
-Может, встречаться со мной будешь?- предложила с широкой улыбкой Инна.
-У меня есть девушка…
-Понятно, есть одна любовница,- продолжала Инна.- Может, тогда будет две любовницы у тебя, а? Я не ревнивая. И хорошо выгляжу, не так ли?
-Ну, это неожиданно…
-А ты подумай. Или не потянешь сразу двоих?
   Петр не знал, что и ответить нахальной Инне, но его спас выходящий из кабинета Волков. Волков молча поманил Петра к себе. Петр ничего не ответил Инне. Зайдя в кабинет, Петр услышал следующее:
-Итак, Петр Пущин, мы посоветовались с товарищами. Решение таково: берем вас пока на два месяца.
-Как пока?
-Временно. Лады?
-А через два месяца что?
-Да вы слушайте внимательно свое начальство!- рассердился Волков.- За два месяца выясним, какой вы работник. Понравитесь, будете стараться, тогда возьмем постоянно. Лады? По рукам?- Он немного смягчился и протянул руку Петру.
   Петру ничего не оставалось делать, как пожать руку своему новому начальнику.
-Лады! Решено,- заключил важно Волков.- Будете у нас редактором, ваш кабинет двести двадцатый. Работа с девяти до семнадцати часов. Есть вопросы?
-Пока нет.
   Вечером Петр встретился с Аллой, рассказал, что устроился на новую работу.
-Это хорошо,- одобрила Алла.- Главное: работай без всяких твоих глупостей.
-Каких именно?
-Забыл, что было у Солдафона?
-Солдафона никогда не забуду.
-Если дают задание, исполняй,- строго сказала Алла.- Ты не должен отказывать главному редактору. Особенно, если он говорит, что газета партийная.
-Ладно, не беспокойся,- слегка усмехнулся Петр.
-Как не беспокоиться? То не хочу писать о стилягах, то другое не хочу. Слово «не хочу» должен забыть!- недовольно воскликнула Алла.
-Не беспокойся.
-И костюм обязательно надень, понял?
                -70-
-Надену,- пообещал Петр.
-И галстук тоже.
-Только не могу завязывать галстук.
-Я тебе помогу.- С этими словами Алла взяла черный галстук, завязала его, надев на своего любимого.- И еще… Ты не глупи с этим самиздатом.
-Чего, чего?
-Делаешь вид, что не понял? Не носи его на работу. Хочешь читать, но дома читай.
-Ладно.
-Я серьезно говорю. Заморозки в стране начались, политические заморозки. В диссиденты хочешь записаться?
-Не хочу. Просто читаю.
-Что сейчас читаешь?
-Журнал «Грани».
   Алла сокрушенно вздохнула, посмотрела на Петра растерянно-умоляющим взглядом:
-«Грани»? Антисоветское издание? Откуда оно?
-Сосед дал.
-Только не на работе читай,- попросила Алла.
-Хорошо. Они там всю правду пишут.
-Неужели?- не поверила  Алла.
-Честное слово!
   Алла снова вздохнула:
-Ой, доиграешься ты с этим самиздатом… Боюсь за тебя.
-Не беспокойся. Никто не узнает.

                Глава 18
                Зарубежные вражеские радиоголоса.
   Спеша утром на работу Петр позабыл надеть галстук, однако черный костюм и белую рубашку надел. Зайдя ровно в девять часов утра в редакцию, он остановился на миг, чтобы отдышаться.
-Ой, наш новый сотрудник, что ли?- услышал он женский голос за спиной.
   Обернувшись, Петр увидел подошедшую Инну, с которой познакомился в редакции накануне.
-Кажется, мы уже знакомы,- произнес добродушно Петр.- Петр Пущин, буду работать у вас редактором.
-Очень хорошо, Петр Пущин!- обрадовалась Инна, ведя его за собой.- Вот твой стол рядом с моим. Садись, пишущую машинку сейчас тебе дадим.
   В углу кабинета сидел  один пожилой редактор в очках. Он отложил статью в сторону, внимательно глядя на Петра, потом удивленно спросил:
-Разве нам нужны новые редакторы?
-Знаете, Михаил Ильич, нашему Волкову видней,- ответила убежденно Алла.
   Михаил Ильич хотел что-то сказать, но, как видно, раздумал, пожал плечами и стал снова читать статью.
   Зайдя в кабинет Волкова, Петр поприветствовал его, сообщая, что прибыл на работу.
   Однако радости на лице Волкова не появилось к удивлению Петра:  важный и суровый Волков смотрел на него укором.
-Вы словно хотите что-то сказать?- осторожно спросил Петр.
-Хочу. И вы знаете, о чем хочу спросить,- услышал Петр ответ главного редактора.
-Я вышел на работу. И костюм одел.
-Костюм-то я вижу,- кивнул Волков.- Да где ваш галстук?
   Только сейчас Петр понял, что забыл одеть галстук, и постарался объяснить это недоразумение Волкову.
                -71-
-Значит, недоразумение, говорите? Кажется, я говорил вам, что у нас партийное издание! Кажется, я просил вас одеться прилично! У нас принято ходить в костюме и галстуке!- отчеканил Волков, повышая голос.
-Извините, забыл…
-Хорошо, на первый раз прощаю вашу оплошность,- чуть помягче ответил Волков.- Так, задание вам на сегодняшний день. Надо написать статью о враждебных радиоголосах.
   Услышав тему будущей статьи, Петр помрачнел. Минуты три он простоял молча, поэтому Волков повторил задание, думая, что Петр не расслышал его.
-Понятно вам задание?- поинтересовался Волков.- Что же вы молчите?
-Извините, Юрий Степанович, какие именно вражеские?
-Гм, неужели не знаете?- усомнился Волков.- Неужели не слышали названий таких радиостанций, как «Голос Америки», «Свобода», «Би-би-си»?
-Ну, слышал немного. Что они существуют.
-Вот и хорошо! Идите писать  статью,- приказал Волков.
-То есть этого достаточно для статьи? Что есть вражеские радиоголоса и все?
-Чего еще вам надо?
-Значит, надо сначала послушать их, чтобы писать,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Петр.
   Волков от удивления даже невольно вздрогнул, потом осуждающе покачал головой:
-Что я слышу? Редактор нашей партийной газеты хочет слушать враждебные радиоголоса?
-А как же писать о том, что не слышал? Как…
-Что я слышу?- перебил Волков.- Редактор нашей партийной газеты хочет слушать зарубежные радиоголоса?- Слово «зарубежные» он выделил, повышая голос.
-А как писать…
-Не знаете, как писать статьи?
-Извините, уже знаком с редакторской работой, но…
-Что еще но?- тревожно спросил Волков.
-Писать статью, не зная точно, о чем пишешь? Надо знать предмет, о котором пишешь!
-Вам говорят: вражеские радиоголоса! Неужели этого недостаточно?
-Недостаточно. Пиши, о чем не знаешь. Иди, куда не знаю. Напоминает русские сказки.
-Почему?
-Иди туда, не знаю куда. И принеси то, чего не знаю что.
-Кажется, вы передергиваете!- раздраженно проговорил Волков.
-Нет, я только…
-Вы же знаете, что есть вражеские радиоголоса.
-Да, слышал по радио «Маяк», что есть зарубежные радиоголоса, но надо их послушать, чтобы критиковать…
-Вам дано задание не слушать!  Товарищ Петр Пущин, вам надо сегодня написать статью о вражеских зарубежных радиоголосах,- звучно повторил Волков.- Чего непонятно?
-Неужели этого достаточно? Что они вражеские  и все?
-Достаточно! Чего вам неясно?
-Ну, примерно я знаю, что их осуждают в Союзе, что они против коммунизма…
-Черт!- не выдержал Волков.- Неужели этого мало для статьи?
-Мало,- признался Петр.
   Волков побагровел от злости, процедив сквозь зубы:
-Или пишете статью, или увольняйтесь!
-Нет, увольняться не хочу.
-В таком случае придется писать, что вам приказывают!
-Но…
-Никаких но и если! Или пишете статью, или сейчас же уходите из редакции!-
                -72-
воскликнул с негодованием Волков. - Вас приняли не на постоянную работу, не забывайте об этом! И я узнал еще про вашего отца, врага народа.
   Петр вспыхнул:
-Это старая история! Его уже реабилитировали! Расстреляли безвинного человека!
   В ответ Петр услышал уже знакомую фразу, изрядно набившую искомину:
-Лес рубят - щепки летят!
-А вам хочется  быть щепкой?- поинтересовался Петр.
-Партия не ошибается!
-И это выражение мне знакомо,- вполголоса произнес Петр, вспоминая неприятный разговор с прежним главным редактором Солдафоновым.- А вам хочется быть щепкой, которую убьют ради чего-то?
-Что, что, говорите?- будто не поняв, спросил Волков.
  Петр громче повторил свой вопрос. В ответ Волков раздраженно постучал пальцами по столу, говоря очень холодно:
-Знаете, возможно, я ошибся, приняв такого сотрудника. Но ошибку можно легко исправить.
   После минутного гробового молчания Волков вновь приказал Петру писать статью.
-Хорошо, я постараюсь написать,- вынужденно согласился Петр,- но…
-Только постараетесь?
-Да, постараюсь, но…
-Опять ваше но?! Вы работать хотите  у нас или нет?
-Работать хочу, но с умом.
-Это как понимать  же?
-С умом. Обдумывая каждый свой поступок!- произнес твердо Петр.
-Очень хорошо, что обдумываете,- одобрил ответ Петра Волков.- Вот и обдумывайте будущую статью о враждебных радиоголосах.  Лады?
-А если я не считаю, что зарубежные радиоголоса постоянно врут?
-Это как понимать? Вы шпион, что ли?- предположил со страхом Волков.
-Бросьте! Какой из меня шпион…
-Ну, всяко бывает! Значит, слушаете радиоголоса?- догадался Волков.
   Петр немного подумал, потом храбро ответил:
-Да! Слушаю! Интересуюсь! Слушаю не только наш «Маяк»!
-Вот оно что…- пробормотал Волков, укоризненно глядя на покрасневшего от волнения Петра.- Скрытый враг у нас.
-Я вовсе не враг…
-Враг! – пронзительно закричал Волков, ударяя кулаком по столу.- Сомневаетесь, значит? Слушаете наших врагов?
-Сначала надо послушать, а потом называть всех врагами,- парировал Петр.
-Послушать? И часто их слушаете?
-Иногда. О культе личности говорят. О нашей бедности. О цензуре. О крепостной прописке.
-Так, так… Еще о чем?- заинтересовался Волков, что-то записывая себе в блокнот.
-О наших танках в Венгрии. О расстреле невинных людей. О Гулаге. Только помех много в эфире.
-Очень интересно, очень!- воскликнул Волков с подленькой улыбочкой.- И такой вот человек явился работать в наше партийное издание?
   Петр невольно вздрогнул, недовольно подумав, что сорвался он, не стоило так решительно сопротивляться приказу главного редактора, напрасно он рассказал, что слушает зарубежные радиоголоса. Однако потом понял, что не смог бы иначе - против себя, своей натуры не попрешь, но на всякий случай решил больше ничего лишнего не говорить, когда и так лишнего достаточно.
                -73-
-Чего же вы молчите, Петр Пущин?- с любопытством спросил Волков.
   Но Петр продолжал молчать, хотя это далось ему с трудом.
-Ладно… Свое задание насчет статьи о радиоголосах я пока отменяю,- решил Волков.- Будете писать другую статью.
-И какую?
-О подвиге космонавта Гагарина. Такая тема вас устроит или ее тоже надо согласовать с Америкой и Европой?- ядовито спросил Волков.
-Устроит. Напишу.
-Идите работайте.
-А вы сообщите, куда следует?- вырвалось у Петра, хотя минутой позже он понял, что
напрасно это спросил.
-То не ваше дело. Работайте.
   На следующий день  Волков застал  Петра за чтением самиздата. Петр не удержался, принеся на работу запрещенный в СССР журнал «Грани». Этот журнал дал Петру сосед Иосиф Моисеевич, очень прося читать его только дома. Петр ночью с большим интересом прочитал почти весь журнал, но оставалось всего  три страницы, поэтому он  решил прочитать их в свободные редкие минуты на работе. Журнал был предусмотрительно сверху накрыт Петром совершенно другой обложкой книги «История КПСС». Проходя мимо стола Петра, Волков увидел знакомую ему красную обложку книги, пожелал сначала похвалить Петра, слегка улыбнувшись. Петр сразу прикрыл журнал, но Волков почти вырвал его из рук Петра. Только поняв через минуту, что это не партийное издание, Волков обозлился:
-Черт!.. Что себе позволяешь, шпион, что ли? Читаешь запрещенные издания?!
-Извините, я нашел этот журнал в метро,- нашелся Петр, но такой ответ не удовлетворил главного редактора.
-Врешь, Петр Пущин!- взволнованно воскликнул Волков.- Твое поведение мы рассмотрим на собрании! И зарубежные голоса слушает, и запрещенную литературу читает! Антисоветскую!..  – Махнув рукой, он выбежал из кабинета.
     В конце рабочего дня Волков провел экстренное совещание редакции, на котором  взволнованно известил всех, что временно принял нового редактора Петра Пущина, но молодой и неопытный Петр не оправдал надежд: не хочет писать статьи по заданию редакции, слушает вражеские радиоголоса, читает антисоветскую литературу,  даже не комсомолец   и сомневается в победе коммунизма во всем мире. При упоминании о сомнении в победе коммунизма во всем мире многие редакторы криво усмехнулись, а Петр иронично заметил:
-Вот только я не припомню, Юрий Степанович, когда мы с вами обсуждали победу коммунизма во всем мире!
   Сидящая рядом с Петром Инна не выдержала и  хихикнула.
   Волков неодобрительно посмотрел на нее, потом ответил Петру ядовито-ледяным тоном:
-Петр Пущин, нам с вами не о чем говорить.  Вы  оказались в нашей редакции случайным гостем. Вы уволены сегодняшним числом, так что больше не задерживаю. И ждите вызова в КГБ!- С этими словами он поднялся и вышел из кабинета.
   А ночью, узнав о случившемся, Алла в бессильной ярости била Петра в грудь, восклицая:
-Ну, что ты, мой дурачок, наделал? Не смог приспособиться?
-Не смог,- гнетущим шепотом ответил Петр.
-Тебя посадят!- испугалась Алла.
-За что?
-Найдут за что.
-Всего-то надо было написать эту поганую статью!
                -74-
-Вот именно - поганую. Лживую,- охотно согласился Петр.
-Хочешь жить - умей вертеться! Все пишут, все врут!
-А я не хочу, как все. Не конформист.
-Ну и дурак,- протяжно вздохнула Алла, потом помолчала минуту, говоря:
-Что ж, буду тебе передачи носить…
-Успокойся, не переживай.
-Ой, дурачок! Все врут, вокруг все врут! А ты…
-А я не могу. Пойду кочегаром работать,- слегка улыбнулся Петр.
-Он еще шутит.
-Пойду кочегаром… Уже приглядел одно место.
   Алла не поверила:
-Врешь!
-Лучше кочегаром или дворником работать, чем вруном поганым!- решительно сказал
Петр.
   Алла криво усмехнулась, не веря словам своего любимого. Но она не подозревала, что Петр говорит чистую правду, что он вовсе не шутит. Однако об этом поговорим позднее…

                Глава 19
                Удивительный сон Петра. 
… И приснился Петру удивительный сон. Сны вообще всегда удивляют, будоражат человеческое воображение, даже порой пугают; многие часто просыпаются, увидев во сне что-то странное, мистическое, ужасающее. Петр раньше видел какие-то очень короткие страшные сны, в которых неведомые существа что-то говорили ему, пугали, грозили, нередко он даже дрался с ними. Как ни странно, эти существа являлись Петру безголовыми, он видел лишь какие-то силуэты в черно- белом цвете. Иногда Петр просыпался после короткого страшного сна. Однако на этот раз никаких призраков, страшных неведомых существ Петр не увидел. Сон, как ни странно, приснился ему в цвете, будто смотрит какой-то цветной художественный фильм.
… Петр оказался  во сне  в толпе ходоков древней Руси, которые ездили на поклон к Рюрику. Несколько купцов, одетых в дорогие шубы и шапки, суетились рядом с Петром, обсуждая, кто из них и что будет дарить Рюрику. Чуть поодаль находился князь Ростислав со своим воином Артемом.
-Надеюсь, Рюрик согласится!- сказал медленно и внушительно князь Ростислав.- Все-таки с добром к нему идем.
-На поклон,- прибавил Артем.
-Истинно, оно так,- кивнул Ростислав.- Мы очень надеемся на божью помощь!- Он перекрестился, слегка кланяясь то ли богу, то ли воображаемому Рюрику.
   Купцы перестали говорить между собой, прислушиваясь к разговору Ростислава с Артемом.
   Один высокий купец обратился к Ростиславу:
-Скажи-ка, князь дорогой, а пошто  сам не можешь править?
-Сам могу,- охотно ответил Ростислав.
-А коли сам можешь,- продолжал купец, пытливо смотря на князя,- чего тогда на поклон к Рюрику идешь? Ежели сам можешь?
-Сам могу, но не все получается,- пояснил спокойно Ростислав.
-Вон оно как!- удивился купец, качая головой.- Думаешь, у варяга  Рюрика все получится?
-Очень на то надеюсь!.. Наши междоусобные распри он остановит.
-Надеешься, князь? Мы постоянно на что-то надеемся,- произнес со скрытой досадой купец.
-Только варяг может остановить нашу междоусобицу!
-Все надеетесь, князь?
                -75-
-Вы же тоже, купцы, надеетесь? Чай, не зря с нами едете на поклон?- спросил с интересом
Ростислав.
-Идут да гостиницы с собой несут,- вставил Артем.
-Твоя правда, князь!- благосклонно улыбнулся купец.- Непривычные мы с пустыми руками в чужой дом заходить. 
  Другой  купец присоединился к разговору:
-Скажи, князь, а кто таков этот Рюрик? Говорят, это Рюрик Ютландский, датский конунг из династии Скьёльдунгов.
-Гм, возможно,- уклончиво ответил Ростислав.
-Или  Рюрик - это шведский конунг Эйрик Эмундарсон?
-Возможно.
  Другие купцы тоже подошли к князю, закидывая его вопросами:
-Пошто ты, князь, точно нам не отвечаешь?
-Али не знаешь, али что скрываешь от торгового люда?
-Может, то Рюрик с балтийского острова Руян?
-Нет! Намедни мы слыхали, что тот остров зовется Руген.
-Так кто ж Рюрик будет-то, князь?
-Он будет править в нашем Новгороде?
   Ростислав знаком руки остановил взволнованных купцов, говоря спокойно и торжественно:
-Люди добрые! Торговые люди! Русичи! Мы идем к Рюрику на поклон, там мы все узнаем, что вы спрашиваете. Мы все надеемся, что Рюрик нам поможет править Русью! Только иноземец, варяг пришлый со стороны сможет остановить нашу междоусобицу, нашу ненужную вражду между князьями русичами! Говорят, у Рюрика есть сын Игорь, вот он потом будет править, Игорь Рюрикович. Может, в нашем Новгороде будет править.
Есть Рюрик и его род Рюриковичи. Вот, люди добрые, что знал, то вам и поведал. Не серчайте на меня, люди добрые! Бог нам поможет!- С этими словами князь Ростислав перекрестился.
… Почему-то потом князь с купцами куда-то исчезли из сна Петра. И он увидел затем примерно сотню матросов с маузерами в руках и несколько суровых комиссаров в кожанках. Все они говорили весьма взволнованно наперебой, перебивая друг друга.
-Штурм Зимнего дворца необходим, товарищи! Пролетариат победит!- радостно воскликнул один высокий комиссар со шрамом на лице, махая маузером.
-А охрана? Нас же не так много… Опасно!- засомневался высокий вихрастый матрос.
-Боишься, матрос? А в революционеры подался, да?- криво усмехнулся комиссар.
-Не боюсь! Только спрашиваю!
-Черт, чего бояться? Баб одних?
-Каких таких баб?
-Товарищи! Сейчас Зимний дворец охраняет только один женский батальон! Мы можем легко с ними справиться!- уверенно заявил комиссар.- Айда в Зимний!
   Матросы радостно закричали, идя следом за комиссаром. Они подбежали к Зимнему дворцу, легко выломали входную дверь, отталкивая несколько вооруженных женщин в форме. Через минут пять матросы с комиссарами вошли в кабинет Временного правительства. В небольшом темном кабинете за длинным столом сидели притихшие мрачные министры Временного правительства. Они со страхом смотрели на матросов и комиссаров.
-Ну, кто тут главный будет? Отзовись, черт такой!- злобно произнес комиссар со шрамом.
   Министры не ответили комиссару, склонив головы.
-Молчим, да? Не отвечаем пролетариату?!- зашипел комиссар, подходя поближе к министрам и тыкая маузером в них.- А ежели я вас сейчас в расход пущу, гады
Буржуазные?! Кончилось ваше время поганое! Мы теперь править будем! Наша
                -76-
надежда сбылась! Все теперича общее будет!
     Один пожилой министр в пенсне не выдержал:
-И жены у вас общие будут?
-И жены!- радостно подтвердил комиссар.- Все у нас общее будет! Все мы ваше добро поделим! Поровну!
-А не подавитесь?- презрительно усмехнулся министр в пенсне.
   Услышав реплику министра, комиссар побагровел от злости, ударяя кулаком министра. Тот громко вскрикнул, хватаясь за нос.
-Ну, господа бывшие? Кто еще желает подучить по заслугам в нос  буржуазный?- поинтересовался комиссар, оглядывая министров.
   Ответом ему была гробовая тишина.
-А где ваш поганый Керенский?- деловито спросил комиссар.
   Не получив ответа, комиссар погрозил кулаком министру в пенсне:
-Отвечай, собака! А то снова в нос ударю!
-Ой, только не бейте!- взмолился министр в пенсне.
-Где твой Керенский?
-Он не мой, никогда  моим не был  и…
-Где Керенский?
-Он убежал полчаса назад!
   Матросы подошли к комиссару, говоря, что хватит искать Керенского.
-А чего тогда делать предлагаете?- поинтересовался комиссар.
-Добро надо делить!
-Как? Прямо сейчас делить?
-Именно сейчас! Мы так надеялись!
   Потом Петр почему-то увидел каких-то незнакомцев в гимнастерках, с красными флагами в руках, и белых офицеров. Они стреляли друг в друга, матерились. Шла горячая гражданская война… Крики, трупы, раненые, везде кровь, пулеметные очереди, стрельба из пистолетов и пушек… Людские жертвы… Женщины с детьми, бегущие куда-то… Стоны, мольбы о помощи, окровавленные руки, поднятые с надеждой… Батальон офицеров, идущих под барабанную дробь, на отряд красных…
… На минуту Петр проснулся, сильно вздрагивая, подумав только:
«А ведь гражданская война у нас и поныне… Только раньше была горячая гражданская война, а теперь холодная гражданская война… Старые взгляды коммунистические, новые демократические воззрения, которые не получили поддержку у народа… Борьба мнений и идей… И те, и другие надеются… И тогда,  и сейчас… Надеялись все поделить, украсть украденное…. А вышло не то, одна кровь да убийства… «.
   Он лег снова спать, однако через минут пять проснулся и пролежал до утра, не засыпая.
-«Даже боюсь снова заснуть и увидеть сон…»- подумал тревожно Петр.
   Тут он вспомнил свой недавний разговор с соседом Иосифом Моисеевичем.
«Да, наш народ постоянно только надеется…- вспомнил свои слова Петр.- Надеялись еще, когда призывали варяга Рюрика княжить и править на Руси!  Потом  совершили октябрьский переворот  в тщетной надежде на лучшую долю! И все одни надежды, утраченные надежды?! Вечная оттепель, которая никогда не станет весной? Живем ведь  в холодильнике, лишь надеясь на оттепель…

                Глава 20
                Снова допрос.
   Утром следующего дня Петра вызвали на допрос в КГБ. Тот же маленький кабинет, тот же человек в штатском, с короткой стрижкой, одетый в черный костюм, белую сорочку и
черный галстук. Он молча знаком руки пригласил Петра сесть на стул напротив,
заполняя протокол.
                -77-
-Так, фамилия, имя?- привычно спросил человек в штатском.
-Да я же недавно был у вас!- удивился Петр.
-И что с того? Фамилия, имя?
-Опять все повторять?
-Положено.
   Петр тихо  ответил, тяжело вздыхая.
-Род занятий?
-Редактор.
-Где работаете?
-Работал вчера.
   Человек в штатском поднял голову, перестав писать.
-Это как работал? Сейчас не работаете?- деловито спросил он.
-Уволили вчера… Оформился на работу в газету «Наш рабочий».
-И что же?
-Уволили.
-Вижу, рассказывать не хотите,- догадался человек в штатском.
-Не хочу.
-А придется!
-Опять пытки начинаются?- недовольно воскликнул Петр.
-Вас, товарищ Пущин, никто не пытает. Идет допрос. Все очень и очень серьезно. Итак?
-Но вы же все знаете!
-Знаем.
-Гм, если все знаете, зачем такие формальности?- поинтересовался Петр.
-Это отказ от показаний?
-Нет.
-Тогда слушаю.
   Пришлось Петру рассказать свой первый и второй день работы в редакции газеты «Наш рабочий», как он сопротивлялся, не желая писать статью о зарубежных радиоголосах, как главный редактор Волков обнаружил его за чтением запрещенного журнала «Грани».
   Услышав название журнала, человек в штатском оживился:
-Так, а вот здесь прошу поподробней!  Откуда у вас запрещенная литература?
-Случайно нашел.
-Быть такого не может!
-Случайно нашел,- упрямо повторил Петр.
-Шел-шел и на улице  нашел?- насмешливо спросил человек в штатском.- Сказки будете рассказывать?
-В метро нашел.
-Неужели?- не поверил человек в штатском.- Имя, фамилия, род занятий, адрес, местожительство того, кто вам дал самиздат?
-Да никто не давал!- нагло врал Петр.- Случайно нашел. В метро.
-Да ну? Кто вам дал журнал «Грани»?- повторил свой вопрос человек в штатском.
-Никто!
-И почему вы слушаете зарубежные голоса?
-Кажется, на эту тему мы недавно с вами уже говорили.
   Человек в штатском кивнул:
-Да… Кажется, вы забываете, где находитесь!
-Не забыл.
-Тогда отвечайте четко и откровенно на мои вопросы!- потребовал человек в штатском.
-Отвечаю: нашел журнал в метро. Но на нем была другая обложка.
-Какая?
-Обложка нашего партийного издания.
                -78-
-Еще что можете сообщить?
-А чего еще?- пожал плечами Петр.
-Больше ничего не хотите сообщить следствию?- сухо спросил человек в штатском, записывая все ответы Петра в протокол.
-Больше нечего.
-Ладно, а зачем взяли с собой запрещенную антисоветскую литературу?
-Ну, ведь журнал был в другой обложке. Вроде партийное издание.
-Вроде?.. – Человек в штатском осуждающе покачал головой, потом холодно уведомил Петра:
-Так, Петр Николаевич Пущин. Вас уже вызывали на предварительную беседу. Я сам с вами тут разговаривал. Вам было сделано серьезное предупреждение о недопустимости чтения запрещенной литературы. Также говорилось, чтобы не слушали зарубежные радиоголоса. Тем не менее вы продолжали антисоветские действия. То есть тем самым вы нагло и весьма цинично осуществляли антисоветскую деятельность, что карается нашим законом! Ваше положение усугубляется тем, что вас ранее исключили из комсомола. И что ваш отец был репрессирован и…
-Но он был реабилитирован!- недовольно перебил человека в штатском Петр.
-Просил бы меня не перебивать,- слегка поморщился человек в штатском.- Вы уже взрослый человек, вполне можете отвечать за свои неразумные поступки. – После этого он позвонил по внутреннему телефону.
   Через минуту в комнату вошел конвой.
  Увидев вошедших, Петр насторожился:
-Это что такое?
-Что такое? Пока вы временно до суда задержаны!- холодно произнес человек в штатском, не смотря на взволнованного и покрасневшего от волнения Петра.- Увести его!
-Да как… Что такое?- пробормотал Петр.
   Услышав слова о задержании и суде, Петр остолбенел. Бледный и растерянный Петр впился взглядом в офицера напротив, не двигаясь. Естественно, он понимал, что так просто ничего ему не сойдет, может, сделают устное замечание, пригрозят, что будут, возможно, нежелательные последствия в будущем, но Петр не ожидал, что сразу станут арестовывать и подавать дело в суд. Хотя он понимал, что не ангелы его вызвали повесткой на допрос.
   Заметив растерянность Петра, человек в штатском сухо и довольно равнодушно произнес дежурную фразу о том, что за свои действия надо всегда отвечать и всегда последует расплата. Петр промолчал, не желая больше говорить с сотрудником органов. Будущее для Петра представлялось в черном цвете, подобно черному квадрату Малевича, и все надежды на что-то лучшее мгновенно исчезли…
   Петра увели в камеру предварительного заключения, больше ничего не говоря.
   После двух дней ожидания в камере Петра осудили за антисоветскую деятельность на три года тюрьмы. Он просидел в тюрьме  с 1964 по 1967 годы.

                Глава 21.
                После тюрьмы.
   Жизнь - долгая дорога решений и ошибок, чередующихся побед и поражений, постоянная борьба за место под солнцем за кусок хлеба, желательно помазанный маслом и черной икрой; это целый калейдоскоп случайностей, совпадений, сюрпризов, горестей и радостей, каждодневная лотерея, где можно выиграть лучший приз госпожи Фортуны «Самый удачливый житель планеты». И никогда не узнаешь заранее, что произойдет в зыбкой неопределенности будущего и случайном миге настоящего. Мог ли предположить Петр, что он когда-нибудь окажется в тюрьме? Мог ли предвидеть, что будет осужден за какие-то пустяки (слушание зарубежных радиоголосов, чтение журнала «Грани»)?
                -79-
   Просидев в тюрьме целых три года, Петр вышел из нее с твердым решением никогда не работать редактором ни в газете, ни в журнале. Он принял парадоксальное, но верное решение: стать кочегаром. Как и некоторые диссиденты, с которыми Петр познакомился в тюрьме, он решил  заниматься простой физической  работой, не требующей квасного патриотизма и соглашательства с властью имущими; Петр не будет на этой работе кривить душой, прогибаться под всеми начальниками, пытаясь угодить им, не будет никому врать, а что касается свободного времени, то его должно быть предостаточно. Будучи еще в тюрьме, Петр начал писать стихи, получалось весьма недурно, как он считал, да и многим сокамерникам его стихи нравились.
   Петр сидел в тюрьме в Архангельской области, в глухом малонаселенном поселке, окруженном лесом. Накануне окончания заключения он написал письма маме и Алле о том, что он скоро выходит из тюрьмы.
   Выйдя из тюрьмы, Петр осмотрелся по сторонам, присел на ближайший пенек и закурил. Закончив курить, он протяжно вздохнул и взглянул на часы: было двенадцать часов дня. Он сомневался: то ли сидеть ждать Аллу, то ли идти пешком до автобусной станции. Еще раз вздохнув, Петр поднялся и пошел по дороге. Пройдя минут пять быстрым шагом, он услышал за спиной шум приближающейся машины.
-Ты так торопишься домой?- чье-то приятное сопрано обратилось к Петру.
   Он остановился, женский голос показался ему очень знакомым.
«Неужели Алла приехала?»- радостно подумал Петр.
   Обернувшись, он увидел сияющую Аллу, махающую ему из раскрытого окошка грузовика. Алла выскочила из машины, подбежала к Петру, став его обнимать и целовать.
-Наконец-то… Выпустили…- зашептала она.- Садись в машину.
   Доехав до автобусной  станции, Петр с Аллой сели в автобус, на котором ехали почти полтора часа до Архангельска. Поначалу Алла сидела молча, потом тихо попросила:
-Хоть рассказал бы… Все-таки три года прошло.
   Петр поморщился:
-Чего там рассказывать? Скука, тоска по свободе, мрачные тюремщики да постоянно матерящиеся уголовники кругом!
-Неужели все там уголовники?- усомнилась Алла.
-Нет, со мной сидели несколько диссидентов,- припомнил Петр, на миг слегка улыбаясь.- С ними можно было общаться… С одним даже подружился, его Никитой зовут. Может, он навестит потом меня.
-И кто он?
-Поэт.
   Алла присвистнула от удивления:
-Да ну?.. Ты там с поэтами знакомился?
-И я знакомился, и со мной знакомились.
-А за что Никиту посадили?
-За что… За его стихи.
-И чего такого крамольного он писал, этот Никита?-  полюбопытствовала Алла.
-Ничего хорошего с точки зрения властей… Что свободы нет, дефицит один, люди страдают, железный занавес…
-Понятно… Печально…- протянула Алла.
-Кстати, я тоже теперь стихи пишу.
-Неужели?- изумилась Алла.- О чем?
-О нашей жизни.
-Небось, критика?
-Могу тебе прочитать, - предложил Петр.
   Однако Алла отказалась:
-Не здесь, дома. Будешь повторять теперь путь этого Никиты?
                -80-
-Почему?
-Он писал критические стихи, осуждающие режим, теперь ты?
-Но сначала послушай их, а…
-Нет! И слушать не желаю!- сразу перебила  Алла, хмурясь.- Надеялась, что одумаешься, ведь не мальчик уже.
-Что значит…
-А то и значит!- сурово ответила Алла.- Хватит быть максималистом! Немного поумнеть тебе надо! Приспосабливаться!
-Так жить я не умею,- порывисто ответил Петр.
-А ты научись!
-Не могу и не хочу этому учиться!
-Тогда опять угодишь в тюрьму!
   Алла покраснела от волнения. Минуту помолчали.
   Алла погладила Петра по щеке, словно прося прощения за свой резкий тон, и поинтересовалась:
-А где ты теперь работать будешь?
   Петр тяжело вздохнул:
-С работой сложно… Решил больше не работать редактором.
-Тогда кем и где?
-Не поверишь.
-А ты скажи!- допытывалась Алла.
   Петр помедлил минуту с ответом, потом храбро известил свою любимую, что он решил стать кочегаром. Алла от  удивления невольно вздрогнула и вопросительно глянула не Петра. Тогда Петр повторил сказанное им.
-Верно, это шутка?- предположила Алла.
-Вовсе нет.
-Не может быть! Кочегар? Ты?
-Больше не хочу пресмыкаться. Ни перед кем!- решительно заявил Петр.
-А ты и не пресмыкался. Постоянно спорил с Солдафоном.
-Больше не хочу выполнять нелепые приказы главных редакторов, писать агитки во славу и так далее!
-И тогда тебя снова посадят и так далее,- подхватила злобно Алла.
-Не хочу кривить душой и приспосабливаться! Никита подсказал мне, кем стоит работать. Работа у кочегара физическая, не умственная, а времени свободного масса.
-Это какой-то бред! – недовольно воскликнула Алла.- Мой любимый Петр кочегар?!
-Буду на работе стихи писать.
-Да кому они нужны?!
-Ой, не скажи, Аллочка!.. Всем сокамерникам мои стихи нравились. Особенно. Никите,- похвастался Петр.
-Вот как?
-Ну, чего ты злишься?
-Значит, какой-то сокамерник Никита решил все за тебя?
-Утрируешь.
-Нет! Никита сказал, Никита решил. Никите понравились стихи!.. А мое мнение тебе не интересно?
-Послушай…
-И слушать не желаю!.. И твои стихи, и про твоего Никиту!.. – закапризничала Алла.
   Петр еле успокоил Аллу, Дальнейший путь они проехали молча. Петр надеялся выехать сегодня же в Москву, однако, как сказала железнодорожная кассирша, все билеты в Москву уже проданы.
-Ну, посмотрите, пожалуйста!- взмолился Петр.- Нам всего два билета! Любые места!
                -81-
-Нет, товарищ! Чего не понимаете?- насупилась кассирша.
-Вот жизнь чертова!.. Надоел этот дефицит! Того нет, другого нет… Чего только у нас нет!- прочувственно воскликнул Петр.
-Товарищ, только орать возле моей кассы не надо,- холодно попросила кассирша, больше не смотря на взволнованного Петра.
   Алла криво усмехнулась:
-Петенька, получилось, как в анекдоте. Того нет, другого нет, чего только у нас нет!
-Да вся жизнь у нас, как сплошной анекдот,- раздраженно произнес Петр.
-А бронь, может, есть?- с надеждой спросила Алла.
   У кассирши поднялись брови от удивления:
-А вы что, бронировали билеты?
-Нет… Но я знаю, что бронь всегда есть,- ответила с досадой Алла.
-Есть, но не про вашу честь,- процедила сквозь зубы кассирша, брезгливо смотря на бритую голову Петра и догадываясь, откуда он вышел.
-Ничего! Мы подождем. Здесь постоим,- решил Петр.
   Петр с Аллой просидели на вокзале возле кассы до самой ночи. Кассирша, выходя из кассы  закрывать окошко, увидела их, всплеснула руками, сжалилась, говоря намного мягче, чем раньше:
-Все  ждете?... Ладно, посмотрю невыкупленную бронь…- С этими словами она  вошла в кассу.
   Через минуты две улыбающаяся кассирша   вышла  с  билетами в руках:
-Ну, радуйтесь, ребята! Нашла вам два билета. Бегом на второй путь! Отправление через пять минут!
   Петр, услышав слова кассирши, вздрогнул, даже подпрыгнул от восторга, поблагодарил ее. Забежав в плацкартный вагон, Петр с Аллой уселись на свои места, усталые, но счастливые, что скоро приедут в столицу.
   По приезде в Москву Алла разругалась с Петром, заявляя, что она бросит его, если он не передумает и твердо намерен работать простым кочегаром.
-Но старших кочегаров нет, только одни простые,- натужно улыбнулся он, но Алла только фыркнула, пожав плечами.
-Алла, я все тебе объяснил,- добродушно произнес Петр, удерживая ее за руку.
-Я тебе тоже все объяснила,- нахмурилась Алла.
-Можно еще работать дворником.
-Не смешно, Петенька! Прощай!
   Петр помолчал немного. Глядя, как она быстро уходит, потом вдогонку крикнул:
-Позвони! Буду ждать!
   Однако Алла не ответила и даже не обернулась.
   Через дня два Петр легко устроился кочегаром  котельни рядом со своим домом, заменив одного пожилого увольняющегося работника.

                Глава 22
                Кочегар ты, кочегар…
         Нина Николаевна долго плакала и обнимала Петра, когда он после тюрьмы  пришел домой. Она призналась ему, что ходила несколько раз в КГБ, прося пересмотреть его дело, надеясь на смягчение приговора, однако, кроме равнодушных, формальных ответов: «мы все рассмотрим, все будет, как положено», ничего не добилась.
-Ничего, мам,- успокаивал ее Петр,- я дома… Жив, здоров.
-Да!..- широко улыбнулась Нина Николаевна.- Это очень хорошо! Но могло быть все намного хуже.
-В каком смысле?
-А в самом прямом… Больше не читай ничего лишнего. И не слушай чужие радиоголоса!
                -82-
   Петр решил не спорить с расстроенной и беспокойной матерью, особенно, в первый его день после заключения, поэтому молча кивнул.
-А где ты теперь работать будешь? Опять в газете редактором?- поинтересовалась Нина Николаевна.
-Нет… Работа будет физическая.
-Как это… Ты же закончил МГУ?- изумилась Нина Николаевна.
   Пришлось Петру долго объяснять маме, как и Алле, что он больше не желает работать редактором и будет кочегаром.
-Что… Кем будешь… Ко-че-га-ром?- по слогам еле выговорила от волнения Нина Николаевна.- Ой, что-то мне плохо…- Она схватилась за сердце, бледнея.
   Петр быстро налил ей в стакан двадцать капель валокордина, поцеловал маму в щеку, пытаясь успокоить. Минуту помолчали.
-Ты это серьезно, Петенька?- тревожно спросила Нина Николаевна после молчания.- Кочегаром хочешь работать?
-Да, а что?
-Кочегаром?!
-Кочегаром.
-Гм, простым кочегаром?!
   Петр слегка улыбнулся:
-Мам, очень похоже на комедию «Веселые ребята».
-Чем же?
-А там главный герой Костя Потехин, пастух по профессии, пришел на вечеринку, где его приняли за известного музыканта.
   Нина Николаевна кивнула:
-А!.. Вспомнила.
-И там признается, что он пастух. А ему с удивлением: простой пастух? Нет, говорит, не простой, а старший пастух. Но кочегаров старших не бывает, мам.
-Все шуточки, Петенька!- протяжно вздохнула Нина Николаевна.- Поосторожней бы с шуточками, анекдотами.
-А что?
-А вчера мне соседка рассказывала: соседа с нижнего этажа арестовали. Инженер, хороший семьянин, но любил анекдота про Брежнева рассказывать!
-И я люблю про Бреж…
-Не смей!- грубо перебила Нина Николаевна, хмурясь.- Снова посадят!
-Ладно… Вот поэтому, мам, я и иду в кочегары!- торжествующе заявил Петр.
-Не поняла…
-Что тут непонятного? Кочегар ничего не пишет, никаких статей или речей в газетах или журналах. Только сиди в котельной.
И ты, молодой, грамотный, с высшим образованием, в кочегары подашься?- не унималась Нина Николаевна.
-Успокойся, мам…
-Мой сын - простой кочегар?!
-Успокойся, это временно.
-Временно?
-Потом что-нибудь придумаю,- пообещал Петр.
-А что там было, в тюрьме?
-Ничего интересного,- недовольно поморщился Петр.- Зэки, мрачные тюремщики, ругань, тоска по свободе, одни надежды на лучшую жизнь…
-А ты что там делал?
-Гм, сидел, как и все.
   Петр благоразумно не рассказал маме, что начал писать стихи, не желая больше ее
                -83-
беспокоить.
   Первый день на новой работе прошел довольно спокойно. Пожилой уволившийся кочегар ждал Петра, попивая неторопливо чашку чая. Завидев Петра, он мило улыбнулся, приглашая попить чаю. После этого пожилой кочегар быстро проинструктировал Петра, перечисляя все требования.
   Оставшись один, Петр немного погрустнел, обдумывая резкую перемену своей профессии. Черный клубок сомнений закрался в его душу, засев глубоко и не желая покидать новое пристанище, вызывая у Петра лишь неприятные эмоции и лишние раздумья. Однако через минут пять усилием воли Петр отбросил все сомнения. Вытащив из старой, сложенной пополам  газеты «Правда» свои стихи, он стал их перечитывать, потом брезгливо пролистал газету, плюя на нее.
-Чертова правда, где не сыщешь правду!- разозлился Петр.- Туалетная бумага под названием «Правда»!.. За неимением туалетной бумаги наши несчастные граждане пользуются в туалете газетой с пафосным названием «Правда»!..- Он еще раз плюнул на газету, говоря несколько бранных слов в ее адрес, потом стал читать свои стихи.
   Сначала Петр читал стихи про себя, потом он осмотрелся на всякий случай вокруг и стал читать вслух. Опыта в декламации стихов у него не было, читал стихи только в тюрьме иногда своим сокамерникам вполголоса, поэтому сейчас он хотел читать стихи в полный голос. Встав и гордо выпятив грудь, Петр выдвинул правую ногу вперед, правой рукой держал лист со стихами, а левой рукой стал действовать подобно дирижеру, который своей палочкой руководит целым оркестром: читая стихи, он махал рукой то быстрее, то медленнее, как бы задавая ритм своего чтения. Петр представлял себя трибуном, вещающим истину. Он перестал сдерживаться и декламировал стихи в полный голос.
   Так в уединении прошел первый день нового кочегара Петра Пущина, читающего собственные стихи. А через неделю…
 
                Глава 23
                Поэтом можешь ты не быть, а кочегаром быть обязан!
    А через неделю в котельню зашел начальник ЖЭКа  Олег Смирнов. Это случилось в час дня, когда Смирнов шел на обед. То был крепкий, высокий, несколько флегматичный  мужчина  лет тридцати пяти с высокомерными манерами. Будучи инженером по профессии, он несколько лет проработал на одном заводе, потом по знакомству его назначили инженером в один из ЖЭКов Москвы. Дождавшись, когда главный инженер ЖЭКа ушел на пенсию, Смирнов с помощью своих знакомых вступил в должность главного инженера, проработав на этой должности всего полгода, после чего его назначили начальником ЖЭКа. Начальству всегда нравились послушные, молчаливые исполнители их воли, которые не задают лишних вопросов, а Олег Смирнов оказался именно таким. Став начальником, он стал требовать, чтобы проводили каждую неделю политинформацию, заставлял сослуживцев слушать нудные доклады про товарищей Брежнева, Суслова, Косыгина и прочих коммунистических престарелых товарищей, о  которых можно было прочитать в туалетной бумаге с пафосным названием «Правда».  Через месяц после назначения начальником ЖЭКа Смирнов стал кандидатом в члены КПСС, чем очень гордился, махая перед носом каждого нерадивого сотрудника партийным билетом и назидательно говоря:
-Вот будешь хорошим работником, тебя отрекомендую в партию!
   Сотрудники ЖЭКа сразу невзлюбили Смирнова, говоря за его спиной: «Фу, карьерист, лизоблюд  и скользкий человечек!». Он часто говорил сегодня одно, а завтра совсем другое, однако упирался, когда его уличали в нечестности. Смирнов презирал всех тех, кто находится ниже его по служебной лестнице, зато лебезил перед вышестоящими коммунистическими товарищами.
   Петр сразу что-то не приглянулся Смирнову, когда впервые зашел в помещение ЖЭКа
                -84-
устраиваться на работу.
   Увидев штамп о тюремном заключении, Смирнов напрягся, сразу помрачнел, потом осторожно спросил Петра:
-Скажите, за что вы сидели, если не секрет?
-Не знаю…- пожал плечами Петр, не желая распространяться на новой работе о прошлом.
-Гм, не знаете или не хотите отвечать?- постарался уточнить Смирнов.
-Знаете, придрались… Это прошлое.
-К чему придрались?
-Да… Ни за что сидел!- вырвалось у Петра, хотя он решил не говорить о тюремном заключении ни слова.
   Однако Смирнов насупился:
-Молодой человек, да будет вам известно, что просто так у нас не сажают!
-Неужели?
   И Смирнов произнес довольно циничную фразу, которую Петр  ранее слышал от Солдафонова:
-Партия не ошибается.
   Минута прошла в молчании. Смирнов пристально смотрел на Петра, а Петр отвел глаза в сторону, не желая более беседовать на неприятную тему.
-Ладно… Сам все узнаю,- решил Смирнов.
   Петра назначили кочегаром только из-за того, что больше никого на эту должность найти не могли. Смирнов пометил себе в блокноте, что надо бы понаблюдать за странным новым кочегаром с законченным высшим образованием, который отсидел три года в тюрьме, а после нее пожелал работать простым кочегаром, а не по своей профессии редактора.
   Петр вытащил утром принесенные стихи в мятой газете, встал в позу трибуна и стал с пафосом громко читать стихи.
-Мое новое стихотворение под названием «Я очень люблю свободу!».
   В этот момент входил в котельню Смирнов. Услышав голос нового кочегара, он остановился, спрятался за трубой, решив послушать его.
   А Петр стал читать стихи:
                Я очень люблю свободу!
                Люблю я пряник, а не кнут.
                Я очень люблю свободу!
                Боюсь, рот мне заткнут.

 У Смирнова вытянулись брови от удивления, он даже икнул, но решил пока помолчать и послушать.
А Петр продолжал читать стихи:
                Границы надежно заперты.
                Часовые и там, и тут.
                Не ждут рабов на Западе,
                Рабов здесь только ждут.
                Рабы молчат. Рабы молчат.
                Немы рабы!
                От страха зубы у них стучат.
                Мы не рабы! Рабы немы!
                Я очень люблю свободу!
                С нею я на «ты».
                Свободен я от роду,
                А ты, раб, помолчи!
   Еле дождавшись конца стихотворения, Смирнов выбежал из- за трубы и запальчиво
                -85-
крикнул:
 -Значит, мы все рабы, а вы нет?
    Петр сильно вздрогнул, стихи выпали из его рук. Смирнов воспользовался моментом и подхватил на лету исписанные мелким почерком листки бумаги.
-Так, так… Значит, читаем антисоветские стихи?- негодующе спросил Смирнов.
-Отдайте!- Петр хотел взять свои исписанные листки, но Смирнов не отдал их ему.
- Вы, Петр Пущин, сами писали эту гадость?
-Почему гадость… Почему…- начал Петр, но Смирнов зарычал на него, сверкая глазами:
-Какая гадость!.. Вместо того, чтобы заниматься своей работой, кочегар Пущин, вы пишете антисоветские стихи да еще читаете их вслух?!..
-Отдайте!
-Вы знаете, что вас могут посадить за эту гадость? Вы только что вышли из тюрьмы! Я разузнал, за что вы сидели! За антисоветскую деятельность! За чтение антисоветской литературы и слушание зарубежных вражеских радиоголосов! Поэтом необязательно быть в нашем ЖЭКе, нам нужен не поэт, а обычный кочегар!
   Петр молчал, покраснев.
-Почему вы молчите, Петр Пущин? Почему пишете антисоветские стихи?- допытывался Смирнов.
-Сначала прошу отдать мои стихи,- тихо попросил Петр.
-Не отдам.
-Тогда я их у вас вырву.
-Попробуйте, юноша! Я боксом занимался, мастер спорта,- сообщил на всякий случай Смирнов, пряча листки в карман брюк.
-Зачем вы взяли мои стихи? Отдайте!
-Зачем взял? Да, они мне не нужны.- С этими словами Смирнов вытащил листки из кармана и разорвал их на мелкие кусочки.
-Что вы сделали?- воскликнул отчаянно Петр, поднимая разорванные листки бумаги с пола.
-Вы не ответили, почему пишете антисоветские стихи,- сурово напомнил Смирно.
-Почему пишу стихи?
-Антисоветские причем.
-Ой, не надо ярлыков!- взмолился Петр.- Ладно, коротко. Границы закрыты. Выезды за рубеж затруднены. Везде цензура! Дефицит, одна партия! Ничего нельзя.
-Почему это нельзя?
   Петр помолчал минуту, понимая, что разговор затеял бессмысленный  и его признаний директор ЖЭКа не поймет, однако все же продолжил, потому что Смирнов задел его за живое.
-Черт, меня осудили за то, что читал якобы недозволенное!- раздраженно заявил Петр.
-Правильно осудили,- согласился Смирнов.
-Ах, правильно? Человек не может читать, что хочет, в якобы свободной стране с гордым названием СССР! Человек не может слушать, что хочет,  в якобы свободной стране с гордым названием СССР! Человек не может получать за свой труд достойную оплату, получая только копейки! Человек не может поехать, куда хочет! Человек не может жить, где хочет, и должен жить только по своей крепостной прописке! Продолжать или не стоит?
-Гм, вам, товарищ Пущин, не кочегаром работать, а трибуном на митингах. Удивляюсь,- криво усмехнулся Смирнов.
-Удивляюсь, зачем вообще с вами говорю на политическую тему,- поморщился Петр.
-Удивляетесь? А я удивляюсь, почему вы пишете антисоветчину!
-Кажется, я объяснил.
-Не совсем.
                -86-
-Больше не собираюсь с вами откровенничать!- вспыхнул Петр.- Вы порвали мои стихи!
-И порву в следующий раз, если увижу их!- парировал Смирнов.
    Минуту он помолчал, потом очень строго произнес:
-Так, товарищ Пущин! Пока делаю вам устное замечание, в следующий раз получите выговор! Пока вы работаете в нашем ЖЭКе кочегаром, больше никакой писанины!
-Это мое личное дело, так что…
-Нет! На работе вы кочегар!.. Больше никакой писанины! Проверю! Буду заходить неожиданно и по несколько раз в день! Пока никому не сообщаю об этих поганых стихах, но это пока, Пущин! Нам очень нужен кочегар, а не поэт! А если это повторится, заявлю немедленно в КГБ! – Сказав это, Смирнов вышел, не попрощавшись.
   Петр просидел в котельной остаток дня расстроенным, домой пришел злой, раздраженный. Нина Николаевна осторожно спросила его, в чем дело, но Петр только махнул рукой, коротко говоря, что очень устал.
   На следующий день Петр пришел в котельную без своих стихов, боясь, что Смирнов снова зайдет и отнимет его стихи. Однако Смирнов не зашел. Уже в конце рабочего дня Петр услышал за спиной знакомый голос:
-Привет бывшим узникам!
   Обернувшись, Петр вытаращил глаза от удивления:
-Ба! Кого я вижу?
   Перед Петром стоял улыбающийся бывший его сокамерник и товарищ Никита. То был среднего роста человек лет тридцати, одетый очень скромно в поношенный черный костюм, белую рубашку.
-Узнал?- обрадовался Никита.
-Как не узнать друга Никиту? Как ты меня нашел?
-Твоя мама сказала, где теперь работаешь.
   Никита осмотрелся, потом сказал вполголоса:
-Я тебе новую книгу принес.
-Какую?
   Никита вытащил из черной сумки книгу в красном переплете, отдал ее Петру.
  Петр прочитал на переплете «Капитал». Карл Маркс.
   Никита слегка усмехнулся, вынул книгу из красного переплета, шепча:
-Ты не гляди на переплет… Это для конспирации. Я принес тебе почитать  роман Солженицына.
-Кажется, я его читал.
-Ты уже читал «Раковый корпус»? - удивился Никита.
-Нет, этого я не читал.
-Это запрещенная литература, так что осторожно.
   Петр нетерпеливо пролистал страницы машинописного текста, потом полюбопытствовал:
-Это перепечатка?
-Естественно. У нас роман запрещен.
-А за бугром?
-Точно не знаю. Может, напечатали. Но ты осторожно читай.
-А что такое?
-Времена сейчас плохие настали. Не вегетарианские,- уныло произнес Никита. – Замо-розки… Многих диссидентов сажают. Ссылают.
-Без суда?
-Почему же?.. И суд будет, и протокол. Все будет… И вердикт судьи, все будет.
-Только что вышел,- припомнил Петр.
-Ну, как  и я… Но сейчас возможна альтернатива.
-Не понял.
                -87-
-Тебя не посадят в тюрьму, а будут лечить. Принудительно.
-Зачем?
-Ну, если ты не, как все, если ты не, как все, мыслишь, значит, ты псих.
-Бред!
-Бред,- сразу согласился Никита,- но это наш совковый бред.
-Принудительно… Вспомнил принудительные студенческие стройотряды… Якобы добровольные.
-Ага!.. Добровольно - принудительный труд студентов на уборке картошки!..- подхватил Никита.- Бред именно нашенский!.. Ты ведь должен мыслить, как человек советский. Говорить, как человек советский. И поступать, как человек советский, читая и желая читать только газету «Правда», слушать только наш «Маяк» и верить, что коммунизм когда-нибудь наступит! Возможно, после твоей смерти, но наступит. Жди и надейся! Как гласит один из наших горе - лозунгов «Да здравствует советский человек - вечный строитель коммунизма!».- Сказав это, Никита захохотал, но смех его Петру не понравился - так смеются невеселые люди, то был смех висельника или человека, понявшего, что будущее его мрачно и бесперспективно.
-Не смешно…- задумчиво протянул Петр.
-Согласен. Что-то похожее на черный юмор.
-Да уж куда чернее…- подхватил Петр, продолжая перелистывать данную ему рукопись.
-А если ты не веришь в этот коммунизм, сказку для придурков,- продолжал Никита,- если ты инакомыслящий, если ты не молчишь, как все остальные совки серого общества мрачных товарищей в серых и плохо пошитых нашими фабриками костюмах, а задаешь вопросы: где свобода слова, собраний, печати и совести, то, стало быть, ты сумасшедший, раз думаешь и ведешь себя не так, как все остальные. И тебя надобно лечить.
-Не надо,- заупрямился Петр.- Я здоров!
-Вот этого тебя никто не спросит!.. Увы… - протяжно вздохнул Никита.- Если ты не надеешься на несбыточный коммунизм, значит, ненормальный, хотя, если вдуматься, ненормальный именно тот, кто надеется на сказку для взрослых… Слушай, а ведь сколько поколений у нас жили с постоянной надеждой на лучшую жизнь!.. Если раньше при царизме надеялись на упразднение крепостного права, то потом стали надеяться на победу во всемирной революции!
-И все одни надежды…
-Именно!.. Утраченные надежды! Несбыточные надежды!..- повысил голос Никита.-  А наш советский человек жил и живет в условиях казарменного социализма, надеясь на утопические социализм и коммунизм! А нас уверяют, чтобы надеялись на слащавые сказки о скором наступлении коммунизма! Что якобы скоро мы все будем жить в отдельных квартирах! Причем дата всеобщего счастья, когда все призрачные надежды сбудутся, постоянно отодвигается на будущее: то после гражданской войны, то после отечественной, то в будущем 1980 году!.. Тьфу!..
-Один обман… У нас ничего нет, кроме надежд.
-Ну, почему нет?- презрительно усмехнулся Никита.- У нас есть только один Аэрофлот, хотя мы часто слышим непонятную фразу: «Летайте самолетами Аэрофлота!», будто можно летать у нас другими самолетами.
   Петр засмеялся, оценив юмор друга.
-У нас есть всего три вида колбасы: с жиром, без жира и  копченая.
-Точно!- подтвердил Петр.- Но только колбаса есть в московских магазинах, откуда все якобы счастливые жители великого СССР растаскивают колбасу по всей стране!
- У нас есть только одна партия, даже не надо называть, что она коммунистическая, и так ясно, ведь одна всего партия!..  У нас есть газета под названием «Правда», в которой правду надо  читать между строк. Также у нас есть одна радиостанция «Маяк», которая лихо забивает все так называемые вражеские радиоголоса!.. Еще у нас есть три фазы
                -88-
построения социализма: начальная фаза, зрелая стадия, когда социализм в основном построен, и окончательная победа социализма, ха-ха!..- Никита не сдержался и засмеялся вместе с Петром. – У нас есть многие несбыточные надежды!.. Так что, Петруша, ты
поосторожней. Высказывайся на людях осторожно. И читай мою перепечатку только дома. А то тебя принудительно полечат в психиатрической больнице.
-Вот оно что,- пробормотал Петр.- И многих упрятали в психушки?
-Достаточно. Я  пока избежал  той же участи,- ответил с грустью Никита.- Так что ты поосторожней.
   Петр поведал, что произошло недавно в котельной, как застал его начальник ЖЭКа за
чтением стихов.
-Как ты неосторожен!- упрекнул друга Никита.- И так же будешь с моей перепечаткой?
-Да что ты! Никому и никогда!- пообещал Петр.
-Верю. А о чем этот «Раковый корпус»? Почему его запрещают у нас?
-Ой, у нас много чего запрещают!.. Понимаешь, - начал рассказывать Никита,- Солженицын в романе на примере одной больничной палаты, в которой лежат больные раком, изобразил жизнь всей нашей страны!.. Ему удалось передать социально - психологическую ситуацию эпохи, ее своеобразие на таком малом материале, как жизнь нескольких раковых больных. Все они - носители различных типов сознания, характеров, порожденных тоталитарной эпохой. Все они искренни, ведь находятся на грани смерти… Сильная вещь!.. К примеру, Олег Костоглотов, бывший заключенный, отрицает официальную идеологию. Шулубин, интеллигент и участник октябрьского переворота 1917 года, стал конформистом, приспособившись к режиму. Другой герой Русанов называет себя вождем номенклатурного режима. Остальные герои не так выразительны, как те, о которых я говорил… Это просто пассивное и молчащее большинство, равнодушное к официальной идеологии или не так рьяно соглашающееся с ней. Роман представляет нечто вроде диалога сознания, отражающий весь спектр жизненный представлений нашей эпохи. Вроде внешнее благополучие не отражает того, что имеются довольно большие внутренние противоречия… Так что следует лечить не только раковые опухоли отдельных больных, но и всю раковую опухоль, которая поразила все общество! Герои в романе полемизируют, делают свой выбор. Так,  Ефрем Поддуев, прожил жизнь так, как он хотел, но понимает, прочитав  книги Льва Толстого, всю пустоту своего существования. К сожалению,  прозрение слишком запоздалое. О своем выборе задумывается и подросток Демка. В школе он впитал официальную идеологию, но в больнице  он понял  ее неоднозначность, услышав весьма противоречивые  высказывания своих соседей по палате. Больные в палате часто спорят о нравственности существующего строя, что государство заставляет думать и действовать, как все, бездумно! Что государство со смещенной шкалой жизненных ценностей нежизнеспособно! Все герои в романе- это жертвы системы, которая лишила их способности самостоятельно думать, самостоятельно принимать решения, заставила даже отказаться от своих убеждений. Если система угнетает личность, она уродует души всех граждан. То есть судьба зависит от того выбора, который сделал сам человек! И еще  Солженицын подводит читателя к очень правильной и верной мысли, что тоталитарная система может существовать не только благодаря наличию тиранов, фюреров или иных строгих властителей, но и благодаря пассивному и равнодушному обществу! Только выбор людьми истинных ценностей бытия может привести к победе над страшной тоталитарной системой! Надо лишь каждому сделать правильный выбор!
-Блестящий роман!- произнес с восторгом  Петр.- Обязательно прочту.
-Только осторожно,- напомнил Никита.
   Он помолчал минуту, потом попросил приютить его дня на два.
-А почему только два дня?- удивился Петр.
-Ведь я проездом. Еду в свой Ростов.
                -89-
-А пишешь стихи?
-Пишу, но их не печатают. Работаю сейчас дворником, чтобы выжить,- тяжело вздохнул
Никита.
-А я – кочегаром!
-Тоже неплохо,- одобрил Никита.- Больше времени для творчества.
-Только кому оно нужно, наше творчество?- безнадежно спросил Петр.
-Ничего, понадобится. Не сейчас, но тогда чуть позднее. Так что не горюй, наш кочегар! Как это писал поэт? «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан!»?
-Так…
-Поэтом можешь ты не быть, а кочегаром быть обязан!- слегка усмехнулся Никита.- Можешь почитать свои стихи? Если что-то новое есть?
-Есть, но…- Петр осмотрелся по сторонам и замолк.
   Никита  помрачнел:
-Боишься?
-Чего?
-Слежки. Начальник ЖЭКа ведь приходил, говорил, так?
   Петр кивнул, потом решительно махнул рукой и встал.
-Я читать стоя буду,- сказал он с милой улыбкой.- Как трибун.
 
                Хожу я с надеждою.
                Живу с подругой верною.
                Вот снег растаял, прошли дожди,
                А ты все только жди?!
                Вошел в жизнь с надеждой,
                С нею я и помру!
                Я постоянно с надеждой,
                Всю жизнь лишь надеяться не хочу.
                Работай, надейся и жди?
                Жди постоянно всю жизнь?
                И снег растаял, прошли дожди,
                А ты только жди?
                Вот через год - другой
                Построим садик неплохой!
                Вот в следующем году
                Заселятся, а я все жду!
                Мы обещать все мастера.
                Обещанья выполнять пора!
                И новую пятилетку жди,
                И планы несбыточные впереди!

-А ты все жди,- хохотнул Никита и похлопал Петру.
-Понравилось?
-Очень. Только не напечатают,- с грустью ответил Никита.
-Знаю. Пишу в стол.
-Гм, как и я… Но есть один вариант.
-Какой?- полюбопытствовал Петр, садясь рядом с Никитой.
-За границей.
-Нет!- моментально отказался Петр.- Хочу у нас печататься.
-Испугался?
-Вовсе нет.
-Тогда чего? Меня уже напечатали.
                -90-
-Где?
-За границей. В Париже.
-В Париже?- удивился Петр.- М-да… Побывать бы там!
-И я хочу там побывать… Хотя бы денек!
   Петр покачал головой:
-Ох, проблемы везде… Как это у нас говорят: сначала надо поехать в социалистическую страну, только потом можете съездить по путевке в капиталистическую.
-К тому же после поездки в какую-то социалистическую страну,- охотно вставил Никита,- турист наш должен почему-то годик  переждать, только потом  сможет поехать  в капиталистическую.
-Предварительно получив разрешение на поездку в горкоме партии!- подхватил Петр, громко ругаясь. – Ой, якобы свободная страна!
-Как это в песне пелось?- припомнил Никита.- Я другой страны не знаю, где так…- Он остановился, пытаясь вспомнить слова известной песни из кинокомедии.
-Забыл?- удивился Петр, после чего процитировал слова из песни:
               
                «Широка страна  моя родная,
                Много в ней лесов полей и рек.
                Я другой такой страны  не знаю,
                Где так вольно дышит человек!».
  Никита презрительно усмехнулся, встал и стал подражать  Брежневу, будто читает по бумажке:
-Товарищи! Я вам представляться не буду - меня и так каждая собака знает!
   Петр не выдержал и громко захохотал.
-Товарищи!..- хохоча, продолжал шутить Никита.- С чувством глубокого удовлетворения хочу заявить, товарищи: надо гордиться своей страной! За что, спросите? А за все! Товарищи, вы должны испытывать чувство маниакальной гордости за все: за постоянный дефицит и талоны, за цензуру, за отсутствие свободы собраний, митингов и шествий, за несвободу информации, за многое, очень многое, товарищи! Но вы должны надеяться на скорое построение коммунизма в нашей стране, наивные наши товарищи, вечные строители коммунизма! Ура, наивные наши товарищи!
   Они оживленно проговорили почти до позднего вечера.

                Глава 24.
                Стихи, стихи…
  На следующий день Смирнов, как и обещал, зашел в котельную около часа дня, когда шел на перерыв. Петр на этот раз не читал никаких стихов, сидел задумчивый возле окна, смотря на улицу. Машинописную перепечатку книги Солженицына Петр оставил дома, жадно читая  ее ночью. А Никита остался у него, пожелав пописать стихи в домашней тиши.
-Так, так…- протянул довольный Смирнов, видя, что Петр более не читает стихов и не декламирует их.- Думаю, вы исправились, товарищ Пущин? Больше не читаете антисоветских стихов?
   Петр решил не связываться с надоевшим начальником, поэтому ответил очень коротко:
-Не читаю.
-Похвально. Зайду еще на днях.- Сказав это, Смирнов тотчас вышел на улицу.
   Однако ни завтра, ни послезавтра Смирнов не появился, хотя Петр ожидал его прихода с большим неудовольствием. Через дня два Никита уехал в Ростов, забирая перепечатку романа Солженицына. На прощание Никита посоветовал Петру писать ему, чтобы не терять связь.
-Может, помогу тебе издаться на Западе,- сказал обнадеживающе напоследок Никита.
                -91-
-Нет, не надо,- поморщился Петр.- Хочу здесь печататься.
-Ты вроде не фантаст, Петр, а фантазируешь.
-А я все равно надеюсь!
-Упрям и настойчив ты.
-И с негасимой надеждой,- добавил Петр.
    Петр проработал кочегаром с 1967 по 1972 годы. Он усвоил полученный урок, больше не читая стихов на работе. Отныне он писал и читал свои стихи лишь дома, в основном ночью, чтобы не пугать свою маму. Нина Николаевна и так постоянно пугливо оглядывалась и постоянно вздрагивала, когда раздавался  звонок в дверь, думая, что пришли арестовывать ее сына. К тому же она не забыла, как ночью явились арестовывать ее мужа.
-Хватит, мам, паниковать,- пытался успокоить ее Петр, но ничего не помогало - тяжелая душевная рана осталась у матери на всю жизнь…
   Петр пытался наладить отношения с Аллой, часто ей звонил, но получал в ответ только отбои. Алла была непреклонна в своем решении: она не желала видеть своего любимого Петра в должности кочегара. Как-то раз Петр позвонил Алле и попросил послушать его стихи.
   Удивившись, Алла не бросила трубку и вскользь поинтересовалась:
-Ты что, поэт?
-Я стал поэтом!- гордо заявил Петр.
-И когда успел им стать?
-А в тюрьме. Делать было нечего…
-Да, вот именно,- слегка улыбнулась  Алла.- Дело было вечером… Я говорю с новым Маршаком?
-Нет… Я не Байрон, я другой! Не пишу детских стихов.
-А какие ты пишешь?
   Петр предложил Алле зайти к нему домой, чтобы он прочитал свои стихи.
-Вот как, Петруша? Хитрый ты… - снова улыбнулась Алла.- Почитаешь стихи? Меня заманиваешь?
-Я тебя люблю, Алла!- признался Петр.- Приходи! Придешь?
-Любишь?
-Люблю. Очень!
-Повтори еще раз,- попросила Алла.
-Люблю.
-Громче!
-Люблю!- во весь голос произнес Петр.
   На том конце провода молчали, поэтому Петр задал вновь вопрос:
-Ну, придешь?
-Приду,- порывисто ответила Алла.- Приду.
-Я тебя люблю!- вновь повторил Петр.
-И я тебя тоже!
-Я тебе так часто звонил, а ты…- попытался упрекнуть свою любимую Петр, но Алла быстро его оборвала:
-Так!.. Без упреков, а то не приду!
-Молчу и жду,- тихо, но твердо прошептал Петр.
   Алла пришла вечером в новом красном платье чуть ниже колен, вся благоухающая духами. Нина Николаевна заулыбалась, увидев ее,  и побежала на кухню ставить чайник. Оставшись одни, Петр и Алла обнялись, минуту постояли молча. Потом Петр поцеловал Аллу в губы, шепча ей на ухо:
-Я очень скучал… Каждый день тебя вспоминал…
-Я тоже,- честно сказала Алла.
                -92-
-Тогда почему бросала трубку?
-Почему? А почему ты до сих пор кочегар?
-А потому, что более  не желаю работать редактором!
-Не хочешь или не можешь?
-Ну, ты пристала…- слегка вздохнул Петр.- Давай потом поговорим о работе.
-Когда это потом? Мой любимый по-прежнему кочегар?- не унималась Алла.
   Вошла Нина Николаевна с чайником в руках. Услышав обрывки фраз, она охотно добавила:
-Да, Аллочка, ты его поругай! Не хочет работать редактором, а ведь МГУ закончил.
-Не хочу,- заупрямился Петр.- Не хочу больше врать!
-Петруша, да кто тебя просил врать?- не поняла Нина Николаевна.
-Забыла? От меня требовали, чтобы я ругал стиляг только за то, что они хотят хорошо одеваться! Что якобы они наши враги! От меня требовали, чтобы я ругал зарубежные радиоголоса, будто они врут! А они говорили и говорят  только правду! Иногда мне удавалось их послушать, когда помех в эфире было не так много!
   Алла решила переменить неприятную тему разговора, интересуясь здоровьем Нины Николаевны. Немного отвлекшись, Петр успокоился, стал шутить и читать свои стихи. Алле стихи понравились, но Нина Николаевна забеспокоилась:
-Что-то не то, Петруша… Не напечатают.
-Знаю. Не напечатают,- моментально согласился Петр.
-Тогда зачем ты их пишешь?
-Для себя. Для своей души!- с вызовом ответил Петр.
-Петруша, только не нервничай,- попросила Алла.- Мы ж тебе не враги.
-Вот недавно приезжал Никита, ему мои стихи понравились,- вспомнил Петр, но уже через минуту понял, что не стоило этого говорить Алле.
-Ах, опять твой Никита?- обозлилась Алла.- Может, тогда ты с ним и целоваться будешь, со своим Никитой?
-Ну, что ты такое…
-Почему постоянно ты вспоминаешь этого Никиту? А не меня?- закапризничала Алла.- Перестань о нем говорить!
   Петр еле успокоил ее. Алла просидела в гостях у Петра почти до самой ночи. Петр вышел проводить ее. Выйдя из подъезда, они оба залюбовались серебристой россыпью звезд в беспокойном мраке ночи.
-Как красиво! Как приятно смотреть ночью на звезды!- расплылась в улыбке Алла.
   Петр тоже улыбнулся и обнял Аллу.
-Не бросай меня, Алл…- попросил он, целуя Аллу.
-Не бросать? А ты выполнил мое условие?- капризно спросила Алла.
-Не понял…
-Ой, забыл, да, кочегар наш?
   Петр кивнул и чуть помрачнел:
-Ясно… Ты требуешь, чтобы я перестал работать кочегаром.
-Не требую, а прошу,- поправила Алла, целуя Петра.- Все-таки ты мне дорог. Все-таки у тебя высшее образование…
-И все-таки я сам должен принимать решение,- дополнил Петр.
-Ах, сам принимать должен?- недовольно поджала губки Алла.- Ну, тогда и живи один!
-С этими словами она махнула рукой и побежала по улице, не попрощавшись.
-Алла, постой!- Петр бросился за ней, но Алла не оборачивалась.
   Через две минуты он нагнал ее, взял за руку.
-Пойми, Аллочка!- моляще воскликнул Петр.- Пойми меня: я не могу больше работать редактором!
-Тогда устройся на другую работу, а то какой-то кочегар!- фыркнула Алла.
                -93-
-Никита мне посоветовал…- начал Петр, но Алла разозлилась, резко обрывая его:
-Черт, вот со своим Никитой и целуйся! А мне не звони!
   Она резко оттолкнула Петра и убежала.
   … Прошел месяц с той ночи, когда Алла убежала от Петра. Он пытался наладить с ней прежние отношения, но она бросала телефонную трубку, когда слышала его голос. И не открывала ему дверь, когда он приходил к Алле домой.  Нина Николаевна переживала, советуя ему немного обождать и попозже все-таки попытаться помириться с Аллой, но Петр не хотел ждать и постоянно искал встречи со своей любимой.
   Госпожа Фортуна настолько игрива и непостоянна, что если неприятности у человека появляются в чем-то одном, то обязательно жди еще новых неприятностей в другом, что и случилось с Петром. Будучи очень расстроенным, Петр поступил не совсем разумно, взяв снова свои стихи на работу. Просидев почти два часа в задумчивости, он решил почитать  стихи и несколько их отредактировать. Потом этого ему показалось мало,  и он стал, как и раньше, декламировать стихи, благо никого рядом в котельной не было.
   Встав в позу трибуна, Петр громко стал читать стихи, энергично махая правой рукой:
               
                Я постоянно с надеждой,
                Всю жизнь лишь надеяться не хочу.
                Работай, надейся и жди?
                Жди постоянно всю жизнь?
                И снег растаял, прошли дожди,
                А ты только жди?
                Вот через год - другой
                Построим садик неплохой!
                Вот в следующем году
                Заселятся, а я все жду!
                Мы обещать все мастера.
                Обещанья выполнять пора!
                И новую пятилетку жди,
                И планы несбыточные впереди!
-Так, так! Значит, товарищ Пущин, продолжаете читать антисоветчину?- услышал Петр за спиной чей-то злой голос.
   Обернувшись, он увидел рядом  начальника ЖЭКа Смирнова и главного инженера Попову со строгими лицами.  Петр молчал, не зная, как оправдаться, и спрятал листки со стихами в карман брюк.
-Отдайте свою писанину!- потребовала Попова, протягивая правую руку.
  Однако Петр стихов ей не отдал, стоя молча.
-Я уже делал нашему кочегару Пущина устное замечание,- известил Смирнов Попову, качая головой.- Надеялся, что он одумается. Даже заходил потом еще, но он их не читал. А теперь…
-А теперь  кочегар Пущин позорит наш ЖЭК!- сурово сказала Попова.
-Да, теперь он получит выговор!- добавил Смирнов, махая кулаком.
-Наверное, строгий выговор,- то ли вопросительно, то ли утвердительно произнесла Попова.
   Оба говорили, будто бы Петра рядом не стоял и не слышал их разговор.
-А что это за надежды несбыточные?- полюбопытствовала Попова.- И стихи о пятилетке! С какой-то непонятной иронией!
-Вот-вот, с непонятной иронией!- вставил Смирнов.- Недовольство свое проявляет! Что-де постоянно все надеется да надеется!
-Ничего, в тюрьме посидит, одумается,- криво усмехнулась Попова.
-Да я сидел уже…- пробормотал Петр, стараясь не смотреть на злые лица Смирнова и
                -94-
Поповой.
-Ах, сидел уже?- удивилась Попова.- Ничего, еще посидишь! Мы на тебя в КГБ заявим!
   Через минуту Смирнов с Поповой вышли, а испуганный Петр остался один.
 -Вот дурень ты!- разозлился на самого себя Петр.- Чего стал читать тут?..
   Он вытащил листки со стихами, разорвал их на мелкие клочья и сжег в котельной.
   Домой Петр пришел грустный, молчаливый, говоря матери, что очень устал и хочет пораньше лечь спать.

                Глава 25
                Новый допрос.
   На следующий день, только появившись в котельной, Петр увидел на пороге входящую Попову с безразличным выражением лица.
-Ознакомьтесь,- сухо известила она.
   Большим усилием воли Петр сдержался, чтобы не вздрогнуть. В приказе, который передала ему Попова, он прочитал, что ему объявлен строгий выговор, и он уволен сегодняшним числом в связи с несоответствием занимаемой должности.
-Как это… уволен? С каким несоответствием?- расстроился Петр.
-Нечего читать стихи, товарищ Пущин! Нам нужны кочегары, а не поэты!- отрезала она и ушла.
   Как только Петр зашел домой, любопытная соседка Клеопатра нагло влезла в его комнату, очень громко говоря, что его вызывают к телефону. Петр, уже идя к телефону, знал, кто хочет с ним снова встретиться и не ошибся: казенный незнакомый голос уныло сообщил, что Петра Николаевича Пущина через час срочно вызывают в КГБ.
-А что… что случилось?- пробормотал Петр.
-Что случилось, узнаете при встрече,- услышал Петр ответ на том конце провода.
   Тот же маленький кабинет, другой человек в штатском средних лет, с короткой стрижкой, одетый в черный костюм, белую сорочку и черный галстук. Он молча знаком руки пригласил Петра сесть на стул напротив, заполняя протокол.
-Так, фамилия, имя?- привычно спросил человек в штатском.
-Опять? Вы же знаете!- удивился Петр.
- Фамилия, имя?
-Опять все повторять?
-Положено.
   Петр тихо  ответил, тяжело вздыхая.
-Род занятий?
-Редактор… Нет, кочегар.
-То есть как?- Человек в штатском даже поднял голову, вопросительно глядя на Петра.
-Раньше работал редактором, потом уволился… Нет, уволили.
-Где работали редактором?
-В газете.
-У нее есть название? 
-Есть.  «Рабочий листок». Потом работал в газете «Наш рабочий».
-Гм, везде вас увольняли?- равнодушно спросил человек в штатском.
-Увольняли, потому что…
-Отвечать прошу четко и конкретно! Без всяких потому что! Где сейчас работаете?
-Работал вчера.
 -Это как понимать? Сейчас не работаете?
-Уволили.
-Советский человек должен работать! Советский человек не может не работать!- назидательно произнес человек в штатском, больше не смотря на притихшего Петра и старательно заполняя протокол.
                -95-
   Петр молчал, глядя в окно.
-Так, а что по поводу кочегара говорили, товарищ Пущин?
-Работал кочегаром.
-Опять работал? Везде вас увольняют?
   Петр беспомощно развел руками:
-Так вышло…
-Плохо вышло, товарищ Пущин. Очень плохо!
-Работал до сегодняшнего дня кочегаром в котельной. Сегодня уволили…Ну, сколько можно меня пытать вопросами?- недовольно воскликнул Петр.
-Вас, товарищ Пущин, никто не пытает. Идет допрос. Все очень и очень серьезно. Теперь где намереваетесь работать?
-Не знаю…
-Больше ничего не хотите сообщить следствию?- сухо спросил человек в штатском, записывая все ответы Петра в протокол.
-А что случилось?
-Вы не догадываетесь?
-Нет.
   Человек в штатском осуждающе покачал головой, потом холодно уведомил Петра:
-Так, Петр Пущин. Вас уже неоднократно вызывали на предварительные беседы. Вам были сделаны  серьезные предупреждения  о недопустимости чтения запрещенной литературы, недопустимости прослушивания зарубежных враждебных радиоголосов. Тем не менее вы продолжали антисоветские действия. То есть тем самым вы нагло и весьма цинично осуществляли антисоветскую деятельность, что карается нашим законом! Ваше положение усугубляется тем, что вас ранее исключили из комсомола. И недавно были осуждены, просидели в тюремном заключении три года.- Сказав эту тираду, человек в штатском вопросительно посмотрел на Петра, словно ожидая его подтверждения.
-Да, верно,- кивнул Петр.- А что сейчас случилось?
-Не догадываетесь?.. Что сейчас… А сейчас вы стали писать антисоветские стихи и декламировать их во всеуслышание.
-Я писал правду!- твердо заявил Петр.
-Правду? Какую же правду?
-Я писал правду!.. Писал о том, что хочу быть свободным!
-Значит, клевещете  на свою страну,- уведомил сухо человек в штатском.
-Гм, почему так считаете?
-Все граждане Советского Союза свободны.
-Неужели?
-Свободны,- сухо повторил человек в штатском.- Вы не знали этого?
   Хотя Петр решил вести себя на допросе очень осторожно и ничего лишнего не говорить, тут он не выдержал:
-Я не могу читать, что хочу! Я не могу ездить, куда хочу! Я не могу слушать, что хочу! Я не могу получать большую зарплату, какую хочу! Я не могу жить, где хочу! Я должен жить в крохотной комнатке в коммуналке и стоять в очереди на изолированную квартиру всю жизнь?! И после этого всего я вроде свободный человек?!
   Человек в штатском не сразу ответил взбешенному Петру. После некоторого молчания человек в штатском записал все сказанное Петром, потом постучал пальцами по столу, отложил протокол в сторону и произнес ядовито-ледяным тоном, не отрывая взгляда от Петра:
-Значит, так, товарищ Пущин!.. Прошу тут не проводить антисоветскую агитацию! За свои слова надо отвечать! И вы за все ответите. Вы уже взрослый человек, вполне можете отвечать за свои неразумные поступки. Не можете читать, что хотите, говорите? А читать желаете только недозволенную антисоветскую литературу?
                -96-
-Почему только антисоветскую? Разве Солженицын…
-Солженицын запрещен! Не знали?.. Не можете слушать, что хотите? А слушать, как понял, желаете зарубежные вражеские радиоголоса? Лживые голоса?
-Они ничего не лгут!- выкрикнул Петр.
-Не лгут? Вы их так много слушали?
-Не так много. Ваше КГБ их часто заглушает,- опрометчиво сказал Петр, но через минуту понял, что не стоило это говорить.
-Так, так… Запишем.- Человек в штатском с подлой улыбочкой записал ответы Петра в протокол.- Дальше, товарищ Пущин… Или желаете звать вас господином Пущиным?
-Это как хотите.
-Ладно с этим… Значит, хотите ездить, куда хотите? То есть в Америку хотите поехать?- допытывался человек в штатском.
-А нельзя?
-Значит, хотите в Америку поехать.
-А почему нельзя в Америку поехать?- ответил вопросом на вопрос Петр.
   Человек в штатском презрительно усмехнулся:
-Часом вы не еврей, Петр Пущин?
-Это почему?
-Отвечаете вопросом на вопрос.
-Не еврей. Русский!
-Русский… Сейчас все русские, даже наши евреи… - снова усмехнулся человек в штатском.- Дальше по сути ваших неразумных и антисоветских заявлений. Не можете якобы жить, где хотите. А где хотите? Товарищ - господин Петр Пущин желают жить в изоляции, а не получается! Он не хочет, как все советские люди, стоять  в очереди на квартиру и желает сразу сейчас получить изолированную квартиру со всеми удобствами, так?
-А что тут странного?- поразился Петр.- И мне надоели ваши очереди!
-Мои очереди?
-Не придирайтесь к словам.
-Значит, надоело все?
-Мне надоели очереди! Везде очереди!
-Так, так… Все запишем. Что еще скажете?
-Хочу жить в изолированной квартире.  И не хочу ждать квартиру в очереди всю жизнь!
-Не хочет, как все советские люди, стоять в очереди на квартиру, так и запишем,- равнодушно произнес человек в штатском.
-Нет, не так! Я не хочу ждать квартиру всю жизнь! Что тут странного?
-Что тут странного?- Человек в штатском на минуту задумался.- Много странного. Очень. Может, вас надо проверить на психическую вменяемость?
-Что, что?- вновь поразился Петр.
-Может, вас надо проверить на психическую вменяемость, раз вам все у нас не нравится? И жилье не нравится, и места работы не нравятся, и очереди везде,  и страна вообще вам не нравится? А всем вокруг все нравится, все молчат, а вы вот недовольны? Рабом себя ощущаете, да? Как у вас там в стишке  «Мы не рабы»?
-Почему так ехидно вы…
-Может, вам что-то кажется? – перебил Петра человек в штатском.- Или кошмары снятся?
Что вас кто-то кнутом бьет, так у вас написано?
-Это иносказательно, я…
-Иносказательно? Рабом себя ощущаете иносказательно или наяву?
-Бред какой слышу…
-Вовсе не бред, товарищ Пущин! Пока наш товарищ. Вас надо проверить.
-Что проверить?
                -97-
-Гм, за свои слова и действия, как разумный человек, вы должны отвечать! А это разве нормально: работали редактором, а потом кочегаром? И везде вас увольняют, так? То есть вы не можете работать, как нормальный человек! И все вам не нравится.
-Нет, я нормальный!- прочувственно воскликнул Петр, понимая, к чему клонит человек в штатском.— Делать из меня сумасшедшего не надо! Перестаньте издеваться надо мной!
-Товарищ Пущин, над вами никто не издевается! Но вы будете подвергнуты психиатрической экспертизе. И немедленно!
-Да как… Зачем?- пробормотал Петр, а сам подумал гневно: «Все!.. Засадят в психушку! Договорился, дурак!».
  Он злился на себя за излишнюю эмоциональность и горячность.  Бледный и растерянный Петр молчал, не желая больше говорить с сотрудником органов. Перед глазами Петра почему-то замаячил черный квадрат Малевича,  и он временно потерял сознание…

                Глава 26
                Психиатрическая экспертиза.
   Петр стоял перед сидевшими за длинным столом психиатрами в белых халатах. Их было
пятеро. Все они довольно внимательно наблюдали за ним, будто он какое-то диковинное животное из зоопарка. Так продолжалось минут пять до тех пор, пока Петр не выдержал:
-Да сколько ж можно?
-Что можно?- спросил с интересом один пожилой психиатр в очках.- Да вы сядьте.
  Петр сел напротив психиатров, спрашивая:
-Сколько можно молчать?
-Гм, а вы говорить хотите?
-Хочу! Я не псих!- с вызовом ответил Петр.
-Это понятно,- кивнул пожилой психиатр.- Так все говорят.
-Зачем?
-И это понятно,- пожал плечами пожилой психиатр, - видимо, не хотят лечиться.
-Мне не надо лечиться! Я не псих!
   В беседу вмешался психиатр помоложе, с короткой бородкой:
-Собственно, а кто вам, товарищ Пущин, говорил, что вы псих?
-Вы же психиатры,- с нарастающим чувством досады ответил Петр.
-Гм, а если бы перед вами сидели не психиатры?
-Кто тогда?
-Ну, если бы перед вами сидели, к примеру, шофера или инженеры, вы стали громко им заявлять: я не шофер или не инженер?- поинтересовался  психиатр с бородкой, снисходительно посмеиваясь.
-Зачем мне это…. Чего от меня хотите?- беспомощно спросил Петр, оглядывая всех психиатров.
   Пожилой психиатр поднялся с места и торжественно объявил:
-Итак, товарищ  Пущин, вас вызвали на психиатрическую экспертизу. А нам доверили провести ваше освидетельствование.- Сказав, он сел на свое место.
   Петр молчал, поняв, что молчание - золото, любое слово  может быть использовано против него.
-Что же вы замолкли?- спросил удивленно психиатр с бородкой.
-Не знаю, что вам сказать.
-А с офицером КГБ вы оказались более разговорчивым.
   Петр решил промолчать.
-Петр Пущин, молчите?
-Что вы хотите услышать?- осторожно спросил Петр.
-Как вы себя чувствуете?
-Я ничего не чувствую,- довольно безразлично ответил Петр.
                -98-
  Психиатры переглянулись между собой.
-Где работаете?- спросил деловито пожилой психиатр.
-Это я отвечал в КГБ.
-А нам не хотите сказать?
   Петр ответил вполголоса:
-Сейчас не работаю.
-Почему?
-Уволили.
-Вы работали редактором?
-Раньше. А теперь кочегаром работаю, точнее, работал кочегаром.
-То редактор, то кочегар?
-Да.
   Психиатры снова переглянулись между собой.
-И вас уволили из редакции?
-Уволили. И из котельной уволили.
-Гм, вас везде увольняют?
-Увы…- с грустью ответил Петр.
-А за что?
   Петр воскликнул в отчаянии, не выдержав монотонного разговора:
-Да сколько ж!… Сколько можно одно и то же! Где работал, где учился, чего сказал?!
-Так, так…- Пожилой психиатр тихо постучал пальцами по столу.- И часты такие
припадки у вас?
-У меня нет припадков. Я не псих!
-А сейчас что было? Эмоциональный всплеск?
-Ой, надоело мне, вы все, вы так…
-Мы все надоели? А вы нас впервые видите.
-Одно и то же. Надоели,- тихо ответил Петр.
   Психиатры переглянулись, а пожилой психиатр продолжил беседу:
-Скажите, а почему вы постоянно недовольны?
-Гм, человек не может быть всем доволен!- парировал Петр.
-Это верное замечание,- с улыбкой согласился пожилой психиатр.- Но все же. Если человек не может быть всем доволен, то он соответственно не может быть и всем недоволен, так?- Психиатр сделал акцент на слове «недоволен».
-Правильно,- согласился после минутной паузы Петр.
-И значит?
-Что значит?
-Значит, человек не может быть всем недоволен, так?
-Так.
-Нормальный человек, так?
-Так.
-А вы всем, кажется, недовольны.
-Что опять от меня требуете?- занервничал Петр, вскакивая.
-Товарищ Пущин, чего вы так нервничаете?- удивился психиатр с бородкой.- Садитесь. Вам что-то сейчас кажется?
-Никто и никогда мне не казался,- сухо произнес Петр, садясь.- Никто не казался и никого я не видел. Никаких чертей.
   Услышав слово «черти», психиатры снова переглянулись, а пожилой психиатр осторожно спросил:
-Чертей? Когда вы видели чертей?
-Никогда.
-Но вы сами сказали про чертей. Зачем?
                -99-
-Просто… Черт, сколько можно придираться?
-Разве мы к вам придираемся? Мы просто беседуем,- вполне добродушно проговорил пожилой психиатр.
    Петр слегка улыбнулся, взглянув на одного лысого психиатра в комиссии.
-Чему вы улыбаетесь?- спросил удивленно лысый психиатр.
-Вам улыбаюсь.
-Мне? Я что, девушка?
-Вы не девушка. Но вы лысый.
-И что с того?
-Радуюсь, что вы лысый. Вам стричься не придется,- пошутил Петр, однако его шутку не оценили психиатры, вновь  переглянувшись между собой.
-А почему вы так резко поменяли свою профессию? То работали редактором в газете, то вдруг стали кочегаром?- поинтересовался пожилой психиатр.- Вроде не одно и то же. Это разве нормально?
-Захотел и стал кочегаром.
-Конечно, в нашей стране все профессии почетны,- внушительно сказал  пожилой психиатр,- любой труд уважаем, но все же…- Он остановился, выжидая паузу и пристально глядя за реакцией Петра.
-На что вы намекаете?- не понял Петр.
-Ни на что. Я хочу получить ваш ответ.
-А я ответил.
-Почему вы перестали работать редактором?
-А потому!- с вызовом ответил Петр.
-Должно же быть какое-то объяснение?- допытывался пожилой психиатр.
-Мне посоветовали.
-Кто именно?
-Мой друг Никита. Он теперь работает дворником.
-Теперь? А раньше кем работал?
-Он пишет стихи.
-Как и вы?
-И я их пишу.
-А вы не можете принимать решения сам? Вы же взрослый человек, так?
-Так… Никита посоветовал,- повторил Петр.
-Скажите, а кто вам мешал писать стихи, будучи редактором?
   Петр раздраженно ответил:
-Я на допросе, что ли?
   Психиатр с бородкой решил ответить Петру:
-Товарищ Пущин, вы не на допросе. Нечего так волноваться. Мы просто беседуем.
-Беседуете? А у меня мурашки от страха ползают!
-Страха?- заинтересовался психиатр с бородкой.- Вы сказали: от страха?
-От страха! Что вы меня посадите в психушку!
-Во-первых, не в психушку, а в психиатрическую больницу,- поправил пожилой психиатр,- а во-вторых, никто пока вас никуда не сажает. Мы пока беседуем.
-Пока? А потом?- тревожно спросил Петр.
-Вы только что говорили о страхе. Скажите, пожалуйста, вам кошмары снятся?
-Снятся. Не очень часто, но снятся.
-Так, так… А каких-то чертей или иных тварей наяву видите?
-Никогда не видел.
   Пожилой психиатр взял листок бумаги со стихами Петра и с любопытством спросил его:
-Вот я сейчас прочитал ваши стихи, товарищ Пущин. И не понял их, чего вы добиваетесь?
-Ничего.
                -100-
-Ничего не хотите?
-Я просто писал о своем ощущении.
-Так. Так… А вот тут поподробней,- попросил пожилой психиатр.
-Я писал об отсутствии свободы. Я писал, что хочу быть свободным. Я писал, что нет свободы!- гордо произнес Петр.
-Так, так, дальше.
-А что дальше?
-Еще о своих ощущениях, пожалуйста. Вы несвободны?
-Нет.
-И кто вам мешает быть свободным? Черти, соседи, ваш начальник?
-Система!- коротко ответил Петр.
   Психиатры снова переглянулись между собой.
-Прочитать вам свои стихи?- опрометчиво предложил психиатрам Петр.
-Немного их прочитал, но охотно послушаем стихи в вашем авторском исполнении,- одобрил идею Петра пожилой психиатр, снисходительно усмехаясь.
   Петр встал в позу трибуна и стал читать:
   
                Я очень люблю свободу!
                Люблю я пряник, а не кнут.
                Я очень люблю свободу!
                Боюсь, рот мне заткнут.
                Границы надежно заперты.
                Часовые и там, и тут.
                Не ждут рабов на Западе,
                Рабов здесь только ждут.
                Рабы молчат. Рабы молчат.
                Немы рабы!
                От страха зубы у них стучат.
                Мы не рабы! Рабы немы!
                Я очень люблю свободу!
                С нею я на «ты».
                Свободен я от роду,
                А ты, раб, помолчи!
   Прочитав стихи, Петр сел на стул напротив комиссии. Минута прошла в полном молчании.
-Скажите, товарищ Пущин, - осторожно спросил пожилой психиатр,- а почему вы упомянули в своих стихах о кнуте?
-Ну, это понятно.
-Мне непонятно, поясните, - попросил пожилой психиатр.- Вас кто-то, может, бьет кнутом? Или угрожает им?
-Нет.
-Тогда, может, вам кто-то все-таки угрожает?- предположил пожилой психиатр.- Мы не рабы, говорите. Вас кто-то хочет сделать своим рабом? Вы немы, говорите? Но вы сейчас очень откровенны и смелы, не так ли?
-И у вас кто-то хочет отнять свободу,- добавил психиатр с бородкой.
-Это ж поэзия. А в поэзии не все так примитивно, как думаете,- парировал Петр.
-Значит, мы примитивные существа?
-Это я не сказал.
-Но так выходит,- настаивал пожилой психиатр.
-И вы пишете, что от страха зубы стучат,- то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал лысый психиатр.
                -101-
-Это тоже иносказательно.
-Гм, то есть у вас лично зубы не стучат?
-Как сказать…- уклонился от прямого ответа Петр.
-Стучат или нет?- допытывался лысый психиатр.
   А пожилой психиатр поинтересовался:
-Скажите, Петр Николаевич, а вы всегда всего боялись?
-Это стихи.
-Стихи только? А в жизни не боитесь? Зубы стучат, так? Рот заткнут вам? У вас всегда была боязнь? Может, за вами кто-то гонится? По ночам кошмары не снятся?
   Страх сковал все части тела Петра, он онемел и сидел, словно вкопанный. Мысленно он снова ругал себя за излишнюю эмоциональность и горячность, но было уже поздно - Петр чувствовал, что психиатры приняли решение и оно ему совсем не понравится…
 -Кажется, достаточно?- обратился лысый психиатр к пожилому психиатру.
   Пожилой психиатр молча кивнул и поднялся. За ним поднялись и остальные психиатры.
   Через час к Петру подошел офицер КГБ и довольно безразлично уведомил, что психиатрическая комиссия вынесла решение о принудительном лечении товарища Петра Николаевича Пущина  в психиатрической больнице сроком на два года. Петра подхватили за руки двое дюжих санитаров, так как он не мог встать из-за сильного волнения и онемения всего тела.
-Как, почему? Черт, я не псих!- в отчаянии воскликнул Петр. -Два… Два года?! За… Зачем?!
   Однако ему никто не ответил.

                Глава 27
     Наполеон, Царь, Василиса Прекрасная и другая сумасшедшая компания.

   В приемной психиатрической больницы Петра и офицера КГБ встретил один усталый доктор в помятом белом халате и двое дюжих санитаров.
-Новенький?- полюбопытствовал доктор, бросая косой взгляд на хмурого Петра.
-Верно, быстро оформлять,- приказал  офицер.
-А  какие мотивы госпитализации? Он у вас больной,- доктор кивнул на Петра,- или из этих…
-Поясните, что значит «из этих»?- поморщился офицер.
-Из политических, что ли…
   Офицер подтвердил, кивая и садясь на стул:
-Доктор, вы угадали. Только быстро оформляйте.
   Петр увидел большой  плакат с надписью « Всё для советского человека - строителя коммунизма!» на стене за сидящим доктором и снисходительно усмехнулся.
  Доктор взглянул на Петра и деловито спросил офицера:
-Смотрите, а он вроде смеется?
-Ну и что?- пожал плечами офицер.
-Гм, диагноз-то имеется?
   Офицер показал помятую бумагу доктору. Тот вполголоса прочитал: «вялотекущая шизофрения». Прочитав диагноз, доктор несколько удивился, шепча, что никогда ранее не встречал подобных диковинных диагнозов:
-Вялотекущая… Гм, тогда должна быть бурнотекущая?..
   Петра переодели и привели в палату с решетками на окнах. Санитары вышли, оставив Петра в палате. Увидев новенького, пятеро больных поднялись, с интересом смотря на Петра.
-А ты немой, что ли?- предположил высокий больной с длинным носом, подходя к Петру.
-Как звать-то?
                -102-
-А не все ли равно?- безразлично ответил Петр, ложась на пустую кровать возле окна.
-Чего хамишь Царю?
-Это ты-то царь?
-Царь!- Высокий больной огляделся вокруг, ударяя правым кулаком по груди.- Аз есмь царь!
   Петр повернулся на левый бок, закрывая глаза.
   Однако Царь и не думал отходить от Петра. Он сильно толкнул Петра в спину, требуя ответа:
-Чего замолк, псих? Звать как?
   Раздраженный Петр вскочил и оттолкнул Царя:
-Отстань, псих!
   Однако Царь не отошел. Он заорал на всю палату, махая руками:
-Люди, спасите! Наших бьют!
  Его возглас подзадорил остальных больных, которые повскакали с мест, громко крича:
-Эй, наших бьют!
    В палату ворвались двое  хмурых санитаров. Увидев, что больные возбуждены, кричат, они силой уложили всех по местам. К Петру подошел один санитар, процедив сквозь зубы:
-Ты чего тут свару затеял, а?
   Петр попытался оправдаться:
-Ничего не затеял, я лежал…
-Хорош врать! Ложись, пока не врезал!- огрызнулся санитар.
  Санитары через минуту вышли. Петр закрыл глаза, но спать ему не дали: кто-то снова толкнул его. Обернувшись, он увидел перед собой  улыбающуюся больную лет пятидесяти с отечным лицом и редкими зубами.
-Может, подвинешься, красавчик?- спросила она с интересом.
-Зачем… Что хотите?- растерялся Петр, привставая.
   Остальные больные засмеялись, показывая на Петра, будто на животное в зоопарке.
-Подвинься, красавчик!- настойчиво повторила больная.- Развлечемся! Меня зовут Василиса Прекрасная.
-Именно Прекрасная?- засомневался Петр, протяжно вздыхая и отворачиваясь от Василисы Прекрасной.
   Обозленная больная пробурчала что-то нецензурное и  отошла.
-Чего, Василис, не понравилась?- хихикнул Царь.- Ложись ко мне!
   Василиса Прекрасная презрительно усмехнулась.
   К расстроенному Петру неторопливо подошел другой больной низкого роста, очень толстый. Он минуту постоял молча, потом решил сообщить:
-Слушай, к тебе подошел Наполеон!
   Петр молчал, не желая разговаривать с новым психом.
-Ты глухой, что ли? – не унимался Наполеон, толкая Петра.- Тебя как зовут? Я - Наполеон.- Как тебя зовут?
-Отстань, черт!- огрызнулся Петр, не оборачиваясь.
-Как зовут?
-А не все ли равно тебе?
-С королем Наполеоном надо вести себя вежливо,- назидательно произнес Наполеон, садясь на край кровати. - Вообще-то по жизни зовут меня Олегом, но  всегда хотелось,
чтобы звали Наполеоном. По духу я - Наполеон. Семейное положение – опять разведен.
Национальность - как все. Образование - паршивое. Характер - о’kэй. Финансы на нуле. Социальное положение - как все, но мысленно я - король!
   Помолчав минуту, он добавил, говоря трагическим шепотом:
-Поверь, я нормальный. По политическим мотивам сюда упрятали… Диссидент.
                -103-
-Неужели?- не поверил Петр, садясь и глядя на Наполеона.
-Чистая правда…
-А почему ты тогда зовешь себя…- Петр замолчал, не желая называть больного Наполеоном.
-Да, зовусь Наполеоном,- подтвердил Наполеон, отвечая тоже шепотом.- Так спокойнее.  Для конспирации.
-Да тогда тебя никогда не выпустят!
-А я и не надеюсь на свободу…- пробормотал Наполеон.- Где ты видел эту хваленую свободу? За решеткой? Ее и там нет… А если ты псих, можешь говорить, что хочешь. Тогда тебе все с рук сойдет… Если  псих.
  Петр  сочувственно глянул на Наполеона, говоря вполголоса:
-Псих. А что сделал или сказал такого, что посадили насильно сюда?
-Ой, многое делал… И говорил… Хотел напечатать свою газету, но не дали. Только десять экземпляров удалось напечатать на машинке. Показал ее в своем учреждении, сразу меня арестовали и привезли в КГБ. А все экземпляры моей газеты сожги.
-А что там писал?
-Что свободы нет… Ой, многое писал… Что не хочу быть коммунистом, что не хочу верить в коммунистические сказки… Что демократии у нас нет…
-Гм, раз не веришь в коммунистические сказки, значит, псих?
-Значит…
-И сразу тебя увезли в психушку?
-Не сразу… Был допрос, потом суд… Потом психиатрическая экспертиза, которая постановила, что я якобы ненормален.
-Гм, меня тоже допрашивали психиатры,- вспомнил Петр.
-Мне говорили: если вы думаете не  как все, вы больной, и вас надо лечить! – улыбнулся добродушно - снисходительной улыбкой Наполеон.- Если вы инакомыслящий, мы вас вылечим. Надо думать, как все. Надо говорить, как все. И надо делать всё, как все.
-Инакомыслие наказуемо,- печально сказал Петр.
   Наполеон внимательно посмотрел на Петра  и убежденно сказал:
-Здесь даже лучше, чем на свободе.
-Неужели? Чем лучше?
  Наполеон улыбнулся добродушно:
-Где ты видал эту хваленую свободу? Знаешь байку про свободу?
-Ну?
-Тебе говорят, что ты якобы свободен. Тебя посылают, куда подальше, и ты идешь,
куда хочешь. У нас свобода только на бумаге. Нет свободы перемещений, свободы слова, митингов и собраний… Нет свободы выбора места жительства,- перечислял Наполеон.
-С этим я согласен,- пробормотал Петр после некоторого раздумья.- Свобода только на бумаге.
-На бумаге.
-Я вот захотел послушать зарубежные радиоголоса,- стал рассказывать Петр,- послушал, только сказал осторожно немногим, сразу негативная реакция: зачем, почему, как вы могли?! Будто что-то недозволенное сделал.
-Недозволенное,- снисходительно усмехнулся Наполеон.- За нас должно думать наше поганое советское правительство с их красными командирами… А мы, быдло молчаливое, якобы только должны подчиняться, только работать до пота за копейки… И верить нашим советским идиотам, что все распрекрасно… Что все в будущем получим распрекрасные квартиры и будем жить в городе - саду, как писал Маяковский.
-Город - сад?
-Забыл? Через четыре года, как писал Маяковский,- здесь будет город - сад.
  Петр еле слышно вздохнул:
                -104-
-Ох, Наполеон… Я работал редактором в газете, не захотел писать критическую статью о стилягах. Потом отказался писать критическую статью о зарубежных радиоголосах.
-И что было потом?- поинтересовался Наполеон.
-А ничего хорошего… Пришлось уволиться из редакции одной газеты, потом из второй редакции сами меня уволили,- с грустью ответил Петр.
   Минуту помолчали.
-Обнаружили, что я читаю самиздат,- припомнил Петр.
-Самиздат? Что-то заграничное?
-Если журнал «Грани» считать заграничным…
-А он и есть заграничный,- подхватил охотно Наполеон.- Издается за рубежом.
-Еще читал Солженицына.
-Я его тоже читал с большим удовольствием!..
-Вызывали в КГБ на допрос. Несколько раз. Потом арестовали, посадили на три года.
-В тюрьме сидел? - удивился Наполеон.
-Увы…- протянул Петр. – Увы,.. Потом вышел, решил работать кочегаром.
-Чего, чего?
-И ты удивляешься, да?
-Удивляюсь, хотя…- Наполеон задумался немного.- Хотя логика тут есть. Вроде
работаешь, но не участвуешь в советской демагогии…
-Мне это посоветовал мой товарищ по камере Никита,- добавил Петр.- Он поэт, сейчас работает дворником.
-Да-да… Это забавно… Дворник, кочегар… И времени свободного много.
-Много,- согласился Петр.- А в тюрьме я стал писать стихи.
-Ты поэт?
-Стал им…
-Почитаешь?- с надеждой спросил Наполеон.
-Может потом…  И застали меня за чтением стихов в котельной.
-Издавали где-то?
-Пока нет… Да, в котельной,  никого, кроме меня, не было,- рассказывал Петр.- Сидел, скучал, потом решил почитать и отредактировать свои стихи. Читал сначала про себя, потом решил почитать вслух. А начальник ЖЭКа услышал мои стихи, когда входил в котельную. Потом вызвали опять в КГБ на допрос, что там говорили, надеюсь, пересказывать не надо.
-Ой, как все знакомо…- тяжело вздохнул Наполеон.- Запрещенная литература, разговоры на кухне… Антисоветчики вы… А дальше что?
-Дальше… Беседа с милыми психиатрами, которые допытывались, что я думаю и чувствую… Потом поместили в дом для психов.
-Но тут спокойней,- попытался обнадежить Петра Наполеон.
-Чем же?
-Можешь спокойно говорить, что в голову взбредет.
-И только?
-А этого мало?
-И работать не надо.
-А жизнь твоя короткая проходит,- парировал  Петр.- Мы не так долго живем, чтобы просто тратить свои годы на ненужное нахождение в психиатрической больнице.
-Тем не менее,- повторил спокойно Наполеон,- тут можно говорить, что в голову взбредет.
-И потом за свои слова получать тумаки от санитаров или лишние уколы в ягодицу?- поморщился Петр.- Нет, надо выйти отсюда.
-Ха!.. Ты не выйдешь. Не получится,- скептически возразил Наполеон.
-Получится. Постараюсь.
-Гм, поглядим.
                -105-
-Постараюсь.
-Интересно, как отсюда убежишь?
-Убегу!
-Найдут и снова посадят.
-Все равно убегу! Ладно, поспать хочу.- С этими словами Петр лег на левый бок и закрыл глаза.

                Глава  28
                Побег.
   Утром следующего дня Петр встал хмурый, с твердым решением любым способом убежать из психиатрической больницы. Рядом стоял Наполеон, внимательно глядя на Петра.
-Проснулся?- полюбопытствовал Наполеон.
   Петр тяжело вздохнул, потягиваясь.
-Чего, Петруша, не отвечаешь?
-А не хочу…- пробурчал Петр, не глядя на Наполеона.
-Понятно. У нас плохое настроение,- ответил Наполеон за Петра, слегка вздыхая.
   Петр лег снова на кровать и закрыл глаза.
-Ты чего лег?- спросил удивленно Наполеон.- Неужели на завтрак  не пойдешь?
   Петр лежал с закрытыми глазами и молчал.
-Неужели на завтрак не пойдешь?- повторил Наполеон.
-А чего там есть?- Петр  сдернул одеяло, привстал и внимательно посмотрел на собеседника:- Ну, чего там есть?
   Наполеон не ответил, так как в палату вошла медсестра в  сопровождении двух угрюмых дюжих санитаров. Медсестра раздала всем таблетки, после чего потребовала, чтобы все больные пошли  завтракать в столовую.
   Царь  не удержался от ехидного комментария, говоря  громко на всю палату:
-Компот, сухой и несвежий хлеб, недоваренная пшенная кашка!
    Раздался дружный хохот больных. Некоторые даже захлопали.
-А на обед,- прибавил ухмыляющийся Наполеон,- суп с одной водичкой и запахом мяса, двумя картошками! И также одни макароны, но с запахом мяса!
-С запахом мяса!- хохотнул Царь, прыгая, как обезьяна, по палате.- Только один запах мяса вместо настоящего мяса! Ха-ха!
    Больные снова захохотали. Раздраженная медсестра погрозила всем больным дополнительными уколами, что если они не замолчат. Больные уныло потянулись к столовой.
-Это что такое?- удивился Петр, смотря на тарелку с пшенкой.
-Пшенная кашка, мой новый друг по психушке,- известил Наполеон.- Ешь и не злись, ничего лучшего не будет. Да попей компотика.
-Пшенку не ем. Не люблю.
-Придется. Когда поголодаешь день, съешь все, что угодно,- тоскливо ответил Наполеон.
   Петр съел три ложки пшенки, запив их компотом, потом поднялся со словами:
-М-да… Шашлык у нас был вкусный.
-Самое главное: мы не теряем чувства юмора,- непринужденно ответил Наполеон, жадно поедая пшенку.
-Тебе так нравится пшенка?- спросил удивленно Петр.
-Не нравится. Но жрать охота!
   После завтрака больные направились на короткую прогулку по двору больницы. Петр, гуляя, очень внимательно знакомился с больничной территорией, постоянно оглядываясь.
-Чего ты высматриваешь?- спросил удивленно  Наполеон.
-Гляжу. Ищу, как сбежать.
                -106-
-Ты все еще надеешься, Петруша?- покачал головой Наполеон.
-Какая у нас жизнь без надежды?
-А вот с этим я согласен!- убежденно произнес Наполеон.- Только одни надежды у нас. Всю жизнь только надеемся! Тьфу…
   Зайдя в палату, Петр лег на кровать, натягивая одело на лицо и закрывая глаза. Так и проспал до обеда. Ему даже вставать не хотелось, когда наступило два часа - время обеда.
-Фу, гадость какая!..- поморщился Петр, проглатывая суп.- Это суп или одна вода?
-Ну, вода там имеется,- криво усмехнулся Наполеон.- И также в нашем супе  плавает одна или две картофелины. У меня всего одна картофелина, у тебя- две…  Еще вижу кусочек капусты.
-Вижу один кусочек морковки,- добавил Петр.- Это мясной суп?
-А кто тебе даст тут мясо? Тут один запах мяса! А мясо крадут повара.
-Неужели?
-Правда…- слегка вздохнул Наполеон.- Слышал месяц назад, как один повар ругал другого за то, что взял  себе больше, а ему меньше досталось. Зарплаты же мизерные…
-Ясно… Хорошо у нас только на бумаге…
   Петр брезгливо посмотрел на тарелку, потом съел две картофелины и  выпил компот.
-Скажи, а где тут можно позвонить?- спросил деловито Петр.
-Ой, везде можно,- быстро  ответил с ехидной улыбкой Наполеон.- Даже можно из кабинета главного врача позвонить.
-Чего ты врешь?
-Там даже табличка висит: «Желающие позвонить по телефону могут всегда в любое время суток из кабинета главного врача. Даже в другие города. Бесплатно».
-Ладно, ответь нормально,- попросил Петр.
-Нормально тебе ответить? Где ты видел, чтобы из психушки психам разрешали звонить?
-Понятно…
-А куда ты хотел позвонить?
-Да одной знакомой.
-О! У нас  серьезная любовная связь? Нас ждет любимая у телефона в любое время суток?- насмешливо спросил Наполеон.
   Петр нахмурился:
-Черт! Хватит зубоскалить!
-Ладно, не злись,- примирительно произнес Наполеон без всякой иронии.- У тебя есть невеста или…
-Или… Пока любовница.
-Сожалею, что отсюда никуда не дозвонишься.
   Петр лег снова на кровать, поворачиваясь на левый бок. Он проспал часа два, потом поднялся на вечернюю прогулку. Наполеон хотел пойти вместе с ним, но Петр нахмурился, говоря весьма холодно, что желает остаться один. Обиженный Наполеон лишь пожал плечами и молча отошел в сторону. Петр решил пойти рядом с каменной оградой больницы, подошел к металлическим воротам. Дверь из проходной раскрылась, оттуда вышел один пожилой сторож, шумно дыша и неся старый телевизор.
-Помочь?- предложил Петр.
   Сторож сначала отрицательно качнул головой, но потом остановился, говоря:
-Помоги. Нет, лучше возьми  в проходной еще один провод на полу, принеси мне. А я пока передохну. Только не задерживайся там!
   Воспользовавшись тем, что в проходной больше никого не было, Петр прошмыгнул туда, схватил лежащий в комнатке сторожа старый черный пиджак, накинул его на себя и выбежал  за ворота на улицу. Никогда так быстро не бежал он, как бежал, словно победитель марафонских состязаний, сейчас. Через минуты три Петр забежал за ближайший переулок, чтобы передохнуть. Постояв немного и сняв больничный халат, он
                -107-
надел пиджак на голое тело и побежал стремглав дальше. Некоторые прохожие удивленно оглядывались на него, но Петр не обращал на них никакого внимания - ему надо было побыстрее очутиться  вдали от больницы, что он и делал с большим рвением.
   Часа через полтора Петр оказался возле дома, где жила Алла. Он протяжно вздохнул, представляя ее удивление по поводу его неожиданного появления, потом решительно вошел в парадное.
   Дверь Петру открыли не сразу, хотя он звонил в звонок на двери несколько раз. Постояв минуту еще, он в нерешительности стал спускаться по лестнице вниз.
-Кто там?- услышал он голос Аллы за спиной.
   Петр обернулся, подошел к своей любимой. Она стояла заспанная, в одном цветастом халате, зевая.
-Ты?.. Петр? - несказанно удивилась Алла.- И в таком виде?
-Может, дашь войти?- нетерпеливо спросил Петр.
-Ну, входи…
   Войдя в квартиру, Петр плюхнулся на диван, прикрывая на миг глаза.
-Ты откуда сбежал?- не поняла Алла.- В одном чьем-то пиджаке? Такая одышка…
   Чуть отдышавшись, Петр подробно объяснил все Алле. Она слушала его очень внимательно, не перебивая.
 -Знаешь, мне почудилось сначала, что ты меня разыгрываешь,- призналась Алла.- Потом поняла, что нет, это правда… Но даже представить себе никогда не могла, что ты…- Она смутилась, не решаясь сказать о сумасшедшем доме.
-Что я окажусь в психушке?- подхватил Петр.
-Да… Никогда!.. А почему тебя туда посадили?
-Гм, раз я думаю не, как все, значит, я ненормальный. Значит, меня надо лечить.
-Это тебе так внушили?- догадалась Алла.
-Хотели внушить, но не получилось. Я не внушаемый. Хотели, чтобы я был послушный советский гражданин, который должен почему-то всем быть доволен! И лишь надеяться на лучшее впереди, в энной пятилетке!
-И ты, значит, сбежал из психбольницы?- догадалась Алла.
-Сбежал.
-И как тебе это удалось?
-Удалось.
-Будто так просто сбежать…
-Получилось, Алл. Иногда чудеса случаются на свете.
-И что дальше?
-Не знаю.
-Как это не знаешь? Тебя будут искать!- убежденно воскликнула Алла.
-Будут.
-И что тогда?
-Будут искать у меня дома.
-Да…
-Но я не дома… У тебя… Ведь ты меня не выдашь?
-Конечно, нет, Петруша!- Алла поцеловала Петра в губы, обняла со стоном:
-Как я по тебе скучала! Как я часто вспоминала о тебе!
-Но не звонила,- упрекнул ее Петр.
-А ты ведь работал кочегаром, так? А я…
-Хватит! Забыли!- оборвал ее Петр.- Давай думать о будущем.
-Чьем же?
-Нашем!
-У нас есть общее будущее?- удивилась Алла, догадываясь, что услышит в сей миг.
-Есть!.. У мужа и жены есть общее будущее, как и общая судьба!
                -108-
-Что, что?- Алла не верила своим ушам, расплылась в ослепительной понимающей улыбке.- Ты, значит…
-Да, я делаю тебе предложение!
-Неужели? Решился?
-Да! Делаю тебе предложение!
-Повтори,- попросила Алла, целуя  Петра.
-Я делаю тебе предложение руки и сердца! Я тебя люблю и прошу стать моей женой!- радостно воскликнул  Петр.
   Однако через минуту Алла немного отстранилась от Петра,  грустнея.
-Что такое?- не понял Петр.- Ты не рада?
-Рада, но…
-Но что?
-Когда ты решил сделать мне предложение? Только сейчас, когда подбегал к моему дому?
-При чем…
-Ответь!- потребовала Алла.
-Да я тебе люблю! Я тебя просил не бросать меня, неужели забыла?
-Помню.
-Неужели забыла, как я тебе звонил, а ты не брала трубку? Или ее бросала?
-Помню.
-Тогда чего ты удивляешься? Именно в критический момент обостряются все чувства,
Алла! Поэтому…
-Понятно!- снова улыбнулась  Алла, обнимая Петра.- Я согласна! Согласна стать твоей женой!
   Немного успокоившись, Алла поинтересовалась:
-Хорошо, мы решили пожениться. Где будем жить? Тебя будут искать, так?
-Я все решил.
-Это когда? Когда ты бежал ко мне?
-Именно!- прочувственно воскликнул Петр.- Именно тогда, когда вспоминал тебя! Когда думал о тебе!  Когда вспоминал раньше в тюрьме, будучи  словно под гипнозом твоих красивых глаз!
-Как, как?.. Повтори…Иногда ты так поэтично говоришь…
-Будучи под гипнозом твоих прекрасных глаз, Алла!
-Спасибо!..
-И слушая твой дивный обворожительный смех,- прибавил с улыбкой Петр.
-Поэт! Только поэт может так красиво говорить!- восторженно произнесла Алла, однако через минуту она погрустнела:
-У тебя нам жить нельзя…
-Верно.
-Тогда у…
-И у тебя тоже нельзя.
-Почему?
-Будут искать. Надо уезжать из Москвы,- твердо сказал Петр.
-Это как… Куда?
-Подальше. К морю.
-К морю?
-В Крым. В Алушту. Я как-то там был,- припомнил Петр.- Очень понравилось. Тихо, тепло, городок маленький, можно осмотреть его всего пешком.
-Даже не знаю…- протянула задумчиво Алла.
-Чего тут думать? Надо бежать на вокзал за билетами!
-Хорошо, а где там жить?
-Там везде сдают комнаты дачникам.
                -109-
-Дачникам? Мы на короткий срок туда?
-Скажем: дачники, потом посмотрим,- решил Петр.- Бежим на вокзал!
-А в загс не хочешь?
-В загс пойдем в Алуште.
-Хорошо, а кем ты будешь работать? Опять кочегаром?
-Об этом потом! Бежим!
   Петр с Аллой купили в тот же день билеты на поезд до Ялты. Доехав до Ялты, они пересели в автобус, который быстро доставил их в Алушту. Там они сняли комнату на двоих. Петр легко устроился кочегаром в местной котельной, а Алла стала работать в одном из алуштинских санаториев администратором. В Алуште  они поженились  и прожили там в любви и согласии до начала  перестройки…


                Глава    29
                Перестройка! Перестроечные надежды!
   Эпоха очередных надежд  и очередной оттепели началась в 1985 году, когда генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев объявил о начале перестройки. Большинство народа с воодушевлением восприняло его слова о перестройке и гласности. Люди стали жадно читать газеты и журналы, они желали знать правду и они ее находили к своему удивлению. Люди больше не хотели искать правду между строк, как в былые годы совка. То было короткое время новой оттепели, когда ждали с нетерпением новостную телепрограмму «Прожектор перестройки», а не развлекательную программу «Прожекторперисхилтон», которую показывают сейчас, думая, что наш народ нужно
только развлекать. Тогда люди с большим удовольствием смотрели довольно острую программу «Взгляд», в которой открыто обсуждали разные социальные и политические проблемы страны. И так же с большим удовольствием смотрели художественный фильм «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, исполненный скорби, искренности, веры и мужества. Петр ахнул, когда увидел фильм «Покаяние», шепча Алле в темном кинозале:
-Какие молодцы! Какая смелость!
   Фильм потряс его своим неприятием зла, своей ненавистью к тиранам всех мастей. То был фильм -  набат, призывающий к очищению, всеобщему покаянию, к гражданской совести нации, который неистово возглашал: хватит, люди Земли, лжи, холопства, трусости, надо восстановить утерянную  дорогу к храму народному!; хватит нам смрада проклятого прошлого! Эйфория и надежды перестройки, к сожалению, быстро закончились. Немногочисленные ортодоксы пытались критиковать гласность и перестройку, говоря, что везде только одна болтовня, а дела нет. Реакционная верхушка компартии смогла притормозить реформы  и потихоньку перестройка превратилась в самом деле в одну говорильню без реальных действий. Многие коммунистические боссы сопротивлялись гласности, выступая против рассекречивания архивов КПСС и КГБ, ратовали за возрождение цензуры. Реакция сопротивлялась и сейчас сопротивляется всеми силами, а достойного отпора ей нет - единой демократической коалиции до сих пор не создали. И сейчас многие ностальгируют, тоскуя об упущенной проболтанной свободе…    
   Окрыленный новой оттепелью, Петр воспрял духом, поверил впервые в жизни руко-
водителю страны. Ему послышалась музыка надежд на большие перемены в обществе.
  Петр с большим вниманием каждый день смотрел вечерние новости, восторгаясь начавшейся перестройкой. В отличие от него Алла придерживалась иного мнения, говоря, что говорильня быстро закончится и никаких реформ не будет, не стоит постоянно надеяться на чудо, которое не произойдет. Петр пытался спорить с ней, но после двух бурных споров,  восклицаний Аллы, что она уйдет, если Петр не перестанет хотя бы вслух восторгаться перестройкой, он перестал спорить и говорить с ней на тему перестройки.
                -110-
  Пребывая в эйфории от новой оттепели, Петр бросил работу кочегара, устроившись редактором в местной газете. Алла очень гордилась тем, что ее муж снова стал редактором, бросив работу подсобного рабочего.
-Молодец, Петруша!- радостно говорила она.- Я тобой горжусь!
-Теперь не будешь больше меня упрекать?- широко улыбнулся Петр.
-Теперь не буду. Теперь ты на своем месте. А то какой-то кочегар…- поморщилась Алла.
   Петр стал снова писать стихи, их опубликовали дважды в местной газете. Каждый день он просыпался, радуясь новому дню и говоря, что у него снова появилась надежда. Теперь он мог вслух говорить, о чем думает, не боясь за последствия. Поэтому Петр часто размышлял со своими коллегами в редакции о перестройке, переменах в обществе и многом, многом другом.
-Послушайте!- вопрошал Петр на работе.- Почему перемены у нас быстротечны и  половинчаты? Почему хрущевская оттепель быстро закончилась?
  Один из коллег, самый пожилой редактор Ефим Михайлович Милютин, грузный мужчина с седыми волосами, откровенно сказал:
-Да потому, Петруша, что Хрущева быстро сняли!
-Нет, не то,- не согласился Петр.
-Тогда почему?
-Да потому, что сам Хрущев испугался, не проведя суд над сталинизмом, как ему советовали! Только немного он осудил культ личности на партийном съезде.
   А Милютин охотно добавил:
- Причем этот доклад Хрущева с осуждением культа личности тогда полностью не обнародовали.
-Да, боялись! Своего народа боялись, чтобы он не узнал!
-И до сих пор боятся!- подхватил Милютин.
-Почему так получилось?- продолжал Петр.- Не хватило решимости идти до конца? Боялся? Слишком много сталинистов было рядом с Хрущевым, как мне кажется. Они не желали осуждения сталинизма, реабилитации жертв политических репрессий, всячески мешая даже тем незначительным переменам к лучшему, желая остановить начавшуюся оттепель!
-Ты прав, Петр!- восторженно произнесла редактор Инна, сидящая  напротив Петра.
   Петр кивком головы поблагодарил Инну за высказывание, потом добавил весьма озабоченно:
-Очень  хочется, чтобы теперь не закончилось, как раньше.
-Но сейчас гласность,- парировал Милютин.
-Гласность гласностью, а реакция реакцией,- криво усмехнулась Инна.
-Да, товарищи!- согласился Петр.- Реакция не дремлет. Она никогда не сдастся! Считаю, что перемены должны быть полностью проведены, или вовсе их не начинать! Или, или! Сколько можно обнадеживать народ несбыточными надеждами?.. Перемены должны быть доведены до конца. Чтобы не случилось, как при Хрущеве. На полпути остановились…
 – Он задумался на минуту, потом почему-то широко улыбнулся:- Скажите, а можно ли жить в холодильнике?
    Все удивились:
-Как, как?
-Ты это к чему?
-Можно ли жить в холодильнике?- повторил, но намного громче, Петр, внимательно оглядывая всех коллег.- В холодильнике жить нельзя. Это аксиома! Нам нельзя жить в холодильнике. А если разморозить холодильник? Если удалить весь  лед? Можно ли жить в холодильнике под названием «Россия»?
-Ну, это ты загнул!- вырвалось у Инны.

                -111-
-Вовсе нет, Инн,- продолжал с жаром Петр.- Жить в холодильнике трудно: и холодно, и голодно, зарплаты маленькие, но в других местах нас никто не ждет!.. Никто!.. Нет там ни работы, ни жилья, поэтому и живем в нашем холодильнике. Мучаемся и живем! Точнее, выживаем. А раньше еще труднее было: ссылки, расстрелы без суда и следствия, погромы, крепостное право… Или могли посадить в тюрьму только из-за вашего высокого положения, даже расстрелять! Или посадить в тюрьму только за один рассказанный анекдот. Бывало, ни за что расстреливали! А при крепостном праве продавали людей, как скот! И как-то странно слышать иногда упоминания некоторых наших горе-патриотов, что в дальней Америке, которую они почему-то все ненавидят, негров линчуют. А у вас, товарищи патриоты, ваших же граждан триста лет продавали и мучили, как скот!.. Увы… Почему я это говорю вам? Потому, что многое зависит от нас самих в этой жизни, от нашей гражданской позиции! Иногда не стоит молчать, а надо кричать от возмущения! Иногда не стоит зарывать голову в песок, уподобляясь страусу: я вас не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю! Не надо быть конформистами! Жизнь-то у нас одна, она быстро закончится, и на смертном одре уже будет поздно что-то предпринять, а раньше то побаивались, то сомневались… Каждая минута дорога, каждое мгновение! Поэтому давайте разморозим лед в нашем холодильнике! Чтобы оттепель не была быстротечной, а постоянной! Чтобы заморозки исчезли из нашей жизни!
-Ты настоящий оратор, Петр Пущин!- произнес с восторгом Милютин.
-Молодец, Петр!- похвалила Инна. – Хватит нам жить в холодильнике.
-Будем его размораживать,- вставил Милютин.
    Как-то раз вечером Алла, присев рядом с Петром, озабоченно спросила его:
-Ну, тебе уже  пятьдесят, так?
-Около,- спокойно ответил Петр.
-И каковы итоги твоей жизни, Петруша?
-Считаешь, что ничего хорошего я не сделал?
-Нет, просто спрашиваю.
-Я не сломался, выстоял!- с достоинством произнес Петр.- Я не прогнулся! Остался со своими убеждениями! Это разве мало?
-Согласна. Еще?
-Ну…- Петр замялся на минуту.- Еще… Смог начать снова работать редактором! Это тоже немаловажно. Начал писать стихи, стал поэтом. Их признали. Напечатали.  И этого мало?
   Алла пожала плечами:
-Не знаю…
-Твое уныние говорит о том, что ты, конечно, желаешь мне всего хорошего. И что не  так много сделано, как мы оба хотели, когда были молодыми!
-Угадал!- благосклонно улыбнулась Алла.- Угадал… Но ты так страдал…
-Верно, страдал, борясь с системой!
-Сидел в тюрьме.
-Зачем это вспоминаешь?- спросил удивленно Петр.- Еще не старик!
-Я подытоживаю.
-Не рано ли? Я еще жив, не умер.
-Да, но тебе все-таки не двадцать лет.
-Еще поживу! Полон надежд!- уверенно произнес Петр.
-Надежд? Как юноша, обдумывающий свою дальнюю дорогу жизни?
-Гм, иронизируешь?
-Нет… Размышляю вслух.
-Положим, сравнение с юношей ни к чему.
-Это почему?
-Давно не юноша. Но не старик.
-Тем более.
                -112-
  После короткого молчания Петр огорошил Аллу вопросом:
-Давай поедем в Москву? На старую квартиру?
   Алла почему-то вздрогнула:
-За… зачем? Нам здесь плохо?
-Хорошо, но хочется жить в столице. – Петр помолчал, потом с грустью произнес:- К тому
же вчера звонил маме. Ей стало хуже со здоровьем…
-Что с ней?
-По телефону не ответила. Просила приехать.
-Ладно, а ты не боишься появляться в Москве?- осторожно спросила Алла.
-Не боюсь. Теперь другое время!..
-Решено.
-Алла, а если я задам тебе твой вопрос? - полюбопытствовал Петр.
-То есть…
-Итоги твоей жизни?
-Гм, она тоже  не закончилась.
-Как и моя. Но тем не менее…
   Алла заявила задумчиво после некоторого молчания:
-Знаешь, Петруша, у женщины иная судьба, чем у мужчины. В основном предназначение женщины - быть спутницей мужчины по жизни, рожать ему детей, быть хорошей женой и матерью.
-Рожать детей… У нас их до сих пор нет,- напомнил Петр.
-Ничего. Надеюсь, будут… Карьера для женщины - не главное!.. Главное - родить и вырастить хороших детей, быть хорошей женой и матерью!
-Неплохо сказано,- похвалил Петр, а потом добавил:- Ничего, сейчас заживем! В эпоху перестроечных надежд!
 -Опять у тебя надежды? Теперь перестроечные?- снисходительно усмехнулась Алла.
-Это революция сверху!- обрадованно ответил Петр.
-Революция, значит? Хочешь стать новым Рылеевым?
-Отнюдь!  - порывисто ответил Петр и снова стал вспоминать, что читал о Рылееве…

                Глава  30
                День восстания-     14 декабря 1825 года.
 Утром 14 декабря Николай I встал очень рано, вышел в зал, где собрались все генералы и командиры гвардии. Николай зачитал им акт отречения Константина Павловича, потом приказал поехать в свои полки для проведения присяги. Не успели генералы выйти, как
Николаю доложили, что приехал граф Милорадович и  срочно просит аудиенции. Запыхавшийся Милорадович поздравил Николая со скорым восшествием на престол и уведомил, что в Петербурге все спокойно.
-Так ли это?- не поверил Николай.- А тайные мои противники? Мятежа не будет, mon ami?
-Да что вы, Николай Павлович! Примите мои заверения в совершенном спокойствии в столице!- заверил Милорадович.
   В этот миг Николаю доложили, что просится зайти генерал- майор Нейдгарт, начальник штаба гвардейского корпуса. Нейдгарт влетел взволнованный и покрасневший.
-Что случилось?- поинтересовался Николай.
-Спешу доложить, ваше величество! Московский полк в полном восстании! Мятежники идут к Сенату!- выпалил Нейдгарт.
- D’ ou, diable… Милорадович, черт!..- разозлился Николай.- Ответьте! A l’ instant! Сию же минуту ответьте, что происходит? Вы только что докладывали, что-де все спокойно?!
   Милорадович испуганно попятился назад, тряся головой.
-Все спокойно…- пролепетал он.- Я говорил…
                -113-
-Да вы ничего не знаете, граф!- заорал Николай. – Au  revoir! Бегом на улицу, разузнайте, что творится!
   Утро 14 декабря для российского нового монарха выдалось  тревожное…
   А что же Рылеев с своими декабристами? Рылеев не спал с прошлой ночи, посылая Александра Бестужева и Якубовича в Гвардейский экипаж. Примерно в пять часов утра в квартиру Рылеева вошел Оболенский, они вместе обсуждали план скорого восстания. А в семь часов утра приехал полковник Булатов. Рылеев просил Булатова прибыть к лейб- гренадерам  пораньше. В семь часов утра у Рылеева собрались князь Трубецкой, Пущин, Каховский, Оболенский. Каховский был тут же послан к лейб-гренадерам. Примерно в семь часов пятнадцать минут явился Ростовцев. Все декабристы, увидев его, притихли.
Рылеев сжал кулаки, еле сдерживая себя, чтобы не ударить его, помня, что тот ходил к Николаю и сообщил, что существует тайное общество, которое готовит восстание против самодержавия.
-И что желаете заявить, предатель Ростовцев?- негодующе спросил Рылеев.
   Ростовцев покачал головой, тихо отвечая:
-Напрасно вы так, Рылеев… Je  vous  en  conjure… Я только не хотел крови, не хочу жертв… Одумайтесь, может, не стоит поднимать полки? Кровь, жертвы… Vaut  miex tard que  jamais...
-Это все, Ростовцев?
   Ростовцев при общем настороженном молчании сообщил, что большая часть гвардии уже присягнула Николаю.  Все молчали, не желая говорить с Ростовцевым. Только Рылеев процедил сквозь зубы:
-Если это все, Ростовцев… Adieu!
   Ростовцев не стал ждать, когда его выгонят, и сам быстро ушел.
   В квартире Рылеева появился Николай Бестужев. Он известил всех, что поедет в Гвардейский экипаж.
-А я поеду в Финляндский и Лейб- гвардейские полки,- добавил Рылеев. Вот только скажу пару слов жене.
    Рылеев зашел в комнату Натальи Михайловны. Через минуту раздался ее испуганный вскрик:
-Нет, останься! Останься, тебя убьют!.. Ты идешь на погибель!
   Бледный и растроганный Рылеев вышел из комнаты жены, говоря на ходу Бестужеву:
-Все. Иду в казармы к солдатам.
   Рылеев вошел в казарму второй роты Преображенского полка. Рота вышла на молитву.
Он подошел к солдатам и уверенно произнес:
-Ребята, не присягайте Николаю! Ждите Константина! Идите на Сенатскую площадь!
   Дежурный офицер подбежал к Рылееву, крича:
-Это кто тут будет указывать?- Узнав Рылеева, офицер смутился:- Извините, Кондратий Федорович, не признал сразу…
   Рылеев ушел, а солдаты шепотом стали обсуждать слова Рылеева. После Рылеев вместе с Пущиным пошли на Сенатскую площадь, но удивились: там никого не нашли, ни единого полка. Ранним утром шел снег, было довольно холодно, темно. В Сенате никого не было, все сенаторы уже присягнули Николаю.
   -Так, а где Трубецкой?- спросил беспокойно Рылеев, оглядываясь.
-Едем к нему,- вполголоса ответил Пущин.
   Подъехав к богатому особняку графа Лаваль, Рылеев начал звонить в дверь, но ее открывать не хотели. Только через минут пять швейцар приоткрыл дверь, спрашивая:
-Чего изволите, господа?
-Мы к князю!- отрывисто сказал Рылеев.
-К князю? А вам назначено?- осведомился швейцар.
-Мы торопимся! Он что, еще дома?
                -114-
 Быстро поднявшись по лестнице, Рылеев и Пущин увидели улыбающегося Трубецкого. Поздоровавшись, Трубецкой засуетился, предлагая гостям кофе со сливками.
-Не время нам кофей попивать!- очень сухо произнес Рылеев.- Почему вы, князь, не на площади? Вы на вас так надеялись!
-Кажется, mon ami, вы меня желаете упрекнуть?- догадался Трубецкой.- Сенат уже присягнул Николаю, а Зимний не взят, так что…- Он помедлил, разводя руками, глядя на мрачного Рылеева.- Знаете, господа, не могу теперь считать свой план реальным, так как полки не вышли на площадь, Сенат присягнул… Никакого внезапного переворота сейчас не получится!.. Только кровь будет да ненужные никому жертвы…
-Гм, князь, вы отказываетесь от участия в восстании?- негодующе спросил Рылеев.
-Да вы, князь, предали нас?- добавил мрачно Пущин.
-Послушайте!.. Ежели даже мы желали осуществить задуманное, то кому передавать наш манифест? Сенат присягнул, разъехался... В казармах спокойно! Может, рому желаете? Садитесь, попейте... Прекрасный ром, господа! Je trouve que c’est  charmant!- любезно проговорил Трубецкой.
-Вы шутите, князь!- вспыхнул покрасневший Рылеев.- Не время пить и развлекаться! Лучше ответьте честно: я струсил!
   Трубецкой смутился, отвел взгляд в сторону, глухо говоря:
-Меня доселе никто… черт, никто не называл трусом!.. Никто… Ну. Выйдет с вами полк, другой, что с того, господа? Не получилось у нас, увы… Разве на Сенатской площади кто-то есть?
-Пока нет,- ответил спокойно Пущин.- Но скоро будут полки.
-Скоро?.. Ну, тогда…. Тогда, может, я приеду…- тяжело вздохнул Трубецкой, стараясь не смотреть на мрачных Рылеева и Пущина.
-Мы на вас очень надеемся, князь!- произнес на прощанье Рылеева, уходя.
Выйдя из дома, Рылеев и Пущин направились пешком на Сенатскую площадь, Площадь была пуста. Немного они подождали возле конной статуи Петра, походили по Адмиралтейскому бульвару, вышли на Дворцовую площадь.
-Одиннадцать часов утра, а никого нет!- воскликнул в отчаянии Рылеев.
   Словно в ответ на его слова, явственно прозвучали многоголосый гул и барабанная  дробь совсем неподалеку.
 -Неужели началось? Ура!- воскликнул с восторгом Рылеев.
   Рылеев и Пущин быстро пошли по набережной Мойки, им повстречался Якубович, который радостно сообщил, что он сам, Александр и Михаил Бестужевы с Щепиным-
Ростовским вывели на Сенатскую площадь Московский полк. Михаил Бестужев передал Якубовичу, как старшему по воинскому званию, командование полком. И сейчас на площади полк построен в каре между зданием Сената и памятником Петру.
-А почему вы здесь, а не на площади?- поинтересовался Рылеев.
-Ой, голова что-то болит… Я на минуту…- прошептал Якубович, отводя взгляд от Рылеева.
   Рылеев лишь недоуменно пожал плечами.
   Появившись на Сенатской площади, Рылеев первым делом подбежал к Михаилу Бестужеву, обнял его со словами благодарности:
-Спасибо, mon ami! Началось наше восстание! Но мало солдат… Где измайловцы? Где лейб - гренадеры?
   В эту счастливую минуту Рылеев поверил в благополучный исход восстания. Он очень надеялся, что сейчас подойдут на площадь новые полки - Измайловский, Финляндский, Гренадерский, Гвардейский экипаж. Смутная надежда также теплилась у него, что и Трубецкой придет и примет посильное участие в восстании, как все предполагали ранее.
  -Кондратий Федорович, я приведу сейчас измайловцев!- пообещал Пущин.- И гренадеров тоже!
                -115-
-Хорошо, а где Якубович?- оглядываясь, спросил тревожно Рылеев.
-Как же!.. – улыбнулся  Бестужев.- Видели его. Возле Синего моста. Да вот он!
   Якубович подошел к Бестужеву и Рылееву, спрашивая:
-Искали меня? Вот он я… Однако где все полки? Маловато.
   С Галерной улицы послышались барабанная дробь и крики «ура»- то подходил на площадь батальон Гвардейского экипажа с Николаем Бестужевым. Солдаты Московского полка радостно встретили гвардейцев криками «ура». Пришедший батальон построился позади Московского полка. Из-за Исаакиевского собора декабристы услышали радостные возгласы:
-Кавалерия! Скачет кавалерия!
  Конная гвардия  не присоединилась к Московскому полку и Гвардейскому экипажу и
построилась возле Адмиралтейства. Стали появляться полки, верные Николаю I: семеновский полк построился возле манежа Конной гвардии, кавалергарды - возле дома князя Лобанова, батальон павловских гренадер занял Галерную улицу, рота Преображенского полка блокировала Исаакиевский мост, соединявший  Сенатскую площадь с Васильевским островом. А Трубецкого все было. Рылеев потерял уж надежду на его появление.
   К восставшим полкам прибавились лейб - гренадеры, которые стали возле Московского полка. Скакавший за гренадерами полковой командир Стюрлер грозно требовал их отойти от мятежников, но никто ему не ответил. Каховский с пистолетом в руке подошел к Стюрлер, предлагая ему удалиться.
-Ни в коем случае, подлец!- огрызнулся Стюрлер, плюясь.
   Тогда Каховский хладнокровно выстрелил в него. Стюрлер покачнулся в седле и упал. После этого Каховский стал искать Трубецкого, глядя по сторонам, но не нашел его.
Скоро подошли на площадь другие декабристы: Оболенский, Кюхельбекер.  Все спрашивали, где Трубецкой, оглядываясь по сторонам. Потом стали искать временно пропавшего Рылеева. Пущин ответил всем, что Рылеев побежал в полки уговаривать  солдат выйти на площадь.
-Гм, нашел время!- покачал головой Оболенский.- Сейчас только оружием надо действовать, а не словом.
-Но Трубецкой говорил обойтись без кровопролития,- напомнил Кюхельбекер.
-Трубецкой, Трубецкой… А где он сам-то?- озабоченно спросил Оболенский.
   Солдаты Московского полка и Гвардейского экипажа стояли молча, наблюдая за декабристами. Оболенский с Пущиным несколько раз подходили к солдатам, подбодряя
их. Увидев, что конная гвардия поскакала в сторону Московского полка с саблями в руках, Пущин скомандовал:
-Ребята, готовьтесь к бою! Кавалерия атакует!- Взяв саблю, Пущин вскочил на коня.
   После короткой перестрелки солдаты Московского полка отбили атаку Конной гвардии.
   Петр Бестужев услышал выстрелы, будучи в казарме Гвардейского экипажа.
-Слышите, ребята?- вскричал Бестужев.- Это наших бьют! Что же вы стоите?! На площадь!
   Около тысячи солдат пошли охотно за Бестужевым, запевая армейскую песню. Первая рота лейб-гренадеров под командованием Сухозанета перешла Неву, прорвала стройные ряды Конной гвардии и стала рядом с московцами. Московцы радостно закричали «ура», увидев подмогу. А на Исаакиевском мосту стояли три с половиной роты Финляндского полка, которые должны были соединиться с восставшими полками.
   Солдаты зябли на морозе, потирая руки. Вокруг солдат собралась довольно большая толпа. Многие из толпы поддерживали восставших, некоторые передавали солдатам куски хлеба.
   Александр Бестужев все тщетно искал Трубецкого.
-Да где ж он?- недоумевал Бестужев.- Обещал, но не явился?
                -116-
-Шут с ним…- махнул рукой Пущин. – Надейся на удачу!
-Ой, гляди…- удивился Бестужев, показывая на подъехавшую придворную карету.
   Из кареты быстро вышли два старых священника. Минуту постояв возле кареты, они обменялись короткими репликами, после чего один из них, петербургский митрополит Серафим, подошел к восставшим, тяжело вздыхая и постоянно крестясь. Солдаты удивленно смотрели на Серафима, все крестились, сняв шапки.
- Солдаты и офицеры! Неразумные рабы божьи! – воскликнул с пафосом Серафим, махая большим золотым крестом в руках.- Одумайтесь, рабы божьи! Против кого вы выступаете, несчастные?! Против своего государя Николая Павловича?.. Одумайтесь, пока не поздно, пока не пролили кровь!.. Константин Павлович отрекся от российского
престола. И наш Синод, и наш Сенат, народ наш уже присягнул Николаю Павловичу! Поэтому призываю вас к благоразумию, терпению и смирению, рабы божьи! Разойдитесь, пока не поздно!
   Солдаты ничего не ответили Серафиму, даже не шептались между собой. Однако Каховский не стал молчать, подошел к митрополиту и твердо сказал:
-Вы уговариваете нас не проливать крови, митрополит? Призываете нас, рабов божьих, к смирению и терпению? А вы посмотрите чуть в сторону, владыка, как на нас пушки выкатывают! Видите сие, владыка?
   Солдаты оживились, перебивая друг друга:
-Поди прочь, владыка, холуй николаевский!
-На нас пушки наставлены, старик с крестом!
Хватит тебе нас морочить!
   Серафим испуганно затряс руками, пятясь от солдат.
-Черти! Безбожники окаянные!- прошептал он, крестясь.
   А Николай I во дворце стоял вместе с генералом - адъютантом Бенкендорфом  и петербургским генерал- губернатором, графом Милорадовичем  возле карты Петербурга.
Взволнованный Николай тыкал карандашом по карте, указывая, куда следует направить
полки, верные императору:
-У главного входа во дворец поставить сейчас же девятую стрелковую роту лейб-гвардии Финляндского полка!
-Будет сделано!- моментально ответил Бенкендорф.
-Далее… Первый и второй взводы Преображенского полка, кавалергардский полк построить на Дворцовой площади,- продолжал Николай.- Павловцам занять мост у Крюкова канала и Галерную улицу. Конная гвардия должна обойти Исаакиевский собор и
построиться до Невы!.. Измайловский полк должен расположиться на расстоянии от Синего моста до Адмиралтейского проспекта.
-Ваше величество, вынужден сказать, что  Финляндский полк неблагонадежен,- доложил Бенкендорф.
-Ладно, черт с этим полком!..- Николай показал генералам карту, торжествуя:- Наши войска окружат мятежников!
   Вошедший запыхавшийся князь Васильчиков беспокойно сказал:
-Беда, ваше величество!.. Атака конной гвардии отбита мятежниками!
-Что я слышу? Ваши гвардейцы разучились воевать?!- разозлился Николай.
-Никак нет, ваше величество, просто…
-Что, что просто, черт?
-Гололедица, ваше величество,- откровенно сказал Васильчиков, вздыхая.- Лед, скользко… Лошади не могу скакать по льду…
-Ах, лед, да?- заорал Николай.- Не могут скакать, говорите? Да всех в Сибирь сошлю, ежели не можете воевать!
   Испуганные генералы отошли на шаг от взвешенного императора.
   А Васильчиков вкрадчиво спросил:
                -117-
-Ваше величество, может, артиллерию задействовать?
   Оба генералы тоже быстро повторили слова Васильчикова, прося подогнать артиллерию против восставших.
-Ой, плохо дело!- воскликнул в отчаянии Бенкердорф.- Мятежники могут поднять толпу на бунт!
-Артиллерию бы!- повторил Васильчиков.
   Николай направился к выходу из кабинета, но в дверях столкнулся с адъютантом, который доложил:
-Ваше величество! Московский полк весь восстал!.. Но Измайловский полк за вас. Ваше величество! Стоит возле Синего моста.
-Ладно, оставьте меня с Милорадовичем,- приказал Николай, пристально глядя на молчащего генерала.
   Когда все вышли, Николай язвительно осведомился:
-Ну, что, генерал-губернатор Петербурга? Так у нас все хорошо, как вы ранее изволили утверждать?
-Я думал, ваше величество…- начал тихо Милорадович, но его грубо перебил Николай:
-Черт!.. Он думал!.. Неужели вы можете думать, граф? Или только можете докладывать, что в столице все спокойно?! Как сие понимать, граф наш Милорадович? Пока что генерал-губернатор Петербурга?!
   Милорадович вытянулся по стойке «смирно», щелкая шпорами и бодро говоря:
-Извольте, ваше величество, я сию же минуту поеду к мятежникам!
-И что же вы скажете им? Мальчишки, дуралеи, айда домой в свои казармы? Нечего дурака валять?- насмешливо спросил Николай.
-Позвольте мне, ваше величество…
-Позволяю! Сию же минуту на площадь!- приказал Николай.
   Милорадович в шитом золотом мундире с голубой андреевской лентой через плечо на белом коне прискакал к восставшим полкам. Его встретили с криками, свистом, смехом. Некоторые из толпы бросали в него камни.
    Однако Милорадович хладнокровно встретил такой недружественный  прием и
патетически воскликнул, обращаясь к восставшим:
-Солдаты земли русской! Соплеменники!.. Зачем вы вышли бунтовать против законного государя императора Николая Павловича? Похоже, вас смутила шайка мятежников, которые желают лишь крови русской? Константин Павлович отрекся, теперь все
присягнули Николаю Павловичу! И Сенат, и Синод! Чего вы желаете, мятежники
неразумные? Зачем вы желаете свергнуть нашего законного императора?
   Большинство солдат молчали, хотя некоторые огрызнулись:
-Да иди ты, генерал!
-Иди к своему Николаю! Всех бы вас свергнуть!
   Изумленный Милорадович застыл, не ожидая такого ответа от восставших.
-Идите к себе, генерал!- приказал Милорадовичу подошедший хмурый Каховский с пистолетом в руке.
-Что… что я слышу?- пробормотал Милорадович.
   В настороженной тишине раздался одиночный пистолетный выстрел. Каховский выстрелил прямо в грудь генералу. Милорадович покачнулся в седле, цепляясь за лошадиную шею. Через минуту лошадь рванулась вперед, сбрасывая с себя тело генерала.
-Молодец!- похвалил Пущин Каховского.- Теперь самое время начать бой!
   Все это время Рылеев был на площади, также бегал в казармы, пытаясь вывести побольше солдат на площадь. А Трубецкого все не было. Тогда Рылеев решил пойти поискать Трубецкого дома. Он бросился за угол Сената, на Английскую набережную, в дом Лавалей, где жил Трубецкой со своей женой. Но важный дворецкий известил

                -118-
Рылеева, что князя Трубецкого дома нет. Расстроенный Рылеев вновь вернулся на площадь.
«Плохо, что нет у восставших кавалерии!..- подумал недовольно Рылеев.- И полков бы побольше! План восстания не оправдал наших надежд… И где этот трус Трубецкой?!.. Так, а где Пущин?».
   Оказалось, что Пущин, который поначалу принял участие в восстании, потом  сказался больным и отправился домой. Накануне Пущин обещал вместе с эскадроном принять участие в восстании, но так Конная гвардия присягнула уже Николаю, получилось, что Пущин должен быть вести эскадрон против Рылеева и остальных декабристов.
-Неужели вы присягнули?- спросил в отчаянии Рылеев Пущина.
-Да… Присягнул, что поделать…- ответил мнимый больной Пущин.- Голова болит.
-Голова? А у меня душа болит!- вскричал Рылеев.- Вы нас подвели!
   А Николай в одном мундире выбежал на Дворцовую площадь. За ним вдогонку побежал Бенкендорф, заботливо говоря:
-Ваше величество, как же в одном мундире? Шинель оденьте.
-Сейчас станет очень жарко и без твоей шинели, черт!- огрызнулся Николай.
-Тогда послушайте, ваше величество… Эти мятежники…- Бенкендорф глянул в сторону Сенатской площади,- они убили графа Милорадовича!
-Вот как? Убили этого врунишку?- удивился Николай.
-Очень опасно!..- беспокойно произнес Бенкендорф.- Ваше величество, прошу вас… Прикажите очистить Сенатскую площадь от мятежников или…- Он запнулся, боясь  закончить свою мысль.
-Или что?- нахмурился Николай.
-Или…
-Ну, ну, что же?
-Или передайте трон более смелому правителю…- сказал гнетущим шепотом Бенкендорф.
-Что - о?! Ты можешь мне дерзить, генерал?- вспылил Николай.
-Трон в опасности! Все сейчас в опасности! Не время для сантиментов, ваше величество! Прикажите задействовать артиллерию!
-Да я уже это приказал!- сразу отрезал Николай.
  В три часа дня на Сенатскую площадь подошла еще рота лейб-гренадеров, а за ними следом появилась артиллерия. Тридцать шесть орудий направлены на восставших. Но сначала восставших атаковала Конная гвардия. Восставшие полки вступили в бой с правительственными войсками. Целых десять раз Конная гвардия атаковала восставших, а потом вступила в бой артиллерия. Рылеев видел разрушительное действие картечи, но
ничего поделать не мог… На Сенатской площади стоял многоголосый гул пушек, также раздавались одиночные ружейные залпы. На Дворцовой площади появились роты Московского полка во главе с князем Михаилом Павловичем. Николай вместе с Васильчиковым и Бенкендорфом подскакали к солдатам Московского полка. Николай обратился к солдатам с призывом блюсти присягу и быть верными своему новому императору. После этого Николай поскакал к батареи артиллерии.
-А ну заряжай!- приказал Николай.- Пли по мятежникам! Картечью!
   Шум, крики, стрельба, визжание картечи …
-Пли! Пальба по порядку! Заряжай!- команды проносились от Адмиралтейства до Невского проспекта.
   Все удивились, когда Николай спешился и сам попытался зажечь фитиль.
-Что вы, ваше величество?- попытался остановить царя Васильчиков, но Николай оттолкнул его.
  Взбешенный  Николай чуть опустил дуло пушки и приказал:
-Пли, черт тебя!.. Огонь! Всех расстрелять!!
 
                -119-
  Обезумевшие люди метались по площади, желая побыстрее покинуть ее. Пушечные выстрелы послышались также у Дворцового моста. А Николай, как обезумевший, орал что есть мочи солдатам:
-Пли, черт! Вперед по всем! По всей поганой швали!
   Он приказал выкатить пушки на набережную. Страшное визжание картечи  слегка заглушало людские крики. Пушечные снаряды разрывались повсюду, попадали отчасти в лед Невы. Вся Сенатская площадь была устлана трупами. Декабристы вместе с остатками солдат отступали на лед Невы, по Английской набережной, по Галерной улице, однако картечь была неумолима и поражала их даже там. Бледному и встревоженному Рылееву показалось на миг, что он убит, как и многие другие на площади, и лежит на кровавом снегу… Однако по прошествии нескольких часов Рылеев с радостью узнал, что ни один из бывших под огнем декабристов не был убит.
   Рылеев с трудом добрался до своего дома. Толпы обезумевших людей сбивали его часто с ног, он несколько раз падал в кровавый снег и упорно шел дальше. А дома его жена Наталья Михайловна прослезилась, увидев усталого мужа с потухшим взглядом.
   Рылеев только вошел в дом и стал беспокойно ходить из стороны в сторону в грязной и порванной шубе. Через минут пять подошли Бестужевы, Пущин, Каховский. Они тихо обменивались короткими репликами, понимая, что потерпели поражение.
-Весьма занятно, но никто из нас не ранен,- глухо произнес Рылеев.
-Видимо, так судьба распорядилась,- высказал предположение Пущин.
-А дух? Неужто дух наш не ранен после всего этого?!- порывисто воскликнул Рылеев.
   Наталья Михайловна погладила его по голове, успокаивая.
-Увидимся ли мы еще?- спросил тревожно Пущин, но ему никто не ответил.
     Каховский, обещавший убить императора, заметил со страдальческой гримасой:
-Господа, я не выполнил обещания, но… Но, кажется, на мне уже висят загубленные души Стюрлера и Милорадовича!
     Рылеев часто подходил к жене, успокаивая ее и прося прощения. Он рвал свои бумаги и сжигал, тихо ругаясь.
   А в Зимнем дворце  генерал- адъютант Левашов доложил Николаю, что во главе бунта стоял некий Рылеев, штатский, бывший военный, который живет у Синего моста в доме Американской компании, и, по-видимому, заговорщики собирались у него.  Николай
тут же распорядился  привезти бунтовщика Рылеева во дворец.
   В ночном Петербурге завывала метель. Пустынные и тихие улицы были покрыты не только падающим снегом, но и людской кровью…
   А что же Трубецкой? Он  появился около трех часов дня в Главном штабе. Он с ужасом  наблюдал  из окна, что творилось совсем недалеко на Сенатской и Дворцовой площадях.
  «М-да-с… На Сенатской положение плачевное…- подумал уныло Трубецкой и кровь прильнула к его лицу, словно ему стало стыдно за свое отсутствие на площади.- А сам-то Трубецкой-то где? Прячется в Главном штабе?!.. Гляжу на своих единомышленников, раздумывая, как лучше выйти сухим из воды!.. Позорище какое, Трубецкой, а?.. Началось восстание, а я где? Меня там нет…»
   С этими мыслями он выбежал на улицу. Однако через минуту послышались пушечные выстрелы,  стекла в Главном штабе зазвенели. Навстречу Трубецкому бежал правитель канцелярии. Он прочувственно воскликнул:
-Куда вы, князь? На Сенатской площади стрельба!.. Ужас!.. Да всему Петербургу стреляют! Море крови, трупы да трупы!
   Ничего не ответив, Трубецкой ринулся вперед. А навстречу ему бежали незнакомые люди с криками:
-Спасайся, кто может!
-Стюрлера убили!
-И Милорадовича тоже!
                -120-
-Сколько убитых в Неве!
  У Трубецкого закружилась голова, он покачнулся. Несколько минут прошло в обморочном состоянии. Очнувшись, Трубецкой увидел возле себя извозчика, который протирал мокрой тряпкой его бледное лицо.
-Очнулись, барин?- обрадовался извозчик.- Куда прикажете везти вас?
-На Английскую набережную! К дому Лавалей!- приказал Трубецкой, тяжело вздыхая.
   Увидев мужа, его жена Катерина Ивановна бросилась ему навстречу, упрекая его, что она сильно беспокоилась и что-де времена сейчас очень опасные для прогулок, но заметив его бледное лицо, остановилась, спрашивая весьма осторожно:
-Что-то случилось, mon ami? Где вы были?
-Ничего страшного,- усталым голосом ответил Трубецкой.
-У нас в гостях месье Легрен, секретарь французского посольства. Они рассказали, что творилось сегодня на Сенатской площади.
   Трубецкой было отказался, но жена взяла верх и повела его за руку к гостям.
   Легрен и Лаваль встретили с явным недоумением, говоря почти одновременно:
-Что за ужас!.. Бунт, что ли?
   Трубецкой деланно пожал плечами, не желая вступать в разговор. Сейчас ему претила пустая болтовня и светская непринужденность.
   Лаваль повторил свой вопрос, поэтому Трубецкой ответил удрученно:
-Кажется, восставшие желали видеть своим императором не Николая.
-Право, князь, этот вздор мы уже слышали!- недовольно воскликнул Легрен.- Мятежники под видом недовольства своим новым царем Николаем пожелали его скинуть! Бунт самый настоящий, mon ami! И хорошо еще вышло, что мятежников оказалось совсем мало: не более трех тысяч штыков.
-И у восставших не было пушек! К счастью нашему, господа!- прибавил Лаваль.
   Катерина Ивановна протяжно вздохнула, качая головой.
 -Да, князь, когда  проходил рядом с площадью, я узнал некоторых офицеров, которых часто видел у вас в гостях,- припомнил Легрен.
   Трубецкой промолчал, мысленно ругая себя за трусость.
-Да, князь, продолжал Легрен,- я видел и Оболенского, и Каховского, и Рылеева
-Возможно, у мятежников имелся какой-то план,- то ли утвердительно, то ли вопроситель-
но произнесла Катерина Ивановна.
    Трубецкой решил промолчать и не вмешиваться в светскую беседу.
-А может быть, все иначе, господа?- предположил Лаваль.- Может, восстание провалилось из-за отсутствия должного руководства?
-Руководства? Вы так думаете?- спросил с интересом Легрен.
-Похоже, на то!- решительно заявил Лаваль.- Во всяком деле нужен толковый и энергичный командир, а здесь такового не оказалось!
   Трубецкой густо покраснел, но усилием воли сдержался, чтобы ничего не сказать. К его счастью гости пробыли недолго. Оставшись один с женой, он прослезился и признался, что чудом остался жив.
-Неужели… Неужели…- начала было жена, но Трубецкой резко перебил ее:
-Хватит! Больше не слова о плохом! Я жив и  все забыто!
   Он поднялся и подошел к окну. За окном по-прежнему надрывно завывала метель. Страшно было смотреть Трубецкому на Петербург, одетый в снежно-кровавый саван, и он невольно вздрогнул…

                Глава 31
                Расследование заговора.
   Вечером 14 декабря в Петербурге еще не успели вынести многочисленные трупы и очистить улицы от крови. Кровь знаменовала  восшествие  на трон нового российского
                -121-
императора Николая I. Однако поиски остатков восставших полков продолжались по всей столице до ночи. И к Зимнему дворцу также до ночи привозили на каретах и вели пешком участников восстания. Во всем Зимнем дворце стояли вооруженные пикеты солдат и офицеров, а у возле кабинета, в котором находился сам Николай Павлович, стоял усиленный караул лейб-гвардии саперного батальона. Николай сам допрашивал задержанных мятежников, приказывая потом коменданту Петропавловской крепости генералу Сукину, как и  куда посадить в крепости.
   На квартиру Рылеева был послан флигель- адъютант Дурново. Дурново явился почти ночью, застав Рылеева,  лежащим в постели.
-По приказу  самого государя я прибыл, дабы арестовать вас, сударь, и тотчас отвезти в Зимний дворец на допрос,- сухо объявил Дурново.
   Под конвоем шестерых  солдат семеновцев  и Дурново Рылеев сел в сани. Быстро проехав Мойку и Невский проспект, они доехали до Дворцовой площади. Пока ехали, Рылеев заметил на всех улицах конные вооруженные пикеты, на перекрестках улиц - зажженные костры, у которых грелись солдаты.
   Николай тщательно знакомился с делами всех арестованных декабристов, специально подбирал маски для общения с каждым восставшим. Так, то Николай представал перед одним грозным монархом, для другого - простым гражданином отечества, как и арестованный, для третьего - бывалым солдатом, измученного в боях, для четвертого- русским человеком, скорбящим и страстно желающим только счастья и блага своей отчизне. Однако, как ни менял маски Николай, нельзя было скрыть ни под какой лицемерной маской, что он, новый император всея Руси Николай Павлович, до ужаса испугался бунта в самом начале своего царствования, а посему  неутомимо искал все невидимые нити заговора,  и допытывался до самых мелочей, чтобы уничтожить на корню все Тайное общество с его декабристами,  и всеми теми, кто сочувствует ему! Оказалось, что у Николая есть все задатки хорошего актера, что помогало ему успешно вести
допросы: и величавая осанка, и античные черты лица, и грозный взгляд, который моментально мог измениться на совершенно иной, мягкий и спокойный, а глаза выражали обаятельную доброту и ласковость.
   Николай еще до допроса  выяснил все слабые стороны души Рылеева. Он знал, что Рылеев поэт, а не только правитель дел в Русско - Американской компании. В донесении
агента тайной полиции Николай прочел следующее: «Рылеева называют рыцарем «Полярной звезды». Рылеев является не только издателем сего модного альманаха, но и сочинителем пьес «Думы» и «Войнаровский», кои привлекли к себе внимание обширнейшего круга восторженных почитателей. В писании сих и им подобных сочинений господин Рылеев видит свое служение общественному просвещению России и
ее преуспеянию в деле политической свободы. Святыней души Рылеева является любовь к Родине, к поэзии, любимой жене и дочери; доброта и необычайная доверчивость свойственны его сердцу. В квартире Рылеева на собраниях, именовавшихся «русскими завтраками», не только проходили неоднократные совещания членов злоумышленного общества, но даже самый план действий 14 декабря и диспозиция боевых сил были обсуждены именно в квартире Рылеева».
   Также Николай прочел перед допросом еще одно донесение другого агента тайной полиции, при этом доносчик ссылался на мнения писателей Булгарина и Греча:
   «Господин Греч, издающий журнал «Сын отечества», сам собирается подать начальству верноподданическую записку о причинах гнусного нынешнего и пагубного взрыва. О хорошо знакомом ему Рылееве он отозвался в следующем духе: Рылеев - небогатый дворянин, воспитывался в кадетском корпусе, учился хорошо, но был непокорен и дерзок с начальниками, за что бывал сечен нещадно. Однако в продолжение оных экзекуций не произносил жалоб, ни малейшего стона и, став на ноги, снова начинал грубить старшим. Кратковременно побывав в военных походах, посетил он Дрезден и Париж, откуда осенью
                -122-
15-го года побрел обратно в Россию и вышел в отставку подпоручиком. Не получив,  таким образом, никакого совершенствования в науках, стал служить по гражданскому ведомству и, увлекшись вместе с тем стихотворством, напечатал в «Невском зрителе» предерзостные  стихи, будто бы в подражании Персиевой сатире к временщикам и подлецам. Откуда залезли в его голову либеральные идеи - сказать затруднительно. Ведь большинство прочих заговорщиков было воспитано за границей, а идеями республиканских доблестей, видимо, понаслышке от своих образованных товарищей - каковы бывшие воспитанники Лицея: Пушкин, Кюхельбекер, Дельвиг, а также сочинители Александр Бестужев и Грибоедов. Господин Булгарин вспомнил, что еще в январе сего года Рылеев сказал ему: «Когда случится революция, мы тебе на
«Северной пчеле» голову отрубим», а сегодня, имея насчет Рылеева темные предчувствия, господин Булгарин зашел к нему в восьмом часу пополудни на квартиру, где находились также барон Штейнгель, Бестужев и некто Каховский. Рылеев тотчас же взял Фаддея Венедиктовича Булгарина за руку и выпроводил в переднюю, говоря: «Ступай домой, тебе здесь не место». Господин Прокофьев, директор Русско- Американской компании, в которой Рылеев служил в должности правителя дел, отметил, что в начале своего служения Рылеев трудился ревностно и с большою пользой, но потом, одурев от либеральных мечтаний, охладел к службе и валил через пень- колоду».
   Узнав, что Рылеев литератор, Николай приказал принести ему указанную в доносе сатиру. Ознакомившись с сочинением Рылеева, Николай криво усмехнулся, подумав:
«Гм, весьма, весьма интересно сие!.. Почему это наш  генерал Аракчеев не узнал себя в означенной сатире? Ведь он очень жестоко всегда разделывается со всеми своими врагами! Надо бы спросить его при случае… М-да-с… Или не заметил, значит, ничего не было, никто на тебя пасквилей не пишет, так, что ли?».
    К Николаю вошел обер-полицмейстер Шульгин, докладывая, что Рылеев доставлен во дворец.
-Как он ведет себя, этот мятежник?- холодно поинтересовался Николай.
-Весьма спокойно, ваше величество,- учтиво ответил Шульгин.
-А с вами он говорил? Что-то недозволенное?
-Никак нет, ваше величество.
-Хорошо. Ввести арестованного!- приказал Николай.
     Рылеев медленно вошел и слегка поклонился царю.
-Кондратий Федорович Рылеев, кажется?- небрежно спросил Николай.
-Так точно.
-Вы военный?
-Был таковым.
-Чем занимаетесь?
-Литератор.
-Только ли?
-Да, еще… Правитель дел в Русско-Американской компании.
   Николай помолчал минуту, потом строго сказал:
-Сочинители и юристы не должны заниматься подстрекальством к бунту!
   Рылеев пожал плечами:
-И литератор, и правитель дел не может находиться в стороне от Родины. Нельзя смотреть равнодушно на страдания крепостного народа, государь!
   Николай решил изобразить перед Рылеевым радеющего за отчизну отца народа, памятую, что Рылеев самый лютый враг его и достоин только смерти, причем смерти очень жестокой. Николай подошел поближе к стоящему перед ним Рылееву, взял его за подбородок и пытливо посмотрел.
-Лицо твое чистое, без злых умыслов,- медленно и внушительно произнес Николай.- Ты болеешь за отчизну, Рылеев, что меня радует. И я тоже, как император всея Руси, должен
                -123-
болеть за своих подданных!.. Это моя обязанность, как монарха!.. Вижу, ты не желал крови людской?
-Никто не хотел кровопролития!- порывисто ответил Рылеев.
-Не хотели, а подучилось с кровью, людскими жертвами? Неужели не жалко свое отечество, Рылеев?
-Мы вообще хотели выйти на площадь без оружия.
-Выйти на площадь? Зачем? Без оружия? А как же планы свергнуть монарха? Своего родного монарха всея Руси?- С каждым вопросом Николай повышал голос, дойдя почти до крика.- Неужели вы хотите смерти императора?!.. И что даст вам, бунтовщикам, моя смерть? Ну, придет другой монарх, что дальше? И его будете свергать? И чего не хватало
вам и вашим бунтовщикам?!- С этими словами он схватил лежащий на столе список тайного общества и потряс им перед бледным лицом Рылеева, потом на минуту показал список Рылееву.
   Рылеев успел прочитать в списке знакомые фамилии:
«Пестель, Трубецкой, Бестужевы, Пущин, Муравьев, Оболенский, Каховский. Арбузов, Батеньков, Муравьев - Апостол, Кюхельбекер…»
-Да-да, все тут,- как бы читая мысли Рылеева, подчеркнул торжествующе Николай.- Всех мы арестовали, все ждут расплаты!.. Вы не ответили, что дала бы бунтовщикам моя смерть? На что вы надеялись?
   Рылеев коротко ознакомил Николая с планами декабристов, рассказывая о Манифесте декабристов к русскому народу, о новой Конституции, о республике.
-Республика?- вскричал в бешенстве Николай.- Значит, монарх вам неугоден?
-Неугоден, правда ваша, император,- сразу согласился Рылеев.
-Бунтовщики! Вы замыслили захватить Зимний дворец, желали убить меня и всю царскую семью, не так ли?
-Так,- вполголоса ответил Рылеев.
-Вы желали крови!
-Мы желали лишь блага России!- парировал мгновенно Рылеев.- Мы желали создать республику на пример Северо-Американской республики! Мы желали выработать новую Конституцию! Создать Учредительное собрание! Мы желали уничтожить крепостное рабство! Мы очень надеялись освободить крестьян от рабства!
-Либералы проклятые!- прошипел Николай.
-Мы только что вернулись с войны!.. Там за границей нет крепостного права! Во Франции даже последнюю прачку зовут «мадам»!..
-И что же? Вы хотите звать прачек звать мадамами?
-Не в том дело!.. Мы поняли, что тяжело живет наш народ!- твердо заявил Рылеев, сверкая
глазами.- Монархия не хочет облегчить его страдания! Никаких реформ нет!.. После войны мы надеялись, что монархия пойдет на уступки, освободит крестьян от рабства! Нигде в Европе не продавали людей, как скот!
-Ясно…- процедил сквозь зубы Николай.- И поэтому Каховскому было поручено убить монарха?
-Ну, это тоже входило в наш план,- признался Рылеев.
   Беседа Николая с Рылеевым длилась совсем недолго. По распоряжению императора Рылеева доставили в Петропавловскую крепость с запиской коменданту, генералу от инфантерии Александру Сукину: « Присылаемого Рылеева посадить в Алексеевский равелин, но не связывать рук; без всякого сообщения с другими; дать ему бумагу для письма и что будет писать ко мне собственноручно - приносить ежедневно. Николай».
   После Рылеева на допрос к Николаю привели Михаила Бестужева. Бестужев стоял перед императором со связанными туго руками за спиной; он еле сдерживался от невыносимой боли в руках. После первых вопросов Николая Бестужев плюхнулся на стоящий рядом стул в полном изнеможении.
                -124-
-Что - о?!.. Садиться перед императором?- рявкнул Николай, багровея от гнева.
-Может, вы, император, тоже сядете, а то…- произнес в надежде на какое-то снисхождение Бестужев, однако Николай был непреклонен и жесток.
-Стоять передо мной, бунтовщик!- зарычал Николай.
   Бестужева подняли два генерала, стоящие рядом, и  заставили  стоять перед Николаем. Несколько минут прошло в гробовом молчании.
-Ну, что еще скажете, мятежник Бестужев?- презрительно усмехнулся Николай.
   Однако Михаил Бестужев промолчал, выразительно глядя на Николая. Николай понял его уничтожающий взгляд, поэтому отказался от дальнейшего допроса, написав короткую записку генералу Сукину: «Заковать в железо! В Алексеевский равелин!».
  После Михаила привели его брата - Николая Бестужева. Николай Бестужев держался с достоинством, будто он находится на торжественном приеме в его честь, а не на допросе.
Сев в кресло, Николай милостиво предложил присесть рядом и Бестужеву.
-Итак, господин Бестужев, извольте рассказать все, что знаете о злоумышленном тайном обществе!
   Беседа оказалась не такой долгой, но весьма интересной для императора. Бестужев почему-то стал рассказывать о российском флоте, победе под Азовом, открывшей России путь к Черному морю, потом коснулся того, как Россия вернула свои принадлежащие ей ранее земли: Финляндия, Эстляндия, Ингрия, Карелия. Он также рассказал о победе российской эскадры при Чесме, Гангуте и Патрасе, в Крыму.
   Николай внимательно слушал, лишь изредка говоря вполголоса:
-Согласен, да… Продолжай.
-Но потом царь Александр Павлович, наметивший ранее реформы, не провел оных,- продолжал Бестужев.- А народ ждал реформы!.. Морским министром стал француз де Траверсе, протеже Аракчеева! Потом вместо француза стал немец Моллер. А реформ так и не дождались! А крепостные крестьяне наши бедствуют! Мы, прогрессивные офицеры
России, видим все оное и душевно страдаем, государь! И у нас не было больше сил смотреть на все!
   Николай похвалил Бестужева, говоря с благосклонной улыбкой:
-Неплохо!.. Совсем неплохо. Бестужев! Ты бы мог сослужить мне хорошую службу! И я мог бы тебя помиловать.
   Однако Бестужев решительно отказался от помилования.
-Вот удивительно!- поразился Николай.- Ты хочешь быть сосланным или расстрелянным, как подлый мятежник?
   Бестужев помолчал минуту, потом порывисто воскликнул:
-Ваше величество! Мы желали избавить Россию от монархии! Мы желали избавить ее от
одного только властителя, чтобы народ не мучился  из-за прихотей какого-то царя - батюшки! Мы желали учредить республику! Мы желали освободить крестьян от векового рабства! Мы…
-Все! Довольно излияний!- заорал Николай, топая ногами.- В крепость его! В кандалы!
   Потом  Николай просидел раздраженный примерно минут пять молча. Немного успокоившись, он  посмотрел на список тайного общества.
-Так, а где Трубецкой?- беспокойно спросил Николай стоящего рядом генерала.
-Князь Трубецкой вместе с супругой находятся в доме австрийского посланника графа Лебцельтерна,- поспешно доложил генерал.
-Черт, почему он не арестован?
-Но князь сейчас живет в доме австрийского посланника, так что…
-Я уже это слышал!- резко оборвал генерала Николай.- Скачи быстро к Нессельроде! Он мой министр иностранных дел, пусть он решает, как арестовать Трубецкого. Живо исполнять!
   Генерал поклонился и тотчас вышел.
                -125-
   Трубецкого быстро доставили в Зимний дворец. Увидев входящего Трубецкого, Николай вскочил и подошел к нему, сердито говоря:
-Князь Трубецкой, оказывается, вы тоже бунтовщик?.. Гвардии полковник Трубецкой!
   Трубецкой молчал, смотря вниз.
-Ах, вы молчите, князь? Не желаете отвечать своему государю?- допытывался Николай.
-Ваше величество, право, не знаю, что сказать…- тихо произнес Трубецкой.
-Вы заговорщик, Трубецкой! Вас могут расстрелять! Только признание может облегчить вашу участь!
-Что сказать? Ведь ничего не знаю…- прошептал Трубецкой, стараясь не смотреть на взбешенного императора.
-Что, что? Вы изволите врать своему императору?! – Николай показал Трубецкому доносы Бенкендорфа, Васильчикова, еще многих тайных полицейских осведомителей, также списки членов тайного общества. Что же вы опять молчите, князь? Вот показания ваших мятежников, что - де  вы должны были возглавить мятеж на Сенатской площади! Вы у них какой-то диктатор или предводитель! Но в последний момент вы не явились, убоялись, что ли, князь?
  Трубецкой смиренно ответил:
-Извините, ваше величество… Недостоин вашей пощады… И приму любой ваш приговор…
-Вы сознаете себя виновным?
-Сознаю…
-Но почему вы стали бунтовщиком? Либералом?
-Еще до войны  я ознакомился с политических устройством европейских государств. А в Париже я слушал лекции многих профессоров по естественным наукам, истории и законодательству. Я ознакомился с конституционным образом правления многих стран!.. И понял, что необходимо освободить российских крестьян от рабства! Мы, члены тайного общества, надеялись освободить свой народ! Учредить республику вместо отжившей монархии! Глубоко убежден, что состояние России так плачевно, что восстание неминуемо случится! И мы желали обойтись без крови! Сие мнение основано на частных возмущениях крепостных, на многих жалобах на лихоимство чиновников  и помещиков! Признаюсь, что считался среди членов тайного общества председателем или диктатором. А когда все началось, я почувствовал себя дурно, еле дошел до Главного штаба… Был в обмороке. Потом меня повезли к дому Лавалей.  Больше ничего не могу добавить, ваше величество…
«Гм, струсил, подлец Трубецкой!- подумал злобно Николай, пристально глядя на испуганного князя.- Пожелал стать проклятым либералом!».
-Ничего, посидишь в крепости, тогда поймешь, что натворил!- злобно воскликнул Николай.
   А генералу Сукину Николай написал записку: «Посадить  Трубецкого в Алексеевский равелин. За ним всех строже смотреть, особенно, не позволять никуда не выходить и ни с кем не видеться».
   Вошедший Бенкендорф доложил Николаю, что войска преследовали бунтовщиков на Васильевском острове, куда те бежали через Неву. Части  Московского и Преображенского полков, бывшие на площади вместе с декабристами, были окружены правительственными войсками под командой Бенкендорфа   и отправлены в Петропавловскую крепость. А подошедший чуть позднее князь Васильчиков с большим воодушевлением доложил, что большинство  мятежников на Сенатской площади ликвидировано. Сенатскую площадь заняли полки лейб-гвардии Измайловский, Преображенский.  Несколько рот Семеновского полка послали для розыска мятежников, которые спрятались в домах близ Сенатской и Дворцовой площадях. А Зимний дворец

                -126-
сейчас охраняет батальон лейб-гвардии, саперный батальон и рота его величества лейб-гвардии гренадерского полка.
   Николай милостиво улыбнулся:
-Приятно сие слышать, господа!.. А что говорят в казармах, какое там настроение у моих солдат?
-Большая часть солдат из полков, что были с мятежниками, вернулась в казармы,- бодро доложил Васильчиков.- Они желают заслужить прощение своего государя!
-Гм, хотелось бы верить в сие…- чуть нахмурился Николай.- Сейчас никому не верю!
   Васильчиков попросил императора посмотреть в окно:
-Ваше величество, уже утро… Бунта боле нет, тишь да гладь в Петербурге. Ваш дворец охраняют. Все спокойно, ваше величество!
   Николай подошел к окну. Возле контуров медного всадника  виднелись зажженные костры, вооруженные пикеты солдат, разъезды конной гвардии. Сквозь морозный туман можно было разглядеть очертания площади, которая утопала в малиновом рассвете.

                Глава 32
                Гнусная комедия милосердия.
   Чем больше вникал Николай в материалы следственного дела 14 декабря о тайном обществе декабристов, тем  с ужасом понимал, что мятежников оказалось слишком много, что члены Северного и Южного обществ просто не могли четко организовать свое выступление на Сенатской площади, так что только Его Величество Случай спас  нового монарха от гибели. Позднее Николай признался свой матери:
-Рылеев открыл мне весь план восстания  14 декабря и сознался, что он действительно намеревался нас всех убить. Николай даже во сне не мог забыться от страшных дум, часто просыпаясь и крестясь.
-Ежели не все мятежники арестованы?- тревожно думал он.- Что тогда?.. Может, новые мятежники снова захотят меня убить? А ежели, когда мятежников будут казнить, вдруг
появятся полки новых мятежников с саблями наперевес и новь выйдут они на Сенатскую площадь? И захватят Зимний дворец? Что тогда, боже ты мой?!.. «
    Черный клубок сомнений закрался в душу императора, терзая его каждый час и не давая успокоиться его душе. Следственный комитет Николай назначил 17 декабря. Еще до начала следствия Николай решил, что для Рылеева должен быть вынесен смертный приговор.
-С вожаками и зачинщиками заговора  поступим без всякой жалости, без пощады!- говорил Николай председателю Верховного уголовного суда, князю Лопухину.- Закон
изречет кару. Я буду непреклонен; я обязан дать этот урок России и Европе.
-Какой урок, ваше величество?- поинтересовался Лопухин.
-Да такой, что самодержавие священно и непоколебимо!- строго произнес Николай.- Я, император, приказал расстрелять  мятежников! Картечью их! И для мятежников – крепость, суд, строгий приговор!
   Николай задумал показать восставших декабристов подлой шайкой заговорщиков, которые только желали зла России. Суд разделил все преступления на несколько частей: бунт, цареубийство, военный мятеж.
   После долгих разбирательств и допросов декабристов к Николаю вошли для окончательного доклада князь Лопухин, генерал Бенкендорф и барон Дибич, начальник Главного штаба гвардии.
-Ваше величество,- начал Дибич,- Верховный суд подробно ознакомился с делом мятежников и решил, что они должны подвергнуться суровому наказанию! Буде крамола вторгнется к нам, она будет изгнана с позором! Мы должны сурово покарать всех мятежников, дабы неповадно было!
   Николай благосклонно улыбнулся, внимательно слушая Дибича.
                -127-
  -Пятерых мятежников четвертовать,- продолжал Дибич,- тридцати одному отрубить головы, десятки в Сибирь выслать на каторжные работы.
   Николай кивнул и потом деловито спросил:
-А что члены Синода, каково их мнение?
-Члены священного Синода, которые входили в состав Верховного суда, заявили, что государственные преступники, совершившие подлые преступления против самодержавия, должны быть подвергнуты суровой казни! Но поскольку они священники, не могут подписать смертный приговор.
-Вот как?- удивился Николай.- Знаете, признаюсь, я тоже против сурового приговора.
   У трех чиновников вытянулись лица от удивления.
-Почему, ваше величество?- вырвалось у Лопухина.
-Нет, я против четвертования…- непринужденно ответил Николай.- Также против отсечения голов. Что скажет нам просвещенная Европа? Что-де Россия не прогрессивная страна? До сих пор головы рубит и четвертует?
-Может, тогда расстрел?- предложил Бенкендорф.
-Расстрел?- слегка поморщился Николай.- Ну, не знаю… Это снова кровь, господа!
-Позвольте, государь,- осторожно произнес Лопухин,- Верховный суд постановил, что мятежниками были совершены тяжкие преступления… Понятно ваше милостивое желание милосердия к падшим, но не настолько же, ваше величество?
-Хорошо! Извольте слушать, постановляю: тем мятежникам, которым присудили казнь с отсечением головы,- решил Николай,- заменить ее на вечную каторгу с предварительным лишением всех чинов и дворянства. Далее… Тем, кому присудили вечную каторгу, заменить наказание на каторжные работы дет на двадцать с поселением засим в Сибири. Мятежнику Кюхельбекеру заменить смертную казнь вечной каторгой по причине ходатайства за него князя Михаила Павловича!.. Также заменить казнь каторгой Никите Муравьеву по причине его совершенной искренности и чистосердечного признания, князю Щепину - Ростовскому – вследствие просьб старой матери.
-А что с Трубецким?- полюбопытствовал Дибич.
-Ну, думаю, негоже вешать представителей подобных великих фамилий, как Трубецкие и Волконские,- ответил убежденно Николай.- Что тогда скажет нам просвещенная Европа? Эти известные фамилии имели большие шансы претендовать на трон, господа, даже больше, чем сами Романовы! Так что вешать Трубецкого и Волконского не будем.
   Минута прошла в тягостном молчании.
-Что касается пятерых самых дерзких мятежников,- продолжил Николай,- то предаю их участь решению Верховного уголовного суда. Сам он решит, так таковому и быть!   Верховный суд постановил заменить смертную казнь четвертованием на повешение
пятерым декабристам: Пестелю, Рылееву, Муравьеву - Апостолу. Бестужеву - Рюмину и Каховскому.
   12 июля около часу ночи Рылеев, Пестель, Муравьев - Апостол, Бестужев - Рюмин, Каховский были привезены в Комендантский дом. Им был зачитан окончательный приговор. Декабристы встретили решение суда хладнокровно, без всяких возгласов и замечаний. А члены суда глядели на арестованных весьма сурово, словно расстреливая их своими негодующими взглядами…
   До казни декабристов оставались всего сутки.

                Глава 34
                Казнь.
   Рассвет стоял хмурый, сырой. Пятерых декабристов сначала повели в кандалах к обедне в Петропавловский собор, потом под конвоем взвода гренадеров Павловского полка и полицмейстера к пустырю, у крепостного вала, где стояла виселица. Осужденным вновь

                -128-
монотонно зачитали приговор, сломали над их головами шпаги, сорвали мундиры и бросили их в костры.
   Священник обратился к арестованным с утешением:
-Рабы божьи, вы желаете получить последнее увещание?  Желаете ли облегчить свои души?
   Рылеев взял священника за руку, с нетерпением спрашивая:
-Отец, скажи…Христос своей смертью  смерть попрал, так?
   Священник невольно вздрогнул от такого вопроса:
-А почему вы сие спрашиваете?
-Почему?.. Нас сейчас повесят!.. Вспомнил, Христос ведь после смерти стал сильнее живого!
-Истинно так, сын мой,- перекрестился священник.
-Его распяли, но он еще сильнее стал!- прочувственно воскликнул  Рылеев.
-Истинно так,- повторил тихо священник.
-Так гласит легенда,- вставил Каховский.
-Святое писание гласит, что сие правда сущая,- твердо заявил священник.
Священник поочередно перекрестил всех пятерых декабристов, подходя к каждому.
Один из гренадеров вытащил из мешка пять длинных белого цвета саванов. Саваны одели на всех пятерых,  каждому привязали кожаный загрудник с надписью. После слова «преступник» была написана фамилия мятежника. Возле эшафота образовалась небольшая толпа. Женщины тихо плакали, мужчины сокрушенно  вздыхали, всем было очень больно смотреть на происходящее. Зазвучала мерная барабанная дробь. Подошедший коренастый палач подошел к виселице, поставил скамью между двух серых столбов, потом встал на скамью и потрогал висящие на перекладине веревочные петли. Виселица оказалась слишком высокой, поэтому нужна была скамья. На скамью взошли все пятеро, палач привычно надел им на шеи петли, а сверху надвинул на глаза колпаки. Медленно подъехали генерал- губернатор Голенищев - Кутузов, генерал- адъютант Чернышов и генерал Бенкендорф.
 -Начинать казнь!- приказал Голенищев - Кутузов.
   Забили барабаны. Священник стал креститься. Веревки вышли непрочными, разной толщины и плохого качества. Палач нажал на рычаг и скамья с помостом провалились в яму. Пестель с Каховским повисли, а три веревки с остальными осужденными порвались.
   Из толпы послышались женские вопли ужаса от увиденного, кто-то тихо сказал:
-Стало быть, боженька наш не желает смерти осужденных…
-Черт, что случилось?!- зарычал взбешенный Бенкендорф.
-Веревки оборвались, - глухо ответил палач.
   Рылеев, Бестужев - Рюмин и Муравьев- Апостол с грохотом упали в яму. Окровавленный  Рылеев стонал, Бестужев - Рюмин потерял после падения сознание.
-Болван, что стоишь? - заорал Чернышов.- Живо вешать!
   Трех осужденных вытащили из ямы.
   Рылеев из последних сил поднялся, выпрямил спину, восклицая в отчаянии:
-Вы, генерал Чернышов, приехали посмотреть, как мы умираем?.. Обрадуйте своего императора, генерал: мы умираем в мучениях!
-Вешать! Живо!- вновь заорал Чернышов.
   А Бенкендорф не выдержал и склонился на шею своей лощади, чтобы больше не наблюдать за страшной экзекуцией.
-Подлый тиран! Подлые опричники тирана!- выкрикнул напоследок Рылеев.
   Карие глаза Рылеева сверкали от гнева.
-Бедная и несчастная земля! – воскликнул трагически  Муравьев - Апостол.- И судить не умеют, и повесить не умеют!.. Тьфу!

                -129-
   Бестужев - Рюмин так ослаб, что не смог повторно взойти на эшафот, поэтому его поднял палач. Палач на всех троих  снова накинул  петли. Потом он дернул доску и все трое минуты три задергались в предсмертных судорогах. Женщины в толпе громко заплакали.
   Солнце еще пряталось за легкими облаками.  Багровый рассвет только показался  на горизонте.

                Глава 35
                Августовские надежды, или три дня, которые удивили  мир.
   
   Продолжая находиться в эйфории от перестройки, Петр тем не менее с удивлением слышал все чаще странные реплики Горбачева по телевидению о том, что-де есть враги или противники перестройки, которые желают остановить  ее. Весьма странным  для Петра показалось то, что руководитель огромной страны говорил обтекаемо, не  ссылаясь на какие-то имени и фамилии, будто не хотел их называть. А летом 1991 года Горбачев еще пуще прежнего повторял: враги перестройки, противники перестройки, опять никого не называя по именам и  фамилиям, что очень насторожило Петра.
«Как бы Горбачева не сместили подобно Хрущеву!»- подумал огорченно Петр.
   Иногда не надо быть ясновидящим, если остро чувствуешь проблему и болеешь за что-то конкретное, именно тогда обостряются все чувства, в том числе открываются каналы ясновидения, даруя этот благословенный дар доселе обычному человеку.
   Потом оказалось, что врагов перестройки стало слишком много именно из ближайшего окружения Горбачева. И они замыслили его скинуть под благовидным предлогом, по лживой, избитой  и лицемерной формулировке: « освободить от должности по состоянию здоровья»…
   
     19 августа 1991 года,  09 часов.
   Петр приехал с Аллой с дачи на электричке в Москву. Не успел Петр войти в квартиру, как зазвонил телефон. Звонил главный редактор с его работы.
-Ты слышал новость?- поинтересовался главный редактор.
-Какую?- не понял Петр.- Я только что с дачи…
-Понятно. У тебя есть радио?
-Радио есть, а что…
-Черт, слушай внимательно!- грубо перебил главный редактор.- В Москве государственный переворот.
-Чего, чего… Как?- растерялся Петр, невольно вздрагивая.
-Повторяю в последний раз: у нас тут государственный переворот. Все. Не телефонный разговор.
-Да я сейчас телевизор включу!
-Плюнь на телевизор,- услышал Петр  ответ на том конце провода.- Давно не видел балета «Лебединое озеро»?
   Петр удивленно пожал плечами:
-Совсем ничего не понимаю… При чем тут балет?
-Все ничего не понимают. Так что пока сиди дома, как и я.
-Зачем?
-Выжидаем. Кто победит.
-А при чем тут балет?
   Главный редактор вместо четкого ответа ответил одной нецензурной бранью, если это можно считать ответом, и бросил трубку.

   19 августа, 10 часов утра.
                -130-
  Петр включил телевизор, сел напротив. Испуганная Алла тоже села рядом, держа руку Петра в своей для спокойствия. Петр быстро убедился в правоте слов своего начальника: по телевизору в самом деле показывали балет «Лебединое озером».  Он хотел поискать на телеканалах новости дня, но так их не нашел.
-Ладно, черт с телевизором!-обозлился Петр, выключая телевизор.- Где у нас радио?
-Петруша, ты забыл? Радиоточки и радио у нас нет,- напомнила Алла.

  19 августа,  11 часов утра.
   Петр зашел в сберкассу, там работало радио. Пока ему выдавали деньги, он услышал о каком-то неведомом ГКЧП, что оный Государственный Комитет по Чрезвычайным Положениям создан в связи с тяжелой болезнью Президента Михаила Горбачева, что он берет всю полноту власти на время болезни Горбачева.   Все напряженно молча слушали сообщение радио. Один Петр не выдержал и порывисто воскликнул с руганью:
-Черт такие!.. Это переворот! Скинули Горбачева, коммуняки!
  Сначала все промолчали. Только через минуты две к Петру подошел один седой старик с бледным и морщинистым лицом и трясущимися руками и гневно проговорил:
-Молодой человек! Вы против нашей партии коммунистов?
-Ой, уйдите! Без вас разберусь! - махнул рукой Петр, пытаясь отойти от старика.
-Я заявлю на вас,- пригрозил старик, махая кулаком.
-Горбачев вовсе не болен! Он здоров. И эти самозванцы ГКЧП незаконно захватили власть!- выпалил Петр.
-Прекратите агитацию, враг народа!- зашипел старик.
   Петр чертыхнулся и вышел из сберкассы.

  19 августа, 12 часов дня.
   Петр вышел из метро к памятнику Пушкина. Он увидел, что движение по улице Горького перекрыли. На улице стояли танки и бронетранспортеры. Солдаты в полном военном обмундировании и экипировке глядели весьма растерянно на проходящих москвичей и у Петра создалось такое ощущение, что солдаты мысленно просили
прощения у людей, мол, мы тут ни при чем, мы не ваши враги, нас пригнали по приказу, но мы не хотим воевать с мирными людьми своей страны! А проходящих мимо танков и бронетранспортеров людей было много. Они двигались вниз, к Проспекту Маркса.

   19 августа, 13 часов.
   Петр подошел к Белому дому на Краснопресненской набережной. По периметру люди сооружали баррикады из каких-то подручных материалов. Возле стояла танковая рота. Десять танков с командиром роты майором Евдокимовым. Как выяснил Петр у тех, кто строил баррикады, майор Евдокимов пригнал танки на свой страх и риск. Он не выполнил
приказ начальства, которые в тот момент были за ГКЧП. Он надеялся на торжество справедливости, горбачевскую перестройку и верил, что Горбачев здоров и только отдыхает в Форосе с женой, а не болеет там. В сущности, как понял Петр, майор Евдокимов был героем августа - Евдокимов изменил тогда ситуацию в полдень 19 августа. Именно тогда другие офицеры задумались: «Может, этот Евдокимов знает больше, чем мы? Может, он правильно поступил? Он понял, что надо делать? Может, тогда не стоит влезать в эту перепалку и выждать?». Как слышал Петр, танки вроде были без боекомплекта, но об этом узнали потом, после трех дней противостояния восставшего народа и ГКЧП.

  19 августа, 14 часов.
Президент России Борис Ельцин появился перед народом. Бодро залез на танк. Стоя на танке, Ельцин зачитал Указы, которые гласили коротко следующее:  незаконное ГКЧП
                -131-
объявлено вне закона, а все те, кто его поддерживает, являются, государственными преступниками.  Окружение Ельцина охотно раздавало листовки с указами стоящим рядом людям. Петр тоже взял несколько листков. Теперь ситуация Петру стала совсем понятной.


  19 августа, 15 часов 30 мин.
   Петр зашел на работу в редакцию. Он хотел сделать копии указов Ельцина. В комнате находился один редактор Михаил, назначенный главным редактором дежурным по редакции. Михаил отказал Петру, говоря, что вроде ксерокс сломан. Петр ему не поверил, захотел посмотреть  сломанный ксерокс, но тогда раздраженный Михаил поднялся, говоря очень жестко:
-Вам сказано: сломан! Нечего тут смотреть!
   По сути этими словами Михаил выгонял своего же сотрудника из помещения редакции. Петр не стал спорить с ним и вышел, раздумывая: «Михаил  выжидает? Ждет, кто победит? Поэтому не разрешил воспользоваться ксероксом? Увы…».

   19 августа, 17 часов.
   Петр на полчаса забежал домой, показал испуганной Алле указы Ельцина.
-Ты не бойся, Алл!- сказал как можно мягче Петр, целуя жену.- Не верь этому ГКЧП! Оно незаконно!
   Однако Алла ничего не ответила, став смотреть теленовости. В это время в разделе новостей было сказано, что ряд трудовых коллективов рабочих и колхозников, секретари комитетов КПСС и главы исполнительной власти поддержали  ГКЧП.
-Видишь?- воскликнула с ужасом Алла.- А ты что говорил?
-Пусть,- махнул рукой Петр.- Пусть. Это одна пропаганда.
-Но действенная пропаганда!- кротко возразила Алла.- Народ верит телевизионным новостям.
   Потом показали пресс-конференцию членов  ГКЧП.  Петр заметил, что у вице-президента Янаева сильно дрожали руки.
-У него руки дрожат!- обрадовался Петр, вскакивая.
-У кого?- не поняла Алла.
-У этого Янаева, видишь?
-Вижу. И что…
-Он, значит, понял, куда влез!- так же продолжал Петр, показывая на Янаева указательным пальцем.- То ли перепил он, то ли понял, что совершил ошибку!
Они уже проиграли!
-Как проиграли? Разве была стрельба? Кто-то с кем-то воевал?- простодушно спросила Алла.
-Нет! Успокойся!- Петр улыбнулся добродушно-снисходительной улыбкой.- Они не могут нас победить!
-Это почему?
-У них не хватит смелости поднять солдат на смерть мирных граждан! Военные не готовы убивать мирных граждан! Мы победим это незаконное ГКЧП!- уверенно сказал Петр.
-Гм, хотела бы верить…- протянула Алла.
-Верь и надейся!
-Только надеяться и остается в нашей жизни.
   Петр задумался:
-Слушай, Алла, вот я сейчас попытался представить себя на месте этого ГКЧП. Хотя бы вместо одного Янаева… Допустим, они идеалисты. Как те декабристы на Сенатской площади в декабре 1825 году.
                -132-
-Опять ты о декабристах…Зачем…
-Зачем? Сначала выслушай!- Петр резко оборвал на полуслове Аллу. – Сначала выслушай! Они только хотели сохранить СССР и социализм. Они надеялись  сохранить старое, боясь, что новое поветрие с перестройкой Горбачева разрушит их старый Советский союз! Они забыли почему-то, что у нас все продается по талонам: водка, сигареты, продукты!
-Даже стиральный порошок,- прибавила Алла.
-Да!.. Знаешь, сколько стоит рубль на черном рынке? Всего семь американских центов!
-И что это значит?
-А то значит, что у людей на руках много денег, а товаров мало! Наши бумажные рубли ничего не стоят! И они хотели сохранить такой социализм, этот СССР!
   Алла сильно вздрогнула:
-Чего тогда будет?
-Ой, для нас ничего плохого,- поспешно заверил ее Петр.- Только ты не переживай. Ельцин их победит.
-Думаешь?- не поверила Алла.
-Победит!

   20 августа, 17  часов.
   Алла заканчивала готовить обед. Петр лег немного вздремнуть. Его разбудил звонок одного поэта Лебедева, с которым он недавно познакомился на одном поэтическом вечере. Лебедев сообщил Петру, что он слушал только что  новости  радио «Эхо Москвы» и там сказали: сегодня ночью готовится штурм Белого дома. И в связи с этим ГКЧП объявляет комендантский час.
-Не может быть!- недовольно воскликнул Петр.
-Может, Петруша…- услышал Петр вздох своего собеседника на том конце провода.- У нас все может. И всегда может. Ты еще к этому не привык?
-Привык, но все-таки…
-Все-таки надеешься на чудо?
-Гм, надеяться всегда надо,- напомнил Петр
-Ох, Петруша оптимист! А я пессимист, останусь им до гроба!- печально произнес Лебедев.- Ладно, слушай… Комендантский час с 22 часов.
-Не уверен, что его будут соблюдать,- сразу вставил Петр.
-Соглашусь с тобой. Не будут, но осторожность не помешает. Так ты пойдешь к Белому дому?
-Зачем?
-Люди идут к Белому дому защищать его!
    Петр понял, что сейчас многое решается в его стране: решается, какая  будет политика, какая и будет ли перестройка и гласность, будет ли свобода и многое другое, без чего в нормальной стране людям нельзя жить, поэтому без всяких раздумий согласился идти к Белому дому. Алла выбежала из кухни, упрашивая Петра остаться дома, однако он был непреклонен в своем твердом решении.

   20 августа, 21 час.
   Петр встретился с Лебедевым возле ближайшей станции метро. Поезд в метро, везущий их к станции «Баррикадная» был битком забит, все были взволнованны, говорили весьма громко и возбужденно.

   20 августа, 21 час 30 мин.
   Выйдя из метро, Петр вместе с Лебедевым пошли к Белому дому. Даже правильней сказать иначе - их понесла к Белому дому толпа, которая забыла или просто наплевала на
                -133-
объявленный ГКЧП комендантский час. Хотя в вагоне метро Петр заметил многих довольно равнодушных граждан, которые уткнулись в газеты, стараясь не замечать тех, кто готовился стать защитниками Белого дома. Петр с Лебедевым неслись в многолюдном потоке, только успевая идти вперед, боясь, что их случайно могут затолкать.
«Гм, как интересно выходит…- подумал Петр.- Станция метро «Баррикадная», на которой будут строить баррикады…».

  20 августа, 22 часа  10 мин.
   Петр с Лебедевым оказались возле Белом дома. Баррикад было много. Как сказала одна энергичная дама лет тридцати с небольшим, миловидная шатенка с прокуренным голосом, было организовано три кольца оцепления: в первом, возле Белого дома, стояли люди с автоматами, во втором и третьем стояли гражданские. Гражданские были без всякого оружия, но они ничего не боялись, надеясь на победу. Петр понимал, что безоружные погибнут сразу, если штурм все- таки состоится. Петр с Лебедевым без лишних раздумий примкнули к третьему кольцу оцепления. Подошедших заметил один пожилой человек, предлагая окунуть носовые платки в ближайшей луже.
-Зачем? Будет какая-то атака?- испугался Лебедев.
-Это на случай газовой атаки,- сообщил пожилой мужчина.- Это наша единственная защита - мокрые носовые платки. Мужайтесь!
   Петр невольно вздрогнул, страх прошел по всему его телу холодом. Он побледнел, на короткое мгновение прикрыл глаза. Лебедев заметил значимую перемену в поведении своего друга, поэтому участливо спросил его:
-Что с тобой?
-Нет, ничего…- Петр помолчал полминуты, потом с наигранной веселостью воскликнул, сильно сжимая пальцы обоих рук:- Все нормально! Мы победим! Мы обязательно победим!

  20 августа, 23 часа.
  Миловидная шатенка с прокуренным голосом вновь подошла к Петру, осторожно спрашивая:
-Извините, пожалуйста, можно я буду с вами?
   Петр растерялся:
-Как… как это со мной?
-Ну, мне страшно дома одной… По телевизору один балет… Не прийти к Белому дому не могла - потом совесть замучит.
-Оставайтесь,- согласился после минутного колебания Петр.
-Мы все тут вместе,- добавил Лебедев. - Все объединены одной идеей.
-Как вас зовут?- полюбопытствовал Петр.
-Зоя Петровна. Можно просто Зоя.
   Так Зоя осталась стоять рядом с Петром и Лебедевым. Она оказалась забавной, часто шутила, рассказывала анекдоты. Зоя бодрилась, пытаясь успокоиться, тем самым поднимая настроение Петру и Лебедеву.
    Временами стоящие в оцеплении добровольные защитники Белого дома слушали громкие трансляции оттуда. Так, к примеру, сообщалось, что на защиту Белого дома подошла бронетехника, расположившись в первом кольце оцепления. Еще сообщили, что скоро прибудут милиционеры из Рязанской и Орловской школ, но они появились поздно, уже под утро. А Тульская дивизия ВДВ под командованием генерала Лебедя прибыла намного раньше и встала на защиту Белого дома.

  20- 21 августа, 24 часа- 24 часа 30 мин.

                -134-
Петр заметил, как число защитников Белого дома все больше увеличивалось. Точное число их он не мог сосчитать, но многие говорили примерно о пятидесяти тысячах защитников. Люди были в эйфории, весьма возбуждены, они радовались небывалому единению, совпадению взглядов и мыслей, теша себя надеждой, что они выстоят и защитят Белый дом! Только потом Петр понял, что танкисты были, но не было приказа начинать атаку или же они отказались выполнять подобный приказ! Как потом предположил Петр, даже если был такой приказ, у военных хватило совести не выполнять его, что делает им честь!

   21 августа, 1 час ночи.
Петр услышал автоматную стрельбу в районе Садового кольца. Никто из защитников тогда не понимал, что там происходит. Все ожидали неминуемого штурма Белого дома. Из Белого дома так и сообщили, что надо готовиться к штурму. Все взялись за руки в твердом решении стоять до конца. Может, до смертного конца. Однако время шло, а штурма не было.

    21 августа, 6 часов утра.
   Уже наступило утро. Уставшие защитники Белого дома услышали трансляцию из него, что вроде штурма не будет, угроза миновала всех. Всем громко объявили большую благодарность и сказали, что можно идти домой.
   Петр вместе с Лебедевым и Зоей пошли в сторону Садового кольца и поняли, что случилось прошлой ночью. Защитники Белого дома перекрыли баррикадами все Садовое кольцо, создав баррикады из троллейбусов и грузовых машин. На пересечении Садового кольца и начала Кутузовского проспекта находился тоннель. На выходе из тоннеля оказалось несколько бывших военных, служивших ранее в Афганистане. Они кидали бутылки бензина в бронетранспортеры, машина начинала гореть. Экипаж бронетранспортера открывал люки и выходил с поднятыми руками. В захваченные бронетранспортеры садились защитники Белого дома и с поднятым трехцветным бело-
сине-красным флагом ехали к Белому дому. Однако один бронетранспортер отказался сдаваться  и стал вилять то влево, то вправо, желая уйти от нападавших. При этом машина задавила насмерть трех молодых парней: Комаря, Кричевского и Усова.
   Петр, Лебедев и Зоя, несмотря на ужасную усталость с прошлого дня, были необыкновенно счастливые: они радовались, как и все остальные защитники Белого дома, что они, безоружные, победили, что они выстояли, что они смогли победить ГКЧП! Расстался Петр с Зоей и Лебедевым уже утром в семь часов.

   21 августа, 8 часов утра.
               
 Еле заступив на порог квартиры, Петр услышал беспокойный вскрик Аллы, подбегавшей
к нему:
-Ну, почему так долго? Я так волновалась!
   Петр успокоил ее, говоря, что все закончилось.
-Неужели?- не поверила Алла и включила телевизор.
   А по телевизору ничего не сообщалось, к сожалению.
-Неужели опять все выжидают?- предположил Петр.
-Что выжидают?
   Петр не ответил Алле, сел на диван и задумался. Он ответил только через полчаса, говоря весьма осторожно:
-Знаешь, давай пока подождем. Выключим на время телевизор и поживем немного без него.
-А как же новости дня?- поинтересовалась Алла.
                -135-
-Вечером. Вечером услышим их,- ответил беззаботно Петр, желая пока только выспаться.
-И что будет делать?
-Спать… Спать до вечера.
  А вечером того же дня около  21 часов   Петр включил телевизор, ожидая с нетерпением услышать новости. Алла сидела рядом с ним, вся дрожа от напряжения. На экране появилась новостная программа с тройкой лошадей. И на протяжении почти часа они оба просидели молча, взявшись за руки. Телезрителям рассказали всю правду о том, неудачные путчисты полетели к Горбачеву в Форос, пытаясь, видимо, договориться с ним и найти выход для них самих из крайне опасной  ситуации. Однако путчисты были там арестованы и привезены в Москву.
   После просмотра передачи Петр некоторое время сидел задумчивый, уставившись в одну точку.
-Что с тобой, Петруша?- спросила удивленно Алла.
-Думаю.
-О  путче?
-О нем. Кто все-таки руководил этим ГКЧП?
-Гм, а это важно сегодня?- усомнилась Алла.
-Историю надо всегда знать от начала до конца! У нас, конечно, история может переписываться по желанию правителя, но все-таки хочется знать ее целиком и подлинную историю! А мы до сих пор не знаем, кто же руководил ГКЧП! Если Янаев с самого начала путча был пьян, то кто тогда?
-Кто же?
-Вот я и думаю… Министр внутренних дел Пуго покончил жизнь самоубийством. Премьер-министр Павлов в первый же день путча заболел.
-Чем же?
-Говорят, был гипертонический криз. Тогда кто?- продолжал допытываться Петр.- Если министр обороны Язов с самого начала ареста стал называть себя старым дураком и каяться, кто тогда? Не генерал же там один или этот председатель колхоза? Кто тогда? –
Петр помолчал минуту, потом его осенило: - Как же я раньше… Черт, да, это он! Это Крючков!
-Крючков?
-Именно! Председатель КГБ Крючков! Больше некому.
   Каждый раз потом, когда вспоминал Петр эти три удивительных дня, которыми восторгались во всем мире, он понимал, что самым ценным тогда было небывалое единение, свобода  и братство ранее незнакомых людей, пришедших по доброй воле защищать Белый дом, несмотря на смертельную угрозу их жизням. И он понял, что только свободные и смелые люди смогут сами добиться  лучшей доли, не уповая на милость какого-то нового правителя и не надеясь на чудо неземное!
               
                Глава  36
                Новая  оттепель  девяностых годов и новые надежды.
 
    Оттепель девяностых годов прошла очень быстро, с частыми выборами, потрясениями в обществе, многими новшествами в социальной и политической жизни. Наступило время реформ. Президент Ельцин со своей командой демократов яростно боролся с коммунистическими реакционерами, внедрял рыночные отношения, отменил цензуру на телевидении и  в печатных изданиях, разрешил свободные валютные операции, частный бизнес,  свободные валютные операции и свободные поездки за рубеж. Он попытался запретить компартию, но, к сожалению, устроить суд над ней не получилось из-за отчаянного сопротивления реакционеров. Испугавшиеся демократических перемен реакционеры вместе с офицерами госбезопасности вначале притаились, но со временем 
                -136-
приняли новые правила игры: вложили припрятанные деньги компартии в бизнес, пооткрывали банки,  обменные пункты и частные фирмы. Старики, посмеиваясь, говорили, что наступило новое время нэпа, наступило  новое время богатеев.  Если октябрьскую революцию 1917 года объявили громогласно по всей стране (хотя точнее было бы назвать ее октябрьским переворотом), то капиталистическую революцию 1991 года никто не объявлял! С 1991 года капитализм, как вихрь, ворвался в нашу жизнь.
Продавать разрешалось все, что угодно, хоть тело собственное - ведь его тоже можно рассматривать, как товар, если есть спрос на этот товар. Также отдельные инициативные господа, аферисты по натуре, с предпринимательской жилкой стали пытаться захватывать собственность, которая плохо лежит. Хотя, если вдуматься, больше они  желали отнять собственность, которая хорошо лежит и имеет хозяина. В связи с этим вполне закономерным явлением стали доселе войны предпринимателей между собой и их разборки. Бизнесмены свободно регулировали цены:  хочу -  поднимаю донельзя, а хочу - снижаю! Петр с большим любопытством каждый день узнавал что-то новое: то новый коммерческий магазин открылся, то появился впервые коммерческий банк в Москве, что было в диковинку, когда совсем недавно все банки считались государственными.
Появилось новое слово «челноки»: то были индивидуальные предприниматели, которые стали ездить в Китай и Турцию, приводя оттуда товары для продажи. Люди удивлялись долгожданному изобилию в продуктовых и промтоварных магазинах. А некоторые  ходили в новые магазины, как в музеи, чтобы полюбоваться всем. Да, любо-дорого было посмотреть, полюбоваться, особенно, новыми ценами в магазинах!
   Петр и Алла с восторгом сначала встретили новую оттепель, любили ходить на выборы, голосуя за Ельцина. Петр писал в газете статьи о происходящих переменах, честно  оценивая прошлое и настоящее; он критически относился к криминальным разборкам, появившимся бандитским группировкам в обществе, вспоминая при этом Чикаго 20 годов и говоря, что Москва сейчас стала похожей на Чикаго. Поэтому, узнав от Аллы, что она
решила челночным бизнесом, Петр был категорически против, всячески отговаривая ее от этой затеи.
-Что за ерунда, Алл?- поморщился Петр, когда Алла как-то вечером вновь заговорила о  своей близкой подруги Марии, которая уволилась и занялась челночным бизнесом.
-Петруша, музыка надежд больше  не звучит в твоем сердце?- слегка улыбнулась Алла.
-Звучит, Алла, звучит!
-Тогда, может, станем челноками?
-Бред!.. Какой из меня торгаш?- возмутился Петр.- Заниматься куплей - продажей товаров из Китая? Не хочу!
-Напрасно. Хорошие деньги люди стали зарабатывать на торговле,- кротко возразила Алла.
-Хорошие?  Из меня торгаш не выйдет!- упрямо повторил Петр, краснея от волнения.
-Не выйдет? А из редактора вышел же кочегар?
-Опять упреки?
-Нет, только напомнила, кем ты был ранее!.. 
-Я не хочу заниматься криминалом!
-Петруша, я тебя что, бандитом прошу стать?
-Ну, торгаш, бандит… Сегодня ты торгаш, завтра- бандит… Нет, не хочу и тебе не дам стать челноком!- твердо заявил Петр.
-Не дашь? Из квартиры, что ли, не выпустишь?
   Петр промолчал, больше не желая продолжать  разговор на эту тему.
   Алла вместе с Марией  съездили в Китай для закупки товара, но очень неудачно: часть товара почему-то пропала в аэропорту «Домодедово». Они пытались по приезде найти пропащий товар, но поиски были безуспешны: охранники, грузчики разводили руками, говоря, что ничего не знают. Во второй раз, когда Алла с подругой поехали в Китай,
                -137-
повторилась та же история. Расстроенные подруги после второй поездки оставили остатки товара в небольшом складском помещении стадиона «Динамо», где намеревались торговать, но следующий день принес им еще один неприятный сюрприз: ночью склад
взломали  какие-то злоумышленники и вывезли все, что там лежало. Так что челночная эпопея закончилась для Аллы очень быстро полным фиаско.
-Да, ты был прав, Петруша…- удрученно сказала Алла.- Ты меня хотел предостеречь…
-А ты меня не послушала,- кивнул Петр.
-Увы…
   Алла с Марией остались в одних долгах, еле расплатившись с ними только через два года. После этой неудачной истории Алла зареклась когда- либо заниматься коммерцией, говоря, что это не для нее. Петру совсем не нравилось появившееся дикое социальное расслоение общества, однако он понимал, что наступил капитализм с его многими проблемами, как потребительство,  стяжательство, демонстрация наглого преуспевания.
  Переехав в Москву в 1985 году, Петр с Аллой стали жить в просторной трехкомнатной квартире Аллы. Старая мать Аллы умерла через месяц после приезда Аллы в Москву. Петр быстро устроился на работу редактором в одной газете, а Алле устроиться так же быстро не удалось, в связи с чем она нервничала, ругаясь по пустякам с Петром. Петр пытался не обращать внимания на ее истерики, ему было до ее истерик - мама Нина Николаевна лежала в больнице  с инфарктом миокарда.
   Нина Николаевна часто плакала, когда Петр навещал ее.
-Ну, зачем ты плачешь?- пытался успокоить ее Петр.- Ведь я тут, рядом. Я с тобой.
-Это так… Это так, Петруша…- печально протянула Нина Николаевна - Но я так долго ждала тебя.
-Я тебе писал!
-Да, писал… Но я надеялась, что ты приедешь пораньше…
-Раньше не мог.
-Почему?
-Раньше было другое время. Могли найти и посадить.
-Ужас… Даже представить не могу то поганое время,- сильно вздрогнула Нина Николаевна, вновь начиная плакать.- И твоего отца расстреляли… И потом тебя посадили.
-Ладно, забудь.
-Как такое можно забыть, Петруша! Такое не забывается… Массовые страдания людей не забываются. Никогда!
   Петр промолчал, понимая, что его мама права. Следующей ночью в больнице она умерла во сне. Петр узнал о смерти мамы утром, когда он пришел в больницу,
отпросившись с работы. Он очень надеялся, что она проживет еще хотя год или полгода, веря заверениям лечащего ее доктора, однако понимал, что трагедия может произойти в любой момент: слишком она состарилась, его бедная мама, слишком часто переживала за отца и него, осунулась, постарела… Сквозь туман тоски мелькнула у Петра мимолетная мысль, что музыка его жизни отнюдь не радостная, в основном одни утраты, несбывшиеся надежды, которые остаются одними надеждами, и ничего более; однако минутой позже он немного приободрился, успокаивая самого себя, что мама прожила все-таки долгую жизнь, пусть не совсем радостную, но долгую, дождалась его возвращения в Москву, свиделась с ним, да и он относительно здоров, женат, работает вновь редактором и еще пишет стихи.
-Да и снова на дворе новая оттепель…- произнес вслух Петр, как бы говоря сам с собой.- Вновь у нас революция сверху! Оттепель, но надолго ли? Очень не хочется, чтобы она была кратковременной…  - Петр глянул из окна больницы на лежащий снег и недовольно поморщился.- Фу, надоела эта белая гадость!.. Ходим каждый день с негасимыми надеждами… А люди молчат, забыли свою активность в августе 91 года! Но сегодня они больше не пойдут защищать Белый дом, если позовут. Почему?.. Гм,
                -138-
разочаровались, одни утраченные надежды… А пойду ли я туда, если позовут? Уж не знаю…
   Он вспомнил песню группы «Лесоповал», тихо напевая: «Мы в этом холодильнике нормально развиваемся».
-Или не так?- спросил сам себя Петр. - «Мы в этом холодильнике…»- Тут он остановился, пытаясь вспомнить слова из песни «Филе трески» группы «Лесоповал».
   Минутой позже он вспомнил слова песни, напевая:
                «Мы тут, на крайнем севере,
                Как вроде не меняемся,
                На этой отмороженной -
                Мороженной земле!
                Мы в этом холодильнике
                Прилично сохраняемся,
                Навроде как тресковое,
                Тресковое филе».


                Глава  37
                Новые декабристы. Новые надежды…
   Реакция  после выборов 1996 года стала искать замену Ельцину, найдя вроде неприметного, скромного человека в ближайшем окружении, который был незнаком широким массам населения. Она очень надеялись, что этот тихий вроде, скромный человек будет простым исполнителем всех их желаний и прихотей, раз привели его к власти. Однако в тихом омуте, как говорится, черти водятся…. И начались неожиданные для всех и вся новые заморозки,  закручивание гаек: сначала боролись с телевидением «НТВ», потом с олигархами, демократической прессой  и многими депутатами, после чего стали бороться с простыми гражданами, запретив мирные демонстрации и митинги, пытаясь внедрить единомыслие. Вместе компартии стала доминировать партия с другим названием. Вновь стали требовать, как при совке, чтобы все шли на выборы. Выборы, конечно, отличались от предыдущих коммунистических, где требовалось только бросить один избирательный бюллетень в урну, но они получались потешными: все идут на выборы, уже наперед зная результат этих выборов, поэтому многие демократы стали называть такие выборы выборами без выбора: выигрывает именно тот кандидат, который нужен действующей власти
  Многое изменилось после 1999 года… Петр, начиная с 1999 года, хотел видеть нового, энергичного, молодого руководителя, но после нескольких лет пришло отрезвление и осознание того очевидного факта, что становится все намного хуже, начались новые заморозки… Вновь Европа с Америкой стали врагами, вновь возродилась цензура, вновь стали искать везде внутренних и внешних врагов. Поэтому музыка надежд больше не слышалась нашему герою, а упущенная свобода казалась призраком… Люди привычно помалкивали, хотя многие недовольные ворчали на кухнях, как прежде при совке. У людей появилась, как понял Петр, политическая апатия, им надоели политические темы, частые потрясения 90 годов. Они просто хотели жить по-человечески, не думая каждый день, а кто там у нас в Госдуме или где-то еще? Многие просто пожертвовали свободой ради потребительского бума и новых полученных банковских кредитов, спокойно реагируя на разграбление ЮКОСа и разгром НТВ. Относительное благополучие нулевых годов связано было лишь с большим повышением цен на нефть и газ, которые поставлялись за рубеж в Европу. И как-то незаметно для общества реабилитировали тирана Сталина, превратив его в эффективного менеджера с помощью официальных государственных СМИ. Горбачевскую перестройку забыли, не упоминая ее нигде. А новую оттепель 90 годов стали называть лихими девяностыми годами, намекая на разгул
                -139-
бандитизма. Бывшие комсомольские и партийные вожаки стали капиталистами. Они желали лишь богатства и спокойствия на своих доходных местах, поэтому сначала восхваляли застойное брежневское время, при котором им жилось весьма припеваючи, а потом стали превозносить Сталина. Прошлое стали вспоминать ежечасно, понимая, что никакого ясного будущего нет и не называя открыто, какое общество хотят строить. Людей стали кормить благополучным прошлым, мечтая там вновь оказаться, пытаясь с помощью зомбирующего телевидения построить райскую иллюзию вчерашнего дня.
… Состарился наш Петр Пущин, в 2011 году ему исполнилось семьдесят лет. Он мечтал работать редактором до самой смерти, однако по состоянию здоровья вынужден был уволиться. Алла  постоянно советовала ему перестать интересоваться новостями, напоминая его же выражение: «Слушать наши новости, что смотреть фильм ужасов!». Но Петр каждый день читал газеты, слушал телевизионные новости, также радио «Свобода» и «Эхо Москвы».  Он постоянно спорил с Аллой, часто доходя до хрипоты, пытаясь убедить ее быть более активной гражданкой, на что Алла резко возражала:
-Надоело! Вся твоя политика мне надоела!
-Политика не моя,- осторожно отвечал ей Петр.- Послушай…
-И слушать не хочу! Хочу просто жить и радоваться жизни! Я аполитична! Наплевать мне на всех политиков! Пусть делают, что хотят!
-Да они и так стараются делать, что хотят!- криво усмехнулся Петр.- Наши политики не
ни твоим, ни моим мнением не интересуются!
-И ладно с ними…
-И ты согласна с результатом потешных выборов?- поинтересовался Петр.
-Почему потешных?
-Да потому!.. Все ходят на эти выборы, уже зная будущий результат выборов. Анекдот расскажу. Один спрашивает другого: «Слушай, ты за кого голосовать будешь на выборах Путина?».
   Алла сначала удивленно посмотрела на мужа, но потом засмеялась дивным обворожительным смехом, говоря:
 -Прекрасный анекдот! Со смыслом!
-Поняла?
-Поняла… Это не ты его придумал?
-Нет, я поэт, а не сатирик.
   Помолчав минуту, Петр решил продолжить диалог с женой:
-Понимаешь, вот многие думают, как ты: устали от политики, надоело мне все эти игры в выборы, демократию, дайте хоть немного пожить без политики.
-А что тут плохого?
-Да плохо именно то, что реакция не дремлет!- сухо произнес Петр, сверкая глазами.- Если мы не будем выходить на мирные протесты, митинги, реакция воспользуется этим и решит, что можно закручивать гайки!
-Ой, гайки она уже закрутила с 1999 года,- сказала с грустью Алла.
-Вот поэтому молчать нельзя!- продолжал горячо Петр.- Вспомни август 1991 года.
-При чем…
-При том, Аллочка, что тогда люди не были пассивными! Они вышли добровольно, никто их не принуждал идти защищать Белый дом! Многие думали, что идут на смерть, но все равно шли!
-И что было потом? Чего они добились? Где та демократия, о которой они мечтали? И ты, кстати, тоже?- скептически возразила Алла.
   Петр вскочил, прошелся быстро по комнате. Реплика жены задела его за живое, он тоже не раз размышлял о том, что ничего не добились бывшие защитники Белого дома, не видя демократию, о которой они мечтали.

                -140-
-Знаешь, тут ты права…- сказал вполголоса Петр, садясь в кресло.- Демократии, к сожалению, нет… Демократия у нас, как айсберг, которого никто не видел. Но самым ценным тогда в августе было небывалое единение людей, которые добровольно пришли защищать Белый дом. Добровольно. И только свободные, смелые люди, которые не ноют о том, им надоела политика и все с ней связанное, только они могут сами добиться лучшего в жизни! Многие только надеются, но надо самим пытаться изменить жизнь к лучшему!
-Фу, одна болтовня,- фыркнула Алла.- Ты еще о декабристах снова вспомни.
-При чем тут декабристы? Да, кстати, о декабристах… Декабристы - это метафора мятежа в русской истории, как ты знаешь. Они не только надеялись на чудо неземное, на милость царя, они решили восстать против него!
-Почему об этом говоришь?
-Почему я постоянно вспоминаю декабристов? Своего предка Рылеева? Да потому, что для меня это недостижимый идеал!- радостно заявил Петр.- Это святые люди, если можно так выразиться!
-Святые?
-Святые!.. Они, может, идеалисты по сути, но это идеал для меня! Ведь они старались не для себя, а для простого русского мужика, желая освободить его от рабства! Может, они не так хорошо подготовились к восстанию, может, напрасно они не призвали к себе на помощь простой народ, но они надеялись что-то изменить, не сидели на кухнях, браня только власть, своего императора! У них, дворян, все ж было: чины, звания, поместья, деньги, но тем не менее сытые и образованные дворяне декабристы не побоялись выйти против самодержавия, отстаивая интересы простого русского мужика! Декабристы надеялись изменить жизнь в России, создать республику, но у них это не получилось! И крайне важно для нас сейчас знать и не забывать восстания декабристов, почему? Да потому, что это была попытка реформирования снизу! Оттепель снизу не прошла, к  сожалению! В России реформы  или имитация оных проходят лишь сверху, начиная с эпохи великого царя Петра Первого, который героически прорубил окно в Европу и заканчивая горбачевской перестройкой! Хотя многие пытаются сейчас говорить, что эта перестройка была лишь имитацией реформ, все же она внесла много нового в нашу жизнь.
   Алла шумно вздохнула:
-Опять ты за свое?
-Свое?
-Хвалишь перестройку?
-И буду ее хвалить! Люди стали говорить в открытую, о чем думают, не боясь за последствия. Воистину гласность стала большим благом для людей, надеявшихся на перемены!
-И все? Только стали открыто говорить?
-Знаешь, это тоже немало в нашей стране, в которой всегда затыкали рты! Люди тогда воспряли духом и поверить Горбачеву, но потом реакция  помешала ему…
-Это ты о ГКЧП?
-О нем, поганом!- кивнул Петр.- Вот ты говоришь: устала от политики, хочу пожить для себя.
-Да, хочу!- ответила с вызовом Алла.
-Послушай, Аллочка!.. Многое зависит от нашей гражданской позиции! Вот не вышли бы люди защищать Белый дом, что бы было? Ужас тоталитаризма продолжился бы! Не надо прикидываться страусом, прячущем голову в песок: я вас не вижу, ничего не знаю и не хочу знать, только меня не трогайте, дайте просто пожить в свое удовольствие! Не надо быть конформистом, понимаешь? Жизнь-то у нас одна, она быстро закончится, и на смертном одре уже будет поздно что-то предпринять, а раньше то побаивались, то сомневались… И поэтому я буду ходить на митинги. Мирные митинги! И буду ходить
                -141-
на выборы!
-Ты же называешь их потешными?- криво усмехнулась Алла.
-Потешные или не потешные… Больше других пока нет,- ответил удрученно Петр.
   Минуту он помолчал, потом продолжил:
-Знаешь, иногда ты меня понимаешь, иногда, кажется, вроде тоже понимаешь, но делаешь вид, что посмеиваешься…
-Да не смеюсь я над тобой,- благосклонно улыбнулась Алла.
-Вот я только что говорил о декабристах.
-Опять о них?
-Опять! Эту нашу русскую метафору мятежа хотели оклеветать!
-Как это?
-Я вспомнил недавний гадостный фильм - пасквиль на  декабристов. В 2005 году на нашем телевидении показывали  антидекабристский фильм «Орден русских рыцарей», что-де декабристы работали под контролем международной масонской организации, а не сами.
-Бред какой!- вырвалось у Аллы.
-Точно, бред… А потом позднее показали фильм «Мираж пленительного счастья».
-Фу! Даже исказили стихи Пушкина.
-Верно! Звезда пленительного счастья превратилась почему-то в мираж пленительного счастья. Мол, декабристы, только один мираж, ничего они хорошего не сделали.
-А что было в другом фильме? Я его не видела.
-Я видел этот фильм «Мираж пленительного счастья», когда ты спала… Да, в нем рассказывается, что якобы английская разведка с помощью декабристов хотела захватить уральское золото.
-Снова бред!
-Согласен, Алл… Власти поступили очень хитро, не став бороться с декабристским мифом, а просто уничтожили его своей клеветой!- прочувственно воскликнул Петр. - И многие зрители поверили этому фильму! А сейчас в 2011 году, когда некоторые
оппозиционеры пытаются назвать себя новыми декабристами, их противники вспоминают фильм «Мираж пленительного счастья»!
-Тем самым сводя на нет подрывную метафору декабрьского восстания, говоря о «декабристах» Болотной площади,- дополнила Алла.
      О многом тогда говорил и спорил Петр с женой до самой ночи. Когда  еще работал редактором, он больше не мог так откровенно говорить, спорить, как во время эйфории перестройки - коллеги не поддерживали его разговоры, отвечая часто невпопад или говоря очень холодно, что им не интересны подобные откровения. А Никита, друг Петра,  куда-то пропал и не отвечал на письма. Лебедев тоже не появлялся, хотя Петру хотелось хотя бы раз  в неделю пообщаться с ним. Поэтому Петр мог откровенничать лишь со своей женой на кухне. Петр говорил о достоинстве, которое наконец-то проснулось у людей, о гражданском чувстве ответственности за свою страну, о нежелании быть конформистом.
-Новые декабристы,- с радостью заявил Петр,- это как символ проснувшейся России!
   Взрыв эмоций недовольных москвичей произошел зимой 2011 года, когда многим надоели потешные выборы. И они вышли на улицы, митингуя. На следующий день после выборов в Госдуму 5 декабря на Чистые пруды вышло на митинг под лозунгом «Выборы - фарс!» примерно семь  тысяч человек. Недовольные прицепляли к одежде белую ленточку, как символ чистоты и прозрачности в самых разных смыслах. Петр тоже пошел на митинг, прицепив белую ленту к пальто. Он просил Аллу пойти с ним, но она категорически отказалась. Полиция огородила площадку для митинга и зорко наблюдала со стороны.
Многое услышал Петр на том митинге. Говорили весьма возбужденно и открыто, ничего не боясь:
                -142-
-Наши голоса украли!
-Выборы без выбора! Одни потешные выборы, когда идешь на них, уже зная их результат!
-Сначала Медведев блаженно заменил Путина, а теперь Путин сменил его!
-Рокировочку провели!
-Имитация выборов, а мы надеялись на честные выборы!
-Потешные выборы!
-Надейся и жди, а жизнь проходит!
-А что сделано за последние десять лет? Только торгуем углеводородами?!
   Петр радостно прислушивался к выкрикам митингующих. Он осознавал, что в людях наконец-то проснулись достоинство, гражданская активность, боль за свою страну. Люди устали от самодержавного авторитаризма, полицейщины, чиновничьего произвола, навязываемой телепропаганды, от правящих бюрократов, коррупции, фальсификации выборов, затяжной безальтернативности власти, инфляции, сырьевой модели экономики, навязываемого клерикально - национального патриотизма, последовательного сокращения гражданских свобод, поэтому они говорили то, что думали. Они желали изменить свой мир к лучшему, и это радовало Петра! За десять лет сформировался новый класс свободно мыслящих экономически независимых людей, которые могли сами прокормить себя своим трудом, поэтому они ничего не боялись и выдвигали свои требования, ничего не прося, как бесправные граждане.
   Немного постояв на митинге, Петр решил пойти домой и только на следующий день  узнал, что около трехсот человек на мирном митинге задержала полиция.
   Через несколько дней состоялся новый митинг в Москве. Петр узнал о нем у своих новых знакомых, с которыми он познакомился на митинге на Чистых прудах.
Десятого декабря в Москве состоялся митинг на Болотной площади. На нем собралось более сотни тысяч человек, но по оценкам МВД лишь якобы двадцать тысяч человек. Такому расхождению в числе митингующих Петр не удивился, зная, что могут применяться любые методы борьбы против митингующих,  в том числе  дезинформация и клевета.
   Стоя на митинге, Петр увидел среди митингующих своего знакомого Лебедева и помахал ему рукой. Лебедев подошел к нему со спутницей.
-Узнаешь ее?- улыбнулся Лебедев.- Это Зоя. Она с нами защищала Белый дом.
-Помню,- кивнул Петр.
   А Зоя с задором спросила Петра:
-А сейчас пошли бы вы защищать Белый дом?
   Петр лишь пожал плечами:
-Увы… Вряд ли…
-И почему так?
-Мы надеялись,- протянул задумчиво Петр. - Тогда…
-Да, надеялись,- подтвердил Лебедев.
-А сейчас?
-Сейчас надежд не осталось,- тоскливо произнес Петр.
-И что дальше?- нетерпеливо спросила Зоя.- Чего достигли?- И сама ответила за всех:- А ничего!
   Петр осторожно возразил:
-Не совсем правы, Зоя. Все-таки мы отстояли свободу! Если бы не вышли, не смогли так открыто выражать свое мнение, как сейчас!
-И это все?- криво усмехнулась Зоя.
-Ну, не совсем… Мы не дали тоталитаризму тогда остаться! Мы желали нового будущего для России!
-И где оно?
-Оно было. В начале перестройки. Все могло бы пойти по- другому.
                -143-
-Неужели?
- И в девяностых годах.
-В девяностых, которые сейчас называют бандитскими?
-Это определение навязано нашим зомбирующим телевидением,- уточнил Петр.- Это делается специально, чтобы охаять реформы Ельцина! А горбачевскую перестройку забыли.
-И что она дала?
-Гм, во всяком случае она дала нам гласность.  Нам, вчерашним рабам, разрешили свободно говорить!
-Рабы не мы, мы не рабы,- вставил Лебедев.
-Да где ж было то будущее?
-Оно было в начавшихся реформах, которые потом свернули!- убежденно ответил Петр.- Россия вновь пошла не тем путем, опять свернула назад, в кошмарное прошлое! А будущее могло быть иным. Открытое общество, без цензуры! Свободный рынок! Дружеский диалог со всеми странами, а не вражда! Не осажденная крепость! Помню еще Горбачева, которого принимали на Западе со слезами на глазах и с цветами, где это? Такого сейчас не будет!
- Не будет,- почти одновременно повторили Лебедев с Зоей.
-Вот посмотрите, сколько тут людей,- кивнул на митингующих Петр.
-И что с того?- не поняла Зоя.
-Это я тому, что могло быть еще больше! – продолжал Петр.- Вот на митинге 5 декабря насчитали семь тысяч человек. Но могло быть больше. Все зависит от активности людей. Не надо ждать милости у царя, понимаете? Нас спасет только активность людей!
-Вряд ли выйдет больше,- скептически сказал Лебедев.
-Может выйти, но не вышло! У нас всегда примерно восемьдесят процентов конформистов и 14 процентов свободно мыслящих граждан,- твердо заявил Петр.
-И так было всегда,- добавил Лебедев.- И во время августовского путча не вышли все восемьдесят шесть процентов.
-Не выйдут. Они верят нашему зомбиящику, в котором все якобы распрекрасно!- снисходительно усмехнулся Петр.
-Неужели вы хотите революцию?- испугалась Зоя.
-Революцию не хочу! Я против насилия, крови!- подчеркнул Петр.- Но такие мирные митинги очень полезны! Именно они, мирные митинги и мирные демонстрации, очень нужны. Всегда вспоминайте августовские события. Когда безоружные люди отстояли свободу!
   А  Лебедев припомнил недавний случай с итальянскими полицейскими, которые отказались разогнать митинг.
-Они сняли каски, говоря, что отказываются бить или разгонять мирных граждан!- добавил Лебедев.
-Какие молодцы!- восторженно произнес Петр. - Люди, люди….Все зависит от нас самих! А мы только просим то Рюрика какого-то, то иного царя: помогите, пожалуйста, не губите, не душите, дайте нам свободу!
    На митинге выступили многие известные политики, как любимый Петром Борис
Немцов, Григорий Явлинский, Сергей Митрохин, писатели Борис Акунин и Дмитрий Быков. Петр заметил, что митинг прошел спокойно, несмотря на столь большое количество митингующих. Хотя случались резкие выкрики, все обошлось без эксцессов, митингующие с различными политическими взглядами дружелюбно беседовали и вежливо спорили, даже угощали друг друга горячим чаем из термосов, дарили белые цветы стоящим рядом полицейским. Петр, глядя радостно на митингующих, вспомнил август 1991 года, защитников Белого дома, и понял, что есть нечто схожее в поведении их: они были абсолютно уверены в своей правоте, свободны и смелы; таким образом, как
                -144-
понял Петр, образовался новый образ российского общества: интеллигентный, свободный от идеологический телепропаганды, смелый и твердый в решимости пойти за свои идеалы на любые жертвы, в стремлении отстоять свое законное право на достойную жизнь. Митингующие выдвинули ряд требований, в том числе отменить итоги выборов 4 декабря, уволить с поста главу Центрального избирательного комитета Чурова, заняться расследованием фальсификаций  выборов, провести честные и открытые выборы. После митингов в Москве волна подобных митингов прошла по всей России под лозунгами «За честные выборы».
   Петр не надеялся, что власти прислушаются к требованиям митингующих, что и сказал Алле, когда вечером пришел домой.
-Ну, хватит тебе бегать на митинги! Не мальчик уже,- упрекнула его Алла.
   А потом во время прямой телетрансляции «Разговора с Владимиром Путиным» митингующие получили весьма циничный ответ на свои требования: правитель, который желал еще шесть лет руководить страной, буквально плюнул людям в лицо, заявив, что-де ему показались в белых лентах митингующих презервативы. Услышав такое заявление, Петр с Аллой просидели несколько минут неподвижно в шоке…
   Через некоторое время Петр узнал о мнении бывшего советника Президента России по экономическим вопросам Андрея Илларионова, который заявил, что обществу  не стоит надеяться, что власть его услышит, предположил, что вполне возможны радикальные меры для сохранения режима, в том числе военные конфликты, теракты, убийства оппозиционных политиков. Петр пожал плечами, думая, что вряд ли что-то подобное может произойти, однако  позже он понял, что Илларионов был недалек от истины…

                Глава 38
                Убили нашу надежду…
   Утром 28 февраля 2015 года Петр содрогнулся от услышанной трагической новости: ночью 27 февраля в Москве был убит политик Борис Немцов. Петр очень любил и уважал Немцова, считая его прекрасным кандидатом на пост Президента России. И часто Петр говорил Алле с грустью, что напрасно Ельцин так и не уступил свой пост Немцову, хотя хотел этого и говорил об этом по телевизору.
  Несколько минут Петр пребывал в шоке, сидя неподвижно. Алла, войдя в комнату, удивилась, застав его в таком положении.
-Что с тобой?- изумилась она.
   Петр беззвучно что-то промычал, показывая указательным пальцем на экран телевизора. Алла пожала плечами, переключая телеканал, однако Петр быстро обрел дар речи, говоря весьма раздраженно:
-Ты не поняла? Немцова убили!
-Как… как убили?- растерялась Алла.
-Включи канал новостей.
   Петр с Аллой молча просидели, слушая повторное изложение событий прошлой ночи. Как было сказано, почти под стенами Кремля, на Москворецком мосту, в тринадцати метрах от Васильевского спуска, ночью с 27 по 28 февраля неизвестными лицами, едущими на иномарке, был расстрелян почти в упор Борис Немцов.
   Ведущая быстро добавила, что Немцов был не один, а с молодой спутницей, которую сейчас допрашивают. И сразу выдвинула несколько возможных причин убийства: убийство из-за коммерческих разногласий, убийство бывшими женами Немцова. Петр грубо выругался, услышав эти версии убийства.
-Ну, сколько можно слушать этот абсурд!- не выдержал Петр, вскакивая.- Сеанс шоковой терапии!
-Не нервничай, Петруша!- попыталась успокоить его Алла.- Его не воскресишь…

                -145-
-Увы, нельзя воскресить…- Петр перекрестился, сел на диван.- Увы… В центре Москвы, где везде видеокамеры, убили! Возле Кремля!.. Убили в ночь с пятницы на субботу - плохое время для распространения информации, не так ли?
-Что ты хочешь этим сказать?
-А сама подумай!.. В ночь с пятницы на субботу… Когда все отдыхают от работы, так? А в понедельник это уже не будет новостью!
-Успокойся…
   Однако Петр и не думал успокаиваться, наоборот, он еще больше разволновался:
-Ха!.. Власть, как нам сказали по зомбиящику, взяла расследование под личный контроль?
Да ситуация с Немцовым давно уже была под контролем! Он мешал! Он выводил людей на митинги, он призывал людей думать, а не просто быть конформистами!
-Успокойся…
-Все, Алла… Убили нашу надежду!- почти плача, сказал Петр.- Нашей надежды больше нет!
-Ты не веришь в официальные версии убийства?
-Тьфу… Да неужели я так глуп? Поверю в то, что бывшая жена Немцова с пистолетом в руках убила его? Или наняла киллера? И какие коммерческие интересы были у депутата Немцова? Он не занимался никакой коммерцией! Это демонстративное убийство оппозиционного политика в самом центре Москвы! Сначала всегда надо выяснить, кому мешал убитый, тогда поймешь, кому было выгодно убийство!
   Алла встала и выключила телевизор.
-Зачем выключила?- не понял Петр.
-Больше ничего нового там не скажут,- ответила бесстрастно Алла. - Может, что-то по радио узнаем?
   Алла включила радио. Послышался бодрый голос ведущего, который известил всех слушателей, что сегодняшний день назвали днем надежд. Ведущий, к сожалению, не сказал, почему именно сегодняшний день стали считать днем надежд и кто же дал подобное название, однако он милостиво разрешил звонить в редакцию радиостанции, чтобы услышать отклики радиослушателей.
   Петр решил сразу позвонить в редакцию.
-Скажите,- начал Петр,- а почему именно сегодня день надежд?
-Почему? Неужели это плохо, когда есть надежда?- послышался голос ведущего на том конце провода.
-Когда есть надежда, хорошо,- охотно согласился Петр.
-Тогда чему вы удивляетесь?
-Я только спросил.
-Сегодняшний день- день надежд! Радуйтесь!
-Радоваться надежде? Но человек может надеяться всю жизнь.
-Может.
-А если сказать иначе,- предложил Петр.- День сбывшихся надежд.
-Гм, сбывшихся?
-Вот-вот!
-Сбывшихся?- почему-то повторил ведущий.
-Ведь хорошо же, когда надежда сбылась, так?
-Хорошо,- согласился после короткого молчания ведущий.
-Хорошо, когда свершилось то, на что вы надеялись?
-Хорошо, хорошо, вы закончили?- нетерпеливо спросил ведущий.
-Сами ведь просили позвонить.
-Да, позвонили, вам ответили,- ответил со скрытой досадой ведущий.- Все у вас?
-Нет! Как можно говорить о празднике Дне надежд в день, когда убили Немцова?
-Это зачем…
                -146-
-Вы знаете об убийстве Немцова?
-Ну, слышал… Хорошо, вы закончили со своими вопросами?
-Нет! Я не услышал ответ об изменении названия празднуемого дня,- не унимался Петр.
-Я же ответил вам!
-Лучше изменить название, а именно: день свершившихся надежд,- настаивал на своем Петр.- Так же лучше.
-Хорошо, хорошо.
-Или сбывшихся надежд.
-Хорошо, хорошо.
-А то мы только надеемся.
-Кто это мы?- не понял ведущий.
-А все… Я, ты, он, они…
-Все?
-Да, все вокруг вас! Вся страна лишь надеется. Всю жизнь!- недовольно воскликнул Петр.
-Как говорится, надежда умирает последней.
-Не только надежда умирает. Умирают люди, не дождавшись чего-то,- очень холодно заметил Петр.
-На что вы намекаете? Время в эфире у нас ограничено, так что…
-И Борис Немцов тоже надеялся.
-Кто, кто?
-Немцов. Борис Ефимович Немцов!
-А при чем тут… - Голос на том конце провода немного дрогнул.
-Борис Немцов надеялся изменить нашу жизнь к лучшему, но его убили. Убили нашу надежду!
-Это не относится к теме нашей передачи, так что…
-Относится!- перебил Петр.- Немцов надеялся, каждый день работал, чтобы изменить нашу жизнь, но его надежды не сбылись.
-Ну, знаете, надо было быть поразборчивее со своими женщинами.
-А при чем тут женщины?
-Есть версия, что его убили бывшие жены, желая заполучить его деньги.
-Ну, во-первых, это версия ошибочная, мягко говоря. Во-вторых, это телеверсия намеренно искажает мотив убийства и уводит следствие в сторону бытовой причины трагедии,- твердо заявил Петр.
-А в третьих, до свидания!- С этими словами ведущий бросил трубку,  и Петр минуту просидел опешивший, слушая частые гудки.
-Да-а… Ведущий испугался вести разговор об убийстве Немцова… Как и все, ведь он тоже на что-то надеется: на сытую спокойную жизнь, без стрессов, а тут я со своими дотошными вопросами…- подытожил сам для себя Петр. – Время надежд безвозвратно ушло… Но отчаиваться не стоит - надо жить и надеяться! Негасимая надежда на ослепительно сияющее будущее все-таки остается. Надо надеяться, всеми силами приближая перемены  и оттепель! Ведь все зависит от людей, от их активности! Надеяться на свои силы! Какая жизнь без надежды? Какая же жизнь без пленительной мечты о любви и счастье?!  Опять зима наступила… Как она надоела!.. Опять заморозки… Фу, мерзко - континентальный климат - когда за один день или лишь два можете увидеть все времена года, не выезжая из Москвы! Надоело жить в холодильнике, в прямом и переносном смыслах! Может, растопим наш холодильник?..  Будем ждать весну! С весной приходит надежда! Нам надо помочь растопить солнцу не только лед на улицах, но и в наших душах!..  Будем ждать новой оттепели, господа, всеми силами ее приближая!
               
                Послесловие автора.               

                -147-
   Итак, господа, очередной мой роман закончен. Я не чураюсь острых тем, о чем известно моим дорогим читателям. Этот роман тоже достаточно острый, он не для развлечений, а для раздумий. Не витаю в облаках, стою прочно на грешной земле и не пишу по заказу различных издательств  чтиво в метро, как я называю разные детективчики, заумные фэнтези и фантастические боевики, которыми заполнены все наши книжные магазины.      Роман поднимает наши извечные российские вопросы: кто виноват и что делать? Кто виноват в том, что оттепель быстротечна? И кто виноват в том, что заморозки у нас регулярны? Автор размышляет вместе с читателем  и тоже желает оттепели, как и главный герой романа Петр Пущин. Роман об утрате надежд, о людской мечте на лучшую жизнь, которая до сих пор не наступает, надежде на человеческое, а не рабское существование. Почему перемены недолговечны, почему они половинчатые,  почему так жива реакция, которая против оттепели и готовит очередные заморозки? Автор описал  разные исторические эпохи, в которых наступает  кратковременное смягчение политических режимов, своего рода оттепели, у людей появляются надежды на улучшение жизни, на перемены, надежды на человеческое, а не рабское  крепостное существование,  но  впоследствии эти надежды рушатся. На волне эйфории победы над Наполеоном, вдохновленные этой победой декабристы после освободительного движения против французских войск в Европе желали освободить российских крестьян от крепостного рабства, были полны этими надеждами, но они не сбылись. Почему хрущевская оттепель быстро закончилась,  наступили очередные заморозки? Почему горбачевская перестройка не привела к постоянной оттепели? Почему защитники Белого дома в августе 1991 года потом утратили надежды?.. Почему после надежд 90 годов вновь наступили заморозки? Автор пытается разобраться, почему  надежды остаются лишь одними надеждами. Может, стоит иногда поразмышлять над жизнью, а не стремиться лишь бездумно к развлечениям, смотря наши скороспелые телесериалы и пошлые телеюмористические программы?! Может, не стоит становиться конформистами, пытаясь всегда говорить, что думаешь? Может, тогда наши надежды сбудутся, и наступит долгожданная весна вместо вечных заморозков?! Может, не надо  со всем смиряться, уподобляясь рабам? Может, реакция так сильна, оттого что мы все стоически всегда молчим, когда надо возмущаться, если есть повод к возмущению?! Реакция живет не где-то там далеко в космосе, а среди нас. И очень боится народа, а потому любые мирные митинги полезны! Только надеясь на свои силы, можно победить реакцию! Может, порой не стоит верить заверениям разных правителей, что якобы все хорошо, а завтра станет  вообще распрекрасно,  и все будем в шоколаде?!  Роман  написан в реалистической манере, а не в моем жанре гротескного реализма, как предыдущие романы. Читатель не найдет ни мажорных ноток вымысла, ни идеалистических телесказок о нашей жизни ввиду того, что автор оценивает наш мир весьма трезво, без розово-идеалистических очков и казенного, ура-патриотического оптимизма «Все хорошо, прекрасная маркиза!». Автор описал не иллюзию действительности, а свое видение современности и прошлого, пусть и грустное, жестокое порой, но правдивое… Приятного чтения, господа!

   Москва - Подмосковье, 2016- 2017 гг.