Марионетка. Глава 2. Рождение

Этот день, предпоследний день марта, был особенно холодным. Природа будто сошла с ума: пронизывающий ветер гудел в трубах, стучал по ним больными барабанами, завывал, кружа листву, а холодный дождь и раскаты грома только добавляли картине сюрреалистичности.
       Мадлен легла спать очень рано: ребенок в животе разбушевался не на шутку. И без того не особо спокойный, он вытряс из матери всю душу и напрочь лишил сил еще до того, как на небе засияла первая звезда. Поцеловав мужа, как всегда засидевшегося над своими медицинскими опытами, она пришла в спальню, плотнее завернулась в одеяло, чувствуя, что очень замерзла, и, погасив свечи, закрыла глаза.
       - Ну, будет тебе толкаться! – ворчливо, как старушка, вздохнула она в ответ на очередной пинок довольно сильной, как для не рожденного младенца, ножки. – Еще не время. Потерпи еще недельку.
       Отвратительная погода, которая больше напоминала ноябрь, но отнюдь не вот-вот должного наступить второй месяц весны, не утихала. Вой ветра контрастировал с идеальной тишиной в кабинете доктора Де Виль, давно уже превращенного в лабораторию. Дейл как раз испытывал новое лекарство от рака на своих крысах. И те дохли одна за другой, заставляя врача ругаться.
       Вздохнув, Мадлен подложила под спину подушку, надеясь хоть так угомонить боль в пояснице, и закрыла глаза.



       Она проснулась резко, как человек, которого растрясли и вскрикнула, кинувшись на подушках. Крупные капли пота, скатывающиеся по лбу, застилали глаза, внутри словно что-то оборвалось, разбилось, громко ухнув, упало ей под ноги.

       - Дорогая, - протирая глаза, муж взял ее за руку, кряхтя и пытаясь удобнее устроиться, - что случилось?
       - Ничего, Дейл, - она пыталась улыбнуться, но вряд ли получилось достаточно убедительно, - все в порядке. Просто кошмар приснился.
       Не солгала. Кошмар ей действительно снился. Привиделся окровавленный младенец с холодными пустыми зеницами, что тянул руки к ней, жаждя задушить.
       - О, неудивительно, - с пониманием кивнул супруг, - такая отвратительная погода. Буря никак не стихает. Еще больше разыгралась. Кажется, у соседей дерево сломано от ветра.
       Мадлен вздохнула, усиленно пытаясь забыть и сон и какое-то ужасное чувство, терзающее ее вот уже несколько дней подряд.
       - Закончил с экспериментом? – спросила она, чтобы хоть немного отвлечься от мрачных мыслей.
       - Да, и, увы, он полностью провалился. Все крысы мертвы. Лекарство ни одной не помогло. Вероятно, после рождения малыша мне придется забаррикадироваться в лаборатории снова.
       - У тебя все получится – Мадлен ласково погладила мужа по колючей щеке, улыбнувшись, - пойду попью воды. Надо бы все же попытаться еще поспать.
       С трудом поднявшись с кровати и накинув на плечи шелковый халат, она ушла за водой. В голове вертелась мысль, что вообще-то не мешало бы чаю заварить, желательно, с мятой. Может быть, удастся успокоить расшалившиеся нервы.
       Чай она заварила на двоих – себе и мужу, следуя семейной традиции пить его вместе по вечерам. Вчера вечер чаепития пришлось пропустить, значит, будет ночь с чаем.
       Она уже приближалась к двери спальни, как вдруг боль в животе стала поистине невыносимой.
       Мадлен была дрессировщицей собак, знаменитой на весь Лондон, начинала свою карьеру ассистенткой в цирке и точно знала, что даже страх от того, что тебя, беззащитную, может проткнуть дротик или копье – ничто, по сравнению с тем страхом, что она испытала нынче.
       Один шаг, второй, третий. Все, больше ей не вынести.
       Кружки летят на пол, она же прижимается к двери, с ужасом смотря на отошедшие только что воды. Нет, она не была готова рожать сейчас, глубокой ночью, когда до рассвета еще, по меньшей мере, часа два, а ветер воет свою симфонию ужаса, сопровождая каждый удар молнии и каждый раскат грома. К тому же, по ее подсчетам, у нее оставалось никак не меньше десяти дней до родов, и это пугало. Опытные матери говорили ей, что преждевременные роды сулят больное дитя.
       Мадлен стала надеяться на чудо: может, это не схватки вовсе, может, у нее еще есть в запасе хоть пара часов и удастся дотянуть до утра? Но – нет. Следующий приступ боли напал на нее еще с большей силой, чем предыдущий, заставив присесть на пол и царапать его руками.
       - Дейв! – позвала она слабо, надеясь, что он услышит. – Дорогой, началось!


       Она открыла глаза, застонав от боли где-то внизу живота. Обнаружила себя, лежащей на смятой постели рядом с горой подушек.
       Потрескались губы и страшно хотелось пить. Лоно горело огнем, как будто его выжгли, а сил не было совершенно никаких.
       К счастью, мужа не нужно было звать. Дейв расхаживал по комнате с важным видом, покачивая на руках завернутый в белоснежное одеяльце конверт, и что-то мурлыкал себе под нос.
       Хвала небесам, ребенок жив. Мадлен с облегчением выдохнула. Однако, вспомнив недавний кошмар, снова встревожилась: а здоров ли?
       - Дейв? – из ее уст сорвалось только имя, а на самом деле – миллион вопросов сразу.
       Муж просиял в улыбке, подходя к ней. Роды ему пришлось принимать самостоятельно, ни о какой акушерке в такую погоду и речи не могло быть, так что, сейчас доктор Де Виль выглядел, как совершенно довольный собой и своей работой человек.
       Повернувшись к кровати лицом, он подошел ближе и сел на самый краюшек, беря жену за руку.
       - Дейв, что там? – она встревоженно следила за ним взглядом, приподняв голову и тянясь к живому свертку, ерзающему у отца на руках.
       - У нас девочка, дорогая. Чудесная девочка.
       - Она здорова?
       - О, да. Я тебя уверяю, моя дорогая, она просто чудо природы, а не ребенок. Посмотри! Ты только погляди, какое невероятное чудо мы сотворили!
       Крохотный комок передан в ее руки и Мадлен внимательно смотрит на девочку, пока та в ответ, крича, изучает ее.
       У малышки пронзительно-голубые, словно грозовое небо, глаза, розовые щечки, худенькое личико и красивый маленький ротик с плавными изгибами. На ее головке – легчайший светлый пушок, совсем немного, чтобы назвать это волосами.
       - Ну, здравствуй, крошка, - улыбнувшись, выдохнула молодая мать, отпуская все тревоги прошедшего вечера и этой ужасной ночи, - ты и правда славная.
       - Как мы ее назовем?
       Мадлен пожимает плечами.
       - Может быть, Элла? Пусть у нее будет необычное имя. Не такое, как у всех.
       - Элла, - смакует доктор Де Виль, катая слово на языке, пробуя на вкус. – Элла Де Виль. Мне нравится. Очень красиво.
       Очередной удар молнии и грома окрасил небо огненным заревом. Новорожденная на руках у матери протестующе закричала и тут же была вознаграждена поцелуем в крошечный лобик.
       - Тише, мое сокровище, не волнуйся. Это просто гроза. Скоро пройдет, дорогая.

      Изящная рука красивым почерком выводит на белоснежной бумаге:


      - Она родилась тридцать первого марта тысяча девятьсот одиннадцатого года дождливым грозовым утром, когда все небо было затянуто тучами и не было видно ни зги...