Марионетка. Глава 7. Рассвет

- Ты не можешь запретить нам встречаться, я люблю его!
       Элла с грохотом упустила тарелку, тонкий хрусталь разбился. Поток соленых слез, что лился из глаз, почти лишил ее возможности видеть. Черты лица матери, сидящей напротив, стали едва различимы. От количества слез, пролитых за последние несколько часов, она начала икать.
       - Дорогая моя девочка, - мать горько улыбнулась, беря ее за руку, бесполезно пытаясь наставить, перетянуть на свою сторону, - моя родная, дорогая Элла! Да пойми же – вы не подходите друг другу. Он всего лишь газетчик, работающий в желтой прессе и высасывающий сенсации из воздуха. А ты дочь известного врача и дрессировщицы, чьи собаки умеют делать чудеса. Что он может дать тебе, этот Айзек? Бедность и нищету? Полную неопределенность? Не глупи, Элла, дорогая, не нужно. Одумайся!
       Мать взяла ее за руку, впрочем, Элла тут же ее вырвала, сердито сопя. Не смотря на сверлящий ее взгляд Мадлен, Элла совершенно не собиралась сдаваться.
       - Он умный. Он читает мне «Цветы зла» в оригинале. Он учит меня водить. Мне хорошо с ним, интересно. Все лучше, чем сидеть в твоем плену, слыша вонь собак, слушая их лай, который мне уже надоел, мама!
       - Этого недостаточно! – упрямо твердила Мадлен. – Что тебе важного дает то, что он знает французский и перечитал сотни книг? А жить вы где будете? Скитаться по дешевым мотелям? Элла, приди в себя, очнись!
       - Да я люблю его, мама! Как ты не понимаешь? Я люблю его! Отпусти сейчас же, я ухожу от тебя!
       - К нему? – мать бросилась к двери, преграждая путь.
       - Да! Потому что я не могу потерять его от того, что тебе плевать на мои чувства, на его чувства. Тебе вообще плевать на чувства всех вокруг, кроме себя, чертова эгоистка! Бум! Кожа горит от звонкой сильной пощечины. Щека ноет.
       Элла изумленно посмотрела на мать, желая увидеть в ее глазах только один ответ: это все ей не снится? Как они докатились до этого?
       Элла чувствует себя преданной. Мать, ради которой она уже отвергла одного мужчину, которого желала, предала ее. Другого раза не будет.
       Элла яростно оттолкнула мать, почти впечатав Мадлен в стену (откуда только силы взялись?) Бросилась к двери – бежать из этого дома, не захватив даже вещей. Подальше отсюда. К черту все на свете. Больше она даже порога дома матери не переступит!

       С тех пор, как несколько месяцев назад, танцуя в клубе «Мюррей», она познакомилась с Айзеком, задумчиво пишущим какой-то репортаж, все в их маленькой семье пошло наперекосяк. Мадлен кавалер дочери не то, что не понравился, все было еще хуже – она его возненавидела. Она выгнала Айзека из дому, когда он пришел за Эллой, она запирала дочь на чердаке в маленькой комнате, куда едва-едва пробивались солнечные лучи, не выпуская даже поесть, она натравила на дочь своих собак, так что, они рычали всякий раз, когда Элла проходила, вызывая у нее панический страх и приступы леденящего душу ужаса.
       Ей казалось, что она все делает правильно, однако, с каждым новым действием, с каждой новой попыткой отвадить влюбленных друг от друга, она только лишь отдаляла Эллу от себя. Непонимание того, как они стали врагами, постоянная боль, подпитываемая паническим ужасом от травли собаками, взрастили в душе Эллы не просто злость на мать – черную, лютую ненависть к ней. Растущее каждый день непонимание и обида усугубляли это страшное чувство. Элла ощущала – ненависть и ярость требуют выхода. Пощечина – самый безопасный для них обеих выход, потому что первым желанием после того, как ощутила на себе удар, было схватить нож и перерезать матери глотку.

       Элла дрожала. Не помогал ни плед, в который она куталась, ни теплый чай, который захватила со стола дрожащими руками, прежде чем уйти в крошечную комнату на чердаке, ставшую теперь ее постоянной обителью.
       Разыгралась головная боль, от нервов стали болеть зубы. Ноющее чувство сводило с ума, расшатывая и без того хрупкую в последнее время психику.
       Завтра ей должно было исполниться двадцать. Хотелось умереть. Слезы, что катились по щекам, из обидных превратились в злые.

       Упав на кровать и стуча кулачками в подушку, она принялась безудержно рыдать. Слишком занятая собственными эмоциями, не сразу расслышала, что кто-то швыряет камешки в окно. Однако, когда расслышала – насторожилась. Наверное, нужно было быть осторожней, но любопытство победило. Элла выглянула в окно, испытав тут же самую настоящую бурю чувств.
       Ее герой в твидовом костюме и красивой шляпе, хоть она и смотрелась несколько смешно, стоял под самыми окнами, смотря вверх и улыбался. Тусклый свет фонаря позволял рассмотреть эту счастливую улыбку человека, который был так счастлив, будто выиграл в казино.
       - Ты что здесь делаешь? – Элле хотелось плакать от счастья, что он здесь, пришел, не побоялся ее матери, пробрался, чтобы повидаться. – Как ты проскользнул мимо собак?
       - Слишком много вопросов, милая. Выходи, мы уезжаем.
       Он, должно быть, забыл, что она взаперти. Или просто неудачно шутит (но его юмор никогда не был топорным). Недоумевающе посмотрев на него, Элла сказала:
       - Я заперта. Я не могу выйти.
       - Подойди к двери, ладно?
       Да что он хочет? Ничего не понимая, она подошла к двери, вздохнув, и взялась за ручку. О, если бы у нее было время, она бы потратила на остолбенение и попытки понять, каким образом дверь вдруг оказалась открытой, если она четко слышала, как мать повернула ключ в замке, она бы провела так не один час. Но времени не было. Элла выбежала на улицу, тут же очутившись в объятьях своего героя и в ответ на его довольную улыбку, спросила с изумлением:
       - Как ты прошел мимо собак? Где они? Почему не тронули? Моя мать постаралась их на тебя натравить, дорогой, а дрессировщица она блестящая, я-то точно знаю. Почему дверь не заперта?
       - Слишком много вопросов, милая, - он покачал головой, - садись, поехали. Я тебе все объясню позже.
       Элла кивнула, понимая, что вопросов стало только больше.

       Но о вопросах она позабыла, потому что ее возлюбленный отвез ее в царство шуб, юбок и красоты – за новым платьем. Она, конечно, выбрала блестящее. А потом, стоило ей только подумать, что надо бы все же узнать, как же ему удались такие чудеса, они приехали в клуб «Мюррей» - громкий, пафосный, веселый. Туда, где находилось все, чего утомленной тоской и конфликтом с матерью Элле так не хватало в последнее время.
       Музыканты, казалось ей, сегодня особенно стараются, просто в ударе. Айзек смотрел на нее влюбленными глазами, она с удовольствием отвечала взаимностью. Всегда достаточно стесняясь проявлять свои чувства на людях, она с удовольствием держала его за руку, пока он, поглаживая одной рукой ее пальцы, другой старательно писал что-то в блокноте, с которым никогда не расставался.
       Элла выпила джин, впервые попробовав этот напиток. Обжигающий вкус приятно щекотал горло, хотя был весьма непривычным. Ему и это понравилось – он следил за ее реакцией на алкоголь так, как влюбленный кот следит за понравившейся кошечкой, улыбался, и опять что-то спешно писал в заветной маленькой книжечке.
       - Да положи ты эту ручку дурацкую, пойдем же танцевать! – Элла тащила его на паркет, и, едва заметив сомнение у него на лице, подмигнула. Конечно же, дамский угодник не мог отказать своей любимой даме.
       Надо было думать, как ему все это удалось. Надо было вспомнить о матери, о том, что она наверняка уже хватилась ее пропажи и пустила собак по следу. Надо было думать о том, что они всю ночь веселятся и, наверняка, мама сходит с ума, а сердце ее в последнее время совсем подводит. Элле вовсе не хотелось, чтобы случилось что-то ужасное. Надо было бы думать, что они будут делать, когда вернутся домой, что говорить матери, как вообще поступать дальше. Этот конфликт надо было решать, эту войну необходимо было выиграть. Надо было о стольких вещах подумать!
       Но – нет. Они веселились и танцевали до самого утра, остановившись только тогда, когда отсалютовавшие им музыканты стали собирать инструменты. Праздник закончился. В окна брезжил рассвет.
       Она устало опустилась на свое место за уютным столиком, где в бокале еще оставалось немного джина и допила горячительный напиток. Он смотрел на нее с таким восторгом, что у Эллы перехватило дыхание и замерло сердце.
       - Спасибо тебе, дорогой, - вздохнула она, отметив, что ноги нещадно болят, - ты подарил мне самый лучший вечер. Самый лучший день Рождения. Незабываемый.
       - Я могу подарить тебе все вечера, Элла. Только скажи – и я это сделаю – заглянув в ее глаза, прошептал он в ответ.
       О, как бы ей хотелось, чтобы это было возможно. Она была согласна – даже бежать с ним на край света, если попросит. Но…
       - Моя мать не даст нам быть вместе, дорогой. Где бы мы не были, она нас найдет. Небось, уже пустила собак по следу. Ненавижу ее чертовых собак.
       Айзек снисходительно и даже чуть издевательски улыбнулся, снова доставая перо и черкая им по бумаге.
       - Смотри, - протянул ей картонную табличку, просиял он.
       Элла прочла: «Элле отныне подвластны все твари земные».
       - Что же это значит? – мысленно изумляясь тому, какой он все же фантазер, спросила она.
       - Это значит, что тебе нечего бояться собак, милая Элла. Щелчок пальцев – и они будут покорны. Как и любые другие животные и живые существа. Я наделил тебя волшебным даром.
       Ой, Айзек. Она рассмеялась, шуточно потрогав его лоб руками на предмет жара. Ну и выдумщик!
       - Кажется, кто-то перебрал с джином, - слегка журя его, сказала она, покачивая головой.
       - Не веришь? – Айзек мягко улыбнулся. – Что ж…
       Снова его перо бегает по бумаге, чертя что-то. Элла почувствовала тяжесть в ушах и замерла, увидев на шее красивое колье, инкрустированное бриллиантами. Боже, это шутка?
       Но нет. Прекрасные вещи были совершенно реальны! И главное, она действительно чувствовала в себе прилив новых сил, будто бы что-то заползло в ее тело и заставляет ощущать себя иначе. Может быть, это и был его дар?
       Ох. Это просто не укладывалось в голове.


       - Но как? – хлопая ресницами, спросила она, не отрывая от него глаз.
       И он рассказал. Что это место – волшебное, что мир этот – сказочный. Что время здесь не имеет никакого значения и многие люди умеют колдовать. Что она – героиня собственной сказки. И что он на самом деле – вовсе не хроникер, каким представился ее матери, а Сказочник, рассказывающий истинные истории своих героев.

       Они неспешно брели по городу, и она сейчас в полной мере была благодарна Айзеку, что поддерживает ее за руку – от выпитого и от услышанного сегодня запросто можно было упасть.
       - Из всех моих сказок, Элла, ты самая прекрасная героиня. Я так люблю тебя. И твою сказку.
       - А ты знаешь, чем она закончится?
       - Не совсем. Есть несколько вариантов. Все зависит от того, что ты больше предпочитаешь, моя милая Элла.
       Что она больше предпочитает? Еще минуту назад она понятия не имела, что сказочная, а теперь он задает ей такие коварные сложные вопросы. Ну и дела!
       - Я хочу уехать отсюда. С тобой. Как можно дальше. Навсегда.
       Айзек улыбнулся. Счастье в его глазах казалось безграничным. Взяв ее за руку он снова погладил длинные тонкие пальцы:
       - Ты уверена?
       - Да, конечно.
       Они повернулись друг к другу лицом, встретившись губами в поцелуе – Айзек целовал неспешно, наслаждаясь, Элла – жадно, заглатывая его в себя так, будто он был воздухом.
       - Тогда бежим отсюда. Сядем в машину и убежим, куда подальше. Чтобы никто никогда нас не нашел.
       - Нет, - милая упрямица качает головой, - мне нужно поговорить с матерью. Я обязана сказать ей, что свободна, как она не хотела бы заточить меня в клетку. Я не хочу бежать. Я должна уйти.
       - Пойдешь к ней?
       - Да – кивнула она, снова целуя его. – И давай договоримся, дорогой, что ты будешь ждать меня в отеле. Вечером я вернусь, и мы уедем. Навсегда.
       Он взял ее за руки, ласково касаясь губами костяшки каждого пальца. У нее руки пианистки, пальцы музыканта. И грация танцовщицы. Как же она прекрасна, его Элла. Его идеальная женщина.
       - Хорошо. Тогда иди. Я буду ждать тебя к восьми часам в отеле. Скоро мы будем свободны, милая моя. Помни об этом, когда твоя мать будет наполнять твое сердце сомнениями.
       - Я не сомневаюсь в том, что люблю тебя – она с нежностью прильнула губами к его коже, закрыв от удовольствия глаза.
       - И я тебя люблю – выдохнул он в ответ.


       Уже через мгновения она растворилась в утренних лучах солнца. Айзек стоял, улыбаясь, провожал ее взглядом. Он еще не знал, как закончится эта история и не хотел в нее вмешиваться. Он любил ее, готов был принять любой ее выбор – сохранит ли она свет в своей душе, или окончательно отвергнет его, вонзив в свою душу Тьму, как кинжал.
       Он любил ее и знал, что бы она не выбрала – начинается новый рассвет в ее – и его – жизни.