Ртутные шарики памяти

(Отрывок из повести "Вальс в миноре")

И в отчаянии, и неумелости
Наполнялись любовью юности...
Половинками чувств или целыми
Осознать доведётся лишь в зрелости.
 ***               
Девчонкой, я нашла замечательную  пуговицу, на которой был отчеканен  мужской профиль.

А когда после школы, не поступив в институт, я начала работать чертежником, то
в свой первый рабочий день,  входя в мастерскую,  я увидела мужчину, который, как две капли воды, был похож на того, с пуговицы!

Володя Новиков, а это был именно он,  насвистывал изумительную мелодию, работая за кульманом. Мой кульман стоял рядом, и у нас был общий рабочий стол.

Любимец дам,  Володька  всякий раз устраивал представление, когда те ему звонили.  И тогда, ничего не подозревающая девушка становилась объектом насмешек наших мужчин, а Володька выступал этаким Мачо!

Похоже, это никого не удивляло, а возмущение и изумление мое копилось, и однажды выплеснулось резким  замечанием в адрес непорядочного повесы.

Вот тут уже изумился он.  Какая-то девчонка отчитывает его, взрослого, двадцати трехлетнего мужчину?   Есть на что разозлиться  и перестать разговаривать со мной. А поговорить он любил!

Месяц, находясь рядом, мы не общались. А потом, потянувшись за одним ластиком, взглянули друг на друга и расхохотались.
Понятно, что я влюбилась! Но у него уже была невеста, и даже был назначен день свадьбы. Поэтому моя любовь быстренько и безболезненно преобразовалась в дружбу.
 
Алаверды я получила   на восьмое марта, когда Володька  подарил мне маленькую пищащую куклу в облике милиционера.

- За строгость. С Уважением. Дарю! – сказал он.

Я обиделась, но виду не подала.

Праздник мы отмечали в ресторане. В конце вечера меня вызвался проводить Смирнов Саша, двадцативосьмилетний ведущий конструктор нашего бюро. Новиков был со своей женой,  высокой белокурой красавицей.

Когда мы с Сашей подошли к моему дому,  весело болтая,  он вдруг  резко притянул меня к себе и больно укусил за шею.

- Дурак! - единственно, что я с перепугу смогла прокричать, после чего 
вырвалась и скрылась в подъезде.

- Прости, не сдержался! – крикнул он мне вдогонку.

- Ничего себе, приключение! - подумала я, держась за искусанную шею. Дома я не могла  появиться в таком виде, и отправилась к Анюте.

- Боже,  кто это сделал с тобой, какая сволочь? – завопила она, рассматривая мою рану, - Говорят, уксус помогает, но у меня только майонез. Но ведь там есть уксус - должно помочь! – суетилась она вокруг меня, - А вдруг, он - вампир?

- Точно, вампир! Самый настоящий. И теперь я буду бродить, по ночам, и кусать одиноких мужиков за шею. И жить я буду вечно!

- Вот глупая! Как же ты завтра пойдешь на работу?  Слушай, у меня есть замечательная вещь. Дарю! – и она достала из комода чудный трехцветный шарфик.

- Спасибо, - сказала я, - здорово, что он трехцветный, подойдет к любой одежде.

Утром Новиков, внимательно посмотрев на мой шарфик, изрек:
- А что скрывает эта прелесть?
- Что-то скрывает, но тебе не покажу, - невинно проговорила я.

- Я набью ему морду! – и Володька понесся вглубь комнаты, где за кульманами мирно трудился народ.

Я прислушалась, все было тихо. Никакого мордобоя. Вдруг они подходят ко мне оба. Смирнов лепечет слова с извинениями, а Новиков сверкает глазами.

- Прощаю, - ответила я, - а ты точно, не вампир? А то теперь, я буду бояться дневного света и причмокивать зубом.

- Клянусь, не знаю, что на меня нашло. Спасибо, что не злишься, - сказал Саша и понуро побрел в свой закуток. Через два года он погиб при испытании установки.

- Слушай, тебя на минуту нельзя оставить! – расстроенно проворчал Володька.

- А ты оставил! И не на минутку, а навсегда, женившись на Татьяне, - мстительно проговорила я, - Ты теперь - мой самый лучший друг!   Нет, я бы  даже сказала, что ты мне, как брат. И как брату, я буду тебе все рассказывать и просить защиты и совета. Согласен?

- Маленькая стерва! – улыбнулся Володька, - Так и быть, век мечтал быть твоей жилеткой.

Уже летом я  поступила на дневное отделение  строительного института, но продолжала забегать к Володьке на работу и, действительно,  рассказывала ему о своих делах.

О том, что я влюбилась, и чем все закончилось, он узнал одним из первых. Утешал, пытался найти оправдание моему злодейству.

И совсем скоро я услышала то, что когда-то очень ждала:

- Я развелся с женой. Выходи за меня замуж? Я влюбился в твои рыжие глаза сразу, как ты появилась. Я смогу сделать тебя счастливой. Мне очень плохо без тебя. Ты появляешься все реже и реже. Я так больше не могу.

- Прости меня, но я ничего не чувствую, - ответила я, - У меня сейчас полный раздрай в душе. Не торопи меня. Ты - самый лучший! Спасибо, что ты есть!

- Пожалуйста, - проворчал он.

Вечером я рассказала маме о Володькином предложении.

- Может и правда, пойти замуж?

- Забудь! - строго сказала мама, - То, что он развелся с женой, еще ничего не значит. В семейной жизни бывает всякое. А у него – ребенок. Так что, девочка моя, не надо этого делать. У тебя обязательно все будет  хорошо.
...
Память, как ртутные шарики: разбегаются - не соберешь. Она Тревожит своей «небезобидностью», кружит по своей «колее».

Одиннадцатого  сентября  будет уже четыре года, как умер  Володя.  Опухоль мозга…
Говорят, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Мы дружили ровно двадцать восемь лет.
Володька был моим Ангелом Хранителем. Легко умел прогнать все мои страхи, заражал оптимизмом и веселил своим ворчанием. Я всегда чувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой, которую любят, берегут и хотят видеть.

У нас  не сложилось! У каждого была своя семья, но оставалась необходимость общения. Это, как несбывшееся, которое обязательно позовет.
Просто Володя был необходим мне, как воздух, как свет, как мой след на земле. А он свято верил, что когда-нибудь мы будем вместе. Возможно, так и случилось бы, если бы не его ранний уход. На то оно и несбывшееся!

В последнюю нашу встречу, Володя пригласил меня к себе посмотреть новую квартиру. Их старый дом, у метро Динамо, сломали, и переселение состоялось в другой - далеко от центра.
 Семейная  жизнь и у него не сложилась. С первой женой, от которой  осталась дочь, он развелся, а вторая – оказалась тихо пьющей женщиной. У нее тоже была дочка, очень больная девочка. Жена не работала, поэтому Володька все свои силы отдавал семье. Работая в конструкторском бюро, постоянно подрабатывал, мотался по командировкам, но оптимизма не терял. Воевал с женой, но все было бесполезно.

- Представляешь, прихожу с работы – она, вроде бы, трезвая, - устало говорил он, - А потом смотрю - уже  навеселе. Талантливо делает заначки!  А ты, как? Все худеешь?

- Ты - сильный! Держись! А у меня – да что у меня! Похоже, наш брак не спасти моей любовью. Предложила мужу уйти, невыносимо соседствовать и выслушивать его циничные  предложения,  отпускать меня на свидания, и ему не мешать жить.  Съехать наотрез отказался. Не считаю нужным, говорит, мы не в Америке -  нет денег, чтобы снимать жилье.

- «Вот и встретились два одиночества»! Давай я тебя угощу Текилой.

Текила – изумительный напиток. От него поднимается настроение, я бы сказала по «винту», а опьянения не наступает. Впрочем, так же, как и «сумерков» сознания.
 
Про квартиру мы забыли и просто болтали. А потом, взяв гитару и многозначительно шепнув мне: «Учти!», Володя запел свою новую песню:
Не страшна мне дорога любая,
Не пугает тайга и тундра.
Ты дождешься меня, я знаю,
Как бы ни было это трудно! ….

И вдруг, как фокусник,   достал из-за пазухи маленькую меховую собачку.

- Помнишь? Это ты ее сшила и подарила мне к свадьбе. Я с ней не расстаюсь, беру с собой даже в командировки. Она всегда со мной, в отличие от автора, - проворчал он.

- Ворчливое мое счастье! – засмеялась я и чмокнула его в щеку.

- Я тебя очень хочу, - неожиданно сказал он, смотря в окно.
- И я – тоже, - вдруг поняла я.
Мы бросились друг к другу, бестолково, неловко. Нас обоих била дрожь. Я потянула его к себе.
- Подожди, - взмолился он, - Я еще не совсем готов!
Но я потеряла голову.

Когда я вернулась из ванной, Володька  сидел за столом и пристально смотрел на мой давнишний подарок.

- Как ощущения? – слишком весело спросил он.
Я начала подыскивать слова.
- Инцест! – одновременно выкрикнули мы  и расхохотались.
- Повторять не будем? – лукаво спросил Володька.
- Нет! Я тебя очень люблю, - ответила я и прижалась к нему.

- Почему ты так редко звонишь? Ты мне даешь силы и желание жить.  Вот позвонишь в следующий раз, а меня уже не будет, - горько проговорил он.

Я тогда не услышала его. О своей болезни он не обмолвился ни словом. И случилось именно так, как он и говорил. Я позвонила, а его жена сказала, что Володьки больше нет, и никогда не будет... Какое страшное слово – никогда!