Эликсир молодости 1

Молодость – это мечта…
Хикмет Рам Назым

  Когда Василий Егоров, плотник профессионал, как значилось в его визитной карточке, электронной почте и подписи в нескольких очень известных соц.сетях, получил этот заказ, он ещё долго морщил лоб склонившись над картой в планшете и задумчиво почесывал затылок, силясь припомнить, когда это в соседнем районе, в силу работы, хоженым-перехоженным вдоль и поперёк, появилась улица О. Маке. Самое интересное, что улица на современных картах так и не нашлась, а вот случайно открытая ссылка под одной из фотографий тенистой дорожки, со всех сторон обнятой буйной зеленью, дала недвусмысленные указания как на неё можно попасть.
– Так, – нарочито вслух пробурчал под нос парень, поправил сползающий с плеча тяжёлый инструментальный ящик и сверился с навигатором: – Значит, с улицы Ленина, повернем в эту арку, пройдём через… двор. – Поднял глаза и ругнулся сквозь зубы – намеченная арка перекрыта массивной решёткой ворот, причём, судя по толстенному налету городской  жирной грязи, открывали их последний раз лет тридцать, а может быть и все сорок, назад. Долго и расстроенно выдохнув, Вася поднял голову вверх и, сначала бессмысленно, а потом с нарождающимся интересом посмотрел на массивную, вычурную лепнину покрывшую весь фасад здания. Сталинка - емкое, все объясняющее городскому жителю, слово: высокие потолки, непривычная планировка квартир, иногда неоправданно огромные лестничные клетки, на которых берет привычку играть местная малышня. Вообще, странно так получается, маленькие клетушки "хрущевок" там, где каждый второй цеплял люстру головой, а каждый первый, ее же руками надевая какой-нибудь свитер, ассоциировались у Василия в основном с облупленными разрисованными погаными надписями стенами подъездов, с полами годами не знающими, ни то что швабры, но даже банального веника, и вонью из гниющего мусоропровода. Тогда как дома, постройки чуть более ранней, покрывались налётом какой-то загадочности - эдакие призраки страны давно не существующей, исчезнувшей даже, за долго до распада союза. И полы здесь не в пример чище, и ступать на них, особенно если они деревянные, много мягче. И запахи здесь живут другие, хотя и не сказать, что всегда приятнее. Возможно, во всем виноваты люди старые, если не сказать больше - древние люди, те, чьи устои складывались ещё там в "задолго до".
 В этот момент на него налетела молодая, лет тридцати женщина, высокая с коротко стриженными под вески волосами. Женщина активно втолковывала что-то приложенной к уху трубке, была упругой, а ещё от неё вкусно пахло духами. Пробормотав положенные случаю бездумные извинения, женщина за пару секунд оценивающе пробежала глазами по телу Василия. Но видимо, рабочий комбинезон, пусть чистый, но все же к респектабельной одежде не относящийся, никаких особых чувств у неё не вызывал. Поэтому она просто, дежурно улыбнулась и тут же зашагала прочь, легко выставляя ноги, обутые в высоченный каблук.
 Вообще, ходить на каблуках это искусство, подумал Вася, провожая взглядом соблазнительно округлый зад – искусство, которое даётся далеко не всем представительницам женского пола. Часто они ходят неуклюже, как на ходулях, стараясь поставить всю ступню на землю одновременно – смотрится это довольно нелепо – никакого эстетического удовольствия. Здесь же... У Васи не находилось на выражения чувств русских слов, и от чего-то он сильно пожалел, что не знает языка, именно французского.
 Случайная дама растворилась в толпе, и Егоров разочарованно крякнув, вдруг вспомнил, что ему ещё предстоит бродить вдоль этого памятника архитектуры, искать вход, который вполне себе мог оказаться сквозным, закрытым на домофон подъездом, и потом... Стоп, последняя мысль показалась Василию несколько нелепой, конечно, город растёт, развивается, может запросто поглотить крохотный переулочек, но ведь там, как никак живут люди, которые спят на кроватях, готовят на украшенной гарнитуром кухне, смотрят телевизоры. И все эти вещи размеры имеют приличные, а значит доставляются на машинах со всеми вытекающими...
 На этом моменте мысль Васи зависла, он приоткрыл рот и даже, что не являлось для него привычным жестом, потёр глаза. В воротах пол минуты назад, казавшихся такими неприступными, образовалась дверь. Обычная металлическая, выкрашенная в чёрное дверь, она конечно соблюдала интерьер ворот и снизу, примерно на метр, была глухой, а выше точно так же поднималась решёткой, но не заметить её ранее!?
 Поправив мгновенно потерявший вес ящик с инструментами, Вася неосознанно подошёл ближе. Дверь была самая натуральная, с полопавшейся краской, серым налётом копоти и кое-какими изъянами, которые допустил производитель. Общий вид петель был таким, что казалось, открываться эта дверь не должна и, тем не менее, когда Василий потянул её на себя она легко подалась и лишь протяжно скрипнула, передавая вибрацию всем воротам.
 Перешагнув через порог Вася осмотрелся. Обычная для таких домов арка, загаженная, влажная, асфальт давным-давно не видел ремонта, на стене поселилось раскидистое граффити, мерзкое по своей цветовой гамме и совершенно не читаемое. Тут же местные выпивохи позабыли несколько пустых бутылок и какую-то тряпку, походившую на носок.
 Подумав о носке Вася скривился, представив себе отвратительную, вонючую, заскорузлую пятку, которую этот носок покрывал и поспешил дальше. Короткий переход под домом выходил в тихий, неряшливо заросший деревьями дворик. Местный фасад, кое-как сложенный из битого и кривого красного кирпича, разительно отличался от наружного своей небрежностью. Тут и там погода проточила в нем внушительные ямы, и сколь бы не были толстыми стены, когда-нибудь они непременно сдадут свои позиции настолько, что просто рухнут. На уровне между вторым и третьим этажом к дому примостилась громадная лоджия, ну или не лоджия – Вася понятия не имел как назывался этот собранный из подгнившего, заляпанного пятнами мха, темно-серого дерева, длиннющий коридор, повторяющий повороты здания и протянувшийся почти на весь периметр. Сквозь грязные стекла, иногда мененые на листы ДВП, проглядывали полотна простыней, полотенец, и иной одежды, откуда-то надувало запах чего-то жаренного, слышался напряженный голос диктора, скороговоркой повторяющего фамилии ни то футбольных, ни то хоккейных, а может быть и каких-то иных спортсменов, в игре которых присутствовал такой элемент как пас. Под одним из раскидистых кустов, отростков клена, жадно глотал какие-то куски, громадный дворовый котяра гладкий, белый, с серыми переливчатыми пятнами. При Васином приближении, зверь поднял исцарапанную в местных баталиях морду, нагло глянул в сторону пришельца, после чего схватил зубами своё что-то и неспешными, горделивыми прыжками удалился в ближайшие травяные заросли.
 – Вот так вот, – вслух вздохнул Вася и настороженно обернулся, голову вдруг посетила тревожная мысль, что ворота за спиной, опять растворили в себе дверь и он так и останется в этом приглушенном дворике, в компании этого самого кота. Нет, дверь была на месте и даже немного приоткрытой, только вот арка словно удлинилась и уже больше напоминала тоннель. Там, где-то далеко-далеко, светило солнце, проносились разнообразные авто, гуляли толпы поглощённых современной жизнью людей. Секунду Егоров с надеждой смотрел на этот поток – а вдруг… вдруг опять промелькнёт та вкусно пахнущая дама, и теперь посмотреть на нее можно уже осознано, получая эстетическое удовольствие. Сердце пару раз стукнуло в ином ритме, но...
 Пора было идти дальше. Вася достал и глянул на экран навигатора, смахнул пальцем карту, на фото из инета - двор судя по очертаниям тот и где-то здесь, должна быть маленькая червоточинка некогда соединявшая Ленина и Коммунистическую, ныне же обрубленную с одного конца забором, который год нарождающейся станции метро развалинами и полагающейся по этому поводу свалкой. Единственный промежуток между домами прямо по курсу, на глаз был слишком мал, и Вася припомнил свои рассуждения о доставке, машинах, телевизорах. Похоже этот кусочек старого города, проявился до ударной постройки "сталинок", а двор этот создавался на деньги какого-нибудь купца, под определённые, согласные тому времени нужды и необходимости. Остаётся одно непонятным, как по сути, внутри дворовая территория получила не только своё название на карте города, но и домовые номера? Впрочем, в России иногда столь рьяно играют на переименованиях, что вполне могли, чего-то и позабыть, не учесть, потерять в архивах. Скажем в момент послереволюционных пятилеток, хлынувших в города селян, и ввиду уплотнения, разбили барские хоромы на десятки клетушек, сделали двор проходным, а для порядка придумали ему название: улица имени Огюста Маке. Конечно, никому, кроме горячих молодых революционеров, не могло бы прийти в голову назвать улицу именем одного из помощников великого Дюма. Пусть работавшего с мастером больше и дольше всех остальных его литературных негров, почти на равных корпевшего над самими "Мушкетерами", а после смерти мэтра, пытавшийся оспорить авторство целых восемнадцати работ, а все же, даже для почитателей творчества Дюма, канувшего в лету, едва ли не сразу поле своей смерти. Конечно, все это Вася почерпнул со страницы интернет энциклопедии просто потому, что фамилия Маке – с ударением на последний слог, очень уж странно ложится на русское ухо. А так, он был обычным для современности парнем, фамилию Дюма связывал с бессмертными советскими фильмами, и совершенно не лез в заумные дебри истории.
 Начало улицы О. Маке, нетривиально перегораживал глухой трёхметровый, правда за ветхостью хлипкий забор, имевшей в самом центре своём проем с распахнутой, висящей на одной нижней петле, рассохшейся деревянной же дверью. Засохшая у нижней части полотна грязь, как бы говорила, что последний раз, дверь эта, давно уже не выполняет своих функций. Сразу за проемом, по обе стороны неширокой, метра два всего мощеной дорожки, склонялись высокие кусты, выбивающиеся из плотных зарослей крапивы. Даже удивительно, это жгучее растение и в городе? Дома, высотой в три этажа по обе стороны, непрерывным коридором тянулись на сотню шагов и упирались в те самые развалины у забора метро. Из темного зева ещё одной полукруглой арки вываливался строительный, утопающий в россыпях глины мусор, оккупированный бурьяном и, вроде бы, листами белины.   
 – Та-ак: – подбодрил себя Василий, – номер у нас странный: шестьдесят четыре "а", но если, я уж прорвался сюда, то проблем в сущности никаких. Любой жилец с лёгкостью разъяснит, что мне и куда. Ящик с инструментами опять сполз с плеча и Вася, привычным движением, подкинул его на место.
 Первая же дверь слева, обитая некогда красным дерматином, приятно порадовала блестящими золотистыми шляпками декоративных гвоздей, прибитых в форме нужных цифр.
 Ну наконец-то повезло – улыбнулся про себя парень и подняв руку покрутил старинный переключатель, видимо от звонка, потом прислушался – тишина. Какое-то время спустя покрутил ещё раз, на этот раз стараясь уловить все до последней толики звука – тишина. Скорее всего звонок издох много лет назад, но рук для починки, как это обычно бывает, в этом доме не нашлось. Вася решил постучать и уже занёс было руку, как вдруг изнутри его что-то дернуло. Он разжал кулак и просто толкнул полотно. Пронзительно заскрипев дверь ушла в помещение, а Вася едва не вскрикнул, уткнувшись взглядом в невысокую субтильную старушку. На голове её возвышалась седая, приколотая красным гребнем, старомодная причёска. На плечи, поверх глухого серого платья, была наброшена вязаная жилетка с большим белым узором, из-под тонкого, видавшего виды, ободка круглых очков, на гостя смотрели, сильно увеличенные оптикой, выцветшие серые глаза, грубы, плотно проявляя ни один десяток морщинок, в негодовании сжаты.
 – Э-э-э: – протянул Вася, – здрасте – плотника вызывали?
 – Вызывала... - спустя несколько секунд, хорошо поставленным голосом подтвердила старушка и ещё раз неприязненно смерила его взглядом.
 Училка и ещё, если судить по чертам, то какая-нибудь замызганная баронесса в десятом колене – горестно решил про себя Вася и уже было открыл рот, чтобы представится, как хозяйка перебила его:
 – Вызывала, но... представить себе не могла, что вы ворвётесь вот так нагло, без приглашения!
 – Простите, у вас тут звонок... – Вася, попытался улыбнуться, но вышло это у него столь неловко, что он сам застеснялся своей гримасы.
 – Звонок в полном порядке! - назидательно пригвоздила старушка, кривя в антиулыбке свои тонкие аристократические губки: – Я дважды, в течении довольно продолжительного времени, была вынуждена выслушивать ваши трели! Скажите, вам никогда не говорили, что приличный звонок продолжается не более половины оборота  и повторить вы его можете по прошествии не ранее, чем через пол минуты, иначе становитесь слишком назойливы? Впрочем, – продолжила она после секундной паузы: – современные люди совершенно не представляют себе, что есть такое понятие как этикет. Проходите...
 Старушка сделала шаг в сторону и Василий, уже подбиравший в голове слова для грамотного ответа зарвавшейся собеседнице, как-то незаметно для себя, ступил внутрь помещения.
 – Здесь: – старушка величаво указала в сторону, и привыкающие Васи к полумраку глаза быстро различили очертания старинной кованой вешалки на ножках. – Вы можете оставить свою верхнюю одежду.
 Василий покосился на предложенные крючки и машинально погладил рукав рабочей куртки: – Мне ботинки у вас тут снимать?
 – Обувь? – в тоне старушки появились стальные нотки: – Бросайте эти плебейские манеры, ходить в носках по полу! Вы же не дикий азиат? Когда на улице мокро, заведите правило надевать поверх ботинок калоши, когда сухо, просто вытирайте при входе о половицу. К тому же, вам сейчас работать.
 – Хорошо. – Вздрогнув, представляя себя в калошах, кивнул Егоров, одновременно про себя записывая старушку в категорию ушибленных на голову.
 – Кепку! – строго остановила старушка парня, когда тот, от непривычки сконфуженно, ступил подошвой на мягкий ворс, видимо не дешевого, хоть и прилично состарившегося ковра.
 Очередной вздох, рабочая серая с красной полосой бейсболка, оказалась в свободной руке.
 – Следуйте за мной. – Грациозно, всем своим видом, словно показывая разницу в положении, развернулась хозяйка, двинулась прочь из обширной прихожей.
 В воздухе витал стойкий запах лекарств, нафталина и лежалой материи. Первой комнатой, в которой оказался Вася, был довольно широкий коридор, с высоченными потолками, не имевшими прямых примыканий к стенам. Неизвестно, когда белёные углы имели форму полукруга и ещё сохранили на себе отчетливые голубоватые борозды - следы вязанной кисти. Чуть ниже кантом шёл, замысловатого рисунка гипсовый бордюр, а сами стены были затянуты бардовыми фактурными обоями в ромб. В коридоре умещался крупный полированный сервант из массива дерева, забитый старыми, возможно дорогими, книгами, корешки которых промелькнули столь быстро, что прочитать название ни одной из них не было возможности. Четыре больших стула с высокими, частично мягкими спинками и совсем неожиданно большой взрослый велосипед, висящий прямо на стене. Кстати, от велосипеда, прямо разило архаикой – такой вычурной рамы Вася не видел даже в детстве, в деревне у бабушки, где двухколесные кони повсеместно доставались мальчишкам в наследство от отцов, а то и от дедов.
 – Много лет назад, – без вопроса пояснила старушка: - на этой штуковине любил разъезжать мой старший сын.
 У неё были дети? Беззвучно удивился Вася, мимоходом заглядывая за большие двустворчатые двери напротив серванта, судя по обстановке, в кухню-столовую. Хотя, чего там, все мы люди, иногда смотришь на спившееся ЧМО в луже блевотины и представить не можешь, что у него или у неё, могли быть отношения, породившие новую жизнь, а вот гляди ж ты и по многу раз иногда рожают. Так что стоит признать, что у этой пафосной старушки было куда больше шансов обзавестись детьми.
 Следующая комната была не меньше тридцати метров по полу, Вася даже тихонько присвистнул. Потолки здесь обрамил куда более изощрённый узор. Даже над люстрой распласталось большое, в розовых бутонах, гроздьях винограда и угловатых листьях, панно.  Стены были зелеными, по углам два резных высоченных буфета, между ними диван, округлый со множеством выпирающего лакового дерева. Над диваном громадный ковёр с горами, лесом, и полуобнаженной пышноволосой красавицей в тунике, сидящей на камне, о который облокотился с конусообразным дном кувшин. По центру овальный стол, вычурный канделябр для пяти свечей, смутно напоминающий видимый когда-то давно символ, большая пепельница, размером с суповую тарелку, курительная трубка с длинным, сантиметров тридцать, изогнутым мундштуком. Восемь, хаотично расставленных кругом стола, стульев, видимо из одной серии с диваном, под ногами так же мягко и даже, наверное, ещё мягче, чем в прихожей и коридоре. Свет, от обширного окна, приглушен целым каскадом тяжелых штор, у другой стены комод. Пара, почему-то стоящих на полу, ростовых зеркал и качающие маятник, по виду старые часы. Тик-так разносился по всему залу, а нос щекочет благородная, терпкая, необычная для современного человека смесь табачного и воскового ароматов. Старушка тем временем остановилась, в руках её появилась связка ключей и Василий только теперь заметил, очертания, задекорированной под стены, очередной двери. Щёлкнул замок, хозяйка потянула полотно на себя.
 - Вот, молодой человек, - фигурка, несколько неуклюже, провалилась внутрь: - это ваш... - донеслось оттуда через краткую паузу: - фронт работ. Егоров, все ещё под впечатлением чар большой комнаты, шагнул в проем, нога его не нашла опоры и он, можно сказать, выпал в другую, по размерам не менее зала, комнату, но совершенно лишенную, какой бы то ни было магии, остального дома. Здесь потолки были ещё выше, но достигалось это за счёт того, что доски на полу не было. Собственно, и пол, весь состоял из мелкого, надо признать, даже по ощущениям, ровно рассыпанного шлака поперечных балок, на удивление не гнилых, почти лишенных обычных для такой формы, глубоких продольных лопин и столь же качественно выбитой по периметру окантовки. Остальное же: стены и потолок, самое меньшее, что можно сказать, вызывали гнетущее впечатление. Узнаваемые вогнутые примыкания, и вместе с тем истерзанные гипсовые украшения, огромные пятна сырой плесени, вывалившиеся до самой обрешётки, куски известковой штукатурки, бессильно свисающие, сгнившие до черноты лохмотья, но на этот раз, совершенно обычных, почти неразличимого цвета шпалер. Под потолком, была раскинута электрическая времянка, и троица желтых лампочек, изредка, едва заметно меняли яркость, неуверенно освещая разруху. Самое интересное, что окна отсутствовали напрочь – и о изначальном предназначении этого помещения можно было только догадываться.
 – Здесь: – учительским тоном продолжала старушка, уходя в бок давая возможность мастеру пройти, – необходимый вам материал.
 Вася чувствуя, как голова его тяжелеет, завороженно, посмотрел в указанную сторону: и там в самом деле аккуратно были сложены доски, упакованные в целлофан, с броскими, современными, пропечатанными ярко красной краской логотипами. И ещё какие-то коробочки - общий вид которых здорово контрастировал с антуражной обстановкой квартиры. Некоторое время таращился на все это богатство, потом сообразил, что молчание затянулось, и пытаясь как-то выбраться из неудобной паузы, мучительно – горло успело пересохнуть, глотнул…   
 – В этой комнате, когда-то проживал один из моих сыновей… – неожиданно приходит на помощь хозяйка: – другой – не тот что на велосипеде.
  Старуха любовно погладила стену, взгляд её затуманился – видимо отправляясь в далекие воспоминания. И тут Егоров обнаружил, что в воздухе что-то поменялось, хозяйка вернулась и заговорила иначе, бархатно, спокойно, но слова полетели как-то мимо Васиных ушей - он понимал, что в нужное время кивает, односложно отвечал на редкие по большей части риторические вопросы, в то время, как внутри его, росло странное чувство благостного оцепенения. Вдох – тончайший анализ всего букета запахов, среди них было много того, что могло показаться отвратительным, но теперь это все было неважным, воздух, заполняющий его легкие, это всего лишь ступеньки, раз за разом отдаляющие от реальности, похоже на состояние, если долго смотреть в зеркало, когда вдруг начинаешь задаваться вопросом – кто ты? Кто, этот человек за прозрачной, зыбкой гранью? А если там не ты, то что означает вся твоя жизнь? Не придумана она кем-то, скажем, тем другим, что так внимательно сейчас смотрит в твои глаза… в твою душу? А голос продолжал ворожить – он продолжал вещать о чем-то важном, о том, что просто необходимо знать, живя в этом мире, и с каждым звуком, который уже и не являлся частью понятного языка, где-то за ушами, переходя в шею, разливалась приятная теплая волна – хотелось замереть так, съёжится и слушать - а ещё этот запах свечей!
 Наконец старуха, возвысив голос, резко оборвала ритуал, громко щелкнула пальцами, прямо перед Васиным лицом и вышла, а может быть растворилась прямо в воздухе? Да нет – такого не бывает - Егоров отлип, сконфуженно осмотрелся, все ещё припоминая своё сомнамбулическое состояние – «несомненно вышла», – пробормотал он под нос: «несомненно».
 Для верности Вася еще и тряхнул головой, еще раз потянул носом - то ли принюхался, то ли восковой запах действительно выветрился, подчиняясь местной неведомой вентиляции, но его больше не было.
 Словно играя перед невидимой публикой Вася пожал плечами, нарочито пружинисто перескочил через одну из балок, упер руки в бока, осмотрел материал. Потом склонился, распаковал гвозди, доску, вернулся к инструментальному ящику, и спустя несколько минут, работа закипела.
 В конце концов, кто эта странная старушенция – одна из многих – сегодня, завтра: она, послезавтра, ему ехать в область на строительство теплицы, а там другой человек, с другими причудами. По правде сказать, сейчас Егорова, куда больше занимало другое – год выдался хороший, заказы шли вереницей, и он уже приобрел путевки «на юга», и совсем скоро, его ждет романтическое, двухнедельное путешествие с Лизой! Путешествие! Эта мысль побеждала все – во-первых, он никогда еще не ездил на море сам – детские путешествия под приглядом родителей не считаются, а во-вторых… во-вторых поедет он с девушкой, всем видом которой, можно было определенно гордиться, и без всяких там скидок на вкус и цвет!
 Лизавета – сейчас, в этом месте, это имя, хотелось произносить именно так, и с придыханием – когда-то девочка, на несколько лет младше, соседка по двору, сейчас сформировавшаяся девушка с иссиня-черными волосами, большими глазами и умопомрачительными губками, хотя последнюю черту, можно было отнести скорее к девичьему умению пользоваться косметикой, нежели к природным достоинствам. Лиза, за молодостью лет, в поле зрения Егорова, совсем не попадала, если только мимолетом, как фон: девчушка в песочнице, с огромным бантом и цветами идущая в первый класс, под руку с молодой опрятной женщиной, ревущая по поводу свезенной, после неудачного падения коленкой, нянькающая куклу с «сопливыми» подружками.  А позже и вовсе Васю затянули пост подростковые гулянки до поздней ночи, гитара, с огрызком карандаша меж барабаном и грифом, техникум, армия, работа, несколько лет скитаний по съемным углам, пока бабушка не освободила квартиру... Лизавета в это же время расцвела, округлилась, превратилась в притягивающую взгляд девушку и однажды, а произошло это не так давно, совершенно случайно встретилась Егорову, банально, во время выноса мусора. Настроение у Васи тогда было хорошее и он с ходу обсыпал черноволосую градом незамысловатых комплементов. К его удивлению девушка пошла на контакт и уже на следующий день они договорились о встрече в ближнем крохотном кафе с витражами во всю парадную стену.
 Вася довольно замурлыкал привязчивый мотив, вспоминая, лениво грассирующую, с хрипотцой, певицу из хороших динамиков, имитацию свечей на столике, неспешное течение людей за окном. Пили кофе и ароматный ликер, закусывали какими-то изысканными блюдами с вычурными названиями, искали точки соприкосновения, зачастую удивляясь почти общим воспоминаниям и Лиза тогда была особенно хороша, так что не верилось в ее реальность до конца и отчетливо казалось, что мир вокруг, почти достиг своего идеального состояния. А потом была короткая прогулка к дому. Робкий, невинный поцелуй в щеку и голова в тот миг, наверное, шумела так же, как и сегодня… Вася ненадолго остановился, осознал, что чертит по угольнику метки для гвоздей, отчетливо припомнил свое сонное состояние, кажется услышал отголоски мерного тик-так, тик-так…
  Дальше встречи участились, и характер у Лизы оказался тот еще, интересы совершенно в других плоскостях, а отношение к жизни такое, что бежать бы от нее без оглядки, но вот ее тело - оно держало словно якорь: он по-прежнему тонул в ее глазах, обожал трогать ее волосы, вдыхать их неповторимый аромат и притягивать к себе за талию, всей поверхностью руки ощущая ее хрупкость и податливость, ее тепло... Почему-то на ум пришла недавняя перепалка из-за какой-то мелочи. Она кричала, волосы ее путались и прилипали на щеки, лоб, прекрасные черты ее искажались, но Вася все равно ей любовался. Крик… крик явственно повис в его памяти – бардовые губы, ряд белых зубов, провал рта – звук вырвался из воспоминаний в реальность, резанул по перепонкам, мгновенно перешел в писк, который неспособно издать человеческое горло… Опять кашель, вздохи, шарканье по половицам старческих ног, обутых в разношенные кожаные тапочки.
 Вася тревожно огляделся – оказывается в голове его плотно продолжала сидеть старухина болтовня, что же она такого рассказывала, что смогла так задурить голову? Или это… как там обзывали гипноз раньше? Егоров совсем выпрямился и отчетливо, чьими-то чужими словами, про себя, подумал: «старушка неожиданно обнаружила в себе склонность совершать, животный магнетизм!».
 Тьфу, глупость какая. Это, вероятно, все квартира, запахи, обстановка, часы эти дурацкие, тик-так... Вася потянулся к ящику и ухватил резиновую рукоятку нового, дорогого, увесистого, безоткатного молотка – хороший инструмент, можно сказать, желанный, с некоторых пор. Егоров пришел к выводу, что если уж избрал такое направление труда, то неплохо бы делать его, как можно более приятным.
 Тум – первый гвоздь нехотя раздвинул плотные волокна хорошей, дубовой доски, тум – а звук в помещении без окон получается какой-то глухой, как в склепе, тум – нет, так дело не пойдет, все же придется сначала засверливать.
 Вася опустил молоток, задумчиво посмотрел на свой ящик припоминая, когда последний раз заряжал аккумулятор дрели и, если давно, то неплохо бы обнаружить в этой комнате розетку, а то так неохота идти искать бабку и выспрашивать у нее точку подключения к электричеству.  На первый взгляд розетки не было, хотя, чем черт не шутит, может где-то за балкой? Широко и теперь уже неуклюже шагая через бревна, Егоров прошел к дальней стене, огляделся – не нашел, зато в левом углу, примерно посередине между балкой и стеной, притаилась странная серебристая крышка, похожая на те, которыми прикрывают большой, двухведерный казан.
 – Однако… – не удержался от комментария Вася, хмыкнул и подошел ближе, неуверенно ткнул крышку ногой – та вопреки ожиданиям не шевельнулась. Вася ткнул сильнее – тот же результат, причем создалось впечатление что чугун, неким странным образом, прирос к рассыпчатому, по идее шлаку. Пришлось наклонятся, щурясь от недостаточного света, внимательнее рассмотреть край странного предмета, вроде бы, крышка держится не сама по себе, а по кайме, есть бортик того, что она прикрывает. Егоров протянул свободную руку и потрогал выпуклую поверхность – на ощупь чугун шершавый, матово блестящий, с двумя разного размера кольцами на поверхности.   Интересно – под нос пробурчал Вася, а потом, повинуясь странному наитию, стянул перчатку и голыми пальцами потрогал внешнее, большое кольцо. Поверхность крышки вдруг пробежала голубоватыми трещинками и, секунду спустя, осветилась замысловатой, пугающей вязью. От неожиданности Егоров вскочил, тут же почувствовав на щеке тяжелую, холодную калю пота. Узор продолжал мерно гореть, совершенно не реагируя на движения человека. В голову сразу, ворохом, высыпалось множество мыслей: от «сука старая правда загипнотизировала» и «все, трындец  схожу с ума», до: «чего ты дурак обычного китайского фонаря испугался!». Победил скептик – бабка, конечно, человек мягко говоря странный, но в наш просвещенный век каждый знает, что для гипноза, простого разговора недостаточно, там нужна долгая подготовка и предрасположенность и еще что-то… В общем, Вася, выдохнув присел снова и на этот раз коснулся второго кольца в крышке, что-то щелкнуло, из середины, повинуясь скрытому механизму, выскочила повторяющая изгибы поверхности ручка. Вот оно, приспособление, за которое можно тянуть, а потянув, раз и навсегда успокоить свое любопытство. С легкой опаской Вася протолкнул пальцем, под ручку перчатку, мало ли, зловредный механизм схлопнется обратно, когда сунешь в него свои пальцы, взял оба конца и потянул. Крышка посопротивлялась немного и, в какую-то секунду, словно совсем потеряла вес – законы физики сработали неумолимо. Егоров, совершенно не ожидая подвоха и, приложивший уже приличное количество сил, со всего маха опрокинулся на задницу, отправляя по инерции чугунный круг в стену за спиной, глухо стукнув о штукатурку, тот рухнул на землю и легонечко зазвенел.
 – Черт, – выругался Вася, вскакивая на ноги и яростно отряхивая прилипший к штанам комбинезона шлак. Тут взгляд его упал на то место, что защищала странная крышка и его снова прошибло в пот: в опасной близости рядом с чернеющим зевом, идеально круглой дыры, лежал его новый, еще не успевший испачкаться молоток! Василий ринулся вперед, но как в плохом сне, оскользнулся, шлак нелепой, ненастоящей волной толкнул резиновую ручку молотка и тот, как живой, дразня, перевалившись через край, соскочил в бездну. Теряя остатки самообладания, Вася бездумно сунул руку прямо в темное жерло: предплечье, локоть, плече: «Господи, пусть там будет близкое дно!». кончики, не встретив препятствия, черпнули пустоту и внутри Егорова вдруг что-то оборвалось и стало как-то тоскливо-тоскливо. Блин, это же какой-то погреб, теперь разбирайся с бабкой, отвечай на тупые вопросы – зачем полез, да чего хотел…
  – Я бы на вашем месте, – донесся откуда-то сверху спокойный голос старушки, – из этой дыры, руку бы вытащила.
 Вася горестно прикрыл глаза – ну что ж, самое страшное уже случилось… дважды… и медленно, давая себе время сообразить, вынырнул из отверстия, учуяв напоследок миазмы древней затхлости.
 – Здесь такое дело…
 – Увидел, полез, что-то уронил.  – хозяйка перечислила все его прегрешения.
 – Ну в принципе да. – Повинился Егоров: – Молоток дорогой, как бы его достать?
 – Достать? – старушка дернула бровью, и сморщенные губы ее растянулись в снисходительной улыбке: – достать оттуда вам вряд ли что-либо придется.
 Потом в ее голосе прорезались легкие нотки ехидцы: – Мой покойный муж, однажды спускался туда… – хозяйка остановилась, словно что-то осознавая: – или… – продолжила она медленно, – почти туда, - ускорилась: впрочем, для вас это не важно, важно то что провел он там примерно сутки, и, по каким-то своим вычислениям, дошел до глубины в четыреста метров, и это не было пределом этой шахты…
 У Васи перехватило дыхание, он вдруг поверил, и совершенно иначе глянул на темное пятно у ног, даже непроизвольно сделал шаг в сторону – теперь оно казалось зловещим, а душа трепетала от одного воспоминания, как там, над этой бездной висела, его рука! Да что там рука, по сути висел над пропастью висел он сам!
 – А что же теперь… – начал он неуверенно.
 – Забыть! – Односложно отрезала старуха: – Закрыть и забыть, и дискутировать на эту тему я с вами не намерена, к тому же у вас
еще полно работы.
 Остаток рабочего дня прошел у Егорова под флагом испорченного настроения. Он прикрыл бездну крышкой, на этот раз болезненно ощущая всю ее глубину. Отчётливый страх мешал даже смотреть в эту сторону. Казалось шлак под ногами вот-вот осыплется, увлекая за собой в прожорливое жерло страшной пропасти. Подумать только, четыреста метров! Четыреста метров пустоты, это как… с определением Вася затруднялся, но пятки у него при этой мысли начинало отчетливо саднить. Скорее бы… скорее закончить этот дурацкий пол, скрыться из этой квартиры и поставить адрес в черный список, а пока работать… работать не о чем не думая… работать…
 Отвлечься, как это бывало в обычные дни не получалось – голову рвали мысли: обида, страх, непонимание – конечно в такой атмосфере, делать что-то самоотверженно, было выше сил Егорова.  Мути в настроение добавляли соседи – беспокойные, шуршащие, смачно харкающие, таскающие по квартиркам своим мебель – такое ощущение что дом, под завязку специально набит пенсионерами, да не просто стариками, а живыми артефактами и все они сейчас собрались свести его с ума, просто-напросто звуками своей жизнедеятельности. Когда часы на руке пропищали пять, сердце Егорова радостно запрыгало где-то в районе кадыка. Никогда еще нее было у него столь странного и вместе с тем желанного конца рабочего дня. Дисциплинированно, нарочито не торопясь, Егоров собрал инструмент, защелкнул на крышке кодовый замочек, подошел, толкнул дверь, порог которой, находился сейчас несколько выше колен и прыжком выбрался в квартиру. Зал остался прежним, маятник часов завораживал, запах свечей сшибал в нос, но здесь было ощутимо теплее, Егоров, даже поежился, ощущая за спиной ледяное дыхание комнаты, а в следующий миг, не оборачиваясь, с силой толкнул дверь, которая, как ему показалось, ткнулась во что-то упругое и не зримое, по лицу пробежала болезненная волна сокращающихся мышц и Вася, не совладав с собой, прыгнул в перед, одновременно оборачиваясь и удивляясь тому, что полотно закрылось!
На негнущихся ногах, но как можно скорее, Егоров направился к прихожей и, проходя по коридору, заметил в кухне хозяйку. Старуха сидела спиной, вполоборота к окну, в кресло-качалке и, неспешно раскачиваясь, пускала в пространство густые клубы табачного дыма.
 – Уже… – с расстановкой в такт движению проговорила она: – уходите?
 – Время. – Оправдываясь пробурчал Вася, остановившись через силу и бросая тревожные взгляды в зал.
 – Да, время… – старушка поднесла к губам трубку, тщательно затянулась, выдохнула, и очередное сизое облачко, заворачиваясь краями, неспешно отправилось растворяться к потолку. – Для нас стариков, время – это такая субстанция, которая протекает сквозь пальцы не как песок, а скорее даже как вода. Летят не только дни, но и сами месяцы и годы. Вот и сегодня мне показалось, что в мой дом вы пришли всего лишь пару часов назад.
  С этими словами хозяйка неожиданно наклонилась вперед и, в один миг, с нечеловеческой быстротой обернулась, тело ее вдруг изогнулось так, как не может позволить человеческая физиология. Вася непроизвольно сделал шаг назад и, ткнувшись спиной в сервант, покачал головой. На мгновенье, ему померещилось, что лицо старушки искажает широкая, хищная, до середины щек улыбка, губы испачканы чем-то темным и это темное стекает по неестественно удлинившемуся подбородку. Сервант звякнул стеклом, Вася поймал зародившийся было крик, так и оставшийся, с надутой воздухом грудью – хозяйка продолжала сидеть спиной и раскачиваться в своей качалке…   
 Егоров, тряхнул головой, внутри все колыхалось, по щеке сбежала крупная капля пота: – Так я пойду? – хрипло выдавил он.
 Старушка только согласно махнула ему своей необычной трубкой.

 Лучи, клонящегося к закату, солнца уже приобретали оранжевый оттенок, теплый летний ветерок наносил от прудов запах водорослей и мокрого камня. По лавочкам сидели болтающие парочки, особенно радовали глаз девушки на свиданиях. Причесанные и убранные, желающие показать второй половинке, лучшие свои стороны, они не вольно демонстрировали эти стороны и всем заинтересованным окружающим. Иногда так успешно, что Вася неспешно бредущий по чистенькой мостовой, забывался, рассматривая округлости гладких голых коленок или другие округлости за смелым, на грани приличия, вырезом ворота, обтягивающих платьев, или футболок, особенно когда сквозь ткань проступали рельефы кружевных бюстгальтеров.
 Город жил, город дышал, город через соблазнительные наряды этих девушек, старался выказать свою красоту – здесь он был молод, цветист, здесь он навевал мысли о большом и счастливо будущем – в котором все будет несомненно лучше, чем сейчас... Вдруг спокойное течение мысли нарушила мелодичная, монотонная трель. Мозг Егорова приучено переключил внимание на телефон. Рабочая трубка, как правило, звонила по делу. Но на этот раз…
 – Алло Ба, привет. – стараясь скрыть разочарование, выпалил Вася.
 – Здравствуй внучек, – с обманчивой усталостью и миролюбием, отозвался динамик: – как дела у тебя? Чего не звонишь? Не приходишь?
 – Да… работа Ба – забегался совсем, сама понимаешь – там копейка, здесь…
 – Понимаю-понимаю, – вздохнула трубка, – вам молодым тяжело, вся жизнь впереди, это мы старики на обочине, какие у нас дела – не нужны больше никому.
 Вася устало прикрыл глаза, остановился развернувшись лицом к пруду и бухнулся задом на ошлифованные бруски, случайно подвернувшейся, свободной скамейки:
– Ну что ты Бабуль, будут выходные и я обязательно, слышишь меня? Обязательно зайду в гости!
 – Да ты уж постарайся, – проворковал старушечий голос, с едва различимой толикой ехидцы, – а то времени у меня совсем чуть-чуть осталось, скоро, скоро уж помру и не буду мешать тебе работать… никому из вас не буду мешать.
 Вася снова закрыл глаза, стараясь успеть досчитать до десяти, но понимая, что такой роскоши ушлая родственница ему не даст. И так полгода уже – полгода ка он нагружен лишней обязанностью…
 – Чего там кстати работа твоя? – ожидаемо вклинилась бабуля.
 – Нормально, – Егоров улыбнулся в трубку, будто жест этот способен прибавить голосу жизнерадостности. – Потерял кое-что, но это так, мелочи жизни.
 – Потерял? – неожиданно заинтересовалась бабуля, – Вот вы молодежь избалованная, совсем ничего не цените – ни вещей, ни стариков, все для вас мусор!
 – Да я найду ба, – сам для себя неожиданно пообещал Вася: – завтра найду слышишь? И на выходные приеду, обещаю!
 – Ну ты уж постарайся, найди, и матери своей передай, – сварливо зацепилась за слово бабушка: – передай, что обиделась я на нее – не заходит, не звонит – похоронила видно уже!
 – Передам-передам… – вздохнул Вася, точно зная, что мать уж точно приезжает в дом престарелых каждую неделю, ну а звонит и того чаще.
 – Бесстыжий ты, – с горечью в голосе подвела итог бабуля, – все торопишься, все тебе некогда!
 – Прости, Ба, я действительно тороплюсь, – заверил Егоров, понимая, что первой бабушка не попрощается: – Пока!
  Трубка выдала в ответ что-то обиженное, и Вася поспешно сбросил вызов…

– Вась, – сидящий напротив Жора Новак, поднял за горлышко бутылку темного пива, сделал внушительный глоток и, выделяя слова, красноречивыми паузами сказал: – вот ты сам подумай, тебя развела какая-то старая перечница!
 Вася недоверчиво качнул головой, а Жора продолжил:
 – Там, по любому, как ты и подумал, сраный погреб - крышка, это отдушина, а вход где-нибудь на кухне. Старой кочерге просто лень туда лишний раз лазать, а то может быть и молоток твой решила свиснуть, бабки бывают очень жадные, ну какие на хрен четыреста метров?
 - Ты её не видал. – Тяжело вздохнул Вася: – Это не простая бабка, это...
 Тут он задумался, поскольку в голову ничего, кроме "долбанутая" не шло, а делиться с другом своими нервными галлюцинациями было банально стыдно.
 – В общем, – через какое-то время, так и не подобрав слова, продолжил Егоров: – необычная бабка, её видеть надо.
 – Ща, подожди... – Новак глотнул пива ещё и углубился в изучение широченного экрана своего мобильника. Вася тем временем отвернулся к окну и, механически пережёвывая фри, стал разглядывать неспешно гуляющих по тротуару людей. Вечер был тёплым, по летнему тихим – изумительным продолжением дня, и по набережной сейчас, наверно продолжают гулять девушки… солнце уже спряталось за стены высоток, погружая спальный район в полумрак, но ещё не достигло горизонта, поэтому, при жёлтом и розовом небе, с потемневшими до фиолетового куцыми облачками, уже горели фонари.  Идиллия, спокойствие, второй раз за день Вася провалился в приятную, завораживающую негу – ощущения были поразительно схожие с теми, что возникли при старухином монологе. Егоров, интереса ради, лениво потянулся к памяти, даже не надеясь достать прочно позабытые слова её, как дернулся вдруг от страшного видения: старухина морда, близко, очень близко, треснутые неестественной улыбкой губы, испачканные той самой густой липкой жижей и кусочки чего-то, сползающие по дряблому, морщинистому подбородку...
 – Черт!... – Вскочил Вася из-за полированного столика, стараясь разогнать наваждение и опять обнаружил себя, стоящим в одном из соседних с домом кафе. Вокруг светло, тепло, до известной степени уютно – по столу катится картонный стаканчик, теряя по дороге ломтики картошки фри. Немногочисленные клиенты о чем-то приглушенно болтают, беззвучно открывает рот небритый по моде мужик в телевизоре, за длинной барной стойкой, закинув ногу на ногу сидит официантка или бармен, тут уж как посмотреть – из женщин того типа, по которой невозможно понять сколько ей лет. Видно, что перезрела, но год за годом, находится примерно в одной фазе, только косметики становится больше и по вечерам она становится ярче, а еще руки, руки вдруг начинают выдавать все…  И мужиков она еще со школы вокруг себя распугала, так как не оказалось среди них принца, а последние несколько лет и вовсе поняла, что принц ее живет в какой-то иной реальности, или в каких-нибудь арабских эмиратах, на сто первом этаже «Бурдж-Халифа», что, впрочем, не отменяет его поиска ни в этой стране, ни в местной гостинице, ни в этой реальности.
 - Ты че? - поднял на него недоуменный взгляд Новак: - садись, покажу кое-что.
 Вася, мышцы которого приобрели «эластичность» дерева, неловко бухнулся на, не слишком то мягкий, диван и, словно ища точку опоры в пространстве, сжал скрипнувший под ладонями дерматин.
 - Вот, посмотри! - Жора сунул товарищу телефон, Егоров принял и не сразу, но все же смог усилием воли сфокусировать взгляд: на экране, под оторванный молодежный панк-рок, мелькали какие-то бетонные коридоры, сложенные стопкой боковые опоры строительных лесов, какой-то мусор, торчащая из стен арматура. секунда и кадр поменялся - камера, видимо закреплённая на лбу оператора, рывками перемещалась по не облагороженной лестнице, опять смена кадров, съёмка под широким углом и вид на мегаполис с умопомрачительной высоты. Владелец видео болтает ногами над пропастью, на дне которой, ползут, даже не игрушечные, а какие-то муравьиные машинки - людей не различить вовсе. Оператор встает и обводит объективом город, потом бегает по парапету...
 - Это, - нравоучительно прокомментировал Жора: - вид с одной из башен комплекса "Федерация"! Триста семьдесят четыре метра высоты, сто один этаж - логику уловил?
 Вася ещё раз бросил взгляд на экран, где оператор продолжал скакать по краю крыши, видимо изображая обезьяну, даже нет, изображая неимоверно глупую обезьяну, лишенную чувства самосохранения и с сомнением, покачал головой:
 – Ты хочешь сказать...
 – Да врет твоя бабка! - Новак вырвал из рук приятеля телефон. - Ты представляешь дырка в земле по среди города и такой глубины! Кто её делал? Зачем? Как?
  – А если она естественного происхождения? - Чисто для проформы бросил Вася, до сих пор вздрагивая от воспоминаний о своих видениях.
 – Слушай! – загорелся Жора, если ты такой упёртый, давай тогда так...
 – Ещё пива, молодые люди? – Подкравшаяся официантка чуть склонилась над столиком, терпеливо собирая со стола картошку, взгляд Егорова тут же прилип к глубокому вырезу декольте и соблазнительной складке в нем.
 – Что? – Мысль Жоры, секунду спустя, тоже, само собой соскочила, он на чистом автомате уставился на маленький краешек кружевного лифчика телесного цвета, плотно прилегающего к упругой, с такого ракурса, коже груди. 
 – Да… да, нам повторить, – пришел на помощь другу Вася.
 – Хорошо, – с ходу стрельнув глазами, выпрямилась официантка, и Егоров усилителем воли подавил накативший глоток.
 – Вот это баба! – Восхищенно выдохнул Новак завороженно провожая узкую, черную юбку.
 – Угу, – Вася пальцами покрутил пустую стеклянную пепельницу и с сомнением осмотрел худощавого товарища. – Никому не пригодилась, ты подберешь?
 – Да ну тебя, – крякнул Новак, улыбаясь каким-то своим мыслям, видно официантка в его воображении творила что-то, очень непристойное: – так, о чем это мы?
 – О том, что я упертый, хотя ты эту бабку не видел и не представляешь… – Еще один приступ видения, но уже слабый, скомкал конец фразы. 
 – Ладно… ладно, сдаюсь! – В примиряющем жесте выставил ладони перед собой Жора: – Будем считать, что старушка и впрямь не просто «того», а говорит правду, и дед ее, покойничек, действительно спускался куда-то там, пусть даже на приличную глубину. Район старый, дома, как ты говоришь, дореволюционной постройки, так что я вполне допускаю, где-то там, в подвале, может быть второй ярус или предположим невероятное: третий, четвертый, какой-то там еще – мало ли кто в этом доме раньше жил? Но ведь это вовсе не означает, что под домом, считай, что, бездонная пропасть!
 – Ну… – Василий всерьез задумался: – Черт его знает? Говорю же, ощущения у меня были специфичные, конечно, и обстановка могла повлиять, но как-то, убедительно что ли, меня бабка одернула.
 – Ок! – Жора напоказ выпрямил спину: – Тогда мне все коны, завтра пойти с тобой – я же, как никак альпинист, хоть и ленивый, но это в последнее время. Поэтому гарантирую опытным глазом оценить эту дырку.
 Егоров неуверенно покачал головой, про себя радуясь и одновременно вспоминая, что весь опыт альпиниста уместился у Новака в одно лето, когда тот был пламенно, но безответно, был увлечен инструкторшей по туризму. В тот год были несколько поездок в какие-то горы, глупейшие кредиты на оборудование, жужжание за столом на тему туристической лирики и бесконечное хвастовство фотографиями жилистой, подкаченной тетки в облегающих комбинезонах, будто, своей собственностью. Далее, что-то у них пошло не так и довольно скоро Жора охладел к романтике сверхдолгих прогулок по лесу и неровным земным поверхностям. 
 – Не сопротивляйся, Ва-ся… – дурашливо поделил слоги в словах Новак: – ты меня пол вечера убеждаешь в реальности расщелины, почитай в центре города, и как только почти убедил, тут же решил врубить заднюю?
 – Да чего заднюю то? Голову включи – неудобно как-то. – Егоров уже сопротивлялся для порядка и даже опасался, что приятель, по обычной свое привычке, сейчас передумает, а это значит, что придется возвращаться одному, в ту мрачную квартиру, а самое главное комнату!
 – Неудобно спать на потолке, – отвлеченно парировал Новак, усиленно и уже с какими-то вызывающими пассами, заглядывая вернувшейся официантке в лицо. Вася с затаенным злорадством отметил что та отреагировала как-то уж через чур дежурно: «мол я, конечно, готова поиграть, но на расстоянии и не более». В короткой невербальной схватке товарищ Новак закономерно потерпел поражение - официантка отошла королевой, Жора обиженно уткнулся в логотип на бокале, а Егоров на несколько секунду залип в довольно мясистые округлости зада, внутренне отметил как резинка узких стрингов, оставляет на этом заду, довольно крупные покатые впадины по бокам, и совсем расслабился.
 – Так вот: – встрепенулся Новак, – значит я беру с собой снарягу, ты проводишь меня на объект…
 – Кхм… – поперхнулся Вася, – начинается, снаряга, протаскиваешь, объект… ты завтра с утра вовремя не встанешь.
 – Я… – Вполне натурально возмутился Жора, – Да я если хочешь знать, теперь человек ответственный, сказал пойдем, значит пойдем, и никаких опозданий!
 Конец тирады несколько подпортила, вновь проплывающая мимо официантка, но Новак, приложив усилие, почти мгновенно вернулся к теме разговора, и просительно посмотрел на друга.
 – Хорошо, – сдался Егоров, справедливо посчитав, что упираться на сегодня достаточно, – только, давай действительно, без опозданий…

 – Здравствуй… – проронил Вася открывшейся двери и, секунду подождав, вынул из-за спины букет белых лилий.
 Девушка улыбнулась краем губ, в глазах появились игривые огоньки. Егоров шагнул через порог, и она позволила невинно чмокнуть себя в щеку.
 – Лиза, я… – Вася замялся, разглядывая девушку, одетую в большую, с отцовского плеча растянутую футболку и старые джинсы, черные волосы ее были забраны вверх и в пучок, глаза обведены ярко черным, но не на показ, а так, по-домашнему, губы и вовсе лишены всякой, кроме природного цвета, краски. – Я подумал, может нам прогуляться? Хорошая погода…
 Лиза поджала губки и картинно подняла вверх ярко красную в белый горох прихватку, теперь только Егоров обратил внимание на сильный запах жаренных котлет.
 – Прости, Вась, у мамы с папой сегодня годовщина. Они скоро придут из кино…
– Понятно… – понурился Егоров, – я просто думал.
– Это я виновата, – оборвала его Лиза – я забыла написать тебе, что сегодня занята, я же горю, прости!
– Тогда может…
– Ох не начинай, – погрозила пальцем девушка и этот жест сделал ее еще соблазнительнее, – я не настолько виновата.
– Но… – в голове у Васи все еще шумел пивной хмель, поэтому казалось, что времени у него вагон, что скоро это как минимум через час, что можно еще чуть поиграть с Лизой: – может быть один поцелуй?
– Ты меня уже целовал! – парировала девушка.
– Сегодня или вообще? – решил пошутить Егоров.
– И сегодня и вообще!
– Но сегодня не по-настоящему! – неестественно ужаснулся Вася, – это же так, детский чмок.
– Хватит с тебя, – Лиза уперлась ему свободной ладонью в грудь, – к тому же от тебя пивом несет!
– Виноват! – легко согласился Егоров, вдруг представляя себя гусаром, который следующим жестом мог бы пригладить ус и сказать что-нибудь веселое, но увы, гусаром он не был и веселое в голову отчего-то не приходило.
 – Вась, – Лиза осуждающе посмотрела ему в глаза, – перестань, ты мне таким не нравишься!
 Егоров отвел взгляд, попытался изобразить расстройство крайней степени, а потом что-то изнутри толкнуло его, и он с обидой выпалил:
 – Один, один единственный поцелуй, и я уйду!
 – Один? – уточнила Лиза, вроде, смягчившись, – и ты уйдешь?
 – Уйду! – с жаром подтвердил Вася, уже в предвкушении предстоящего.
 Лиза сделала шаг вперед, слегка приподняла подбородок, красивые губки ее приоткрылись и Егоров, потеряв всякий контроль, набросился на нее, сжал хрупкое податливое тело в объятьях, почувствовал все: мягкие округлости груди, тонкий девичий стан, упругое бедро под ладонью… Впился во влажный горячий рот и, на какую-то секунду, в голове его словно бомба взорвалась - она была здесь, была рядом и поцелуя уже просто не хватало. А следующим мгновеньем Лиза напряглась и вдруг оттолкнула его, извиваясь брезгливо высвободилась и даже прошла по упавшим в процессе борьбы цветам.
– Сумасшедший, животное! – вскрикнула она, тяжело дыша, с непонятными чувствами: – Уходи, ты обещал!
 – Тебе понравилось? – понимая, что ступает в пропасть спросил Вася.
– Ты обещал!
– Обещал. – согласился Егоров, – я… позвоню – хорошо?
– Я сама тебе… – Лиза задумалась – напишу…
 Егорова вытолкнули в прохладный, неуютный подъезд, дверное полотно перед лицом закрылась, решительно и громко щелкнул замок…


 На следующее утро Егоров несколько раз находился буквально на грани срыва, ему хотелось послать Жору к черту, но совсем не улыбалось идти на работу одному. Необязательный Жора опоздал, точнее проспал, хотя какая на хрен разница, если в довесок он умудрился забыть дома ключи и кошелек, а еще позавтракать, в следствии чего, нудил и давил на жалость, до ближайшей круглосуточной забегаловки. В кафе на них смотрели косо из-за внушительного рюкзака за спиной Новака – парень не заморачиваясь сборами ухватил свой альпинистский набор, не разбирая канаты, карабины не какие-либо другие приспособления, на нужные и ненужные. Причем с видом знатока прибил чужой умной фразой на счет того, что лучше взять лишнее, чем чего-то не взять и из-за этого провалить спуск в расхваленный погреб.
 К знакомому двору подходили чуть ли не на час позже, чем Вася планировал. Утром захолустье не казалось таким уж таинственным, каким было вчера, хотя в воздухе отчетливо витал запах гниющего дерева и еще чего-то отвратительного, что настраивало на нужный лад.
 Друзья прошли через арку, двор колодец, миновали проем с покосившейся дверью, после которого Жора сходу вляпался в крапиву, вскрикнул, выругался и утомительно долго мотал рукой, словно такие движения могли вытряхнуть из-под кожи капли растительного яда.
 Вася цыкнул на товарища, остановился перед знакомой квартирой с номером шестьдесят четыре «а» и, строго исполняя ритуал, повернул переключатель звонка один раз.
  – И че? – удивился Новак через полминуты: – Дружище, у бабушки песок из ушей высыпается, тут надо ногой постучать. Отойди.
 С этими словами Жора решительно отодвинул приятеля в сторону, размахнулся, правда, рукой и замер, подобно античной статуе. Дверное полотно медленно повернулось, в луче света обнаружилась фигура старухи, которая тоже могла сойти за статую, только куда более позднюю – средневековую, изображающую суровую ведьму.
 – Зрасте. – Новак сконфуженно опустил руку, но тут же вернул в голос уверенность: – я тут это, в помощь товарищу, нам бы сегодня с вашими полами закончить.
 Статуя старухи молча отступила в тень. Жора, развязной хозяйской походкой, протиснулся в прихожую, зацепился своим туристическим рюкзаком за верхнюю перекладину дверной коробки, карабины хором звякнули, Новак выругался, благо себе под нос, и старуха, как бы ни к кому особенно не обращаясь, произнесла:
 – Не стоит так настойчиво добиваться того, чего добиваться не стоит…
 «Она знает!»: обожгло лицо Егорова – «Старая карга все знает!».
 – Мы работаем в паре бабушка! – Жизнерадостно пояснил Жора, совершенно не придавая значения старухиным словам.
 «Идиот!» – скривился и сжал кулаки Вася.
 – Естественно. – С явным сарказмом подтвердила хозяйка: – одному ведь не всегда удобно, упасть может что нибудь...
 – Да-да, – Новак, то ли не заметил, то ли нарочно гнул свою линию, задумчиво изучая гипсовые барельефы под потолком: – Вы же хотите, чтобы ремонт у вас прошел быстрее?
 – Разумеется. – Казалось яду в словах хозяйки добавилось еще. – Я просто жду не дождусь, кода вы начнете у меня там… – старуха сделала многозначительную паузу и закончила, явно намереваясь сказать другое: – работать!
 – Да… – протянул Жора, – работать это мы быстро, как там? Коллективный труд человека облагораживает!
 – Неужели! – отозвалась бабка в нос.
 – Пойдем, пойдем, пойдем… – затараторил Вася, толкая товарища в рюкзак – хватит базарить, – и тут же отвесил полупоклон старухе: – Доброго дня!
 Змеиную ухмылку, единым расслаблением мышц смыло с лица хозяйки, и пикировка оборвалась на полуслове недосказанностью.
 Егоров, в два шага обогнав Новака, стараясь не смотреть по сторонам, двинулся по знакомому коридору. Обстановка в квартире мистическим образом замерла – даже стулья в зале, были брошены в том же порядке, ровно на том же месте стояла пепельница, может это ложная память или старуха совершенно не касается предметов за исключением своей кухонной качалки – Егоров ощутил мощный приступ дежавю!
 Рывок потайного дверного полотна, прыжок, удар ступнями о шлак и можно выдохнуть. 
– А ты прав, – беззаботно заявил Жора, стоило, двери за спиной затвориться: – бабка твоя настоящая карга!
– Тсс-с… – зашипел Вася и сделал страшные глаза: – я этого не говорил!
– Ну… – Новак покрутил в воздухе пальцем, – Черт с ним, не говорил, значит имел виду – разницы никакой.
 – И не имел. – уже совсем по-детски буркнул Егоров.
 – Ой, ладно, – отмахнулся Жора, – давай, показывай где здесь пациент?
 Оба товарища – один с великой осторожностью, другой, просто с любопытством, широко переступая через балки, прошли в дальний конец комнаты. Уже на подходе Егоров вдруг почувствовал странную слабость и тяжесть в ногах, видимо потому что знал, что там – пол затрепетал, камешки шлака расползались, вминались в пространство раздвигая гранями друг друга: там, под ними пропасть, бездонная, мрачная, пропитанная вековой или даже тысячелетней сыростью…
  Крышка была на месте, все так же тускло поблескивала, переливалась невидимыми гранями на кругах, отражая свет раскаленной, вольфрамовой нити лампочки. Жора, то ли с реальной, то ли с наигранной почтительностью, коснулся метала, который, на этот раз, совершенно никак не отреагировал: - Хм, это самый странный люк, который я видел.
 - Да? - саркастично заметил Вася: - И много ты их видел.
 - Достаточно, - не заметив издёвки отозвался Новак: - В конце концов, мы не в Средневековье живём: телевизор, инет - включай да смотри. И везде как бы двери, колодцы, дырки каменные, а здесь крышка от двухведерного казана.
 – Метко, – Вздохнул Вася, - я вчера, так и подумал.
 – Ладно, – Новак соединив лопатки скинул с плеч рюкзак, – так как другого не предвидится, нам по большому счёту без разницы.
 Затем, с видимым напряжением, Жора потянул и сдвинул люк на сторону: тёмное, идеально круглое жерло, дохнуло на друзей миазмами подземного мира.
 – М-да... – протянул Новак: – с первого взгляда так и не похоже на подвал.
 – А я что говорил? – вспыхнул Вася, инстинктивно отодвигаясь от дыры.
 – Да подожди ты. - Новак удержал товарища за предплечье. - Есть офигенный способ проверить. Камень есть?
 – Какой, на хрен, камень? - искренне возмутится Егоров, здесь даже стены не из кирпича!
 – Ну выкинем что-нибудь, тебе не нужное. – Пожал плечами Новак и покосился в сторону инструментального ящика.
 – Пошел ты! Себя выкини! Ты вообще-то тут за моим молотком пришёл!
 – Не за молотком! - назидательно поправил Жора, а проверить рассказы твоей бабки на счёт четырёхсот метров.
 – Ну так проверяй! В чем проблема?
 – Страшно. – пожаловался Новак, и добавил: – а вдруг там действительно яма глубокая?
 Вжикнула молния, оголяя гладкую, полированную поверхность темно-вишневого цвета. Новак извлёк шлем, потом, свёрнутый в кольцо, жёлтый канат с вплетенными красными и зелеными нитками, дальше шли какие-то лямки, железные карабины, приспособления, о назначении которых можно было только догадываться, хищного вида, шипастую кирочку вызвавшую у Васи восхищенный присвист и, наконец, простецкий, но с резиновой каймой налобный фонарик.
 – Теперь слушай: – говорил Жора, довольно ладно обвязываясь лямками, чем заставлял пересмотреть скептическое отношение к нему, как к альпинисту, – сейчас я слезу туда и, скорее всего, никакой особой помощи мне не понадобится. Сколько глубиной обычный погреб? Метра три? Не больше. Это считай, как спрыгнуть.
 – А если глубже? – перебил Егоров, с опаской заглядывая в жерло.
 - Ну... Как бы под пятьдесят метров шнура у меня есть, ты просто контролируй здесь, чтобы ничего не соскальзывало и, не дай Бог, не рвалось.
 - А что может? - сглотнул Вася, вдруг осознавая в какую задницу залезает его товарищ, если бабка сказала правду. И тут его обожгло: - Бабка? Что делать будем, если зайдёт?
 - Карга? - на краткий миг задумался Жора: - Да с ней тоже хрен, самое большее наорет и там же и останется. Давай, хватит базарить, полез я.
 С этими словами Новак повернутся к дыре спиной и начал довольно ловко в неё просачиваться. Наблюдая за этим, Вася вдруг подумал, что для него эта дыра, пожалуй, будет мала, и для Новака она тоже мала, и каким образом он в нее умещается совсем непонятно.
 - Лицо попроще. - осклабился в этот момент Жора, поднял руку к фонарику и как-то стремительно сорвался вниз!
 Вася, не помня себя, прыгнул следом и склонился над темнотой дыры, только что поглотившей его друга...
 Вспыхнул свет, Новак висел совсем рядом, немного раскачиваясь на канате и крутил головой. Желтое пятно, бегало по облупленным бетонным стенам, широченного, диаметром метров в пять, колодца.
 - Не подвал. - медленно проговорил Новак и глянул вниз. Свет, повинуясь движению головы, устремился туда же, но дна не нашёл. В луче фонаря вьюгой заворачивалась потревоженная пыль, те же стены с черными потеками - где-то, на грани видимости, можно было различить несколько скоб уходящих куда-то вглубь и все – дна не было.
 - Так, - Новак вдруг побледнел, - Вась, молоток твой тю-тю, ты уж прости... Давай, вынимай меня отсюда.
 - Как? - Едва не вскричал Егоров, прикидывая каким образом можно уцепить товарища для правильного подъема.
 – Да шучу я... – попытался улыбнуться Жора, но голос его подрагивал: – я сам.
 Рука в перчатке ухватилась за край колодца, затем вторая, Новак подтянулся...
 – Блин... – проговорил он как-то растерянно, когда обнаружил, что в жерло, больше не пролезает.
 Теперь все правильно, с неожиданным, внутренним спокойствием подумал Егоров, человек не может поместится в такое колечко никак и тут же лицо его вспыхнуло от осознания случившейся беды, голова покрылась холодной испариной, он вцепился в запястья Новака и что было силы потянул того вверх.
 – А-а-ай... Стой, стой! – взмолился тот, уперевшись головой в плечи.
  Егоров остановился и аккуратно опустил друга.
 – Ты меня убьешь. – Жалобно всхлипнул Новак, едва получил свободу: – я сам попробую, ок? В пещерах так бывает – дырочка маленькая, кажется не пролезешь совсем, а на самом деле нужно просто правильно повернуться...
 Куда повернуться? Заметалась мысль в Васиной голове, вход же круглый? Идеально круглый – крутись не крутись.
 Новак, тем временем, подтянул своё тело к дыре ещё несколько раз, но та, неким мистическим образом, становилась все меньше и меньше, и вот кажется, что в неё не пролезает даже шлем, если одновременно с плечом!
  – Фу... – расстроенно выдохнул Жора, видимо устав, повис уже просто на канате: - Идиоты, мы с тобой, Вась, как есть идиоты. Ну почему сначала фонариком сюда не посветили, ведь чего проще?
 Егоров выпрямился и отрешенно упёрся взглядом в стену. И в самом деле, что за наваждение мешало им посмотреть. Как так случилось, что Жора проверить глубину этой дыры решил сразу собственной задницей, когда любой, абсолютно любой человек, просто на уровне инстинктов, сначала посмотрит на то, куда собирается слезть!
 – Ладно, – Егоров попытался собраться: – идиоты, согласен, и я даже потом скажу более грубо, когда будем сидеть в нашем баре, но давай рассуждать логично, чугунные кольца сжиматься сами по себе не умеют, ты в пещеры до этого не спускался...
 – На канате? уточнил Новак, – нет.
 – Ну вот... – воодушевился Вася, словно такое пояснение могло как-то спасти ситуацию: - значит, каких-то вещей ты не умеешь. Мышцы твои, как минимум, напрягаются, когда ты подтягиваешь себя вверх, а значит, ты становишься шире, видимо, должна быть какая-то техника...
 – Техника! - снова вклинится Новак, – у тебя болгарка есть?
 – Есть, - вздохнул Вася: – но я не уверен, что она возьмёт чугун, да и бабка на подозрительный шум прискачет! 
  – Какая разница? Прискачет она или нет?! – неожиданно закричал Жора: - Мне помощь нужна, понимаешь? помощь! Когда я отсюда выберусь, пусть эта старая карга изобьет меня своей клюкой, если она у неё имеется!
 – Все, все, все... – применительно выставил перед собой руки Вася, - пилю!
 - Подожди... – уцепился за край отверстия Новак, и лицо его стало таким, словно он сейчас расплачется: - дружище... - видно было что Жора старается подобрать слова, но они никак не лезли в его голову: – дружище...
 Новак сжал кулак свободной руки и поднял его в каком-то нелепом приветствии, которое Вася раньше видел, разве что в каком-то фильме, но неожиданно жест этот повлиял на него просто магически:
 – Я щас! – Егоров бросился к инструментам, в полной решимости перепилить этот несчастный обод. Дрожащими руками развернул болгарку, отвинтил крепящую гайку, поставил нужный диск, провернул, утопил кнопку фиксатора, придавил ключом и рванул обратно.
 – Ты как? – бросил он глупое висящему в прежней позе Новаку.
 – Пока ещё никуда не ушёл. – Натужно пошутил тот.
 – Тогда, – прищурился Вася, проверяя заряд аккумулятора: две полоски, вполне хватит перепилить пару десятков таких ободков, руки убери и не смотри на искры, окалину словишь - наплачешься до самой больницы.
 – Понял: – Жора вздохнул и убрал руку. Шнур, казалось, даже заскрипел, Егоров посмотрел на раскачивающегося, на тонкой ниточке, товарища и в голову ему новым приливом стукнул весь ужас ситуации: целая человеческая жизнь, безумно длинная если смотреть в деталях и на таком вот скромном диаметре сплетенных ниток! Аллегория придала решимости, Вася сильно прищурился и запустил инструмент. Маленький, но мощный мотор, агрессивно дёрнул пластиковый корпус в руке, мгновенно набрал все свои тысячи оборотов, раскручивая край диска до совсем уже немыслимой скорости, и от металла полетел сноп искр. Низкий визг болгарки наполнил помещение. Микроскопические частички металла, разгоревшись, ударялись в дугу кожуха, делали короткий полукруг и маленькими звездочками улетали, разбиваясь о противоположную стену. Егоров, сначала аккуратно, стараясь беречь глаза, а потом в запале, все сильнее и сильнее наклоняясь над местом рождения этих звёзд, смотрел и не верил своим глазам. Обычно держать болгарку тяжело первую долю секунды, после чего, она пропиливает себе желобок, который и держит диск, становясь с каждым мгновением все глубже и глубже. Здесь же диск просто горел, елозил по грани, не оставляя даже следов полировки! Мысль додумать Егоров не успел - редуктор ткнулся в край обода, отпущенный на волю мотор, весело разогнался до своего максимума, пока Васин палец не отпустил кнопку запуска.
 – Ну чего там? Как? - Поинтересовался Новак, перекрикивая ещё не затихший до конца инструмент .
 – Полный пипец! - с душой выплюнул Вася, с опаской касаясь оставшегося холодным металла: - Я о такой хрени даже не слышал никогда.
 – Так чего там? – Жора ухватился рукой за край и на мгновенье показалось, что вот сейчас, с лёгкостью выберется из западни, но...
 – Не пилит, - вздохнул Егоров: – диск в чистую сгорел и не пилит - теперь буду знать, что чугун такой штукой не напугаешь.
 – Ты чего ку-ку? - Возмутился Новак: – я тут в полной заднице, а он рассуждает: "пилит – не пилит, знать буду" – голос его стал хриплым и издевательским, а потом он тут же взмолился: "Ну сделай что-нибудь, Васек, я прошу тебя!"
 – Телефон! – Егоров, трясущейся рукой, нащупал в нагрудном кармане рабочий моноблок, с третьей попытки снял блок и, дрожащим пальцем, набрал экстренный номер. Трубка проинформировала о том, что вызов пошёл и секунду спустя на экране высветилось: "сбой". Вася чертыхнулся и попробовал ещё раз, опять вызов и сбой!
 - Я не могу. - Егоров перевёл взволнованный взгляд на товарища: трубка выделывается: - Попробуй сам.
 Жора дернулся словно со сна, лихорадочно ощупал себя, дёрнул, откуда-то, свой громадный смарт, размашисто чиркнул по экрану пальцем, затем неестественно дернулся и грязно выругался.
 Свет, тьма, свет, тьма - лениво оборачиваясь по оси, телефон, ускоряясь, полетел куда-то в глубь - Егоров как заворожённый смотрел за этим маятником: свет, тьма, свет... Прямоугольник экрана мигнул последний раз на невообразимой, просто невероятной глубине, и исчез.
  - А-а-ауй-ё! - наполнил пространство нечеловеческий стон и Вася не сразу сопоставил его со своим, ещё недавно, жизнерадостным безалаберным товарищем. На Жору было страшно смотреть, он висел тряпкой на канате, прикусив зубами мягкую часть кисти, и глаза его влажно блестели.
 - Сейчас, я сейчас Жор, - закричал Вася вскочил и бросился к двери: у бабки, по-любому должен быть телефон, она же оставляла ему городской номер! Дверь распахнулась от могучего толчка обеими ладонями и, с противным хрустом, вывернула петли. Егоров попытался с наскока взять высоченный порог, но не рассчитал и грохнулся на живот, в нос ударила застоялая вонь старого пробитого пылью ковра, с примесью ещё чего-то, что нарушало весь облик квартиры. Суетливо засучив ногами, Вася упёрся ладонями в ковёр, который на ощупь оказался совсем не таким мягким. В длинном ворсе что-то перекатывалось, какие-то щепки и камешки. С омерзением выдернув руки из ворса, Егоров с изумлением обнаружил на ладонях многочисленные надавленные впадинки, белые, но стремительно наливающиеся красным! Но как? Ковёр, под ногами был самый настоящий мягкий ковёр, ботинки утопали в нем и, казалось, мягкость ворса передаётся даже через толстенные подошвы. Тут Вася вспомнил о том, что друг его завис над подземной пропастью, окинул шальным взглядом пустой зал и опрометью бросился в коридор, а оттуда на кухню, где в кресло-качалке раскачивался старушечий силуэт - мутный свет проникал сквозь оттопыренную в стону прядь, по воздуху расплывалось сизое табачное облако.
 - Бабушка! - Почему-то сорвалось с губ Егорова, и он вдруг с ужасом осознал, что не помнит даже имени старушки! - Бабушка! Следующим движением он тронул кресло за спинку, как ему показалось легко, только чтобы остановить и привлечь внимание, но кресло бешеным порывом развернулось на месте. И Егоров пораженно попятился назад - вот только что, мгновенье назад, он видел силуэт, старушечий локон, дым - а теперь, теперь кресло было пустым, раскинутый серый, шерстяной плед неровно покрывал плетёные поверхности, глаз искал и не находил в кресле признаков того, что могло бы обмануть его, заставить думать, что в кресле спиной к нему сидит и курит хозяйка! Под ноги подвернулось что-то тяжелое и круглое. Вася споткнулся, бряцнуло ведро и, раскинув руки, полетел спиной на сервант, тело сжалось, предчувствуя болезненный удар, за ним грохот, но... Каким-то чудом растопыренная ладонь ухватилась за деревянный откос и Егоров, провернувшись по инерции, наотмашь приложился спиной о стену. В следующий миг, виновная в аварии емкость, медленно и как показалось Васе, ехидно выкатилась из дверного проёма.
  - Что ж ты будешь делать! - зло прошипел Вася, выравниваясь и потирая ушибленное плечо: - Мы так не договаривались!
 Осмотрелся, квартира успокоилась, теперь, стоило подумать, где здесь телефон? Быстрым шагом Вася направился в прихожую, нащупал на стене выключатель, пощелкал туда-сюда. Видимо, свет загорался здесь от иного воздействия, либо, по закону подлости перегорела лампочка – ни че, мы не гордые: тусклый свет телефонного фонарика неуверенно разогнал полумрак. При таком свете прихожая казалась давно заброшенной и нежилой, причём проявлялось это как-то странно: если смотреть прямо, то можно различить вполне привычные уже очертания вешалки, геометрический рисунок обоев, обувной полки, но вот чуть в стороне боковое зрение улавливало, примерно то, что было в дальней, ремонтируемой комнате. Разруха и запустение, лоскуты обоев и скелет дранки, проглядывающий сквозь впадины.
 - Что за херня! - с негодованием пробурчал Егоров, скребя пальцем ближайшую стену - и на ощупь она была, совершенно не такой, какой виделась, под пальцами, что-то шуршало и осыпалось, поднёс к глазам и на подушечках остался явный известковый след...
 - А-а-а!!! - пронзительно закричал кто-то и Егоров вдруг вспомнив о терпящем бедствие товарище, опрометью бросился назад, к отверстию. Спотыкаясь через балки, больно обдирая руки и ударяясь голенями о дерево, тяжело дыша он склонился над жерлом и застонал от бессилия. нервно извиваясь, канат подрагивал размочаленным концом, примерно в трёх метрах под поверхностью. Жоры больше не было…
Странную квартиру Вася покинул в полной прострации, он не помнил, как перешагивал через балки, не помнил, как прошел по коридору, не помнил, как открывал дверь. Перед глазами стояла качающаяся, оборванная веревка и тёмная пустота за ней - он знал, он с самого начала знал, что там глубоко, он прекрасно помнил ту дрожь в ногах, когда оказывался над этой пропастью, глубина его пугала, пугала мистически, необъяснимо - сама по себе. И теперь он вздрагивал от воспоминания, как совал в жерло руку - по самое плечо, воображение рисовало, как часть его тела, просачивается во мрак и слепо щупает темноту над таким колоссальным пространством!
 В пальцы пришла боль не сильная, но монотонная, неприятная - зрение прояснилось, накатили звуки, и Вася нашёл себя посреди шумной улицы. Люди проходили мимо, слушали музыку, болтали через гаджеты друг с другом, кто-то из них мельком, невзначай поднимал на него глаза и равнодушно, либо с неприязненной заинтересованностью, скользил взглядом, а большинство и вовсе, на полном автомате огибали внезапно возникшее на пути препятствие. Вася ошалел, повернулся влево, вправо - "что я здесь делаю?", пронеслось в мозгу – ещё недавно у меня была, какая-то важная цель, вот теперь ступор.
 – Извините. – толкнул кто-то Егорова в бок и тот, медленно, как сомнамбула, повернулся всем телом, успевая заметить ювелирно обрезанный бак на жирной, гладкой щеке. Потом поднял к глазам болящую руку и некоторое время смотрел на побелевшие пальцы, зажавшие в кулак моноблок. Вася отпустил телефон, запотевшие отпечатки медленно сходили с обшарпанной панели. Следующая мысль была о полиции. Онемевший палец ткнул четыре клавиши и через какое-то время из динамика донёсся хрипловатый с такого расстояния гудок и тут же:
 - Вы позвонили в службу спасения, разговор записывается...
 Вася медленно приложил трубку к уху, а потом в его памяти наступил новый провал. Он вроде бы ответил на какой-то вопрос, после чего рука его непроизвольно соскользнула вниз и легла на плечо – калитки в воротах больше не было!
 – Алло! Алло! Вы меня слышите?! – Звал диспетчер.
 И Егоров слышал, но не мог ответить. В голове его нарастал равномерный гул, перерастающий в писк. Как? Как уместить в сознании то, что вчера и сегодня, и даже только что он проходил здесь - он прекрасно помнил двор, запахи, звуки, облезлого кота, а теперь... Проклятое место проглотило его друга и отгородилось от остального, нормального мира. Теперь на месте калитки были просто старые, закрашенные десятками слоёв краски, толстые прутья, намертво приваренные к широким, черным же листам, без намёка на какие-либо, лишние щели.
 - Оставайтесь на месте, я направлю к вам ближайший патруль. - прорвалось в сознание лаконичное и Вася осознал, что общаться с полицией ему совсем не хочется. Он бросил прощальный взгляд на безмятежную зелень двора за аркой, покусал нижнюю губу