Глава 9. Последствия переправы

Поток протащил Катю метров на двадцать, потом тело женщины застряло на изгибе отмели в том месте, где русло ручья поворачивало навстречу вытекающему из ущелья притока, и осталось лежать, омываемое струями. Перекатываемые водой камни исцарапали Катины ноги, в клочья разорвали ее трусы. Но женщина ничего этого не почувствовала, не заметила. Потеряв после удара головой о камень сознание, она беспомощно лежала на краю отмели.

Жажда жизни спасла-таки уже простившуюся с дочерьми Соню, заставив ее встать на колени, вынырнуть. В уши ударил крик Олега

- ...стоять!...

Соня вдруг с изумлением осознала: жива. Более того, никакой опасности нет, она стоит на коленях у самого берега. Вода холодная и почти неподвижная. Только вся вымокла и куда-то делась стропа...

…Олег уже почти достиг прибрежной отмели, когда почувствовал резкий рывок стропы назад. И почти тут же раздался отчаянный женский крик. Олег обернулся, и мороз пробежал у него по коже: поток тащил отчаянно барахтающуюся Катю. А с берега ей на выручку устремилась Соня.

- Стоять! - заорал Олег, расстегивая застежку рюкзака. - Соня, стоять!

И с ужасом увидел, как женщина, споткнувшись, упала и вся ушла под воду. Катю же поток прижал к прибрежной отмели, она лежала лицом вниз, не подавая признаков жизни. Которую спасать первой? О, черт, неужели они обе сейчас погибнут? Успеет ли он добежать до Сони, успеет ли вытащить ее живой?

Олег сбросил с плеч рюкзак, швырнул его на берег. Следом отшвырнул и бесполезную уже стропу. Бросился было к Соне. Но вот из-под воды показалась Сонина голова: женщине удалось-таки встать на колени. Поняв, что Соня сейчас вне опасности, Олег устремился к Кате, крикнув только:

- Соня, ради бога, так и стой. Не пытайся вылезти на берег сама.

Тут уж не до раздумий. Надо быстрее вынести Катю на берег. Да и жива ли она? Лежит без движения, левая нога в крови.

Олег добежал до женщины, рывком поднял ее. Слава богу, дышит. Он стащил с Кати рюкзак, швырнул его на берег, взял женщину на руки и понес ее к берегу. Катя застонала, приоткрыла глаза.

- Вот, доставила хлопот, - чуть слышно прошептала она.

- Да уж, - буркнул Олег, стараясь не споткнуться, не поскользнуться.

Он остановился возле большого плоского камня. Поставив женщину на ноги и придерживая ее одной рукой, неловко стащил с себя рубашку, кинул ее на камень, усадил Катю. Убедившись, что на глазах поднимающаяся вода в ближайший час не дойдет до Катиных ног, побежал выручать Соню. Женщина так и стояла на коленях в воде у самого берега, мокрая, дрожащая. Олег помог ей подняться, вытащил ее на берег и бросил взгляд на Катю: как она после такой встряски. Женщина полулежала на камне, широко расставив ноги, и, закрыв лицо ладонями, рыдала. Олег повернулся к Соне. В глазах женщины застыл ужас.

- Боюсь, - не сказала, выдохнула она. – Боюсь, Олег. Не пойду.

Олег с трудом сдержал себя.

- И что ты будешь делать? – спросил он.

- Не знаю. Мне страшно, Олег. Мне страшно! Не могу…

- Соня, ты понимаешь, что Катю назад не привести?

Женщина кивнула головой.

- Так что же делать? Соня, вставай. Надо идти. Надо.

Женщина помотала головой и вдруг разразилась рыданиями. Остатками разума она понимала, что Олег прав, другого выхода нет. Но после всего пережитого в последние часы, после предательского снежного поля, чуть не увлекшего ее в темноту провала, после случившегося с Катей на стремнине, после черной воды, сомкнувшейся над ее, Сониной, головой, женщина хотела одного: чтобы ее не трогали, оставили в покое. Что-то говорил Олег, но Соня утратила способность внимать словам. Она только мотала головой и рыдала навзрыд.

Поняв, что у Сони истерика, Олег растерялся. Как быть? Конечно, ему и раньше приходилось сталкиваться с женскими истериками. На работе периодически истерила Маша Кашина, да и в походах некоторые телки устраивали истерики. Люда Косякова, к примеру, да и та же Настя в первом своем походе. Но с этими истерящими женщинами справлялись другие. А вот что ему делать сейчас? Олег попытался успокоить Соню, уговорить. Но, похоже, женщина не внимала его словам, не понимала их. Выждать? Но дано ли им время? Боковым зрением он увидел плывущий кусок льда. Именно льда, не снега. Еще один. Это означало одно: ручей начал разрушать сдерживающий его течение ледяной затор. Вот-вот он прорвет ледяную запруду, и поток воды валом пронесется по руслу, уровень воды резко поднимется. Тогда все они погибнут. Олег рывком поднял женщину, прикрикнул на нее и потащил к ручью. Соня пыталась вырваться, упиралась, но осознание серьезности положения прибавило Олегу сил. Остановившись, он карабинами пристегнул Соню к себе, заставил женщину спуститься в заводь, повел ее. Пока все хорошо. Они выбрались на гряду. Кажется, Соня, успокаивается. Или это только кажется? И вот он, край первой стремнины. Олег подбадривающе улыбнулся Соне, сделал первый шаг. Женщина истошно закричала, уперлась обеими ногами. Олег почувствовал, что звереет. Рывком он стащил Соню с отмели, буквально поволок через стремнину, боясь одного: как бы они не упали вместе. Тогда конец. И им, и Кате, которая в одиночку не сможет выбраться отсюда. Соня же отчаянно визжала, отталкивала Олега свободной рукой. Но тот тянул и тянул женщину к отмели. Хватит ли у него сил перетащить Соню через вторую стремнину? Должен перетащить, должен. Он же понимает, что иного им не дано. Но вот и отмель. Соня неожиданно успокоилась, обмякла. Олег облегченно вздохнул.

Вот он, этот ужасный поток, чуть не погубивший Катю. Ужас объял Соню, черный, лишающий рассудка ужас. Только не сюда, только не такая гибель. Но Олег резко рванул ее за руку, принудив сойти с гряды. Это же конец, конец. Соня изо всех сил сопротивлялась, но Олег упрямо тащил ее поперек потока. Вдруг напор воды резко ослабел. Неужели они перешли? Да, опять мелко. Соня, еще не до конца поверив в свое спасение, в то, что осталась жива, посмотрела на ставший гораздо ближе берег. Вот и Катя сидит, широко раздвинув ноги. О, Боже. На ней же нет трусов. Какой срам. И ведь Олег все это видит. Видит и молчит. Так вот что это были за плывущие по реке тряпки. Обрывки Катиных трусов. Надо быстрее выбраться на берег, привести подружку в пристойный вид.

К удивлению и радости Олега Соня больше не сопротивлялась. Они легко пересекли отмель, женщина без колебаний шагнула в воду. Конечно, пару раз Соня поскользнулась, чуть не упала. Но уже не было этого истеричного сопротивления, отчаянного нежелания идти. И через вторую, более мощную стремнину они перешли быстрее, чем через первую. Когда же они вышли на отмель, Соня прямо-таки рванулась к берегу. Олег придержал ее, отстегнул карабин. Обернулся. По воде опять проплыли льдины. Олег нахмурился, быстро дошел до лежащих у самой кромки воды рюкзаков, по одному перенес их к невысокому – не больше метра обрыву, ограничивающему русло, забросил наверх. Потом вспрыгнул сам, подозвал женщин, втянул их наверх. Присмотрев метрах в десяти от обрыва большой камень, велел Кате идти туда и сидеть, а Соне – оттащить к нему рюкзаки. Потом спрыгнул с обрыва и зашагал через ручей. Выйдя на берег, вскинул рюкзак, повернулся и не поверил своим глазам. Соня не стала оттаскивать рюкзаки. Вместо этого она открыла один из них и что-то деловито там искала, выбрасывая вещи на землю. Пара пакетов упала вниз. Спокойно-деловитый вид женщины настолько не вязалось с только что произошедшим, что Олег ощутил, как его охватывает злость. Неужели Соня попросту разыграла истерику? Олег выругался и зашагал назад. Вода же стала прибывать. Вот уже один из уроненных Соней пакетов лежит в воде. Переправившись, Олег подбежал к Соне, зашвырнул свой рюкзак на обрыв, поднял валяющиеся пакеты, при этом из одного что-то выпало, вспрыгнул наверх.

- Ты что делаешь?! – крикнул он.

- Ищу трусы, - покраснев, сказала Соня.

- Какие еще трусы?!

- Олег, Катя же осталась без трусов. Ага, вот они, - сказала Соня и побежала к подружке.

Олег ошарашено посмотрел женщине вслед. Он и не заметил, что тащивший Катю поток разодрал на женщине трусы, сорвал с нее их лохмотья. Не до того ему было. И потому он никак не мог понять, зачем потребовалось искать в рюкзаке трусы, когда вот-вот обрушиться ледяной барьер, и поток воды, заполняя всю неширокую прирусловую ложбину, пронесется мимо них. И вполне может прихватить и лежащие на самом краю обрыва рюкзаки. Чертыхнувшись, Олег стал откидывать рюкзаки подальше от русла. Потом сгреб все выкинутое Соней из рюкзака и отнес подальше. Выпрямился, вздохнул. Кажется, успел, кажется, ничего не лишились. Еще раз оценил ситуацию, убеждаясь, что вода не дойдет до рюкзаков и груды сваленных в кучу вещей.

- Теперь надо зажать себя в тиски, - пробормотал Олег. – Чтобы то ни было, ни слова. Молчать.

Олег знал эту свою поганую черту, не раз ввергавшую его в неприятные ситуации. Будучи взбешен, он не соображает, что говорит. История с Оксаной как раз из таких его срывов. Если бы сдержал тогда свои эмоции, ничего бы и не произошло. Походил бы вдоль берега, остывая. Но тогда с ним была Команда, сумели утихомирить разбушевавшегося Командора, унять Оксану. Олег отвернулся к ручью. Впрочем, какой это сейчас ручей, река. А через минуту-другую, как только рухнет ледяной барьер, вся ложбина заполнится водой.

Катя вскочила, выхватила из рук подбежавшей подруги трусы, стала натягивать их. И в это время раздался подобный пушечному выстрелу грохот. Буквально через минуту водяной вал с ревом пронесся по руслу, захлестывая на обрыв. Мчались куски льда, бились друг о друга увлекаемые водой камни, пронесся выдранный с корнями куст. Катя, так и не натянув до конца трусы, остолбенела. Соня же вдруг захохотала.

Олег, обернувшись на Сонин хохот, тихо чертыхнулся и направился к женщинам. Взгляд его был мрачен, в груди клокотала ярость, поднималась темной волной злость. События последних часов вымотали его до предела. Трусы и этот дурацкий Сонин смех стали последней каплей, он с трудом удерживался от срыва. То, что этот смех был завершением Сониной истерики, Олег не понял.

- Олег, почему ты такой мрачный? – вдруг воскликнула Катя, поспешно натягивая трусы. – Ведь так хорошо переправились через этот ручей.

Эти слова стали для Олега спусковым крючком. Какая, к черту, хорошая переправа, когда чудом не погибли? Благодаря Кате, два спальника мокрые, надо сушить. А дана ли еще им возможность транжирить время? В минувшую ночь ушла на север западная часть фронта. Восточная же, более мощная, все еще удерживается стыками хребтов. Конечно, есть надежда, что эта часть фронта, преодолев хребты, пройдет восточнее, уходя за реку Люльсынвит. А вот если он пройдет западнее, между реками Ивовая и Люльсынвит? Что их ждет, если ненастье застанет их вот здесь? Эти мысли вихрем пронеслись в голове Олега, вытеснив из нее все остальное.

- Выпороть вас надо, за все ваши выкрутасы! – чуть ли не выкрикнул Олег.

И осекся, чуть не вцепившись себе в волосы. Что натворил? Одним махом перечеркнул чуть заметно складывающиеся отношения. Сейчас они попросят пощадить их, может, даже расплачутся. Разумеется, он скажет, что… А что он скажет? Ну, брякнул в раздражении, не отойдя от пережитого…

- Ты прав, Олег, - спокойно сказала Катя. – Порку мы с Соней заслужили. А потому пори. Так ведь, Соня?

- Выпори нас, Олег, - смущенно улыбнулась та. – Отвратительно мы вели себя сегодня, чего уж говорить.

Олег опешил. Повторяется история с Оксаной. Что же ему делать? Молнией сверкнул в голове трехлетней давности разговор с Евой. Они тогда вдвоем возвращались с апрельского слета, остальные уехали раньше. Ева обмолвилась, что ездила к Оксане. Как-то незаметно зашла речь о том инциденте. И Ева сказала, что Оксану оскорбило его, Олега, прощение. Он тогда удивился: каким, это, образом, прощение может оскорбить? Ева стала объяснять, но он все равно ничего не понял, отнес это к особенностям женской психики, непостижимых мужскому уму. Как поступить сейчас? Вдруг и этих женщин оскорбит его прощение? А если вот так? Да, именно вот так.

- Только, вот, незадача: пороть-то вас нечем, - напустив на себя озадаченный вид, сказал Олег. – Разве что отшлепать.

Отшлепать же их можно и одетых. Им даже не придется обнажать попы.

- Почему это нечем? – удивилась Катя. – Вот там растут кусты. Неужели не найдется пары-другой прутьев, пригодных для порки двух провинившихся женщин? Или ты хочешь, чтобы мы сами срезали прутья?

Да, у склона, спускавшегося к реке Ивовая виднелись заросли кустов. Олег с трудом сдержал вздох. Придется все же пороть обеих.

- Нет уж, я сам схожу за прутьями. А вы пока поставьте палатку, переоденьтесь в ночные рубашки. Сгодились все же, - он усмехнулся. – Мокрые вещички разложите на камнях, да прижмете их, чтобы ветер не снес. Разложите для просушки и ваши спальники. А для порки разложите мой на вот том плоском камне.

- Все сделаем, - улыбнулась Катя. – Иди уж.

Олег чуть заметно вздохнул, натянул штаны, на поясе которых у него всегда висел нож, и пошел к кустам. Женщины, проводив его взглядом, занялись палаткой. Установив ее, занялись своими, мокрыми насквозь спальниками. Но вот и они вывернуты и разложены. Катя проворно разделась, посмотрела на медлящую Соню.

- Раздевайся, уж, - со смехом сказала она. – Стесняться тут некого. Одни мы. Даже Олег скрылся из виду.

Соня тоже рассмеялась и быстро разделась. Выжали и разложили для просушки мокрое бельишко, рубашки. Достав из Олегова рюкзака полотенце, тщательно вытерлись. Потом натянули на себя ночнушки…

Шагая к кустам, Олег думал о том, что его осенила отличная мысль: вот именно, ночные рубашки. Будут прямо в этих рубашках укладываться на спальник, задирать подол. А после порки натянула подол на попу и встала. Унижение минимально. Подойдя к пологому склону, Олег увидел спускающиеся вниз обширные заросли ивняка. А правее и ниже на обширной прогалине росли лиственницы, среди которых наметанным взглядом он приметил несколько лежащих сухих стволов. Раз так, то женские спальники он сегодня хорошо подсушит. Но сейчас-то он пришел сюда не за дровами для костра. Вздохнув, Олег сел на камень, достал пачку сигарет, зажигалку. Закурил. Вновь вспомнил тот разговор с Евой. Что же она тогда сказала? Олег словно воочию увидел вагон электрички, сидящую возле него Еву. Кажется, первым заговорил о том инциденте он сам. Да, именно так. Не совсем так. Узнав, что Ева ездила к Оксане, удивился: а почему та ушла из команды? Ведь пороть ее он не стал. Ева сказала, что именно поэтому и ушла. Заметив удивление Олега, сказала, что такое прощение женщина восприняла как оскорбление. Получилось, что Оксана такое ничтожество, что даже порки не заслуживает. Тогда он ничего не понял. После только сообразил, что надо было самому ему признать: погорячился, сорвался, ты уж прости. Тогда не дошло. А сейчас? Кстати, а что Кате и Соне наговорила Лидка? Ему она призналась, что присочинила. Что именно? Черт, а ведь могла сказать, что порка была. С Лидки такое станет. Но если так, то женщины обсуждали Лидкину выдумку, ждали, что и с ними Олег может обойтись также. Наверное, так. Так что же, выпороть их? Или извиниться, как-нибудь объяснить женщинам, что ляпнул сгоряча, вымотанный до предела этой переправой. Ведь никогда он никого не порол, даже в мыслях такого не было. А может, Катя и Соня поклонницы флагелляции? Читал он о таких женщинах. В первые перестроечные годы он прочел несколько рассказиков о таких отношениях, они будоражили необычностью отношений между мужчиной и женщиной. Впрочем, эти сюжеты быстро ему наскучили. Хотя – чего уж скрывать – появлялись мыслишки попробовать самому. Но быстро приглушил их. У него-то и без таких выкрутасов отношения с женщинами не складывались. Так вот, если они из таких женщин, то его отказ от порки запросто воспримут как обиду. Чертыхнувшись, Олег достал еще одну сигарету, закурил.  Так что же делать? Какое из этих зол меньшее?

- Как ни крути, все плохо, - пробормотал Олег. – И хуже всего то, что я ничего о них не знаю. Кто они, откуда, почему решили идти в этот поход с совершенно незнакомым им мужчиной? Конечно, тот, кто привел этих женщин в Команду, должен был хотя бы рассказать о них. Но не рассказал. Почему? А, черт, не об этом надо думать. Что делать-то, Олег? В общем, ясно одно: опять пролет, ничего у меня с этими женщинами не сложится. И по моей собственной вине. Все-таки придется их выпороть. В этом случае могу все попреки парировать одним: вы сразу согласились.

Еще раз помянув черта, Олег встал и отправился за прутьями…

- Как же все глупо получилось, - вздохнула Соня.

- Да уж, - вздохнула Катя. – И чего это ты впала в истерику? Раньше за тобой такого не водилось.

- Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Ужас, охвативший меня, когда под головой вдруг возник провал, потом пережитое уже на переправе. Поток, уносящий тебя, черная вода, смыкающаяся над моей головой. Я, как представила себе, что надо идти через этот жуткий, все сокрушающий поток… Лучше смерть на берегу, чем в воде. А Олег тянет меня. Я ничего не соображала. Что же делать будем?

- Готовиться к порке, - усмехнулась Катя. – Или у тебя есть другие предложения?

- Это-то понятно. А вообще?

- Вот ты о чем. Ясно одно: вся история с Оксаной выдумана той блондинкой. Если бы хоть что-то подобное было, Олег уже бы вернулся. Похоже, он уже сам не рад, что пригрозил нам поркой. И отказаться нельзя, подумает, что мы манерные девицы…

- Господи, Катя, как дальше-то нам себя вести? Похоже, никаких шансов у нас больше нет. Ни для обеих, ни для одной.

- Толком не знаю. Может, ты и права. Давай хоть сфотографируем, как Олег нас порет. А то ни одной его фотографии не сделали. А после сегодняшнего просить его сфотографироваться… Глупо. И еще, мне кажется, важно – не показать, что порка нас обидела.

- Прямо так и сказать: Олег, на порку мы ничуть не обиделись?

- Ну что ты. Есть одна мыслишка…

Когда Олег вернулся, обе женщины в ночнушках сидели рядышком на разложенном на плоском камне спальнике. Увидев его, обе смущенно улыбнулись. Олег сдержал вздох.

- Мы готовы, - сказали женщины разом и переглянулись.

- Мы даже число ударов для каждой определили, - добавила Катя. – Соне – двадцать, а мне – пятнадцать. Если, конечно, ты примешь наше предложение.

- Может, Катя, твое наказание отложим? Камни же и без того на твоем теле кровавые следы оставили, - проговорил Олег, кивнув головой.

Мол, принимаю ваше решение. Так же проще. Хотя сам он наказал бы Соню построже. И за истерику, и за неуместный смех после переправы.

- Попа совсем не пострадала, - смущенно проговорила женщина. – Так что пори обеих.

- Ну, и кого наказывать первой?

- Соню, - твердо сказала Катя и посмотрела на подругу.

- Что ж, Сонечка, ложись.

Специально сказал так, давая понять: ложись как есть, не раздеваясь. Но женщина встала и спокойно сняла ночнушку. У Олега аж в глазах потемнело, так красиво было ее нагое тело. Такие женские тела он раньше только на картинах видел. А Соня еще покрасовалась немного, улеглась на спальник попой вверх, ноги раздвинула. Камень был короче женского тела, да еще Соня почему-то подтянула спальник вверх, раздвинутые ноги свисали, касаясь кончиками пальцев земли. Не желая мучить женщину ожиданием экзекуции, Олег почти тут же стеганул ее.

- Раз, - раздался за его спиной Катин голос.

 От смущения и ошеломления Сониной красотой Олег даже не сразу заметил, что Катя не только считала удары, но и фотографировала всю эту процедуру. Заметив настороженный взгляд Олега, Катя рассмеялась:

- Не бойся, шантажировать не будем. Самим любопытно посмотреть, как выглядели, - и строго добавила. – А этот удар у тебя не получился, засчитывать его не буду.

Олег сдержал вздох, поняв, что женщины заставят-таки его выпороть их всерьез. Нанеся десятка полтора ударов, Олег вдруг поймал себя на том, что испытывает удовольствие от порки Сони, что вид красных полос, прочерченных им на женской попе, возбуждает. Понял это и устыдился. И еще вдруг сообразил, что стал между раздвинутых женщиной ног, а потому не только порет Соню, но и взирает на ее самое укромное местечко. Покраснел, и торопливо стеганув прутом еще пять раз по вздрагивающей женской попе, отбросил орудие порки в сторону.

- Что ж, Катюша, теперь твоя очередь, - сказал Олег, беря в руку другой прут.

- Повинуюсь, - с улыбкой ответила женщина и принялась стаскивать с себя ночнушку.

И вновь Олег смущен и ошеломлен красотою обнаженного женского тела. Катя поправляет спальник, подтянув его к ногам, ложится, вытянувшись в струнку, а Соня считает удары и фотографирует, следя, чтобы и ее подругу жалели не больше, чем ее саму. Но все же Олег, памятуя о том, что волочение по камням не прошло для Катиного тела бесследно, порол ее не так сильно, приноровившись в последний момент сдерживать руку. Да и встал сбоку от распростершейся на спальнике женщины. Хватит того, что невзначай полюбовался Сониными прелестями.
 
После порки Катя достала примус, но Олег остановил ее, сказав, что нашел хорошие дрова.

- И топливо сэкономим, и высушим ваши вещички и спальники. А вы пока наберите воду в котелок, - сказал он и, не дожидаясь ответа, зашагал вниз по склону.

Минут через десять вернулся, неся охапку дров. Стараясь не глядеть на женщин, развел костер. Те переглянулись. Дав костру, как следует, разгореться, соорудил очаг, поставил на него котелок и отправился за следующей порцией дров. Подбросив в костер пару полешек и аккуратно сложив остальные, опять пошел за дровами. Когда же вернулся, вода в котелке уже закипела. Женщины, так и оставшиеся в ночных рубашках, позвали его ужинать.  Олег кивнул головой, сел чуть в стороне. Хотелось ему сесть между женщинами, но после того, что учинил, не решился. Катя и Соня переглянулись и почему-то улыбнулись. Поужинали молча.

- Обиделись, - подумал Олег. – А чего иного ты мог ждать?

Он тяжело вздохнул, полез в рюкзак. Достал оттуда цепочную пилу, флакон с бальзамом и несколько прищепок. Включение прищепок в обязательный набор снаряги пошло от Евы. Олег вначале воспринял это с неодобрением, но вскоре убедился, что вещь эта не лишняя. То на переправе кто-нибудь из новичков упадет, то в дождь идти придется. Надо сушить мокрую одежду. А вдруг ветром снесет ее в лужу. Или – еще хуже – швырнет в костер. Ева права: пристегнул прищепками рубашки, трусы, носки к штормовой оттяжке или к натянутой между деревьев стропе, и никаких проблем. В общем, Олег поначалу смирился с этим добавлением к снаряге, а потом и сам отслеживал, чтобы прищепки были взяты в поход.

- Вот что, девчата, я сейчас отправлюсь за дровами. Нужно же нагреть камни, чтобы высушить ваши спальники. Вы же всю мокрень развесьте на штормовых оттяжках. Прежде всего на тех, что со стороны костра. И еще смажьте Катины ссадины бальзамом. Ну, и… - Олег замялся. – Попы, если нужно. Да, и следите, чтобы костер горел. И вот что еще. Соберите все сухие куртки, свитера, рубашки, расстелите их. А укроетесь моим спальником. Благо он по конструкции одеяло. Расстегнете молнию до конца, будет, и впрямь, одеяло.

Он вздохнул и отправился за дровами. Женщины переглянулись и занялись развешиванием своих мокрых вещичек. Покончив с этим делом, сели у костра. Катя подбросила в огонь пару полешек.

- И как тебе первая в жизни порка? – улыбнулась Соня.

- Я ждала чего-то более страшного, больного и унизительного. В общем, вполне приемлемо. Я даже немного возбудилась.

Несколько минут они сидели молча.

- Мне кажется, Соня, еще не все для нас потеряно, - негромко сказала Катя.

- Может, и так. Пошли в палатку, надо же смазать бальзамом твои боевые ранения…

Когда Олег вернулся с охапкой дров, у костра никого не было. Из палатки доносилось негромкое шушуканье. Олег подбросил в огонь поленья, обложил костер камнями. Своим умением сушить мокрые спальники он не без основания гордился. Пока ходил за следующей порцией дров, первая порция камней нагрелась до той температуры, какая обеспечивала сушку спальников и при этом не грозила подпалить их. Забросав горячие камни в спальники, Олег пододвинул к огню другие и вновь отправился за дровами. Часа через полтора спальники подсохли настолько, что можно было их вывернуть и оставить досыхать на ветру. Расположив спальники на теплом месте и придавив их на всякий случай камнями, Олег уселся поодаль, закурил. Лезть в палатку он никак не решался, стыдно ему было, ох, как стыдно. Он вновь закурил, усевшись в стороне.

- Много сегодня курю, - пробормотал он. - А что делать, коли вот так все закрутилось?

Олег курил, смотрел на яркое полночное солнце над хребтом, корил себя и думал, научится ли он когда вести себя с женщинами по-человечески…

- Ну, хватит заниматься самокопанием, - рассердился он вдруг на себя. – Сейчас ты должен отдохнуть. Не хватало еще погубить Катю и Соню из-за того, что у тебя не будет сил переть на трудных участках рюкзаки, страховать женщин. А трудных участков впереди много, можешь не сомневаться. А ну не раскисать! Сделанное не исправишь, не вычеркнешь.

Он прислушался: в палатке было тихо. Тогда, бережно взяв те женские вещички, что уже подсохли, и сложив их стопкой, он осторожно, страшась потревожить спящих, полез под полог. Сложив принесенное в углу палатки, Олег примостился спать так, чтобы и не касаться краев расстегнутого спальника. Но тут же почувствовал, как четыре руки бережно, но настойчиво тянут его. Он и сам не заметил, когда оказался посередине, между обеими женщинами. Его ласкали, целовали, и он ласкал и целовал горячие, трепетные женские тела. И наконец, повинуясь внезапному, неодолимому порыву, он привлек к себе одну из них, кажется, Катю и слился с ней в отчаянном любовном экстазе. Потом и вторая женщина подарила ему столь же сладостное наслаждение, а еще позже все трое разом погрузились в сон, слившись в едином страстном поцелуе…