ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!
Все события и герои, описанные в романе, являются вымышленными. Любые совпадения случайны.
Автор не преследует целей: оскорблять религии, меньшинства, любые взгляды (на что угодно) и разжигать межнациональную рознь.
В произведении присутствует ненормативная лексика!
Строго 18+.
Алкоголь вредит вашему здоровью.
Курение убивает.
Наркотики - вообще зло и ужас.
Если вы все-таки чувствуете, что нечто из вышеперечисленного потенциально может вызывать у вас негатив или каким-то образом задеть - смело закрывайте открытую ссылку, выбрасывайте мою работу в ближайшую мусорку и не испытывайте судьбу.
Всем остальным, на ваш страх и риск, желаю приятного чтения.
НЕ СТОЛЬ ВАЖНО, НО ВСЕ ЖЕ!
Хранить в недоступных для детей и особо впечатлительных взрослых местах.
Прятать от фанатиков любого вида.
Беречь от влаги и необоснованной, бестолковой критики.
Для наилучшего и наиболее полного усвоения принимать исключительно в атмосфере спокойной и мирной в компании любимого вина и хорошего сыра.
Приятного использования!
Режиссер десятой жизни
I
«Life is a fucked up thing. Shit happens.
One day you're up, one day you're down.»
Marcy. “Californication”.
«Возвращение не удалось!»
Лит. журнал «Смотри Vобля»
««Верните деньги!» или «Возвращение» Флангура»
Журнал ПЛОТ (плоский литературно-обозревательный текст)
«Верните его на землю... Лучше б он больше не писал...»
Альберт Синий. Литературный критик. Член «УсРИ 21» (уставшая радикальная интеллигенция 21 века) и обладатель награды «Лучший критик в 90».
- Не надо винить меня в том, что я приукрашиваю и придумываю. Давайте я расскажу вам о жизни, такой, какая она есть. В ее обычных, будничных тонах. От лица самого обыкновенного обывателя. Первое время вы даже будете слушать, ожидая поворота в вяло протекающем сюжете, проносящего мимо вас сухие фразы сквозь монотонный интершум, а потом вы отвернетесь и скажете: «Хватит». - Ведущий телепрограммы отхлебнул чая из кружки, обдумывая ответ, закинул ногу на ногу и провокационно уставился на писателя:
- У Мураками, знаете ли, получается. Ну, хорошо, тогда откройте нам секрет провала вашего девятого романа?
- По-вашему Мураками пишет об абсолютно реальных событиях? А вот на счет провала...- мужчина, по виду лет 35-40 задумчиво смотрел в свою кружку. На поверхности чая плавал неприятный железный осадок: что-то мешало ему замереть, и он, вновь и вновь натыкаясь на стенки, словно, блуждал без шансов на освобождение, - знаете, тираж раскупили. Да, есть недовольные. Да, судя по всему, их даже большинство. Да, это не самый мой лучший роман, по-крайней мере по вашему нескромному мнению. Провалом я его не считаю. Когда, как минимум, зарабатываешь на этом деле, язык не поворачивается так называть свой труд, а учитывая тот факт, что меня и, в частности, моих, как мне кажется, уже малочисленных поклонников, ждет очередная экранизация...
- У вас есть предложение из Голливуда?! - ведущий смешно дернулся, чуть не перевернув столик с кружками.
- Есть. Мы согласовываем условия.
***
- Тираж, конечно, не окупился. Чего уж там говорить о не случившихся звонках из Голливуда... Нет, не переживай ты так! Что? Да кто кроме тебя смотрит эту херь? Ну да, особенно ради эфира в 4 утра... Наверное, вообще весь мир решил купить трансляцию. Правда? Спасибо. Это очень мило с твоей стороны. Нет, я сейчас иду спать. Потом... Потом позвоню в издательство, что-то же должно продаваться. Пока. Спасибо, сестрен. - Роберт кинул телефон на кресло, промахнулся, и тот, ударившись об пол, разлетелся на несколько частей.
Писатель встал, подошел к тумбочке, вытащил оттуда точно такой же телефон, приблизился к разбитому и, выудив из кучки обломков сим-карту, вставил ее в новый. Потом Роберт прислонился спиной к закрытой двери и тягуче сполз по ней на пол. Стена, в которую он уставился, решений не предлагала. Как, впрочем, не предлагал и мозг.
Пальцы сами собой надавили на кнопки телефона в нужной последовательности.
- Издательство "ПремиумЛит", оператор Надежда. Здравствуйте! - пропел приятный женский голосок.
- Это Флангур, черти, соедините меня с главным редактором. Почему я должен это делать через посредников?
- Минуту, - ответил совершенно не поменявшийся и не обидевшийся голос.
- Рооооберт! Какими судьбами?! - неожиданно напыщенно и обрадованно, спустя пару секунд томительного ожидания, вырвался из динамика возглас главного редактора.
- Надежда? Вот серьезно? Надежда? А вторая Вера была? С твоей точки зрения все гениально. Чтоб у вас публиковаться нужна и вера и надежда, причем в несоизмеримых количествах. Или голый фарт. Скажи, у тебя есть оператор по имени Фарт?
- Вторая была Лена. И не была, а есть. И, кажется, с ней ты даже был знаком лично?
- Не помню, но у меня такое чувство, что нас с ней связывало что-то светлое, чистое и доброе... Или алкоголь.
- Так чем обязан?
- Что с продажами?
- Спасти тебя может только, упомянутый тобой, голый Фарт... Кстати, нетрадиционный скандал точно бы не помешал, думаю только нечто подобное сейчас способно отвлечь негативное внимание от твоего романа...
- Давай серьезно. Почему, если его обсуждают практически все вокруг, он так погано продается?
- Во-первых, - тяжело вздохнул собеседник, - его слили за пару недель до публикации в интернет.
- Мать твою! Как, Мартин?! - заорал Роберт, - ты за этим должен был следить!
- За этим не уследишь, - холодно ответил Мартин и зло продолжил, - Во-вторых, твой роман, будем откровенны, отвратен. Ты мог написать любую нейтральную вещь и ее бы приняли, но нет. Надо было тебе залезть куда не следовало. Всех полил дерьмом. Всех! Писал бы как раньше легко и непринужденно! Например сиквел про ту хитрую девочку, которая убедила мальчика не только понести портфель, но и передать его нужным людям! А теперь ты удивляешься почему тебя не признают? Так вот тебе ответ: всех. Полил. Дерьмом. Более того, теперь тебя ни одно нормальное издательство не станет публиковать. В любом твоем самом безобидном анекдоте про тещу будут искать нечто и, будь уверен, непременно найдут, к чему придраться. Знаешь почему? Потому, что будут бояться. Будут хотеть видеть то, чего нету. А литература, дорогой мой друг, на то и литература, что трактовать ее можно как угодно. Желтые занавески, черт возьми, будут желтые не потому, что они желтые, а потому, что это символизирует то, чем сейчас все ОПИСЫВАЮТ твою работу.
- Известная, перефразированная тобой, шутка, угрюмо ответил Роберт.
- Нет, это уже далеко не шутки. Ты даже не представляешь, как упали рейтинги нашего издательства.
- Давай будем решать проблему, - устало пробубнил писатель, - Что я могу сделать? - после этих слов голос Мартина затих, в трубке какое-то время слышалось лишь нервное молчание.
- Откажись от произведения.
- Чего?!
- Публично. Тогда это хотя бы вернет нам часть зарубежного рынка.
- Да ты охренел?! Я только что с утренней телепрограммы!
- Послушай. - серьезно сказал Мартин. - На сенсации все падки. Проведем как-будто расследование. Ничего, естественно, не найдем и все тем-самым замнем.
- Да ты явно сдурел.
- Именно. С тобой сдуреешь. В общем. - Мартин медлил и растягивал слова, - я больше, хм, не могу с тобой сотрудничать.
- Да брось, не начинай...
- Нет-нет, в наших реалиях это невозможно.
- Да ты же сам читал роман, сам подписал документы о печати, проходишь, как соучастник. - Роберт попытался пошутить, но голос ощутимо дрожал.
- Впредь я буду читать все досконально, а не пробегать взглядом. Последнее чем я тебе могу помочь... Есть где записать? - Роберт пошарил взглядом по комнате, дотянулся до, валявшегося неподалеку в сонном одиночестве, маркера. Бумаги в пределах видимости не наблюдалось.
- Диктуй, записываю.
- Линд Кравцов, улица Смироу девять.
- Линд? - переспросил писатель, дублируя услышанное прямо на стене.
- Да. В честь шоколадки. Ну, удачи. - Не дождавшись ответа Мартин бросил трубку.
***
Подъезд в уютном, приземленном спальном районе города выглядел на удивление прилично. Ухоженно и красиво. Омрачал вид лишь грязный, местами покрытый ржавчиной, красный мустанг 80-го года выпуска, припаркованный перед входом. Дворники давно сперты шпаной, зеркала оторваны. Номера сохранились только спереди. Небольшая лестница всего в пять ступеней вела к двойной двери, увенчанной золотой цифрой "9".
Несколько раз пробежавшись глазами по белым, заботливо подписанным, кнопкам звонков и не обнаружив нужного имени, Роберт нажал на самую первую и стал ждать. Через несколько секунд ожидания до слуха донесся сплав шарканья и отборного старческого мата. Дверь распахнулась, и на Роберта вышел невысокий, плотно сбитый дед, заставив посетителя сделать шаг назад и опуститься на ступеньку ниже, таким образом, что их глаза оказались на одном уровне.
- Че те надо?! - выпалил дед после небольшой паузы, которую он использовал дабы набрать в легкие воздуха.
- Линд Кравцов тут живет?
- Вы из органов? - глаза обитателя сузились.
- Их классический набор во-мне точно присутствует, - Роберт улыбнулся.
- Это замечательно. Могу я увидеть ай-ди? - старик пропустил мимо ушей колкость или вовсе не воспринял ее таковой. Роберт сунул руку в карман и протянул ему визитку какой-то кредитной компании.
- Василевс Шипко... Прочел дед, что за имя такое? Кредитная компания... Хм, он вам не выплачивает?
- Поэтому я и здесь, уважаемый. Вы либо содействуете, либо я буду вынужден проверить вашу налоговую историю.
- А это в вашей юрисдикции? - дед явно занервничал, но отступать пока не собирался.
- В нашей. Сейчас у кредитных компаний карт-бланш. Более того... - Роберт понизил голос, - вы же понимаете, что мы можем и меры принять... - Неожиданная смена рычагов воздействия в нужный момент сработала отлично. Каких конкретно мер испугался дед осталось загадкой, но уже через мгновение, стоя в подъезде, он показывал пальцем на дверь, находящуюся под лестницей, что вела наверх к остальным квартирам.
- Благодарю за сотрудничество, - прошептал Роберт, - вам лучше подняться к себе и закрыть дверь. Дед ломанулася наверх и вскоре раздался громких звук захлопывающейся двери.
Роберт огляделся. Прислушался и замер. Было тихо. Тогда он, под многогранный, душераздирающий скрип деревянного пола, подошел к указанной дедом квартире. Постучал. Ответа не последовало. Роберт повторил процедуру и, неожиданно, к его удивлению дверь сама собой приоткрылась. Писатель аккуратно, стараясь не шуметь, дабы не напугать обитателя, потянул за ручку. Та долгой и высокой нотой, проехалась по ушам противным писком петель.
Квартира оказалась студией. Причем довольно обширной и, если бы не безумный бардак, обстановка могла бы претендовать на звание вполне достойной.
Посередине помещения, в куче стекла, стояли четыре металлические ножки бывшие когда-то частью классического журнального столика. Справа от них лежал перевёрнутый диван. Слева висела покосившаяся плазма. Та часть студии, в которой оказался Роберт, была довольно неплохой кухней со стиральной машинкой, под завязку забитой одеждой. По всей площади пола, уложенного светлой и широкой паркетной доской, стелился толстый слой пыли. Ее местами прикрывали собой пустые бутылки, пакеты и целая куча измятых листов исписанной бумаги.
Роберт опустил глаза и увидел заботливо и изящно сложенный бумажный самолет. Его крылья венчала жизнеутверждающая надпись: «Летим нахер».
Развернув его, Роберт прочел:
«Запуская бумажные самолеты»
«И там мы, бросая из окна бумажные самолеты в соседние дома, будем рассказывать друг-другу о том, как прошел день, бессовестно приукрашивая и добавляя колорита чуть ли не в каждое предложение. Потом, будем смотреть кино с Деппом. Ты будешь говорить, как он хорош, а я, что он был проклят Воробьем, и в нем с тех пор умер драматический актер. Потом мы снова не удержимся и начнем трахаться и пить из бутылок разноцветное вино, а утром вспоминать, о чем была картина. Иногда ты будешь просыпаться среди ночи и смотреть, как я пишу. Потом, еле слышно, скорее, для себя, ты спросишь «как дела?», я услышу и скажу, что все хорошо и что еще не закончил. Под рокот клавиатуры ты уснешь. Будет светать.
Может, да и скорее-всего, я не буду подавать вида, но в тот самый момент я буду знать, что моя мечта сбывается. Что я там, где всегда хотел быть. Возможно, за стеной, над крышей, и на много миль вокруг, окутывать нас будет не родина, а место, которое мы будем называть Домом. Конечно, за подобные взгляды меня будут презирать. Я не против. Ведь родина - лишь размытое обозначение места твоего появления на свет и совсем не обязательно, что твой дом должен быть там же. Слишком много возвышенного слышится в этом слове. Родина. Homeland. Рatrie. Heimat. Хотя в целом, дом вне родины - не столь необходимо. Важно? Для меня даже не мало важно, но, хоть я по природе своей эгоист, отчего-то верю, что отпущу эти далекие, манящие теплом и воспоминаниями огоньки, и оставлю их мерцать мне из своего далёка. Отпущу если это будет необходимо. Что станет такой необходимостью, я не знаю. Знаю, что отпущую. Знаю, что эта игла засела слишком глубоко, чтобы ее вытащить, но и слишком давно она там, чтобы я терял сон и аппетит, как было в начале. Я к ней привык. Привык ощущать ее биение, когда меня спрашивают, и я рассказываю. Или когда вспоминаю сам. Не так, как рассказываю. По своему. По настоящему. И понятно, понятно, черт возьми, что не буду я никогда баночкой праха под скромным черным монументом без каких-либо религиозных оттисков, на кладбище в маленьком, тихом и спокойном городке в дали от всё той же родины. И понятно, что не будут ездить в этот городок к этому монументу люди, которых я никогда не знал лишь для того, что бы возложить цветы или просто беззвучно, одними мыслями сказать «спасибо» за то, что однажды, всего-навсего словом, я смог зацепить, показать, описать, поведать, рассказать, улыбнуться, расплакаться, задуматься, засмеяться, вспомнить, решиться, уйти, вернуться... Если найдется хоть один такой человек. Если я смогу об этом узнать. Тогда я буду счастлив по-настоящему и полно».
- Мистер Линд! - позвал, наконец, Роберт, опустив лист бумаги на место. За диваном кто-то всхрюкнул и зашевелился. - Мистер Линд, вы дома? Меня зовут Роберт, я от Мартина. - Сначала Роберт услышал, как этот кто-то хихикнул и, еле-слышно прошептав: «как семечки прям», хрипло прогоготал.
Потом из-за дивана медленно появилась верхняя половина головы. Остановившись на уровне носа, так что видны оказались только прищуренные глаза, узкий лоб и взъерошенные темные волосы, голова заявила: «Ваше «Возвращение» - говно».
- Так я у вас впервые.
- А я хочу чай, - голос головы заметно сипел.
- А я - свалить из этой страны.
- Что мешает?
- Я задаю себе этот вопрос уже далеко не один год, однако, ответить на него не могу.
- Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
- Довлатов.
- Молодец. Так чего тебе надо?
- Мне надо нормально жить. - отчего-то Роберт решил, что не помешает немного потрепать хозяину нервы.
- Чтобы писателю нормально жилось, писателю надо нормально писать. - Ответил он на провокацию, - А у тебя это не особо здорово выходит.
- Ты можешь мне помочь или я просто трачу время?
- Я ничего не могу обещать.
- Кажется, все же теряем время.
- А когда мы его не теряем? - голова наконец выползла полностью, показав серые иссохшиеся и потрескавшиеся губы, - Сделай ка себе одолжение. На батарее справа от тебя висят штаны и футболка, швырни их сюда.
- Уверен, что я себе одолжение делаю? - ответил Роберт, но одежду все же метко запустил за диван с торчащей оттуда головой.
- Абсолютно. - Голова пропала. Провозившись с одеждой примерно минуту, из-за дивана полностью показался хозяин квартиры. Среднего роста человек, явно позабывший на несколько месяцев о таких замечательных местах, как душ и парикмахерская, кинулся в сторону Роберта, выхватил из холодильника начатую бутылку молока и влил в себя ее содержимое. Закончив, он посмотрел на Роберта, смерив его взглядом, протянул руку.
- Линд.
- Роберт, - ответил писатель на рукопожатие.
- Сигарету, ананас, гуакамоле? - Линд снова открыл холодильник и поочередно достал и выложил в раковину деревянную плошку, наполненную гуакамоле, небольшой, спелый ананас и, неожиданно для Роберта, пачку сигарет.
- Пожалуй, ананас... - решился писатель.
- Тогда переверни пока диван. - Линд прикурил от конфорки, вытащил из ящика нож и вертикально разрезал ананас на четыре части. Роберт вернул диван в привычное положение.
- К сожалению не могу предложить сесть за стол в виду небольшого конфуза, - Линд покосился на одиноко стоящие посреди квартиры металлические ножки бывшего стеклянного столика, - так что сегодня диван будет и нашим поджопником и нашим столом. - Они сели. Роберт молча наблюдал за тем, как его новый знакомый набирал в рот сигаретный дым, потом чуть выпускал и вдыхал его уже через нос. Пепел Линд стряхивал на пол, ананас макал в гуакамоле и с подозрительным наслаждением уплетал это все за обе щеки. Теперь на лице хозяина квартиры-студии впервые прорезалось подобие улыбки.
- Адская смесь. - Осторожно подметил Роберт.
- Что ты? - причавкнув презрительно фыркнул Линд, - адскую смесь я тебе еще покажу. А это полезно для организма. Да не сиди истуканом, ешь ананас, он лучший в этом городе. - Роберт робко взял кусок и откусил. Ананас действительно оказался вкусным.
- Давай поверхностно пробежимся по проблеме, - добирая пальцем гуакамоле со дна плошки, сказал Линд. - В чем она? В языке?
- Возможности языка ограничены.
- Это точно, но и с этими ограничениями можно прекрасно сработаться. Я иногда сильно удивляюсь эффекту слов, когда те в нужных руках. Или, вернее сказать, в нужной голове. Вспомни, например, сказку про Алладина.
- Ну?
- Представь, что ты не знаешь о чем она. А теперь внимание, рассказываю: человек трет лампу, чтобы голубой мужик исполнял его желания. Нормально?
- Потрясающе, - усмехнулся Роберт.
- Переписывать твой хлам - бесполезно. Тебе нужна реабилитация. Плавное, постепенное восстановление, подобно журчащему течению норвежской речушки, - Линд закрыл глаза и покачал из стороны в сторону головой. Потом УДАР! - он со всей силы шибанул по дивану деревянной плошкой, писатель от неожиданности выронил ананас, но Линд, казалось не обратил на это ни малейшего внимания, - а потом катарсис... - он вдруг замолчал и уставился в пол.
- Какие идеи? - сглотнув, спросил Роберт.
- Для начала мы сделаем тебе блог. Туда приклеим твою лучшую фотографию, напишем что-нибудь вроде: «вы ниче не понимаете, тупорылая, серая масса! Мой следующий роман сорвет самые консервативные крыши и зальет ваши мозги отборным, проливным дерьмом! Рейтинг 6+! Культурное образование всем, сволочи!» Потом распространим по возможностям. Затем будешь каждый день творить всякую дичь, рассказывать о ней в блоге и лепить туда фотки. Так сказать, будем тебе новую массу читателей набирать. Как только тебя начнут узнавать в барах, клубах и казино, а еще лучше, в них не пускать, - Линд подмигнул, - тогда ты и ударишь по ним новыми романом!
- У меня нет нового романа.
- Да перестань, - отмахнулся Линд, - ты же, мать твою, писатель! Подними все свои наброски, все заметки открой, соедини их одной сюжетной линией и вуаля. Главное - имя. А его мы тебе сделаем.
- Слушай, - прищурился Роберт, - извини за вопрос, но... кто ты вообще такой?
- Я... - на миг растерялся Линд, - Я бард андерграундной прозы.
- Тоже писатель?
- Не, я неудавшаяся версия того слова, которое ты произнес.
- И чем ты живешь?
- Помнишь бородатый анекдот про миллиардера, который мыл и продавал яблоки, а потом у него умер дядя и оставил ему миллиардное наследство?
- Ага.
- Я живу наследством. На мой скромный век хватит. Если потреблять каждый день по литру отборного вискаря, питаться ананасами и гуакамоле и заправляться девяносто вторым, то денег мне хватит на двести шестнадцать лет.
- Уверен, что доживешь?
- Совершенно нет. Но через сотню перешагнуть планирую.
- Оптимистично.
- Так! Сколько там по нашей геолокации?
- Половина восьмого.
- Самое время для покатушек! - Линд пугающе часто менял настроение. На этот раз он вскочил и затараторил, - Поехали-поехали-поехали! Покажу тебе где тут делают лучшую кровавую Мэри.
- В последний раз я ее пил под "Да и да" Германики... - Припомнил Роберт давнюю историю, - И пил много... Кстати, в том состоянии смотрелось неплохо, наверное потому, что приближаешься к восприятию мира самими героями.
Линд отмахнулся, - Кто-то когда-то сказал ей, что она режиссер и она, видимо, поверила. Теперь мы имеем ее. Хотя судя по ее работам... она имеет нас.
- А в фильмах это наглядным образом иллюстрируется, - подытожил Роберт.
- Точно. Все! Прочь и вон из этой норы! - Линд подобрал валявшуюся в углу пыльную кожаную куртку, схватил за локоть и вытолкал Роберта из беспорядка своего жилища.
Роберт совершенно не удивился, когда Линд залез в красный мустанг, который стоял перед входом. По причинам непонятным даже ему самому, писатель решил, что не стоит упираться и отказываться от сумбурных предложений этого странного, но показавшегося ему отчего-то увлекательным, человека. Сейчас Роберт думал, прежде всего о себе, а в его положении жизненно-необходимо было найти новый источник вдохновения. Любой. Причем как можно быстрее. Да и Мартин, хоть и отказался с ним работать все же не бросил старого знакомого один на один с бедой. Ему можно было доверять. Это Роберт и, не без скрипа зубами, сделал.
- А я бы ее любил, - заметил писатель. Пристегнувшись и, собрав пальцем пыль с торпеды автомобиля скатал из нее небольшой комочек.
- А кто говорит что я ее не люблю? У нас с ней больше чем любовь - у нас свободные и грязные отношения.
- То-есть ты ей еще и изменяешь?
- Бывает, бывает, но она относится с пониманием, - Линд повернул ключ. Мустанг фыркнул, но не завелся
- Терпение лопнуло? - съязвил Роберт.
- Вот черт, а... Какие мы капризные... - Линд вылез и открыл капот. Примерно десять минут он потел, сопел и ругался, потом залез обратно в салон, устало выдохнул, снова повернул ключ, и мустанг, прокашлявшись, ровно и басовито забубнил.
- Вымолил прощение? - снова неудержался Роберт.
- Ага, все в порядке, извинения приняты, мир воцарил.
Своим внешним убранством бар не впечатлил совершенно. Припарковавшись в знаке "Стоп", Линд вылез и открыл утопленную в грязной стене обшарпанную дверь, ведущую в какое-то подвальное помещение.
По крутой, узкой лестнице они спустились вниз. Несколько человек за, лоснящейся от грязи и жира, черной барной стойкой сидели, несколько лежали. Линд поздоровался с барменом и кивнул Роберту на столик в дальнем углу неуютного, украшенного разбросанными по стенам и потолку в хаотичном порядке, флуоресцентными лампами-трубками черного света.
- Назначение ламп понимаю... - Брезгливо отметил Роберт и, аккуратно и брезгливо осмотревшись, присел на стул, - это дабы видеть и не вляпаться в угрозы органического характера... А вот почему этих отсюда не выносят, я не понимаю, - он кивнул в сторону тех, что, покрывшись пылью, бессознательно лежали за барной стойкой. - Они же пьяные в усмерть. И, похоже, давно...
- В этом заведении никого не трогают, если никого не трогаешь ты.
- А если они умрут?
- То тем-более лучше не оставлять на них своих отпечатков.
Бармен подошел и поставил на перед новоиспеченными знакомыми два шота, наполненных некой красной жидкостью.
- Это вы называете Кровавой мэри? - спросил Роберт адресуя вопрос спине уходящего бармена.
- Эй, попробуй сначала, - упрекнул его Линд, - Потом выводами разбрасывайся. Давай. Ночь не бесконечна, а действовать надо быстро.
Они чокнулись и выпили.
- Что это? Там томатного сока вообще что ли не было? - морщась спросил Роберт.
- Был, почему не было? Томатный сок, соль, мусцимол, табаско, ТГК, МДМА, сельдерей, водка, кофеин и бычья кровь.
- Что?! Где тут взять соду?! Где туалет?! - Роберт в панике подскочил, но Линд неожиданно мягко и доброжелательно вернул его на место.
- Сядь-сядь. Не паникуй. Дозы минимальны. Мы лишь аккуратно шлифанули по твоему сознанию. Представь песчаный пляж во время отлива. - Роберт грузно упал обратно на стул, но послушно закрыл глаза. - Много песка, море далеко, пальмы тоже. Солнце припекает. И нет никого вокруг. Мини пустыня, обрамленная далекими берегами: зеленым, шелестящим слева и синим, бушующим справа. И вот сейчас через это пространство кто-то прошел, оставив от горизонта до горизонта цепочку следов. Они есть, значит, ты не один - спокойствие. Но и их обладателя тоже не видно - тревога. Для твоего творческого рассудка цепь следов от горизонта до горизонта движущаяся не в сторону воды или леса - своего рода эзотерика. Загадка. Вопросы. А, следственно, - первый этап вдохновения.
Кровавая Мэри начинала действовать и реальность постепенно начинала мутнеть, уступая место пустынному пейзажу с цепью следов.
Принесли пиво, тарелку с очищенным манго и пачку активированного угля. Писатель открыл глаза, но пейзаж, словно неким полупрозрачным шаблоном так и остался висеть перед глазами. Они выпили по паре таблеток, запили их пивом и заели манго.
- Слушай, Линд, а нифига ты со мной возишься? - Конвульсивно дернулся язык писателся, неожиданно для него самого выбросив в Линда вопрос.
- Это часть моей работы. Делать из талантливых людей - людей известных и направляющих свой талант не на дно стакана или стены дурок, а в умы людей. - Линд выглядел совершенно обычно. Даже подозрительно обычно на фоне шаблона с пустыней. Только зубы да белки глаз поблескивали тусклой зеленью в ультрафиолетовом свете.
- Ты этим зарабатываешь?
- Иногда да, когда клиент вспоминает кому обязан своим успехам, а иногда нет. Но меня финансовая сторона вопроса мало волнует. Просто, я ненавижу людей, которые хоронят то, что им дано. Кому-то приходится всю жизнь посвящать некому роду деятельности, каждый день впахивать, чтобы хотя бы немного приблизиться к тому, кто в этом некоем роде деятельности талантлив. А кто-то, кому дано большее, закапывает свои способности six feet under. Такие люди меня вымораживают. Поэтому, я им помогаю.
- Интересный взгляд на жизнь...
- Это не на жизнь, а на бестолковость некоторых людей. На жизнь у меня другие взгляды. Я считаю, что такие вещи как политика, патриотизм, религия, границы, фанатизм - это все редкостное дерьмо, и это даже не половина той мерзости, которая мешает людям жить. Жить в мире. Кстати, о наркотиках. - Неожиданно сменил тему Линд и кивнул в сторону пустых шотов из-под кровавой Мэри, - Я за полный лигалайз. Всего причем. Это будет плюс в решении проблем с перенаселением, причем глупой части человечества.
- К которой, ты, видимо, теперь относишь нас? - подхватил новую тему Роберт.
- Не, мы ведь не гнусные наркоманы. Мы просто несчастные жертвы искусства.
- Одно и то же по сути.
- Смени оболочку и люди купятся - растеряно пожал плечами Линд.
Пиво и Мэри делали свое дело. Стены в глазах Роберта покачивались от ветра, гуляющего по пустыне и медленно заносящего песком бесконечную цепь следов, оставленных кем-то неизвестным между лесом пальм и морем. Манго, словно чье-то оранжевое сердце, приятно пульсировало в тарелке. Линд непринужденно и плавно менял цвета.
- Пора преобразить твою внутреннюю пустыню. - сказал Линд и встал, излучая вокруг себя радужную ауру, - Поехали.
- Куда? - Роберт тоже встал, - а ты чего такой радужный весь?
- В больницу. А ты почему Север?
- Чего? В какую еще больницу?
- Не ссать! - проорал Линд и, достав из заднего кармана несколько банкнот и шандарахнув их на стол, засеменил из бара. - Я хочу тебя кое с кем познакомить! - улепетывая крикнул он.
- Стояяяяять! - испуганно завопил Роберт и кинулся следом, опрокинув несколько столов, стульев и тех, кто лежали за барной стойкой.
Линд уже заводил автомобиль, когда писатель вылетел наружу.
- Даваааай, сука! - шипел он, пытаясь попасть ключом в замок зажигания.
Роберт запрыгнул в машину как раз вовремя. Линд добил погнувшийся знак и, развернувшись, задав солидную дугу, втопил по ночному городу, уворачиваясь от редких, злобно сигналящих соседей по потоку.
Он вытащил телефон, набрал номер и через несколько секунд радостно вскрикнул:
- Ерик!! Здравствуй, мой дорогой! Я к тебе еду! Нет-нет-нет, именно в больничку. Мне прям надо, поверь. Меня не волнует, что тебя нет на месте, ты там должен быть через 20 минут. Я к тебе везу писателя, он нуждается в твоей помощи! Плохого. Да, просто отвратительного. Конечно это поможет. Уверяю тебя, как с прошлым - не будет... - Линд повернулся к Роберту, - у тебя есть аллергии какие-нибудь?
- Не, нету. Не знаю о таких, - Роберт подозрительно покосился на Линда.
- Не откинется! - радостно заявил Линд и снова сосредоточил внимание на дороге. - Давай-давай... Какая еще оплата, прифигел?! Кто тебе твои научные писульки публиковал, а?! То-то же, паразит. Лан, до встречи-аривидерчи.
- Это кто? Был там? - отрывисто поинтересовался Роберт.
- Врач мой знакомый. - тоном уважающего себя лектора проговорил Линд, - Он держит в подвале своей больницы свою сошедшую с ума девушку, она ему рисует очень своеобразные, но широко востребованные в узких кругах, картины. Еще он занимается психологическим сломом под заказ и проводит контролируемые трипы. Катается на Астон-Мартине или велосипеде. Курит электронные сигареты и пьет японское пиво.
Роберт подозрительно посмотрел на Линда. Тот вдруг фальшиво рассмеялся, и пробубнил себе под нос, - Кровавая Мэри слишком развязывает язык... С этим надо что-то делать... - потом, вдруг повеселев по-настоящему, вскрикнул, - нам нужен ящик японского пива! - резко крутанул руль и ударил по тормозам. Не успели они остановиться, как Линд заглушил двигатель и бесшумно выскользнул из машины.
Крадучись, он на корточках, вразвалку смешно просеменил вокруг автомобиля и открыл дверь со стороны Роберта.
- Вылазь! - громко шепнул он. Роберт послушно вылез, - только тииихо!
Линд открыл бардачок и достал оттуда огромные кусачки. - За мной.
Они прошли несколько метров и остановились напротив сетки-забора. Линд заработал кусачками.
- Ты че, ошалел?! - зашипел Роберт, выпучив глаза.
- Тихо ты! Путь свободен! Операцию начинаем, - Линд скользнул внутрь и поперхнулся смехом. Роберт вдруг тоже усмехнулся. Они, еле сдерживавшись чтоб не загоготать на всю улицу, спешно понеслись в сторону небольшого складского помещения и остановились напротив двери с огромным висячим замком. Замерли.
- Хьюстон. У нас проблемы — иммитируя серьезный тон, сказал Линд обращаясь к Роберту.
- В чем дело? - гася порывы смеха спросил тот.
- Ваша задача вернуться к баррикаде, которую мы только что преодолели.
- Нафига?
- Я забыл там кусачки...
Роберт понесся к ограде заливаясь смехом и закрывая руками рот. Линд согнулся пополам и прикусил футболку. Роберт с оглушительным дребезжанием и скрежетом проволочил за собой кусачки.
Замок не перекусывался. Сдерживать неконтролируемый порыв смеха с каждой минутой становилось все сложнее и сложнее. Тогда Линд отошел и со всего размаха, словно пиная футбольный мая, вышиб дверь ногой. Воцарилась тишина. И тут их окончательно и бесповоротно прорвало. Вопя и уже не пытаясь противиться вырывающемуся смеху, они влетели в открывшийся проем, схватили каждый по деревянному ящику и дали деру.
Более-менее успокоиться получилось только когда они уже неслись в мустанге по дороге.
- Так, - выдохнул Линд, - пивас есть. Два ящика, думаю, достаточно.
- Более чем, - приходя в себя подытожил Роберт. - Куда мы все-таки едем?
- Да уже приехали, - Линд вырулил на парковку и заглушился прямо посередине. Недалеко от подсвеченного холодным светом входа в довольно симпатичное здание псих-больницы, стоял Астон-Мартин. - И Ерик тоже уже тут. - обрадовался Линд, - Чудно-чудно-чудно, - жизнеутверждающе пропел он.
Они вытащили ящики и заковыляли к дверям. Те приветливо разъехались в стороны, однако, путь им преградил заспанный охранник.
- Куда? По записи? - сонно потирая глаза поинтересовался здоровяк.
- Срочная не запланированная доставка жизненно-важных средств, вы что с ума сошли нас задерживать?! - неожиданно зло набросился на него Линд, выглядывая поверх своего ящика. - Немедленно проводите нас как можно быстрее к доктору Обделаху! - Охранник опешил и, секунду промедлив, показал рукой в сторону коридора:
- Я предупрежу доктора. Вика вас проводит.
Из-за стола регистрации, прятавшегося до сих пор в ночном полумраке дежурного больничного освещения, выплыла симпатичная блондинка и молча направилась в глубь коридора.
Роберт и Линд затопали следом. Датчики движения, засекая идущих, ритмично зажигали на их пути классические больничные, противно жужжащие, лампы. Немного поплутав, они, наконец, оказались перед дверью с золотой табличкой гласившей: "Ерик Обделах".
- А где титулы? - поинтересовался Роберт.
- Ему они не нужны, - ответила девушка, - он владелец этой больницы. По совместительству, хотя, скорее, по настроению, иногда, главврач. На деле, он не особо много внимания уделяет жизни больницы. Но надо отдать ему должное, жаловаться нам не на что...
- Бессовестная. - Линд многозначительно посмотрел на Роберта, - вся суть человека на лицо. Когда жаловаться не на что, он жалуется на то, что не на что жаловаться.
Дверь распахнулась. Человек, открывший ее, отступил на пару шагов назад.
- Ерик! - радостно вскрикнул Линд и развел руки в стороны. Ящик с грохотом рухнул на пол. Гость безучастно перешагнул через него, приблизился к человеку в глубине кабинета и они обнялись.
- Роб, заходи, Вика, ты свободна! - донеся голос Линда из кабинета.
- Тебе не кажется, что это моя секретарша, нет? - спросил Ерик, - Роб, заходи, Вика, ты свободна! - Роберт вошел, не без труда затолкав ногой внутрь, брошенный Линдом у входа, ящик.
Массивный дубовый стол, дикая художественная абстракция в темных фиолетовых и кислотно-зеленых тонах на стене, сразу сковывающая взгляд входящих. Три дорогих кожаных кресла, одно с одной, и два напротив: с другой стороны стола. Справа шкаф с коллекцией дорогого алкоголя от явно довольных клиентов, и картотека с копиями мед. книжек пациентов. Слева такой же шкаф забитый книгами.
- Ящики можно поставить на стол, - сказал Ерик. Гости так и поступили. И сразу устало шлепнулись в кресла. Владелец психиатрической больницы выглядел довольно обычно: невысокий, худощавый, с приятными, запоминающимися чертами лица, местами покрытого неравномерной, редкой щетиной. Чуть взъерошенные каштановые волосы отдавали при теплом освещении рыжим. Под длинным, свисавшем ниже колен, просторном, расстегнутом медицинском халатом виднелась синяя рубашка, заправленная в джинсы. Ерик подошел к столу и вопросительно посмотрел сначала на ящики, а потом на Линда с Робертом.
- Что это? – с явным любопытством поинтересовался он.
- Стратегически важные для здоровья запасы медикаментов! - гордо отрапортовал Линд.
- Нафталин? - спросил Ерик, ткнув пальцем в огромную зеленую печать на крышке одного из ящиков.
- Вот черт... - сказал Роберт.
- Ну конечно! - не растерялся Линд, - мы о тебе позаботились. Ты же врач. Шли мимо аптеки и подумали, что тебе срочно нужен нафталин.
- Чудно. Пиво у меня есть, не парьтесь. Бараны.
- Слава богу, - иронично выдавил из себя Линд, - пошли тогда, - Ерик недоверчиво покосился на Роберта, - Ой да перестань! – он непринужденно махнул рукой, - Я ему полностью доверяю. Пил с ним Мэри только что.
- Хм... Со мной ты ее пил в первый же день нашего знакомства... – задумчиво ответил Ерик.
- Пф, ну в тебе-то я сразу потенциал прекраснейшего человека увидел! А так...
- Ладно, – Недослушав друга, Ерик подошел к книжному шкафу, привычным ловким движением вытащил несколько книжек и щелкнул переключателем, скрывавшимся за ними. Шкаф пшикнул и отъехал в сторону. Ерик приглашающе кивнул в сторону прохода. Линд встал и исчез в проеме, бодрым шагом заспешив по ступенькам куда-то вниз. Роберт, помедлив, последовал за ним. Шесть ступенек. Дверь, обитая мягкими, свойственными музыкальным студиям, звукоизолирующими пирамидками. Роберт толкнул ее и услышал, как Ерик задвинул за ними шкаф.
Через мгновение их встретила теплым светом уютная гостиная, устланная дорогим темным паркетом. В центре нее стоял шикарный кожаный диван, позади — огромный, подсвеченный голубым светом, аквариум с несколькими видами каких-то футуристичных рыбок. Гостиная была оборудована, встроенной в потолок, мощной системой, позволяющей регулировать температуру, включать вытяжку, ионизацию и увлажнитель воздуха. По всему периметру комнаты были уместно расставлены горшки с пышной, преобладающе зеленой, растительностью. Роберт по небольшим плодам узнал лимонные и мандариновые деревья. Перед диваном стоял небольшой кофейный столик и кожаное кресло. Слева от дивана на стене висел телевизор и выводил изображения с наружных и внутренних камер наблюдения. Справа — тумбочка с несколькими ящиками и огромный книжный шкаф набитый самой разношерстной литературой.
Диван мгновенно оказался оккупированным Линдом, который на нем и возлежал, страдальчески раскинувшись и положив ладонь тыльной стороной на лоб.
- Располагайся, - бросил Ерик Роберту и исчез в коридоре, ведущем куда-то прочь из гостиной.
Роберт сел в одно из кресел и уставился на Линда.
- Отпускает, вроде... – заметил писатель.
- Главное это то, что осталось в крови, - он сел на диване и кулаками потер глаза, - небольшое утомление, как побочный эффект Мэри - как раз то, что нам нужно.
О, Ерик! - владелец потайного подвала в психиатрической больнице поставил на стол коробку с шестью бутылками ледяного японского пива. Линд тут же схватил две и ловко отбил им крышки ударив бутылки горлышками друг о друга. Протянул одну Роберту, сам же откинулся на спинку дивана и жадно припал ко-второй.
- Ладно, Ерик, тащи новье. Интересно жутко! - с громким чмоком Линд отлип от бутылки.
Ерик снова исчез в загадочном коридоре.
- Слушай, Линд - обратился к нему Роберт, - а откуда ты знаешь Ерика?
- Да когда-то давно он публиковал рецензии на произведения современного искусства. Развлекался тем, что шастал по музеям с легкой головой и в приподнятом настроении, пытаясь найти хоть что-то, что бы зацепило его взгляд не абсурдностью и бестолковостью, а смыслом и надеждой. В какой-то момент мы случайно пересеклись на одном из аукционов, где он выставлял рисунки своих психов, а это, надо сказать, очень нравилось преобладающему стаду тупорыхлых недохудожников и ценителей псевдо-искусства. Разболтались, накатили Мэри и отправились в совместный рейд, так сказать, по какому-то музею. Весело было – ****ец, по-другому и не скажешь. С утра проснулся тут, в этом подвале. Обнаружил, что он успел еще и рецензию накатать на тот музей. Почитал, поржал. Помог опубликовать в одном тематическом журнале...
- Не понимаю, как люди умудряются писать, когда у них в жизни все хорошо, - Ответил Роберт, - Когда все хорошо, надо наслаждаться этим, а не пачкать бумагу восторженными каракулями, которые все-равно никогда не передадут это "хорошо" по-настоящему. А вот потоооом, когда будет плохо настолько, что будешь вспоминать, как было хорошо без тени улыбки на лице, можно садиться и писать. Вот тогда, возможно, и выйдет что-то дельное. Потому что об этом "хорошо" ты будешь вспоминать из тени "плохо". Читателю, который будет читать тебя оттуда же - будет хорошо, и читателю, у которого все хорошо, тоже будет неплохо (хотя бы потому, что вряд ли твоя работа настолько дерьмо, что способна изменить его хороший жизненный этап к худшему.)
- Почему это?
- Да потому, что если ты описываешь как тебе круто и здорово, тебя автоматически будет ненавидеть большая часть населения земного шара.
- Странно выслушивать такие вещи от человека, который провалил свой последний роман, - ухмыльнулся Линд, - верится с трудом.
- Эй!
- Да шучу я. В чем-то ты, может, и прав... А вот и Ерик с кислотой.
Ерик вошел с ножом и деревянной кухонной доской. По пути он сорвал с деревца в горшке небольшой плод лимона и подошел к столу, за которым сидели Линд и Роберт.
- Слушай, вы ведь не сожрете весь лимон, может, попроще чего? – заботливо поинтересовался Ерик.
- Ээээ нет, - ответил Линд, - мы то не съедим, а ты потом из него сухофрукт сварганишь! А? Как тебе такая идея?
- Фиг знает... Но вообще, можно попробовать... - Ерик положил лимон на доску, разрезал его пополам, потом от одной из половинок отрезал тоненький кружок сочного плода и разделил его пополам, образовав дольки. - Ну, жуйте. Интенсивно. Лучше вместе с коркой.
Линд первым схватил дольку, кинул ее в рот, прищурился, изображая гурмана, зажевал и запил пивом. Потом вытянулся на диване и закрыл глаза. Роберт тоже аккуратно взял дольку двумя пальцами и изучающе на нее посмотрел. На вид - обычный лимон. Пахла долька тоже самым обыкновенным лимоном.
- Через зрительный контакт она не сработает, - улыбнулся Ерик, засыпая в аквариум корм для рыб, - да ты не нервничай. Все-таки ты в больнице, да и проверена эта штука. Говорят, творческим людям помогает неоценимо.
Роберт положил дольку на язык. Поморщился. Кисло. Быстро зажевал и проглотил. Закрыл глаза и поудобней устроился в кресле.
- А чего вообще ожидать? - спросил Роберт.
- Самое правильное это ожидать ничего. А когда оно наступает, раскрашивать его по-своему усмотрению в свои любимые цвета.
Роберт наблюдал за темнотой, спрятавшейся с внутренней стороны век и теперь погрузившей в себя его взгляд. Она наплывала, подрагивала футуристическими, но вполне обычными узорами, пока глаза, наконец, не закатались, и темнота не стала абсолютной. Роберт ждал. Ждал, кажется, слишком долго, вглядываясь в безобразно скучную и однообразную черноту.
«Хоть бы звук...» - услышал он свой собственный голос.
«Думать я могу. Хорошо.» - решил он, - «что дальше? Может свет?» - Темнота пропала словно ее и не было. Бесконечность стала невыносимо белой.
«Черт, как ярко то...» - что-то еле-ощутимо вдруг коснулось его носа, надавило позади ушей, и свет померк. Инстинктивно Роберт протянул руку и приподнял с носа солнечные очки. Свет снова вдарил по глазам, и он вернул их на место.
«Так. А где я живу?» - Роберт обернулся через плечо и увидел свою многоэтажку, почему-то боком проплывающую мимо него. – «Не пойдет...» - многоэтажка исчезла, и вместо нее появился уютный дачный домик. Роберт его перевернул, поставил настолько ровно, насколько это было возможно относительно сплошного белого ничего, и сделал вокруг него зеленую лужайку. Посадил на крыльцо толстого рыжего кота. Тот, громко и отчаянно мяукая, вдруг оторвался от поверхности и куда-то полетел, неистово молотя лапами, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться.
«Не пойдет...» - снова подумал Роберт и кот шлепнулся на белую поверхность недалеко от его ног. Потом пушистый кинулся в сторону дома, вокруг которого Роберт, во влажную и податливую почву уже посадил густой хвойный лес. Писатель провел рукой по стволу высокой ели и полез наверх. Оглядел свое творение с высоты птичьего полета. На ветвях некоторых деревьев появились птицы и тут же принялись кружить над лесом, вить гнезда, а некоторые улетать в белое, еще незаполненное сознанием писателя, ничто. Роберт оттолкнулся от ветки и взвился высоко над созданным пейзажем. Поселил в лесу, каких вспомнил, букашек и комаров. Нескольких енотов, пару зайцев, лису и бурундука. Вспомнил про бобра и шлепнул его в мелкую речушку, которую пустил в, извивающееся между деревьями, устье. С шипением проскользнули около дома несколько древесных питонов. Кот хищно взглянул на них и осторожно засеменил следом. Роберт взлетел еще выше. Окружил свой мир горным хребтом, сделал песчаную насыпь и залил часть пространства океаном. Еще выше. Нарисовал причудливый материк, прилепил несколько островов. Населил животными. Случайно приземлил в океан всплывшего в памяти динозавра из детской энциклопедии, который тут же пошел ко-дну. По отработанной схеме нарисовал еще несколько материков. Тоже окружил их водой. Населил воду рыбами, землю живностью. Потом спустился в тропический лес к подножию одной из гор. Нашел в лесу обезьяну, мирно и задумчиво жующую палку, и поставил ее на две ноги. Снова взлетел вверх. Загнул материк и сформировал шар. Вода полилась вниз, почва и животные, что оказались снизу тоже.
«Стоять!» - все замерло. Роберт отмотал время назад и создал гравитацию. Снова слепил шар. Теперь все держалось на своих местах. Тогда он спустился на землю, сделал синее небо и жаркое солнце. Вновь взлетел, немного опалившись о слой атмосферы. Увидел первые облака. Крутанул шар вокруг солнца и вокруг своей оси.
«Пора менять цвет» - белоснежное ничто стало черным. Роберт снял очки и выкинул их в никуда. Подумал про время. Перемотал его вперед и увидел первые города. Создал несколько планет вокруг, особо не заморачиваясь с ландшафтом, и пинком отправил их крутиться вокруг солнца. Поплевал вокруг – заблестели в черном ничто далекие звезды. Некоторые большие и яркие, другие тусклые и маленькие. Увеличил их число и разбросал вокруг. Еще раз перемотал время. Планеты закружились быстрее, почти сливаясь в одну размытую окружность. Остановил время и спустился к своему дому. Дома не было. Леса тоже. Вдалеке замерла странная серая машина с огромной, торчащей из кузова, круглой пилой. В кабине за рычагом управления сидело необычное существо, отдаленно напоминающее человека, одетое в бедную, лоскутную одежду. На руках у него были острые когти, лысую вытянутую морду украшали тонкие, длинные, белые усы. Роберт узнал в нем очертание кота.
«Хотел от обезьяны, а получилось вон что...»
Он снова промотал время вперед. Взлетел ввысь и увидел россыпь городов. Котообразные неумолимо развивались. Где-то лучше, где-то хуже. Кто-то голодал, кто-то кушал рыбу и запивал ее молоком. Полетели первые самолеты. Первые ракеты, осваивающие космос. Потом на пару кругов планеты вокруг солнца жизнь, словно, замерла и все прекратилось. Роберт уже хотел было забеспокоиться, как вдруг увидел множество обтекаемых, клиновидных, блестящих колбасок. Они вылетали из разных частей его планеты и направлялись в другие. Роберт дождался, когда они приземлятся. Огонь медленно и беспощадно начал пожирать материки, расползаясь безудержной волной по всему миру. Спустя еще несколько оборотов планеты вокруг солнца, Роберт опомнился от охватившего его ужаса и звенящей несвойственной ему печали и спустился на землю.
Материки были пустынями. Песок и пепел. Грязная, вонючая жижа заменила
воду. Ничего больше не осталось от небольшого, подающего надежды, мира. Однако на одном Робертом забытом островке, он случайно наткнулся на небольшую семью изможденных, худых и грязных, живущих в, грубо-сколоченном самодельном шалаше, котообразных. Тогда он спустился к ним и открылся им. Котообразные замерли. Они шипели, мяукали и боялись, сбиваясь в кучу.
- Тупицы! Че расфигачили друг-друга?! – грозно промяукал Роберт.
- Кто ты..? - Робко спросил самый крупный котообразный.
- Я господь ваш. Я создал все вокруг, а вы все просрали! - зашипел он.
- Как же нам теперь жить, господь?
- Живите теперь без меня. - Роберт в ярости взлетел и исчез из их взора, став точкой в небе. Яростно крутанул землю на пару сотен тысяч лет вперед и спустился вниз. Его мир снова покрылся зеленью. Но на поляне, куда он приземлился, трава оказалась страшно пожелтевшей и истоптанной. Вокруг, закованные в металл, лежали мертвые котообразные. Он подошел к одному из них. На его латах был выгравирован портрет, больше напоминающий человека, чем котообразного. Портрет был увенчан солнечным диском и лучами света, пронизывающими глаза лика.
- Теперь они во-имя мое убивают... - понял Роберт и опять поднялся над миром. В который раз крутанул время вперед и увидел прежнюю кончину своей цивилизации. Снова узрел его рождение и снова, в отблесках железных, цилиндрообразных торпед, выжигающих все живое, конец. Роберт взлетел настолько высоко, что все созданное им могло бы уместиться в его ладони. Он взял свою планету в руку. В другой зажал солнце. Обреченно вздохнул и хлопнул, коротко и резко соединив ладони в молитвенный жест. Между ними вспыхнуло и сразу погасло. «Вот и все. Мира больше нет». Роберт на миг задумался о смысле слова «мир», но быстро понял, что смысла нету ни в чем и ни в ком, даже в нем самом. И сама мысль о смысле изначально его лишена.
Звезды продолжали меланхолично поблескивает где-то вдалеке черного ничто.
Роберт создал кресло, камин, коньяк и сигару. Сел и отдался воле плавного и задумчивого, лишенного гравитации, движения. Закурил, выпил. Расслабился. Тянуло в сон. Он закрыл глаза и, убаюкиваемый треском дров в плывущем около кресла камине, дрейфуя в черной бесконечности, уснул.
Проснулся Роберт в том же кресле, только на сей раз в подвальном помещении психиатрической больницы Ерика, в той же самой позе, в которой он из этого кресла исчез. На диване сидел Линд и бодро наигрывал что-то на зеленой укулеле. Ерик что-то ему рассказывал, непринужденно облокотившись на столик с лимоном и пивом.
- ... При этом, представляешь, если подумать, то можно было срубить и раза в два больше. Сейчас такое время, что люди легко ведутся на имя. Причем большая их часть... О, Роберт. – Заметил проснувшегося писателя Ерик, - Как ощущения? – «иногда главврач» собственной больницы тут же прервал рассказ, вскочил, подошел к Роберту, оттянул ему веки и с интересом посмотрел ему в глаза, - ни одного поврежденного сосуда, зрачки в норме. Порядок.
- Ну как? - не отрываясь от инструмента, спросил Линд, - я вот создавал мир на кончике спички. Ооочень здорово горел.
- Неплохо в целом, - ответил Роберт, чуть изменившимся голосом, -Только сухо во рту. - Ерик протянул ему пиво. Сделав пару глотков, Роберт продолжил, - а я обычный мир сделал. Как наш. Планету. Только там люди почему-то от кошек эволюционировали. И мир постоянно умирал.
- Это всегда так. Хорошего сценария не может быть. Его просто не существует, - сказал Ерик.
- Знаешь, что я из всего этого понял?! - вдруг отложил в сторону укулеле Линд и посмотрел на Роберта. - Что у нас с вами нет будущего!
- Вот и слава богу, - ответил Ерик, - я как-то больше по девушкам.
- Ты не понял. – помотал головой Линд, - Не только у нас, но и вообще ни у кого. Че такое будущее? Нечто, что никогда не наступает. Вот говорим мы: "завтра-послезавтра", а стоит проснуться и уже сегодня. Все знания, весь опыт, переживания, эмоции и чувства в конце разобьются о темное и неизвестное. Будущему не останется ничего.
- А как же бессмертный хэппи энд? - спросил Ерик.
- Не из этой оперы, - встрял Роберт, - свет всегда побеждает тьму лишь потому, что когда побеждает тьма, об этом уже некому рассказывать.
- Слушай, а как ты назвал этот лимон? – переменил тему Линд, - ну должно быть какое-нибудь будоражащее название у этой жести! Оч круто!
- Симба, - ответил Ерик.
- Серьезно? – иронично приподнял бровь Линд.
- Симулятор бога.
- СимбО, - Линд надавил на последнюю букву, - тогда уж.
- Тогда теряется львиность.
- Бред какой-то, но хозяин-барин… Ну чего? - спросил Линд, - пора бы и честь знать. На сегодня точно должно хватить. Поехали, Роб.
Они без долгих церемоний попрощались с Ериком и вышли на улицу. Горизонт за высотками розовел. Близился восход. Они сели в Мустанг. Линд выудил из бардачка зажигалку и сигареты.
- С нафталином мы налажали, - заметил он, выпуская в сторону робко выглядывающего из-за горизонта солнца, колечко дыма.
- Это точно. А Ерик оказался довольно интересным человеком.
- Да люди вообще существа интересные, - ответил Линд, наблюдая за тем, как светлеет небо в разрастающемся и растворяющемся кольце дыма, - только я их не люблю.
- Почему? - без особого интереса спросил Роберт.
- Потому что я не бог.
- Хах, да даже если допустить, что он есть - вокруг посмотри, что творится вне твоей норки. Разве так проявляется любовь?
- А разве ты в детстве не любил свои игрушки? А теперь вспомни, что ты с ними вытворял, - парировал Линд.
Роберт не нашел что на это ответить. Линд выбросил окурок в окно, и они молча тронулись в путь.
- Тебе куда? - Нарушил молчание Линд и, услышав адрес, добавил - а ощущения как? Мысли складываются в слова?
- Слова... - Роберт поморщился, ему захотелось ответить Линду в похожем ключе, дабы не оставаться в некоем словесном долгу, заткнутого за пояс мальца, - не люблю слова.
- Пхах, - Линд усмехнулся, - ладно, пойду на поводу, - сострил он, - от человека, который считается... Ну, хорошо, считался вполне не дурным писателем, не ожидал. Почему же?
- Я с ними всего лишь играю. Остальные воспринимают их всерьез. А как можно всерьез воспринимать ложь. Ложь не фактическую и намеренную, а... хм... сейчас объясню, что имею в виду. Это как абсолютно не сомневаться в том, что ты во всех подробностях и в каждой мелочи представляешь ту же самую фигурку коня, которую тебе так вдохновенно и самозабвенно описывает резчик, поглаживая небольшой деревянный брусок.
- Понял-понял. Ничто невозможно описать словами со стопроцентным попаданием в задумку. Но не в этом ли вся прелесть литературы? Чтобы читатель, возможно, нашел нечто свое в твоих словах и представил, додумал детали так, как ему хочется и как ему ближе? Пусть надуманное или притащенное за уши, зато нечто, открывшиеся читателю, сквозь призму твоего «лживого», как ты говоришь, описания.
- Что-то ты меня утомляешь. Надоело с тобой соглашаться, - вздохнул Роберт. Линд рассмеялся.
- Ладно-ладно, я тебе не конкурент. - Сказал он, остановил мустанг и протянул руку. - Сиди дома. Выключи телефон. Достань заначку и купи полуфабрикатов. Гони нахер всех и пока не закончишь произведение не вылезай на улицу. Потом заходи. Адрес знаешь. Все, давай, вали. - Роберт пожал Линду руку и вышел из машины. Взглядом проводил рванувший прочь автомобиль и, забежав в круглосуточный магазин и взяв полуфабрикатов и пару бутылок рома, пошел домой.
Отперев дверь, скинул ботинки. Пакет поставил в пустой холодильник и прямо в одежде рухнул на кровать, мгновенно забывшись крепким сном.
В красном мустанге, несущимся прочь от дома Роберта, Линд, поглядывая на дорогу, набрал на телефоне нужные номер и нажал на кнопку вызова.
- Але! ... Мне пофиг, что ты спишь! Да... Будет тебе твой шедевр... Спокойной. - Линд сбросил и набрал другой.
- Доброй ночи. Смироу девять. Ага, как обычно. Да, те две девочки… Нет, только они достойно справляются с работой. Пусть еще привезут выпить и поесть. Спасибо.
Он бросил машину на привычном месте перед подъездом. Зашел в квартиру, включив свет, обвел ее взглядом. Идеальная чистота. Разбросанная бумага была аккуратно сложена около раковины. На месте сломанного журнального столика стоял новый, гордо выдерживающий красиво расставленные на нем: бутылку виски, коробку с пиццой и пару коричневых пакетов с символикой популярного сетевого азиатского ресторана. Плазма на стене перед диваном вернула себе правильное горизонтальное положение.
Линд подошел к столу. Открыл коробку с пиццей, взял кусок, сложил его пополам, прогуливаясь по комнате торопливо съел. Вернулся к столу открыл бутылку и приложил к губам. Долго пил. Задыхаясь, и утирая выступившие от градуса слезы, он подошел к плазме. Опустился на колени и сдвинул паркетную доску. Из ниши под полом выудил новенькую бейсбольную биту и заботливо снял с нее полиэтилен. Поднялся и прошел к столу. Поставил на его край начатую им бутылку виски, переставил на пол пакеты с едой и коробку с пиццей. Замер, разглядывая жидкость. Запустил руку в карман и достал оттуда, успевшую немного подсохнуть со стороны надреза, половинку лимона. Впился в него зубами, жадно и шумно всасывая сок и вгрызаясь зубами в мякоть. Уронил плод на пол. Тяжело дыша, облизал, капающий с губ, сок. Поднял биту. Выдержал секундную паузу. Размахнувшись и шумно выпустив из легких воздух, вдребезги расшиб бутылку с виски, заполняя комнату блестящим и переливающимся, стеклянным дождем.
***
Тело не ощущалось вообще. Открыв глаза, он какое-то время ждал, когда взгляд сможет на чем-нибудь сфокусироваться, дабы определить положение тела в пространстве. Не шевелился специально, зная, что малейшее движение может выстрелить болью. Понял, что лежит на животе. Глаза, наконец, сумели четко отобразить, валяющийся недалеко от носа, осколок стекла. На нем приветливо и дружелюбно бликовало, пробивавшееся сквозь узкую щель между шторами, солнце. Линд медленно моргнул. «Хорошо. Пол.» - проявилась мысль и тут же, словно срезонировав, отдалась пульсирующей болью в голове. Линд решил пока не думать. Ощущение тела постепенно возвращалось. Боли не было. «Значит, переломов нет» - невольно подумалось снова, и снова, будто, заработал некий маятник, врезающийся изнутри в стенки черепной коробки, постепенно утихая и ослабляя болезненные удары. Линд попытался пошевелить правой рукой. Локоть двигался свободно, ерзая по полу, а вот ладонь, казалось, прилипла к паркету. Он аккуратно напряг мышцы и оторвал ее от поверхности. Корка, успевшей свернуться крови, была содрана и капли свежей упали рядом с темно-бордовым отпечатком ладони.
«Вот, блять...» - ударил маятник в голове, правда, уже заметно слабее.
Линд осторожно, не отрываясь от пола, поводил туда-сюда ногами и левой рукой. Услышал, как раздвигает в сторону множество стеклянных осколков. Еще с минуту он расчищал себе место для безопасного подъема. Собрал все силы, оперся на локти, подтянул к груди ноги и встал на колени. Огляделся. Он был у себя дома. В своей квартире-студии. Кромешный беспорядок правил бал. Разодранный диван, разбитая плазма валялась на полу, все вокруг в осколках стекла. Кое-где были заметны глубокие вмятины в паркете. Сломанная бита валялась недалеко от входной двери. Линд провел левой рукой по лицу и застонал: каждый сантиметр кожи на нем отзывался теперь жгучей болью. «Все лицо порезах... Не глубоких... Но до чего же больно, черт».
Он встал, шаркая и звеня осколками, проковылял к холодильнику. Открыл секцию морозильной камеры, выудил оттуда бутылку виски, неловко открутил крышку, припал губами к горлышку и, запрокинув голову назад, сделал щедрый глоток, как вдруг, коснувшаяся верхней губы жидкость, словно, сдетонировала, пронизывая ее адской болью. Линд поперхнулся, вскрикнул, застонал и схватился руками за рот. Бутылка грохнулась на пол, но не разбилась: вертясь и разливая содержимое по полу. Хрипя, Линд открыл замаскированную под стену дверь за холодильником, ведущую в ванную и туалет. Облокотился на раковину и замер, оттягивая решение взглянуть на свое лицо. Сплюнул в раковину. Кровь. Наконец, поднял глаза, уставился в треснувшее, но, к счастью, целое зеркало. Испещренное царапинами небритое лицо с тусклыми глазами взглянуло оттуда на Линда. Верхняя губа выглядела очень плохо: порез бы глубоким, практически вертикальным, лишь немного уходящим вбок и разделяющим губу на две несимметричные части. От боли слезились глаза. Кровь обильно стекала по подбородку и капала в раковину.
- Ну хоть дезинфекцию провел, - криво, половиной рта, улыбнулся себе Линд. Запустил руку в карман. К своему удивлению обнаружил там телефон. Причем целый и без намека на какую-либо неисправность. Набрал нужный номер.
- Ерик. Здравствуй, - делая продолжительные паузы между слов, заговорил Линд - пришли врача… Все хорошо. С нитками. Надо морду зашить. Да. Это я спер. - Он снова обильно сплюнул кровь и утер подбородок тыльной стороной ладони. - Жду. Спасибо, - убрал телефон в карман.
Он медленно вышел из ванной комнаты, дошел до дивана и сел, уставившись в стену - в то место, где раньше висела плазма.
«Ненавижу ждать. Ожидание - убивание времени.» - Вытащил телефон и посмотрел на календарь. – «Два дня прошло. Небось, не успел ничего написать еще... Ускорить бы время... но слишком больно пить. Бесполезная, тягучая пустота между событиями и делами...»
Линд прикрыл глаза и задремал.
В чувство его привел женский возглас:
- Твою то мать, Линд!
- Привет, Лара. – радостно ответил он, и повернул лицо к входной двери.
- Ты что тут творил?! - молодая девушка, с внушительных размеров сумкой наперевес, с виду лет 20-25, среднего роста, с собранными в пучок, светлыми волосам, одетая в светло-голубую рубашку навыпуск и светло-серые узкие джинсы, аккуратно и, довольно комично выбирая, свободные от осколков, сантиметры пола, на цыпочках продвигалась к Линду. Добравшись, до дивана она уже заботливее и с ноткой сочувствия добавила:
- Как ты?
- Хорошо. Гулял, дышал, медитировал. Духовно возобновлялся.
- Очень смешно. - Лара присела рядом, аккуратно, двумя пальцами взяла его за подбородок и рассмотрела лицо. Потом шлепнула на пол сумку, открыла ее и достала небольшой прямоугольный разноцветный детский пенал. Открыла. В секциях, где должны были находиться карандаши, были небольшие, наполненные прозрачной жидкостью, шприцы. Так же в пенале оказалась нить, баночка спирта с полукруглой медицинской иглой, пара пачек бинтов, небольшой зип-пакетик с синими кружочками-таблетками и презерватив.
- Секс победит болезнь! – грозно выдал Линд.
- Болезнь победит моя забота и профессионализм, - даже не взглянув в сторону пострадавшего, ответила Лара.
- Что, кстати, совсем не лишние качества этом деле...
- Я тебе сейчас этот шприц в глаз воткну, - Лара посмотрела на Линда, проверяя иглу и выпуская через нее немного лекарства в воздух. - Не шевелись, - сказала она и аккуратно ввела содержимое шприца в верхнюю губу Линда. Тот поморщился, но спустя пару секунд понял, что боли больше не ощущает. Причем не только на лице, но и на ладони и даже в голове.
- Это что? Можно мне такого оставить чуть-чуть? На всякий случай.
- Боюсь что нет. И говорить, что это такое я тоже не собираюсь, чтоб ты сам потом не искал.
- Вредина.
- Какая есть. Придется смириться.- Лара достала медицинскую иголку, ловко пропустила через ее ушко нить и принялась сшивать сегменты, разделенной порезом, губы.
- Вот чего ты добиваешься, а? – раздраженно спросила она.
- Хошу...
- Не отвечай, мешаешь, - перебила Линда Лара. - я не понимаю, честное слово. Каждый гребаный месяц, а то и по несколько раз, я катаюсь к тебе на протяжении уже пары лет и собираю тебя по кусочкам. Нафига? Вот объясни мне?
- Гофорю ше...
- Ме-ша-ешь, - снова остановила его Лара, - Ты мою работу не уважаешь или что? Хочешь сдохнуть - вперед. А то я совершенно не вижу смысла в моей помощи. Ты два года себя убиваешь физически и морально, только все никак не добьешь до конца. Так. Нельзя.
- Мошно, - ответил Линд. Лара ощутимо ткнула кулаком в его плечо.
- Кромешный идиот, - она вдруг наклонилась к его губам и перекусила лишнюю нить.
- Дура ты... - протянул Линд.
- Афигел совсем? - усмехнулась Лара.
- Я и сам все это знаю. Иногда, нужно чтобы тебя просто обняли, а не читали всем известные морали. И это будет стоить большего. И принесет гораздо больше пользы. - Линд смотрел ей в глаза. Лара прицыкнула языком, и прижала к себе пациента.
- Доволен? - Спросила она, высвобождаясь из его объятий. - Больше мне не придется сюда возвращаться?
- Ой, да ты ведь сама этого хочешь. Ты без меня заскучаешь.
- Пф, - фыркнула Лара, - ничуть. Проверим?
- Оставь свой новый номер. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
- Нет.
- Мало того, что я задолбался вызывать тебя через Ерика, так я даже не могу пригласить тебя куда-нибудь? Не думала, что я специально довожу себя до такого состояния, чтобы увидеться с тобой?
- Тогда ты тормоз.
- Почему еще?
-Тебе два года потребовалось чтоб найти смелость мне все это сказать?
- Неа, просто я реально хочу тебя кое с кем познакомить. Это сверхнеобходимо.
- Если я дам тебе номер, обещаешь больше не доводить себя до такого состояния?
- Обещаю. - Лара достала из сумки гелиевую ручку, огляделась в поисках бумаги, но, ничего не обнаружив, решительно и нагло вывела номер на спинке дивана.
- Я только попросил номер, а она уже позволяет себе вольности в моей квартире... - с наигранным упреком сказал Линд.
- Пока. - Лара встала, подняла сумку и так же на цыпочках, дабы не наступить на осколки, аккуратно двинулась к выходу.
Когда дверь за девушкой захлопнулась, Линд выудил из кармана мобильник.
- Доброго дня. Смироу девять. Ага, как обычно. Да, те две девочки. Нет, только они достойно справляются с работой. Пусть еще привезут выпить и поесть. Спасибо.
Через полчаса в квартиру к нему зашли две высокие девушки в миниюбках, блузках и в черных в сетку чулках. В руках они держали пакеты и сумки. Линд кинул в их сторону довольный взгляд, приветливо кивнул и, забравшись с ногами на диван, уселся в позе лотоса. Закрыл глаза. Одна из девушек, хрустя туфлями на высоком каблуке по осколкам, медленно и грациозно подошла к нему, достала из сумки плеер и огромные студийные наушники закрытого типа. Надела их на голову Линда, включила плеер.
Около часа девушки тщательно и скрупулезно убирались: подметая осколки, заполняя ими сумки и выводя с пола засохшие пятна крови. Потом они вышли и в два захода вместе принесли несколько больших картонных коробок. В одной оказался журнальный столик, сборкой которого тут же занялась первая девушка. Вторая же, не без труда, сначала распаковала, а затем и повесила на стену новенькую плазму, правда размерами заметно меньше старой. В тайную нишу под паркетной доской, девушки опустили бейсбольную биту. Затем они так же молча поставили на стол пару пакетов с едой, в морозилку положили бутылку виски, сняли с головы Линда наушники, забрали плеер и вышли, беззвучно прикрыв за собой входную дверь.
***
До дома Линда от остановки, где Роберта высадил таксист, оставалось несколько блоков пешком. Он нарочно попросил водителя остановить подальше, дабы немного прийти в себя и подышать - в машине начало укачивать. Прождав ровно одну минуту, размеренно считая в голове секунды, бездумно воткнув взгляд в узор асфальта, Роберт поправил темные очки, скрывавшие сеть полопавшихся сосудов на белках глаз и внушительные мешки под ними. Выудил из кармана бутылочку питьевого йогурта и отхлебнул. Огляделся, с трудом ориентируясь в пространстве.
«Интенсивная терапия. Психология. Традиционная эффективная медицина» - прочел он вывеску и перевел взгляд на стеклянную витрину под ней. Оттуда на него смотрели, самых разных форм и размеров, подсвеченные разноцветными лампами, кальяны.
Он ухмыльнулся, и не спеша прошел мимо, сжимая в одной руке свернутые в трубочку листы бумаги, а в другой бутылку с йогуртом.
Машина Линда была на том же самом месте, где Роберт впервые ее увидел. Ему даже на миг показалось, что они никуда на ней не ездили: даже степень немытости, словно, осталась прежней.
Роберт взбежал по ступеням, обнаружив, что входная дверь была открыта и подперта осколком кирпича, неспешно прошествовал к квартире Линда. Оказалось не заперто. Без стука вошел.
Работал телевизор. Шла новостная программа и приятного вида дикторша жалобным и скорбным голосом рассказывала, сидевшему на диване Линду, о неожиданной победе кинофильма «Лунный свет» на Оскаре.
- Сука... - зло усмехнувшись, изрек Линд, злобно глядя прямо в глаза дикторше, - к пидарасам сейчас столь трепетное отношение, что я не удивлюсь, если лет через пятьдесят у них появится своя партия, затем страна, потом, может, даже религия... Хм... И поклоняться они будут древнейшим представителям своей породы, а тех несчастных пострадавших возведут в сан мучеников...
- Да ладно тебе, это просто больные люди, относись проще. - обратился к нему Роберт и подошел - Пусть делают что хотят. И в религию это вряд ли выльется.
- О, привет, Роб! - Линд, схватил пульт и переключил канал. На экране заиграл контрастами клип популярной поп-певицы. - Возможно, переборщил. Но на то он и сарказм. Кстати, если подумать...
- М?
- Представь, что один человек верит в нечто, во что не верит больше никто. Он тогда кто?
- Хммм... - Роберт задумался, но Линд продолжил.
- Например, что он - сельдерей. Поливает себя водичкой и загорает на солнышке. - Псих? Ненормальный?
- Ага. Но если в это верит уже человек сто?
- Отделение в дурке?
- Это секта, друг мой. Они в тайне собираются в соляриях и в качестве знака уважения к своей идее помогают друг-другу поливаться водичкой. Но ладно сто, двести,
триста... если в это верит несколько миллионов? Миллиард?
- ... - Роберт молча слушал, разглядывая нити, сшивающие две, несимметрично рассеченные надвое практически вертикальным порезом, половинки верхней губы его собеседника.
- Это называется религия... - Сказал Линд. – Но к чему я веду: чем тогда будет отличаться человек, проливающий себя водой, от того, кто пихает себе в ректус цилиндрообразные предметы?
- Там высшая цель, духовность. Тут образ жизни, удовольствие, чувства, наверное.
- Духовность? - Линд иронично усмехнулся.
- По-моему это чушь. Я не согласен. Слушай, зачем ты мне вообще все это сейчас рассказал?
- Ну надо же мне кого-то посвящать в свою шизу? Она на удивление прекрасна и сверкает. - Линд расплылся в улыбке.
- Мда.
- Ладно, как оно? Хотя, вижу, давай сюда, сам гляну. - Роберт протянул ему свернутые в трубочку листы бумаги.
- Ааааатлично! Фу, боже, что это? - сменил радость на отвращение Линд.
- Ты же даже не прочел ни строчки!
- Да я не про рассказ, я про это, - Линд кивнул в сторону руки Роберта, в которой тот сжимал питьевой йогурт.
- Йогурт... Просто йогурт...
- Кошмар какой. Ты нормальный человек вообще? А хотя ты же писатель...
- И это мне говорит тип, который разговаривает с телевизором? – парировал Роберт.
- Разговоры с самим собой - вполне нормальная вещь. Я озвучиваю свои мысли. Это помогает мне развиваться. Может мне нравится, как звучит мой голос или так я себя элементарно комфортней чувствую.
- Читал я одного психолога...
- Да херь это все. - Перебил его Линд - Как аннотации к романам, сценарии к сиквелам и критика людей, которые посвятили всю свою жизнь исключительно критике и гордо называют себя критиками и... Слушай, это я так долго могу перечислять.
- Почему это херь?
- Потому-что... - Линд прищурился, - потому что это пишут слишком живые люди.
- Двусмысленно, - Роберт снял темные очки и убрал в карман, - что с рожей?
- Хах, а у тебя?
- Ладно-ладно, оставим при себе причины, вызвавшие эти последствия.
- Солидарен.
- Ну и..? - Выждав пару десятков секунд молчания, спросил Роберт.
- Что-что?
- Ты читать будешь или как?
- Конечно, буду, - Линд повертел в руках свернутую в трубочку бумагу, и публиковать тоже.
- Где?
- В твоем блоге.
- Стой, как?! В интернете? А жить я на какие шиши буду?! - Роберт повысил голос.
- Так, не паникуй, - спокойно сказал Линд, - тут все зависит только от тебя. Твой псевдо-дневник в этом блоге набрал около сорока тысяч человек. И это постоянные подписчики. Ты все равно интересен людям. Ну, какой-то их части…
- Какой еще псевдо-дневник..?
- Который я за тебя пишу. - Как ни в чем ни бывало ответил Линд.
- И что ты туда пишешь..? Дай-ка ссылочку... – прищурился Роберт.
- Ссылку я тебе на почту пришлю, логин и пароль от нее вот - Он вытащил из кармана смятую салфетку с данными и протянул ее Роберту. - А печатаю размышления, некоторые свои заметки, "Бумажные самолеты", которые ты, кстати, прочитать уже успел. И вообще не вскипай! За четыре дня собрать аудиторию почти в сорок тысяч человек - это мощно. Пусть даже моими силами, но имя то твое.
- И что теперь?
- Теперь, - Линд развернул переданные Робертом листы, - теперь ты свободен. Моя очередь работать, - он пробежал взглядом по первому листу. – «Место без бога»... Название так себе.
- Ладно, читай. И сделай так, что бы мы хоть чего-нибудь заработали.
- Все будет. Иди уже.
Роберт отхлебнул из бутылки йогурта, достал из кармана и нацепил очки, двинулся к выходу.
- А, постой! - окликнул его Линд.
- Чего?
- Сегодня часов в 20 подъезжай к клубу Levres.
- Боже, давай завтра, а? Мне надо передохнуть, а что более важно - проверить твою писанину в блоге.
- Неа, я уже договорился с людьми, мне надо тебя кое с кем познакомить.
- Окей, буду на месте. – обреченно согласился Роберт и вышел.
Линд достал из кармана мобильник.
- Здравствуй, дорогая, как поживаешь? Узнала?.. Да, это просто замечательно. Есть одно крайне заманчивое предложение на вечер, вы мне очень-очень нужны... - тепло начал он.
***
За два часа до назначенной встречи Роберта разбудила назойливая трель будильника. Тяжесть в голове и теле постепенно отступала. Он принял душ, надел джинсы и серый пиджак поверх черной рубашки. Потом сел за стол и открыл небольшой ноутбук. Подключил модем и вышел в интернет. Взглянул на салфетку с данными, которую дал ему Линд. Зашел по ним в почтовый ящик и опешил. Входящих сообщений было около тысячи. Роберт прокрутил список и, обнаружив там тему "САЙТ/БЛОГ", щелкнул по ней. Содержавшуюся в нем ссылку он без колебаний открыл, и браузер прогрузил сайт в стильных темных и серых тонах, довольно минималистичного дизайна. Шапку венчала фамилия Роберта, выведенная разновидностью готического шрифта. Большую часть начальной страницы занимала лента с его, как утверждалось в описании, постоянно обновляющимися, дневниковыми записями, содержащими даже несколько озаглавленных и объемных заметок.
Роберт обновил страницу и обнаружил новую, призывно промигавшую желтым, запись в ленте: "Сорву ваши нимфоманские чердаки литературным вбросом. Рассказ. Скоро". Он усмехнулся. Пролистал несколько страниц в поисках начала дневника. Наконец, он наткнулся на первую запись.
"Вы ниче не понимаете, тупорылая, серая масса! Мой следующий роман взорвет самые консервативные умы и зальет ваши мозги отборным, проливным дерьмом!"
- Афигеть... - поделился Роберт чувствами с монитором и щелкнул на следующую запись в ленте.
«Я безнадежно бесталантливое дерьмо, которое уже ничего не добьется. Часть меня с этим смирилась, а другая мешает ей сделать последний шаг с подоконника. И ведь первая однажды победит. Слишком больно принимать себя всю жизнь тем, кто я есть. Псевдо-гордостью за меня - меня душат. Планы и желания слишком быстро и незаметно сменились мечтами. Мечты разбились о железобетонные блоки удручающей реальности. Я слишком часто слышал мотивации к жизни от забавных и жизневлюбленных оптимистов. Что же, я оказался не таким. Я не могу так воспринимать повседневность. Хотя бессовестно лгу остальным о том, что жизнь стоит жизни, что она такая одна и, что вообще все пройдет, наступит счастье, и над их задницами перегнется радуга. Как же тяжело объяснять, как жить самому себе и как просто показать верный путь другому. Не жрать после шести, прилежно учиться, освоить скрипку, полюбить Достоевского, признать Тарковского, понять Хайдеггера и выстрелить себе в рот, потому что смысла после такого жить, я лично не вижу. Шутка.
Я не способен на огромный труд, который проделывают бизнесмены на пути к миллиарду, я не способен на колоссальное терпение, которым обладали отцы-становители мирового рока, я не способен даже безмерно бухать, как Буковски, превращая жизнь после перепоев в занимательные книги. Боже, да я даже наркоту не в состоянии принять, чтоб выродить низкопробный и банальный очерк о трипе. А в голове трасса 66, кабриолет и погоня за закатом. А вокруг тусклый свет от лампы, которую я закрыл тряпкой, занудно гудящий компьютер, яблочный сок, пальцы, бегающие по буквам клавиатуры и нервная, прерывистая и неуютная городская ночь.
И боюсь я только одного: остаться тем же человеком, который сейчас поставит точку и, перечитав написанное, останется им доволен.»
- Конец моей репутации... Из крайности в крайность, блин, – удрученно поделился чувствами с монитором Роберт.
Пролистал ленту в начало, обратив внимание на знакомый заголовок одной из заметок: "Летим нахер", и закрыл ноутбук. Вызвал такси и не торопясь вышел из дома. До назначенной встречи оставалось примерно полчаса.
Шофер остановил машину и выпустил пассажира в широкую и длинную очередь неприлично модно одетой молодежи. Очередь сверкала, переливалась, местами сдержанно, а местами не очень материлась, громко смеялась и почти не двигалась с места. Роберт, обошел плотно утрамбованную толпу по проезжей части и осмотрел вход в клуб. Над, украшенными флуоресцентными огнями дверьми, висели огромные, чуть приоткрытые в до невозможности пошлом вздохе, ярко красные губы. Между ними горело фиолетовым пламенем название заведения: "Levres". Огромных размеров охранники в смокингах, словно, колонны по обеим сторонам от входной двери напыщенно-сдержанно никого не пускали. Откуда-то из недр клуба доносился ритмичный гул басов.
- Роберт! - Из-за спин охранников выпрыгнула и тут же исчезла взъерошенная голова Линда. Он с трудом протиснулся между дылд и замахал руками, призывая Роберта к себе. - Привет! Как дорога? - Он положил руку на плечо писателя, что-то шепнул охранникам и те расступились. Роберт с Линдом вошли в небольшое помещение представляющие собой пустое пространство: гардероб с крайне уставшей физиономией гардеробщицы, томно уставившейся в судоку и мусолящей во рту кончик карандаша, и огромный горшок с каким-то растением в углу. Стены были обиты непонятной, но мягкой на ощупь черной матерей. Освещение - преобладающе ультрафиолетовое, благодаря чему по всему помещению можно было наблюдать разные абстрактные узоры.
- Пошли, пошли, - повел писателя в один из коридоров, ведущих прочь из гардеробной, Линд. - Говорят, за тем горшком в гардеробной есть дверь, которая ведет в место тайных собраний правящей элиты, - неожиданно таинственно шепнул он, потом подмигнул и добавил, - но мы то знаем, что самый виповский вип сегодня у нас.
Через некоторое время блужданий по коридорам, они вышли на балкон со всего одним столом, окруженным полу-круглым диваном так, чтобы было видно беснующуюся внизу фан-зону и сцену на которой очень качественно надрывался довольно известный и популярный рок-коллектив.
За столом сидели и в голос хохотали над чем-то две девушки. Блондинка с длинными распущенными волосами и рыжая с аккуратным, недостающим до плеч каре. Блондинка была одета в темно-синее, сдержанное и стильное коктейльное платье. Рыжая в черной рубашке навыпуск с завернутыми по локоть рукавами. Она небрежно, легким движением кисти отправила за ухо непослушную челку, и Роберт с удивлением отметил, что на ее лице, прямо над правой бровью, оказалась частично скрытая непослушными локонами небольшая черная татуировка: слово "Muse", аккуратно переходящее в некий узор, чуть заходящий на скулу под глазом и, извиваясь, пропадающий где-то в районе уха. Обеим девушкам с виду можно было дать от двадцати до двадцати семи лет.
;;Дамы, - констатировал неоспоримый факт Линд, обращая на себя их внимание, - потом кивнув в сторону блондинки, добавил, - это Лара. Врач. Твоя, кажется самая преданная почитательница, - затем в сторону рыжей, - а это Эми... Хмм далеко не самая...
- Линд, а это еще кто? - спросила Эми, снисходительно уставившись на Роберта.
- Роберт, Роберт! - расплылась в улыбке Лара, - Очень давно теплилось во мне желание с вами познакомиться, - она протянула ему руку. Эми нехотя последовала ее примеру. После обмена рукопожатиями, они сели.
- Вы тот несчастный писатель, о котором весь вечер трындела Лара? - начала Эми.
- Эми, ты чего? - осуждающим тоном бросила Лара, но Роберт ее перебил.
- Если она говорила про некоего Флангура, который написал очень плохой, однако, вместе с тем, самый обсуждаемый на сегодня роман, то да. Рад знакомству.
- Взаимно, - неожиданно тепло улыбнулась Эми.
Появился официант и поставил перед девушками высокие стаканы с разноцветными коктейлями, а перед мужчинами два стакана с темно-коричневым содержимым и огромную тарелку с луком фри, креветками в панировке и шариками жареного сыра. Музыканты на сцене отыграли очередную песню. Эми привстала и зааплодировала вместе толпой. Тут же заиграла следующая.
- За творческие успехи наших любимых артистов! - девушка подняла стакан и все выпили.
- По-моему немного неправильный тост, - заявила Лара, - писателя ведь нельзя считать артистом, а я не хочу оставлять Роберта в стороне от такого, довольно всеобъемлющего тоста.
- Формально нельзя, - ответил Линд, - по крайней мере, в голове при слове «артист» писатель уж точно не вырисовывается.
- А чем мы так сильно отличаемся от музыкантов или актеров? - спросил Роберт, - так же развлекаем толпу.
- Абсолютно точно, - добавила Эми, - как скульпторы и художники. Все они артисты.
- В общем-то, если смотреть широко, то вы правы, - ухмыльнувшись, сказал Линд, - правда, совсем не просто так одно из значений этого слова - притворщик.
- А я с ним тоже согласна. Со значением, то есть. Причем совсем не в негативном ключе, - ответила Эми. - да, они притворщики. Но это часть их самих. Притворяться в том, что они делают. Быть другими в том, куда они вкладывают душу. Не такими как, может, в повседневной жизни. И именно за это умение виртуозно и интересно притворяться, мы их и любим.
- Получается, что любим мы не их самих, а то, как они притворяются и как это притворство выливается потом во что-то нам близкое, - задумчиво добавила Лара.
- Господи, да вы просто любите их творчество, не усложняйте. А то минут через пять вы дойдете до того, что притворство - это ложь и проведете параллель со сладкой ложью имея в виду, конечно, плоды творения артистов, после чего вас настигнет дилемма о моральной составляющей лжи и мы вас окончательно потеряем, - сказал Роберт, отправляя в рот сырный шарик.
- Испортил весь разговор, - обиженно надула губки Эми и несильно толкнула Роберта плечом. Потом заговорщецки дотронулась до руки Лары и подмигнула ей. Девушки захихикали и, объявив, что они скоро вернутся, вышли из-за стола.
Линд проводил их взглядом.
- Знаешь, - задумчиво сказал он, - у слишком красивых баб только одно серьезное жизненное испытание - в нужный момент дать нужному мужчине... Хотя и у не слишком красивых, в общем-то, тоже.
- Ладно, сдай ка мне Эми. – неожиданно начал Роберт, - Что я должен о ней знать?
- Ну фу - поморщился Линд.
- Да прекрати, сам знаешь: там, куда они сейчас пошли, творится полная и бесстыдная утечка абсолютно всей информации о нас. Составляется план действий с множеством вариантов развития событий, и обсуждаются мнения двух боевых подруг.
- Да ладно-ладно, - усмехнувшись, сказал Линд, - я так понимаю, Эми тебя зацепила? Та еще стервочка раньше была. Самое важное, что тебе нужно знать - дефлорация у нее прошла в 13 лет. Причем ей маниакально понравилось и с тех пор… ну вывод сам сделаешь.
- Она что шлюха..?
- Да нет же! Почему если у человек в возрасте, в котором гормоны, точнее, сама мать природа тянет на секс, он все же случается, то этого человека сразу считают каким-то неправильным?
- Не знаю. Стереотип современного общества.
- Вот именно. А теперь отбрось его.
- И мы получаем... Опытного и безотказного партнера?
- Не так сложно, правда?
- Ну, вообще-то... Это ведь тоже не стопроцентный вывод из твоегозаявления. Вдруг ты имел в виду, например, «обходи стороной тему постели! Подушки и покрывала при ней не упоминай!»
- Ты все правильно понял. Не усложняй. При желании у любого утверждения можно найти несколько ветвей осмысления.
- Думаю не у любого...
-О боже! Да вот тебе и пример! Ты только что оспорил утверждение, что «у любого утверждения можно найти несколько ветвей...»
- Все-все, проехали. Понял.
К столу вернулись девушки. Необычно счастливые и странно улыбчивые они тяжело плюхнулись на диван.
- Эээх, - укоризненно поглядел на них Линд, - а ты говоришь... Планы, информация, хитросплетения... - он перевел взгляд на Роберта, - трава и витаминки, – вот и все их секреты.
Лара ткнулась лбом в плечо Линда. Эми подсела к Роберту и потерлась своей теплой щекой о его щеку.
- Ну и что вы нам умного скажете, а, девчонки? – провокационно усмехнулся Линд.
- Мудрых высказываний слишком много... - серьезным тоном вдруг произнесла Эми. - Их проблема в том, что они - оболочка из слов, выстроенных в непривычной, новой для восприятия последовательности, скрывающей за собой уже дааааавно известную или очевидную истину.
На секунду повисло молчание. Лара с Эми пересеклись взглядами и вдруг дружно захохотали.
- Ясненько. - подвел итог Роберт. Внизу гитарист дотянул последнюю ноту, барабанщик треснул по тарелкам, вокалист оборвал свое «У-уу» словами благодарности. Неожиданно он добавил, утирая со лба пот: «и, конечно! Шума нашему концертному директору и пи-ар менеджеру Амелии Райан!»
Эми вдруг высветил слепящий луч света, она тут же вскочила и замахала руками беснующейся внизу толпе. После нескольких секунд рукоплесканий и одобрительного воя толпы, луч погас, и девушка снова упала на диван рядом с Робертом.
- Роберт, - обратилась к нему Лара, - раскрой секрет, работаешь над чем-нибудь? - девушка незаметно перешла с новым знакомым на «ты».
- В данный момент...
- Конечно, работает! Но это корпоративная тайна, - подмигнул писателю Линд.
- Твой новый рассказ «Место без бога» довольно неплохая работа. А вообще я обожаю блог! Колко и вместе с тем очень душевно! – отметила Лара.
Роберт тяжело взглянул на Линда, но лишь уперся в его равнодушно-прагматичное лицо, потом перевел взгляд на девушку и улыбнулся, - спасибо, - скромно добавил писатель.
***
Линд приобнял Лару за талию, поцеловал и, прихватив с собой со стеклянного столика бутылку вина, они, сладко перешептываясь, покинули огромный балкон, открывавший бесподобный вид на ночной город с высоты птичьего полета, и пропали в недрах своей половины люкса. До ушей Роберта и Эми донесся звук захлопнувшейся двери.
- Чудесный отель, - сказала Эми, блаженно прикрывая глаза и устраиваясь поудобней в уютном и просторном пуфе-мешке.
Внизу трепетал огнями город, ночное небо, словно, его холодное отражение, поблескивало точками звезд.
Роберт и Эми, утонув в пуфах, смотрели на игривые язычки пламени в трубке газового обогревателя.
- Интересно, сколько Линд завтра утром за все это заплатит?
- Его проблемы, - фыркнула Эми, проигрывая полупустым бокалом с вином, - мы все были против, он сам сказал, что угощает.
- Цинично.
- А что поделать? Это же Линд. Ему вечно что-то взбредает в голову, но, надо признать, когда взбредает, жалеть об этом не приходится. Точнее не всегда… А вообще разнообразие - это дорогое удовольствие. Разве тебе не хорошо сейчас?
- Мне давно так хорошо не было, - признался Роберт.
- Ну да. Люди, зарабатывающие на жизнь творчеством, довольно странные.
- М?
- Внутренние терзания, кризисы, какие-то идеи безумные. Так невозможно долго и стабильно получать удовольствие от жизни. Если вообще возможно.
- Просто некоторые люди должны быть счастливы.
- Почему только некоторые?
- Остальные должны для них сочинить и писать. Развлекать своими идеями. Ведь даже когда смысл работы печальный и грустный, оценивший этот смысл потребитель все-равно счастлив, когда прочел и понял. Все-равно получил в некотором роде удовольствие.
- Должны? Хах, тогда чем ты от клоуна отличаешься?
- По сути ничем. Посылом и методом. А так, что я, что он - клоун, мы вызываем у людей эмоции, а это самое потрясающее, что существует у человека. И когда у нас, клоунов, получается их вызывать, тогда и нам перепадает робкая, но искренняя улыбка удовлетворения.
- Ты даже сейчас не можешь спокойно наслаждаться моментом, - упрекнула его Эми и неуклюже выкарабкалась из недр пуфа, - пойду еще за вином схожу.
Роберт ненадолго остался один. Девушка появилась на веранде спустя пару минут и позвала его. Он обернулся. Эми была в одном нижнем белье черного цвета и небрежно держала в руке бутылку вина. Огромную площадь ее кожи, скрытую до этого момента одеждой, покрывали татуировки. Цветы, надписи, несколько черепов, листья, птицы, перья: все это покрывало ее ноги, живот, грудь, плечи и спину сливаясь в единое бесподобное и непонятное, но вместе с тем, завораживающее произведение искусства.
- Там только белое осталось. Кстати, думаю, предплечья тоже стоит забить. Как считаешь? - спросила она.
- А есть идеи чем?
- Неа. Но идеи придут. Они всегда приходят. После каждого эпизода, который стоит того, чтобы его никогда не забывать.
- Этот тоже не забудешь?
- Не знаю. Поглядим. Можно к тебе? - Эми подошла и недожавшись ответа, провалилась в пуфик к Роберту.
- А над бровью татуировка? Это что за эпизод? - шепнул он в губы девушки.
- Это по пьяни. После концерта группы «Muse», - улыбнулась девушка.
Какое-то время они, молча и без малейшего движения лежали, прижавшись, друг к другу.
- Ты веришь в людей? - первой нарушила молчание Эми.
- Что? - Роберт открыл глаза.
- Веришь ли ты в людей? – настойчиво повторила девушка.
- А. Да, верю.
- И в меня веришь?
- Почему нет? Верю.
- Если я скажу, что я могу ходить по воде, поверишь?
- Вряд ли.
- То-есть не веришь?
- Постой, - Роберт с силой зажмурился и, резко открыв глаза, заглянул в светло-серые глаза девушки, - причем тут это? Верю я в тебя, но здравый смысл никто не отменял.
- Если бы ты верил, то в твоем сознании я бы спокойно по ней ходила, - укоризненно сказала девушка.
- Бред какой-то. Вера мешает адекватно воспринимать реальность.
- Неа. Настоящая вера помогает совершить чудо и поверить в него.
- К чему ты об это вообще?
- Я прочитала «Место без бога».
- Задел чувства? - саркастично спросил Роберт.
- В бога я не верю. Но веру как факт и как спутника абсолютно каждого человека не отрицаю.
- Как тебе рассказ?
- Неплохая сказка. Хочешь я тебе тоже расскажу?
- Серьезно? Хочу.
СКАЗКА ЭМИ «БЛЯМ»
Сначала было страшно. На миг дыхание перехватило, сердце рухнуло в непроглядную тьму несоизмеримо бесконечной глубины. Мимолетным, но абсолютно явным, выжигающим всполохом был тот страх. Потом Артем шел. В глазах периодически темнело, но видимое ни разу не выключалось до конца, лишь чуть приглушало свет и тут же восстанавливало верный баланс, словно, играя с экспозицией. Ущелье было довольно узким, но свободно идти ничего не мешало. Оно в меру петляло и поворачивало, напоминая горный лабиринт. Артем целеустремленно двигался вперед, хотя не помнил ни как он тут оказался, ни вообще что-либо связанное с подъемом к Небесным вратам в Китае, приездом к подножию, решением его жены отправиться сюда на Новый год, свадьбу, поступление в университет, в школу, первые свои шаги, слова, родителей. Было только одно воспоминание. Он помнил колючий и вязкий след страха. Безумного, но столь же короткого - моргнувшего лампочкой, разлетевшейся в дребезги, спустя миг, а потом он уже шел , пробираясь неизвестно куда по одной этой дорожке, зажатой между глыб.
- Меня зовут Артем, - шептал он, опираясь в слишком узких местах петляющей тропы на холодный, шероховатый камень. - ... Артем. Я здесь. Иду вот, иду. Зачем иду? - он остановился и посмотрел назад. А позади ничего не было. Дорожка метрах в пяти, обмакнувшись в промозглого вида туман, терялась в его еле-заметно мерцающих, волокнах. Несмотря на спокойствие и умиротворение, обволакивавшее все вокруг, туман казался каким-то неприятным, войти в него, словно, означало вылезти из уютного кресла, согретого приятно потрескивающими в камине дровами, и шлепнуться в лужу на улице под беснующийся ливень. Артем поежился и пошел от него прочь.
Темнеть в глазах стало реже, однако, добавилось другое неприятное чувство. Чувство голода. В животе урчало. Спустя миг он понял что именно его так растормошило . Пахло костром и жарящимся мясом. С каждым шагом запах усиливался, а желудок все более настойчиво и жалобно просил еды. Поворот. Еще один. Еще. Артем перешел на легкий бег, снова резкий поворот, остановиться он не успел, страх обжег ледяной влагой - туман. Артем зацепился за что-то ногой и упав, прокатился несколько метров, отчаянно кувыркаясь, пытаясь зацепиться расставленными руками за каменные стены лабиринта, которых из-за плотного тумана даже не было видно. Наконец, больно шлепнувшись напоследок о землю, он выкатался на небольшое открытое пространство, обрамленное все теми же горными склонами. Площадка была довольно тесной, выполненная в форме идеального круга. Посередине стоял маленький и блестящий одноразовый мангал на котором, капая жиром на угли, вызывая редкие всполохи огня, жарилось на нескольких шампурах, крайне аппетитного вида мясо. Прямо напротив него, возвышаясь на небольшом камне, сложив ноги в позе лотоса сидело довольно странное существо. У существа были длинные худощавые руки, которыми оно ловко вертело шампуры. Костлявое, немного сутулое тело и совершенно белоснежный цвет кожи, настолько плотно обтягивающей существо, что, казалось, она вот-вот лопнет и разойдется, свернувшись в трубочки . Нос был настолько мал, что практически не выступал из плоского лица, вместо ушей - две небольшие дырочки. Растительности на теле не было никакой. Единственным атрибутом одежды на нем была ярко-красная набедренная повязка, рядом лежал того же цвета халат и аккуратно поставленная пара пушистых тапочек в форме кошачьих мордашек.
- Мясо еще не готово, рано ты, - сказало существо, обращаясь к Артему, но не поворачивая к нему головы. - меня зовут Блям.
- Артем, - ответил Артем, поднимаясь и отряхивая пыль с... Он только сейчас обратил внимание, что одет в длинный, почти до самой земли, домашний красный халат, а на ногах у него пушистые тапочки в форме кошачьих мордашек. Не показывая удивления, он сделал несколько шагов в сторону Бляма и смело протянул ему руку. Тот протянул свою, отвечая на рукопожатие, и взглянул Артему в глаза. Разрез был не очень широким, но кроваво-красная радужка глаз отчетливо выделялась, обрамляя еле-заметную точку зрачка, на фоне белка почти сливавшегося со столь же белой кожей вокруг. Несмотря на жуткий цвет, взгляд не выражал ничего, кроме, дружелюбного, немного усталого равнодушия.
- Нуу... - затянул Артем, но неожиданно осекся, спрашивать было нечего. Или не понятно что именно. Поэтому он последовал приглашающему жесту Бляма, указавшему на место напротив мангала. Артем снял халат, сложив из него подушку и оставшись в одной белой футболке и красной набедренной повязке, уселся на него, скрестив ноги.
- Глупые вопросы предполагают воспоминания. А у тебя их нет. - сказал Блям. - ты видишь, что вокруг горы, значит, ты в горах. Ты видишь меня, но понимаешь, что не очень вежливо интересоваться, что я такое, поэтому удовлетворился именем. С людьми без прошлого разговаривать приятнее всего. Если они и спрашивают, то по делу. Что-то, что действительно их интересует. Есть ли на земле что-то, что тебя интересует?
Артем немого растерялся и задумался. Может, минуту назад он бы поинтересовался на счет того, откуда он здесь или, например, что за туман его преследовал. Но раз он тут оказался, а Блям его ждал, значит, так было надо, а туман - это, в сущности, туман и есть. Неожиданно он замялся. - а в каком смысле "на земле"?
- Действительно. - Блям крутанул шампуры - на планете, на этой земле, или это вообще предполагало всё. Почему планету вообще назвали "Земля"? - Блям ощупал взглядом Артема, как-бы давая понять, что вопрос должен был прийти именно от него. - Это, честно-говоря, само собой разумеется. Надо было придумать слово, обозначающее то, что у нас под ногами. На всех языках это слово означает "земля". - голос у Бляма был довольно приятным, спокойным и размеренным, однако, звучал необычно, словно шел из глиняного кувшина. - Следовательно, и на планету это тоже распространилось, просто, с течением времени и истории. Я бы даже сказал: естественный процесс. Да что далеко ходить? Любая, имеющая достаточно развитое население, планета будет называться "Земля". Только, конечно же, звучать это слово будет по другому. А смысл, я уверяю, останется тот же.
- Ничего удивительного. Любые слова будут звучать по другому... бабочки вот - в опасной близости от носа Артема пролетела огромная разноцветная бабочка. Он отмахнулся.
- Тоже не нравятся? - недобро ухмыльнулся Блям. - Бабочек можно сравнить с проститутками. Сначала - это прожорливая гусеница, усердно насасывающая на Каен. А потом, глядь - уже ухоженная, расфуфыренная бабочка, курсирующая на нем по местам ранних кормежек, только для того, чтобы проехать мимо бывших подруг, как-будто случайно, с лицом полной отрешенности от прошлого.
- Я как-то никогда так глубоко не копал. - Ответил Артем, принимая шампур с ароматным, дымящимся мясом. - А как так вышло, что я более-менее, многое знаю, но при этом совершенно не помню ни то, как я получил эти знания, ни вообще чего-либо о прошлом?
- Это называется свобода. - Блям снял кусок мяса с шампура и отправил его в рот. - Не абсолютная, конечно, - жуя, он продолжил - абсолютную свободу, не самообанываясь, мы можем почувствовать лишь на мгновение и то до рождения, появления на свет, потом же мы уже не свободны, хоть часто думаем об обратном.
- А у нас нет выбора?
- О чем ты?
- Я всегда думал что жизнь имеет две точки, а все что остается нам - рисовать между ними пейзажи, счастье, вдохновение, любовь, вообще все прекрасное, избегая противоположного. Так вот, что-то мне теперь подсказывает, что эти две точки две соединены не прямой, а окружностью.
- Ты прав. Только точка всего одна. И проходя через нее сызнова стирается все, что ты нарисовал. Вот только люди не всегда понимают, что чем ближе к концу, тем ближе к началу. А на счет выборов. - Блям почесал острием шампура висок. - Их, правильных, не существует. Их нет. Как таковых. Вообще. Да и сам "выбор" лишь эмоционально окрашенное слово, вводящее иногда в некий трепет, когда кажется, что он есть и он важен.
- Я ничего не понял. - Артем доел и воткнул шампур в землю.
- Черт возьми, ну вот ты идешь по дороге и она раздваивается. - Блям сверкнул взглядом и уставился куда-то в лоб Артему. - Куда идти ты знаешь, допустим, надо тебе, условно, домой. И висит указатель «Домой по правой дорожке», однако ты точно знаешь, что «домой» - это по левой. Куда ты пойдешь?
- По левой.
- Вот. Выбор - иллюзия только потому, что мы перед ним стоим всегда и постоянно, но поменять в конечном счете ничего не можем. Сделать правильный выбор - невозможно. Мы все-равно сделаем какой-нибудь, и это будет называться жизненный этап, а не жизненный выбор. Если тебя спросят "выбирал ли ты свою жизнь", ты что ответишь?
- Не выбирал, наверное.
- А как ты мог ее выбирать? Жизнь не выбирают, ее проживают. Ты даже пищу не выбираешь в ресторане. Ты смотришь на предложение и заказываешь то, что тебе хочется в данный момент или уходишь или миришься. Ты живешь для себя. Все твои "выборы" - он надавил на это слово - это размышления о том, а "как же будет лучше мне"?
- Есть такие вещи, как "надо", "долг"...
- Есть. Но и на эти вещи такое клеймо устанавливаешь ты сам. Их может регламентировать закон, религия, да родители в конце концов. Но соблюдать их или нет зависит от твоего ощущения необходимости.
- От моего выбора! - Артем злорадно ухмыльнулся
- Неверное это слово, слишком широкое.
Они какое-то время молчали. Потом Блям достал откуда-то алюминиевую флягу и, сделав глоток, протянул ее Артему.
- На вот, это последняя.
- Может, крайняя? - покосился на него с проблеском надежды Артем.
Блям гоготнул - У меня такое чувство, что люди, которые говорят «крайний» вместо «последний» боятся жить. Как-будто замена подходящего по смыслу слова на менее подходящее, но, как им отчего-то кажется, менее "зловещее", сможет что-то поменять. Суеверные и мнимые бестолочи. Пей. Именно последняя, именно сейчас для именно тебя.
Артем глотнул и почувствовал освежающий, легкий, сладковатый напиток.
- Ммм - протянул он - что это? Никогда не пробовал.
- Мана - ответил Блям - Эх, жаль нет толку в нашей беседе. Вот надо оно тебе было? Ладно, увидимся через девяноста четыре года, Во-Аель. - и резким движением Блям воткнул шампур в лоб Артема, пробив его голову насквозь.
Артем замер с открытыми стекленеющими глазами, выражающими недоумение.
- И воздастся им за грехи их - пробубнил Блям, вытаскивая шампур. Тот легко выскользнул из головы Артема. Крови не было. Что-то сверкнуло и на его месте остался лишь красный халат и тапочки с кошачьими мордашками.
- Кто у нас следующий, Серафим? - крикнул Блям куда-то вверх.
- Белиал, по моему, или падший, сейчас посмотрю, я не помню. - отозвались оттуда, как-будто через граммофон, причем фоном с речью шла другая, задорная и эмоциональная, исходящая от известного испанского футбольного комментатора.
- Да ты задолбал уже со своим футболом! Можешь нормально хоть одну смену отработать?!
- Гавриил, не ори на меня! С твоими увлечениями я бы молчал! Сейчас, так... Да, сейчас Белиал, потом еще два падших, кстати, наших знакомых, я даже спущусь к последнему... - затянул голос.
- Ну не отвлекайся! Время, время! Уберите лишние халаты, в прошлый раз забыли, как дурак сидели тут с лишним! И смени мне вид уже.
- Понял, сделаем. - отрапортовал голос. Все крутанулось и Гавриил уже сидел на камне посреди солнечной поляны со всех сторон окруженной лесом.
- Супер.
- 5 минут перекур и запускаю. - Гавриил кивнул, достал из набедренной повязки сигарету и зажигалку, закурил.
- Странно, нагрешили они так, что теперь людьми стали, а работаем с ними мы. Причем, их, зараза, все больше и больше становится. Вчера вон, Метатрона сослали вниз.
- Да ладно?! - голос сверху звучал крайне удивленно.
- Шо да ладно? - грустно ответил Гавриил, - поймали его за воровство яблок из сада божьего.
- Вот бестолочь, то. Надолго его? - протянул голос
- На пару сотен лет точно. Не знаю подробностей. - Гавриил послал в небо несколько дымных колечек.
Конец.
Роберт рассмеялся.
- Мило, - добавил он, - сейчас придумала?
- Ага. Правда, понравилось?
- Вполне. Оригинально. Даже очень.
- Попробуешь тоже?
- Сказку придумать?
- Ну да. Расскажи мне сказку.
- Так, хорошо, давай... Жили-были... - громко и напыщенно начал Роберт.
- Не-не-не, - прервала Эми, - давай без этого. Бери смысл из души, а сюжет из головы.
СКАЗКА РОБЕРТА «ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ОДНОГО МОНГОЛА»
Цонцыпа изо всех сил пытался устоять на ногах, но глубокий снег так и норовил зацепить, удержать и шлепнуть монгола в себя. Он бежал, сильно прихрамывая и поливая кровью белоснежное полотно уже около получаса. Шумно дыша, всхрапывая и вцепившись правой рукой в левый бок, он все же, вскоре, не удержался и рухнул посреди негустого и довольно светлого, доброго леса. Однако воин не замер, а сразу пополз к ближайшему дереву. Прислонился. Глянул по сторонам, обтер усы и бороду. Судорожно зашарил по недрам шкур, в которые был одет. Выудил оттуда небольшой кожаный сверток, развернул, зубами впившись в скрепляющую его веревку. На него высыпались несколько продолговатых емкостей, закупоренных пробками, кривая игла, нить и пара тряпок. Цонцыпа проводил взглядом каждый предмет и ,наконец, посмотрел на левый бок, чуть приотняв от него руку. Обломок стрелы должен был пройти по касательной, но, вспоров кожу, застрял, зацепившись зубьями за плоть.
- Ааат - просипел обиженно монгол - мать его...
И дернул за стрелу. Брызнуло.
- Чтоб погорел твой улус! - он сильнее прижал рану. Откупорил и выпил сразу из несколько емкостей. Свободной рукой снова залез в бездонное пространство под шкурами, на этот раз доставая походную трубочку (благо, забитую) с аккуратной, самодельной крышкой и огниво. Помучившись и похрипев, закурил. Сделал несколько сильных вдохов, так, что несмотря на полдень на лице заиграли красным раскаленные угольки.
- Тааак, недолго уже, немного - скрипнув зубами, вывалил угли на рану. Запахло горелым.
Цонцыпа знал, что стрела отравлена. Еще он знал, что яд действует крайне медленно и у него еще есть минут пятнадцать подумать о карме и новой жизни. Страшно не было. В ушах звенело, периодически, когда он водил глазами, цепляясь за окружающую среду, мир оставлял за собой отчетливый, но быстро угасающий след.
- У-у, дьявол. То треклятый яд... - Цонцыпа передернуло, затрясло и, вдруг он понял, что не видит всей картины леса. Как-будто кто-то держал перед глазами запотевшее стекло. Лишь старый пень в нескольких шагах от монгола удавалось удержать в фокусе.
- Ну все, - простучали зубы - уже скоро. - Но не закрывались глаза. Не туманилось сознание. Хуже не становилось, только пень теперь закрывал своей тушкой здоровенный бобер. Цонцыпа глядел на бобра. Бобер сидел на задних лапах, чуть ссутулившись и исподлобья смотрел на монгола.
- Эээкий ты. Ц. - недобро нарушил молчание зверек, не разрывая при этом зрительного контакта. Медленно повел мокрым носом .
- Ты Всевышний? Ты пришел предречь мне новую жизнь? - Спросил воин, сползая вниз по дереву. Силы все же начинали покидать тело. Мышцы отказывались работать.
- Тьфу ты. Бешеный какой. Я пожрать искал. - бобер поднял с земли веточку и принялся ее аккуратно обгрызать.
- Зачем тебе еда кода ты питаешься истиной, пребывая в нирване блаженства... - прикрыл глаза.
- Ну, без еды можно прожить месяц. - из палочки получилась небольшая зубочистка.
- Можно, - согласился монгол - а смысл?
- А без смысла можно прожить всю жизнь. - бобер страдальчески принялся что-то ей из зубов выковыривать.
Монгол вздохнул - Истина! - восторженно прошептал он. - Скажи мне, о великий, какие ошибки я совершил в жизни?
- То, что ты дышишь до сих пор - уже ошибка.
- И то истина! - он кашлянул кровью.
- Слышь, орехами от тебя пахнет. Есть? - Бобер опасливо огляделся. - Только без подвохов, а то знаю я некоторые лесные орехи. Наешься этого говна, а потом гадишь дальше чем видишь.
- Нет, светлейший... - опустил голову Цонцыпа.
- Жаль - протянул бобер, в горькой задумчивости почесывая яйца.
В поле ясной видимости неожиданно вбрело двенадцать зайцев. С грустными и до одурения тупыми физиономиями. По шесть с каждой стороны бобра.
- Это твои ученики? - спросил Цонцыпа
- Не, они не местные. - Бобер вскарабкался на пень.
- Что будет со-мной, пресветлейший бобер? - зайцы переглянулись, выдохнули разом. Зашептались.
- Ох, помрешь, горемыка. - бобра явно смущало присутствие лопоухих.
- В другой жизни? Что с нами там происходит?
- А я зна?
- Аязна... Чудный мир явился мне и откровение в минуту смерти. - Монгол выпрямился и сильным голосом изрек - Идите и расскажите всем, о удивительные, святые зайцы! Нарекаю вас своими апостолами и ближайшими учениками! Все расскажите, что слышали уши ваши. О смысле, об удивительном мире Аязна! О великом священном бобре! - и, указав на бобра трясущейся рукой, монгол умер.
Зайцы посмотрели на пень и никого на нем не увидели. Но ни один не усомнился в истинности слов. Не стал бы врать их брат по оружию, отчаянный и смелый Цонцыпа перед смертью. Все двенадцать воинов поудобней закутались в шкуры. И молча побрели прочь. Каждый в свою деревеньку. В свою общину. Победа и спасение достались немалой ценой. Надо было отмечать и поминать.
***
- Мудрый был. Мудрым стал. Мудрым остался! - надрывала связки экскурсовод, сотрясая своими воплями своды огромного, лоснящегося от золота и драгоценных металлов, храма.. - самая широко известная мантра, самой широко известной религии в мире! - она лазерной указкой поставила точку на гравюре, изображающей улыбающегося, распятого на пне шестилапого бобра с зубочисткой в зубах в окружении двенадцати грустных зайцев с до одурения тупыми физиономиями и нимбами над опущенными ушами. - ... слова одного из его учеников! Так же как и он, еще одиннадцать из перерожденных из святых зайцев в апостолов и проповедников вместе со смертью Цонцыпа. Он умер, и стал богом, подарив истину всему человечеству, совершив чудо перерождения!
Турист Володя щелкнул камерой, блеснув на миг вспышкой. Глаза экскурсовода полезли на лоб:
- Нельзя фотографировать!!! - завопила она громче прежнего и взвившись, кинулась к нему, широко расставив руки. Володя шарахнулся в сторону и тут оказалось, что он был в шлепках и шортах. Лицо женщины успело сменить все цвета радуги перед тем, как раздался душераздирающий крик, наполненный болью, ужасом и решительным катарсисом - ВОООН!
Володю выкинули из Цонципанского храма в мокрый от тихонько, но уже довольно давно моросящего дождика, песок. К нему тут же подлетела молоденькая, симпатичная блондиночка, одетая в эротически-библиотечном стиле.
- Дурак ты, Володька! - Вздохнула она помогая ему подняться. - ну это же Обитель Святого Бобра! Уважать традиции самой распространенный религии тебя не учили? Ты ведь тоже лущеный! Вчера вон, двоих таких же, которые в шлепках в храм... Пришлось камнями закидывать. Так что тебе повезло еще. Слава Бобру!
- Воистину, слава... - сказал Володька разглядывая разбитое колено. - слушай, а это храм какого направления?
- Зайца-апостола третьего. Преподобного Шаманхуева.
- Угу... - кивнул Володька - знаешь, давай в остальные мы не пойдем.
- Почемууу? - захныкала блондиночка, поправляя очки.
- Ну только если есть такое направление, где они не выкидывают из храмов за шорты и шлепки, разрешают пить и закусывать на месте, а послушницы исключительно женского пола и исключительно милы - Володя хитро ухмыльнулся и посмотрел на свою спутницу.
Та распылась в улыбке схватила его за рукав и куда-то потащила, по пути приговаривая:
- Ну, конечно, глупенький... Заяц-апостол восьмой. Ты на лекции вообще ходишь? Преподобный Вертихвост, вот концепция его понятий заключается в том, что...
Конец.
- Тоже в религию скатился, - сказала Эми, едва касаясь своими губами губ писателя.
- Косяк, - признался Роберт.
- Вдохновение придет. Придет непонятно откуда. Ты даже сразу не поймешь. Сюжет нарисуется в твоей голове, как живой. Настоящее и реальность смешаются с красками фантазии, и ты напишешь свой шедевр.
- Почему ты решила, что у меня кризис? Я же пишу. Блог вон...
- Ты лучше меня знаешь, что это полная херня. Да и Линд не просто так с тобой возится.
- Хм...
- Погоди, еще одна наклевывается... Про тебя на этот раз. В старости, - Эми укусила Роберта за щеку и заговорила.
СКАЗКА ЭМИ «ТАКИЕ РАЗНЫЕ ЛИЦА»
- Понимаете в чем дело. Я проживаю не свои жизни.
- Интересно, продолжайте... - мужчина, умудренный морщинами и преобладающей сединой в том клоке волос что еще выбивался из лысеющей головы, кончиком карандаша тронул очки-половинки, чуть наклонился, скрипнув доской деревянной лавочки на которой они сидели и с неумело прикрытым интересном взглянул на говорившего, - что вы имели в виду, сказав "не свои"?
- Вообще-то то и имел. В совершенно прямом смысле. Поймите меня правильно, - он не знал как объяснить этому человеку хоть что-то. Мысли, которые для самого себя выглядят ясными, привычными и лаконичными не умели построиться в его сознании в слова и выразиться понятным языком. - Чурчхелу?
- Не откажусь, - мужчина закрепил карандаш на планшете и принял из рук собеседника сладость.
Некоторое время молча жевали. Внизу, буквально в метре от их ног отвесный обрыв методично принимал на себя удары морских волн. В дали виднелась мачта какого-то корабля. Темнело.
- С вашего позволения, я начну издалека, - начал мужчина и сразу продолжил, - вы никогда меня не видели. Никогда обо мне не слышали до позавчерашнего утра, когда ваш коллега и добрый друг неожиданно позвонил и предложил вам рассмотреть интересный психический случай. Это заставило вас взять больничный и оставить клинику на попечение некой Алены, которой вы не доверяете и которую недолюбливаете только потому, что ей двадцать шесть, а вам шестьдесят семь и вылететь срочным рейсом сюда. Но откуда вы знаете этого "доброго друга"?
- Ну все что вы мне рассказали - чистая правда, этим с вами мог поделиться Максим Леонидович. Если же вам интересно как мы познакомились...
- Позвольте я вам расскажу, - перебил старика собеседник, - пять лет назад на одной пошлой светской вечеринке, куда вас затащила любимая дочь за что вы на нее, конечно, не обижаетесь, ведь она хотела как лучше, вы разбили нос ее ухажеру, а оттаскивал вас именно Максим Леонидович. Вопрос: что на этой вечеринке делал еще один, я извинюсь, выбивающийся из возрастного контингента человек?
- Очень просто...
- А вот и нет, - снова перебил его неизвестный, - вы с ним ровесники. На момент встречи вам обоим было шестьдесят два. Максим Леонидовичу продали не тот билет. Старик хотел попасть на свингер-пати "Кому за много", а попал к вам. Почему? Потому, что продавец билетов Сёма сам положил глаз на этот билет. Почему? Потому, что от него год назад ушла жена, узнав, что у бедняги проблемы с работой. Желание расслабиться и пожить еще сколько получится на всю катушку нахлынуло внезапно.
В свои шестьдесят два Максим Леонидович уже знал о моем существовании. Откуда? Я был его психологом. Улыбаетесь? А мне не смешно. Три года он стабильно посещал меня. Я не буду вдаваться в подробности нашего с ним знакомства, иначе мы не успеем дойти до сути. Дело в том, что однажды, я рассказал ему то, что сейчас рассказываю вам. И он пропал. Тогда я еще не фильтровал информацию и выкладывал совершенно все подробности, чаще всего взять под контроль сознание получается с пьяну, эмоции накаляются и, естественно, он испугался, посчитал меня сумасшедшим, и я лег в дурку. Там было интересно и весело, но моя проблема не находила решения. Два года я там отдыхал, а когда вышел - понял, что мне стоит рассказать о своей особенности кому-то с бОльшим опытом. И вот, я наконец-таки здесь. И вижу, что вы внимательно меня слушаете.
- Чувствуйте себя свободно, говорите все, что придет в голову, я здесь ради этого и нахожусь.
- Последнее что я помню, это момент вынесение диагноза "чума". В 1350-м в Италии носатым врачом. Понимаете в чем дело... Я рождаюсь в уже взрослом человеке, я могу думать как самостоятельно, так и в кУпе с его мыслями. Могу влиять на его решения, правда, преимущественно, когда человек пьян или под воздействием наркотиков. Полный контроль над телом я получаю, если повезет, лишь за полчаса-час до момента смерти. Когда-то хочется исправить ошибки в жизни умирающего, особенно если получается проникнуться его сознанием, когда-то хочется оставаться на месте и принять все как есть, дабы побыстрее сменить тело. Потом все меркнет, и я просыпаюсь уже в другом человеке, частично сохранив память о предыдущем, частично переняв знания нынешнего. И так каждый раз: я просыпаюсь, а спустя какое-то время вижу в зеркале всё новые и новые лица.
- То-есть, вы - воплощение болезни? - спросил седой мужчина.
- Я не знаю кто я. За этим я к вам и пришел, но вполне возможно, что вы правы. Осталось не так много времени, скоро начнется приступ. Я вас обязательно отыщу в следующей жизни, мы с вами еще поговорим, а пока - надеюсь, вы нашли мою проблему интересной. У вас будет немало времени подумать, - неизвестный вдруг закашлял, оперся рукой на лавочку и упал в опасной близости от обрыва.
- Это действительно очень интересно... Неужели наконец... Да, это случилось... - он смотрел в спокойные глаза неизвестного. Они попеременно меняли цвет. Тот лежал совершенно неподвижно, не моргая, - хмм... - мужчина, умудренный морщинами и преобладающей сединой в том клоке волос, что еще выбивался из лысеющей головы; кончиком карандаша тронул очки-половинки, чуть наклонился, скрипнув деревянной доской лавочки на которой сидел, и продолжил смотреть куда-то поверх темнеющего горизонта.
Шагах в десяти от него тихо зажужжал разгорающийся фонарь, постепенно все ярче и ярче освещая прибрежную дорожку, ведущую вдоль обрыва мимо лавки на которой в каком-то вязком и тягучем одиночестве неподвижно сидел старик.
- Извините? Роберт Флангур? Я не ошиблась? - раздался робкий женский голос у него за спиной.
Он оглянулся, - вы очень наблюдательны, - улыбка вышла довольно доброй, почти убедительно искренней. Перед ним стояла до ужаса рыжая девушка лет девятнадцати в больших синих очках. В двух шагах от нее стоял, кажется, не находя себе места, недовольного вида парень.
- Ваши романы, просто, обалденны! Можно с вами сфоткаться? - радостно воскликнула она, потом спохватилась и добавила, - если вас не затруднит...
- Конечно-конечно, присаживайтесь, - вопреки ожиданиям девушка не стала просить своего спутника помочь с фотографией. Сделав несколько десятков селфи примерно за пять секунд, как ему показалось, со всех возможных ракурсов, девушка горячо и восторженный поблагодарила и кинулась к своему ухажеру, бросив напоследок немного грустным тоном: «Очень жаль, что вы больше не пишете...».
Старик снова остался наедине с собой. Моря видно не было. Фонарь освещал лишь планшет с несколькими прикрепленными к нему чистыми листами бумаги и часть прибрежной дорожки.
- Спасибо тебе... - тихий шепот рваной дрожью сорвался с его губ, - я так давно тебя не видел... Сколько прошло с момента нашей последней встречи? Когда родился сборник рассказов, помнишь? Хроменький, больной, но вышел. Почти десять лет назад... И ты, наконец, вернулась, - старик неуверенно, словно, боясь поранить нечто живое, взял карандаш и вывел на листе:
«Роберт Флангур. Такие разные лица. Роман.» Потом на мгновение замер и, зачеркнув название, написал: «Возрождение».
Он ухмыльнулся и уже уверенней и бодрее продолжил: «Глава первая. Я снова очнулся в чьей-то умирающей жизни. Мне снова предстояло ее умереть...»
Конец.
- Кажется, я у тебя получился съехавший, - сказал Роберт.
- Да нет, ничуть не отличаешься от нынешнего себя, - пожала плечами Эми.
- Тонко... тонко... - сказал он и сильнее прижал к себе девушку.
***
- Я не понимаю, как можно спать, когда в глаза светит солнце! - сказал Линд, стоя над пуфиком. Существа, зарывшиеся в нем, зашевелились.
- Вставайте, вставайте. Час дня, холодает, солнечно, - добавил он.
Первой из пуфика выползла Эми и, по-домашнему взъерошив волосы и потерев глаза, медленно и ритмично покачиваясь, прошествовала прочь с балкона.
- Ну как? - Спросил Линд у жмурившегося и недовольно возившегося в пуфе Роберта. - Взрыв эмоций? Полон вдохновения и желания творить? А? Лучшее что с тобой было, да?
- Отстань.
- Ой да пререстаааань, - по приятельски улыбнулся Линд.
- Мы всю ночь рассказывали друг-другу сказки.
- Че?
- Сказки. Друг-другу расска... Блин, две минуты! Дай мне проснуться.
- Эх, дилетант, - горько вздохнул Линд и вышел с балкона. Солнце и впрямь било Роберту в глаза. Он задумался о прошедшей ночи и после мимолетного колебания признался себе, что на самом деле было здорово, хоть и до ужаса не по сценарию из классических мелодрам и без логичной развязки, однако, в этом писатель как раз и увидел необычный, нетипичный шарм. Несколько минут Роберт наслаждался тишиной. Затем Линд вдруг снова появился на балконе. Замер над пуфиком. Спокойно и сдержанно сказал:
- Группа Эми в полном составе совершила суицид.
***
В гримерке клуба Levres тел уже не было. Только кровь на стенах, мебели и зеркалах. Работали несколько следователей и экспертов. Один из них объяснял, словно, окаменевшей Эми и обнимающей ее Ларе, что произошло. С другим в стороне от всех неслышно беседовал Линд.
- ... Вот это. Ясно? – очнувшись от ступора, услышал Роберт и мельком заметил, как его товарищ передал следователю, сложенный вчетверо, лист бумаги. Следователь кивнул и обратился ко-всем присутствующим:
- У вас пять минут. Выходим ребят.
Весь персонал собрался и неспешно покинул комнату.
- Они сидели кружком на полу, видимо, в усмерть чем-то обдоланные, - твердо и размеренно начала Эми, - потом бросали кости. Тот, у кого выпало больше всех должен был застрелиться первым. И дальше по убыванию, кхм, - прочистила она вставший в горле ком, - извините, по кругу. Сначала один, потом второй и так далее, передавая... Если так вообще можно выразиться, друг-другу револьвер.
- Эми, мне очень... - начала Лара, но девушка ее перебила.
- А, - небрежно бросила она, - сборище наркоманов. Привлекли к себе внимание напоследок. Если бы тихо и на склоне лет, но нет же. Мозгов подумать о своих близких и о фантах, среди которых бестолковая, готовая на все лишь бы походить на своих кумиров, молодежь, у них не хватило. Вот их, этих детей, их мне жалко уже сейчас.
- Эй, может, обойдется, - сказал Линд.
- Ты лучше меня знаешь, что это не так.
- Ты права, - согласился он после минутного молчания, потом добавил, - я только сейчас кое-что понял.
- Что? - спросила Лара.
- Жизнь и смерть - не антонимы.
- Согласен, - встрял Роберт, - это одно и то же. Если смотреть на эти слова в немного другом ключе и не считать слово «смерть» точкой, то его можно применить вместо слова «жизнь». Человек «просмертивает» свой путь до конца.
- Слишком сложно. Я о другом, - взглянул на писателя Линд, - жизнь, в привычном понимании, это - процесс, а смерть - обозначение мгновения, - он сделал паузу, - надо придумать жизни достойный антипод.
Диалог прервал вошедший в гримерку следователь.
- Есть среди вас Амелия Райан? - спросил он.
- Это я. - повернулась к нему Эми.
- Ребята оставили вам послание. Они сидели вокруг этого листа бумаги и, предположительно, перед выстрелом, каждый ставил под текстом свою роспись. - он протянул сильно измятый листок в защитном и отпечатанном как улика, прозрачном пакете. Эми с трудом разбирая корявый почерк, местами заляпанный кровью, прочла вслух:
«Мы уходим. Но ради наших фанатов уходим громко. На почте нашей дорогой Амелии Райан лежит ссылка на скачивание нового альбома. Альбом называется «Последний» (ниче круче придумать не смогли ну да и хер с этим). Все права мы так же передаем именно ей и весь гонорар с последующих продаж тоже. Просьба запустить первый сингл «The last day» на наших похоронах. Далее в течении недели выпустить альбом. Наделаем шуму напоследок! Далее по строчке от каждого из нас...»
- Тут дальше не мне адресовано, - сделав паузу сказала Эми, - Каждый немного о личном говорит, я это читать не буду.
- Пойдем отсюда, - предложила Лара. Все молча с ней согласились и направились к выходу. Эми задержалась. Быстро сфотографировала на телефон лист с последними словами музыкантов и вернула его следователю.
Когда все, наконец, вышли на улицу, Линд приобнял Эми и тихо сказал:
- Езжай домой. С утра мы за тобой заедем, тебе надо отвлечься. Я сделаю пару звонков, и мои люди со-всем разберутся. Выпустят диск, как и желали музыканты. Номер твоего счета прежний?
- Ага, - кивнула девушка.
- Роберт?
- М? - отреагировал на оклик писатель.
- За тобой мы завтра тоже заедем. Возьми с собой одежды. Теплой. - Линд отвел его в сторону и продолжил. - Постарайся написать пару строк и сообщи в блоге, что тебя какое-то время не будет. Все это кинь мне на почту, адрес пришлю смс-кой.
- Куда мы опять едем? Не достаточно приключений?
- Друг мой, - Линд вдруг тепло улыбнулся, - их никогда не бывает достаточно. Будь готов часам к 8 утра, - он похлопал писателя по плечу и зашагал обратно к девушкам.
Роберт махнул им на прощание, развернулся и пошел вдоль дороги, вытянув руку, дабы поймать такси до дома.
Шел второй час ночи. Клавиатура трещала под, отбивающими на клавишах чечетку, пальцами писателя. Рассказ затягивался, превращаясь в увесистую повесть. Роберт перестал обрушивать слова на вордовский лист. Впервые с момента нападения музы сохранил документ и отметил, что набрал уже около семидесяти страниц текста. Отмотал на первую. Потер лоб, отмечая про себя отсутствие названия и усталость, нерешительно, но неуклонно пытавшуюся обратить на себя его внимание. Решил, что название придумает потом. Затем вновь вернулся к месту, где остановился и продолжил барабанить по клавиатуре. Мысль держала слишком крепко, слишком сильно. Стук в дверь он услышал только когда тот превратился в монотонный град ударов. Возможно, били ногами. Неохотно и не спеша Роберт сначала проверил телефон и обнаружил несколько пропущенных звонков: от сестры один (не срочно, значит) и несколько от неизвестного, неопределившегося номера. Потом встал, подошел к двери и распахнул. Кулак просвистел в нескольких сантиметрах от лица писателя, не встретив больше сопротивления, и стучавший человек, с трудом сохранив равновесие, поднял взгляд на Роберта.
- Эми? – удивился писатель.
- Привет, - дернула уголками губ девушка и в привычной манере откинула с глаз волосы, открывая татуировку над бровью, - как дела?
- По-моему, это я у тебя должен был спросить.
- Хорошо. Спрашивай, - согласилась она.
- Как дела?
- Все хорошо!
- Серьезно?
- Практически. Только стоять в коридоре не очень, но это не слишком напрягает.
- Извини, заходи, конечно, - Роберт отошел в сторону и впустил девушку внутрь. Та небрежно скинула туфли в прихожей, прошла в комнату и забралась на диван, обняв колени руками и оперевшись на них подбородком. Не отрывая глаз и не переставая улыбаться, уставилась на Роберта.
- Может...
- Ага, кофе было бы здорово, - перебила она писателя и он, кивнув, прошел на кухню.
- Ты что-то писал что ли? - спросила девушка, чуть повысив голос, чтобы Роберт смог ее услышать из кухни.
- Ага, ответил он, доставая турку и включая плиту.
- Отвлекла?
- Точно.
- Ну что ж, потом допишешь.
- Не факт.
- А я уверена.
- Роман, рассказ? О чем вообще?
- Рассказывать заранее - плохая примета.
- А я думала, ты в приметы не веришь.
- В чужие - нет. В свои - верю.
- Много их у тебя?
- Так навскидку все не вспомню. Должно быть не много. Наверное, - дальше Роберт варил кофе в тишине.
Вернувшись с кружкой ароматного, дымящегося кофе в комнату, он обнаружил, что Эми перетащила ноутбук на диван, лежит теперь на животе, болтая над спиной ногами и положив голову на сложенные руки, заинтересованно читает произведение.
- Как оно? - спросил писатель, протягивая девушке напиток и присаживаясь рядом.
- Хорошо. Пока что хорошо. Но это не тот шедевр, - ответила Эми.
Девушка села, взяла кружку, кивком поблагодарила, и сделала несколько осторожных глотков. Затем добавила, с интересом разглядывая пенку, плавающую на поверхности напитка, - слушай, как тебе здесь?
- В каком смысле?
- Здесь. Как тебе здесь?
- Ну я хотя бы пишу, - ответил Роберт и тут же спросил, - кстати, все-таки почему ты пришла?
- Показалось, что чего-то не хватило тогда в пуфе и кое-что осталось незаконченным.
- До сих пор кажется? – спросил Роберт.
- Ага, - сказала Эми и поставила кружку на пол.
- Чего же? - с наигранным интересом Роберт заглянул девушке в глаза и увидел в них тот блестящий огонек, который и хотел увидеть.
Эми обняла его. Они упали на диван, впившись друг в друга губами и задыхаясь вырвавшимся вихрем эмоций.
Светало. Она спала. Роберт сидел на полу перед ноутбуком, неслышно и бережно выстраивая слова, превращал их в произведение искусства.
Поставил точку. Подвинулся к кровати и, опустив на ее край голову, неожиданно для себя уснул, глядя на испещренную символами и узорами спину Эми.
***
Сделав несколько беспокойных кругов по квартире, Роберт в очередной раз убедился, что в ней нет никого кроме него самого. И, похоже, ночью тоже могло не быть. Ее он отчего-то помнил обрывками, но Эми в этих обрывах вспоминалась достаточно четко, чтобы не сомневаться в ее реальности, как, впрочем, и ощущения с ней связанные. Писатель взял ноутбук и открыл его. Плод его вчерашней работы был открыт на первой странице. Его венчало название «Антипод жизни». Причем сам Роберт не помнил ни как он его придумал ни то, как печатал. Ровно сто листов. «Красивая цифра», решил он и посмотрел на часы. 7:30. Писатель, вспомнив про обещание Линда заехать за ним к 8:00, судорожно полез на сайт с блогом, где к своему удивлению сразу наткнулся на новость.
««Антипод жизни» - новая повесть. Развлекайтесь, снобики, обогащайтесь. На время сваливаю. По возможности буду бложжжить. По отсутствию возможности - не буду». К записи была прикреплена ссылка на скачивание документа.
- А. Фи. Геть. - подытожил Роберт, - Доступ у него к моему компу что ли... Или я просто не помню, как сделал запись… что, естественно, более вероятно... ладно! Надо собрать вещи.
Оставшиеся пол часа он потратил на то, что бы привести себя в порядок и набрать небольшой рюкзак вещей. В основном место занимали одежда и ноутбук. Потом он подошел к ящику в столе, открыл его, извлек оттуда рыжий конверт и, открыв, перевернул на стол. Оттуда выпорхнули и нежно легли перед Робертом три стодолларовые купюры. Писатель помрачнел, вздохнул, но все же сгреб их и спрятал в задний карман штанов.
В дверь постучали. На пороге стоял, выдерживая необычайно счастливый и сияющий вид, Линд.
- Доброго утра, комрад! Готов? – жизнерадостно спросил он, когда Роберт распахнул дверь.
- Привет, да, погнали. А куда едем то?
- На юг сквозь север!
- М? - Роберт схватил рюкзак и запер дверь. Они вышли на улицу.
- Смотри! - гордо ткнул Линд пальцем в, стоявший неподалеку, блестящий темно-бордовый в косую черную полоску по всему кузову фольксваген Т2, - я назвал его Рубиновый тигр. Но можно просто Боб.
Из Боба доносился женский смех и Боб-Марлевское рэгги.
- Не слишком клише? - спросил Роберт.
- Вообще, да. Согласен. Но нельзя же все время и во-всем быть оригинальным, некоторые клише тоже приносят тонны кайфа. Разве не круто, а? Что думаешь?
- Потрясающе! – искренне согласился Роберт, и они зашагали в сторону вагончика, - где ты его вообще достал?
- Он у меня давно,- закуривая, ответил Линд, - хотел такой еще в школе, впрочем, тоже клише. Мечтал пересечь на нем полмира. Купил уже будучи студентом в сумасшедшую рассрочку у какого-то ворюги. Ну а когда из института меня выперли за... Выперли, в общем, я посчитал, что 500 долларов - достаточная плата за это чудо и, сев за руль, уехал. Правда, не далеко. Движок полетел через пару десятков километров. На трассе в лесу. Ночью. Зимой... Переночевал кое-как, а утром меня дальнобойщик один на прицеп взял и, за символический ящик пива в попутном магазине, довез до соседнего города. С водилой мы сдружились, оказалось у него кто-то из родственников в полиции служит. Я ему про человека, у которого машину купил, рассказал, выяснилось, что тот в розыске. Ну, не долго думая, сообщил им его адресок. Беднягу взяли, а машину разрешили оставить, награда, так сказать. Я со временем ее починил, зарегистрировал и приехал на ней сюда. Тут неожиданно повезло с работой, завертелись дела, и, проще-говоря, стоял мой Боб на стоянке лет десять, пока пару месяцев назад, я про него не вспомнил, буквально недавно вложился в ремонт, и он зажил новой жизнью.
- Ничего себе, - удивился Роберт, открывая переднюю пассажирскую дверь и влезая внутрь. Салон был перешит, мягкой на ощупь, черной материей, точь-в-точь, как на стенках в «Levres», только тут местами еще проскакивали дизайнерские вкрапления бордового. Позади: два удобных, ярко-красных кожаных дивана (какие обычно стоят в классических и типичных американских забегаловках), между ними столик. Друг напротив друга сидели Лара с Эми и заливались хохотом. Одеты девушки были просто. На Эми тонкий серый свитер с высоким горлышком и узкие синие джинсы. Лара же остановилась на длинном, свободном зеленом балахоне и песочных трениках.
- Девушки? - повернулся к ним Роберт.
- Роб, привет! - поздоровались они.
- Как дела? Вижу - порядок?
- Конечно, все отлично! – кивнула Эми.
- А я прочла твой рассказ! - вдруг заявила Лара.
- Я ведь только вчера его написал и выложил... - удивился Роберт.
- А я внимательно слежу за такими вещами. В общем, если коротко, то... - она выдержала паузу, - это нечто! – вдохновенно вскрикнула девушка.
- Очень рад. - улыбнулся в ответ писатель. В этот момент Линд наконец пробрался за руль.
- Ну что, готовы? - поинтересовался он.
- Поехали! - крикнула Эми.
- Слушайте, а можно узнать, куда мы все-таки едем? – в который раз спросил писатель.
- Сначала полторы тысячи километров на север, - ответил Линд, выруливая на дорогу, - у меня там есть домик. Все как полагается: камин, все удобства, до цивилизации не близко, но и не слишком далеко. Потом три тысячи на юг. Там уже нас приютит Лара, которая обещала следить за моей губой и в скором времени обещала, наконец, снять швы.
- Расскажешь, что все-таки произошло? - спросил Роберт.
- Только если пообещаешь об этом не писать,- качнул головой Линд.
- Договорились.
- Я упал.
- Серьезно? И все?
- Чистая, правда. Кстати! - воскликнул он. Пошарив рукой под своим сидением, он достал коричневый бумажный пакет, в какие обычно небольшие частные забегаловки заворачивают еду на вынос и протянул его Роберту.
- Это что?
- Да ты посмотри сначала.
Роберт послушно развернул пакет и перевернул. На колени ему вывалилось несколько, туго стянутых резинкой, трубочек с купюрами.
- Вопрос у меня прежний, - сказал Роберт, переводя на Линда.
- Несколько публикаций в разных журналах. Реклама на нашем сайте.
- Сколько тут?
- 7-8 тысяч. Двадцатками, сотнями.
- Обалдеть…
- Продолжаем в том же духе, дружище! Продолжаем в том же духе.
О ночи Роберт решил при всех ничего у Эми не спрашивать. Во-первых, из личных соображений, а во-вторых, он не был до конца уверен в том, что события вообще были частью реальности.
Солнце стояло высоко над головой, но грело по-осеннему слабо.
По трассе то и дело с грохотом поносились большегрузы, обдавая пылью придорожное кафе, на парковке которого, в тени рекламного щита «Хот-доги мамы Сэм», одиноко стоял уже не столь жизнерадостно-блестящий темно-бордовый в черную полоску фольксваген Т2.
Хлопнули двери и из здания общепита вышел Линд. Отошел за угол здания. Оглядевшись, не спеша справил малую нужду. Потом достал из кармана мобильник. Несколько секунд серьезно о чем-то с кем-то беседовал, после чего высоко подпрыгнул, подтянув ноги к груди, приземлившись, дотянулся руками до ботинок, хрустнул суставами выполняя скручивание торса. Убрал телефон и задорной трусцой побежал обратно в кафе. На миг замер, заметив у самого входа дверь с табличкой "WC", страдальчески вздохнул, и пошел к столу, где сидели и беседовали остальные.
- Итак, туалет я нашел, опробовать его комфортабельность, правда, не вышло. Так что за тех, что кому приспичит или захочется помыть клешни, я ответственности не несу, - улыбнулся он, усаживаясь рядом с Ларой напротив Роберта и Эми, - где кофе?
- Несут, - ответил писатель, потом, видимо, продолжая прерванный разговор, добавил, взглянув на Лару, - и я серьезно считаю: его надо вешать в музее.
- Ага. За шею, - усмехнулась девушка.
- Вы о чем? - втиснулся Линд.
- Забей. Слушай, так все-таки, как ты стал писателем? С детства мечтал?
- Неа, - не задумываясь бросил Роберт, - я вообще не хотел становится никем. Любил читать - это да. Мечтал попасть в книжный магазин «Waterstone's» в Лондоне. Как-то само все произошло. Написал плохую повесть о душе, которая понравилась девчонке, с которой я учился на втором курсе. Мне понравилось слушать мнения людей о моих работах. Интересно, как одно произведение с, вроде бы, одним, заложенным и задуманным автором смыслом, раскрывается под призмой разных взглядов и разного восприятия. И вот писал ты о роли трески для Исландии, а читающий увидел там проблему образования. Причем, иногда, это столь обосновано и здорово выплывает из коктейля сознания читателя и условного рассказа о треске, что даже не можешь поспорить сего мнением.
- Интересно... Я думала что в каждом произведении обязательно что-то одно должно быть заложено, - заметила Лара.
- Так и есть. Писать ради того, чтобы писать, на мой взгляд, - абсурд. Но если кто-то вынес из написанного что-то свое, то зачем переубеждать? Все люди разные и каждый видит, ищет и находит то, что ему ближе.
- Ну а затем, спустя пару лет, появился и мой первый роман. Естественно про писателя...
- Почему естественно? – неожиданно поинтересовалась Эми.
- Про творческих людей легче всего писать. – ответил Роберт. - В частности про писателей, очевидно же, разве нет? Эти блуждающие между двумя мирами: реальным и миром фантазий, страдальцы. Они всегда в тренде и на это всегда найдется своя аудитория. Творческие кризисы, внутренние демоны, что ты! Немного сумасшествия, ммм... Люди обожают это. Вспомни сколько всего написано, снято и спето про писателей? А ведь главная проблематика почти каждого - творческий кризис. Который, кстати, присутствует у миллионов людей. Описываешь ситуацию и вуаля — уже ловко сыграл на чьих-то переживаниях и чувствах. Еще такие персонажи-писатели удобны тем, что любую чушь, которую они говорят, любые бредовые поступки, которые они совершают, легко списываются на то, что «ну они же творческие личности! Они так видят и чувствуют!».
- То-есть ты писал только из-за того, что так элементарно легче? – нахмурилась Лара.
- Нет-нет. – Роберт покачал головой, - Я, как и многие до меня и многие, я уверен, после, писал действительно вдохновенно и, как мне казалось по-настоящему. И демонов этих и кризисы всерьез ощущал на себя. По крайней мере, думаю, что ощущал или же просто пытался таким образом вжиться в персонажа. Как писателю, который еще не писатель, вжиться в роль своей мечты? Фантазировать и придумывать ощущения. Я не говорю, что все это коммерция и обычные манипуляции, нет. Просто однажды понимаешь насколько проще писать про то, что, вроде бы, тебе близко. С годами начинаешь над этим смеяться и уже не воспринимаешь столь серьезно и высоко. Это как воспоминания о поступках из детства: сейчас кажутся смешными, а на тот момент казались трагедией или наоборот чем-то безумно особенным.
Принесли кофе, тарелки с сырными тостами, омлетом с жареным беконом и помидорами.
- Кому сахара? - Спросил Линд и, убедившись, что все кивнули, достал из кармана пачку с сахарозаменителем. С каждым щелчком кнопки, в кружку с напитком падали белые, пузырящееся таблетки. Проведя эту нехитрую процедуру, Линд избирательно, как почему-то показалось Роберту, распределил напитки.
Ели молча, быстро и с аппетитом. Потом Лара выразила желание пройтись, и они с Линдом вышли, заявив, что будут ждать в машине.
- Эми? - начал Роберт, не веря что, наконец, получится удовлетворить переполнявшее его, относительно вчерашней ночи, любопытство, однако начал он с другого, - ты как?
- Если ты по поводу музыкантов, то не переживай. Все дела уже уладил Линд за что ему, конечно, огромное спасибо. А сама ситуация... Я почему-то почти уверена, что никто тогда не умер.
- В каком смысле? - удивился Роберт.
- Тел не было. Их то-есть нигде не было. Совсем. Верить только словам следователя не собираюсь. Ребят то я знала как-никак. Думаю, они сейчас где-нибудь на Бали отдыхают. Или решили свалить в другую страну, чтобы сначала карьеру начать. Они уже так делали. Однажды. Объявили о распаде. Переехали в другую страну. Начали выступать с новым звуком. Нравится им первые контракты подписывать. Обращать на себя внимание лейблов.
- А по лицам их не узнают?
- Пластика. Да и никогда не поздно начать выступать в масках.
- Чертовы музыканты... – озадаченно почесал затылок Роберт, - Очень рад если все так, как ты говоришь.
- И не говори.
- Слушай, Эми...
- М-м?
- Я не могу понять, то ли ты вчера действительно ко-мне зашла, то ли мне это приснилось.
- Серьезно? - улыбнулась Эми, - что же я делала в этом твоем сне?
- Так это сон был? - Роберт в несколько глотков осушил свою кружку с кофе.
- Не знаю, не знаю, теперь я тебе точно не скажу, мне слишком интересно.
- Да перестань. Ты приходила? - писатель вдруг почувствовал легкое головокружение, взгляд с трудом фокусировался на Эми.
- Пусть это будет красивой тайной, - сказала девушка, привстав, перегнулась через стол, и нежно поцеловала Роберта в губы, - надо идти, ребята ждут, сказал она и, сияя, вышла из кафе.
Писатель полез в задний карман, пытаясь достать деньги. Уронил купюры на пол и нагнулся за ними под стол. С его головой происходило что-то странное. Координация была немного нарушена. Наконец Роберту удалось подобрать деньги и вылезти из-под стола.
Свет пульсировал. Кафе заполнил белоснежный, яркий до боли в глазах, туман.
Напротив писателя, с противоположной стороны стола, сидел лысый человек с ухоженной седой бородкой собранной в косичку. Одет он был в желтую рубашку с коротким рукавом пляжного типа. На ней были изображены две зеленые пальмы и солнце. Человек сдвинул темные очки "авиаторы" на лоб и серьезно посмотрел на Роберта.
- Простите? - с трудом спросил писатель и удивился своему голосу прозвучавшему, словно, сквозь воду.
Человек размеренно и бережно сдвинул на край стола пустые тарелки и положил на освободившееся пространство черный кейс.
- Я извинюсь, - снова заговорил Роберт.
Человек все так же молча щелкнул замками, развернул ношу в направлении писателя и крышка подпрыгнула вверх. Роберт увидел огромные, толстые песочные часы, которые при всем желании никак не могли бы поместиться в кейсе. Однако вот они. Стоят: можно рукой схватить. Черный матовый песок, как и полагается, медленно, тонкой струей, сыпался из верхней половины часов в нижнюю.
- Извиняться не надо, - вдруг невероятно отчетливо сказал человек.
- Вы кто? - голос Роберта, впрочем, звучал все так же глухо и отдаленно.
- Меня зовут Саймон.
- Роберт... Я не заинтересован в вашем товаре...
- А я ничего не продаю.
- Зачем же вы мне это показываете?
- Да уж... Хороший вопрос. И если узнают сверху, - Саймон многозначительно ткнул пальцем куда-то вверх, - точно влетит.
- Сверху?
- Ладно, давай сразу к делу. Ты хороший парень, Роберт. И твои работы действительно меня зацепили. Даже та, за которую тебя так отчаянно ругают... Я хочу, чтобы ты успел написать еще.
- Напишу обязательно… Так вам автограф что ли? – растерянно поинтересовался Роберт.
- Это очень кстати, - Саймон расплылся в белозубой улыбке, - но я не об этом. Видишь ли... Я зарабатываю на жизнь тем, что провожаю людей. И вот иду я как-то мимо стеллажей с жизнями и хоп! Вижу твой песок. Стало мне ужасно грустно. Несправедливо почему таким талантливым людям не дают нормально жить, ну правда? Решил вот тебе показать.
Роберт перевел взгляд на песок. В верхней емкости его оставалось действительно не так много, как в нижней.
- Ты что смерть?
- Да нет же, я Саймон, - раздраженно ответил Саймон, - смерть одна. А я проводник. Нас много. Зарплатой не балуют и вилка большая, но зато не в офисе сидеть. Разнообразие как-никак. Людей постоянно новых провожать, интересные, бывает, попадаются. Каждый зарабатывает, как может, верно?
- Верно, наверное...
- Вот скажи, что главное в жизни?
- Для меня - это эмоции, - прогудел Роберт, сознание все никак не приходило в себя, но говорить стало немного проще.
- Как здорово! Продолжай, пожалуйста! - вдруг заулыбался и восхищенно уставился на писателя Саймон.
- Самое главное в жизни, как мне кажется, это эмоции - не без труда начал Роберт, не отрывная глаз от неумолимо падающего в часах песка, - Переживания и чувства. Их ты вспоминаешь, рассказывая о чем-то, ими хочешь поделиться в своем откровении, но говоря о самом событии, даже упоминая о внутренних ощущениях, никогда не сможешь в полной мере их передать. Задумчивое или восторженное слово "представляю" твоего слушателя может даже отчасти отказаться правдой. Но только отчасти. В роли плоской картинки. И то размытой и нечеткой, ведь слова - забавная штука. Даже если пишешь или говоришь чистую правду в ней все равно будет ложь. Из-за разности восприятия и вообще слабости слов. Поэтому главное в жизни - эмоции и чувства. К сожалению, хотя и к счастью тоже, они остаются только одному тебе. Только в твоей, только тебе понятной форме. И вспоминая, переживая заново моменты своей жизни ты чувствуешь. Вспоминаешь и знаешь, что, так как было, уже вряд ли случится снова. От этого... От этого грустно. Впереди неизвестность и пустота. Просто от того, что там ничего не видно. Вообще ничего. Но это я не о жизни прошлым. Это о ценностях. О тому, что остается с тобой навсегда. - Роберт умолк и перевел взгляд на Саймона. Тот молча глядел на писателя. Потом быстро стер рукой со щеки слезу, бесшумно захлопнул кейс, в котором тут же непонятным образом исчезли часы, достал долларовую купюру и шариковую ручку, положил на стол и спросил, - черканешь напоследок?
Роберт вывел свою подпись и протянул бумажку Саймону.
Тот уже стоял, держа в руках кейс. Бережно принял купюру и добавил, - пиши, друг. И помни о времени. - Он вышел.
Роберт провожал его взглядом сквозь белый слепящий туман, продолжавший заполнять все вокруг. Через окно увидел, как его недавний собеседник сел на байк и с оглушительным, должно быть, ревом, который донесся до писателя, словно, с другого конца страны, понесся прочь от кафе.
Еще с минуту Роберт сидел, безуспешно сражаясь с нарушенным восприятием. Потом попытался встать, вспомнив о том, что его ждут, но обессиленно сел обратно, уронив лицо в недоеденный омлет с жареным беконом и помидорами.
***
"... And out in the woods lightning struck
I saw death in the eye of a buck
Tied to a tree, drowned in the muck.
Everything had changed.
And we grew up with birds and bees
We'd go swimming, we'd climb trees
- Порядок. В себя пришел. Пальцем в ритм стучит, - услышал Роберт голос Лары и очнулся. Он лежал на заднем диване в Фольксвагене. Шины мелодично шуршали по шоссе. В салоне негромко играла музыка. Напротив писателя сидела Лара и разглядывала его лицо, - как ощущения?
- Пока непонятно. Но, вроде, не плохо.
- Неплохо - уже хорошо, - сказала Лара.
- Дружище ты чего нас пугаешь так? - на миг обернулся к нему Линд из-за руля, - не зря Лару взяли, - девушка недовольно фыркнула, - Волшебным укольчиком спасла ситуацию в целом и мои нервы в частности. Ничего смертельного. Аллергическая реакция на сахарозаменитель.
- Серьезно? Аллергии вызывают глюки? - спросил Роберт, обращаясь к Ларе.
- А что за глюки? - раздался голос Эми над его ухом.Роберт не без удовольствия обнаружил, что его голова все это время находилась на коленях девушки, - М? - вопросительно добавила она, улыбаясь глядевшему на нее Роберту.
- Да так, не важно, - он улыбнулся в ответ, - долго я так пролежал?
- Если судить, отталкиваясь от того, что когда мы остановились позавтракать было еще светло, а сейчас мы ищем, где бы поужинать и вдоль дороги включили фонари, то да, немало, - ответил Линд.
- Тебя, может, подменить за рулем? - спросил Роберт
- Хах, - усмехнулся Линд, - спасибо, конечно, подменишь. Я ж тебя исключительно для этого с собой и брал, только в себя сначала приди, - все тепло рассмеялись, - о, тут можно с собой еды какой-то взять, тормозим?
Эми поглаживала Роберта по голове, Линд тормозил и сворачивал с шоссе.
В подстаканнике, удобно установленном на передней панели автомобиля, стоял высокий, практически пустой прозрачный пластиковый стакан. В стакане почти на самом дне плескался, уже давно остывший, черный кофе. Двухполосная прямая дорога, лезвием проходившая сквозь густой хвойный лес, давно потеряла позади последний фонарь и окунулась в темноту. Нарушали ее слабым, но теплым светом лишь фары темно-бордового в черную полоску Фольксвагена по имени Боб. На пассажирском сидении, прижав к груди колени и обхватив их руками под пледом в шотландскую клетку, прислонив голову к стеклу, спала Эми.
Позади Линд с Ларой так и не поделили между собой диваны. Они разместились в промежутке между ними, бросив подушки на пол, прижались друг к другу, с головой спрятавшись под одеяло.
Роберт, расслабленно придерживая одной рукой руль, смотрел вперед. Намного дальше света фар. Там его взгляд терялся в темноте, которая, казалось, сливаясь с безоблачным ночным небом, вполне могла серпантином взмывать вверх и лавировать между бесконечности мерцающих огоньков звезд.
- Я прям как эта дорога, - думал Роберт, - что со мной будет дальше не видно, хоть глаз выколи. Бездумно несусь куда-то вперед. Поворачиваю, объезжая препятствия, подныриваю тоннелями или подпрыгиваю мостами. Куда-то, надеюсь, далеко, хотя и плохо понимая куда именно. Главное – вперед. Несусь, чтобы писать свои слова и жить. Несусь за эмоциями и ощущениями, чтобы передать, показать и поделиться ими с кучей совершенно безразличных и незнакомых мне людей. А когда меня освещают фонари – это значит я счастлив. Или – это приходит вдохновение. Надо будет что-то одно выбрать. Сестре давно не звонил…
Эми. Эми. Эми, - Роберт позволил себе долгий взгляд на спавшую на соседнем сидении девушку, - она меня вдохновляет, бесспорно.
«- Боже, как же ты меня вдохновляешь…» – начал с ней воображаемый диалог писатель, - «с тобой я начинаю творить…
- И что же ты со мной творишь? – спросила Эми в сознании Роберта.
- Лютую херню… – признался он ей и самому себе.»
Роберт оторвал от девушки взгляд и, уставившись в дорогу, ткнул пальцем в магнитофон. Тихонько заиграло радио.
«… I guess I could make room for one, a bottle of rum
You and me together riding into the sun
Live without care, with wind in my hair
I'm driving through the desert, yeah i'll go anywhere
Take me where the wheels take me, far away
Wheels take me, I can't stay
Wheels take me, any place today…»
Где-то справа за толщей леса начинало светать. Где-то слева на обочине блеснул в свете фар иней. Роберт одними губами подпевал голосу из магнитофона.
Снег появился как-то сразу и сам по себе. Словно, кто-то перевернул страницу фотоальбома. Роберт встретил его в одиночестве. Стало ощутимо холоднее, и он включил обогреватель. Хотя уже несколько часов как рассвело, все пассажиры, неспешно бегущего по лесной дороге темно-бордового в черную полоску фургончика, спали крепким сном.
Отчего-то Роберт в душе чувствовал радость. Беспокойную, странную радость. Или это просто пошел снег? В голове, впервые за столь долгое время, было пусто. И эта пустота, как никогда раньше, приносила насаждение. Она ярко ощущалась и расплывалась по всему телу. Пустая оболочка, готовая заполниться новыми, уготовленными на пути, поворотами. «Ты напишешь свой шедевр». Возникли в голове слова Эми. Как здорово, когда в тебя верят. Верят так спокойно и безвозмездно. Может, даже так неожиданно и внезапно. «Конечно, напишу. Если не для них, то ради тебя».
Спокойствие. Принятие. Тупая, тихая радость.
***
- Теперь еще метров пятьсот. Помедленней. Налево, ага... Там ямы, видишь? Аккуратней, - давал указания Роберту Линд. Тот послушно крутил баранку. - Все! Мы на месте.
Девушки восторженно выдохнули. Сквозь бликовавшее от яркого солнца лобовое стекло, посреди непролазного хвойного леса вдруг возникло замерзшее озеро на берегу которого стоял небольшой одноэтажный, припорошенный снегом деревянный домик с торчащей из крыши трубой.
- Господи! - воскликнула Лара.
- Слушай, не то чтобы я... интересно, а далеко до цивилизации? – беспокойно спросила Эми.
- Да не бойся, от голода не помрем, - усмехнулся Линд, выпрыгивая из автомобиля в неглубокий снег, не дождавшись пока Роберт полностью остановит автомобиль под навесом около дома, - тут тропа недалеко, по ней пару километров до деревушки - Кстати, на пути есть заброшенный костел. Говорят, старый как мир, с виду тоже. Обязательно туда сходим.
Компания неспешно выгрузилась и, дождавшись пока Линд, бренча ключами, отопрет тяжелую деревянную дверь, вошла внутрь. Прихожая оказалась уютной гостиной с камином, над которым висел телевизор. Два дивана и пара кресел-качалок окружали простой деревянный стол. Далее покрытый мягким коричневым ворсистым ковром пол из темных массивных досок переходил в плитку, которая служила покрытием для кухни. Газовая плита, раковина, несколько ящиков под посуду и, выбивающийся из общего настроения дома - большой, блестящий алюминием, двухкамерный холодильник. На стене висели оленьи рога. Из гостиной вели четыре двери, три из них открывали путь к спальням с удобными, широкими кроватями, декоративно застеленными медвежьими шкурами. Четвертая в просторную ванную комнату. Несмотря на потертость интерьера, выглядело все атмосферно и даже богато.
- Девчонки, выбирайте спальни и одевайтесь теплее. А мы с тобой, - Линд ткнул Роберта в плечо, - чешем за дровами.
Несмотря на яркое солнце, безжалостно бьющее по сетчатке с безоблачного неба, на улице было довольно холодно. Волшебную тишину, похожую больше на вязкую субстанцию, нарушали редкие выкрики и щебетание разноперых птиц. За домом, куда отправились Роберт с Линдом, стоял старый сарай и куча аккуратно сложенных пирамидой, дров.
- Слушай, - начал Роберт, - скажи мне честно, все-таки какая тебе выгода от всего вот этого?
- Ты че не выспался? - озадаченно поднял брови Линд, - я же объяснял уже.
- Возможно, но все-таки?
- Хм, главное - это мой бестолковый и упертый альтруизм, жемчужная добродетель и кристальная безвозмездность, - улыбнулся Линд и, выдержав театральную паузу, добавил, - ну а второстепенное и совсем неважное - это проценты с доходов от твоих произведений, - он открыл сарай, вошел, пропав на несколько секунд в дверном проеме, вышел с внушительным полиэтиленовым пакетом, поставил его на снег и продолжил, запустив в него руку, - а еще меня жутко прикалывает отрываться и жить. - Линд выудил из пакета упитанный болотно-зеленый металлический диск и швырнул его Роберту. Тот не без труда его поймал.
- Что это? - спросил он, вертя диск в руках.
- Противопехотная мина, - невозмутимо ответил Линд, продолжая рыться в пакете.
- Потрясающе...
- Не переживай, они на предохранителе.
- Они?!
- Ну да, тут еще несколько таких, хм... еще вот пара растяжек, еще мины..., - Линд усердно и сосредоточенно ворошил содержимое пакета.
- В пакете.
- Агась.
- Слушай, я опущу вопрос о том, где ты все это нашел и как... мне интересно, зачем они тебе?
- Нам, друг мой. Зачем они нам. А, отвечая на твой опущенный вопрос, купил, конечно. Где еще такое найдешь? Вообще это довольно кастомные вещи. В них, преимущественно вместо поражающего при детонации вещества, совершенно другое. Типа хлорида лития, медного купороса, нитрат свинца ну и так далее. Если немного помнишь химию из школьного курса, то без труда сделаешь верный вывод.
- Они окрашивают пламя в разные цвета, - на миг задумавшись, ответил Роберт.
- Именно! Так, вот возьми еще несколько, - сказал Линд передавая диски Роберту, - я один до другого берега это не допру.
- А зачем их тащить на другой берег?
- Чтобы там установить.
- Да почему из тебя приходится вытягивать ответы?!
- Может, потому, что ты задаешь не те вопросы? – пожал плечами Линд.
- А какие надо?
- Например, как проводить время так, чтобы оно оставалось в памяти яркими разноцветными язычками пламени, - Линд взвалил пакет себе на спину, и они двинулись по замерзшему озеру к противоположному берегу, - Как ты обычно проводил время на даче?
- Хм... Собственной дачи у меня никогда не было, но зато была девушка, у которой она была. Несколько лет назад пару раз приезжали с ней в ее загородный дом.
- И?
- Что и?
- И что тебе из этого всего запомнилось?
- Выпивали, трахались, в бильярд играли... Эмм, да и всё, в общем-то. Болтали о том, о сем. Довольно хорошо было, по-моему.
- Кошмар, - качнул головой Линд.
- Что? - удивленно отреагировал Роберт.
- Разве можно так убого и уныло проводить время вдвоем?
- Я ее не любил.
- Да какая разница? Вот у меня, например, однажды было так: сначала она мне отсосала до потери памяти, а потом мы пошли накуривать муравейник.
- Эээ... – выдавил звук Роберт.
- Че ты рожу кривишь? Самый счастливый момент моей жизни! Втыкаешь сигареты им в норки, а у них там сразу АЛЯЯЯРМ! Носятся туда-сюда. Прикольно.
- Как ты нашел этот дом? - немного помолчав и прогнав описанную товарищем картину из сознания, спросил Роберт.
- Совершенно случайно. Наткнулся на объявление о продаже недвижимости на берегу озера, висевшее на столбе в городке неподалеку, кстати, о нем я уже говорил. Сорвал, нашел дом, познакомился с семьей. Довольно типичная семья. Мать, отец и сын по имени Рока-миру.
- Японцы что ли? - удивленно перебил его Роберт.
- Да нет, почему? - вопросительно взглянул на писателя Линд. - Просто его родители очень любили рок-н-ролл... В общем, договорились о цене, еще немного времени ушло на ремонт и обустройство. В целом, вот.
- Здорово. Одним словом здорово.
- Спасибо.
Противоположный берег оказался гораздо более крутым и высоким, нежели тот, на котором стоял дом Линда. Он поднимался на несколько десятков метров вверх, утыканный редкими хвойными деревьями и различным кустарником, переходил в конце концов в стену леса. Подниматься было непросто, но при должном упорстве вполне возможно. Забравшись достаточно высоко, Линд бросил пакет и сел на ствол повалившегося дерева лицом к озеру и дому. Роберт последовал его примеру. В лучах, пробивавшегося сквозь редкие облака, яркого солнца стоял на берегу озера деревянный дом. Из трубы выбивалась тонкая струйка дыма, почти сразу растворявшаяся в воздухе. Словно подковой окружал этот мирный пейзаж высокий берег озера, с вершины которого завороженно глядел вниз Роберт. Где-то вдалеке, острыми осколками заснеженных горных вершин, заканчивался горизонт. Неровная, холмистая местность вокруг утопала в припорошенном снегом, зеленом хвойном лесу.
- Обалдеть... - тихо, словно самому себе сказал Роберт.
- Есть такое. - согласился Линд, - интересно, что девочки там жгут? Дров то мы им еще не принесли...
- Вот черт, точно, пошли.
- Погоди, сначала разберемся с минами, - он встал, поднял один из зеленых дисков и, пройдя еще несколько шагов наверх, воткнул его в землю, потом чем-то щелкнул и аккуратно отошел. Достал нож и сделал на ближайшем дереве зарубку, - вот так.
- А от кого это все? - спросил Роберт.
- Увидишь. Но переживать не стоит, - подмигнул ему Линд.
Потратив около получаса на установку всего боекомплекта по периметру берегового склона, приятели, наконец, спустились к дому, не забыв захватить с собой по охапке дров.
Внутри стало заметно теплее. В камине огонь с аппетитным треском поедал дрова, вкусно пахло жареными с яйцом овощами и мясом. Только сейчас Роберт ощутил, как продрог и проголодаться. Девушки суетились у плиты, смеясь и болтая.
- Нет, ты посмотри, а? - громко заявил Линд, сваливая дрова на специальный поддон у камина, - они даже не заметили, что нас почти час не было.
- Просто мы и без вас прекрасно справляемся, - не оборачиваясь к ним, ответила Лара.
- Да вас разве дождешься? – язвительно добавила Эми.
Через несколько минут вся компания уже сидела на диванах перед столом и за обе щеки уплетала обед.
- Знаете, что мне нравится в яйцах? - нарушил вопросом сосредоточенное жевание и стук вилок о тарелки Линд, собирая растекающийся по овощам желток горбушкой французского багета, - то, что из них может вылупиться кто угодно.
- Ты иногда выдаешь такое, от чего улыбка на лице получается преимущественно беспокойная, - заметила Лара.
- По-моему забавное наблюдение. Почему бы и в правду не любить их за это? - ответил Роберт.
- Мда, - хмыкнула Эми, - вот после такого и правда интересно, где вас целый час носило и, самое главное, что вы делали?
- Увидите, - отмахнулся багетом Линд, - об этом мне однажды в пражском баре рассказал один малоизвестный и довольно плохой чешский писака. Правда, скорее-всего, он безбожно врал. Но идея мне безумно понравилась. Я добавил в нее своих красок и немного сбавил интенсивность.
- Обожаю Прагу, - мечтательно прикрыта глаза Лара.
- Я тоже, - ответил Роберт, - я даже написал там свой первый роман, который в результате принес доход.
- Кстати, - Линд окинул взглядом всех присутствующих, - Эйнштейн, говорят, изобрел теорию относительности именно в Праге. Вышел на свой балкончик с видом на площадь после пары бокалов чешского и изобрел: "Я стою... Балкон подомной стоит... А площадь относительно нас с ним куда-то уплывает..."
Все рассмеялись, а Роберт спросил:
- А что за писатель тебе про идею рассказал?
- Беспокоишься за конкурентов? - спросил Линд.
- Неа, интересно, почему он такой плохой и неизвестный.
- Потому что он один из массы современных авторов.
- Что же в них плохого?
- Нет, ты серьезно? - поднял брови Линд, - назови мне одну замечательную вещь, присущую преобладающей части современной литературы?
- Помимо того, что она скучная и бестолковая?
- Ага. Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Правда есть еще одна деталь. Почти в любом романе сейчас обязательно есть, мм... - он ненадолго задумался и продолжил,- если в трех слова: секс, наркотики и рок-н-ролл. Причем проявляется это в довольно грязных и мерзких подробностях. Алкоголь, разврат, бесчинство и герои-антигерои. Яркие примеры того, как жить как раз таки не надо. Но почему?
- Это в тренде. - сказала Эми, - Модно. Как страдания в классической литературе. Читателю интересно.
- А может читателю навязывают этот интерес? - спросил Линд.
- Вряд ли. Автору ведь тоже интересно писать именно об этом, - ответил Роберт.
- Но если автор тоже подвержен влиянию? - Продолжил Линд, - Вдруг кому-то просто выгодно, чтобы людям нравилась именно такая чернуха?
- Всех авторов не купишь... - ответил Роберт.
- А всех покупать и не надо. Достаточно нескольких хитов или даже одного, чтобы в теме заинтересовался сначала коммерческий сброд, потом один-два писателя средней руки. И в тот самый миг, когда обо всех них напишет, да даже просто иронично упомянет про ситуацию, действительно сильный, уважаемый автор, в каком-нибудь обличающе-юмористическом контексте - можно будет говорить, что процесс запущен. Наверняка найдется другой, не менее мощный мэтр слога, который с ним не согласится в силу какой-нибудь незначительной неоднозначности или просто из-за желания притопить конкурента. И вот. Об этом уже все говорят, а по нашей с тобой чернухе пишутся другие такие же книги и снимаются фильмы. Или не конкретно по нашей, но без безусловного влияния оной уже точно не выходит.
- Только кому это все может быть выгодно? - спросила Эми.
- Да какая разница кому? Компаниям, брэндам, дилерам, государству, в конце концов. Кому нужны умные, трезвомыслящие люди? Только тем, ДЛЯ кого они умнят и трезвомыслят, причем с довольно короткого поводка, который является, проще-говоря, скупым и бесчеловечным контрактом. Кстати, не только искусства касается.
- И когда по твоему это началось? - спросила Лара.
- Давно, похоже. Сама посуди. Помнишь «Кавказскую пленницу»?
- Конечно.
- Чем не обличающий юмористический пример, о котором я говорил, алкоголизма от мощнейшего и авторитетного автора? В данном случае Гайдайа.
- Да бред какой-то… Фильм то не об этом совсем, – сказал Роберт.
- Фильм – нет, но его детали и эпизоды вполне подходят под нашу теорию, - ответил Линд.
Все притихли, обдумывая сказанное. Линд поднялся, встал напротив Лары и коснулся ее плеча чайной ложечкой, предварительно облизав с нее остатки чая, - посвящаю вас в тайное знание, - продекламировал он, перекладывая ложечку на другое плечо, - современного беспощадного мира бизнеса и уродства. Добро пожаловать, - затем он поцеловал Лару в лоб, кинул ложечку на стол, подошел к камину, подбросил туда дров, и уселся на пол, наблюдая за разыгравшимся пламенем. Бесконечно голодные рыжие язычки впивались в древесину с таким аппетитом, что если бы у них были уши, можно было бы смело говорить о том, как за ними трещит.
- Не все так плохо, если подумать, - вдруг сказал Линд, ковыряясь палочкой в красной от жара головешке.
- Если думать, то как-раз наоборот, - ответил Роберт.
- Дилемма. То ли думать и страдать, то ли тупить и радоваться жизни, - Линд достал палочку, задул на ее конце огонь и принялся что-то чертить обугленной стороной на кирпиче каминной кладке.
- Можно и не тупить. Просто не думать.
- А как можно не думать?
- Думаю, как-нибудь точно возможно.
- "Как-нибудь" точно не пойдет.
- Тогда мечтать, как бы это не звучало, - сказала Эми.
- Вот. Наверное. - Линд поставил черную угольную точку и выкинул палочку в камин, - так, - он встал, прошел на кухню, поставил чайник на плиту, вытащил из недр холодильника набор самого разношерстного алкоголя. Из ящика вынул внушительных размеров термос и пачку черного чая. - пора начинать готовить фирменный Линдовский коктейль. Уже начинает темнеть. Слушай, Роб, - обратился он к писателю, - в сарае есть несколько лежаков. Можешь их на берег вытащить? Там еще такое кольцо из металлических листов должно валяться, между лежаками его поставь - это типа формы для костра.
- Эх, так вставать не охота, сколько времени вообще? Не рано мы вскочили? Солнце еще светит, а ночь вся впереди, - сладко потянулись Эми.
- Для великого не существует проблемы времени, - сказал, усмехнувшись, Роберт.
- Не совсем согласен, - качнул головой Линд, щедро переливая в термос содержимое бутылок, - проблема времени существует всегда и для всего. Например, был у меня один знакомый, который 20 лет писал один роман. Из того, что он мне иногда оттуда читал - могло бы выйти крайне мудрое и интересное произведение. Но, к моему великому сожалению, он спился и в один погожий день умер, - Линд на миг замолчал, уставившись внутрь термоса, - начинался его роман здорово... - тихо добавил он, и неожиданно весело продекламировал - "В городе закончились шоколадки. Все девочки ходили грустными." - Линд продолжил суетиться над приготовлением коктейля.
- Причем же тут время?
- Долго тянул. Или его просто не хватило.
- Или дело не во времени, а в человеке? - прищурил взгляд писатель.
- Может и в человеке. Но человек не может существовать вне времени. В том, что каждое утро снова наступает "завтра" человек не виноват. В этом виновато только время.
- Как и чем занимать это время выбор исключительно человека.
- Уверен?
- Что ты имеешь в виду?
- Псевдо-свободу. Часто ты делаешь именно то, чего тебе действительно хочется? Кто-то скажет, что "на все воля божья" и пойдет отдавать последние деньги на набор свечей и "восстановление храма", который уже и так чуть не лопается от лоска. Кто-то скажет, что на все воля его самого и пойдет "самостоятельно" покупать стиральный порошок, рекламу которого только что видел в интернете. Но это ведь ИХ выбор. ОСОЗНАННЫЙ. - иронично надавил Линд, - Практически все, что мы делаем кто-то за нас уже решил что нам следовало поступить именно так. Намеком ли лил прямым полосканием мозгов. Кто этот загадочный кто-то я не знаю. В судьбу не верю. Пусть этим кто-то будет время. Чтобы не говорить: маркетологи, масоны, государство или инопланетяне. Хотя, наверное, обвинять последних было бы логичнее. Но ведь и они, скорее-всего, свою профессию выбирали столь же "осознанно". И все потому, что мало времени. Знаю, знаю, что вы сейчас скажете, - прервал открывшую было рот Эми Линд, - если захотеть, то время можно найти. Проблема как раз в том, чтобы захотеть. Взять и самостоятельно захотеть и сделать.
Роберт вздохнул, встал и, надев куртку и кинув взгляд в сторону камина, вышел. Блестяще-черная угольная надпись, выведенная Линдом на кирпиче кладки, отразилась и заняла свое место в сознании писателя: «Life is better when you dream», гласила она, оседая уютным, шелковистым пеплом и теплыми язычками пламени в его памяти.
Пластмассовые белые лежаки, больше подходящие для какого-нибудь летнего пейзажа с высокими пальмами и голубым морем, оказались широкими и довольно неудобными для перемещения из сарая на берег в одиночку. Убив на это добрых двадцать минут, отколов пару кусков пластика о дверь сарая и прищемив безымянный палец, Роберт, наконец, окинул взглядом плоды своего труда. Два пляжных лежака в снегу в вечернем предзакатном полумраке на берегу замерзшего озера. Между ними, удерживаемые металлическим кольцом, были щедро навалены дрова для костра, которые писатель предусмотрительно притащил.
На улицу, болтая о чем-то малозначительном, но дико-интересном, вышли девушки, держа в руках мягкие цветастые пледы и покрывала. Ими они аккуратно застелили лежаки.
Появился, шаркая валенками, и утопая в огромном тулупе Линд с термосом и какой-то металлической канистрой. Опустив на покрытую снегом землю термос, он вылил содержимое канистры на дрова. Достал из левого валенка коробок спичек и, переведя несколько штук, умудрился кинуть вспыхнувшую в кучу дров. Обдав волной жара всех присутствующих, полыхнуло. Занялись дрова. Взвившись в небу, пламя постепенно успокоилось.
- Эй, я тоже такие хочу! - заявила Эми, указав пальцем на валенки Линда.
- Так они же в прихожей в шкафу, - ответил Линд, пытаясь прикурить от резвящегося огня, - там же и тулупы, бегите, переодевайтесь.
Девушкам дважды предлагать не пришлось.
- А ты чего сидишь? Одежду не жалко? - Обратился Линд к Роберту.
- Да пофиг, - писатель лег на один из лежаков и завернулся в плед лицом к огню.
***
Сначала кожу пронзил обмораживающий каждый нерв, вызывающий холодный ужас, ледяной многоголосый вой. Роберт открыл глаза, и нервно, путаясь в пледах, сел на лежаке. Рядом сидела Эми, завороженно глядя на противоположный берег. На соседнем лежаке разместилась Лара. Линд стоял чуть поодаль перед костром, вкладывая увесистые патроны в двустволку.
- Сейчас начнется! - крикнул он и вскинул ружье.
- Что происходит?! - заорал Роберт, но его слова утонули в грохоте выстрела. А потом, словно, по команде, противоположный берег и небо над ним, под гром разрывающихся снарядов, окрасился фейерверком разноцветного пламени. Хаотичные всполохи играли всеми цветами радуги, местами с замерзшего озера ввысь взмывали хвостатые ракеты, разрывающиеся яркими футуристичными и причудливыми небесными фигурами, освещая и окашивая все вокруг.
Роберт схватил Эми за руку, привлекая к себе внимание и, стараясь перекричать грохот, спросил:
- Эми! Что это?! - девушка повернулась, широко и задорно улыбаясь, схватила его за лицо, повернула так, чтобы его ухо оказалось у ее рта, а взгляд уперся во все великолепие происходящего на противоположном берегу и в небе.
- Ты проспал весь инструктаж! – прокричала Эми, - мы отгоняем волчью стаю!
- Что?!
- Отгоняем волчью стаю!
- Да я слышал! Я не пони...
- Просто смотри! - и Эми изо всех сил прижалась к Роберту.
Для Роберта все закончилось столь же неожиданно, как и началось.
Линд, скрепя снегом под подошвами огромных валенок, подошел и, оперевшись на ружье в позе бывалого охотника, окинул взглядом зрителей.
- Это было потрясающе! - воскликнула Эми.
- Надеюсь, животные не пострадали? - спросила Лара, с надеждой взглянув на Линда.
- Некоторые точно пострадали, но большинство лишь обильно наложив от страха, сбежало, - ответил он.
- Я этого всего не одобряю. Чтоб ты знал. - осуждающе заявила девушка.
- А можно для тех, кто проспал..? - подал голос Роберт, - что это было только что? Какие еще животные?
- Каждый год в один и тот же день в этом самом месте через озеро переправляется довольно внушительный волчий клан. Возможно, даже не один. Фиг знает, что их сюда тянет, инстинкты какие-то или, может, какой-то сокровенный для них исторический момент... В любом случае, сперва, я купил лицензию на их отстрел и пулемет... Но, эта комбинация почему-то не срослась с администрацией местного городка, через который собственно эта воющая масса и пробегала, иногда попутно поджирая загулявшихся в ночную пору жителей. Несмотря на то, что я являл собой первую и единственную добровольную линию обороны, им такой подход к животным не понравился. Тогда я начал использовать дымовые шашки и слезоточивый газ. Что успешно выполняло задачу и не вызывало негодования у местных любителей животного мира. Однако это все было рутинно и скучно. Думаю, теперь всегда буду как сегодня делать. Потрясающее зрелище! И всего две мины не разорвалось...
- Мины?! - вскрикнула Лара.
- Спокойно, - успокаивающим жестом урезонил девушку Линд, - они только детонируют как мины, а так там нету поражающего вещества, - он украдкой подмигнул Роберту.
- Как это действительно по-человечески, - Лара надавила на последнее слово, - найти, придумать изощриться и воплотить в развлечение чью-то боль, страх или вообще смерть.
- В этом есть нечто трогательно прекрасное... - тихо сказала Эми, - а человека все равно не поменять, как был тварью, так всегда ей и останется.
- Эх, - выдохнул Роберт, принимая красный пластмассовый стакан с теплой жидкостью, которой его из термоса наполнил Линд, - с такими взглядами на жизнь до моей утопической модели мира я точно не доживу...
- Если ад снаружи и вокруг - создай утопию внутри, - взглянула на него Лара.
- Этим и перебиваюсь, - улыбнулся Роберт.
- Long Island Hot Lind Tea. - продекламировал Линд, раздав всем стаканы и опускаясь на лежак рядом с Ларой
- Любишь ты себя безмерно, - усмехнулась Эми.
- А чего бы и нет? - приподнял бровь Линд, - несмотря на то, что я ужасная черная дыра хаоса, я довольно классный.
- Видимо, «Hot» в этом названии относится не к чаю, - сказала Лара, уняв смех.
- К нему тоже, только в меньшей степени, - Линд демонстративно облизал губы, тараня девушку взглядом.
Усталость и сонливость в итоге взяла свое. Подкравшись и подло набросившись на беспечно болтающую компанию на лежаках, она вернула всех обратно в дом и развела по спальням.
- Хороший сегодня был день! - громко прошептала Эми Роберту, потягиваясь под одеялом.
- Это точно, - улыбнулся тот, глядя на потолок сквозь согретую камином ночную темноту.
- Помнишь, ты у костра говорил про твою утопию?
- Угу.
- А что она из себя представляет?
- Разумность людей.
- И все? Так они и так разумны.
- Это они так думают. Первый шаг будет сделан тогда, когда до человека дойдет, что можно жить без войн. Но у нас до сих пор патриотизм – это оружие для решения проблем между правящими верхушками. Стоит только сказать человеку, что эта проблема - проблема нации, государства или родины и все. Тупорылая толпа таких патриотов хватается за вилы и идет на тех, кого когда-то называла братьями.
- Мне всегда казалось, что первый шаг выглядит менее радикальный. Например, перестать срать там, где живешь... ну да ладно, а второй?
- Дальше сложно сказать. Исчезнет расизм и фанатичность. Развитие науки. Отмена границ. Сложно. Но представить это себе можно. Самое страшное то, что жить так вполне возможно.
- А тебе плохо живется?
- Не сказал бы.
- Без проблем и скандалов будет слишком скучно.
- А ты думаешь, они куда-то денутся? Пропадет глобальная и масштабная глупость. Глупость мировая и всеобъемлющая. Фундаментальная. А вот наша с тобой глупость, бытовая и приземленная никуда не денется. От нее уже точно не избавишься.
- Тон такой, словно, ты уверен, что это неизбежно произойдет.
- Хочется верить. Надеюсь, что так и будет.
- При этом твои романы не сказала бы, что проповедают добро и мир, - заметила Эми.
- Если бы я писал о добре и мире, меня бы никто не читал, и я бы умер от голода.
- Тут ты прав. Знаешь, давай сегодня немножко к этой утопии приблизимся. Хотя бы на приземленном уровне ощущений и чувств.., - сказала Эми и исчезла под одеялом.
***
Вопреки ожиданиям, Роберт проснулся рано. За окном только начинало светать, когда он, стараясь не шуметь и не разбудить Эми, выскользнул из постели, оделся и, аккуратно прикрыв за собой дверь в спальню, прошел в гостиную. Поежился от утренней прохлады, и развел в камине огонь. Потом подошел к плите и сварил кофе. Заметив у двери свой рюкзак, перетащил его на диван, сел рядом и выложил на стол ноутбук и телефон. Вспомнил, что хотел позвонить сестре, но батарея за ночь предательски села. Подключив модем к компьютеру, оказалось, что интернет в такую рань работать отказывался. Роберт обреченно окинул взглядом пустое, погружённое в утренний полумрак, убранство гостиной. Попивая кофе, задержал взгляд на кирпиче с угольно-черной надписью «Life is better when you dream».
- Нет, это я так тут с ума сойду. - шепнул Роберт самому себе и, заботливо подкинув в камин побольше дров, пошел к входной двери. Там он завернулся в тулуп и, надев валенки, вышел в мрачное и кусачее холодное утро. Противные серые облака плотно затянули небо и не давали первым лучам восходящего солнца хотя бы немного приласкать жаворонков своим теплом. Роберт подошел к припорошенным снегом лежакам, отметив про себя, что кто-то предусмотрительно забрал с собой пледы, а вот огромный термос так и остался стоять на улице. Писатель подошел поближе, подхватил его и встряхнул. Внутри заплескалось. Недолго думая, он закинул его на плечо и пошел в обход дома, вспомнив слова Линда о некой тропе за ним.
Тропа нашлась довольно быстро и Роберт, прислушиваясь к разношерстным звукам пробуждающегося леса, неспешно двинулся по ней вглубь чащи.
Примерно через десять минут идти ему надоело, и он остановился.
- И куда я прусь? - громко поинтересовался он у тропинки. Та предпочла промолчать. Сделав еще несколько шагов вперед, Роберт неожиданно заметил между деревьев каменную кладку, увитую иссохшимся плющом. Смело сойдя с дорожки, писатель двинулся к объекту, зацепившему взгляд. Кладка оказалась одной из стен небольшого, с виду ужасно старого, костела. Дверей, судя по всему не было уже давно: что со стороны парадного входа, что со стороны черного входов. Несколько внушительных дыр в стене, говорили то ли о безжалостном времени, то ли о бестолковых, скорее-всего еще и довольно злых людях.
Отчего-то попасть внутрь Роберт решил именно через одну из таких дыр. Потертое серое убранство. Отколотые каменные куски сводов, продолговатые и глубокие раны на колоннах и стенах, словно, какое-то огромное и загадочное существо вгрызалось в них своими безжалостными и крепкими зубами. Пол был устлан слоем пыли, каменной крошкой и деревянными обломками. К изумлению Роберта некоторые из массы сломанных лавочек оказались целы. Сквозь обвалившуюся часть крыши, внутрь пробивался слабый, выхватывающий из пространства смиренно и задумчиво кружащиеся песчинки пыли, тусклый луч утреннего света.
Роберт сел на край одной из более-менее целых лавочек и уставился в сторону, где когда-то размещался алтарь. Теперь там находилось лишь пустующее на небольшой возвышенности пространство и, врезанная в стену, скульптура некоего святого с отколотым носом и без нескольких пальцев на раскинутых в разные стороны руках. У ее основания имелся полуразвалившийся выступ, покрытый внушительным слоем окаменевшего воска.
Роберт опустил на пол термос. Металл соприкоснулся с камнем, рождая гул, усиленный эхом пустого помещения. Писатель вздрогнул и замер, ожидая, когда звук успокоится и затихнет.
Когда ему, наконец, показалось, что тишина воцарилась вновь, он облегченно выдохнул и уставился на пар от своего дыхания. Тот причудливыми узорами проделывал свой путь до полоски света, прорывавшегося сквозь дыру в крыше. Постепенно погружаясь в нее, он окрашивался в ее, ставший ласково теплым, цвет утренних лучей, разгоняя витающую в них пыль.
Роберт снял с термоса крышку-стакан и наполнил ее его содержимым. Сделал несколько неспешных глотков. Обжигающе-холодная жидкость дрожью разнесла по телу тепло. Писатель по плотнее закутавшись в тулуп, лег на лавочку и уставился на дыру в потолке костела. Отсалютовал крышкой-стаканом статуе с отколотым носом и дыре.
- Кажется, я отвлекаю, но... - Роберт подскочил, облившись остатками ЛонгАйдендХотЛиндТи, и повернулся на звук голоса, донесшегося откуда-то сзади. На одном из последних рядах лавочек сидел человек, утопающий в свободной ярко-красной мантии. Из-под накинутого на голову капюшона виднелась лишь прядь длинных черных волос, скрывавшая половину лица, другая была спрятана тенью, но Роберту показалось, что он разглядел такую же черную бороду, - ... но рано или поздно ты бы меня все-таки обнаружил. – скромно продолжал незнакомец, -Надеюсь не сильно помешал уединению. Я, собственно, как и ты люблю побыть наедине, так что прекрасно понимаю разочарование в результате которого...
- Погоди, - перебил Роберт, - давай начнем немного с другого? Ты кто?
- Меня зовут Джимми.
- Серьезно? – искренне удивился писатель.
- Или джа-хали-сатир-муан-сарракх-авеф-лапар.
- Хорошо, Джимми, я Роберт. Откуда ты?
- Понятия не имею... - озадаченно ответил Джимми, - что за странный вопрос? Как будто ты сам можешь на него ответить.
- Эмм... Я из столицы...
- Ах вот ты о чем... Тогда я из того захолустного городка, что в нескольких милях отсюда.
- Будем знакомы, Джимми из захолустного городка, - небрежно махнул ему рукой писатель.
- Будем, Роберт из столицы, - ответил Джимми и откинул с лица капюшон. Ровно половина его лица оказалась гладко выбрита. На ней не было даже ресниц и брови. Другая же несла на себе густую, ухоженную бороду. Прическа оказалась прямой противоположностью лицу. Длинные черные волосы висели со стороны голой части лица. Блестящая лысина же служила навершием для заросшей.
- Так ты... – крайне неоднозначный внешний вид собеседника сбил Роберта с мысли, - ты следишь за этим костелом?
- Тут уже давно не за чем следить. А стены и без меня никуда не убегут, - добродушно улыбнулся Джимми.
- Не пойми меня неправильно, но, почему такое ммм... Стилистическое решение?
- А ты любопытный тип.
- Натура такая. Я бы даже сказал, работа. Я писатель.
- Вот оно что. Что же, возможно, эту историю я могу тебе подарить. АЙ, паразит! - неожиданно яростно вскрикнул Джимми.
- Что с тобой? – испуганно спросил Роберт.
- Да кусается, невоспитанный! - грозно покосился к себе на колени Джимми.
Роберт привстал, чтобы разглядеть того, кто столь бесстыдно и бесцеремонно прервал их беседу.
Из складок широкой мантии высунулась узкая и жутко хитрая на вид белая мордочка. Она осуждающе посмотрела на Роберта и, сладко зевнув, спряталась обратно.
- Это что, лиса? - спросил писатель, пересаживаясь на ряд ближе.
- Это писец, а не лиса... - зло поморщился Джимми, потирая укушенный палец.
- Писец то-есть прям писец, или песец то-есть лиса?
- Вообще его зовут Муза.
- Почему именно Муза?
- Потому что, когда приходит муза - это писец...
- Извиняюсь за тавтологию, но... Писец то-есть прям совсем писец, или песец то-есть лиса?
- В этом и прикол.
- Ну хорошо, а если Муза не приходит?
- Значит, песец потерялся.
- И его надо искать?
- Не, он сам придет. Он всегда приходит.
- Высоко...
- Ага, не доплюнешь. Слушай, а что у тебя в термосе?
- Чай. Будешь?
- Давай.
Роберт вернулся обратно к термосу, вновь наполнил крышку-стакан и протянул его Джимми. Тот отпил.
- А чего так крепко то?
- Рецепт такой, - пожал плечами Роберт.
- Понимаю, - протянул хозяин Музы. Или хозяин песца. Роберт так и не решил, как классифицировать этого человека.
Писатель подождал пока он допьет, принял обратно стакан и двинулся обратно к термосу, однако, неловко зацепился ногой за выступавший край напольной плиты и растянулся на полу, опрокинув термос, орошая его содержимым пол костела. Огласив благим матом священную когда-то обитель, в ярости сильно пнул плиту. От нее откололся внушительный кусок камня и отлетел к противоположной стене. Муза, видимо, испугался и решил, что пора делать ноги. Но только он спрыгну с колен хозяина, коснувшись лапами пола, как Джимми, ловко схватив его за хвост, под обреченный писк пойманного животного, втянул Музу обратно в складки рукавов и мантии. Там после недолгого и бесполезного сопротивления замерли.
- Ты жив, писатель? - Обратился он к Роберту. - От тебя чуть Муза не сбежал. И кажется, теперь через пару часов сюда можно будет прийти покататься на коньках, - покачал головой Джимми, кивнув на, внушительных размеров, лужу растекшегося чая.
- Да у меня своя есть... Только она сука, - ответил он, поднимаясь и потирая ушибленное колено.
- Я бы такой не доверял.
- Да. Сложно.
- Постой... - Джимми заинтересованно вгляделся в плиту, пострадавшую от удара. Прищурился - глянь, че это там?
Роберт подошел ближе и увидел край, словно, какой-то коробки, завернутой в пожелтевшую дырявую материю.
- Шкатулка какая-то по виду... - Роберт без лишних колебаний наклонился и попытался откинуть плиту в сторону. Получалось плохо и медленно. Но спустя несколько мгновений ему удалось сдвинуть ее в сторону и, скинув желтую материю, обнаружить под ней полуметровый в длину и не больше десяти сантиметров в высоту и ширину, деревянный футляр.
- Да открывай, чего ты встал? - нетерпеливо сказал Джимми.
Роберт сел на пол, поставил рядом футляр. И придирчиво его осмотрел. Потом бережно взял двумя пальцами за верхнюю часть и потянул. Крышка с хрипом и явным нежеланием отделилась от основания.
Внутри лежал свободно скрученный в трубочку, перехваченный тонкой бечевкой, лист, пожелтевшей от времени бумаги. Роберт в нерешительности посмотрел на Джимми.
- Слава Народный, - сказал он, расплывалась в улыбке, - сколько лет прошло... После такого ненароком тянет на подумать: сколько еще тайн скрывает от нас история.
- Разобраться бы с тайнами настоящего, - хмыкнул Роберт, - кто такой Слава?
- Местная достопримечательность. В моем городке на главной улице ему даже памятник поставлен. Небольшой, где-то метр в высоту и деревянный: сломанная кисточка, расколотая давлением латинского креста. На деле она просто лежит у его подножия, но задумка именно такая.
- Отдает каким-то веянием современного искусства.
- Только тема далеко не современна. Лет эдак, - Джимми на миг задумчиво поднял глаза к потолку и прикусил губу, - ну навскидку триста-четыреста назад, а тогда это место только начинало обживаться, приехал Слава в наш город непонятно откуда и молодым. Приехал с лошадью, телегой и бабой. Купил лачугу, поселился на отшибе и занялся перевозками всего, чего тут выращивали, добывали, вырубали, ловили и воровали. Грубо-говоря, такой условный прапрадедушка «ФедЭкса». Брал за это все какую-то мзду, за несколько лет неплохо на этом деле поднялся, нанял развозчиков, купил еще телег с лошадьми. Однако... Как в любой истории, если бы все было хорошо, то истории бы не вышло. Завистники, конкуренты или просто отморозки, однажды ночью сожгли его дом, забрали все, что смогли забрать, поубивали всех, кто попался под руку, в том числе жену и лошадей нашего героя. Самому ему, если так вообще можно говорить в подобной ситуации, повезло. Где он шастал - неизвестно. Неизвестно так же откуда у него нашлись деньги на строительство этого скромного костела, в котором мы с тобой сейчас сидим. Впрочем, вполне вероятно, что без участия местных жителей не обошлось. Короче-говоря, Слава стал церковным смотрителем. На заднем дворе неравнодушные жители ему вырыли колодец. Потом он начал выращивать виноград. В подполе делал домашнее вино. На пожертвования покупал свечи и какую-то простую еду. Дела шли. Люди ходили, молились, слушали проповеди, исповедовались. Довольно долго он был один, а потом к нему пришла девушка-сирота. Даже скорее девочка. Поросилась остаться, помогать следить за костелом, огородом и виноградником. Конечно, как обычно и бывает, сначала он для вида поломался, а потом сломался. Девчонка оказалась хозяйственной и талантливой. Есть слух, что однажды, справив утреннюю нужду, Слава вошел в костел и обнаружил воооон ту статую, которая сейчас с отколотым носом, - Джимми кивнул в ее сторону и продолжил, - мол, за ночь она ее вытесала. Я лично думаю, что это чушь, но чем черт не шутит, прости господи. Наш герой слегка потрясся и вдохновился. Да так, что попросил девчонку научить его искусству. Та согласилась и решила начать с рисования. Ученик оказался способным и через какое-то время, он начал довольно успешно писать лики и иллюстрировать эпизоды из священного писания. Людям понравилось и ему стали предлагать продавать свои работы. Слава охотно согласился. Чуть ли не аукционы иногда устраивал вместо службы. А иногда просто дарил за спасибо. Все бы да ничего, если бы однажды, жарким летним днем, не решил наш Слава прогуляться до озера. А там купалась в уединении его скромная девочка-умница и купалась она, скажем так, интимно. Спрятался горе-священник в кустах, не смог отвести взгляда лукавого и наблюдал. А потом написал картину. Летний пейзаж с девушкой, выходящей из озера в чем мать родила, отжимающая волосы. Довольно банальный сюжет. Потом что-то дернуло его показать работу своей помощнице, которая сначала покраснела, потом наорала, а потом, приглядевшись, похвалила своего ученика за искусанную работу и предложила продолжить. В итоге родилась пошленькая, но довольно симпатичная серия пейзажей с позирующей на них девушкой, из неизвестно-скольки картин кисти Славы Народного. –Джимми перевел дух, обновил воздух в легких и продолжил, - Что было дальше достоверно неизвестно. То ли кто-то подглядел за сей процедурой, то ли девчонка сама сдала священника. Поползли грязные слухи. Уничтожить картины Слава почему-то не смог. Ну, тут ладно, все творческие люди немного с придурью, - Джимми кинул взгляд на Робрета, - без обид.
- Никаких обид, - отчеканил писатель, - полностью поддерживаю.
- Работы свои он решил попрятать. Ошибка его в том, что он пошел на поводу тщеславия - картины, бестолочь, подписывал. Вот и попала одна такая картина в руки особенно набожному жителю. Тот показал ее другим, и решили они, что негоже такому священнику быть священником. Потом пришли к тому, что надо его наказать, ибо не мог такой человек следить за костелом, отпускать грехи и служить господу – это, выходит, происки сатаны и предательство в доме божьем. Вспомнили вдобавок, что костел никогда никем не освещался. И пошло-поехало. Вооружавшись вилами, кольями, топорами и факелами пошли они его, извращенца такого, наказывать. Тех, кто хотел заступиться даже не за самого Славу, а за его работы, а как ты сейчас, скорее-всего, увидишь, они были очень даже неплохими, убили сразу. Ночью толпа ворвалась в костел, круша все, что попадалось по руку. Бедную девчонку праведники пути божьего зверски убили и изнасиловали. Самого Славу сначала бросили в колодец и закидали камнями, а потом зачем-то достали и сожгли вместе с несколькими картинами, которые им удалось найти. В виду тупости и бестолковости найти им удалось не много. Тут можно добавить: слава богу. Про костел со временем забыли. Бывали, конечно, мысли отреставрировать, даже несколько раз чуть не взялись за дело, но всякий раз передумывали. В итоге все, что осталось в качестве напоминания об этой поучительной истории - тот памятник в городке да эти развалены. - Джимми замолчал и нетерпеливо добавил, - да разворачивай ты уже.
Роберт бережно извлек содержимое из футляра, потянул за один из концов бечевки и та развязавшись, выпустила лист на свободу. Джимми не ошибся. Картина была выполнена мастерски. Во мраке винного погреба, освещенная небольшим бронзовым канделябром, стоящем холодной каменном полу, на бочке сидела обнаженная девушка. Закинув ногу на ногу, она, улыбаясь, глядела на огоньки свечей и играла с распущенными локонами, накручивая их на пальцы левой руки. У картины не было четких границ. На листе она была словно внушительная клякса с размытыми краями. На крае чистом и нетронутом краской, была небрежно и просто выведена змейка, добродушно глядящая куда-то вправо.
Роберт развернул лист так, чтобы его мог разглядеть Джимми. Тот расплылся в блаженной улыбке.
- Поздравляю, - сказал он, поглаживая Музу, - ты нашел работу Славы.
- Он подписывался змейкой?
- Внимательно посмотри. Это буквы S и N.
- По-моему немного притянуто за уши.
- Согласен, это имеет место быть. Только вот за эту самую змейку были убиты нескольких человек.
- Жутко, но захватывающе... - выдохнул Роберт, скрупулезно разглядывая рисунок, - а откуда ты все это знаешь?
- Да мне, как преподавателю истории начальных классов полезно знать о своем городе...
- Ты что учитель?! - писатель изумленно вытаращил глаза.
- Ну да, а в чем дело? - Джимми приподнял выбритое место, где должна была расти бровь, - а, ты про это, - он сделал быстрый круг зрачками, словно обводя всего себя целиком, - я еще в группе играю, поэтому относятся с пониманием.
- Ну хорошо, - протянул Роберт, - теперь понятно. Рок, трэш, метал?
- В основном джаз, - пожал плечами Джимми, - иногда любим сыграть Тьерсена или Эйнауди. Но это больше для души. Эй, а заходи послушать! - воодушевился Джимми, - Мы на следующей неделе играем. Паб у нас в городке один, но хороший, спроси кого угодно - дорогу подскажут. А после выступления я тебя с женой познакомлю, правда, там же, в пабе. В гости, уж не обессудь, в другой раз - дети уже спать будут.
Роберт какое-то время молча переваривал услышанное. В этот момент он понял весь смысл выражения: "внешность обманчива" или "внешность порой бывает обманчива". Как оно звучало точно он не помнил, но все осознал и решил больше внешностям не верить.
- Зайду... Спасибо... Впрочем, слушай, мне, наверное, пора, - сказал писатель. Аккуратно свернув художественное сокровище и бережно положив его обратно в футляр, он протянул его Джимми. Тот усмехнулся.
- Оставь себе, писатель. Кажется, тебе он может пригодиться больше. Не от хорошей жизни же тебя занесло в нашу глушь.
- Разве эти работы не должны принадлежать какому-нибудь музею в вашем городке?
- Там есть несколько, но... Не строй из себя благодетель и забирай.
- Хм. Спасибо, - сказал Роберт и, подобрав термос, двинулся в сторону выхода.
- Да уж точно не за что. В понедельник в восемь вечера. Приходи. - добавил Джимми в след писателю. Тот махнул рукой и, выйдя из костела на тропинку, двинулся в сторону дома.
Обитатели жилища на берегу замерзшего озера громко о чем-то спорили. До плетущегося вдоль стены Роберта доносились отрывки фраз и редкие выкрики. Писатель ускорил шаг и, добравшись, наконец, до двери, стараясь не шуметь, вошел внутрь.
- Дура! И ты хочешь, чтобы все вышло так же как с группой? Ты чего не понимаешь, что для этого нужно время?! - наваливал с дивана Линд в сторону суетящихся у плиты девушек.
- Сравнил несравнимое, впихнул невпихуемое, - фыркнула Эми.
- Линд! Как с группой быть не может! Это разные вещи! Но и медлить так долго нельзя, ведь если... - порыв Лары громким выкриком прервал Линд, позерски раскинувший руки в разные стороны.
- Тихо! - все замолкли и повернулись сначала в сторону него, а потом, проследив его взгляд, уставились на стоящего в дверях Роберта, - создание божье Роберт, - растягивал слова Линд, - тщщщ... Он явился, бесследно пропавший... А теперь благоговейно трепещите и внимайте гласу литературного искусства! Слово! - и Линд замолчал, изображая покорность.
- Доброе утро всем, - поздоровался глас искусства, снимая тулуп и вешая его на крючок у двери.
- Роб, почему ты никому не сказал куда пойдешь? Ты вообще в курсе, как долго тебя не было? - с упреком спросила Эми, - насколько сложно было написать записку?
- Что ты! Это же писатель. Я уверен, что к нему просто не соблаговолила в этот момент явиться муза, - сострил Линд.
Эми подошла к Роберту и обняла его.
- Предупреждай в следующий раз, ладно? - заглянула она в его глаза.
- Договорились, извини, - Роберт выдавил стыдливую улыбку.
- Алё, я извинюсь, - встряла в момент Лара, - мы вам тут не мешаем? Блинчики сами себя не пожарят.
Эми отбежала обратно к плите, а Роберт устало плюхнулся на диван.
- Так, где ты шлялся? - спросил Линд, и писатель вкратце рассказал о своем утреннем походу к костелу, о Джимми и его песце и продемонстрировал случайную находку.
- Знаешь, мы только что посовещались тут с девчонками на ментальном уровне, - задумчиво сказал Линд, разглядывая картину, - и решили тебя простить за твою безответственность. В конце концов, мы сюда приехали именно ради приключений.
- Всё, чем мы реально можем распоряжаться в жизни - это неким промежутком времени, - ответил Роберт, - только в нем есть один интересный нюанс: мы никогда не узнаем насколько он длинный и в какой момент оборвется. Отсюда следует, что есть у нас даже не промежуток, а, скорее, точка. И эта точка называется "сейчас". Думаю, стоит брать от нее все, что она может предложить.
- Браво, - усмехнулся Линд, - правда, пока что мне больше нечего твоей точке предложить.
- Народ, а кто-нибудь видел мой мобильник? - спросил Роберт.
- Заряжается в нашей комнате, - не оборачиваясь, откликнулась Эми.
- Спасибо, - писатель встал и, уже через несколько мгновений, предварительно закрыв за собой дверь, стоял у окна, глядя на падающий за окном снег и слушая гудки вызова.
Сестра, подняла трубку. Они долго и проникновенно беседовали. В основном говорил Роберт, рассказывая о калейдоскопе событий, которые так вовремя и неожиданно ворвались в его жизнь.
- Хм, надо же... Мартин, все же сумел помочь. Всегда считала его последней сволочью, - угрюмо заявила девушка.
- Оказалось, что да. Послушай, я думаю, что нашел тему для романа. Мне придется здесь задержаться. На как долго - не знаю.
- Что за тема? Если она того стоит, то так и быть. Хотя я, кажется, знаю. Про монаха, о котором тебе рассказал Джимми?
- Ага.
- Тебе только религиозного конфликта не хватало. На тебя и так за прошлый роман всех собак спустили. А теперь ты хочешь еще и туда влезть? Ты же не умеешь сдерживать язык, и не мне тебе об этом говорить.
- Зато я чувствую, что все может получиться. Я знаю. Верю.
- Ты же не умеешь относиться к спорным вещам с почтением!
- А как можно с почтением относиться к тому, чего не знаешь или не понимаешь? Это как уважать ветрянку, когда не болел. Вроде, наслышан, но фиг знает, что будет, если подцепишь...
- Здорово... - обреченно вздохнула сестра, - на моей памяти ветрянку с религией еще никто не сравнивал...
- Ладно, не обращай внимания. Я просто валяю дурака. Обнимаю.
- И я. Счастливо и удачи!
Роберт положил трубку и обернулся на открывшуюся дверь. В комнату вошел Линд.
- Там блинчики готовы, - ткнул он большим пальцем себе за спину, где девушки уже расставляли на стол тарелки.
- Слушай, Линд, - обратился к другу Роберт, - кажется, я зацепил тему. Но боюсь, что недели на ее реализацию мне не хватит. Надо еще не хило копнуть, если мы хотим...
- Да не вопрос, - сразу поняв, к чему клонит писатель, перебил его Линд, - оставайся. Я за тобой через месяц могу приехать. Или прислать человека. Вообще по первому звонку, если что заберем. Ты с Эми остаешься?
- Я еще не думал об этом... - признался Роберт, - хотел бы. Надо с ней поговорить, но ей тут будет тяжело. Когда писатели работают с ними сложно.
- Или это с тобой сложно? - улыбнулся Линд.
- Может и со мной. Но я упорно убеждаю себя в массовости этой проблемы.
- Решай. Мы тут одно и то же дело делаем и хочется верить, что все получится. Темой готов поделиться?
- Ага. Про того монаха, которого погубило неугодное фанатикам искусство.
- Немного слащаво, не находишь?
- Согласен. Но это лишь обозначение темы. А мы сделаем мрачную и полную цепляющих душу образов, гротескную драму.
- Смотри... Попадешь снова...
- Да сговорились вы что ли? – неодобрительно сложил руки на груди Роберт.
- Хах!
- Не смешно.
- Мы же так заботу проявляем. Сам знаешь, чем твой девятый роман для тебя закончился. Мне, как твоему агенту, не очень хотелось бы справить юбилейный десятый рядом с тобой у позорного столба.
- Тот - больше сатира... Поэтому он так влетел.
- Я бы даже сказал, вылетел!
- Проехали, пойдем блины дегустировать.
После трапезы каждый нашел, чем себя занять. Линд с Ларой смотрели в спальне какой-то сериал, Эми, растянувшись на диване и протянув ноги на колени Роберта, не отрываясь, взахлеб читала какой-то очередной конвейерный роман Мураками. Сам писатель нещадно отбивал дробь по клавиатуре. С бешеной скоростью на экране ноутбука буквы складывались в слова.
Неуловимо быстро проносилось мимо Роберта, ушедшего с головой в работу, время. Оторвав помутившийся взгляд от экрана, он обнаружил, что Эми на диване больше не было. Сквозь распахнутые двери спален виднелись пустые комнаты. Дом был пуст. Роберт встал, потянулся, разминая затекшее, уставшее тело простыми упражнениями и прошел к входной двери. Еле-слышно скрипнув петлями, писатель вышел наружу. Пропавшие мгновенно обнаружились. В полголоса о чем-то беседуя, они сидели на лежаках у костра и жарили на палочках маршмеллоу. Роберт не стал вмешиваться и, облокотившись о стену, молча, наблюдал за этой мирной картиной. Снег, не унимаясь, валил с неба. Солнце клонилось к закату. На пляжных лежаках перед замерзшим озером трое на палочках жарят зефир. «Идиллия, - подумал Роберт, - будь я Славой, каким бы извращенцем он не был, я бы написал с них картину. Жаль, что моя кисть – это перо». Роберт прикрыл глаза и представил, что справа от него на ступеньках перед входом сидит другой Роберт. В отвратительном желтом берете, в какие обычно одевают актеров режиссеры, чтобы сразу было понятно, что перед почтенной публикой художник. Ах да, конечно, еще пара кистей за ухом. И пятно на щеке. Перед мольбертом и с грязной палитрой в руках, экспрессивно и припадочно-вдохновенно Роберт-художник рисует. Нет! Творит! Изредка кидая быстрые взгляды на натуру. Слева от него вдруг возник еще один Роберт. Чуть задев первого, на что тот презрительно цыкнул, он звонко и лениво почесал густую щетину на правой щеке. Зевнул. Уперев локоть в колено, сгорбившись, положил щеку на кулак и, шумно вздохнув, замер. Серым, потухшим взглядом из-под полуопущенных век он наблюдал за троицей на лежаках. Пантомима длилась еще несколько мгновений, после чего прервалась резким и размашистым жестом художника - поставил в углу свои инициалы и, выдав банальное «вуаля!», он развернул в сторону сгорбившегося по соседству Роберта довольно неплохую, отдающую какой-то «вопреки-всемушной» радостью, картину. Тот кинул на нее взгляд и мерзко ухмыльнулся. «О!» - излишне экспрессивно поднял брови художник и презрительно пожал плечами. Тогда другой Роберт снова вздохнул и выудил из кармана блокнот с огрызком карандаша. Помусолил кончик, не без труда нашел чистую страницу и не спеша что-то записал. Затем, иронично подражая художнику, перевел взгляд на натуру, словно, сравнивая оригинал с написанным. Одобрительно кивнул и показал блокнот художнику. Тот с интересом наклонился к блокноту, прищурился, разбирая корявый почерк и беззвучно шевеля губами, а затем, расплывшись в улыбке, звонко рассмеялся.
«Трое сидят у замерзшего озера. Трое жарят зефир. Трем совершенно тепло, ведь их три и они далеко не одни».
- Роберт! - писателя вышибло из шизофренических раздумий о своих образах, и он открыл глаза, - ты примерз что-ли?! - Линд махал писателю весело полыхающей на палке зефиркой.
- Давно ты там стоишь? Иди сюда! – радостно позвала Эми.
И Роберт пошел. Босиком и по снегу. К этим трем безумным и до боли потрясающим людям. Которые его звали. Звали его к себе быть в их числе четвертым.
- Как тебя муза то подцепила... - Добавил Линд, когда Роберт, наконец, подошел. - Смотри не отморозь ничего жизненно-важного, - Лара несильно толкнула Линда локтем в бок, - я про голову! - по детски жалобно оправдался Линд, - а вот что там жизненно важно для тебя... Теперь вызывает вопросы... - продолжил он и снова получил локтем по ребрам.
Эми протянула Роберту маршмеллоу на палке и жестом пригласила его сесть рядом.
Когда писатель уселся, девушка сняла с шеи шарф и обмотала им его босые ноги.
- Прелесть какая. Такие мы все чудесные! - вдруг умиленно заявила Лара.
- Ооо, - протянул Линд, - душа требует романтики! Надо соответствовать моменту! - он откашлялся и заорал, совершенно не попадая в ноты, - Аааа не спееееть ли мне пееесню?! АААААА ЛЮБВИИИИ!
- Погоди, погоди! - еле сдерживая смех, прервал душевный порыв Линда Роберт, - а как же волки?
- Опомнился, - ответил Линд, - и вот это создание утром без единой задней мысли, - он махнул в сторону чащи, - в полном одиночестве уперло в лес!
- Да ладно тебе, - унимая смех, сказала Лара, - у него с собой термос был. Он бы отбился. Или договорился и судя по тому, что тот оказался пустым – так и случилось.
- Простите, забыл, - смиренно опустил голову Линд, - не парься, - обратился он к Роберту, - это единоразовая акция. Их стая уже давным-давно ушла в другую сторону.
- Люби природу - мать твою, - буркнул писатель, задувая вспыхнувший на палке зефир.
До глубокой ночи компания сидела на лежаках, непринужденно болтая о том - о сем. Когда Линд объявил, что они с Ларой отправляются спать, Эми шепнула Роберту на ухо чтобы тот никуда не уходил и не на долго ушла в дом. Вернулась она уже с валенками, тулупом для Роберта и, довольно внушительных размеров, фонарем.
- Спасибо, - поблагодарил он, одеваясь – я смотрю кому-то захотелось приключений?
- Отведи меня к костелу, - попросила Эми, передавая Роберту фонарь и вытаскивая из костра пылающую головешку.
- Прямо сейчас?
- Нет, утром, - закатила глаза девушка, - конечно сейчас! Пойдем, посмотрим! Интересно же!
Роберт не колебался ни минуты: они тут же двинулись за дом и вскоре уже двигались по темной лесной тропинке, освещаемой фонарем и подергивающимся на ветру пламенем от Эминой головешки.
- Эми, слушай, - нерешительно начал Роберт, - я чувствую, что смогу здесь написать нечто потрясающее. Новое. Что сможет изменить мою жизнь и вернуть меня, если на прежний уровень, то хотя бы восстановить репутацию. Но для этого мне придется задержаться здесь на неопределенный срок. Ты останешься со мной? - Эми посмотрела в глаза писателю и отвела взгляд.
- Роберт, то, что я так бездумно сорвалась с вами в это путешествие... Это признак слабости. Нет, я не жалею ни минуты, что получилось вырваться из рутины, но дома остались незаконченные дела. Плюс я чувствую, что дело с группой еще не закончено и мне лучше вернуться... Эй! Не дуться - девушка обогнала Роберта и встала перед ним, загораживай путь, - это не значит, что все кончено, и мы больше не увидимся. Ничего не поменялось, честно. Не думай. Хорошо?
- Конечно. Пойдем, - выдавил улыбку Роберт.
- Пойдем?
- Пойдем-пойдем, осталось немного... А! Вот и он.
Пара прошла внутрь костела и Эми восхищенно выдохнула. Держа перед собой головешку, девушка медленно прошла вдоль стен, словно, изучая каждый сантиметр каменного сооружения. Роберт остался стоять в стороне, молча наблюдая за ней.
- Это невероятно! - громко сказала она, и эхо подхватило ее слова, - девушка засмеялась. Потом, наткнувшись на полуразвалившуюся лавочку, она уперлась в нее ногой и резким движением выдвинула ее в середину костела, подальше от остальных.
- Что ты делаешь? - озадачено спросил Роберт.
- Сейчас увидишь! - бодро ответила Эми. Затем девушка отдала, начавшую было затухать головешку Роберту, и отбежала обратно к рядам лавочек. Набрав с пола, целую горсть щепок и небольших деревянных кусков, Эми устроила их под выдвинутой на середину помещения лавочкой. Потом выхватила головешку из рук писателя и поднесла ее к собранному сору. Лавочка к изумлению присутствующих довольно быстро разгорелась, освещая костел оранжевым светом и обдавая пару теплом. Скульптура с отколотым носом и без нескольких пальцев на раскинутых в разные стороны руках теперь смотрелась пугающе. Эми подошла к ней и, забравшись на покрытый воском выступ под ней, махнула Роберту.
- Представляешь! - воскликнула она, - Вот тут, по рассказам твоего загадочного друга, позировала та девушка! А Слава писал с нее картины! - когда Роберт подошел ближе Эми неожиданно приспустила тулуп, обнажая покрытое татуировками тело. В отблесках пылающей лавочки, под развалившейся статуей девушка смотрелась по демонически завораживающе, - Сложно, наверное, ей было так. На холоде и неподвижно... - уставилась Эми на Роберта двумя дьявольскими огоньками глаз.
- Думаю, ему было сложнее...
- Чем это? - хитро дернула бровками Эми.
- Самоконтроль и самообладание... - улыбнулся Роберт.
- А тебе сейчас сложно?
- Безумно, - ответил Роберт, приближаясь к девушке.
- Так ты и не он, - Эми закусила губку, - если так подумать, то... - но договорить она не успела. Роберт прижал ее к себе и впился своими губами в ее.
Они лежали на одном из тулупов, накрывшись другим, на возвышенности у подножия статуи и наблюдали за тем, как, периодически потрескивая, догорала посреди костела лавочка.
- Ну вот, - констатировала Эми. - Теперь мы этого никогда не забудем.
- То-есть волков тебе было не достаточно?
- Это тоже было круто, но теперь все закреплено и навсегда привязано к своему отдельному столбику в уголке приятных воспоминаний.
- Все же наша жизнь удивительная штука.
- Невозможно не согласиться. Слушай, а ты бы хотел пожить какой-нибудь другой жизнью? - спросила Эми, поуютней прижимаясь к Роберту под тулупом.
- Думаю, да, - ответил он, обнимая девушку, - стать другим человеком, несмотря на то, что есть и люблю сейчас в этой жизни. Посмотреть, как можно было бы быть еще. Забить рукава безумным неотрадом, - он бросил лукавый взгляд на Эми , - покрасить волосы, искупаться ночью в закрытом бассейне, а потом удрать от охраны. Проснуться утром с той, которая ночью купалась и убегала вместе с тобой. Терпеть и обожать ее за такую банальную и вычурную любовь к полароидам и ретро-фотографии. Постоять в больном отчаянии и полном умате на краю крыши многоэтажки и не сделать последнего шага. Купить ковбойскую шляпу, старющий, прожорливый масл-кар и уехать на нем куда-нибудь далеко-далеко. Потом, однажды, глядя утром на свое отражение в зеркале, почувствовать щемящую, но, сволочь, такую приятную тоску по прошлому. По тем волшебным моментам, которых больше никогда не случится. А затем ощутить на спине ее ласковые руки. Рассказать ей о своих мыслях, а она проникновенно посмотрит тебе в глаза сквозь зеркальное отражение и хмыкнет. Больно укусив за ухо, скажет: «какая же ты все-таки дура... У тебя же есть я! Собственно, такая же дура, как и ты, но зато вместе мы просто чистейший кайф!»
- Вот это поворот, - сказала Эми, - ты еще и девчонкой в той жизни оказался? Долго себе придумывал эту красивую историю любви двух лесбиянок?
- Импровизирую. Впрочем, почему бы и нет?
- И правда. Почему бы и нет. Знаешь, вообще меня попросили тебе не говорить, но мы уедем завтра рано утром.
- То-есть как уедете? И почему не говорить? - сконфужено спросил Роберт.
- Не говорить потому, что у нас был план оставить тебе записки. С такими людьми как ты, обязательно должно что-то происходить. Причем хоть немного выбивающееся за рамки обыденности. Это заставляет вас думать, подталкивает на нестандартное восприятие реальности и, в итоге, на свет появляется новое произведение. Тем более ты сам хочешь остаться. Это и стало решающим фактором. Почему я тебе об этом говорю? Потому что, по-моему, это бы выглядело странно. Возможно, даже обидно. А я не хочу, чтобы ты воспринял так всю ситуацию. Уезжаем потому, что у меня уже есть вызов в суд по делу с группой. Я бы раньше сказала, но... Решила подождать подходящего момента.
- И когда я тебя теперь увижу?
- Через какое-то время обязательно увидишь, я же не на совсем пропадаю, - ответила Эми и поежилась, - пойдем домой, лавочка, кажется, сгорела.
- Хорошо. Можешь кое-что для меня сделать? – помедлив, спросил Роберт.
- М? – вопросительно взглянула на писателя девушка.
- Забери с собой картину Славы.
- Уверен?
- На все сто.
- Окей. Спасибо.
- Это тебе спасибо.
Они оделись и молча вышли в морозную ночь. Роберт фонарем освещал, хрустящую под их неспешным шагом, заснеженную тропинку. Думать о чем-либо не хотелось, да и просто не получалось. Его медленно заполняла бестолковая и совершенно отвратительная тоска. Он крепко держал Эми за руку, словно, сам вел ее к тому моменту жизни, где им придется на время расстаться. Вскоре они, стараясь не шуметь, вошли в дом и сразу отправились спать. Эми почти мгновенно отключалась, отвернувшись к стене и стянув на себя одеяло. Роберт про себя улыбнулся, разглядывая спящую девушку, а потом светлая грусть и тянущая тоска вдруг пропали. «Чертовы мысли, чертовы усиленные ощущения всего вокруг, чертовы повадки. Неужели у всех людей обремененных тягостью творчества такое острое восприятие любой насущной ерунды?» - пустоту в сознании пробило, и Роберта еще долго беспокоил беспорядочный поток мыслей. Словно, что-то во всем вокруг было не так. Искусственно или неправильно. Только глубокой ночью, незаметно подкравшийся сон все же сумел нанести свой предательский удар. И утром в доме на берегу замерзшего озера, на отшибе в нескольких милях от небольшого городка, писатель проснулся в полном одиночестве, а вместо девушки на помятой подушке лежала записка.
Коряво и спешно на ней было выведено всего несколько строк.
«Что поделать? Ты не мой любимый ПИСАТЕЛЬ. Но зато ты мой ЛЮБИМЫЙ писатель. Так что, знай, я хочу, чтоб ты сделал всех. ПИШИ и пиши. Не пропадай. Твое карманное ЩАСтие - Эми».
Роберт еще несколько раз перечитал, показавшуюся ему оригинально и не навязчиво милой, записку. «В ее стиле, впрочем».
Вторая записка оказалась на столе в гостиной. Она венчала накрытую полотенцем посудину, заваленную свежеиспеченными и еще теплыми претцелями с сыром. Оказалось, от Лары. «В ее стиле, впрочем.» - Снова подумал Роберт, уплетая мучное изделие. В записке оказалось несколько приободряющих, теплых слов и надежда на скорую встречу.
Прощального слова от Линда Роберт сначала намеренно не искал, рассчитывая наткнуться на него произвольно и не специально, однако, спустя пару минут ненамеренного скитания по периметру дома и столь же ненамеренного заглядывания во все возможные ящики и шкафчики, писатель, немного расстроившись, решил не расстраиваться и подумал, что перед тем как начать работать, хорошо было бы проветрить голову.
Одевшись, Роберт сунул было ногу в валенок, но оттуда на него неожиданно что-то обидчиво зашуршало. Смело схватив обувку, он быстро ее перевернул и на всякий случай отскочил в сторону. Взгляд поймал вывалившиеся оттуда: скомканный лист бумаги и небольшой непрозрачно-черный зип-пакетик.
«Вернусь за тобой через две недели.» - подобрал Роберт содержимое валенка, - «Если что - звони по номеру, который ниже. Всем, что в сарае смело пользуйся, но только в крайних случаях - это тебе на всякий пожарный. Без надобности, лучше туда не суйся, а то знаю я вас... В пакете небольшой сюрприз лично от меня. Так скажем, помощь в случае неожиданного кризиса, которого я, честно-говоря, не предвижу. Но, как говориться, хочешь мира - готовься к войне. Бывай и удачи.
Роберт открыл черный зип-пакетик и на ладонь выпала небольшая высушенная лимонная долька. «Симба!» - понял писатель и, убрав сухофрукт обратно в пакет и сунув его в карман, обулся и направился в сарай.
Будучи в первое свое посещение этого места занятым лежаками, он совершенно не обратил внимания на убранство грубо сколоченного помещения. На стенах висели различные строительные принадлежности, на полках стояли банки и коробки с гвоздями, болтами, саморезами и прочими атрибутам классической обстановки подобных мест. Однако при более детальном осмотре Роберту удалось найти еще один полиэтиленовый пакет с несколькими минами, кучу аккуратно сложенных досок, примерно в метр-полтора длинной и темно-зеленый деревянный ящик. Открыв его, взору Роберта предстало сено. Смело запустив в него руки и наткнувшись на нечто гладкое и холодное, писатель потянул и вытащил на свет Глок с прикрученным к нему глушителем. Отчего-то совсем не удивившись находке, он, еще немного пошарив в сене, выудил несколько набитых патронами рожков. Зарядив оружие одним из них, а остальные распихав по карманам, он взял с собой доску и вышел из сарая, направившись к озеру. Отойдя на приличное расстояние от дома, он вертикально установил доску, погрузив ее одним концом в снег. Сделал пару десятков шагов в сторону и, вскинув оружее, прицелился. Предусмотрительно щелкнув предохранителем, неспешно и со знанием дела, выпустил в доску несколько пуль. Первая прошла чуть выше, зато остальные угодили точно в цель. Роберт попробовал поразить цель с большей дистанции и даже в движении - со всех ног бегая вокруг самодельной мишени. Истратив в итоге целый рожок, он решил, что наигрался и вернулся в дом. Убрал пистолет и обоймы в ящик у кровати, вернул к жизни погасшее в камине пламя и, усевшись на диван перед огнем и включив ноутбук, принялся за работу.
Роберт писал самозабвенно и много. Смакуя каждую деталь, сам, порой, поражаясь уровню погружения в произведение. Герои получались живые, сюжет захватывающим, а, пейзажи... Впрочем, описание пейзажей получалось, как обычно и бывает, если все остальное интересно и здорово, такое, которое зачастую чаще всего пропускают, дабы поскорее вернуться к полюбившимся героям. По этому поводу Роберт не переживал. «Описываешь - говорят, мол, много описаний. Не описываешь, говорят - мало».
Так, за работой, неожиданно для Роберта наступил понедельник. Хотя это как-раз и есть одна из главных и неотъемлемых частей сего дня недели - совершенно непредсказуемое его появление на жизненном пути.
Решив, что стоит не упускать возможности и погулять по городу до встречи с Джимми, писатель оделся во все самое более-менее приличное, что смог отыскать в своем гардеробе (в основном это была одежда, в которой он приехал) и за три-четыре часа до назначенного времени, выдвинулся в сторону городка.
Добравшись до костела, Роберт решил ненадолго зайти. С момента его прошлого визита не поменялось ровным счетом ничего. Обгоревшее останки лавочки черным пятном резали глаз. Роберт почувствовал нарастающий укор совести и спешно покинул помещение. Спустя некоторое время тропинка повернула и буквально выбросила Роберта в городок. Дома не выше трех-четырех этажей, классические витрины каких-то частных магазинчиков, обклеенные разноцветными, призывающими к себе покупателей, словами. Вблизи слова оказывались сложенными из налепленного на стекло скотча. Редкие прохожие, спешащие и не очень, подсказали писателю, как попасть на главную улицу. Роберт ненавязчиво интересовался, в какой стороне находится памятник Славе Народному, однако, удивленные жители лишь пожимали плечами, говоря, что никогда о таком не слышали.
Напрягшийся и начавший было что-то подозревать писатель, выйдя на нужную улицу, сразу на него наткнулся. Памятник в точности соответствовал описаниям Джимми. Небольшой, где-то метр в высоту и деревянный. Сломанная кисточка, расколотая давлением латинского креста, на деле просто лежавшая у его подножия. Обойдя скульптуру вокруг, Роберт обратил внимание на небольшую, еле-заметную надпись около кисти. «Джим Моррисон Славе Народному». Уважительно усмехнувшись энтузиазму местного учителя истории, писатель зашел в ближайший продуктовый магазин. Несколько стеллажей, холодильник с полуфабрикатами, да толстый дремлющий за кассой седой негр в квадратных очках с газетой на пузе, колышущейся при каждом его выдохе. Пройдясь вдоль рядов и придирчиво выбрав бутылку воды и пару батончиков мюслей с бананом, писатель подошел к кассе. Пробуравив долгим взглядом спящего, Роберт решил его не будить. Оставил несколько купюр перед кассой (сумма превышала необходимую), нашел взглядом камеру видеонаблюдения, демонстративно приподнял воду и батончики - показывая, мол, заплатил. Направившегося к выходу Роберта вдруг остановил совершенно нехарактерный высокий голос.
- Уважаемый, ты откуда такой воспитанный? - писатель обернулся и посмотрел на негра, который пересчитывал оставленные Робертом деньги.
- Из столицы, добрый день, - он дружелюбно улыбнулся.
- И как же тебя из столицы то сюда занесло?
- Книгу пишу. Про ваш городок.
- Писатель, чёль?
- Стараюсь.
- Это хорошо... Старайся.
- Возможно, вы мне подскажете, где тут библиотека и паб? - спросил Роберт. Негр усмехнулся и сказал:
- Сразу видно: знаешь, где и как правильные истории искать. Паб и библиотека! Право, прелестно! Библиотека - как выйдешь и сразу направо. Паб - налево. Там, кстати, в восемь вечера наш местный чудик выступает...
- Спасибо, вы меня заинтриговали. Хорошего вам дня. – спешно попрощался Роберт и, выйдя из магазина, пошел направо.
Звякнув колокольчиком на двери, писатель вошел в библиотеку.
Читальный зал залом назвать язык не поднимался: ровно пять столов, четыре из которых были оборудованы пыльными зелеными настольными светильниками. Книжных шкафов видно не было. Под ногами Роберта уютно поскрипывал пол. Он подошел к стойке за которой должна была, по его логике, находиться библиотекарша. Там было пусто. Тогда он обошел стойку вокруг и позвал: «Есть тут кто? Мне книжку бы взять!». Ответом была тишина. Единственная замыленная лампа, свисающая на грязно-белом проводе с потолка, обдавала помещение тусклым теплым светом.
- Кхм! - раздалось где-то внизу, и Роберт опустил голову. Миниатюрная старая и иссохшая старуха, обмотанная, казалось, не меньше сотней разноцветных шарфов, повторила, - Кхм!
- Драсьте. - сказал Роберт.
- Привет-привет, - холодно ответила она.
- Мне б книжку, - Роберт попытался выдавать улыбку.
- Какую? - пискляво передразнив писателя, спросила старуха.
- Что-нибудь про Славу Народного.
Старуха замерла и прищурилась.
- Не знаю такого... Ты кто такой то вообще?
- Что за манеры? Тут все такие любопытные?
- Городок маленький. Ты не отсюда.
- Писатель я. Книжку про ваш город пишу.
- Вот и пиши про город, - старуха мерзко сплюнула прямо на пол.
- Я все же по прошу вас помочь мне литературой.
- Про город ничего нету. Про твоего Славу тоже. Есть Кинг.
- Стивен? А еще?
- Еще есть Лавкрафт, - презрительно добавила старуха. Вдруг где-то в глубине здания что-то упало и звонко разбилось, - тьфу ты, черт. Стоять здесь, ничего не трогать, - и она уковыляла куда-то в глубь помещения, скрытого от тусклого луча лампы. Больше Роберт старуху не видел. Прождав примерно десять минут и пару раз громко ее позвав, он уже было совсем отчаялся, когда из темноты вдруг появилась довольно высокая девушка лошадиных пропорций с табличкой на груди и несколькими листами бумаги. Она протянуло Роберту руку, тот сконфужено пожал ее ладонь. Потом она указала на табличку на груди. На табличке черной краской было небрежно выведено: «Глухонемая». Затем она протянула Роберту бумагу и ткнула пальцем на заголовок первого из них: «Дневник. Слава Народный. Прибытие.»
- Постойте... Это его дневник? - удивленно и восторженно спросил Роберт, - он писал? Где я могу найти остальное?! - но девушка строго и упорно потрясла табличкой перед носом писателя. Он выругался и ринулся было к стойке за карандашом или ручкой, дабы объясниться с несчастной, но девушка схватила его за рукав и потащила к выходу.
Вытолкав его за дверь, она громко и многозначительно щелкнула замком.
Роберт в недоумении остался стоять посреди улицы. Потом неожиданно вспомнил про купленные мюсли, быстро и нервно сжевал первый батончик и пошел в сторону паба.
Сперва паб со сноровкой, которой позавидовал бы сам Штирлиц, упорно проскакивал мимо слоняющегося туда-сюда по улице в тщетных поисках, Роберта. Наконец, наворачивая уже бог-весть какой круг, писатель остановился у простенькой деревянной двери с прямоугольными вставками из черного стекла. Дверь, по не до конца понятным ему причинам, находилась на совершенно неудобной высоте: к ней зачем-то вели штук семь-восемь компактно-уложенных высоких ступенек без перил, но даже этого количества казалось мало чтобы с комфортом прошествовать внутрь. Вход окружался огромным количеством разноцветного и размашистого граффити на серых от грязи и пыли стенах. Однако внимание Роберта привлекло одно, показавшееся ему особенно забавным. Нетронутое другими произведениями уличного искусства, оно, имея почетные несколько сантиметров чистого обрамления, выглядело солидно: идеальный, абсолютно черный круг радиусом не более дециметра с аккуратной подписью, гласившей «Hole to another universe».
Сама дверь оказалась закрытой, но на стене, затерявшись в россыпи граффити, нашлась простенькая афиша с информацией о джаз-концерте в 20:00. Роберт сел на ступеньку перед входом и взглянул на бумаги, которые ему всучила странная глухонемая девушка.
Перепечатанный, как сразу почему-то решил Роберт, с оригинала текст велся от первого лица и описывал скупо и серо первые дни Славы в городе. Даты нигде не было, да и фактической информации было минимум, однако, писатель почерпнул для себя сухость повествования. Героя он представлял совсем по-другому, да и в своей работе уже начал изображать его эмоциональным и вспыльчивым. Удрученно вздохнув, он убрал листы во внутренний карман и неспешно умял второй батончик банановых мюслей, запив его водой.
Вдоль улицы неожиданно и поочередно разгорелись редкие фонари. Безлюдность начинала действовать Роберту на нервы. За время бесполезного сидения на ступеньке перед входом мимо него прошло от силы человек пять и проехал всего один автомобиль. Тоска по мегаполису поднималась откуда-то из глубин и несильно, но ощутимо царапалась.
Вдруг дверь с грохотом распахнулась и оттуда, пролетев над головой Роберта, выпал человек. Ругаясь, прокувыркался до дороги, поднимая с земли столб снега и грязи. Вскочив, дал деру.
- Еще раз здесь увижу по самое «не хочу» тебе..! О, Роберт! Уже здесь? - голос принадлежал Джимми, который ужасно резко сменил гнев на милость и, протянув руку писателю, разразился широкой улыбкой.
- Это ты чего его так? - спросил Роберт, пожимая ему руку.
- Да так, мудак один, - уклончиво промямлил он, - Ты проходи! Чего раньше то не зашел? - Поправив воротник стильного коричневого пиджака, он приглашающим жестом указал Роберту на дверь.
- Закрыто было.
- Ну вот же для особо одаренных, - Джимми показал на звонок, на который Роберт отчего-то не обратил ни малейшего внимания.
Они зашли, и Роберт окинул взглядом заведение. Барная стойка слева от вошедших, за которой сидели двое и молча потягивали пиво, уходила вглубь тесного помещения. Всего Роберт насчитал не больше десяти пустовавших деревянных столов, полукругом разбросанных у крохотной сцены, представлявшей собой возвышенность в пару десятков сантиметров над общим уровнем грубого и потертого деревянного пола. На ней, вокруг внушительного, но визуально-ощутимо дряхлого контрабаса, на металлических раскладных стульях стояли инструменты: блестящий саксофон, бубен и полу-акустическая гитара, подключения к микроскопическому усилителю.
Из колонок, висевших по углам паба, приглушенно надрывал голос Стив Тайлер. В общем-то, обычный провинциальный паб с тусклым освещением и постоянными клиентами, которых бармен, несомненно, знает не только по именам, но и по родословной.
- Уютно, - сказал Роберт, ничуть не приукрасив.
- Спасибо, - Джим почесал лысую половину головы, - До выступления еще есть время, садиться советую вооон на тот стул, - он показал пальцем, - у барной стойки, ближайший к сцене.
Они сели рядом и Джимми, обратившись к бармену, больше похожему на небритого и не выспавшегося выпускника консерватории, заказал два стаута.
- Джим, - обратился к компаньону Роберт, - я тут побродил немного, пообщался с местными, которых умудрился найти, и никто не слышал про этого твоего Славу. Более-того, библиотекарша вообще весла себя...
- Тюю, - презрительно выдал Джим, - уж, не во лжи ли ты меня обвинить хочешь? Бабка та - полоумная, она вообще никому книжки не дает, а вот дочь у нее более-менее сговорчивая, правда, кхм, глухонемая... вот если бы тебе попалась она, тогда...
- Она дала мне вот это, - Роберт вытащил бумаги и положил их перед Джимми.
- О! Знакомо-знакомо, - Джим беглым взглядом пробежал по содержимому. - Тоже видел их. Не особо информативно, если честно...
- А где взять продолжение?
- Хм... Оставь свой электронный адрес, я тебе скину мой учебник по истории за 6-й класс. Там есть пара глав о нашем городе. Разберешься. - Роберт достал телефон и, записав под диктовку Джимми его номер, отправил адрес. Телефон из кармана Джимминых штанов одобрительно пискнул, оповещая о полученном сообщении - с поиском бара проблем не было?
- Были, - кивнул Роберт, останавливая пущенные барменом по стойке кружки, - почему у него нету названия, кстати?
- Как это нету? – возмутился Джимми, - неужели закрасили? Hole to another universe?
- Ах, это... Было-было.
- Раньше он назывался «Пираньий оскал», а потом кто-то спер табличку с названием и на следующую ночь на стене появилась та самая «дыра» в другую вселенную, а сама стена превратилась в нечто вроде стены посланий, приветов и так далее. Уже позже шпана закрасила ее граффити. Владелец, он же бармен, даже не возмущался толком, ну а чего и правда? Добавилось индивидуальности. Почти местная достопримечательность, - Джимми хлопнул себя по коленям и жестом подозвал к себе бармена, - Роб, это Гораций. Гораций - Роб, ну я рассказывал, ты знаешь. Составишь нам компанию? Народу все равно пока не много, - Роберт и Гораций обменялись рукопожатиями.
- За новыми историями приехал? - простодушно поинтересовался Гораций.
- Вроде того, - ответил Роберт, - Последняя работа вышла боком.
- Знаю. Читал. Так себе, мягко-говоря.
- Не ты первый и не ты последний кто так говорит.
- Так и радуйся, - Гораций бесцеремонно взял нетронутый Линдом бокал и одним махом опустошил половину. Тот угрюмо взглянул на бармена, но промолчал.
- Чему это? - спросил Роберт.
- Тому, что тебе правду люди говорят.
- А что лучше: сладкая лесть или горькая правда? - неожиданно спросил Джимми, с отвращением отводя взгляд от жирного отпечатка губ Горация на его бокале.
- Правда, - ответил Роберт.
- Ааа, - хитро протянул Джим, - не скажи. Вот моя жена, например. Черт ее знает, как она относится к моему саксофону. - Он серьезно взглянул на Роберта, - И это я сейчас про мое музыкальное увлечение. Так вот. Она говорит, что ей нравится, она интересуется, спрашивает, мол, когда новые композиции будут, беспокоится, если я долго не репетирую, все в таком духе. А может ей на самом деле тошно? Вдруг она его терпеть не может. И вообще я никогда не слышал, чтобы она слушала джаз... Но не в этом ведь дело. Ее увлеченность, ее внимание подталкивают меня играть и творить. Вдохновляет, грубо-говоря.
- Почему грубо?
- Потому, что ласково я тебе это не могу изобразить, - бармен, до сели, молча следивший за диалогом, гоготнул, - Приходим мы к тому, что, если это все лесть, пусть сладкая и такая приятная, то пусть она будет. Только пусть я об этом никогда не догадаюсь.
- Интересно... - подытожил Роберт и вдруг спросил, - а не думал никогда полностью отдаться музыке?
- Не, я так не могу.
- Ну-ка?
- Хобби - пожалуйста. А так... Все равно полностью и с пользой заполнить гипотетически освободившееся время не выйдет. Совесть не даст бездельничать в свободное время.
- Безделье - это дело приходящее, - со знанием дела ответил Роберт, - даст-не даст. Пф. Поломается, поломается, а потом бабах! И однажды утром ты понимаешь, что уже вторую неделю не вылезаешь из постели, а она лежит рядом вся такая сломанная и улыбается... Но, боже, как же она улыбается! - мечтательно произнес Роберт, - только потом чинить ее гораздо сложнее, чем ломать, - он наиграно сник и продолжил, - Ведь заставить себя утром вылезти из-под теплого одеяла - это совсем не то, что запрыгнуть ночью в постель.
- Поэтично, - одобрительно кивнул Джимми, - ладно, мне пора готовиться к выступлению, - он встал и прошел в одну из незаметных дверей, ведущих, видимо, за сцену.
- Ну что? - обратился Гораций к Роберту, - рассказать тебе мою слезливую историю о том, как всё, к чему я прикасался раньше, сгнивало и превращалось в говно, а потом я прикоснулся к алкоголю и теперь люди платят мне за то, чтобы я давал возможность гнить и превращаться в говно им.
- Эм... - поморщился Роберт, - может, в другой раз?
- А знаешь, - сказал Гораций, принимаясь за бокал Роберта, - был у меня любимый писатель. Вот ваша проблема в том, что вы нестабильные все. Все до единого: сначала ничего, потом, думаешь, что лучше вас никого нету, а потом вы подкладываете свинью.
- Кто же твой любимый автор?
- Не знаю, как его зовут. Он заезжал, как-то раз, кстати. Жил у меня на чердаке пару недель, ходил всегда в дурацких темных очках и представляться настоящим именем отказывался. Говорил, мол, зови меня Ромой. Два своих романа подарил. Ну я прочел оба. Особенно понравился роман под названием «Снафф». Говорю ему как-то, перед его отъездом: «Ваш лучший роман - это Снафф!». Он пожал плечами и ответил: «ну да... Можно и так сказать. Она любила пожестче». Потом я его больше не видел.
- Интересно... - ответил Роберт, скорбно наблюдая за тем, как исчезает в бездонной глотке Горация его стаут.
Какое-то время они еще сидели и беседовали. Постепенно начали подходить люди и занимать места перед сценой. Гораций ушел работать, а в зале появились две официантки.
Роберт развлекал себя тем, что незаметно вглядывался в лица посетителей. Основная масса - нейтрально, но прилично одетые мужчины лет 25-50. Чаще компании, чем одни, они старались попасть как можно ближе к сцене и выпить как можно больше до начала выступления. Несколько пар занимали дальние столики, видимо, уже наученные неким опытом.
С удивлением Роберт обнаружил, что свободных мест довольно быстро не осталось. Некоторые посетители даже оставались стоять, прислонившись к стенам и на первый взгляд казалось, они этим фактом ничуть не расстроены.
Потом появились музыканты. Все в красных мантиях, как была на Джимми во время их первой встречи. Никто не аплодировал. Все, словно, делали вид, что не заметили вышедших. Музыканты подошли к инструментам, Джимми схватил саксофон. Тайлер, исполнявший свои хиты из колонок, умолк, уступая место живой музыке. Заиграли чудеснейший, заводящий блюз. Яркий и зажигательный, совершенно не под стать внешнему виду исполнителей. Уже через несколько минут, особо пьяная и проникшееся компания во всю раздвигала столы, освобождая место для танца. Остальные посетители теснились, недовольно ворчали, но послушно сдвигались.
После двух-трех танцевальных композиций, Джимми виртуозно вывел протяжную медленную мелодию, и они заиграли спокойней. Пьяная компания восприняла это как личное оскорбление и в адрес музыкантов полетели сначала ругательства, а затем и объедки. Джимми, продолжая играть, подошел к самому краю сцены. Компания тоже приблизилась.
- Гавно твая музыка, музыкан! - промямлил один из них и сунул под нос Джима средний палец. Тот, в свою очередь, самозабвенно доведя мелодию до финала, на миг замер в театральной позе, а потом со всего размаху обрушил саксофон на голову обидчику.
- Да чтоб тебя! Джимми! - только и успел выкрикнуть Гораций, щелкая рубильником и возвращая голос Тайлера в помещение. Завязалась драка. Пары, сидевшие дальше всех ловко юркнули к выходу. Остальные смешались в ожесточенной и безбожно матерящейся куче из которой с завидной периодичностью появлялись и пропадали, мелькая, Джиммин саксофон и бубен с гитарой его согруппников.
Гораций схватил Роберта за грудки и втащил его за бурную стойку. В этот самый момент раздался звон стекла и кого-то припечатали лицом о стул, на котором только что сидел писатель.
- УХ! Паразиты! - крикнул Гораций, взводя, непонятно откуда возникший у него в руках, огромный Магнум, - Опять потолок штукатурить... - добавил он уже страдальчески тише и, подняв руку, выстрелил.
В помещении мгновенно воцарилась тишина.
- А НУ ВСЕ ИСПАРИЛИСЬ НАХЕР! - заорал Гораций и все действительно довольно быстро разошлись, расковывались или расползлись.
Гораций возвращал на место перевернутые столы. Официантки подметали. За столом посередине, на более-менее не загаженном участке находились Роберт, изрядно помятый Джимми в обнимку со столь же помятым саксофоном и бутылка ледяного рома, которую он не без удовольствия прикладывал к ссадинам на лице.
- ...Этот вопрос, переполненный псевдо-интеллектуальностью, - заявил Джимми языком проверяя наличие зубов на положенных им местах, - впервые посещает человека ещё в школе. Звучит он так: «почему я - это я?». - Джимми отхлебнул из бутылки и, перевернув ее холодной стороной, снова приложил к разбитому лицу, - В том возрасте это дико интересно и отдаёт мистикой. Космической, религиозной или просто чем-то отдаёт - зависит от воспитания и навязанных истин. Ответ, как и водится в таких случаях, прост: «да потому что». Но он, естественно не устраивает молодую кровь, которая не хочет его принимать и, в результате, побившись головой о стену и поделившись мыслями с друзьями, этот вопрос забывается в виду безысходности, - Джимми протянул бутылку Роберту, тот почтительно сделал глоток и музыкант, торопливо выхватив ее, снова водрузил на опухшее место. - Проблема в том, что он вообще не имеет смысла. Не в том проблема «почему?», а в том «кто?». И мудрее, даже логичнее, спрашивать «кто я?», а не «почему я».
- Хорошо, - решил не спорить Роберт, - ну тогда кто же?
- А я почем знаю? Сам и решай. Ты - это ты и только тебе строить твоё «ты» так, как ты этого хочешь.
- А ты кто тогда?
- Дурак ты что ли или уже накидался..? - поморщился он, - Я Джимми, добрый вечер.
- Мне кажется, что решать кто ты - глупо и бессмысленно. Ты для себя можешь быть вообще кем угодно. А для всех остальных ты все равно совершенно другой и, более-того, для каждого ещё и совершенно разный.
- Тем не менее, тебя можно описать так, чтобы тебя узнали. Причём совсем не обязательно по внешним критериям. И вот эти описания создаёшь именно ты. Мнения об этих описаниях могут быть разные, да. Но мнения - это другое, а описания - это и есть ты.
- Ладно, - выдохнул, уставший от странной философии Роберт, - может, тебе в больницу?
- Перестань, - отмахнулся Джимми, снова припав губами к бутылке. Походивший мимо Гораций бесцеремонно выдернул ее у музыканта.
- Эй, да ты не афигел ли? - возмутился он, но тут же оборвал свое недовольство. На стол Гораций бросил пакет с замерзшей клюквой. Джимми под хруст замерзших ягод и со стоном наслаждения бесцеремонно уронил в него лицо.
- Думаю, на сегодня веселья достаточно. Мне пора работать, а тебе бы не мешало отправиться на боковую, приходить в себя – сказал Роберт.
- Не люблю спать, - донеслось из пакета с клюквой
- Ничего себе... Ты с этой планеты вообще? Хотя, судя по прическе...
- Да нет, - Джимми оторвал голову от пакета и посмотрел заплывшим глазом на Роберта. Потом хитро и воровски оглядевшись, аккуратно открыл пакет и кинул в рот несколько клюкв, - Сны мне снятся слишком хорошие. Ничего не могу с этим поделать. Бывало у тебя такое?
- О чем ты?
- Ну, возможно однажды, утро принесёт интересное, но довольно грустное осознание того, что даже хорошие сны бывают как хорошими так и плохими. Если, к примеру, сон просто хороший, он заряжает, ободряет и вообще правильно настраивает на грядущий день. Однако если сон слишком хороший, чрезмерно настолько, что, просыпаясь, ты недоуменно смотришь вокруг, жалобно и выискивающее хватаясь за обрывки тающего и остающегося в небытие мира, то такой сон заряжает, разве что, на нечто вроде «окей Гугл, как правильно завязать на шее петлю».
Роберт добродушно рассмеялся.
- Ладно, мне действительно давно пора возвращаться, - Роберт встал, - тебе точно не нужна помощь?
- Нет-нет, иди. Извини, что не удалось с женой познакомить. В другой раз тогда? Телефон мой есть, если что - не стесняйся.
- Да не извиняйся, - Роберт протянул ему руку, - тебе спасибо. Круто звучите. Саксофон то...
- Да у меня еще есть, не проблема, - перебил писателя Джимми, отвечая на рукопожатие, - слушай! - окликнув он его уже у выхода, - а ты не знаешь, какая сволочь сожгла в костеле лавку?
- Какую лавку? - остановился Роберт и удивленно взглянул на Джимма.
- А, не важно... - пробубнил тот и снова опустил лицо на пакет с замороженной клюквой.
- Музе привет, - добродушно сказал Роберт и заспешил прочь.
Поеживаясь от холода и освещая тропинку телефоном, Роберт быстрым шагом пробирался к дому. Мысли уносили его к сюжету романа. Смакуя каждую незначительную деталь, Роберт чувствовал, как его наполняет то нечто, что люди неопределенно называют вдохновением. Но и на этот раз он снова не смог спокойно пройти мимо костела. Что-то, словно, тянуло его туда, звало и манило.
Писатель прошел внутрь. Звук его шагов на мгновение эхом заполнил все свободное пространство. Он осмотрелся, высветил телефоном сгоревшую лавочку. Обошел ее вокруг. Поколебавшись несколько минут, решил, что не станет убирать остатки и ушел в самую дальнюю часть костела. Сел и на одну из лавок в последнем ряду и выключил на телефоне фонарик. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел как в костел сквозь дыру в крыше и щели в стенах просчитался еле-заметный лунный свет. Прошарив руками по карманам Роберт наткнулся на небольшой черный зип-пакет. Внутри лежала высушенная лиманная долька. Писатель элегантно выудил сухофрукт двумя пальцами и поднес к глазам. Он долго разглядывал кусочек Симбы.
На миг ему даже показалось, что нечто внутри него сверкнуло ярко синей ниткой и пропало. Роберт размеренно выдохнул морозный воздух, полностью освобождая легкие и положил дольку лимона на язык. Откинул голову назад и закрыл глаза.
Время шло. Открыв их через двадцать минут сосредоточенного ожидания Роберт не заметил ничего необычного. Лишь немного притупилась резкость, однако, писатель списал это на обыкновенную усталость глаз и темноту. Он встал. Потряс головой. Попрыгал. Даже пробежался от одного конца костела до другого. «Что за ерунда?» - подумал он, останавливаясь и решительно направляясь к выходу, - «Видимо, все дело в свежести...»
Он вышел из костела, сделал несколько шагов и вдруг в недоумении замер. На дорожке, метрах в десяти от него, сидел и, видимо, от переизбытка любопытства, чуть наклонив голову, глазел на Роберта Муза. Некоторое время они неподвижно и молча смотрели друг на друга. «Вот и доигрался...» - Подумал Роберт. Муза же немного попереминался с лапы на лапу и неожиданно куда-то засеменил.
На писателя нахлынула волна испуга. Он в ужасе, не помня себя, кинулся вдогонку за Музой. Тот, обернувшись и ошалело взглянув на несущегося в его сторону Роберта, со всех лап пустился наутек. Продираясь сквозь кусты, царапая руки и лицо о ветки, писатель гнался за песцом. Тот, несмотря на все свои старания, оторваться почему-то не мог. Впрочем, погоня продлилась недолго. Спустя несколько минут Муза все же на миг пропал из поля зрения преследователя. Роберт остановился, огляделся, и уже хотел было от досады осыпать всех лесных родственников песца ругательствами, но тут, он совсем близко от себя услышал приглушенное рычание. Повернул голову на звук и обнаружил пень. Из-за пня с одной стороны выглядывала оскаленная морда Музы, а с другой его пушистый белый хвост. Роберт устало опустился на землю, скрестив ноги.
- М! - сказал Роберт. Хотя сказать хотел совсем не это. Писатель в ужасе осознал, что не знает, как говорить. Даже не не знает, а не просто не понимает или не помнит как превращать мысли в речь.
- М! М! - еще раз испуганно произнес он, хвастаясь руками за губы. Мысли формировались, но не могли перевоплотиться в звуки. Тогда Роберт сосредоточился. Десять секунд он старался поймать сбитое в беге дыхание.
- Муза? - спросил он немного погодя и с большим трудом.
- Фр! - сказал Муза и добавил, - для тебя мой друг, учитывая ситуацию, - просто писец... - Роберт от неожиданности отпрянул, перекувырнулся назад, встал на четвереньки и в ужасе уставился на песца.
- Тыыыы ух! – вытаращил он глаза, - тьфу ты, то-есть... Ух тыыы!
- В чем дело? - заботливо поинтересовался песец.
- Ты че? Разговариваешь? - сглотнув, спросил Роберт.
- Как можешь слышать, - Муза, осмелев, вскочил на пень.
- А я одного бобра знаю... - Начал писатель, пытаясь вспомнить откуда он знает какого-то бобра, - который тоже на пне сидел...
- Хм... А его случайно не Аполлоном звали? - участливо поинтересовался Муза.
- Вряд ли... Хотя, - немного подумав, Роберт добавил, - хотя я не знаю.
- Шут с ним. Тот еще черт. А от меня ты чего хотел?
- Я?
- Ну не я же за тобой по всему лесу только что гонялся, живодер. Спрашивай.
- О чем? - Роберт осторожно подвинулся поближе к Музе.
- Да о чем угодно.
- А что ты что-то знаешь?
- То-есть тот факт, что я разговариваю тебя совершенно ни коим образом не удивляет?
- Нет. То-есть да, но..?
- Тогда я жду вопроса.
- Ладно... - Роберт судорожно пытался придумать вопрос, который мог бы адекватно звучать в адрес песца, - как избавиться от всех проблем? - словно сам себя спросил Роберт.
Песец демонстративно опустив голову разочарованно прикрыл лапой глаза.
- Есть два способа. Первый - это срубить корень твоих проблем. А уж где этот самый корень знаешь только ты. Кто-то видит корень в самой жизни и обрубает сразу ее. Тоже выход, если подумать, но... Мне больше нравится второй.
- Второй?
- Ага. Меня еще дедушка научил. Сам всегда пользуюсь.
- И что это за способ?
- А у тебя есть проблемы? - спросил песец с явным подозрением. Роберт задумался. Огляделся, прищурился.
- Нету, - взвешенно и обдуманно сказал Роберт.
- Тогда нет смысла показывать.
- Погоди-погоди, - писателя раздирало любопытство, - есть-есть! Работа моя. Бесит иногда жутко.
- Тэкс... - тоном профессора сказал Муза, - Бесит работа, значит? Ну хорошо... Подними руку.
- А какую? - вежливо поинтересовался Роберт.
- Да какая разница какую?! - вспылил песец, - ну правую подними... - Роберт поднял, - выше... Выше... Еще чуть-чуть... Так, теперь резко опускай: «да и хер с ней!» - сказал песец когда Роберт опускал руку.
- Теперь сам попробуй.
Роберт поднял руку и под негромкое «да и хер с работой!» махнул рукой.
Они ненадолго замолчали. Роберт восхищенно смотрел то на свою правую руку, то на песца.
- Да твой дед гений... - благоговейно прошептал Робет.
- Да. Он был потрясающим человеком... - гордо произнес Муза.
- Человеком?
- Да. Он то как-раз был человеком. А я... Я вот оказался песцом. Причем, похоже, что еще и полным...
- Мне всегда казалось, что хорошие черты человека крайне редко запоминаются, как в принципе, так и когда переходят по наследству. В отличие от плохих.
- Э? – смешно скривил мордочку песец.
- Смотри! Что говорят, если ребенок умный, добрый, талантливый? «И в кого же он такой лапочка?!» А вот в обратной ситуации? «Ну дуб-дубом! Прям как твой...» И дальше идет описание одного из особо-отличавшихся и запомнившихся в роду тунеядцев, - песец начал издавать крайне странные звуки. Роберт даже сначала подумал, что бедняге плохо, а потом понял, что тот просто смеется.
- Как тебе под лимонами то? - поинтересовался Муза, лапой утирая слезящиеся от смеха глаза.
- Непонятно. Вроде все реально, но...
- Что но? - напрягся песец.
- Да нет-нет, ничего - отрицательно замотал головой Роберт, решив, что лучше не говорить ничего лишнего, дабы не обидеть животное и не портить дружеского разговора.
- Если лимон свежий то... - Роберт поднял глаза к небу, вызывая в памяти воспоминания о первом Симбе. Звездочки в глазах плясали, скакали по макушкам деревьев и с разной периодичностью и яркостью мерцали. Не в силах оторваться от завораживающего зрелища, он продолжил, - сначала ничего, вроде... А потом такое ощущение... Чувство даже, что ты растворяешься в этом мире. Медленно и неуклонно. Сначала исчезают контуры, а потом и весь ты. - Роберт опустил глаза на Музу, но на пене никого не было. Оглядевшись, но так и не обнаружив песца, писатель удрученно закончил, - затем ты появляешься в другом мире. Правда, там, ты уже бог...
- А тут? - раздался голос у него в голове? - разве тут ты не бог сам для себя?
- Песец! Эй! Песец, ты где? - Роберт вскочил и еще несколько раз позвал Музу. Потом смутился и посмотрел на небо: звезды были на своих местах и уже никуда не убегали и не прыгали. Писатель сдержанно улыбнулся, а затем во весь голос расхохотался. Он только что на весь лес звал песца. Как будто того, что он не имел ни малейшего представления о том в какую сторону идти, дабы вернуться обратно на тропу, было мало.
II
«Построю лабиринт, в котором смогу
затеряться с тем, кто захочет меня найти...»
В. Пелевин
Если кто-нибудь помнит внушающие размеры картины «Явление Христа народу», что висит в Третьяковке, то пусть представит себе столь же огромный белый холст, подсвечивающийся со всех сторон, и скромную персону Линда, стоящую довольно близко к нему и одиноко влипающую в некое художество современного искусства. В зале было темно. Чувствовалось, что высшую ценность всей выставки представляет именно эта картина, столь контрастно выделенная теплым светом ламп.
Вообще, стоит отметить, что Линд был довольно далек от живописи и картин в том виде, в котором мы привыкли их обычно видеть. Возможно, потому что сам он не был в силах даже прямую прямо по линейке начертить, а, может, просто потому, что так вышло. Нет, Линд вряд ли признался бы даже самому себе в том, что не переносит это направление в искусстве. В его сознании были даже несколько таких картин, которые ему нравились. Например, «Апофеоз войны». Или «Кораблик выходящий из гавани», что в детстве висел у него над кроватью и имел размеры листа а4 - написанная неизвестным автором картина, название которой он, впрочем, выдумал сам.
До того, как оказаться перед главным, огромным полотном с абстракцией Линд несколько часов гулял по музею, скептически разглядывая различные абстракции, стараясь увидеть хоть одну, которая бы зацепила его взгляд. Однако ничто не удостаивалось его внимания дольше, чем на 5 секунд. Но этот момент настал. Он завернул за угол. Такого поворота событий в жизни Линд никак не ожидал. Ужаснувшись тому, как можно быть столь оригинальным, он приблизился к тому самому белому полотну. Невольно вспомнилось ему определение подрастающего поколения элитными предподъездными ценителями старой школы всего на свете. «Поколение идиотов!» кричали неуязвимые блюстители свободы слова и мнения в след каждому, кто осмеливался пройти мимо их лавочки и умудрялся не понравиться цветом шнурков или недозволенно счастливым лицом в 7 утра. Линд никогда не принимал все их слова близко к сердцу. Эти слухи и их критика, конечно, редкостная чушь и бабушкам просто скучно. Но он никогда не думал, что вспомнит хоть одну из их мудрых фраз. А уж тем-более всерьез задумается об их актуальности.
С картины на него смотрел огромный черный фаллос. Точнее его очертания. По рисунку было видно, что данный художник не проходил кастинг у мастеров лифтового творчества в направлении «концепция изображения детородных органов в публичных местах». Да, ему было явно далековато до подобных мастеров. Линии были не столь четкие да и.. В этот момент Линд поймал себя на мысли, что критикует эту картину с несвойственного ему ракурса. Как-будто он в этом разбирался. Чуть пристыдившись, он подошел еще ближе и прочел надпись на серебряной табличке у края картины. «Cherny Huy». «Wooooooow» - выдала какая-то часть его мозга, на что другая ее ответила: «Еб твою мать». Линд всерьез задумался о названии картины: «зачем было давать картине столь оригинальное название, (хотя мне кажется, что это было имя, несомненно, очень известного в узких кругах, художника) а тем-более, зачем делать его, во-первых, таких размеров, (комплексы? Фу, господи...) во-вторых, дорисовывать столь гневные глаза. И если на первое еще можно более или менее адекватно ответить, мол, что бы почувствовать себя тем маленьким хвостатым головастиком, из которого ты сам когда-то и «вылупился», то второй вопрос оставлял витать в бесконечности философского аспекта, умело спрятанного художником во взгляде сего, с позволения сказать, существа...» Эта мысль навеяла его на известную гипотезу о том, чем именно думают мужчины и кто на самом деле является «оком предназначения» что ведет их по жизни. Однако, чуть подумав, Линд эту гипотезу опроверг, вспомнив, что на самом деле таким органом является желудок, так что если художник и хотел поддержать теорию о «половом мировоззрении мужчин», то тут он вряд ли делал удар по массовому и простому, доступному каждому, пониманию истинной глубины картины. Хотя тут же у него родилась новая идея: «Если творец преследовал цель удивить, то у него получилось. И неплохо. Все, кто видит это, не просто удивляются, а скорее-всего, именно «Ахуевают», что еще и, выходит, добавляет аллегоричности соединению картины с, непосредственно, реакции на нее.
Долго на это смотреть, играя роль истинного ценителя такой живописи и скептически, неодобрительно хмуриться, напрягать подбородок и мелко кивать, было мучительно: глаза Линда лезли на лоб и норовили выпрыгнуть в ближайшее окно. Дольше пытать свою психику и слишком уж восприимчивое воображение он не стал и, вздохнув и сунув руки в карманы, обреченно зашагал к выходу. Приближаясь к широченным ступенькам, что вели от главного входа к тротуару и дороге с припаркованными вдоль нее в один ряд машинами, его вдруг посетила мысль, что он обязан спуститься вниз так, как будто снисходит до, раскинувшегося за пределами музея угрюмого, ничего-непонимающего, серого мира людей, обладая уникальными знаниями и будучи просветленным и постигшим истину великого «Cherny-ого Huy-а», путем блаженного созерцания этого артефакта культуры. С таким настроем Линд остановился у массивной двери, ведущей к выходу и кинул мелочь в механизм, приделанный к небольшому стеклянному пузырю на ножке, наполненного разноцветными шариками жвачек. Услышав характерный звук, он достал розовый шарик, кинул его в рот, нацепил на нос темные очки в модной металлической оправе, толкнул дверь и двинулся навстречу слепящему дневному свету. В его ушах заревела гитара, выводя «Im a man» группы Black Strobe. Нарочито медленно Линд зашагал по ступенькам, сунув руки в карманы, презрительно глядя в модное «никуда», мимо людей, поднимающихся, проходящих мимо или же сидящих на ступеньках, чувствуя, как невероятно стильно зимнее солнце отражается в его очках. Он чуть наклонил голову, вытягивая на ходу из кармана ключи от машины, и продолжая свое нисхождение, покручивая их на пальце. Приподняв голову, он начал надувать огромный розовый пузырь, ... «Ooooh im the maan!» проорал в его голове солист, когда пузырь лопнул, но, видимо, ощущая всю важность сего момента, судьба не размазала жвачку по его лицу, и Линд продолжил путь под ревущую только в его ушах музыку. Настал самый ответственный момент: он как можно более заметно жуя жвачку, поднял над правым ухом брелок и надавил на кнопку разблокировки дверей. Желтый Smart бесподобно вписался в его миниатюру. Спустившись к машине Линд открыл дверь и окинул взглядом лестницу, цепляя взгляды нескольких страшненьких и не очень, студенток, глазевших ему вслед. Он сел в машину и, захлопнув дверь, почувствовал, как настроение резко подпрыгнуло кверху. «Какого актера потерял кинематограф!» - рассмеялся он - «Мне почти аплодировали! Где-то в недрах моей фантазии точно.»
Он завел автомобиль, включил печку и достал телефон.
- Мартин, это какая-то поеблистика, чессловно, - сказал он собеседнику, выруливая на дорогу, - Нет, я не смогу с этим работать… Вот приезжай сам и посмотри… Тебе работы не хватает? Давай сначала с одним закончим, а потом… Народ, вроде, ходит. Билеты баснословно дорогие, кстати!.. Я знаю. Схавают. Просто… Хотя, постой, знаешь, думаю, можно попробовать… Да, у меня есть один человечек на примете. Зовут Ерик Обделах. Слышал?.. – Трубка в руках Линда завибрировала, - Ладно, давай, до связи. Роберт на второй линии, надо взять. – Он перевел телефон на громкую связь и, сбросив Мартина, положил мобильник на приборную панель.
- Рооооберт, друг мой! Как успехи? Обрадуй меня…
- Линд! – голос писателя был нервным и обеспокоенным, - Линд, мне кажется, они хотят меня убить…
- Погоди, что? – спокойно и в своей обычной шутливой манере спросил Линд, - Тебя Симба что ли так задел?
- Да послушай ты! Времени нету! Помнишь, я тебе про Джима рассказывал? Я закончил роман – остались правки. Я случайно отправил ему черновики, да не важно! они каким-то образом попали в руки к каким-то фанатикам, Линд! Мне некуда отсюда бежать, а бежать надо и быстро!
- Так, - голос Линда оставался спокойным. Он уверенно крутил баранку, даже успевая беззаботно поглядывать сторонам, - У меня в сарае в ящике…
- Да-да! Пистолет уже взял.
- Проворно… - одобрительно усмехнулся Линд, - Слушай, не паникуй. Сиди дома, сейчас я за тобой кого-нибудь пришлю. Через несколько часов тебя заберут. Всё. Давай.
- Жду! - Роберт сам на другом конце сбросил трубку.
Линд непринужденно взял телефон и, не глядя в экран отчеканил нужный номер.
- Эми, солнце, я не отвлекаю?.. Волшебно-волшебно... У меня тоже все отлично, в музей вот сходил, клиентов искать… Слушай, я вообще по делу… Ага… Пора спасать нашего Роберта.
***
Эми аккуратно надела наушники, стараясь не испортить прическу. Щелкнула несколькими тумблерами, со знанием дела сверила показатели приборов с нормой. Все было в порядке. Ноги уперлись в педали, рычаг удобно лег в руку. Эми потянула его на себя, прикрыв глаза от удовольствия. "Робинсон" увереннее и быстрее застрекотал лопастями и плавно оторвался от земли. Эми поднялась выше, осматривая выдернутую из ночного мрака светом фонарей вертолетную площадку, которая через мгновение уже казалась игрушечной, став не больше размера ладони. Девушка развернула вертолет в нужном направлении и поддала газа.
Пролетев так какое-то время, она заставила вертолет зависнуть в воздухе и привычно твердо проговорила в микрофон на наушниках: «Я на месте, жду команды» - на другом конце ответили. Эми выслушала и подтвердила, что поняла. Достав из сумочки, заботливо пристегнутой к пассажирскому сидению, планшет, девушка запустила приложение и принялась нещадно разрушать домики зеленых поросят при помощи разноцветных птиц. Так, играя в зависшем над раскинувшимся на сколько хватало взгляда лесом, Эми провела примерно двадцать минут. А затем, где-то у самого горизонта вдруг вспыхнул и тут же погас рыжий огонек. Эми оторвалась от уничтожения виртуальных поросят, отложила планшет и, выжимая весь потенциал из небольшого вертолета, направила его в сторону только что мелькнувшего огонька. Вскоре тот появился вновь. Он разрастался, становился все больше и больше. Эми на полном ходу вылетела на свободное от леса пространство и заложила вираж, дабы не проскочить мимо полыхающего на берегу замерзшего озера деревянного дома. Небольшая толпа в десять-пятнадцать человек с факелами забрасывали сооружение коктейлями Молотова. Пока Эми изучающе вглядывалась в темноту, толпа вдруг сорвалась с места и кинулась по замерзшему озеру в сторону противоположного берега. Только тогда девушка разглядела фигурку, находящуюся ужа на пол пути к лесу на той стороне. Эми врубила прожекторы и резко начала снижение к убегающему от толпы человеку. Тот на миг замер, увидел вертолет и замахал руками. Потом вдруг вскинул руку в сторону нагоняющей его толпы. Несколько раз сверкнуло. Один из догонявших свалился, схватившись за живот. Остальные, на миг замерев, от неожиданного отпора, попадали, вжимаясь в снег и закрывая головы руками.
Эми была уже близко. Поднимая снежную бурю вокруг себя, вертолет опустился метрах в пятидесяти от стрелявшего и тот со всех ног бросился к нему.
Как только Роберт ввалился в кабину, Эми дернула за рычаг, и вертолет взвился в небо. Девушка развернула его и спешно направила прочь от пылавшего на берегу замерзшего озера дома.
- Эми..? - Роберт вытер лицо от налипшего снега и удивленно вытаращил глаза. Она остановила вертолет и тот послушно завис посреди лесной глади. Девушка оторвалась от управления и, неожиданно, сильно прижалась к Роберту, обхватив его руками.
- Господи, я думала, что не успею!... - безжалостно сжимая его в объятиях, срывающимся голосом перекрикивала она звук молотящих лопастей. Потом резко отстранившись, мокрыми от слез глазами, она нервно оглядела его.
- Ну что ты? - смутившись, громко спросил писатель, - все хорошо, ты... Спасла меня! Ты успела!.. - Эми схватила Роберта за грудки и поцеловала долгим и паническим поцелуем. Кончиком носа писатель ощутил скатившуюся на него слезу. Эми, сильно зажмурившись, и впиваясь своими губами в губы Роберта, беззвучно и толи от пережитого страха, толи от счастья плакала. И долго еще вертолет, громогласно сотрясая воздух, висел посреди бескрайнего, укрытого ночной пеленой, леса.
***
Спустя несколько часов полета Эми опустила вертолет на окраине столицы. В лучах утреннего солнца поблескивали, постепенно замедляющие свой ход, лопасти. Сонного вида пара выбралась наружу и неспешно побрела в сторону парковки, расположенной поодаль от посадочной площадки.
- Что все-таки там случилось? - спросила Эми, и Роберт кратко пересказал все то, что с ним произошло после их отъезда.
- ...Из леса после встречи с Музой я выбрался довольно быстро. - продолжал он, - Пошел в обратную сторону, по своим же следам и в итоге вышел на тропу. Но на самом деле, это все не имеет никакого отношения к случившемуся, - вдруг прервал рассказ Роберт.
-Что же имеет?
-Я... Когда я закончил роман, мы с Джимми это дело отпраздновали в пабе... Я изрядно перебрал и, кажется, скинул ему черновики. Через несколько дней, по его рассказам потом, впрочем, крики в трубку о том, что меня ищут, дабы далеко не ласково переубедить публиковаться путем утилизации всех цифровых носителей, сложно назвать рассказом... Он что-то говорил про какого-то его друга, который случайно увидел рукопись, мол он нашел там неприемлемые для публикации вещи, касающиеся религии. Черт, да это бред какой-то! Сам не понимаю до конца что случилось. Ну, я взял пистолет Линда, который нашел в сарае и пошел разбираться. Джим как меня увидел, сразу втащил в свое жилище и собрался уже вытолкать через черный ход, как вдруг в дверь постучали. Он открыл, а там эти фанатики. Мол, видели они, как Джим меня впустил. Тот было начал отнекиваться, но... Прописали ему в живот, палкой. Я выхватил пистолет... И, судя по ругани и проклятиям, попал в одного из них, далее все поспешно рейтировались. Джим, задыхаясь поднялся, зло на меня взглянул и сказал, что мне повезло, что дома не было его семьи. Он выпустил меня через черный ход и сказал, чтобы я бежал. С тех пор я его больше не видел. Вернувшись домой набрал Линду. Забаррикадировался. А дальше ты, думаю, догадываешься. Сама все видела.
-Кошмар... - сочувственно произнесла Эми. - Роман не сохранился?
-Все в порядке, - неожиданно расплылся в улыбке Роберт, - он на электронной почте в черновиках. Я уже отправил его Линду.
-Хоть это хорошо, - сказала Эми и обняла писателя. - Береги себя, ладно? - заглянула ему в глаза девушка и открыла пассажирскую дверь автомобиля, к которому они за время разговора, успели подойти. - Садись в машину, езжай домой и отдыхай. Все в прошлом, а за будущее уже можно не переживать.
-Ты не едешь? - удивленно поинтересовался Роберт, залезая в салон и устраиваясь на заднем диване.
-Нет, боюсь мне еще сдавать вертолет, – удрученно ответила Эми, - пока-пока.
-Где ты, кстати, научилась так летать? - спросил Роберт, но девушка уже захлопнула за ним дверь, и автомобиль покатился по дороге, оставляя одиноко стоящую посреди пустой парковки девушку позади.
-Роберт едет домой, - сказала она, глядя вслед удаляющемуся автомобилю, - правда, похоже, у него остался пистолет.
-Очень хорошо. На этот счет не переживай,— раздался голос из скрытого в ее ухе наушника, - Спасибо, солнце.
***
Писатель поежился на заднем диване автомобиля и сунул руки в карманы. Ладонь случайно наткнулась на пистолет и инстинктивно отдернулась. Роберт мгновение поколебался, а потом громко спросил:
-Шеф, адрес знаешь?
-Так точно, мистер Флангур, - откликнулся доброжелательный женский голос и назвал верный адрес проживания писателя, - будут какие-то изменения?
-Нет, благодарю... Давай домой, - он подвинулся на заднем диване, дабы очутиться строго за спинкой водительского сидения и бережно вытащил пистолет. Рукоять как влитая легла в ладонь. Он покрутил оружие в руках и вернул на место предохранитель. Курок заблокировался. Роберт, стараясь не шуметь, вытащил из оружия рожок. Тот пустым не оказался. Отчего-то писатель облегченно выдохнул и, вставив его обратно, спрятал Глок в карман. Роберт прислонился виском к стеклу и закрыл глаза. Думать не хотелось, поэтому он подсознательно отогнал, назойливо кружащий вокруг, рой мыслей. Сон неприминул воспользоваться такой заманчивой возможностью и безжалостно накрыл писателя с головой, отсекая его сознание от окружающей реальности, увлекая в свою мягкую и манящую своим равнодушным спокойствием темноту.
- Роберт?.. Роберт! - выдернул его из сна голос водителя.
- А? Да, что? - сонно потирая глаза, спросил он.
- Извините за беспокойство, но мы сейчас будем проезжать особо-навязчивый пост полиции, важно чтобы вы пристегнули ремень безопасности.
- Боже, - удрученно вздохнул Роберт, но ремень все же послушно защелкнул. Оказывается, пока он спал, они успели добраться до столицы и теперь въезжали в город.
- Благодарю, - добрая улыбка, сложенная из изящного изгиба ярко-розовых губ, выскользнула из под тени водительской фуражки и отразилась в зеркале заднего вида, - вы очень любезны... - но договорить она не успела: что-то грохотнуло слева от Роберта и ударилось в стекло, застряв в нем, словно, пойманное паутинкой разбежавшихся вокруг трещин, - Вниз голову! - закричала девушка и автомобиль с небывалой прытью устремился вперед, лавируя в потоке.
Роберт успел разглядеть две белые Тойоты, явно родом из прошлого века, со странными черными символами на капотах и дверях: два скрещенных латинских креста в овале. Несмотря на свою древность, машины совершенно не отставали, а, казалось, даже наоборот нагоняли беглецов. Из окна одной из них вдруг высунулось лицо, рот и нос которого оказались спрятаны за платком. За лицом наружу вылез торс и в руках у преследователя возник автомат. Затрещали очереди. Девушка выругалась и направила автомобиль в сторону. Пули ударили по корпусу, разнося на тысячи острых и блестящих осколков, заднюю оптику, однако, колеса, благодаря маневру, остались целыми.
- Переберемся через мост там будет пост! - донесся до Роберта возглас девушки, отчаянно маневрирующей между автомобилей в потоке. Впереди замаячили знакомые очертания набережной. Колеса уже уверенно шуршали по мосту, когда на встречную полосу вдруг вылетел огромный белый внедорожник с серьезно усиленным, блестевшей на солнце холодной сталью, бампером. Слева и справа от беглецов вдруг возникли белые Тойоты. Из них по стеклам и дверям, зажатого автомобиля, плотно заработали автоматные очереди. Стекла не выдержали напора и лопнули. Осыпанный осколками, Роберт, пригнувшийся к коленям, на миг ощутил некую паузу. Все замерло. Очереди оборвались. Наступила тишина, нарушаемая лишь легким звоном в его ушах. Затем их автомобиль резко затормозил, визгом резины пробирая беглецов до самых костей, а потом страшным, сминающим ударом в них на полном ходу влетел белый внедорожник.
***
Роберт бездумно-машинальным движением открыл дверь. Дернулся наружу, но ремень удержал его на месте. Он вдавил кнопку, закреплявшую замок и вывалился на шершавый асфальт. С трудом поднялся, опираясь на дверь. Их автомобиль сильно дымил из-под смятого капота и вывороченных передних колес. Укрепленному внедорожнику тоже изрядно досталось. Его водитель обреченно уткнулся головой в сдувшуюся подушку безопасности. Девушка за рулем их седана уронила голову на грудь. Шоферская фуражка слетела и открыла, туго собранные в пучок на затылке, каштановые волосы незнакомки. По ее лбу тоненькой струйкой стекала кровь.
Роберт, пошатываясь обошел машины и, неудачно схватившись за перила, чуть было не ухнул с моста в реку, подернутую еле-заметной, полу-прозрачной пеленкой льда.
Писатель обернулся. К месту аварии подъезжали те самые белые Тойоты, изрисованные странными символами. Из одной из них легко и свободно выбрался человек в длинном черном балахоне. Капюшон и платок закрывали большую часть лица, оставляя лишь узкую щель для внимательных и, блестящих пугающим безразличием, глаз. Из салона автомобиля вслед за человеком вдруг выскочил громадный, коричневый бойцовский пес с толстым красным ошейником. Животное послушно шло рядом с хозяином, прожигая Роберта плотоядным взглядом. Сделав еще пару шагов в сторону писателя, человек неспешно перевел взгляд на пса и небрежно, даже как-то лениво, махнул рукой в сторону зажатого между ним и перилами Роберта. Собака молчаливой молнией кинулась в сторону жертвы. Не помня себя от ужаса и не в силах оторвать глаз от несущегося на него животного, писатель спиной перевалился через перила и полетел вниз с моста, думая лишь о том, чтобы пес не прыгнул следом.
Несколько раз перекувырнувшись в воздухе, он ощутил удар о воду, который по счастью пришелся на ноги. Ледяная вода обожгла тело, впиваясь в каждый миллиметр кожи. Роберт инстинктивно замолотил по воде руками и поплыл. Адреналин прибавил сил и уже через несколько мгновений он, не без труда подтянувшись, забрался на набережную и спешно пересек проезжаю часть. Не оглядываясь назад и пошатываясь, засеменил по улице, стараясь затеряться в глубине города - подальше от злосчастного моста и человека с собакой. Холод безжалостно въедался в тело под насквозь промокшей одеждой. На одной из улиц Роберт вдруг замер. Взглянул на невзрачную автобусную остановку. Затем нерешительно и еще не до конца не веря в свою удачу, перевел взгляд на одну из витрин, заставленную знакомого вида кальянами. «Интенсивная терапия. Психология. Традиционная эффективная медицина» - было написано над ней. Не помня себя от радости, писатель быстрее понесся в сторону дома друга.
Красный мустанг, знакомый подъезд. Роберт вломился в дверь, которая снова уже, словно, спасительно-привычно оказалась не запертой и, влетев в квартиру Линда, щелкнул дверным замком.
- Линд! - позвал писатель, однако, жилище пустовало. Непривычно ухоженное и чистое оно показалось ему незнакомым.
Роберт прошел внутрь. На холодильнике лежали ключи от мустанга.
в голову писателя невольно пробрались пугающие догадки: «может, они и за Линдом охотятся? Может его взяли первым? Да и дверь!»
Роберт подошел к дивану, и взгляд его зацепила, лежавшая на журнальном столике рядом с ноутбуком, внушительная коричневая папка. Венчала ее обычная желтая самоклеящаяся бумажка. На ней от руки было криво нацарапано число 10. Писатель без лишней скромности открыл папку и уставился в первый из лежащей внутри толстой стопки листов заголовок: «Сценарий #10. Роберт Флангур.»
- Да ладно? – невольно расплылся в улыбке Роберт, - он договорился об экранизации? - спросил он у пустой квартиры-студии.
Писатель наугад открыл сценарий ближе к концу и улыбка сполза с его лица. Во всех подробностях описывалась сцена встречи Роберта с Джимми в пабе. Настолько подробно, что прописана была даже реплика, ведущая в итоге к драке и удару обидчика саксофоном. Писатель нервно перевернул еще несколько листов, оказавшись на последнем и пробежав взглядом по под-заголовку, он нервно сглотнул. Его сердце заколотилось быстрее. «Погоня и поимка Роберта на мосту». Он панически забегал глазами по строчкам:
«Расправа при помощи собаки. Слив записи убийства с видеорегистратора и установленных камер в интернет. Информирование СМИ. Тело скинуть в реку. Далее последняя запись в блоге, информирующая о том, что роман Роберт все же успел спасти и он в руках надежных людей и будет издан нашим издательством.»
- Замерз? - прорезал воздух голос Линда. Роберт резко обернулся. Линд стоял в дверях и невозмутимо снимал с рук теплые лыжные перчатки. - весь вымок. Дать во что переодеться?
- Что это? - Роберт ткнул пальцем в сценарий.
- Это сценарий твоего творческого пути. - Линд бросил перчатки на пол и подошел к холодильнику, - С момента твоего первого успеха. - Он пошарил внутри и выудил оттуда пачку ананасового сока, - То-есть после первой публикации в издательстве Мартина. И вплоть до твоего девятого, псевдо-провального романа, - Линд открутил крышку и сделал несколько глотков.
- Ты хотел убить меня?! - больше с утвердительной, чем с вопросительной интонацией выкрикнул Роберт.
- Я? Боже упаси! Это бы сделал кто-то другой и результат помог бы в формировании образа эдакого бунтаря литературы, не идущего на компромиссы и не ставящего ни во что приземленные ценности, что, очевидно, принесет еще большую прибыль от реализации столь нашумевшего еще до своей публикации романа. Сам не понимаешь, разве?
- Ты... Ты... - задыхаясь от злости, не мог найти слов Роберт.
- Не Гринч, - успокоил его Линд, - знаешь, возьми ты тогда, в момент нашей первой встречи, любую из валявшихся на полу бумажек, а не макет рассказа о бумажном самолетике... Ты бы, возможно, сорвал нам все планы. А уволили бы, скорее-всего, меня. Хотя, скорее-всего, убили бы... А так...
- ****ский ублюдок! - Роберт вырвал из кармана пистолет.
- Хах, неееет, - процедил Линд ничуть не испугавшись, - Лицемер и редкая сволочь, возможно... Знаешь, я раньше не знал куда податься. Хотел снимать кино, играть в рок-группе, петь, рисовать комиксы и писать книжки. Меня бросало из стороны в сторону. Я пытался попробовать себя везде и почти во всех творческих направлениях. Только, однажды, как-то ночью, совершенно случайно понял, что всего-то хочу дарить людям те неописуемые эмоции и чувства, которые возникают при прочтении любимой книги или прослушивании любимой песни, или при взгляде на любимую картину, или во время присутствия на концерте любимой группы, - Линд улыбнулся Роберту, - тут ты меня должен понимать как никто другой. Ценности схожи. Этот невероятный, будоражащий взрыв внутри. Я хотел так же. Хотел быть в ответе за такие взрывы. Видеть их в глазах тысячи людей... Да нет. Тогда хотя бы в глазах одного. Тщеславие? Нет. Благодетель! Ведь это безумное чувство, неподдающееся описанию, способно не только дарить необыкновенное, вызывать незабываемые эмоции и делать людей счастливее, но и вдохновлять. Этого я и хотел. Долбанный альтруист-неудачник. Далай-Лама с гитарой, ручкой и гедонистическими идеями. Только никому это было ненужно. Даже близким. Всю жизнь я мечтал и грезил сотворить нечто великое. Но... Теперь я тот, кто я есть. И работу свою делаю не бессознательно. Я осознаю жертву, понимаю её, но она засасывает меня. Это кровавое болото, бурлящее восторгами и искрящееся эмоциями. Я до боли обожаю его. Я вижу его плоды. Я знаю, что я причастен к сотням, тысячам, миллионам переживаний и бесподобных, изумительных эмоций. А значит, кое-как, по раздолбанной дороге моей жизни, я волочу свою мечту за гриву к горизонту. Поэтому я тут. Дышу и бессовестно наслаждаюсь. Чувствую и вижу что тебе больно, но ты знаешь, что я прав. Правда, за первое я приношу свои искренние извинения. Ты не должен был все вот так узнать. Впрочем, ты вообще не должен был ни о чем догадаться. Ты мой громкий и масштабный юбилейный проект. Ну а сейчас у тебя появилось две вещи: микроскопическая фора и правда. Вот только... Что лучше, горькая, правда или сладкая лесть? - Линд снова отхлебнул сока, но в тот момент Роберт вскинул пистолет и выстрелил. Линд, коротко вскрикнув, шумно повалился на пол. Писатель схватил сценарий, на бегу сгрёб с холодильника ключи от мустанга и бросился прочь из квартиры-студии.
***
Когда за окном взревел мотор мустанга и понес писателя прочь от квартиры, Линд с трудом поднялся, держась за плечо и роняя капли крови на пол. С тоской посмотрел на, валявшийся на полу пакет сока, и подошел к дивану. Сел и не задетой пулей рукой положил на колени ноутбук. Открыл и быстро что-то напечатал. Затем бегло перечитал, шевеля губами и нажал "отправить".
В блоге Роберта Флангура появилась новая запись.
«Мне некуда бежать. Они близко, но я успел передать роман в надежные руки. Все права передаю «ПремиумЛит-у». Искренне ваш, Роберт Флангур. Было весело».
Лишь после этого Линд позволил себе упасть на диван и вытащить телефон.
- Привет, как дела? Я знаю, что он сбежал… Выгружайте в сеть видео с моста. И, видимо, начинаем импровизировать. Ах да, еще ты мне нужна и, кажется, прямо срочно. Прям вот умираю без тебя. Прям вот в прямом смысле. Поднажми.
Через пятнадцать минут гонок и петляний по городу на ревущем красном мустанге, Роберт, наконец, приотпустил вжатую в пол педаль газа, осознав что выбранная тактика - не лучший способ спрятаться. Он остановился в неприметном переулке и перво-наперво включил на полную мощность обогрев: от холода зуб на зуб не попадал.
На пассажирском сидении, немного потрепанный от сумасшедший езды, лежал сценарий номер 10.
Писатель брезгливо взял его в руки и раскрыл на последней странице.
Описывалась сцена на мосту. Погоня и убийство Роберта некими «радикалами». От чтения его оторвал резкий звук входящего СМС сообщения. Оказалось, от Эми.
«Как добрались?:) Только что сдала вертолет, возвращаюсь домой.»
- Господи, она ведь музыкальный продюсер! - вдруг осознал Роберт, - эта мразь и ее тоже использует! И группа… Боже мой!
До крови раздирая зубами губы, Роберт слушал в трубке глухие гудки, - Эми! - крикнул он, когда на звонок ответили. Воцарилась небольшая пауза, Роберт уже хотел было снова закричать, но теплый и ласковый голос Эми вдруг спокойно и приветливо ответил:
- Привет, Роб, я тебе там СМС отправи...
- Линд нас использует! Он хочет на нас заработать, Эми, где ты?
- Что ты несешь? Успокойся. Что случилось?
- На меня напали на мосту. Я сбежал. Послушай, где ты?
- Возвращаюсь с вертолетной площадки, въезжаю в столицу. Роберт, в чем дело?
- Ты на своей машине?
- Да.
- Слушай внимательно. Сворачивай с главных дорог. А лучше возьми такси. Нам надо срочно встретиться. Я не могу далеко отъезжать, ибо я в тачке Линда, а по городу уже наверняка шныряют его ублюдки.
- Роберт ты меня пугаешь, - дрогнул голос Эми на другом конце.
- Просто скажи, ты знаешь укромное место для встречи?
- Да, в городе есть одна недостройка, мы там с ребятами клип снимали.
- Как туда добраться? - Роберт выслушал ориентиры и добавил, - выброси на всякий случай телефон. Я выдвигаюсь к месту.
***
Недостройка, по счастливому стечению обстоятельств, оказалась совсем не далеко. Поддавшись соблазну еще немного погреться, Роберт помедлил, но спустя несколько минут, стараясь избегать слишком людных мест, добежал до назначенного места. Пятиэтажный бетонный каркас угрюмого, словно, раненного, здания походил скорее не на проект жилого дома, а на огромную парковку. Роберт перескочил через заградительную ленту и взбежал на четвертый этаж. Там он отошел как можно дальше вглубь здания, дабы его не смогли разглядеть с улицы и принялся усиленно разгонять по венам кровь. Наклоны, отжимания, бег на месте. Наклоны, отжимания, бег на месте. Наклоны, отжимания...
- Привет, Роберт, - раздался над его головой знакомый, теплый голос.
- Эми! - Писатель радостно вскочил, но тут же восторг сменился сначала испугом, а затем горьким разочарованием. Перед ним стоял человек в длинном черном балахоне, капюшоне и, скрывавшим лицо, платком. На поводке он держал смирно сидящего у его ног огромного коричневого бойцовского пса в красном ошейнике. Человек откинул с головы капюшон, обнажая копну рыжих, недостающих до плеч волос, и изящную татуировку «Muse» над правой бровью. Роберт обреченно застонал, а Эми тем временем сняла платок и страдальчески подмигнула писателю.
- Почему не отправился в полицию? - спросила девушка.
- За тебя беспокоился, - буравя взглядом ее светло-серые глаза, ответил писатель.
- Ох, это даже мило. Кстати, это Кузя. - она кивком указала на собаку, которая смирно улеглась у ее ног и сладко зевнула.
- Как дела, Эми? - поинтересовался Роберт.
- Пум-пум-пууум, - задумалась девушка, - блинчиков хочу. С вареньем из крыжовника. Но, наверное, интересно тебе не это. Ладно, раз уж не получилось на мосту сцену отыграть, потрачу еще несколько минут. - Эми уселась на пол рядом с псом и скрестила ноги. Заботливо почесывая Кузину макушку, девушка заговорила.
- Понимаешь, если за великим произведением стоит особенная история, то произведение от этого становится ещё более ценным. Да что там, вспомни, сколько разного хлама люди купили за невыговариваемые суммы лишь из-за историй, в которых этому хламу посчастливилось поучаствовать. Да ему, хламу тобиш, иногда, даже не обязательно принимать участие в таких событиях. Достаточно, порой, просто принадлежать какой-нибудь выдающиеся личности. Теперь представь что это ещё и не хлам, а произведение искусства. Или нечто претендующее на такое звание. Тут Линд проявил весь гений творческого маркетинга. Кризисы вдохновения, жанра неудачи творцов, ваши внутренние демоны... Он сделал из всего этого превосходный бизнес, кстати, тоже не без творческого подхода, и нашел способ извлекать из вас выгоду. Миру нужны гениальные творения и скандалы. А если скандалы на их почве - они бесценны и войдут в историю. Причем даже если на самом деле эти творения обычная бездарность. Понял? Ну, вот и хорошо. Кузя. Кушать. - И Эми с звонким железным щелчком отстегнула поводок от ошейника пса.
Роберт вскрикнул. Молнией сорвавшееся с места животное прыгнуло и вцепилось в горло писателю. Они повалились на пол. Кузя рванул головой, и кровь фонтаном взвилась из перекушенной артерии, забрызгивая стены и заливая пол. Роберт еще несколько раз конвульсивно дернулся и замер.
Эми продолжала сидеть и, не отрываясь, завороженно смотрела за тем, как пес вгрызается в изуродованное тело писателя. Когда кровь перестала фонтанировать, девушка встала и скомандовала собаке отойти. Эми натянула на руки голубые резиновые медицинские перчатки. Затем заботливо нацепила на сапожки бахилы. Подошла телу. Вытащила из кармана Роберта пистолет и телефон. Убрав в недра балахона последний, она навела оружие на Кузю и несколько раз выстрелила в тело животного. Скуля и извиваясь, пес свалился рядом с телом своей недавней жертвы. Эми же бросила в растекшуюся вокруг писателя лужу крови, пистолет, развернулась и спешно зашагала прочь. Звуки выстрелов привлекли внимание прохожих. Кто-то звонил в полицию.
III
«Каждому нужен Дед Мороз,
или хотя бы надежда на то, что он есть»
И. Алексеев
В издательстве "ПремиумЛит" взорвались хлопушки. С грохотом в потолок вылетели пробки от нескольких бутылок шампанского. Офис Мартина осветили бенгальские огни.
- С новым гоооодом! - поднял бокал Линд.
- Ураааа! - в унисон подхватили Эми, Лара и Джим.
- С новым годом! - вторил им Мартин.
- Фр! – не стесняясь в выражениях сказал Муза, радостно наворачивающий круги по офису. В пустом здании издательства новый год встречали только они.
- Ну что? - когда все расселись за праздничным столом, ломившимся от яств, заговорил Мартин, - время подарков? - Он обошел вокруг стола и направился к сейфу, вмурованному в стену в самом дальнем углу офиса. - Юбилейный клиент прошел громче обычного. Впрочем, столь масштабных проектов у нас с вами еще не было. Не обошлось и без эксцессов, - Мартин, улыбаясь, покосился на Линда, тот лишь поморщился и махнул висевшей на перевязи рукой. - Но в целом мы срубили и продолжаем срубать огромные суммы на продаже нашего с вами романа. - Мартин, наконец, разобрался с замком на сейфе и достал оттуда несколько коричневых пакетов. Обошел всех присутствующих и положил перед каждым, кроме Линда по пакету. - Всё как договаривались. Плюс небольшой бонус лично от меня. Ну а самому отличившемуся, нашему, скажем так, ветерану, мы передаем все права на это произведение. Ура!
- Ураааа! - в воздух снова, звеня, взвились бокалы.
- Отлично, Линд! - хлопнул его по плечу Джим.
- Поздравляю, - улыбнулась ему Эми.
- Вот документы, - Мартин положил перед Линдом несколько листов, - вот ручка, пара подписей и книга твоя.
Линд быстрыми росчерками подписал необходимые места.
- С песцом надо что-то делать в следующий раз, - заметила Лара, - Я не понимаю, как Роберт повелся на ту игрушку на пне.
- Не надо тут про песца. – встал на защиту питомца Джимми, - меня больше этот ваш байкер волновал с песочными часами. То же мне шоу. А если бы наркота не подействовала во-время, что тогда?
- Главное, что ко-мне нет претензий. Я уникальная машина для влюбляния в себя потерянных в себе.
- Влюбляния? – съязвил Линд, - серьезно?
- А че? – надменно закинула ногу на ногу Эми, - Может, все-таки что-то во мне есть такое особенное? Он ведь далеко не первый был. И провалов у меня не было ни разу.
- Конечно, есть, солнце, - снисходительно парировал Линд, - Длинные ноги, милая моська и отсутствие комплексов.
- И все? – обиженно поджала губки девушка.
- А ты думаешь, мы в красивые глаза влюбляемся? В сокровенные глубины души? На это всё всерьез обращаешь внимание гораздо позже. Когда человек нравится тебе полностью. Или почти полностью. Так что это все попса. Слабая, беззубая лирика.
Договорив, Линд вдруг встал, свернул в трубочку подписанные им документы и сказал:
- Спасибо вам за ветерана и такой подарок на новый год. Отойду ненадолго перекурить, сейчас вернусь. - Не дождавшись ответа, он схватил куртку и вышел из офиса.
Морозный воздух кусал лицо. Снег медленно, крупными хлопьями опускался на разразившуюся салютами и фейерверками столицу.
Линд достал из внутреннего кармана куртки толстый черный маркер и вывел на входной двери издательства два скрещенных латинских креста. Затем окружил их овалом и спешно побрел прочь от издательства. Отойдя на довольно приличное расстояние, он достал телефон и по памяти набрал чей-то номер.
- Ерик! С новым годом, дружище! Слушай, у меня к тебе предложение по поводу твоих картин... Да, я помню, что они не твои, но твое несчастное «домашнее животное» сложно назвать автором... Ладно-ладно, знаю, не по телефону. Я предлагаю увековечить ее имя и заодно подзаработать. Завтра? Отлично, завтра в 14:30 у тебя. Обсудим детали. Хорошего отдыха. Извинения за беспокойства. С новым годом. - Линд положил трубку и, достав из кармана детонатор, замкнул контакты переключателем. Здание издательства «ПремиумЛит», обдавая нестерпимым жаром все вокруг, оглушительно взорвалось, разбрасывая на многие метры вокруг пылающие обломки вывороченного бетона, и тут же исчезло за столбом пламени и густого черного дыма.
ЭПИЛОГ
Ведущая. А теперь к другим новостям. Взорвавшееся на днях здание издательства «ПремиумЛит» унесло с собой несколько жизней. В том числе и жизнь его бессменного руководителя. Как сообщает наш источник: причиной мог стать подрыв, организованный некой радикальной религиозной группировкой, которую также обвиняют и в убийстве скандально-известного писателя Роберта Флангура. Подтверждением данной версии могут послужить найденные на месте подрыва характерные для группировки символы. Нельзя не отметить и тот факт, что популярность писателя, после публикации видео преследования и его прыжка с моста возросла до небывалых размеров. Продажи его последнего романа бьют все литературные рекорды. Нам удалось поговорить с новым правообладателем произведения, который, по понятным причинам, пожелал остаться не названым. Здравствуйте, вы в эфире!
Правообладатель. Я глубоко сожалею о смерти моих друзей из издательства и одного из лучших писателей современности, если не лучшего - Роберта. Нелюди, которые совершили это злодеяние, должны понести достойное наказание, ибо они даже не представляют жизни насколько гениальных людей посмели забрать.
Конец.
Москва
19.02.2017
Отдельную благодарность я хотел бы выразить Александре Хоробрых и Татьяне Коневой.
За их время, терпение и обоснованную, адекватную критику романа.
Когда никто не нашел в себе силы – Вы протянули мне руку помощи. Ваша поддержка для меня была неоценима. Спасибо.
Режиссер десятой жизни
© Copyright: Кирилл Песцов, 2017
Свидетельство о публикации №217073001087
Свидетельство о публикации №217073001087
Рецензии