Доброжелатель. Часть 5, глава 11

Глава 11
Предложение мести

Петр провалился в сон, даже не пытаясь просчитать завтрашний день, понять, что случилось, будто его подхватил мутный и беспощадный поток судьбы, знающий о цели своего движения   и оставалось лишь подчиниться или утонуть, пытаясь противостоять желтовато-грязному течению с вещами из его детства и юности, подпрыгивающими на вспененных волнах, бьющих по лицу, по всему и без того изболевшемуся телу.
В этом сне снова бежали и бежали мимо люди, снова стреляли и падали, умирали и убивали, и все это были русские люди, и хрипящий от удушья старик-душегубец, и солдатик с испуганным лицом, в зеленом из голливудских боевиков камуфляже, только размера на два больший, отчего остриженная маленькая голова торчала из воротничка, а глаза глупо таращились на лежащего рядом паренька – тех же лет и тоже в рубашке на вырост, и дуло автомата еще помнило выстрел, направленного в уже упавшего и мгновенно убитого им человека, а потом рядом оказывался Юрий Борисович и Ксюша, и они втроем куда-то шли, звенела музыка, колокольчики, гитара и высокий чуть усталый голос барда пел о деревянном башмаке и дондигидоне, Ксюша, любовь моя и второй не бывать, и второй не быть, это тебе, Петенька, не Рим и даже не Иерусалим, это человек – храм тела его, душа его, и когда она уходит, выпархивает из рук твоих, пустота в ладонях твоих, и пустота в душе твоей уже навсегда, хотят ты и не виноват ни в чем…
Будил Петра вчерашний молодец – из тех, вытаскивавших его из камеры на беседу к майору, но теперь будил ласково, слегка притрагиваясь к плечу   вставайте, товарищ заключенный, там Вас посол ждет, видимо, в его вохровской практике еще не было тов. зеков, которых ждет приехавший с утра в тюрьму посол великой державы, и отсюда вместо обычного ты с очень маленькой, едва заметной буквицы вдруг вырастало громадное «В», какое и произнести сложно, и доставить необычного зека следовало в сохранности и ласково, как приказал сержантику вчерашний гость из угла – в кабинете майора сегодня командовал он.
Петр же совсем был измучен сном и видениями, и всем, что вдруг так мощно вошло в его жизнь: арест, смерти, солнечный удар Эльмы, отказ увидеться с ним Ксюши, расстрел Белого дома и тюремная реальность. И шел он спокойно, чуть ли покачиваясь, так что солдатик поддерживал его и, невиданное дело, даже подталкивал под локоть – «мол, браток, ты не дрейфь, посол уже здесь, вытащат тебя из нашего колодца».
В кабинете сидел вчерашний невидимка,   посол оформлял бумаги на входе в тюрьму, и было время поговорить с Карсавиным начистоту.
  Садитесь, Петр Петрович, милости просим,   вблизи невидимка был вполне себе симпатичен – блондинист, лет 35-40, с умным, проникающим в глубь души, взглядом, в штатском, и даже воротничок был распахнут, и виднелась черная нитка – «неужто нынешние гэбистики кресты носят?»,   подумалось Карсавина.
Он сел.
– Зачем вы вернулись? Зачем приехали? – Вопрос был задан быстро, почти наступательно, но не агрессивно, будто спрашивающий знал ответ и лишь хотел убедиться в верности своего знания.
– Я люблю свою родину, я не могу без нее, – обреченно сказал Петр.
– Любите, и поэтому развалили? Как Ксюшу – любите? И ее бросили, ее предали, тоже из любви?
Странная любовь у господ интеллектуалов – разрушительная для объекта такой пламенной любви.
Петр тяжело задышал – они все знаю про Ксюшу, про него – он перед ними совсем беззащитен, как и тогда, совсем голый. Прозрачный, просвеченный всеми известными науке лучами – и неизвестными тоже. Лучами ненависти, лучами любви, лучами подозрения и лучами негодования, лучами презрения и лучами соблазна… И что с того, что он может броситься на этого сосунка и попробовать его задушить? Себя не задушишь. Тем более, что тот прав, мы действительно любили – и разрушили. Он действительно мечтал о жизни с Ксенией – и остался навсегда без нее.
Они все ее развалили: все вместе, и друзья, и враги, и борцы с режимом, и его защитники, и правители, и народ, и быдло и они – соль нации – интеллигенция.
Что же оставалось – согласиться со словами блондина, посыпать голову пеплом?
  Я не требую ответа, потому что Вы знаете, я прав, и этого достаточно. Я тут совсем по-другому поводу.
Через минут двадцать появится Ваш посол – и мы выпишем бумагу, что передаем Вас ему на поруки с обязательством явиться, если что-то прояснится по Вашему делу. Пока же Вы проходите не по статусу обвиняемого, а как свидетель, поэтому Вас держать, иностранного гражданина, в тюрьме – себе дороже.
Но я вот что Вам хочу сказать, Юрий Борисович, пусть для Вас останется в прошлом вся эта безумная неделя в Москве, забудьте о всех, кого тут встречали (Карсавин вздрогнул, поняв, что и об Эльзе им известно), но ведь есть и те, кто тогда, в той неприятной ситуации, повел себя не по-дружески, не по-человечески. Те, кто стал распускать слухи о Вашем стукачестве, о сотрудничестве с нами. Видите, я совсем откровенен с Вами, и вот почему.
Я хочу предложить Вам вполне разумную сделку.
Карсавин насторожился, сделок он не хотел, ни справедливых, ни подлых, он устал от сделок – с совестью, страной, судьбой, необходимостью жить так, а не иначе.
  Мы открываем наши архивы – естественно, только для Вас, не на вынос – показываем Вам Ваше дело – и всех, кто в нем участвовал, дает Вам возможность выписать имена всех наших доброжелателей и показания Ваших друзей и даже Вашей возлюбленной, дочки Юрия Борисовича.
Вы узнаете то, что не знает никто.
А взамен Вы, когда вернетесь в США – можете опубликовать имена стукачей и отомстить всем. КТО Вас оболгал, но…
Блондин многозначительно замолчал, Карсавин молчал тоже, все было более чем неожиданно. Только недавно он требовал открыть дело – ему отказали и его попытка убить ЮБ (или убийство) были реакцией – ответом на вдруг возникший тупик. И вот мечта, ради которой он сорвался и покинул теплое местечко в Колумбийском Университете, бросил Катю и замечательную жизнь и оказался тут – на тюремных нарах, вдруг осуществляется.
Более того, ему предлагают открыть имена тех, кто на него стучал, доносил, лгал о нем.
  И это все, что вы хотите от меня? – недоверчиво спросил он.
  Почти,   мягко сказал блондинчик, – почти.
  Вот так всегда, приманка на крючке вкусная, но сам крючок потом оказывается вполне себе несъедобным – Карсавин впервые за последнее время улыбнулся.
  Я рад, Петр Петрович, что Вы приходите в себя – тут же отреагировал собеседник. – Открою все карты. У нас в стране многое изменилось, и мы сами, органы, тоже меняемся. Но ведь не все хотят видеть сильную и самостоятельную Россию. Мы знаем – Вы настоящий патриот, и поэтому мы готовы принести извинения за то, что тогда вторгались в Вашу жизнь. Смешно, но и ведь и Гумилев, которого Вы распространяли, и Волошин – тоже были патриотами, тоже любили Россию. Так что тут цель одна – мы хотим защищать Россию от врагов. Мы это делаем здесь, Вы, попав в США, но оставшись русским патриотом, можете это делать там. Вот и все.
  Как все? – спросил Карсавин,   Вы мне просто предлагаете вернуться в Америку и стать там патриотом России? Согласитесь, бред.
  Бред, но вы не совсем так поняли. Мы предлагаем выгодную сделку – месть в обмен на сотрудничество с Родиной. Вы получаете от нас всю нужную Вам для дальнейшей жизни информацию, а в ответ при случае даете нам информацию – но лишь ту, которая идет на благо Родины. Денег не предлагаю, знаю, это Вас оскорбит.
  А какую информацию на благо Родины может дать профессор русистики в Колумбийском Университете?
  Очень просто. Вы общаетесь со многими американскими интеллектуалами, которые вращаются вокруг проблемы России, среди них могут оказаться те, кто нам нужен. Вот Вы и будете связующим звеном между Вашей средой и нашими потребностями. Причем решать будете сами, мы не на чем не настаиваем. Я просто уверен, что Вы не меньше нашего не любите тех, кто ненавидит нашу страну и желает ей зла. Вот и все...
  Вы мне даете время подумать? – спросил Карсавин.
  Конечно. Сейчас Вас отведут в камеру. Когда посол оформит все бумаги – Вас выведут к нему, и Вы окажетесь на свободе. Сегодня или завтра, как уж тут бюрократическая машина сработает. И тогда если захотите, позвоните по известному Вам телефону, и мы встретимся обговорить все. И приготовим Ваше дело.
Человек в штатском нажал на кнопку вызова, снова вошел сержант, еще более удивленный картине – полковник госбезопасности горячо жал руку зеку, едва ли не обнимал его.
Но он ничего не сказал, вытянулся по стойке смирно и отдал честь.