Глава пятая

Указанная в письме неделя полностью ушла на поход до проклятого города. Увидев Кленкар на горизонте, Эхэльйо почему-то возликовал. Некромант покосился на него весьма скептически, не понимая, как могут вызывать радость обугленные стены, черные остовы домов и редкие дырявые крыши.
— А что непонятного? — удивился двухголовый, когда Эльва озвучил свои сомнения. — Можно не ночевать под открытым небом. Зайдем в городскую ратушу, я был там месяца три назад. Почти все целое. Местами, правда, скелеты, но тебя ведь они не напрягают?
— Нет, — немного подумав, согласился парень. — К тому же я все равно хотел заглянуть в Кленкар. Как там, страшно или не очень?
— Не очень. После исчезновения проклятия все наладилось, энергетические жилы пришли в норму. Но запустение дает о себе знать. Еще годик-два, и вместо зимней столицы Морского Королевства перед нами предстанет голая равнина. Людям свойственно забывать, — Эхэльйо улыбнулся, — но я буду помнить.
Некромант промолчал, памятуя, что он в силах продолжать философские беседы чертовски долго, не повторяясь и затрагивая все новые и новые темы. Проклятый, кажется, раскусил его уловку и слегка расстроился.
До южной стены, покрытой побуревшими пятнами крови, путники добрались к вечеру. Эхэльйо уверенно двинулся вдоль твердыни, а спустя десять минут вывел человека к тому, что осталось от огромных железных створок. Эльва присвистнул и хладнокровно по ним постучал, добившись глухого и низкого звона.
— Я бы посоветовал не шуметь, — сказал двухголовый. — Нежити не больно-то нравится Кленкар, но правила для нее не писаны. Мало ли, какая тварь устроила себе лежбище на развалинах?
— А ты ее боишься? — пошутил некромант.
— Нет, — серьезно ответил проклятый. — Всего лишь не хочу драться. Нежить, как ни странно, тоже заслуживает спокойствия. Да, она убивает людей, да, она жестока и кровожадна. Но люди тоже друг друга убивают. Я считаю, что лучше быть поздним ужином для какого-нибудь дакарага, чем трупом под ногами представителя человечества. Не обижайся, — добавил он, заметив усмешку на лице Эльвы. — Эти законы выдумал не ты и не я. Но тот, кому они подвластны, был изрядным скептиком. Если хорошо поразмыслить, получается один вывод: любая неосторожность — смерть. Любая ошибка — смерть. Даже самая маленькая.
Некромант пожал плечами, одновременно переступая через груду камней. Центральная улица, которая, по идее, должна была пересекать город от начала и до конца, оказалась завалена балками и осколками слюды.
Под ногой парня что-то скрипнуло, хрустнуло и сломалось. Он присел и пропустил между пальцев серый бездушный прах — все, что сохранилось от неизвестного погибшего жителя.
— Мило, — оценил Эхэльйо. — Я бы такое в руки не взял.
— Ну и зря, — отмахнулся колдун. — Это жизнь. Она отцвела, рассыпалась, но по-прежнему существует. На порошке из костей хорошо растут магические травы, а еще ягодные кусты вроде малины и ежевики.
— Только не говори, что ты их ел. — Двухголовый брезгливо сморщился.
— Придется тебя разочаровать. Они даже вкуснее, чем нормальные, — рассмеялся Эльва. И, как следует осмотревшись, добавил: — Я пойду прогуляюсь. Если не вернусь через час — беспокойся, ругайся и бегай по окрестностям, авось найдешь.
— Нет, спасибо. Сегодня я планирую выспаться, — огорошил его Эхэльйо. — Прибегу, только если услышу крики. Поэтому старайся шуметь.
— Иногда ты ужасно напоминаешь мне стражника из Совы, — вздохнул некромант. От всей души потянулся, сбросил куртку и вместе с сумками препоручил ее заботам проклятого.
Шагая по улицам, он мрачно размышлял, что путешествие с двухголовым получается куда скучнее, чем успело нарисовать больное воображение. Во-первых, путь нельзя было сократить. Эльва настолько привык к рунам перехода, а в крайнем случае — к верховой езде, что нудное ежедневное движение на север его откровенно раздражало. Впрочем, как воспитанный и терпеливый дворянин, он не показывал свои чувства Эхэльйо. Ведь тому, наверное, приходилось гораздо хуже — он был вынужден постоянно скитаться, бродить вдали от людей, не имея никакой возможности пробудить магию.
Во-вторых, некроманта жутко бесила погода. Он до мелкой яростной дрожи во всем теле ненавидел лето, а сейчас оно набирало силу и нещадно жгло любого дурака, рискнувшего высунуть нос из прохладного логова. Солнце, ослепительно яркое и, по мнению Эльвы, мерзкое, слепило глаза. То и дело парень был вынужден идти, опустив голову и монотонно разглядывая землю, отличая десятки видов диких трав. Нет, это, конечно, ценная практика, но всему в этом мире должен быть предел!
Некромант споткнулся, выругался и очнулся от размышлений. Обернулся. Далеко позади над городом нависала ратуша, а обугленные дома выглядели коленопреклоненными рабами, испуганными ее мощью. Эльва усмехнулся, довольный сравнением, и отправился дальше — теперь внимательно наблюдая за всем окружающим.
Кленкар был отнюдь не таким ужасным, как ему описывали. Обычный город, обычные постройки. Если бы не разруха, парня ничего бы не насторожило. Просторные, широкие площади, величественные силуэты фонтанов. Скульптуры... и повсюду, куда ни глянь — слепые провалы окон. Спустя полчаса у некроманта появилось ощущение, будто за ним неотрывно следуют легионы незримых сущностей.
Он их не боялся. В местах, где людей настигала смерть — а тем более от проклятия, — часто возникали призраки. Тех, кто когда-то здесь жил, тех, кто приходил сюда и был чем-то тронут, и тех, кому просто некуда было деться.
Они укрывались в сырых подвалах, залезали на чердаки, сидели в шкафах и под столами. Они дышали — негромко и мягко, — и от этого дыхания колебались изорванные занавески. Они поблескивали светлыми, прозрачными, равнодушными ко всему взглядами. И нападали на смертных, когда страдали от голода или гнева.
Пока что Эльве везло — ни одна потусторонняя тварь не нуждалась в его плоти. Парень поднялся на порог библиотеки, судя по вывеске и рисункам на двери — предназначенной для художественных произведений. Они вошли в моду благодаря эльфам, а затем так же быстро вышли, потому что остроухим не понравился чрезмерный человеческий интерес.
Короткий дополнительный коридор, а за ним — огромный зал с десятками стеллажей. Куполообразный потолок, стрельчатые окна, запыленные фолианты и паутина — тонкие серые нити в углах. Несколько столов и мягких кресел, большое зеркало в серебряной оправе — по словам шаманов, подобный предмет отпугивал нечисть и защищал хозяев от влияния энергетических жил. Что за влияние, шаманы не объясняли, а разобраться своими силами у Эльвы не получалось. Ему с детства втолковывали, что чистая, рассеянная в пространстве магия не может войти в резонанс ни с кем, кроме колдунов, способных ее преобразовать.
Он подошел к зеркалу, скептически изучил свое отражение — грязное, растрепанное, сердитое, — и почти сразу отвлекся на неясные очертания другого, нежного и аккуратного, отражения. Обернулся. У покосившейся полки никого не было, и лишь в зеркале, скрестив руки на груди, виднелся контур худощавого тела. Недовольное чужим вниманием, оно по-звериному вскинулось, оскалило два ряда клыков и прорычало:
— Кто ты такой? Зачем ты забираешь мои сны?
— Я тебя даже не знаю, — спокойно отозвался парень. — Как я могу что-то забирать, не имея представления об обладателе?
— Вы, люди, часто так делаете, — усмехнулся некто. — Вы — лживые, наглые, подлые твари, и вы у кого угодно отберете все, что покажется вам хоть немного полезным.
— Чушь. — Эльва неосознанно повторил его гримасу. — Да будет тебе известно, что пленники зеркал обычно считаются слугами высших демонов, а демоны куда порочнее людей.
— Ха! Будь моя воля — и я ушла бы отсюда, не оглядываясь. Без сомнений и сожалений. Но отец решил, что это благородно — запереть меня в куске стекла, чтобы спасти от болезни.
Некромант почесал скулу и присмотрелся к собеседнице так, словно она была редким товаром, а он — покупателем. Рыжеватые волосы, фиалковые глаза, россыпь шрамов на выступающих ключицах и на шее.
— Спасти от болезни, значит? А о связи с Амоильрэ, первым военачальником крепости Нот-Этэ, твой отец предпочел не упоминать?
— Сомневаюсь, что он был о нем в курсе.
— Очень жаль. — Эльва осторожно погладил светлую поверхность. Пальцы закололо.
— Жаль? — несколько удивилась девушка. — По какой причине?
— Амоильрэ следит за всеми, кто вторгается на его территорию. Пускай и не по своей воле. Отойди, пожалуйста, назад, я тебя сейчас выпущу.
— Выпустишь?
Пленница подступила ближе, уткнувшись носом в обратную сторону зеркала.
— Выпустишь в город, где властвует неведомая зараза? Чтобы она меня съела меня так же, как съела мою мать и сестру?
— Заразы давным-давно нет, — поморщился Эльва. — Кленкар избавлен от проклятия. Если угодно, я могу познакомить тебя с тем, кто взял на себя его останки. Но для этого — очень тебя прошу, — забейся в какой-нибудь угол, потому что оправа сейчас треснет.
— Еще чего... — начала было девушка, но осеклась и метнулась прочь, когда сверху на нее — и на пол библиотеки — посыпались тяжелые осколки. Вместо того, чтобы разбиться на осколки помельче, при соприкосновении с реальностью они рассыпались в пепел.
Некромант подождал, пока неприятные последствия заклинания исчезнут, и отряхнул серый порох с освобожденного существа. На поверку оно оказалось ниже, стройнее и красивее, чем в зеркальном стекле. Парню не раз и не два говорили, что отражение — это лишь блеклое подражание оригиналу, но на собственном опыте он убедился впервые.
— Ну вот, — сказал он, вытряхнув последние пылинки из чуть волнистых прядей девушки. — Давай знакомиться. Мое имя — Эльва Тиез де Лайн, я родом из белобрежья.
— Аста, — хмуро представилась она. — Я родилась тут, выросла тут и угодила в западню тоже тут. Всегда подозревала, что родителей не стоит обожествлять, но... — бывшая пленница хихикнула, — не могла вообразить себе такую проблему.
— Твой отец — колдун?
— Нет. Мой отец — инквизитор. По крайней мере, был инквизитором, пока не сдох в своем же доме. Поначалу у нас, знаешь ли, искали зараженных и отправляли на тот свет с помощью алебард. Боги от него отвернулись, и компания суровых ребят уволокла папочку на казнь. Веселая история, правда? — Аста хмыкнула. — Моя сестра погибла в первые дни после прихода заразы, а мать продержалась дольше всех. Я непременно бы ей гордилась, если бы она не приводила в дом чужаков и не предавалась плотским утехам. Нашла время!
Презрения в мягком девичьем голосе было хоть отбавляй. Эльва похлопал ее по плечу, вспомнил, что представителей женского пола надо утешать как-то иначе, и неловко переступил с ноги на ногу.
— Ну что ж, я тебя выпустил, и теперь мне пора возвращаться. 
— Ага, значит, сказочного сюжета не будет? — рассмеялась Аста. — А я подумала — если освободил, то и женишься с удовольствием. Да шутка это, шутка, — окончательно развеселилась она, обнаружив, что некромант побледнел и приготовился к торопливому бегству. — Спасибо тебе.
— А-а-а, — с облегчением протянул парень. Его отношения с девушками всегда оставляли желать лучшего, а после случая с Алькигой Эльва вообще побаивался любых прозрачных намеков. — Не за что. По мне, лучше спасти человека из плена артефакта, чем неделю терзаться угрызениями совести.
— Это точно. — Аста смерила его каким-то странным взглядом. — Послушай, ты не мог бы сопроводить меня до ближайшей деревни? Родители запрещали мне покидать Кленкар в одиночку, а в картах я не сильна. Не хочется заблудиться.
— Извини, — виновато улыбнулся некромант, — но у меня есть дела. К тому же мой спутник ни за что не приблизится к деревне. Он по некоторым причинам опасается встреч с людьми.
— Вот как? — огорчилась бывшая пленница. Выглянула в окно, помрачнела и попросила: — А можно хотя бы остаться с вами на ночь? Темнеет, да и нежити в наших краях полно.
— Э-э-э... — парень почувствовал себя идиотом, вообразив, как Аста отреагирует на внешний вид Эхэльйо. — По-моему, это плохая идея.
— То есть ты бросишь меня здесь? Одну?
«О Аларна, какая навязчивость, — обратился к высшим силам Эльва. — Ну и что мне делать? Засунуть ее обратно в зеркало?»
Аста правильно истолковала его молчание, отмахнулась и с наигранной бодростью заявила:
— Очередная шутка. Не беспокойся, я разберусь сама. До встречи.
— Пока, — почти радостно кивнул некромант. И убрался, пока она не сменила милость на гнев.
Очень быстро миновал переулок, прижался к стене полуразваленного дома и, разумеется, уловил тихие шаги. Девушка решила поиграть в погоню, но действовала не слишком опытно. Случайно споткнулась, громко объяснила, в чем именно ветка каштана не права. Эльва покачал головой, изумляясь ее глупости, и заложил по городу круг. Затем беззвучно бросился прочь, предоставив Асте в распоряжение храм — абсолютно целый, пусть и грязный.
Оказавшись в ратуше, парень удивленно принюхался. Едва ощутимый запах дыма приветливо его окутал, намекая, что Эхэльйо собирается готовить ужин. Хрустнула скорлупа яиц, раздобытых некромантом в крохотном, забытом Богами селе неподалеку от Кленкара. Зашипела сковородка, за две медных монеты купленная там же.
Проклятого Эльва отыскал в кухне, где хватало и чужой, старой и в большинстве своем разбитой, посуды. Он сидел на потрепанной табуретке, наблюдая за яичницей с кусочками мяса, и не счел нужным поприветствовать спутника.
Тот устроился напротив, глядя на белое, ослепительное и горячее пламя. Если бы не еда, парень погасил бы его немедленно. В ратуше и так царила жара — она забралась через разбитые окна и распахнутые двери, проползла сквозь тонкие щели и наполовину сорванную крышу.
— Кого ты видел? — неожиданно спросил двухголовый.
— Девушку, — не стал увиливать некромант. — Ее заперли в зеркале.
— И она выжила? Без воды и пищи? Без источников света и тепла?
— М-м-м... — он растерянно почесал бровь. — Это зеркало — артефакт, и вполне логично, что оно позволяет ни черта не чувствовать. То есть его наверняка создали для удержания объектов живыми, и было бы странно, окажись оно тюрьмой для мертвецов.
— На твоем месте я бы не стал подходить к зеркалам в Кленкаре, — недовольно произнес Эхэльйо. — Теперь придется караулить всю ночь. Эта твоя несчастная пленница — либо демон, либо нежить. Милостивые Боги, — он спрятал лица в ладонях, — а я ведь только вознамерился рискнуть и поспать.
— Спи, я сам покараулю, — пожал плечами Эльва.
— Но...
— Я ее выпустил, значит, виноват. Спи. С любой из перечисленных тобой тварей я запросто совладаю.

Ночью стало прохладнее. Ветер принес дождевые тучи, и после полуночи они расплакались, щедро поливая улицы. Парень порадовался, что над головой есть какая-никакая, но крыша, и покосился на укутанного в походное одеяло Эхэльйо.
Двухголовый засыпал долго. Бормотал себе под нос проклятия и шептал, что ненавидит абсолютно все. Под конец он сонно заявил, что уничтожит этот мир к Дьяволу, и затих. Некромант порой прислушивался к его дыханию, чтобы убедиться — спутник жив и здоров, — а потом снова принимался улавливать ночные, в основном безобидные, звуки.
По большей части они были нормальными — скрип деревянных перекрытий, балок и створок дверей, шелест листвы и травы, писк одиноких мышей и топот крысиных лапок. Но когда издали, приглушенное расстоянием, донеслось ржание лошади, Эльва насторожился.
Кому, кроме отверженного обществом Эхэльйо, могла понадобиться ночевка в проклятом городе? Преступнику? Шаману? Темному колдуну, не связанному с Гильдией? Парень напрягся, нарисовал в пыли на полу восемь осторожных граней — защита на тот случай, если неизвестного тоже впечатлит ратуша, — и прикинул, не разбудить ли двухголового. Спустя минуту одернул себя, встал и на цыпочках подкрался к выходу.
Лошадиное ржание повторилось. Очередной порыв ветра донес до некроманта короткий крик. 
Он присел за колонной, закрыл глаза и представил себя змеей. Извиваясь и шипя, серая с зелеными пятнышками тварь поползла прочь от места, где застыло ее настоящее тело, и азартно взяла курс на нарушителей спокойствия.
Они обосновались на площади — худощавая девушка, спасенная из плена зеркала, и тройка вороных коней с красными горящими взглядами. Аста что-то втолковывала — в наглом приказном тоне, — а животные били копытами о мостовую.
Эльва в который раз пожалел, что змея не понимает язык людей. Пожалел и отправился обратно, полагая, что темные существа вокруг бывшей пленницы — это вряд ли лошади. И что до рассвета они не доживут, а значит, надо всего лишь закрыть ратушу от любого магического воздействия, а еще лучше — заставить исчезнуть из мира живых.
Он скривился, когда змея коснулась раздвоенным языком запястья и начала залезать под кожу. Вот скрылся ее длинный хвост, и все снова стало таким, как прежде, в восприятии нормального зрения.
— Вот ты где, — довольно протянул женский, холодный и почему-то неприятный голос.
Некромант обернулся — медленно, недоверчиво. Посмотрел на девушку, на ее странных приспешников, на блеклую ауру колдовства. Улыбнулся:
— Добрый вечер.
— Ах, какая вежливость! — Аста улыбнулась в ответ. — Знаешь, я бы с радостью тебя съела. Терпеть звериный голод несколько лет — самое худшее наказание для нечисти. Но ты мне помог, и обгладывать твои косточки — с моей стороны ужасно некрасиво. Согласен?
— Вполне.
— Отлично, — девушка устроила пальцы на гриве одного из черных коней, вскарабкалась к нему на спину. — Сейчас я уйду из города. Поужинаю в каком-нибудь селе, а потом обустрою себе логово. Всего тебе наилучшего, некромант.
Пока Эльва прикидывал, что за класс нежити предстал перед ним, она ударила животное босыми ногами. Конь всхрапнул, встал на дыбы и метнулся... вверх, в объятия чудесного ночного воздуха. Его сородичи тоже покинули порог ратуши. Но, стоило им подняться достаточно высоко — вне досягаемости для большинства магов, — как парень протянул руку и процитировал:
— Ты — тот, кого Дайра уносит на своих лучах. Ты — тот, кто умирает и возрождается заново, пока не загорится солнечный свет. Ты — тот, кто должен покоиться под землей. И если ты выбрался — значит, ты обречен. Умри!
Он сжал расправленную ладонь в кулак, замыкая вокруг нее нити чужих потоков. Покачнулся и тяжело рухнул на колени.
Небо расколол жуткий, пронзительный вой, а за ним — влажный треск. На крышу полуразваленного дома пролился кровавый дождь. Причудливо вертясь и посверкивая огоньками внутри зрачков, пролетела вырванная из шеи голова Асты. Насадилась на обломок балки, шевельнула губами, пытаясь выдавить из себя последнюю  в жизни фразу:
— Будь ты проклят, некромант...
Эльва согнулся пополам, пережидая приступ тошноты. Угрозы нежити — а тем более умирающей, — ему нисколько не вредили, но откат запрещенного заклятия был беспощаден. Мол, решился меня использовать — огребай, плати болью за минутное могущество.
Собственно, огребал парень до утра — забился в угол, мрачно наблюдая за спящим Эхэльйо, и постоянно кашлял, закрывая рот рукавом. С улицы в ратушу проскользнул горький запах полыни. Следовательно, убитая девушка была либо низшим демоном, либо слугой кого-то подобного. Все адские создания разят полынью, и все любят принимать облик, близкий к человеческому. Так удобнее и проще морочить смертным мозги.
Двухголовый проснулся после рассвета, когда солнце уже укрепило свою позицию в синем с рваными клочками туч небе. Впрочем, немилосердно жечь оно не спешило, и от мокрых деревьев, крыш и остовов стен волной расходился замечательный холодок. Проклятый зевнул, потянулся... и замер в неестественной позе, обнаружив до зелени бледное лицо некроманта под светлой полосой окна.
— Хэ-э-э, — поприветствовал его Эльва. И немедленно закашлялся, при этом побледнев еще больше.
— О-о-о, — многозначительно протянул Эхэльйо. — Ради очистки совести скажу: убиваться было необязательно. Что ты использовал?
— Усилитель, — уныло сообщил парень. И, видя, что собеседник не в курсе, о чем речь, пояснил: — Атараксаю .
Тот вытаращился на некроманта так, будто впервые его увидел.
— Ты архимаг?
— Нет.
— Сдавал экзамены на Высшую Ступень?
— Нет.
— Тогда какого черта...
— Мне лень, — перебил начало возмущенной тирады Эльва. — Лень сдавать экзамены. Лень тащиться в Башню и предъявлять свои силы на всеобщее обозрение — мол, глядите, что я могу! Просто, Аларна забери, лень, улавливаешь? Я на дух не переношу презрительные морды верховных магов, ненавижу, когда меня оценивают, и откровенно злюсь, стоит постороннему человеку сунуться в мое маленькое болото. Я — это я, и я сам без проблем выясняю свои возможности. Атараксая — милый эльфийский цветочек по сравнению с тем же... — он осекся, передернул плечами и на тон грубее предложил: — Пошли. Я хочу добраться до северного берега на этой неделе, а не следующей.
Эхэльйо смерил его оценивающим взглядом, но не нашел, к чему придраться:
— Пошли.
Выбираясь обратно к городским воротам, некромант сосредоточенно соображал. Нет, принадлежность Асты к  нечисти была очевидной сразу — еще с того момента, как она показала свои клыки. Но зачем после обмена несколькими фразами она стала врать о родителях, о сестре, о недобросовестности матери? Надеялась, что маг пропустит мимо ушей вступительные речи? И почему, черт возьми, она его обвинила?
В уставшем, сонном и печальном донельзя мозгу Эльвы повторились злые слова: «Кто ты такой? Зачем ты забираешь мои сны?». Парень попытался про себя определить, возможно ли вообще вмешаться в чужие сны, но ничего подходящего не вспомнил. В конце концов, эти видения нарисованы собственным воображением каждого, и у каждого они разные. Получается, Аста соврала? Или нет? Все-таки и звериная реакция, и раздраженное рычание, и явная ненависть во взгляде должны быть чем-то обусловлены.
Полет мысли некроманта коснулся коротких картин, поплывших под створками закрытых век во время привала в поле: пещера, замок, скалы, закованный в цепи человек. Неужели они имеют отношение к девушке? Но какое? Как, Аларна забери, могут быть связаны столь далекие друг от друга вещи с нежитью?
— О чем задумался? — осторожно спросил Эхэльйо, оказавшись в березовой роще, откуда едва-едва просматривалась дорога. — Все в порядке?
— Относительно, — кивнул Эльва. — Видишь ли, я четко осознавал, что выпускаю из зеркала вовсе не смертную девушку. И все равно выпустил. Надеялся, что она уйдет, что не захочет играть со своим спасителем, избежит глупых традиций самоуверенной полумертвой твари. Но она этого не сделала. Она пришла и заявила, будто отправляется убивать.
— То есть, — проклятый потер переносицу, — ты полагаешь, что она специально тебя раззадорила?
— Именно так, — подтвердил парень. — Она хотела, чтобы я ее убил, и добивалась какого-нибудь быстрого, наименее болезненного, метода. Не осиновый кол в грудь, не новое заточение в зеркальном стекле. Чистая Атараксая. Полное уничтожение тела — вместе с его регенерацией.
— Но зачем?
Некромант пожал плечами:
— Если бы у меня был точный ответ, я бы сейчас не разглагольствовал.
— Разумно, — серьезно согласился Эхэльйо. — Тогда давай дальше собирать факты. Она с тобой говорила, верно? И не упоминала ничего странного?
— Упоминала. Если ей верить, то выходит, будто я краду чужие сны.
Эльва произнес это насмешливо, но двухголовый резко помрачнел.
— Рекомендую прислушаться.
— Да ну, это же полнейшая чушь. Кому в здравом уме могут понадобиться видения? Даже те маги, что используют иллюзии или мороки, не нуждаются в дополнительных источниках. Они все сами... хм... создают, рисуют?
— А с чего ты взял, что дело в магах? Твоя Аста связана с демонами. Вероятно, она высказала не так свое недовольство, как недовольство своего покровителя. И теперь он еще больше на тебя взъестся, поскольку ты, дубина эдакая, лишил его очень милой слуги.
— Не похоже, — усомнился Эльва. — Если бы она была связана, этот покровитель явился бы и спас девушку сам. Но она сидела взаперти, в одиночестве, наедине с не самыми приятными мыслями. Безусловно, хозяин мог ее наказать. Мог запихнуть в объятия артефакта из-за пары глупых ошибок. Однако я, опять же, не понимаю, как это можно было провернуть с кем-то столь внушительным.
  — А что, если он был внушительнее? — предположил проклятый. — Не низший, а высший.
— Например, кто-нибудь из знати? — фыркнул некромант. И с тихим смехом попросил: — Не начинай.
— Почему?
— Потому что никто из благородных демонов не позволит своему слуге прозябать в человеческих мирах. Они уничтожили бы Асту. Вместе с артефактом, чтобы не оставить следов.
— Ум высших демонов устроен несколько иначе, чем наш, — возразил Эхэльйо. — Пожалуйста, учитывай это. Среди смертных нет ни единого существа, способного мыслить на том же уровне. Да и среди бессмертных тоже, — добавил он. — Если амайе не удалось раскусить шэльрэ, то у нас тем более ни черта не выйдет. 
— Амайе? — вяло удивился парень. — Это еще кто?
— Коренные жители Плиарета, — пояснил двухголовый. — Ты о них не в курсе? В отличие от эльфов, амайе невозможно убить ни сталью, ни ядом, ни болезнью. Они — воплощение жизни, и смерть не имеет на них прав. Самая лучшая идея Создателя, я считаю, — Эхэльйо улыбнулся. — Кто-то же должен следить за вечностью. Амайе прекрасно подходят на эту роль.
Эльве понадобилось чуть больше минуты, чтобы осмыслить новую информацию.
— Капитан небесных кораблей — тоже амайе?
— Конечно. Будь он кем-либо другим, ни за что не вошел бы в легенды.
Проклятый скрестил руки на груди — все четыре, — и пропел:

— «Его черные волосы падали на глаза,
под рубашкой болталась на ниточке бирюза,
а улыбка была осторожной и очень мягкой.
Он просил меня: «следуй за нами, покинь людей!
Мы — хозяева древней флотилии кораблей,
мы пришли из-за края и сделали небо ярким».

— Угу, — мрачно обронил некромант. — А потом этот несчастный, кем бы он ни был, сдох.
— Не оскорбляй чудесное произведение. Этот, как ты выразился, несчастный, умер очень красиво.
Парень расхохотался:
— Да уж, красивее некуда. Если он действительно умер, а не продолжил участвовать в истреблении. Мало ли, менестрели любят привирать. Построил плот, бросился в море, рассчитывал на вездесущесть капитана... но разве его нашли? Разве кто-то был свидетелем вышеупомянутого строительства? Кто-то стоял на берегу, когда бедное придурковатое создание решило вообразить, будто «хозяева древней флотилии кораблей» могут запросто его отыскать, стоит только попробовать утопиться? А?
— Нет, на берегу никто не стоял, — признал Эхэльйо. — Но, как по мне, обнаруженный Мильтом труп Вилага — достаточно весомое доказательство.
— Ага, значит, все-таки нашли? — невесть чему обрадовался Эльва. — И звали его Вилаг? Почему-то в песнях ни его имя, ни имя капитана не называют.
— Конечно, не называют. Это испортит всю загадочность легенды, особенно если людям станет известно, что Мильт до сих пор жив.
— Да уж, разочарование, — скривился некромант.

Он — невысокий юноша с черными, как смола, волосами, — сидел под сводом пещеры, изо всех сил прижимаясь к нему плечами. Рваные подошвы зимних ботинок норовили соскользнуть с тонкой линии каменного карниза. А внизу, накатывая волны на гребень скалы, бушевало синее море.
Упасть юноша не боялся. Его руки, ноги и шея были скованы черными цепями — достаточно крепкими, чтобы пленник на них повис, а не погрузился в ледяную воду. Раклеры, сталь, созданная для защиты от колдовства, накрепко скрыли его дар. Не выбраться.
Юноша, сдвинув брови и сжав тонкие губы, напряженно ждал. Собственно, ждал он довольно долго, что не улучшало и без того пропащее настроение. И когда ящерица — поджарая зеленовато-серая тварь длиной в ладонь — наконец-то вылезла на выступ, он схватил ее и раздавил приплюснутую башку двумя пальцами. Перехватил добычу другой рукой, грохоча тяжелыми звеньями, и откусил от нее добрую половину. Прожевал, брезгливо поморщился, проглотил и отправил в рот остатки.
Сначала он ловил крыс, но они оказались умными и быстро сообразили, что от пленника надо держаться на расстоянии. Поэтому пришлось перейти на водяных ящериц, редких летучих рыб и — порой — птиц, которым не везло залететь в трещину над правой частью карниза.
Пообедав, юноша вздохнул, вытер испачканный кровью подбородок и прикинул, не пора ли уснуть. Запястья отозвались тревожным зудом, намекая, что нет, и он продолжил монотонно «пялиться» на заваленный надгробной плитой выход. Пожалуй, в нынешнем состоянии пленник без труда развалил бы подобный хлипкий предмет — если бы не цепи. Чертово магическое изобретение решало все, а избавиться от него не представлялось возможным.
Впрочем, он не отчаивался и периодически колотил браслетами об острые гребни. В большинстве случаев последние не выдерживали и разлетались градом не менее острых осколков, но иногда юноше везло, и на стальных браслетах появлялись ниточки трещин. Заскучав, он спрыгивал со своей единственной точки опоры, надеясь окончательно расшатать раклеры, залезал обратно и повторял это действие сотни раз.
В скучном однообразном существовании не вызывала сомнений только одна деталь: вокруг пещеры раскинулось не просто море, а море Богов. Юго-восточный отрезок империи заклинателей, где по ночам воет драконья многоголосица. Крылатые стражи небес, кажется, были в курсе, кто является их соседом. Каждую ночь они ожесточенно скреблись вверху, желая оказать пленнику помощь или превратить его в серый неприглядный пепел. Он не имел ничего против и спокойно наблюдал, как скатывается по стенам осыпь, как вонзаются в щели страшные когти, как янтарные глаза — в основном безумные, — заглядывают внутрь. Хотя наблюдать, по сути дела, юноше было нечем.
Он отвлекся от размышлений и убил очередную ящерицу, рискнувшую вылезти из воды. Перед смертью существо глухо крякнуло, выражая свое негодование, и предприняло попытку выбраться из захвата. Потерпев поражение, конвульсивно задергалось и отправилось в том же направлении, что и его предшественница.
Пленник зябко поежился, провел расправленными ладонями по плечам. Чихнул. Нет, все-таки постоянно мерзнуть вредно даже для мертвого.
Воспоминания о той, прежней, жизни, где он носил другое имя и еще не был заперт в пещере, не собирались окончательно покидать юношу. Яркие, красивые, теплые. Полные чудесных картин. Тракты, рассекающие поля, леса и равнины, пролегающие мимо рек и озер. Замки с множеством башен, храмы с острыми шпилями, скульптуры и памятники. Заброшенный город, а над ним — зеленое небо, колыбель для сотен шестикрылых фигур. Серафимы. Посланники повелителей человеческих судеб. Жестокие, равнодушные, непрошибаемые убийцы. Те, в кого он раньше верил.
Еще, конечно, были знакомства, были связи со смертными и не очень созданиями, но сейчас они не имели значения. Ни Альтвиг, почему-то столь важный для него настоящего, ни эльфийская девушка из клана Айнэро, ни Киямикира — свободный инфист, в нынешние дни наверняка вор. И то, что юноша знал про инквизицию, тоже утратило свой смысл. И все же совсем недавно, будучи Рикартиатом, а не Фасалетрэ Эштаралье, он с ней боролся. Боролся в составе Братства Отверженных, готового затоптать свой страх и пойти на отчаянные меры.
Интересно, ради чего?
От Рикартиата к Фасалетрэ перешли песни — несколько десятков собственных и переведенных с чужих языков. Безусловно, менестрель был талантливым. Даже очень талантливым, потому что мало кому из этого мира удается превратить музыку в чистое волшебство.
Изнывая от скуки, он использовал эти песни — подолгу, сосредоточенно произносил, воображал себя песнопевцем. Но походил скорее на чтеца, причем неумелого — хотя голос Рикартиата никуда не пропал. Глубокий, но мягкий, хорошо поставленный, вкрадчивый. Превосходный. Созданный не для демона, распятого среди каменных сводов, а для человека.
Фасалетрэ Эштаралье размахнулся, выругался — не от злости, а ради прилива смелости, — и ударил стальным браслетом по выступу. Времени на выколачивание искр у него было предостаточно.

До северных границ Морского Королевства парни дошли через два дня, оба злые и голодные. Запасы провизии истекли вчера, ночью из близлежащего озера вылез неповоротливый, но усердный и до кошмарности упрямый ильхиг , и, отбиваясь от него, Эльва умудрился сломать топор, а Эхэльйо — руку. В отличие от некроманта, проклятый не счел это поводом для грусти и жизнерадостно изображал, как нежить рывками движется к поздним путникам и пыхтит, словно рыцарь в тяжелых латах при нападении на дракона.
К слову, остановить чертову потустороннюю тварь двухголовый был не способен. И Эльве пришлось разбираться самостоятельно, бросая в ильхига заклинание за заклинанием, пока он не обиделся и не стал, усевшись на задние лапы, печально завывать о несправедливости судьбы.
  — Я тебя ненавижу, — поделился некромант, рухнув на траву у косого среза побережья. — Чтоб ты сдох.
— Спасибо, — расхохотался Эхэльйо. — Я потрясен, что ты не обругал меня сразу. Слишком устал?
— Нет, ну вы посмотрите! — Парень обратился к безмолвным, хмурым и грозящим очередным ливнем тучам. — Посмотрите! Видите?! У этого типа еще хватает наглости шутить, когда я трупом валяюсь у него под ногами!
— Если бы ты был трупом, я бы тебя уже хоронил.
— И даже не попробовал бы помочь?!
— А как? — пожал плечами проклятый. — Я ведь не Бог. Могу поплакать, могу пожаловаться всему миру, могу накормить тобой воронов. Могу просто уйти, а нечисть пускай пирует. Что? Не надо прожигать меня таким взглядом. Я всего лишь тренируюсь в достижении озвученных тобой мерок.
— Кретин, — пробормотал Эльва. — Идиот. — И, забывшись на мгновение, уже не так сварливо спросил: — Ну и где твой фрегат? Парусов нет даже на горизонте.
— Ты недооцениваешь «Оборотня», — сощурился Эхэльйо.
— Или так, или ты переоцениваешь, — отмахнулся некромант. — И твой Мильт на самом деле застрял где-то посреди великого моря, если вообще в нем не утонул.
— А вот и не утонул!
— Ну давай, докажи мне это, — парень лег и лениво уставился на разгневанного собеседника. — Вокруг и не пахнет кораблями. Никто не стоит на якоре, не ждет бедного мальчика по имени Хэль и не запускает приветственный салют с огневой палубы.
Двухголовый сник и бросил озабоченный взгляд на толщу воды.
— У фрегата хорошая маскировка, — с надеждой произнес он. И в тот же миг просиял, заулыбался и указал куда-то вперед: — Вон там!
Эльва приподнялся на локте, но «Оборотня» не обнаружил. Вместо него к суше плыла одинокая маленькая лодка. Черноволосый худой мужчина устроился на узенькой лавке и усердно работал веслами. Заметив, что Эхэльйо спускается по неприметной тропе вниз, поближе к линии прибоя, он вытащил из кобуры на поясе револьвер, направил его в облака и выстрелил. Громыхнуло, и почти сразу вдалеке раздался ответный залп — на этот раз пушечный. Изобретенные гномами ядра вылетели из ниоткуда и разорвались под синей поверхностью, подняв такую тучу брызг, что вся окрестная нежить должна была в панике передохнуть.
— Ура! — выдохнул проклятый, забегая в соленую воду по колено. Теперь от лодки его отделяло шагов двадцать, и он радостно выпалил: — Мильт! Черт побери, как же приятно встретить тебя снова!
Амайе обернулся через плечо. Блеклые розовые глаза скользнули по двухголовому, замерли на силуэте некроманта и опять вернулись к старому другу. Пять швов, стягивающих шрам  на левой скуле, дрогнули, когда их обладатель расплылся в ответной, не менее искренней, улыбке.
— Здравствуй, Хэль. 
Он отпустил весла и помог проклятому забраться в лодку. Тот, в свою очередь, схватил протянутую ладонь Эльвы. Изящное деревянное судно развернулось, лопасти погрузились в густую зелень мели и оттолкнулись от нее.
— Меня зовут Эльва, — представился некромант. — Эльва Тиез де Лайн.
— Дворянин? — без особого любопытства уточнил гребец.
— В некотором роде. Если что-то и унаследую, то лишь малую часть отцовского состояния и, вероятно, один из загородных особняков. Хотя они мне и не нужны, — честно признался парень. — Разве что в глубокой старости.
Амайе серьезно кивнул, обменялся с ним рукопожатием и сообщил:
— Я — Мильт. Просто Мильт. Капитан фрегата «Оборотень» и главнокомандующий небесными кораблями. 
— А ваши подчиненные, моряки... они...
— Я бы попросил называть их корсарами, — поправил мужчина. — Мы любим вступать в сражения с торговыми кораблями и получать долю провизии и ценных грузов бесплатно.
Эльва побледнел.
— Спокойствие, — поспешил вмешаться Эхэльйо. — Корсары с небесных кораблей — это не совсем пираты. Они грабят только вражеские судна, руководствуясь лицензией королевы Хайрен. Ее Величество на дух не переносит приморцев и хасатинцев.
— А с белобрежцами у нее все в порядке, — добавил Мильт. — Не волнуйтесь. Я не стану угрожать другу Хэля.
Некромант весело рассмеялся:
— Не думаю, что мы с ним друзья. Скорее знакомые. Я вызвался его сопроводить из-за собственных интересов.
— Каких же?
— Хочу взглянуть на империю Ильно. Из наших земель туда почему-то никто не доплывает.
Капитан небесных кораблей покосился на берег, различимый уже довольно смутно, и внес в ситуацию ясность:
— Не почему-то, а из-за ундин. Чертовы твари охраняют империю лучше, чем драконы. Перед началом тамошней Войны Слез флоту Морского Королевства удалось миновать их лишь благодаря шаманам. 
— Так вот, для чего я понадобился, — сообразил Эльва. — Забавно. А вы не боитесь, что один маг не сумеет их обездвижить? Ведь ундины — очень сильные существа. В прошлом их даже ставили выше нас по умственному развитию, а значит, они заведомо в курсе, что на корабле, рискнувшем приблизиться, будет кто-то вроде меня.
— Ничего страшного, — заверил его Мильт. — Мы на месте. Эй, ребята! Сбрасывайте цепь!
— Да, капитан! — зычно отозвался кто-то, и к лодке величаво опустилась широкая перекладина, с обеих сторон насаженная на крючья тяжелых, темных, матовых цепей.
Эхэльйо, не колеблясь, встал на нее, и перекладину тут же начали тащить вверх. Спустя мгновение проклятый исчез, а своеобразное средство передвижения вернулось.
— Давай, кыш отсюда, — приказал Мильт. — Я закреплю лодку и присоединюсь.
— Ладно, — опасливо согласился некромант. И последовал за двухголовым, вцепившись в холодные звенья так, что побелели костяшки пальцев.
За определенной границей маскировочного колдовства проступили очертания палубы, белые стяги парусов, надстройки в кормовой и носовой частях корабля. И довольная, смуглая, поросшая бородой физиономия корсара с черной повязкой на рукаве.
— Добро пожаловать, господин маг, — осклабился он. — Возьмите.
Эльва взял предложенную голубую ленту, изучил и осведомился:
— Зачем?
— Вы на «Оборотне», — терпеливо разжевал мужик. — Здесь действуют свои законы, и вы обязаны им подчиняться. Повяжите ленту на лоб. Это отличительный знак людей с магическим даром. У нас они бывают не часто, так что взамен я могу пообещать вам вечное уважение.