Онкология. День первый

Объявили посадку на автобус, а отца все еще не было. К кассе не пробиться, как всегда, желающих уехать больше чем мест в автобусе. Но он инвалид войны имеет право на льготу, поэтому и отправился за билетами, точнее за билетом, так как ехать в краевой центр предстояло мне. Наконец он вышел из двери автовокзала и с виноватой улыбкой подошел ко мне. «Нет билетов», -  первое, что пришло мне в голову. Но он, пряча глаза, протянул мне билет и сказал:
- Вот, сынок, дали по удостоверению. Последний. Садись и поезжай в Краснодар, в больницу. Там тебя обследуют, может ничего страшного. Подлечат, и вернешься здоровым.
Мы-то знали, что у меня за болезнь и как её лечат. Но старались не говорить этого слова, чтобы не травмировать друг друга. Он жалел меня, а я его. Но его еще что-то смущало, он виновато смотрел на меня, будто хотел в чем-то оправдаться. Мы попрощались, и только когда я вошел в автобус и увидел свое место, то понял в чем причина «виновности» отца. Он купил мне билет за номером 13. Удачи от этого числа никто не ждет. Но я и не ждал ничего хорошего. Направление в краевой онкологический центр и медицинская карта были со мной, хотя диагноз был написан по-латыни, я его прочитал и сверился по медицинскому справочнику – все сходилось. И лишь в одном я был спокоен. Я ехал в город своей юности, где все мне было так знакомо и напоминало счастливые дни, когда верилось, что вся жизнь будет такой радостной и нескончаемой: с постоянными улыбками красивых девушек, с осенними рынками белых хризантем и зеленой весенней травой, которой было больше чем серого асфальта.  Я медленно листал в памяти, как иллюстрации в книге, картины давно прошедшего бытия. Все было так мило, но так давно и будто не со мной. Лишь одна картина яркой вспышкой полыхнула в моем сознании и в мельчайших деталях напомнила мне совсем незначительное событие.
Я выхожу из университета. Теплый весенний день. Так хочется погулять, и  я сворачиваю с проспекта на одноэтажную улицу частного сектора: с заборами из штакетника и палисадниками с сиренью. Но вот штакетник кончается и начинается высокий деревянный забор, за ним огромный пустырь, раскрытые настежь ворота, на которых висит деревянный щит с надписью: «Здесь будет самый передовой в крае онкологический центр». Я смотрю на ворота, читаю вывеску, и настроение мое меняется: будто я шел на свадьбу, а попал на поминки. «Но это не про меня - успокоил я себя, - я так молод, мне восемнадцать и со мной это не случится». Но прошло еще восемнадцать лет, и я возвращаюсь к этим воротам. Теперь уже без иллюзий, но с надеждой на «самый передовой центр».
- Возле университета останови,- обратился я к водителю.
- Не положено, автобус не городской. Остановка только на автовокзале.
Я показал ему направление в онкологический центр. Он вздохнул и тихо сказал: «Приготовься. Как дверь откроется, сразу выходи». Я выскочил и направился уже знакомым мне путем. Но теперь в неизвестность, что ждет меня: исцеление или упокоение. Ворота были открыты, никто меня не встречал, и даже не было надписи: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Во дворе было как-то буднично и пустынно, не у кого было спросить: куда же идти. И я пошел, надеясь на интуицию, и не ошибся. Вскоре в конце двора я увидел мужчину в белом халате, который стоял у невысокого здания и курил. Подойдя ближе, я увидел, что халат на мужчине грязный, щетина на лице недельной давности, а взгляд тоскливый: то ли с перепоя, то ли с недопоя. Я достал направление и вежливо обратился: «Доктор, это не к вам?». «Доктор» скривил подобие улыбки и также вежливо ответил: «Нет, к нам сами не ходят, к нам привозят», - и, подняв руку, указал на вывеску. Я поднял голову и увидел надпись: «Морг».
- Ты сначала обратись вон в тот корпус, на нем написано: «Хирургия», а потом уже к нам – усмехнулся «доктор».
Мне было плохо, но стало еще хуже: и число 13 и вместо приемной – морг, явно не мой сегодня день. И я побрел искать «Приемное отделение». Но и там мне были не рады. У них был то ли обед, то ли подготовка к обеду, явился я не вовремя. У меня забрали бумаги, посадили на скамью в коридоре и сказали: «Ждите». Чего было ждать смертельно больному человеку, в этом хаосе снующих людей: уставших, отравленных «сладкой ложью», давно утративших чувство сострадания не только к больному, но даже к себе. Что мне скажут на этот раз? Ведь долгие пять лет, я обращался к людям в белых халатах, в тщетной надежде, что они услышат меня и помогут. Но всегда был один и тот же ответ, или вопрос: «Курите. Пьете. Врете! Перестаньте пить-курить и все наладится». В чем же причина такого отношения к больному? То ли я такой несчастный, то ли ко всем так относятся. Наконец открылась дверь, и медсестра позвала меня в ординаторскую. За столом сидели: хирург (как я потом узнал) и лечащий врач – кандидат медицинских наук. Первым заговорил хирург:
- Мы тут посмотрели вашу медицинскую карту с анализами, и должен вам сказать: поздно вы, батенька, к нам обратились, раньше надо было обращаться, болезнь запущена.
- Ну как же раньше, доктор, ведь я пять лет оббивал пороги поликлиник, и не в какой-то провинции, и даже не в Краснодаре, а в Москве.
- Давай осмотрим его. Парень молодой, может не безнадежный, – предложил кандидат наук.
Я зашел за ширму отгораживающую часть комнаты, разделся и лег на топчан, покрытый желтой клеенкой. Сначала лечащий врач пальпировал больное место, потом хирург.
- Ну что, опухоль небольшая, давай рискнем. – Обратился кандидат к хирургу.
- Тебе-то что? Отвечать за труп – мне. – Был ответ хирурга.
В этот момент дверь резко открылась и в ординаторскую вошла, нет, не вошла – «влетела» молодая симпатичная женщина. Она была в крайнем возбуждении и с порога закричала: «Где этот чертов больной?». Кандидат поднес палец к губам и задернул шторку. Но она ничего не видела и продолжала:
- Кто он такой? У меня раскалился телефон от звонков, я не могу спокойно работать. Все спрашивают: Как он, как он.
Хирург подал ей медицинскую карту, она посмотрела и распалилась еще больше:
- Какой-то работяга из провинции. Гнать его в шею. Я не могу принять по Списку людей – мест не хватает.
- Но молодой парень, жалко его – пролепетал кандидат.
- Да мне плевать, молодой он или старый, я сказала – вон!
- Но надо как-то оформить бумаги - заговорил хирург.
- Мне что учить вас надо? Пиши четвертую стадию, не операбельную, и отправляй на лечение по месту жительства.
Но в этот момент зазвонил телефон. Кандидат снял трубку, через несколько секунд зажав левой рукой микрофон, и вознеся указательный палец правой руки к потолку, в наступившей тишине, шепотом произнес: «Он, звонит. Сказал, чтобы приняли больного». Дама скверно выругалась и, хлопнув дверью, удалилась. Ширма отдернулась и кандидат – теперь уже мой лечащий врач произнес:
- Мы решили Вас принять вне очереди, но для этого нужна соответствующая бумага, подтверждающая ваши заслуги перед Родиной.
Я потух. Кроме беззаветной любви и преданности Родине у меня ничего не было, а бумаги подтверждающей эту любовь и преданность – тем более. Я чистосердечно признался во всем. Кандидат посмотрел на хирурга и спросил: «Ну, что будем делать?». Хирург обратился ко мне: «Что у тебя,  вообще нет никаких заслуг? Может ты передовик производства?».
- Но если это заслуга перед Родиной, то я - ударник коммунистического труда.
- Удостоверение с собой?
- Нет, дома.
- Нужна бумага, без нее не примем.
- Можно позвонить?
- Можно, но только по городу.
Я звоню тете, прошу, чтобы она позвонила матери, а та, чтобы позвонила отцу, а он, чтобы нашел мое удостоверение и успел привезти до 17 часов, любым способом преодолев 160 км. Доктора поверили мне, но сказали: «Пока иди в палату номер 6, а когда привезут удостоверение, мы оформим тебя официально: получишь постельное белье, и тебя поставят на питание». Услышав номер палаты, я невольно вспомнил А.П.Чехова, его знаменитый рассказ, от которого стало плохо самому В.И.Ленину, и который после этого твердо решил: пора свергать самодержавие! Мне, конечно, было не до революции, но мысли о насущном, как-то затмили мысли о болезни.  Я уже был готов преодолевать, очередные тяготы и лишения, ради торжества справедливости. Палата номер 6, конечно отличалась от чеховской палаты: не было решеток на окне, не было пьяного сторожа, и вход был свободным. Но такие же облезлые стены, покрашенные снизу, синей масляной краской, железные медицинские койки на колесиках, тумбочки, покрашенные коричневой половой краской. Палата была шестиместной: три койки, что стояли слева у стены были заняты, и я устроился на четвертой, что справа у окна. В палате никого не было: все ушли на обед. Я стоял у открытого окна и смотрел во двор – такой тихий и уютной, будто здесь не больница, а санаторий. Первым вошел мужчина моих лет: поздоровался за руку, назвался Толиком и спросил: «Что к нам?»
- К вам, если примут. – Ответил я.
За ним вошли еще двое мужчин, постарше нас с Толиком. Выглядели бодро и только «сухой румянец» на щеках и глубоко запавшие глаза выдавали коварную болезнь, которая давно поселилась в их теле и высасывала из него жизненные соки. Молча кивнув, они устало сели на свои койки, даже не проявив естественного любопытства: кто такой и почему здесь? Первым заговорил Толик: «Как звать, откуда, что болит?»
Оказалось что заболевание у нас идентичное, только у него опухоль сигмовидной области кишечника, а у меня поперечно-ободочной, что мы одногодки и у обоих патологическое пристрастие к сахару.
- А вот у Василия, - и он указал на соседа справа – опухоль желудка. А у Николая, тот, что в самом углу – опухоль пищевода. На операцию первым пойду я, за мной Василий, за ним Николай, а потом уже ты, если тебя примут.
Так я узнал, что больные здесь ждут операцию, как заключенные свободу. С той лишь разницей, что результат 50/50: или в морг или в палату с первой группой инвалидности. Но все надеются на лучшее. А лучшее заключается в том, что немощный инвалид может «прожить» еще 2-3 года, а бывает – аж 5 лет. От такой перспективы мне захотелось бежать куда подальше, но вошла медсестра с постельным бельем и полосатой больничной пижамой. Улыбаясь, она радостно объявила:
- Больной, вас приняли, вот белье, располагайтесь. На ужин вас записали, не опаздывайте в 18.00.
Я понял, что отец привез удостоверение и спустился во двор, чтобы поговорить с ним.
- Вот, выпросил у начальника «Волгу», чтобы успеть гнал за 100 км в час. Остановили гаишники, но объяснил куда спешу - они отпустили. Мать взяла отпуск без содержания, завтра приедет. Будет жить у Аллы, и готовить тебе еду.
- Но здесь кормят.
- Знаю, как здесь кормят, да и навещать будет каждый день, мало ли что. Ну, пока, сынок. Мне надо успеть до 18.00, отдать машину.
Я поднялся в палату, заправил по-армейски койку и приготовился к очередным испытаниям, которые наваливаются на меня, как волны в разбушевавшемся океане. Так «благополучно» закончился мой первый день пребывания в онкологической клинике.