Песнь о Крылатом

Всех кровей, текущих в венах, не сочтешь,
всех имен произнесенных не услышишь.
Но одно звучит, когда холодный дождь,
шелестит, словно крылом, по темным крышам,
когда клонится под каплями трава,
и сияние луны сквозь непогоду
достигает мокрых крон, и ты едва
утоляешь по теплу живому голод.
Словно ветер, заплутавший в облаках,
словно призрачной надежды восхожденье –
это имя у бессмертья на устах
новой песни обозначило рожденье.

С незапамятных времен Богиня тьмы,
принимала в распростертые объятья
не несчастных, что на смерть обречены,
а бессмертных сыновей своих и братьев.
И напитывалась тяжестью земля,
концентрированным алым эликсиром.
От бездомного раба до короля –
кто был связан неразрывно с этим миром?
Камни узких мостовых и площадей,
доски пирсов и омытых солью палуб,
пыль дорог и перекрестков - для людей
безопасных мест практически не стало.

Запирались на ночь двери на засов,
под молитвы закрывались ставни окон.
Только чаша судьбоносная весов,
наклонясь к земле, зачерпывала боком
боль и горечь человеческих потерь,
страх, отчаянье, отсутствие надежды.
Что учует и придет голодный зверь –
равно ждали и ученый, и невежда.
И струились между пальцев кровь и жизнь,
чью-то Вечность обагряя наслажденьем.
В вихре ужаса мучительном кружить -
смерти жаждать, сожалея о рожденьи.

Но друг друга Тьма и Свет сменять должны,
мир – гармонии и равновесью внемлет.
Брошен в ночь капризной прихотью Луны
чистый ангел, будто с небом спутал землю.
Властью крови ненасытной обращен,
наделен, как все бессмертные, клыками,
с той же жаждой бьется сердце под плащом,
но в сияньи глаз – совсем другое пламя.
Понимания, тепла исполнен взгляд,
ласков жест,  обезоруживает слово…
Он и жертву по согласью мог бы взять,
если б к правде были смертные готовы.

Да, он брал. Но так, как будто не свое,
а дарованное к чести угощенье,
отнимая чью-то кровь – ценил ее
и едва ли не просил за то прощенья.
Вслед "невинному" сарказма яд звучал –
Ночь растит жестоким хищникам кумиров.
Он на колкости и злость не отвечал,
хотя был сильнее многих из вампиров.
Просто шел. Никто не знал его пути,
угадать бы не сумел конечной цели,
От зари к заре плечом к плечу пройти
с ним ни люди, ни бессмертные не смели.

И никто не смел чинить ему преград,
по любой земле – открытые дороги.
Он – ответного внимания стократ
отдавал, стирая страхи и тревоги.
Кто создал его таким? Как долго свет
его Вечности пронизывает ночи?
Каждый клан гадал, искал ответ,
строил версии… безрезультатно, впрочем.
Вероятно, он Луны-Хозяйки стал
Мирозданью за сынов жестоких платой,
а бессмертный мир его прозвал,
как положено быть ангелу, – Крылатым.

***

Время лечит? Нет. Стирает след
из сознания и подменяет память.
Через десять, двадцать, сотню лет
сколы прошлого почти не ранят.
И становится терпимой боль,
притупляет восприятие привычка.
А когда лишь мельком знал – изволь
и быстрей прийти в режим обычный.

Так – со смертными. Но, видимо, сыны
хищной Вечности немногим отличались:
наблюдения со стороны –
в стороне забыты и остались.
А когда случайно разговор
о минувших днях заводит кто-то -
равнодушный вежливости флер,
как с годами выцветшее фото.

Мир привык к Крылатому Эле,
что сквозь ночи Вечности нетленной
воплощал святое – на земле,
беззащитный, неприкосновенный.
На устах бессмертных "Антуан" –
"милосердье" значило отныне.
В Древнем Круге ни единый клан
не влиял, как одиночки имя.

Только те, чьи жизни он берег,
провожая невредимыми к рассвету,
и кому, являясь на порог,
никогда не становился смертью -
приравняли к хищникам его.
Превосходство ощущая кожей,
люди, в приступе безумства своего, –
благодать сумели уничтожить!

Он отмщен. Единственный вампир,
перенявший вкус и свойства крови –
вспыхнул яростью. И современный мир
частью – на последствиях построен.
Он силен и властен, он король…
но оправданна ль такая данность?
Время лечит? Нет. Лишь копит боль,
чтобы выплеснуть ее нежданно.

И сереброликая Луна
не вернет потерянного сына.
Скорбной нежностью, элегией полна
и любовью с привкусом полыни –
льет на смертных вдохновенный свет,
достающий всюду, где б ты не был,
принуждая их, ища ответ,
выходить под сумрачное небо.