Скользко

- Я не понимаю, зачем Вы здесь? Мне нужен кто угодно: шаман, гадалка, экстрасенс, но только не психолог. У меня все в порядке с головой. А это проклятие, самое настоящее. Раньше я тоже не верил во всю эту чушь, а теперь на старости лет сам с этим столкнулся.
- Хорошо, да не волнуйтесь Вы так. Скажу Вам честно: Я верю в эти вещи, и всегда верил. Но одно другому не мешает. Даже если это так в Вашем случае, наверняка Вы испытываете сильный стресс. Шаманы и гадалки пусть делают свое дело, а я здесь, чтобы помочь Вам избавиться от депрессии и набраться сил. Я верю, то, что происходит с Вами сейчас это настоящее зло, и Вам, прежде всего, придется бороться с этим самому. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, что просто помогу Вам собраться силами.
- Знаю я, все считают, что у меня крыша поехала, но факты на лицо: вот я перед Вами в каталке с загипсованной рукой. Могу показать Вам кучу снимков со множеством переломов, которые я получил буквально за последний месяц. О каком психическом расстройстве тут может идти речь. Если мне и нужен сейчас доктор, то это травматолог.
- И все же поскольку я здесь я должен отработать свои деньги. Не волнуйтесь, я не отниму у Вас много времени. Я просто хочу, чтобы Вы рассказали мне все. Когда это случилось в первый раз?
- Двадцатого ноября здесь на крыльце собственного дома. Мне нужно было лететь рано утром. Я заказал такси, время поджимало. Я с чемоданом выскочил на крыльцо, начал спускаться. Как только сделал первый шаг с лестницы, как мою правую ногу как будто кто-то подбросил вверх. Я с такой силой грохнулся на спину, что на мгновенье потерял сознание от боли. Когда очнулся, был уже внизу под крыльцом. Я сосчитал все ступеньки своей задницей. Тогда я посчитал, что отделался легким испугом и даже к доктору не обратился, хотя спина стала страшно болеть.
- Так, а дальше, как это было во второй раз
- В сауне, каждый четверг мы собираемся с друзьями, сначала играем в теннис, а потом хорошо сидим. Ну, сами понимаете.  Я сидел на верхнем полке и привстал, чтобы подбросить. Не понимаю, как это случилось, но через мгновенье я летел прямо на раскаленные камни. Ладно был не один и ребята вовремя меня подхватили. Обжег только кисть руки. Вот видите, до сих пор не зажило. А потом я начал падать систематически, везде, даже там, где невозможно упасть.
- Хорошо, когда Вы начали понимать, что это проклятье
- Да уже после третьего раза, ну посудите сами. Я понимаю, что каждый из нас имел опыт таких падений, но чтобы это было так часто.
- Я понимаю, понимаю, почему именно проклятие? У Вас много врагов, людей, которые желают Вам зла или Вы думаете на конкретного человека?
- Людей, которые хотят мне зла, хоть отбавляй. Проще перечислить тех людей, которые хотят мне добра. Но я точно знаю, кто это сделал. И на это есть причины.
- Это уже интересно! Расскажите, пожалуйста.
- Ну раз уж Вам так интересно, пожалуйста. Расскажу и Вам. Только из доброго десятка людей, которым я уже рассказывал, Вы наименее подходящий. Люди Вашей профессии обычно скептически относятся к такого рода рассказам.

******
«НЕ ПОДСКОЛЬЗНИСЬ!»  – он сказал это тихо, но отчетливо, спокойным ровным голосом. При этом он смотрел мне прямо в глаза.  Не знаю почему, но я не люблю прямых взглядов. Я всю жизнь руководил людьми и с молодых ногтей понял, чтобы быть успешным в этом деле, нужно максимально абстрагироваться. Перед тобой материал, с которым ты работаешь. В данный момент, ты должен придать ему ту или иную форму, либо это инструмент, который поможет придать необходимую форму материалу. Сути это не меняет. В контексте дела, бизнеса – это неодушевленные предметы. Вникать в их проблемы, вестись на эмоции, прислушиваться к жалобам, измышлениям, не подтвержденным цифрами, значит разрушать дело. В механизме каждая шестеренка стоит на своем месте. Ее задача крутиться, пока зубья не сносятся, и тогда она подлежит замене. Достаточно того, что я хорошо смазываю эти шестерни, а думать о том, как им там нелегко это лишнее. А прямые взгляды нарушают этот закон бизнеса. Они начинают одушевлять предметы.
Но этот взгляд я не мог игнорировать. Он положил на стол связку ключей от кабинета и сейфа на стол и сказал это, глядя мне в глаза. Меня поразила не сама эта фраза, а спокойный тон, в котором она была сказана и то, что она выпадала из контекста разговора. Поэтому, на какое-то время я задержал свой взгляд на его глазах. Наверное, это были какие-то доли секунд, но этот взгляд запомнился мне. Широко расставленные, под густыми черными бровями они довольно глубоко сидели. И цвет непонятный, серые с карими, цепкие необычно большие зрачки. В этот миг я видел другого человека, хотя знал его более шести лет. И какой-то холодок прошел сквозь меня от макушки, спускаясь до самого копчика, словно разряд тока.  Затем он просто вышел, или исчез, этого я не помню.  Какое-то время я находился в состоянии  транса от неожиданного впечатления, пробудившего неприятное предчувствие.  Потом меня разбудил очередной звонок по работе, и жизнь вошла в свое обычное русло.
 Я много раз вспоминал и анализировал этот разговор. Он долго умолял меня оставить его на работе, говорил про сложную финансовую ситуацию, что за то, что он сделал для фирмы, он достоин снисхождения. В этот момент мне были неинтересны его доводы, потому что я уже принял решение, и оно было принято гораздо раньше сложившейся ситуации. Нужно было просто дождаться подходящего момента, и вот он настал.
 Да, этот человек был нужен мне в свое время, но теперь фирма встала на ноги и необходимость в кризисном менеджере отпала. Дело даже не в этом, а в том, что он позволил себе усомниться в моем авторитете и в моей роли руководителя. В свое время я вытащил его из грязи. Поднял из обычного клерка до коммерческого директора фирмы, положил хорошее жалованье, обучил, где только можно. Но как говорится: «Сколько волка не корми…». Он посчитал, что ему всего этого мало, и стал карабкаться выше. Залез в совет директоров фирмы и там начал открывать свою пасть. Благо, что я председатель того самого совета. Но в какое-то время тучи сгустились и надо мной. Мои недруги стали прочить его в председатели. Его избрание означало бы мой конец на фирме, и я сделал все, чтобы этого не допустить. Я ведь тертый калач и предвыборная технология мне знакома как никому. Словом «Наши победили». Тогда я и решил, что дни этого мерзавца на фирме сочтены.
Прошло несколько месяцев и вот он подходящий момент: он проиграл тендер, за который мы дали откат. Это серьезное упущение для коммерческого директора. Он был сильно подавлен и не мог понять, как это произошло. Но в наших силах создавать ситуации: как благоприятные, так и нет.  Итак, решение было только за мной: если бы я заступился перед учредителями за него, он был бы оставлен единогласно. Но я не стал этого делать, а напротив, сказал, что здесь нужен новый человек в связи со сложной экономической ситуацией, мы ценим его заслуги и всякое такое, поэтому не будем взыскивать сумму неустойки.
И это была последняя встреча, когда он заклинал, умолял, говорил, что никто не застрахован от ошибок. Я сказал ему тогда, что мы как саперы, имеем право ошибиться только один раз, и меня не было бы здесь, если бы я учился на своих ошибках. И резюмировал я так: «Я с ранней молодости крепко держусь на ногах, чего и тебе желаю на будущее.»
Вот тогда он и сказал эту фразу и тут же вышел.

С того самого дня я и начал падать. Падал везде: на крыльце, в бане, на улице, с лестницы на работе. Со стороны, наверное, все это казалось довольно безобидным, но самое страшное было в том, что всегда было очень болезненно и повергало меня в шок. Болезненно, неожиданно и страшно. В очередной раз, когда мои ноги взлетали вверх, я с ужасом успевал подумать: «Опять!», а потом начиналось долгое падение. Как будто это длилось целую вечность. Я мог думать в этот момент, как это будет в этот раз, какую часть  или части тела я отобью или сломаю и с ужасом ждал удара об очередную поверхность. В этот момент я был словно в оцепенении и не мог пошевелить ни одной частью тела, словно статуя, которую бросили с возвышенности.
Это стало происходить систематически – но всегда неожиданно
Это было страшно и больно – но не убивало меня и по началу даже не приносило серьезных увечий.
И это начало становиться моим кошмаром!
Каждый день я словно ходил по минному полю, у меня начали дрожать ноги в коленях, я стал ощущать каждый свой шаг, понимая, что он может быть последним. Отвлекала только работа и бытовая суета. Теперь я ненавидел моменты, когда оставался наедине со своими мыслями. Все мое сознание сразу же начинал заполнять кошмар и непонимание происходящего. Я старался с головой уходить в рабочие совещания, в просматривании каталогов мебели в переговорах с дизайнерами, строителями. Словом я цеплялся за любую возможность, чтобы забыться. Но потом я стал замечать, что вся подлость ситуации в том, что все происходит, когда я полностью забываюсь. Следует очередной шокирующий удар: я наступаю на ручку и затылком ударяюсь об стол, оступаюсь и лечу кубарем с высокой мраморной лестницы.  Итак, со временем кошмар стал перманентным.
Я стал падать даже во сне.  Эти виртуальные падения  оказались еще страшнее и сильнее. Здесь были реальные пропасти, скалы, расщелины и тут уже я получал смертельные травмы. За ночь я погибал сотни раз. Так я начал кричать во сне, пугая жену, а со временем перестал спать вовсе.
Наверное, через каких-то двадцать дней после начала всей этой истории я взял больничный и перестал выходить из дому.  Я начал выпивать и поначалу стало легче, но опять же терял контроль, забывался и в результате падал и тут же трезвел. Жена не могла понять, что со мной происходит , и я не говорил ей. Я просто не знал что сказать. Логические выводы напрашивались сами собой, но я понимал, какой эффект произведут эти умозаключения произнесенные моими устами. Дело в том, что я прагматик и материалист, каких еще поискать надо, и  считаю, что именно благодаря этим качествам я имею то, что имею.
Однажды изрядно набравшись, я обо всем рассказал жене. Это было в первый раз, когда я заговорил об этом вслух. Все время, когда я говорил, она смотрела на меня удивленным необычным взглядом. Я никогда не видел такого ее взгляда, по крайней мере, последние тридцать лет нашей с нею жизни. Тогда же я впервые заговорил о ведьмах и экстрасенсах.
- У тебя есть кто-нибудь на примете. Нужен только надежный сильный человек, который может все это снять.
- Что именно?
- Ты что не поняла? Я уже час изливаю перед тобой душу, рассказываю то, о чем никому и никогда не стал бы рассказывать. Разве не понятно о чем я тебе говорил все это время. Меня прокляли! Проклял этот ублюдок! И мне нужен тот, кто умеет снимать эту хрень! Мне по барабану как он называется. Наверняка ты знаешь кого-то, и  даже обращаешься к ним. А сейчас строишь из себя полную дуру! – Я кричал так впервые на свою жену. Вообще я редко кричу и часто мог похвастаться своей холодной головой. Но сейчас я стал чувствовать, что эта ситуация накрыла меня и начинает размазывать.
- Геночка успокойся! Что ты так завелся! – тоном матери успокаивающей ребенка, увидевшего ночной кошмар, сказала она. -  Я знаю одну очень сильную женщину и если это то, о чем ты говоришь, она обязательно поможет. Просто…- и она замялась.
- Просто что?
- Просто удивительно слышать это от тебя. Я думала, что не существует в мире такой ситуации, чтобы ты в это поверил. А тут ты сам говоришь…
Я встал и начал быстро ходить взад вперед по нашему большому холлу, покрытому дубовым паркетом.
- То есть ты считаешь нормальной ситуацию, когда человек не может пройти и десяти метров чтобы не упасть!
- Нет, но такое бывает, человек иногда падает. А ты не можешь отнестись к этому, как к цепочке каких-то совпадений, черной полосе, наконец?
- Надюша, посмотри на меня! – Я ходил из угла в угол нашей большой гостиной, постепенно ускоряя темп и повышая тон. – Я похож на параноика? Ты живешь со мной больше тридцати лет. Хоть раз я делал неправильные выводы? Хотя бы раз я ошибался, касаемо жизненно-важных вопросов? Ты знаешь, что я вижу ситуацию как никто другой и оцениваю ее адекватно. Но ситуация неадекватная и происходит она впервые и если ты будешь рассуждать, а не помогать мне, это все кончится плачевно! - Последнюю фразу я произнес уже на крике и швырнул стакан с недопитым виски на журнальный столик. Стакан снес несколько тюбиков с косметикой и, отскочив несколько раз от паркета, разбился на мелкие кусочки.
- Извини, пожалуйста – сказал я, сразу же смягчившись, просто я так вымотался за эти дни…
- Убери за собой и ложись спать – холодно ответила она и поднялась в спальню.
Я пошел к лестнице, чтобы включить находящийся под ней пылесос-робот. Вдруг, моя нога наступила на тюбик с каким то кремом. Он хлюпнул и выпустил свои внутренности, как раздавленный гад. Моя правая нога заскользила как по льду по этой белой массе и я размахивая руками покатился по направлению к столику, рефлективно ухватился за тумбочку, меня развернуло и я полетел лицом вниз как раз на то самое место, где разбился стакан. Я упал на левую руку, которую выкинул опять же инстинктивно, но она неестественно вывернулась и падая я ощутил просто адскую нарастающую с каждой секундой боль. Это было так, словно рука попала в винт гигантской мясорубки. И вот кто-то медленно начинает вращать рукоятку, и винт, крутясь, медленно выкручивая суставы, пережовывает всю руку. Наверное я дико заорал, наверное я просто скулил и визжал как зверь, я был оглушен болью и не слышал даже своего крика, а потом я выключился.
Через три дня мы поехали к знахарке. Я настаивал на том, чтобы она приехала ко мне домой, но та была категорична и говорила, что ведет приемы только на своей территории. Я был за рулем, не смотря на то, что моя левая рука была загипсована. Зашитую щеку и бровь, изрезанные осколками стакана, мы густо замазали тональным кремом. Мне казалось, что, несмотря на все происходящее, Надежда видела в этом что-то другое, нежели я. Она в последнее время часто смотрела на меня своим новым удивленно-испытывающим взглядом.
Знахаркой оказалась крупная дама лет сорока. Черные как смоль волосы и темные глаза выдавали в ней потомственную цыганку. Она была достаточно известна не только в городе, но и за его пределами. Добротный особняк за городом вмещал в себя и дом и офис, да и еще наверно много чего. Словом целая усадьба. Мы расположились в довольно небольшой комнате с интимной обстановкой, все в стиле шаманизма и темных сил. Завешенные ярко бардовые шторы даже днем создавали полумрак. Источником света служило несколько свечей. Я вкратце поведал ей свою историю. Она внимательно слушала меня, не отводя своего тяжелого взгляда. Лицо ее при этом не выражало никаких эмоций. Оно было словно каменное. Поэтому, говорить было все труднее, и к концу своего рассказа я стал сбиваться, словно нерадивый студент на зачете.
- Однозначно проклятие! - сказала она неожиданно громко, когда я закончил рассказ. - Да проклятие, причем один из самых тяжелых его видов, когда оно произносится в глаза. Кому ж ты так насолил дорогой – неожиданно она перешла на «ты»
-Простите, он что из Ваших, или у него есть какой то дар? Мы работали с ним вместе, и я этого не замечал.
- Чтобы наложить проклятье не нужно быть колдуном. История говорит как раз о том, что чаще всего это делают обычные люди. Иногда очень злые, иногда очень завистливые, иногда очень обиженные. В твоём случае больше подходит третий вариант.
- Стоп, что-то я не понимаю это что каждый, кого чем то обидели может проклясть человека. Ну, если б это было так, то все бы ходили по ниточке и боялись не то что говорить, а смотреть на кого-то.
- Не совсем так. Не каждый. Дело, скорее всего не в даре, а в концентрации.  Если человек долго на чем-то концентрируется, его мысли материализуются. Здесь нужна особая форма концентрации на мысли на слове, происходящим из мысли. Этот человек был, безусловно сконцентрирован на той обиде, которую, по его мнению, ему нанесли.  И скорее всего эта обида длится не один год и даже не три, а пять десять лет или больше. При этих условиях вполне возможно что…
- Не может быть! У нас с ним были неплохие отношения до некоторых инцидентов, с момента которых не прошло и полугода.
- Это все формально. Подумай хорошо милок, могло ли быть что-то из-за чего он мог сильно на тебя обижаться или завидовать?
- Да чушь это всё! Завидуют обычно своим друзьям, более успешным родственникам, близким людям. А мы с ним знаем друг друга не так давно и близко никогда не сходились. Мы раньше работали с его покойным отцом, поэтому я и взял его к себе.
- Так, а вот это уже интересно. А с его-то отцом ты был в близких отношениях?
- Не сказать, чтобы совсем в дружеских, но в близких. Мы были знакомы с ранней молодости. Начинали вместе, так и проработали всю жизнь, только разными путями пошли. В общем, это к делу не относится.
- Ты не скажи! Это человек родной, что тут не говори – пропела она протяжно. Это важно, очень важно, какие были у Вас с ним отношения. Не формальные, а личностные понимаешь? Я хочу понять - откуда растут ноги! – Она перешла на тихий вкрадчивый тон.
- Я понимаю, к чему Вы клоните. Накопившаяся обида, передающаяся от поколения к поколению. Вендетта – так что ли? – начал раздражаться я . Только поймите: я никогда не делал никому ничего такого, за что меня можно было так ненавидеть, тем более на протяжении многих лет. Я человек прямой и если что-то мне не нравится, всегда говорю в глаза. Единственное, за что меня может кто-то не любить это за то, что я быстро принимаю решения и очень редко прощаю ошибки. Но это свойственно любому успешному человеку моего уровня. Так что…- и я сделал паузу, подбирая слова, чтобы правильно резюмировать
- Так что ты хочешь сказать, что проклинать тебя не за что. Но то, что тебя прокляли,  это ты понимаешь, иначе тебя бы здесь не было. И от кого это идет, ты тоже знаешь. Мое же дело понять первопричины. Ты пойми, когда ты заболел, врач тоже просит тебя рассказать: сколько дней ты недомогаешь, когда появились первые симптомы, не переохлаждался ли ты и так далее. Но вижу я, ты не сильно-то хочешь откровенничать, поэтому ограничимся тем, что мы уже знаем. И будем считать, что этого достаточно. Во всяком случае, я уже все поняла. Я хочу услышать от тебя одно: Ты уверен, что тебе нужна моя помощь?
- Да, конечно, извините… – незамедлительно ответил я
- Тогда делай все, что я тебе скажу.
А дальше начался обряд в духе шаманизма. Она жгла свечи, махала огромным ножом над моей головой, говорила рычащим басом что-то на санскрите, заставляла меня что-то повторять, плевать, писать какие – то непонятные слова, а затем сжигать лист с записями. Все это продолжалось около часа. Я был в каком-то трансе, но не от того, что это производило на меня сильное впечатление. Больше всего меня повергала в шок сама ситуация. Я не мог отделаться от мысли: «Что я здесь делаю? Да я ли это? Тот ли этот человек, который всю жизнь верил в себя и эта вера никогда его не подводила?» 
Было в жизни много трудных, и прямо скажем жестоких ситуаций. Но ничто меня не могло поломать. А сейчас то, что случилось. Неужели я так постарел или из ума выжил? Да нет, просто на этот раз я очень сильно напуган, как никогда в жизни. Ничто не могло напугать меня сильнее, чем ситуация которая просто не укладывалась в моем сознании. Ведь не боли же я боялся – я человек не из робкого десятка, спортсмен. Но в других ситуациях, когда я испытывал боль, я знал её источник и тут же принимал усилия чтобы его нейтрализовать. Я понял, в чем уникальность ситуации: в этот раз источник моих несчастий что-то нематериальное, сверхъестественное. Мой устоявшийся разум просто отказывался принять это.
В течение всего ритуала я усилиями воли старался сконцентрироваться на нем. И это было главное требование гадалки. Но у меня ничего не получалось, ну не мог я относится к этому серьезно, и это еще больше выводило меня из себя.
Наконец-то все закончилось.
- Ну все, теперь можешь ходить спокойно – сказала она. Ты «Отче наш» знаешь?
- Нет – ответил я.
- Тогда скачай в интернете и читай каждое утро и каждый вечер! – опять включила она тон строгой учительницы.
Я не мог знать, помогло мне это или нет, но, по крайней мере, я стал ощущать себя гораздо спокойней. В конце концов, думал я, если эта сверхъестественная ерунда, то и убирают её с помощью такой же ерунды. Нужно просто спокойно к этому отнестись и идти дальше больше не ломая над этим голову. Слава Богу, есть много дел, которые накопились за время моего непредвиденного отпуска.
Мы попрощались и вышли.  Садясь  в машину, Надежда вспомнила, что забыла на столе гадалки листок, на котором она написала какие-то заговоры.
Пока её не было, я в голове уже решал рабочие ситуации и составлял план действий на фирме. Через какое-то время напряженного обдумывания я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время  смог полностью переключить внимание на работу. Значит, все-таки действует. Ну и ладно, тогда забыли, зализываем раны и возвращаемся к прежней насыщенной жизни. Эти мысли настолько воодушевили меня, что я улыбнулся и включил музыку громче.
Вернулась Надежда, и мы поехали домой. По дороге она что-то бубнила про эту цыганку, какая она сильная и все в этом роде. Но я с головой уже был на фирме. Наконец то, я вернулся. Теперь буду работать с утроенной силой. Держитесь все. До собрания акционеров нужно поднять показатели. Я люблю, когда успехи фирмы относят на мой счет. Впрочем, так оно и есть. Все эти люди, без моего руководства просто ничто. Я всегда знал о своем гении прирожденного руководителя.
Так уж сложилось и вошло в привычку, что когда у меня поднимается настроение, я автоматически увеличиваю скорость, если за рулем. И обычно сила нажатия на педаль газа всегда зависела от силы моих эмоций. А в этот раз они просто зашкаливали, поэтому я сам того не заметив, разогнал машину до сотни километров, хотя трасса была достаточно оживленной.
Не знаю, что случилось дальше. Я как будто уснул или с головой ушел в какие-то грезы и только резкий крик Надежды, как будто заставил меня вынырнуть в реальность.
- Гена! -  взвизгнула она.
Набирая скорость, я не заметил, что уже в каких-то двухста метрах загорелся красный. Расстояние было еще достаточное, и я резко нажал на тормоз. Но мой БМВ как будто проигнорировал нажатие педали и продолжал нестись с той же скоростью. В ужасе я резко нажал на педаль несколько раз, но машина не слушалась. Она неслась прямо на большой Ниссан, остановившийся на светофоре. Инстинктивно я крутанул руль вправо, и меня выбросило на обочину, где в кармане стояла фура с прицепом полным арматуры.
От резкого поворота машину несколько раз развернуло и левым боком впечатало в прицеп, из которого торчали куски арматуры. Прутья как копья пробивали машину насквозь . Огромный прут пролетел перед моим носом и пробил противоположное ветровое стекло. Еще один прут, как в гвоздь, влетел в уже разбитое стекло и пробил крышу. Я повернул голову. Надежда сидела вся серая, вытаращив глаза. Позади наших кресел я увидел еще, по крайней мере, три прута, пробившие машину сзади. Я хотел спросить Надежду, все ли с ней в порядке, как вдруг стал чувствовать тупую нарастающую боль. Я медленно стал опускать глаза вниз. Дикая боль вместе с ужасом от увиденного стали переполнять меня. Здоровенный штырь выходил из двери, раскурочив обшивку, и его продолжение уходило в мое левое бедро и выходило с другой стороны, поверх правого. Прут был в маслянистой черной жидкости. «Как нефть» -  подумал я и потерял сознание.
*****
Из клиники я выписался так быстро, как только смог, хоть и так провалялся более месяца. Мне сделали несколько операций на бедре, скрепили раздробленную кость скобами и штырями, так что теперь в моем теле было более тридцати процентов металла. Повторяя эту шутку при каждом общении с докторами, или Надеждой,  я пытался хоть как то скрыть панический страх. Теперь я не мог ни секунды оставаться один. Черные тяжелые мысли сразу захватывали меня и начинали метаться в моей голове, постепенно смешиваясь и превращаясь в большой ком, который наполнял мое сознание. И тогда я просто цепенел и не мог не то что рационально о чем-то подумать, а даже говорить. В такие редкие моменты, вынужденного одиночества я просто лежал, выпучив глаза, и пытался позвать сестру, но изо рта выходило только несуразное мычание. Я просто не мог произнести слово «Сестра» в голове мелькали буквы в сумбурном порядке и я не мог сложить их в слово.
Когда очередная волна оцепенения и кошмара проходила и появлялась Надежда, я, осознавая произошедшее со мной , понимал, что стал слабеть рассудком. Я сильно изменился. Во мне проснулся ребенок. Причем тот, которого я еще не помню. Наверное, ему еще до пяти лет, и он еще иногда плачет, и он еще плохо стоит на своих ножках, часто падает и больно ушибается.  Этот ребенок не может обходиться без заботливых материнских рук, и когда мамы нет, он просто плачет от неизвестности и страха. Теперь Надежде подолгу приходилось уговаривать меня остаться с сестрой, когда ей нужно было отлучиться домой или за продуктами. Я молча вцеплялся в ее руку и не отпускал часами, пока они вместе с сестрой уговорами и мольбами не упрашивали меня разжать руку.
И вот как только процедуры перестали быть ежечасными, я тут же попросился домой. Мне казалось, что дома я буду чувствовать себя увереннее. Поначалу так и было. Каждый вечер у нас теперь были сын или дочь. К сожалению, внуки учатся в Канаде, они бы мне очень  помогли выбраться из депрессии. Но это только вначале. Потом визиты детей плавно сошли на нет, и я остался опять только со своими страхами и Надеждой. Со временем пришлось нанять сиделку, так как один я не мог оставаться даже на секунду.
Передвигался я теперь только на каталке и только на ручной. Точнее сказать меня теперь возили. Так я ощущал себя безопаснее, так как это исключало какие-либо мои действия, а соответственно и последствия от них. Сначала мы имели неосторожность купить электрическую. Она была немецкая и самая дорогая, из всех предлагаемых на рынке.  Функций у нее было больше чем в моем БМВ.  Я очень люблю технику, особенно немецкую, поэтому был несказанно рад этой покупке. Я взапой читал инструкцию, изучал все органы управления и функции, которых было несметное количество. Я опять вошел в состояние ребенка, который получил заветный подарок на день рождения, или на новый год.  И вот, наконец-то, смакуя каждый момент, я пересел в мягкое кожаное сидение, которое, кстати, даже подогревалось, и перевел мягкий удобный джойстик на режим движения вперед.  Но вдруг коляска начала двигаться в противоположную сторону, увлекая меня назад. Еще не совсем поняв, что происходит, я увидел отдаляющуюся от меня застывшую в оцепенении фигурку Надежды и ее полные ужаса глаза. И тут ледяная волна в который раз накрыла меня. Я мчался в неуправляемой коляске по направлению к лестнице, ведущей со второго этажа в гостиную. Самое страшное, что я не только не мог управлять ситуацией, а не мог ее даже наблюдать. И это придавало еще больший кошмар и безысходность моего положения. Я зажмурился и закричал громко и протяжно. Когда коляска начала скакать по ступенькам, мой крик стал прерываться в такт каждому соскоку. Наверное, что-то подобное испытывают люди на аттракционе типа американских горок. Но это только в плане первоначальных ощущений.
Соскок с каждой ступеньки был полноценным падением. С каждым ударом меня пронзала дикая боль, смещающихся сломанных костей и ощущение, что твои внутренности сейчас вылетят наружу, причем через рот. Длилось все это бесконечно долго, как будто в замедленном кадре фильма ужасов, когда ты хочешь закрыть глаза, чтобы не видеть шокирующую тебя сцену, но глаза не закрываются, а сцена ни как не хочет прекращаться. Летя в очередной раз со ступеньки я успевал подумать какую боль я сейчас испытаю и это удваивало мои мучения. Потом, все-таки, на какой-то ступени коляска споткнулась, и я кувыркнулся через голову, ощутив страшный болезненный удар в районе темечка. Наконец-то все затихло.
Как ни странно на этот раз я отделался пробитой головой и смещением костей сломанной  руки. Тогда еще одна мысль стала постоянно терзать меня: «Оно не убивает меня, а превращает просто в тупое трусливое животное».  Для меня всегда самым высочайшим приоритетом в жизни, выше, чем деньги, была моя репутация. И самое страшное для меня всегда было именно потерять репутацию, а сейчас я стал понимать, что как никогда близок к этому.
Тогда то и начал появляться этот психолог. Сначала я протестовал и возмущался, что меня держат за душевнобольного, а потом  просто привык. Привык к его вопросам, нравоучениям, советам, мягкому тону, да и вообще общение ещё с одним человеком как-то успокаивало меня.

*****
- Пора с этим заканчивать!
- Вы знаете как? -  С сарказмом, который еще мог во мне остаться спросил я. – Если скажете как, я дам Вам миллион. Если сделаете так, что это прекратится я дам Вам три миллиона.  На самом деле я говорил это, не веря в панацею, которую может мне предложить этот тридцатилетний пухлый еврей. Ведь, если на самом деле он бы что-то мог,  я, не задумываясь, отдал бы ему все тридцать
- Я знаю! – уверенно ответил он. – И я готов содействовать этому на практике, если Вы только пожелаете.
- Говорите Док, я слов на ветер не бросаю, – уже заинтригованно приказал ему я.
- Вы должны говорить с ним. Просить, чтобы он снял с Вас проклятье. Мы с Вами оба скептики. Но ситуация на лицо. И эта ситуация говорит мне о том, что есть только один человек с той стороны, который может ее разрешить. Я не знаю, что это и не верю, что происходит именно так, как Вы себе это представляете. Но я знаю КЛЮЧ. И этот ключ – это он.
- Как ты себе это представляешь. Я что должен ползать перед ним на коленях, умолять его? – я раздражался всё сильнее и сильнее.
- Я думаю, что Вам нужно просто встретиться и по-человечески попросить у него прощения.
- Да что ты такое несешь! Мне просить прощения у него? Ты посмотри на меня! Все что сейчас со мной  это его рук дело! Это ему нужно просить прощения у меня. И если я и найду его, то только для этого. Да кстати это хорошая мысль. Есть у меня такие ребята, которые смогут заставить его исправить все и извиниться, как ты говоришь «По-человечески».  - Теперь я уже кричал, но от моего зычного басистого голоса остался лишь старческий дрожащий фальцет.
- Все, что Вы собираетесь делать, только усугубит ситуацию. Подумайте лишь об одном: один час разговора, одна минута искреннего извинения, пусть даже унижения  стоит того, чтобы прекратить тот кошмар, который сейчас с Вами происходит. – Он говорил, по-прежнему тихо и спокойно.
- Ты не понимаешь: мне не за что перед ним извиняться. Если бы я даже очень захотел, не смог бы.  Мои извинения будут значить, что он победил. А победитель, как известно, получает все. И он не остановится на этом. Ну, если он затеял войну, будет ему война! Ты правильно заметил лишь одно: всему причина он, и с ним нужно разобраться в первую очередь.
- И все же, – сказал он, вставая -  я настаиваю на единственно верном решении этой ситуации, и если Вам понадобиться моя помощь, готов содействовать в этом. C этими словами он вышел из моего кабинета, мягко притворив дверь. Я слышал как они о чем-то долго, напряженно и полушепотом говорили в гостиной с Надеждой.  Через несколько минут после ухода доктора, Надежда поднялась ко мне.
- Пойдем ужинать, – ласково сказала она и покатила мою коляску в гостиную.
Я вяло, без аппетита ковырял вилкой жаркое. При этом бутылка виски растаяла уже наполовину, так как я не мог проглотить ни куска пищи, не запив его изрядной порцией.  Надежда решила прервать молчание:
- Ты извини, но я подслушала Ваш разговор с психологом – тихим взволнованным голосом сказала она
- Ты обязана это делать, ведь ты охраняешь мои интересы  - слегка опьянев, с улыбкой сказал я.
- Я считаю, что он абсолютно прав. Нужно встретиться извиниться, дать денег, если это необходимо, в конце концов, восстановить его в должности.
- Что Вы все заладили! Если ты внимательно подслушивала, то должна была понять мою позицию! 
- Послушай меня! Ты помнишь, я тогда вернулась к цыганке? Так вот, она сказала, что ничего там не увидела.
- Где там, говори понятно. Куда она смотрела и что хотела увидеть? – Я понял, что пьян и разговор с Надеждой раздражает меня все больше и больше.
- Проклятия. Она сказала, нет никакого проклятия. Все дело в тебе. Что-то с тобой произошло, какой-то нервный срыв, помутнение сознания – она говорила быстро, боясь, что я прерву ее монолог. -  Она сказала то же самое, что и этот доктор, что тебе просто нужно извиниться перед ним. И тогда все пройдет, и ты успокоишься.
- Я просто не знаю! – заорал я – Что еще должно случиться, чтобы Вы все увидели, что в этой ситуации участвую не только я, а присутствует какая-то сила извне! Твою голову чуть не пробило арматурой, на коляске вместо передней оказалась задняя скорость. Причем замечу, что эта коляска не китайская, а что ни на есть немецкая! Я падаю там, где невозможно упасть нормальному человеку!
- В том то все и дело… – тихо сказала она
- Что? Так ты все-таки думаешь, что я тронулся? Наслушалась эту недоделанную шаманку и сраного психолога и туда же? Так вот что я тебе скажу. Объясни мне дорогая, как человек не пьющий, не употребляющий наркотики, абсолютно здоровый и главное, здравомыслящий может тронуться на ровном месте? Может твой психолог это объяснит? А может он объяснит с точки зрения психологии все те неприятности, которые со мной происходят?
- Этому есть объяснение, – на удивление спокойно и тихо говорила она. - На тебя произвела очень сильное впечатление одна его фраза. Просто фраза, брошенная в сердцах. Практически одновременно с этим происходит несколько неприятных падений. И ты увязал их именно с этой фразой. А дальше, бывает так, что подсознание начинает работать так, что подтверждает все твои страхи и опасения. Я консультировалась с десятками специалистов. Поверь мне, такое бывает – она опять начала ускорять темп речи и говорить чуть громче.  - Все что происходило с тобой все это время, делал ты сам, но больше бессознательно. Поверь мне Гена, человек может сам падать, запинаться, поскальзываться, нажимать вместо тормоза на газ и включать на коляске вместо передней скорости -заднюю. Все это делал ты и только ты. Никого рядом с тобой не было. Поверь мне я тому свидетель.
- Так вот значит, куда Вы все клоните, – кричал я – хотите упечь меня в психушку?  Вот Вам! – и я показал непристойный жест.
- Успокойся, пожалуйста! – она не теряла спокойного тона, – ни о какой психушке никто не говорил. Просто ты должен поговорить с этим человеком. И речь тут идет даже не о каком-то проклятии. Ты просто должен решить эту ситуацию, поставить в ней точку. И все тут же закончится, поверь мне.
- Я устал и больше не хочу об этом говорить!  - Я громко ударил пустым стаканом об стол. – Отвези меня в спальню!

*****
Той  ночью мне приснился Володя. Впервые за много лет. Уже пятнадцать лет прошло с тех пор, как он умер, да и при жизни он не особо - то часто мне снился.
Он как всегда был в несуразном мешковатом сером костюме на два размера больше, в нелепом цветастом галстуке и в неизменных очках с толстой оправой.  Я шел по длинному коридору административного здания нашей фирмы, как вдруг увидел его. Он не шел мне на встречу, а просто стоял, держа руки в карманах, и улыбался.  Странная была эта улыбка. Естественная и какая-то надменная. Со мной он никогда так не улыбался, хоть и делал это часто. Улыбка его всегда была безобидной в отличие от этой.  Я улыбнулся ему в ответ и уже начал протягивать руку для приветствия, как вдруг ноги мои заскользили по гладкому полу, как по льду. Я начал размахивать руками, балансируя, чтобы не упасть при этом ноги мои разъезжались в разные стороны, как у человека, который в первый раз стоял на коньках. Все мои движения напоминали нелепый танец с саблями, но я не падал и поэтому вынужден был продолжать танцевать.  Обычно, теряющему равновесие человеку, хватает сделать несколько таких «Па», чтобы остановиться, но меня продолжало кидать из стороны в сторону, и амплитуда моих движений только увеличивалась.  Словом, я не мог остановиться. Остановка тут же привела бы к падению, а падать я больше не хотел.
И тут он засмеялся громко и раскатисто. Так же продолжая держать руки в карманах и вальяжно прислонясь плечом к стене, он хохотал надо мной взахлеб и из глаз у него текли слезы.  Так смеются в цирке над нелепыми трюками клоунов, в кино над любимыми комиками, на улице, видя, как собака танцует на задних лапах за кусок колбасы. Так смеются над безобидными и жалкими людьми. Такой смех больше присущ мне. Я люблю смеяться так, благо ситуаций для этого в жизни много. Но ни разу никто не смеялся так надо мной.
Я тщетно пытался выровнять положение тела и начинал уже злиться на беспомощность моего положения, но вдруг услышал, что смех был не один. Это был целый хор, как в театре или в кино. Посмотрев в конец коридора, я увидел, что он был просто наполнен смеющимися людьми. Они тыкали в меня пальцем, толкали друг друга в бока и покатывались от безудержного хохота. Я не мог разглядеть их лица, но понимал, что это все они, мои подчинённые  настоящие и бывшие, мужчины и женщины, живые и мертвые.
- Заткнитесь! – заорал я им, но они начали хохотать еще громче, как будто я произнес смешную шутку.
Тогда я подумал, лучше упасть, чем терпеть все это еще хоть секунду. Но к моему удивлению, я не мог остановить движения своего тела, нелепые, как у марионетки, подвешенной на ниточках.
Мало того я начал замечать, что они фотографируют меня. Достают телефоны, большие фотокамеры, старые фотоаппараты с приделанной вспышкой, обходят меня со всех сторон и снимают, как невиданного зверя
-Вы все уволены скоты! - Заорал я.
- Гена, Гена проснись!  - Я открыл глаза и увидел Надежду. – Что с тобой? Ты кричишь, у тебя кошмар!
- Да, да извини – сорвавшимся голосом прошептал я.
Я был весь мокрый от холодного пота, сломанные рука и нога жутко болели, как будто я действительно полночи танцевал этот страшный танец.  Теперь я уже просто не мог уснуть. Сердце бешено колотилось, а в голове была серая каша из мрачных перемежающихся мыслей.
И чего он мне вдруг приснился. Только его еще не хватало для полного счастья. Я его сынком непутевым уже сыт по горло. Да, было время! Когда то дружили, когда то строили и создавали все вместе, но потом жизнь расставила все на свои места. Приватизация. Тут уж кто успел, того и тапки. Ну невозможно тут всем угодить. Дашь всем сам останешься на бобах. Мы просто решили остаться втроем и никого больше не допускать до акций. Мы это сильнейшие. Я всегда знал, что мир принадлежит только сильнейшим, только хищникам. И я был одним из них, в этом я никогда не сомневался. Я лев, и готов порвать любого за свой кусок мяса. Володя не был хищником, и когда начали рвать тушу буйвола, ему просто ничего не досталось. Точнее его, как и многих других не подпустили. Но такова жизнь с ее суровыми законами, ведь не мы их выдумали. Но я его никогда не обижал и оставил в хорошей должности на фирме. Правда, до поры до времени. Все мы люди и все мы стареем, а моего сына уже пришла пора обучать на практике после Оксфорда. Ну что тут скажешь, своя рубашка ближе к телу, да и Володя стал попивать к тому времени. Отправили его достойно на пенсию, правда он через полгода умер от рака, но это уж Бог решает.
Да сколько таких судеб пронеслось передо мной за всю жизнь. Не счесть. И во всем здесь виноват даже не сам этот человек, неудачник, а его природа. Не многим дано родиться сильными. И эти сильные не виноваты, что кто-то по природе слабее. С годами я как раз стал приходить к той мысли, что я не должен скрывать своей силы. Это мое достоинство, а не порок. 
Какая же моя  вина в том, что так распорядился Бог.  Неужели и правда этот щенок мстит мне не только за себя, но и за отца?  В таком случае нужно действовать решительно и решить эту проблему раз и навсегда! Правда на моей стороне.
Все эти мысли придали какую-то бодрость моему духу. Я полусидел на кровати и думал, как же на практике мне решить эту ситуацию.  Может обратиться к Мише Иванову и его бандюкам, чтобы они вытрясли из него душу. Но как объяснить, черт! – я больно прикусил губу. Нет, этот вариант точно отпадает. В таком случае, что согласиться с психологом и извиниться.  И это тоже не подходит. Оставался единственный вариант: организовать встречу через психолога, но провести ее по-своему. Да точно, так и сделаем. И на этом я начал успокаиваться и вскоре провалился в сон.

******
Утром позвонил Валера и попросил о встрече. Я назначил ему у себя после четырех. Конечно же, только у себя, если бы он увидел меня раньше, то сразу бы понял, что других вариантов и быть не может.
Валера был исполнительным директором фирмы, и он был единственный, кто звонил мне за последний месяц, хотя бы раз в неделю. Остальные друзья и коллеги, как будто бы вымерли разом. Да и я за все время моей странной болезни впервые начал задумываться над этим.
Валера это мой человек, и я люблю его по-настоящему. Люблю, как преданного пса, который никогда не предаст и будет всегда с тобой, который смотрит тебе в рот, чтобы не случилось, и что бы ты ни говорил и виляет несуществующим хвостом, как только увидит тебя. Я всегда любил таких людей: небольшого ума, но фанатичных и преданных делу. Его я поднял с должности мастера производства, сразу же до директора и знал, что он никогда не забудет этой услуги. С такими людьми как он не страшно рисковать и пускаться в авантюры, потому что в случае успеха, все лавры достаются тебе, так как все знают, что он человек недалекий и зависимый. А бремя неудачи он возьмет целиком на себя и ему даже говорить об этом не надо. Он прекрасно понимал свою роль, свою важную роль. Он же был моими ушами и глазами на фирме в моё отсутствие. Я давно уже мог отойти от дел и просто жить на прибыль, но моя натура лидера жаждала власти, управления людьми, признания. Поэтому без дела для меня нет жизни.
Он позвонил в дверь ровно в четыре. Наверное, стоял под дверью и смотрел на часы, когда подойдет время. Он всегда так делает. Я попросил Надежду, чтобы она провела его наверх в кабинет. Сам я одетый в дорогой итальянский костюм синий в крупную клетку ожидал его за столом. Так, по крайней мере, думалось мне, я не буду выглядеть таким уж больным и поломанным. Выдавала только левая рука, которая безвольно висела на черной повязке.
Я с улыбкой приветствовал его и даже попытался привстать с кресла, когда он подошел ко мне для рукопожатия. Одет он как всегда был несуразно, в какие-то джинсы и застиранный свитер. Он никогда не следит за своей внешностью, да и не положено ему. Он понимает свое место и тот контраст для моего фона, который должен создавать. Я поставил на стол бутылку хорошего пятилетнего Виски и налил в два стакана.
- Геннадий Иванович, я за рулем, – пролепетал он, заискивающе улыбаясь.
Я, взглядом, не терпящим возражений, дал ему понять, что это предложение, от которого не стоит отказываться. Он тут же схватил свой стакан.
После недолгой словесной церемонии: как здоровье, семья, жена, дети, мы перешли к делу.
- Ну, рассказывай как у нас там дела Валера? – мягко улыбаясь, спросил я.
- В общем, дела не плохо – начал тараторить он – товара продали на сто пятьдесят миллионов, установили новую линию, которую заказывали еще в сентябре, погасили последний транш по кредиту.
- Ну, так это прекрасно – веселился я – смотрю, Вы и без меня неплохо справляетесь. Так что мне спокойно можно поболеть еще месяцок.
- Внутри компании все хорошо, снаружи не очень.–По его тону, бледному лицу и искривившемуся рту я видел, что «Не очень» это не совсем то выражение.
Я направил на него пронизывающий вопросительный взгляд, призывающий продолжать доклад
- Последний совет директоров, он прошел без Вас. Исполняющим обязанности председателя был Петухов. В общем, они провели ревизию. Они копают и копают очень глубоко. Тут и кредитная политика, и продажи через тендеры и наши фирмы поставщики сырья. Ну, в общем, Вы же сами все знаете. Поднимается очень сильная буря. Вы же знаете, когда Вы на месте, никто и не подумает поднимать эти вопросы. Но Вас нет! И они начинают нас топить. Речь идет не просто о Вашем снятии, они хотят довести дело до суда. Вы же знаете  отношение к Вам Петухова и Гольдмана, а их влияние очень сильно. Они намереваются полностью раздавить Вас – он говорил это быстро и четко, как будто заученный текст.
- Кишка у них тонка Сидоренко раздавить! – сказал я и сам удивился своему голосу. Когда то властный и повергающий в трепет, он звучал по-стариковски визгливо.
- Вы же знаете, у Петухова сын прокурор области. Теперь они дождались своего часа. Он теперь чтобы поднять свой рейтинг такой резонанс этому делу придаст. Бороться с коррупционерами теперь модно.
- Ты это точно знаешь? Про то, что они готовят иски? – тихо спросил я
- Да точно, мне Михеев сказал, а он человек нейтральный. У Гольдмана сын известный юрист, он лично занимается подготовкой
- Зачем им это? – мой голос звучал уже обреченно
- Ну, это понятно, зачем. Захватить власть на фирме, убрать всех Ваших родственников и посадить своих. А дальше делать то же, что и мы с Вами.  А для Петухова это дело принципиальное. Тут уже личное, сами понимаете. И его час, похоже, настал. Шестнадцатого, через три дня внеочередное собрание. Вы должны быть там Геннадий Иванович  - подытожил он.
- Я не смогу, – тихо, но отчетливо сказал я.
- Вы должны быть там! – неожиданно резким и настойчивым тоном сказал он.  - Ради себя, ради своей репутации, ради своей семьи. Вы должны быть там. Это тюрьма Вы понимаете? Это крах всему, всему, что Вы создавали все эти годы. Все отвернутся не только от Вас, но и от Ваших детей и близких. Это раструбят везде, на Вас до конца жизни будет висеть клеймо «ВОР» - к концу своей речи он уже просто кричал, и по нему было видно,  что он очень сильно напуган. - У Вас есть последний шанс все спасти. Договориться с ними. Пусть они забирают фирму, лишь бы дело не дошло до суда.
- Вот им, а не фирма! – я показал фигуру из трех пальцев – Я буду там шестнадцатого! –сказал я и налил себе полный стакан.
- Вот и хорошо Геннадий Иванович! Восстанавливайтесь. Я думаю, наш разговор поможет Вам быстро вернуться в форму – сказал он вставая. Подойдя к двери, он обернулся и сказал:
- Я один не вывезу…. – и вышел.
Я попытался налить себе еще Виски, но бутылка просто гуляла в моей руке, и я залил весь стол, но в стакан практически ничего не попало.
Я метался в своем кресле, не в силах усидеть на месте
-Черт, черт, нужно что-то делать, что-то срочно делать. Звонить! Нужно звонить! Куда? И я потянулся к этажерке, где стоял блокнот с телефонными номерами. Но вдруг я почувствовал сильное давление в ушах, и комната сначала поплыла перед глазами, а потом все вокруг стало кружиться, как будто я сидел на карусели посреди комнаты. Я вцепился в этажерку и оперся на нее, чтобы преодолеть неведомую силу, которая притягивала меня к полу. Все успокоилось так же внезапно, как и началось. Сверху я услышал стук, напоминающий топот маленьких ножек. Я поднял глаза. Огромное подарочное издание библии, весом более пяти килограмм, раскачивалось на верхней полке этажерки.
- Нет! – только успел тихо и обреченно сказать я, как она полетела вниз прямо на меня. Страшный удар по голове, от которого мне казалось, затрещала не только черепная коробка, но и мозги, а потом дикая боль в ключице и хруст ломающихся костей.

*****
Из больницы мы вернулись уже следующим утром. Не смотря на увещевания врачей, что нужно какое-то время находиться под наблюдением я был непреклонен и сказал, что не собираюсь лежать и дня.  Теперь мое тело поверх живота было плотно упаковано в гипсовый корсет. Было ужасно неприятно и неудобно, как будто я превратился в ящера и покрылся противной шершавой чешуей. Но у меня не было времени обращать внимание на неудобства. Осталось два дня, и я должен появиться там. Пусть я буду хоть полностью в гипсе, и меня привезут на каталке, но только одно мое появление умерит их пыл. Или не умерит? А если они увидят мое жалкое состояние и осмелеют вконец? Нет, я не буду жалок! Нужно только закончить одно дело.
- Надя, позвони, пожалуйста, этому психологу. Я хочу с ним встретиться.
Оказывается психолог не сидел без дела и давно уже разыскал его. Обещанные мной три миллиона сделали своё дело.
 Он мирно работал в какой то маленькой конторке и жил там же в своей старой квартире вместе с семьей. Первоначально он наотрез отказывался встречаться, да и я был против. Однако теперь, когда я стал проявлять сильный интерес к этой встрече, у доктора не оставалось другого пути как договориться. Он звонил при мне из моего кабинета и полчаса уговаривал его. Наконец-то согласие было получено. Договорились встретиться завтра в полдень в кабинете у доктора. Он снимал большое помещение, занимавшее весь первый этаж многоквартирного дома.

*****
Ночью  я снова увидел странный сон. 
Мы всей семьей едем, куда то по трассе на моем БМВ. Только я почему-то сижу на заднем сидении, а за рулем мой сын Женя. Он, почему то еще маленький, ему лет десять не больше. Рядом с ним сидит дочь Наташа, такая же маленькая, а Надежда на заднем сидении рядом со мной.
- Надя, почему он ведет машину? – тревожно спрашиваю я
- А кому еще вести, ты ведь уже не можешь, – с укором отвечает она.
И тут я замечаю, что наша машина летит на огромной скорости по встречной полосе и машины, несущиеся на встречу, разлетаются в разные стороны, бешено сигналя. Из тумана внезапно появляется огромная черная фура. Она летит прямо на нас, не отворачивая.
-Неет! Кричу я, дергаю за ручку и вываливаюсь на обочину. Подняв глаза, я вижу, как наша машина несется навстречу фуре. Я успеваю разглядеть лица каждого Надежды, Наташи, Жени. Они ужасно напуганы, глаза их выпучены, а рты открыты в немом ужасе.
Столкновение и большая красно-оранжевая вспышка, которая озаряет мне лицо и ослепляет на миг. Когда я вновь вижу дорогу, то на ней уже нет ничего кроме рассеивающейся дымки.

******
Кабинет довольно просторный и удобный. Стены окрашены в бирюзовый цвет, нет ни картин, ни зеркал, всего того, что может вызвать какие то эмоции. Нет ни одного стола, только мягкие кресла, расставленные в ряд. Я представил, как он ведет приемы. Как во всех этих американских фильмах, садит пациентов вокруг себя и начинает свои задушевные разговоры.
Я пересел из каталки в кресло, в самом дальнем углу кабинета и жду уже минут пятнадцать, а может час. Психолог бегает туда-сюда, звонит кому то по телефону, постоянно выходит и заходит, хлопая дверью. Сегодня он меня привез сюда. Надежду я брать не стал, сколько она меня не уговаривала. Разговор предстоит серьезный, решающий и еще неизвестно, чем он может закончиться. В любом случае, я намерен закончить его положительно для себя. И я готов! Морально, физически и технически. Я начал вспоминать кто я, и забытое в последние месяцы чувство победителя возвращается ко мне. Душу успокаивают три четверти бутылки виски, выпитого уже с утра, и наверное те таблетки, которые дают хороший эффект только в сочетании с хорошей дозой выпивки. А тело греет сюрприз, который я приготовил для него.
В любом случае ожидание становится невыносимым. Кресла, окна и стены кабинета живут своею жизнью, двигаются, дышат, извиваются. Я словно нахожусь в гигантском аквариуме, в котором кто-то решил взболтать воду. Нет, нужно собраться, а чтобы собраться нужно выпить
- Андрей, есть что-нибудь выпить? – хочу сказать я, но голос, почему то срывается и захлебывается.
- Я думаю, что сейчас не стоит Геннадий Иванович! Он уже  подъезжает. После разговора выпьем все мировую.
- Я буду разговаривать с ним наедине, – в очередной раз повторяю я  свое условие.
- Да, конечно же, когда он появится, я сразу же уйду.
- И прошу тебя, не надо стоять под дверью.
Звонок домофона в коридоре. Щелчок замка, приглушенный звук голосов, шаги на лестнице. Идет! Я весь напрягаюсь, сердце учащенно бьется, в висках стучат молоточки.
Почему же я так боюсь! Да я боюсь! Боюсь его, того, кто за короткое время смог причинить мне столько неприятностей и превратить мою жизнь в кошмар. Нужно собраться, собраться! Я глубоко и громко дышу и смотрю на дверь, но время как будто  остановилось. Как будто кто-то нажал на паузу в самый напряженный момент фильма, и ты еще не понял этого и думаешь, что это просто статическая картинка. Но пауза затягивается, и ты понимаешь, что ты просто завис в самом напряженном своем состоянии. Дверь открывается резко, и я вздрагиваю и застываю не дыша. Вот и он. Стоит в дверном проеме, в белом свитере, джинсах, невысокий, как всегда лохматый и небритый.  Он не сразу видит меня, лишь поводив головой, останавливает свой блестящий пронизывающий взгляд в моем углу. Как будто кто-то наводит на тебя лазерный прицел, и красная точка пляшет сначала по стенам, по полу возле тебя, потом ползет по ноге, и вот ты чувствуешь ее у себя прямо на лбу. Ты на мушке. Как же я не люблю этих прямых взглядов.
- Ну, привет! – говорит он как-то обыденно и панибратски.
- Здравствуй Игорь! Сядь у меня к тебе разговор – решаю я сразу же перейти к делу, чтобы быстрее закончить весь этот кошмар.
Он молча садится, но не в ближнее кресло, а посреди зала. Между нами  приличное расстояние, которое не позволяет вести заискивающую дружескую беседу со взглядами в упор, доверительным шепотом, потрепыванием собеседника по плечу. Я люблю такую дистанцию в общении с подчиненными. Она исключает панибратство и всегда привносит официальность в беседу. Поэтому в моем кабинете всегда очень широкий стол. Но здесь ситуация немного другая. Стола нет, и это создает какую-то напряженность. Такое ощущение, что он отходит подальше для какого-то разгона, чтобы нанести сокрушительный удар. Он кладёт ногу на ногу и скрещивает руки на груди. Глаза его выражают немой вопрос: «Ну, так говори, чего звал?»
- Посмотри на меня внимательно! – говорю я громко, но дрожащим голосом и указываю на себя раскрытой пятерней правой руки. - Посмотри на меня внимательно. Я искалечен, я унижен, я сломлен. Я…. – «Напуган» хочу сказать я, но вовремя останавливаюсь  - Я страдаю, ты ведь этого хотел? Я достаточно пострадал! Ты хотел отомстить? У тебя это получилось! Ты отомстил! – я говорю медленно со сдерживаемым рыданием в голосе. - Теперь я хочу сказать тебе – Достаточно! Хватит! Ты сделал все что хотел и у тебя получилось. Пришло время остановиться. Я хочу, чтобы ты прямо сейчас закончил все это!
Он, молча и как то удивленно смотрит на меня, пока я говорю, и я замечаю, что правый уголок его рта чуть приподнимается в кривой улыбке. Он молчит еще несколько секунд после того, как я закончил и говорит:
- Что с тобой случилось? Какое я имею к этому отношение, и что ты от меня хочешь? – он говорит это тихо, но с нажимом и удивлением, пожимая в недоумении  плечами.
- Я хочу, чтобы ты снял с меня проклятие! – Кричу я срывающимся голосом
- ХаХа Ха!!! он громко хохочет, прямо как Володя в том сне. - Что ты несешь! Ты сошел с ума! Ты со-шел с у-ма! – повторяет он, последний раз произнося фразу медленно по слогам.
- Послушай ты! – уже навзрыд  кричу я. Хватит тут передо мной комедию разыгрывать! Если ты хочешь посмаковать и поглумиться, тогда послушай, что со мной происходило последние два месяца после того как ты сказал «НЕ поскользнись». Не было ни дня, чтобы я где-нибудь не упал. У меня не осталось ни одной целой конечности. Каждый день я изнываю от боли и мои нервы просто на пределе…
- Судя потому, что ты сейчас несешь, они у тебя уже не на пределе – резко перебивает он меня. Похоже, ты обращаешься не к тем специалистам. Психолог тут уже не поможет. Тут психиатры и наркологи должны поработать.
- Так ты продолжаешь издеваться, тебе все мало – тихо и обреченно говорю я, и из глаз у меня текут слезы. Надежда, что все может закончиться тихо и мирно, быстро покидает меня.
- Послушай ты, как там тебя. Извини, но я забыл сразу же, как только вышел тогда из твоего кабинета. Если тебе нужна моя помощь, я постараюсь помочь. Но только в пределах разумного, понимаешь? Ра-зу-мно-го. Я не могу снимать проклятия, потому что я их не накладывал. У меня в роду нет цыган и шаманов.
- Ты сказал мне «Не поскользнись» и после этого я начал падать. Ты не находишь здесь никакого совпадения? – уже более спокойным и холодным тоном говорю я.
- Если ты помнишь, это был ответ на твою фразу о том, что ты всегда крепко стоишь на ногах. Это было образное выражение…. – вдруг он делает паузу и внимательно смотрит на меня, как будто только сейчас поняв что-то.
- Ты что никогда не падал раньше? В смысле на скользкой дороге, на лестнице?
- Никогда! – утвердительно отвечаю я.
- Ну теперь мне все понятно! – Улыбаясь он смотрит мне прямо в глаза.
- Я расскажу тебе  историю одного человека.  Он очень легко идет по жизни. Ему все удается, и судьба везде открывает перед ним двери. Он оказывается всегда в нужное время в нужном месте.  Он не знает ни провалов, ни боли, ни голода, не нужды, не предательства. Волею судеб он как-то попал на чистую свободную и гладкую дорогу и беззаботно движется по ней всю свою жизнь.  Конечно же, со временем у такого человека за спиной вырастают крылья, и появляется нимб над головой. Теперь он уже может наставлять, поучать, читать морали с высоты прожитого опыта. И этим-то ему больше всего и нравится заниматься. Вокруг он видит одних неудачников и себя, избранного Богом человека. Он говорит «Я никогда не ошибался» и это правда. Он говорит «Я никогда не падал» и это правда. Он говорит «Я никогда не испытывал боли» и это правда.
Но вместе с этим он говорит «Я безупречен», «Я умнее всех», «Я твердо стою на ногах», «Я никогда не упаду». А вот это уже все ложь, но он этого не понимает.
Как ты можешь говорить «Я поднялся сам» если ты и не падал. Откуда тебе было подниматься? Как ты можешь говорить, что ты самый сильный, если ты еще не сталкивался с человеком, который хотя бы равен тебе по силе. Но вся беда в том, что это может произойти в любой момент твоей жизни, даже на закате. И боль будет не меньше, а сильнее в сто раз, потому что ты осознаешь, что прожив жизнь, ты остался незакаленным. У тебя абсолютно не оказалось иммунитета. Судьба поступила с тобой коварно, оставив самые тяжкие испытания на закат твоей жизни.
- А теперь посмотри на меня. - И он встал – Я крепко держусь на своих ногах только благодаря тому, что раньше много раз падал. Благодаря многим людям таким как ты!  Я упаду еще не раз, возможно, но знаю что поднимусь. А ты попробуй теперь подняться сам и ты узнаешь на самом деле, что это такое! – с этими словами он встаёт и решительно направляется к двери.
- Боюсь, что после того, что я тебе предложу, ты уже не поднимешься! –  я достаю из кобуры приделанной к корсету свой сюрприз. Это  ПМ, подаренный мне одним генералом во время предвыборной кампании.  Затвор уже взведен и мне остаётся снять его с предохранителя. Я вытягиваю руку с пистолетом и направляю на него. Пистолет неимоверно тяжелый и рука ходит ходуном, пытаясь поймать его на мушку.  - Сейчас я вышибу твои мозги, и уже сегодня ночью буду спать как младенец. Ты знаешь, все, о чем мы с тобой говорили, была риторика. Я уже принял решение, а ты уже понял, что я своих решений не меняю и не отказываюсь от них. – я говорю медленно и слышу свой голос как будто со стороны.
- Стреляй, если сможешь!- говорит он даже не поворачиваясь, а только чуть развернув голову. – Боюсь, что ты даже на это не способен….
Зажмурившись, я жму на курок. Странно, но я не слышу звука выстрела, а чувствую только едкий запах пороха. Когда открываю глаза вижу как он словно туман застелил всю комнату. В ушах стоит непрекращающийся монотонный звон. В рассеивающемся дыму я вижу психолога.  Он, что-то орёт в мою сторону, но я ничего не слышу. Потом он наклоняется над чем то серым, лежащем на полу там, в дверном проеме. 
Вдруг я вижу, что справа возле стены  стоит ОН,  смотрит на меня своим пронизывающим взглядом и криво усмехается, прямо как Володя в том проклятом сне.
Не попал! Как же так? Но над кем сейчас наклонился психолог. Там точно кто-то лежит.  Я падаю с кресла и ползу на четвереньках, держа пистолет в правой руке. Когда я подползаю совсем близко, психолог снова поворачивается ко мне и начинает что-то кричать. Из его искривленного рта текут слюни, а глаза  страшно выпучены.
Я замираю, не веря своим глазам. Это Надежда! Она лежит на спине, в дверном проёме,  широко открыв глаза. Под её маленьким телом растёт большое чёрное пятно. Прямо как нефть.
«Нет, нет, нет, нет!!!» - Я быстро ползу в обратную сторону и забиваюсь в дальний угол, как провинившийся ребёнок.
«Быстро, только быстро и все будет кончено.» -  Я вдавливаю  холодный ствол  между подбородком и кадыком, делаю  глубокий вдох и нажимаю на курок. Тупой щелчок больно отдаётся в голове. Еще и еще. Только щелчки. – «Я выпустил в нее всю обойму, мне ничего не осталось!»
Я подымаюсь и через боль ковыляю к окну. Нужно только разогнаться, чтобы разбить его одним ударом. Наступаю на что-то круглое. Это гильза.
 Опять долгое падение!

-