3

Когда еще не произошло большого взрыва. Когда колода мироздания не была брошена в воздух и ни одного слова не было написано. Когда живое не существовало вовсе.
Когда луковицы растений еще не дошло до действительной в наши дни гипербореи.
Когда цилиндрические клетки воздуха не были наполнены примитивной протоплазмой.
Всё было ничем.

Огромное ничто простилалось вдоль бесконечности, вдоль и поперек монументов, где сейчас находится всё.
Люди и сейчас могут лишь украдкой, краем глаза увидеть всё то снах. Заряженные частицы, миллиарды жизней только готовились пробудиться из небытия.
Ничего предвкушало бесконечное количество энергии, сквозь которую будут пролетать миллионы бесконечных и обреченных на смерть жизней.
Тогда родилось нечто.

Белый бесцветный цвет состоял из этого громадного существа. Длинные обнаженные ноги, покрытые сетчатой кожей; клюв длинный, прямой, конический; передние пальцы соединены между собой широкой плавательной перепонкой, пальцы короткие с розоватыми когтями; на голове и шее местами голая кожа. Первые мгновения пребывания его утешили жалкую и одинокую жизнь тем, что нечто попадало сквозь всё. Его желтый клюв и белые перья могли чувствовать сопротивления воздуха до того, как он был пойман в обусловленные рамки названий слов и мыслей. Его метафорическая миссия была предназначена до его появления. Он видел, как по левую сторону являлось ничто, а по правую проявилось все. Тогда, когда он повернул голову во время полета; он понял, что и по левую сторону проявилось все. Его тело начало чувствовать себя и он понимал, что тот час зависим и приговорен к увяданию. Но он понял, что жизнь очень жестокая, но она красива…
   Он, назвал себя Аист, прежде чем могут получить более неподходящее имя. Он был избранным, хотя назначил себя таковым сам. Он нес свое семя в жертву всему, дабы предотвратить беспокойное и волнительное думанье наедине с собой. И когда его тело запустило обратный отсчет жизни. Его жизнь запустила обратный отсчет телу, он впервые начал тревожиться. Его глаза налились гневом, а сердце облилось кровью. Последний мазок мироздания был выполнен. А когда он понял это. То обратил свой взор поодаль от себя, где бесконечное количество пространства пребывало в тихом гуле бесполезного пребывания. На горизонте простилалась бесконечная неописуемая картина разноцветных и мигающих микро жизней, на которых можно было бросить свое семя. Он нашел одну из них. Когда понял, что его время пришло, он разбился об одну из них. Микро жизнь эта была шарообразной маткой приятного (На глаз) цвета.
Там где происходит круговорот частиц в природе, она встретила его и приняла как родная. Он успел умереть и закрыл глаза еще до того как ворвался своим телом в желтые горы, находящиеся на стыке миров живого и не живого. Его бренное тело уснуло навсегда. А после как прошло немного времени, он начал разлагаться и гнить. Его химия и микрофлора умирания размножались и он принес жизнь того самого - ничего, откуда он был родом. В нем разбивались множество мест, существа в которых они ничтожно жаждали жизни. Затем сразу после опустошения его тела, на ней появилась жизнь. И жизнь эта была сплошь и рядом когда хотела размножаться. На жизнь это влияло практически все, что может влиять, примитивная биология и физика. Не было конца обмену. Жизнь отдавала жизнь, приобретала ее, а потом далее раз отождествлялась сама с собой. Наконец под вой бессмысленных страданий и опустошений вакуума на свет появились мамонты. Его бивни создались в прообраз столкновения аиста и желтых гор. В знак объединения самопожертвованию и сдержанности. Так впервые появилась самозащита. До нее, существ подобных, порождала внешнюю оболочку, только инстинкт самосохранения.
Отчаяния порыв, привел к непрерывной борьбе за выживание, всех особей данного вида до вымирания. Наступил день, когда открытая гортань мира, задранная вверх желтыми горами - чертами лица, подогнала существо под алые лучи заката, сквозь которые был виден весь порог космоса. А на половице собрались самые, низшие как физически, так и духовно комплект существ. Существа эти из других рядов эволюции. Подогнали его на самый высокую гору, на самом крутом склоне.
 
Возомнив себя, архитекторами мироздания, побуждаемыми, самыми низшими целями спрашивали, они его:
- “Зачем кости твои, торчат, так опасно сверкая во тьме?”
Отбившись от их потомков, мамонтовое дитя не могло остаться наедине против всех двусмысленных созданий, с которым было создано на ровне как горизонтально, так и вертикально отмеченные.
- “Не было бы тебя, не было у черепахи такого панциря, через который все чувствую она. Не было бы неприятных кистей рук на ногах у диковинных павианов. Не было бы горячей слюны из пасти змееобразных.”
Алый закат уже начал уходить клинком в ножны ночи, в то время как мамонт не находил ответа ни на один поставленный вопрос. На что последовал омрачающий до того, неприятный конец своего существования гул в хоботе его.
Так решил он нутром своим:
“Я разрешаю гордости лежать здесь, в желтых горах. Когда придет время, капли крови будут напоминать всему об этом месте и смешаются горы с грязью, но останутся желтыми горами. Пусть аскетическая и тревожная местность будет напоминать всему о том что, быть может, в жизни не все напрасное напрасно. Пусть одурманенные низшими побуждениями другая тварь будет привычкой для пороков людей таиться в океане дум и ответственности каждого человека. Я разрешаю”.
С этими мыслями существо поступилось на край обрыва и сорвалось, без лишних угрызений совести, оставив коварную свиту на месте торжества тьмы, позабыв про назначенный дар - бивни. Пред прекрасным ночным свечением беспамятства.
Так и зародился смысл.