Гитри-гитри-гитруна!

Детей пугают кем-то или чем-то. На одного мальчика наводило страх некое существо по имени Бэ-мэ. Другой побаивался обычных милиционеров. Источником моей фобии был совершенно частный субъект по имени Дуру Перадзе, инженер. Наваждение нашло на меня с момента, когда поблизости от нашего дома началось строительство четырёхэтажного жилого здания. Каждое утро начиналось с воплей инженера. Тогда строили долго и много. Завершив дом, приступали к другому, тут же недалеко. Казалось, что не будет конца моим терзаниям. Меня не пугало содержание гневливых отповедей инженера – мат-перемат и одно-два связанных предложения. Мандраж вызывал его голос  – хриплый, сипящий, в упоении переходящий на кликуший регистр чуть ли ни на женское меццо. Возведенные стены создавали эффект эхо. Ор вдруг обрывался, был слышен спокойный урезонивающий хриплый бас. Потом наступала глубокая тишина. Возникало жуткое ощущение, будто ИТР учинил-таки свою расправу.

В моей семье это пугало использовали в педагогических целях. Его звали, когда я отказывался есть гречневую кашу. Кстати, с тех пор её ненавижу. Или, стоило мне заявлять о своих правах, как раздавался стук в дверь. Мне тихим голосом сообщали, что пришёл инженер со стройки, справляется, кто, мол, здесь не слушается.
Самого Дуру я не видел. Мне казалось, что обладателем такой луженной глотки мог быть только монстр из сказки, которую родители зачитывали мне до дыр. Я готов был её слушать постоянно. Ведь конец у неё был счастливым. В одно прекрасное утро на стройке никто не вопил. Так прошёл день. Потом я узнал, что Дуру повысили в должности. Он перебрался в кабинет. Мне на радость!

Однажды на улице мой отец поздоровался с одной парой – мужчиной и женщиной. Она – красивая нежная женщина в макинтоше, он – типичный мужлан, тоже в макинтоше и в цилиндре. Обращала на себя внимание бородавка на его носу и хриплый голос. Оба улыбались мне и моим родителям, мужчина даже потрепал меня за подбородок, приговаривая: «Гитри-гитри-гитруна!». Слова отдаленно напоминали название огурца на грузинском языке («китри»), но в данном случае это бахчевое было не при чём. Он был грубовато ласков и игрив в тот момент.
- Это Дуру Перадзе – инженер с женой, - сказал маме отец. «Он не такой уж страшный!» - подумал я.

Прошло много лет, пока я не встретил Дуру ещё раз и при весьма неординарных обстоятельствах...
Времена наступили тяжёлые. Ситуация в обществе накалилась. У власти находился Звиад Гамсахурдия. Парламент того периода напоминал семью на грани развода. Стороны параноидально искали повод для обиды. В тот день оппозиция поставила вопрос, а звиадисты, пребывающие в большинстве, должны были, конечно, отклонить его. На лужайке перед университетом, оплота оппозиционеров, поставили телеприёмник. Десятки людей уставились на малый экран и с замиранием сердца следили за трансляцией. И вот в зале парламента и на лужайке перед университета всё стихло. Шёл подсчёт голосов. Тогда не было электронной системы. Процедура затягивалась.
- Ты представь себе, если предложение всё-таки пройдёт, - шепнул я своему товарищу на ухо. Мы сидели на траве сбоку от ТВ, в не самом удобном месте. Тот только побледнел в ответ. Поёжился. Предложение не прошло, и мой приятель облегченно вдохнул. Ораторы с обеих сторон обменялись филиппиками. Спор шёл, кто же из них в большей степени европейского типа демократ. Оппозиция коллективно стала покидать зал. Им улюлюкали в спину представители большинства, а при выходе на улице депутатов осыпали мукой активистки правящей партии. Такой метод политической борьбы уже активно использовался. То, что стороны осыпали друг друга кукурузной, а не пшеничной мукой, считалось знаковым явлением. Из неё обычно готовились хлебцы «мчади», что добавляло этническую специфику действу. Ещё то, что в ходу было другое народное средство – среди звиадисток находились профессиональные плакальщицы и спецы по фольклорному жанру проклятий.
 
Люди, находившиеся перед университетом, собрались было маршем направиться в сторону парламента, но последовала команда оставаться на месте, мол, «ребята сами сюда едут». Действительно, через 15 минут они прибыли на автобусе, многие из них в побелевших от муки костюмах. Их встретили как героев, пострадавших от «этнических обскурантов». Некоторые из них сразу же начали витийствовать. Раздался призыв к активным действиям. Народ, уже сформировавшийся в многочисленную демонстрацию, направился к зданию телецентра. Идти было не долго. Его захватили быстро. Достаточно было прогнать немногочисленных милиционеров. Тут пришло известите, что в отместку звиадисты отключили телебашню. Манифестанты остались недовольны собой. Не подумали о телебашне!? Кстати, депутаты принесли с собой списки поименного голосования. Я с приятелем жадно искали в нём имя нашего однокурсника. Тот, оказывается, воздержался при голосовании.
- Вот хитрец-подлец! – воскликнул приятель.

Начался митинг. Для его удобства было решено перекрыть проспект перед зданием телецентра. Автомобилисты, которым перекрыли путь, выражали недовольство. По их физиономиям было видно, что пикеты на улицах стали досаждать им. Большинство из них, матерясь, разворачивали свои авто. Попадались такие, кто пытался договориться с добровольными дружинниками. Везло тем, кто обнаруживал среди них знакомых. Грозный окрик со стороны воздвигаемой трибуны прекратил такого рода протекционизм.
- Вы мешаете общей борьбе за дело строительства демократии в Грузии! - кричал через мегафон в сторону дружинников один из лидеров.

Тут к пикету подкатила старая «Волга». Машина чем-то походила на малый броневик с его угловатыми, но прочными формами. Видавшее виды авто! Из кабины вышел крупный мужчина. По повадке он чем-то напоминал кабана-секача – свирепая физиономия, мощная шея выдвинута вперёд, бегающие глазки, нос с бородавкой как бы принюхивался. Хриплым голосом, не терпящем возражений, он потребовал освободить проезд. Манифестанты сначала опешили - какой-то мужик, с виду ИТР, начальничек с производства, качает права перед праведным народом. Со стороны трибуны послышалось предупреждение:
- Не поддавайтесь провокациям звиадистов, проявляйте толерантность. Свобода слова – вот зачем мы здесь собрались!

Тут мои некоторые знакомые повели себе неожиданно. Помянутый приятель, например, сущий ботан, книжник, вдруг бросился к машине и лёг на её капот. «Никакой я не звиадист! – кричал в это время толпе мужчина, - они такие же бездельники как и вы! Делом займитесь!» Эпитет был произнесён на русском с сильным грузинским акцентом - «бэздэлники!» Что-то до боли знакомое послышалось мне. Я вспомнил инженера со стройки. И тут последовало «Не буду я Дуру Перадзе, если...» Я уставился на него, даже прекратил попытки урезонить впавшего в раж своего приятеля. Пока строптивый Дуру препирался с толпой, тот с капота переместился под колёса «Волги», присоединился к другим энтузиастам идеи. То, что узнавание не было ложным, подтвердил факт – из кабины вышла красивая женщина (знакомая мне жена инженера). С плаксивым выражением лица она пожаловалась народу, что теперь у мужа испортилось настроение, и он весь вечер будет «есть её поедом».
- Садись в машину, женщина! – окликнул её грозный супруг. Потом брезгливо посмотрел на барахтающихся у колёс его «Волги» манифестантов разной комплекции и возраста. Убедившись, что упрямец не является звиадистом, демонстранты заподозрили, а не коммунист ли он. На что последовала реплика, мол, все политики - прохвосты, а коммуняги первые из них. Назревал альтернативный митинг, где строптивец был в единственном числе. Впрочем, инцидент был исчерпан. Дуру ещё раз обозвал всех «бэздэлниками», развернул свою «Волгу», издал чёрный едкий выхлоп газом и скрылся.

- Гитри-гитри-гитруна, Дуру! – промелькнуло в моей голове.

День можно было назвать историческим потому, что оппозиция так и не вернулась в парламент, а через некоторое время в Тбилиси разразилась гражданская война. Увы, настоящая, с десятками жертв.