Талергофский альманах Пребывание в Талергофе B. P

Талергофский альманах: Пропамятная книга австрийских жестокостей и насилий над карпато-русским народом во время Всемирной войны 1914-1917гг. Вып.4, Львов. Издание „Талергофского комитета", 1932г.
Предисловие к IV выпуску Согласно заявлению в предисловии к III-му выпуску Талергофскаго Альманаха и предлежащий, четвертый выпуск его — также под редакцией С.Ю. Бендасюка — весь отведен собственно Талергофу, т.е. заполнен исключительно материалом, относящимся к страданиям, перенесенным узниками из русского Прикарпатья в талергофском лагере.
…Вообще приходится установить и записать прискорбный, трагический факт, что наши мазепинцы преследуют своей лютой и слепой ненавистью русских талергофцев и в могиле. Злодейски и страшно изменив и родине и родному народу, сами они почему-то, точнее сказать, именно потому, не могут ни простить, ни забыть этим невинным жертвам своего, мазепинского, доносительства, их верности родине-Руси и родному народу, их величия, геройства и непобедимости в мучениях и смерти, до конца, до последнего вздоха. Чуют в них себе осудительный приговор и мстят им за это даже за гробом, тревожать их вечный покой, кощунственно посягают на их священную память.
Тем дороже эти жертвы нам, русским. Тем скорее, охотнее, щедрее и дружнее должны мы откликаться на все призывы к сооружению им всенародного памятника, достойного и их искупительных страданий, правдивого героизма и праведной кончины и нашего к ним пиетизма.
Львовъ, ноябрь м., 1931 г. (В. Ваврик)
Пребывание в Талергофе B.P. Ваврика (О своем арестовании и пребывании в Терезине и Талергофе)
Василий Романович Ваврик (В.Р. Ваврик родился 21-го марта 1889г. в селе Яснище, ныне зборовского уезда. Немецкую гимназию окончил в Бродах; в 1912г.записался на юридический факультет львовского университета. В 1914г. был арестован и вывезен в Терезин, через год был отправлен в проклятый Талергоф. Осенью 1915г. был взят в армию и весною 1916г. из Словакии пошел с 20-ой маршевой ротой австрийского 80-го полка на италианский фронт, в Альпы, на верх Слема, где летом был взят в плен. Весь год пробыл в разных местностях Италии. Весной 1917г., с помощью русского посла Гирса, получил свободу, уехал во Францию и поступил добровольцем в русский корпус, сражающийся против немцев. Через Англию и Ледовитый океан переехал в Петроград в то время, когда клонилась к падению власть Керенского. В Ростове на Дону поступил в южнорусскую Добровольческую армию, был дважды ранен, произведен в чин капитана, и в 1920г. из Крыма эвакуировался в Сербию, откуда переехал в Закарпатскую Русь и в Ужгород стал редактором „Русского Православного Вестника". В 1921г. поступил в пражский университет им. Карла, окончил философский факультет в 1925г. В начале следующего года предложил ученую диссертацию, за что получил диплом доктора по славянской филологии. После этого вернулся во Львов; некоторое время был редактором "Русского Голоса", a в настоящее время является редактором „Временника" Ставропигийского Института и научно-литер. сборника „Галицко-русской Матицы". Из литературных его работ приводим лишь те, которые появились отдельными оттисками: Трембита (сбор. стихов), Ужгород, 1921; Стихотворения (сбор. стихов), Филадельфия, 1922; Красная горка (сбор. стихов), Львов, 1923; Карпатороссы в корниловском походе, Львов, 1923; Народные песни о Романе, князе галицком, Львов, 1924; Под шум Салгира, Львов, 1924; Я.Ф. Головицкий, Львов, 1925; Иван Наумович, просветитель Галицкой Руси, Львов, 1926; Калинин сруб, Львов, 1926; В водовороте, Львов, 1926; Литературное творчество Б.A. Дедицкого, Львов, 1927; Народная песня, в повеcтях H.B. Гоголя, Львов, 1928; Изверг, Львов, 1928; Одна невеста — двух женихов, Львов, 1928; Чорные дни Ставропигийского Института, Львов, 1928; Як Богдан Черемха умирав за правду, Львов, 1929; В боръбе зa свободу русской земли, Львов 1929; Народная словесность, и селянс. поэты, Львов, 1929; Основные черты деятельности Л.И. Шараневича, Львов, 1929; Галицкая литература "Слова о полку Игореве", Львов, 1930; Cпpaвкa o pyccом движении в Галичине, Львов, 1930) сообщает следующее:
Объявление войны застигло меня во Львов, где с каждым днем все выше подымался военный пафос: шли разгульные, хаотические манифестации и разгромы русских обществ; по улицам проходили группы перевязанных селян. Стало жутко и тесно; я уехал к матери на село, в Манаев, Зборовского уезда, думая, что у нее, жившей далеко от деревни в лесу, найду покой и убежище.
С большим трудом, на каждом мостике задерживаемый заставами австрийских солдат, я приехал домой и нашел мать с тремя невестками в переполохе; он плакали, разсказывая мне об ужасах, творимых кругом. Я сразу понял, что попал в матню, из которой мог меня спасти разве налет казаков; но такого не было, несмотря на то, что селение лежало вблизи русской границы.
Затем в один критический день бежала вся деревня, я один остался на весь Манаев; ни плач матери, ни увещания невесток не склонили меня бежать в глубь Австрии, ибо я знал, что в ней не найду пощады. Трое мучительных суток я провел в пустой полосе, между двумя армиями.
На четвертый день, среди ошеломляющей тишины полей, я выбрался в путь к местечку Залозцам, полагая, что оно уже находится в русских руках. Однако я узнал от скрывшихся в ямах людей, что русский форпост ночью оставил местечко и австрийцы вошли в него. Я бежал обратно домой, готовый пасть жертвой на каждом шагу.
Под вечер возвратилась моя мать, так как австрийцы пустили утку, что их авангард вошел победоносно в Киев. На следующий день утром в нашу хату вошли жандармы и староста села, опрокинули все чемоданы и скрыни, забрали всю мою корреспонденцию и рукописи и, не разрешив переодеться, посадили на подводу и вывезли в Зборов, где посадили в арестантскую конурку, вместе со священником Ионой Пелехатым из Нища. Русские наступали. Из Зборова всех, таким же образом, как я, арестованных жандармы, перевязали цепями и спешно вывели на железнодорожную станцию. Ах, какая это была дорога! И плевки, и камни, и самочинные напады, и издевательства, каких еще мир не видел, чередовались с наглой силой. Во Львове наверно не один из нашей группы лишился бы жизни, если бы не собачья будка, куда нас, сколько влезло, вогнали. В тюрьме св. Бригиды когда столица Галицкой Руси переживала огонию последних судорог, мучения узников лились тяжелым, непосильным стоном, a за черными воротами производились смертные казни на-спех и на то, чтобы навести ужас на всю вязницу.
Власти опасались за себя, и несколько до занятия Львова русским отрядом, он вывезли нас в закрытых вогонах, под усиленной стражею в Терезин, что лежит на Огре, у Летомериц, напротив Рудогор, в военную крепость (mala pewnost), окруженную рвами и водою. Сквозь решетки вязниц нас (выше одной тысячи) встретили чешские политические узники. В одной темнице сидел виновник объявления войны, Гаврило Принцип, убийца Фердинанда и его жены, 19-летний, смуглый юноша. Не смотря на то, что нечисть, голод, придирательства ключников давили немилосердно, все таки ум требовал пищи. Тяжело было сидеть без занятия; поэтому я стал писать рукописные листки п.з. “ТЕРЕЗИНСКАЯ ВОШЬ" с рисунками, изображающими наше тюремное житье-бытье. Листки шли из рук в руки, вызывали громы смеха и подражания.
Весной 1915г. отдельных узников перебросили в Талергоф возле Граца, где вславился своей тиранией Чировский, попович и оберлейтенант в резерве. И тут снова, не теряя времени, я принялся за рукописный журнальчик п.з. "ТАЛЕРГОФ В КАРРИКАТУРАХ" что бы как говорит латинская пословица, per satyram castigare порядки Талергофа: это были стихи, маленькие пьесы, повести, шутки, анекдоты и жанры из жизни лишенных всякого права. Я увлекся работой до того, что по целым дням сидел в углу барака над сбитым из досочек столиком. Каррикатуры спешно расхватывались, и обходили весь Талергоф, вызывая численные толки. Теперь только сознаю, как страшно рисковал, пуская в курс свои сатиры, которые могли легко попасть в руки властей, высмеянных безпощадным образом.
Кроме каррикатур, у меня было несколько тетрадок записок, которые я передал на хранение кривому студенту Дмитрию Басевичу из Поздяч, когда уходил в армию. Все это где-то затерялось, но я верю, что еще многое из моего материала сохранилось у многих наших людей. В настоящее время я прихожу к убеждению, раздумывая о том, что было в Терезине и Талергофе, что наибольшими его смельчаками были сумасшедшие, Сильвестр и Степан, которые без стеснения могли показать язык цинику Стадлеру и плюнуть, при взрыве смеха многотысячной толпы, в след безстыжему Чировскому. Теперь только кошмаром во сне отзываются об вязницы; Терезин часто мне снится мертвецкой, наполненной сырым. удушливым воздухом, a Талергоф является в вид змея, который, как когда-то Лаокоона с его детьми, окутал своим упругим телом пропадающую в муках массу людей.
Львов, 25. IX. 1930
Талергофский альманах: Пропамятная книга австрийских жестокостей и насилий над карпато-русским народом во время Всемирной войны 1914-1917гг. Вып.4, Львов. Издание „Талергофского комитета", 1932г., отрывок из предисловия, с.87-89
https://vk.com/doc399489626_448703417 вып.1
https://vk.com/doc399489626_448703429 вып.2
https://vk.com/doc399489626_448703440 вып.3
https://vk.com/doc399489626_448703463 вып.4
822. Ваврик Василий Романович, р. 21/3 1889 в с. Яснище (Броды), студент, Манаев (Зборов), арест. 17/8 1914; при аресте была произведена ревизия с участием начальника волости Ивана Секатовскогно и писаря Ивана Кецко, причем был конфискован кроме корреспонденции мешок русской литературы (в том числе и «Война и мир» Л.Н. Толстого). Арестант был закован и отставлен в зборовскую тюрьму, затем в львовские «Бригидки» и отправлен в Терезин и из Терезина в Талергоф. Призван из Талергофа в армию, очутился в штрафном батальоне на итальянском фронте и перешедши фронт, из Италии через Францию и Англию переехал в Россию как раз в самом начале Октябрьской революции. В Ростове на Дону поступил в карпато-русский отряд и после неудачного похода в надежде освобождения Карпатской Руси переехал в Закарпатье. Закончив Пражский Карлов университет, получил степень доктора филологических наук и, принимая некоторое время участие в общественной жизни Закарпатья, переехал затем во Львов, занимаясь писательским трудом. (В львовском университете нострификовался как доктор филол. наук.). Получил должность секретаря Ставропигийского Института, которую занимал вплоть до прекращения деятельности Института в 1939 году. При советской власти состоял вначале преподавателем русского языка в львовском университете, после же гитлеровской оккупации работал как ст. научный сотрудник исторического музея. Получил степень кандидата филологических наук за изданные им раньше научные и литературные труды. Прошедши геенну Терезина и Талергофа писал много об ужасах австро-мадьярской военщины и справедливо заслужил название «барда и певца Талергофа». Сотрудничал тоже при редактировании «Талергофского Альманаха». В 1933 году перешел на пенсию и умер во Львове 5/7 1970 г. ЦГИА 1 с. 108 – 28/8 1914 транспорт в Терезин. ТА II, 14, 63, 76-78, 78-81, 108-109, 126-133, 134-138; IV, Предисловие; 14, 87-89 (снимок). Альб. Гл., Кв. Км. Временник на 1936/1937, с. 130-131 (член Ставропигийского Братства с 23/2 1927 и последний его секретарь. Член и секретарь Галицко-Русской Матицы и других центральных галицко-русских обществ. Автор научных трудов о Головацком, Русской троице, о львовской Ставропигии. Автор многих поэтических произведений, повестей, очерков, драматических картин. Автобиографические воспоминания «На закате гаснущих дней» в рукописи (больше 513с.).
Ваврик: В кольце штыков (в газ. «Русь Голос» 1928 н.280-281) и «На склоне гаснущих дней», рукоп.
Ваврик: Наши мученики (в Календаре Лемко-Союза на 1960 год, с.101-105).
Р.Д. Мирович. Алфавитный указатель жертв австро-мадьярского террора во время первой мировой войны 1914 – 1918 гг. на землях Галицкой и Буковинской Руси, в пяти книгах. Третья, значительно пополненная редакция (9047 душ). Львов, 1971
http://personalhistory.ru/papers/talergof.txt
https://vk.com/doc399489626_448671712
Свободное Слово Карпатской Руси
https://vk.com/club150601794
https://www.facebook.com/groups/113791315933149/