Терзания Клима - шаг второй

       В 67  г.  на 1 курсе  института вечернего отделения Клим рассуждал о том, что ему избрать: искать работу (на вечернем отделении это было необходимо) или перейти на дневное. Для последнего, по его разумению,  следовало сдать на отлично экзаменационную сессию.
        Времени прошло немало, прежде чем он вновь встретил  Николь. Они поговорили и она, конечно, не могла не пригласить его как  то зайти. По статистике жителю Земли за это время достаточно перевлюбиться, тем более, если действующие лица не проявляли активность, и ручейки чувств, пробивающие русло взаимопонимания текли без заметного следа. Жизнь всегда проверяет своих участников временем и не все выдерживают её испытание. Клим же сражался за перевод на дневное отделение, и ему следовало иметь отличные оценки.
        А поезд, как, оказалось, ушел,   его  отношения с Николь разладились, ухажеров у неё было ни мало, поговаривали всякое, но что-то творилось в её душе, это он чувствовал и по её взгляду и коротким фразам при встречах.  Его же уверенность потерпела серьезное поражение, и теперь он знал - собственная влюбленность, не означает, что и объект  обожания должен делать по отношению к нему то же самое. Но тогда он этого не знал и пытался вернуть то, что, по-видимому, можно было вернуть либо, имея хороший опыт, либо соответствующее направление судьбы. Он же, как тетерев на весенней цветущей поляне в момент гона,  создал проблему и больше ничего не видел вокруг себя, ни понимая, чего же хочет Николь, ему казалось, что все вернется на круги своя, но вот, что эти круги могут быть иными – он не думал. 
    
     В группу "Конструкторы подземных машин"  дневного отделения Клим перешел во втором семестре,  когда в ней уже сложились дружеские компании, и на первых порах он ни с кем в дружеских отношениях не прибывал. К тому же по окончании семестра на сельхоз работы, из-за ошибки деканата, ему пришлось выехать с горными автоматчиками. По уровню школьной подготовки они были выше, а специальность считалась более востребованной, чем КПМ. В целом  автоматчики оказались  сдержанней, и среди них не было явных выжимал, которые встречались в КПМ. Они, обладающие задиристым нравом,  приличным ростом и без особого стремления к знаниям, чаще происходили из городских окрестностей. Их сложившаяся практика - требование помощи в  выполнении курсовых работ от добросовестных и не во всем уверенных  студентов, а о методах, которыми оно осуществлялось, можно было догадываться по синякам у Володи Болдина - лучшего студента в группе. 
      
        Володя, не высокий паренек из рабочей семьи, некогда раскулаченных и сосланных из Руси середняков, трусом не был и сдачи мог дать - просто руки у его оппонентов иногда оказывались длиннее.  То, что происходило с Болдиным, могло произойти и с ним.  С курсовым он, правда,  от графика отстал, а значит, не был среди лидеров, а это не способствовало к стимуляции тех, кто налагал контрибуции. Поэтому попытки включить его в команду принудительного найма  не были активны и  заканчивались не удачно.  Как то на занятии по немецкому языку один из таких инициаторов попробовал задираться - по детски стреляя из резинки: и раз, и два, и три, не обращая внимания на протесты Клима. Представьте себе плечистого Бугра: ростом выше на голову, чернобрового с крупными чертами лица не лишенного определенной красоты,  с резинкой на двух толстых пальцах и сухощавого Клима с нежным девичьим лицом и тонкими руками. Но Клим молча встал и, не обращая вни-мания на преподавательницу, подошел к обидчику врезал ему, что то тихо сказал и спокойно вернулся на свое место. По-видимому, его вид и намерение говорили сами за себя и никакого продолжения этого эпизода не было ни с Бугром, ни в деканате, разве, что преподавательница, видя его смелость и независимость стала относиться к нему  лучше, а он же в ответ явно расслабился с немецким.

        Позже, после 5 курса на сборах они  с ним оказались в одном взводе и в одной палатке, но как только по делам службы АК - 74  (автомат Калашникова) оказывался в его руках - Бугор, куда стремительно исчезал, хотя и не  мог не знать, что боевое оснащение давали только на стрельбах. По-видимому, он считал его  не от мира сего. И был от этого не далек. Тормозов в отстаивании своей чести у Клима не было  с детства, а тут еще Николь - не дай бог прослыть у неё лохом.  И не смотря на внешне не героический вид: тонкие гнущиеся во все стороны пальцы,  хрупкость и длинноволосость   - задираться  к нему никто не решался. Не исключено, что это определялось и открытостью характера, доходящей иногда до наивности. Злонамеренных людей  в момент  хорошего или даже среднего настроения, он  в юности, как и Наташа Ростова на первом балу, вокруг себя  не видел.   
       
        Но чем больше он не видел Николь тем больше его тянуло к ней.  И это становилось наваждением и в его голове теперь не занятом технической  проблемой, не заметно происходило вытеснение всего Николь. Она не выходила из головы, и если бы кто-либо узнал об этом, то вряд-ли считал бы его нормальным. Если Николь была бы колдуньей, то  все бы стало на свои места, но она не была таковой. Но что же это тогда? Коллективный гипноз, от их общения в компании, где каждый считал их любящей парой и каждый подзуживал их. Но почему тогда Николь не тянется к нему, или тянется, но по-особому в иных обстоятельствах, чем он? И девушки, с которыми он встречался ради спортивного интереса, совершенно переставали интересовать. Возможно, это была своеобразная болезнь, но от чего она происходит? И имя её уже звучало  как 7 симфония. Тогда у него была знакомая  Бзау (теленок – с казахского) стройная и красивая,  она тянулась к нему и хотела быть с ним, но он вспоминал свой двор в селе и живность в нем.. и улыбался. А  для тех, кто любил Бзау, это имя тоже вероятно было «Птицей в руке и льдинкой на языке». Вот ведь загадка природы.
      
      По прибытию в Совхоз, где студенты должны были трудиться,  их разместили в двух больших смежных комнатах.  Студенты в обычном для Караганды составе: русские, евреи, казахи, украинцы. На специальности ГА евреев было больше, поскольку отвечать за  автоматизированные системы, где терпеливость, внимательность и знание электроники было для их родителей привычным. У многие из них чувствовалась культура и начитанность.  И как всегда в таких случаях  (их было человек 12 юношей и девушек) вечером они расселись на застеленные, на предварительно вымытые деревянные полы толстые матрацы. Появилась гитара,  бутылка водки, ароматный хлеб, вскрыты прибалтийские шпроты. Водка, покрывшая дно граненых стаканов, как только был произнесен первый студенческий тост, упала  в желудок, сотворив чудо. Так, что измученное наваждением сердце вдруг забилось учащенно и  тревожно, а душа  поплыла над сизым дымком сигарет, созвучно  вздрагивая и исторгая соцветия  красок и чувств в ответ на волны музыки и звуки замысловатых  слов  о первой любви, извлекаемых гитаристом:

А искры вылетают из топки паровоза
                и тихо догорая,  гаснут без следов
В глазах твоих тревожных вспыхивают слезы
                и губы шепчут кто же сможет нам помочь ..
      
     Саня Лоскутов весь извивался и сам вибрировал над девичьим станом гитары стараясь извлечь из нее такие звуки, что бы струна, впадая в резонанс, дрожала долго, тревожно и безудержно печально, как чувства расстающейся пары. Опускался вечер, и только огоньки сигарет вспыхивали в такт надрывно  звенящим струнам,  наворачивающимся слезам, запаху казенных простынь,  призывно белеющих в темноте и пробивающейся через окна холодной свежести  степной полыни - жусан.

Кондуктор не спешит,
                кондуктор понимает, что
с девушкою   я            
                прощаюсь навсегда ..

и это тянущееся,    вибрирующее Я  казалось, вырывалось  из содержания слов, жило само по себе и изливало боль и печаль на окружающих.  Рядом с ним сидела Изабелла, Изя как её называли: чуть удлиненное лицо, крупный нос, большие пронзительные темные глаза. Её влажные пальцы иногда касались его. Ему она не казалась симпатичной,   но тихий вечер  делал своё ..  Музыка  туманит разум и он уже не здесь, а  в длинном коридоре общежития у двери, где живет Николь и вот она выходит к нему и стоит, прислонившись к стенке, неожиданно маленькая и уютная, её огромные изумрудные глаза и темные тени под ними в свете тусклой лампы над дверью, её стройные поджарые ноги спортсменки, льющиеся под алую юбку, ее фиолетовая кофточка скрывающая невысокую грудь. Её голос полный девичьей силой и очарованием. Он тянется  к ней, но что-то сдерживает его, хотя руки она сложила за спиной. (А потом, он где-то прочитал, что в тайном языке подсознательных жестов - это призыв). Она  притягивает его, и душа её разрывается, она исторгает его и говорит, возьми меня. Его маленькая, развратная, его чистая и наивная женщина. Ведь там за дверями её довесок - парень, чертит лист курсового. И она улыбается Климу и в ней и призыв, и отказ и тоска. Его же все восхищает в ней и щербинка между  зубами и веснушки  на носу. Алла Пугачева все скопировала,  с неё, будет через несколько лет считать Клим.
      Но ему хотелось, что бы она тут же, немедля ушла с ним, Но мне чертят - отвечает она и в ней нет ни решительного нет и ни да.. А это значит, что он не мог выдержать экзамен ревности и терпения, и не мог выслушать то, что она хотела сказать ему.   А он опять видит их малыша,  как он бредет за ними и тянет к ним ручки, и он опять говорит это ей, а она вытягивает перед собой руки с раскрытыми ладонями, а в расширенных глазах темного малахита -  влага, а губы в немом протесте. 

           А у Лоскутова уже другая мелодия и он подхватывает её, и слезы жалости к себе исходят из него:

Рыжая, рыжая не своди с ума парней
      Рыжая, рыжая ты на свете всех милей...

          Так состоялось его знакомство с группой автоматчиков, а  на следующий день, вернувшись с работы, он поднял с пола журнал.  Кто-то из ребят его читал:  шел 67 год и только что был издан журнальный вариант романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита", он прилег на матрац передохнуть и вдруг погрузился в чтение, потрясшее его своей необычным сюжетом,  мастерством письма и близостью к нему. Он увидел в нем Любовь бога. Христос входил в него с ней, но не так как учили его в детстве -  иначе.  Через боль и дьявольские козни. И все смешалось в романе:  чистота и колдовство черного мага, и его коварство, и его любовь к богу. И потом в этом романе все смешалось и для Клима: Мастер ассоциировался с Христом, и с ним, Маргарита - Николь - с Магдалиной.  Но журнал, как появился так и исчез и дочитать его он смог через 18 лет в Алма - Ате, когда грянула перестройка и начал  рушится привычный мир.
        Курс посланный на сельхоз работы возглавлял студент пятикурсник  КПМ  Бари Болатов, но в силу его занятости (он еще где - то командовал Строй отрядом), они были представлены сами себе и совхозному начальству. Была назначена, какая то зарплата и естественно норма выработки: следовало за рабочий день собрать n- ое количество картофеля. И в один из своих не частых приездов Бари Болатов напирал на связь зарплаты с выполнением плана, что было  бурно обсуждаемо  внутри группы, где  особенно выделялись их трибуны  Юра Пресс, Юзек Король ... Судя по сопоставлениям норму, было выполнить нелегко, и не все зависело от них, хотя они были передовые и вели за собой студентов только что поступивших на 1 - й  курс.
       
      Тем  временем их расселили по комнатам и выделили каждому по панцирной койке. С Климом  поселился   самый  старший  среди них по возрасту  Рыжеков степенного не высокого роста крепкий мужик уже отслуживший в армии и Толя Кляпов - высокий  и отстающий в учебе, но простой с добрым характером парень. Он чем - то напоминал Шуру Балаганова - персонажа популярного тогда сатирического  романа Ильфа и Петрова "12 стульев". Его мягкие светло-коричневые волосы всегда спутанные, образующие не густой чуб закрывали итак не большие синие глаза, придавая ему отрешенность от мира. В комнате они бывали редко, разве,  что приходили ночевать, проводя время, где то со своими хорошими знакомыми.  От нечего делать Клим решил облагородить комнату  и со своей стороны стенки нарисовал девушку, сидящую на пляже и какие-то цветы в кувшине. Клим и не помнил, откуда у него взялась акварель, и почему он решил взять её  с собой - рисовать он рисовал, но фатальным увлечением художество не было. Рисуя, он ни о чем не задумывался и не ставил никаких целей - уж больно пусто выглядели стены. Но героем дня Клим стал. Вначале в комнату заглянул один, потом другой, а потом заявилась и вся группа, включая и девушек. Чем-то его не замысловатое творение понравилось всем и только  Рыжеков,  внимательно  осмотрев рисунок, заметил, вот линия живота не точна, когда женщина сидит, здесь у нее образуются морщины.

     Рыжеков  это сказал, так как будто он исходил из опыта частого раздевания дам и поэтому к нему, к тому же зная его весомую анатомию, прислушивались. Но и это не лишило Клима известности.  Вся история как то сблизила его с ребятами: растаяло отчуждение, кто-то вскоре ушел, он же с Мишей Аверковским затеяли разговор о литературе и художестве, а Ефим Юровский, даже принес свой юбилейный набор  из пяти мини бутылочек армянского коньяка, который он захватил в поездку  (кажется этот сувенирный набор был выпущен к 50-летию великой октябрьской революции 67 года).  Ефим пользовался в группе особым уважением, и это, как понял Клим, было связанно, не только  с  величественной сдержанностью, но и с его девушкой - идеально красивой и стройной  из параллельной группы. Во-первых, девушек мало у кого было на первом курсе, а во-вторых такой красивой и изысканной, хотя сам он  не был идеальным красавцем. Правда его холенные тонкие пальцы нежных рук и умение модно одеваться, говорили о интеллигентном  наследии.  На 3 курсе он таки женился на ней, и они не скучно живут  и до сих пор.  Группа, конечно, была одной из лучших на факультете и в основном состояла из городских.

     Работа на поле конечно не была из легких, хотя адаптироваться  к погоде они умели и  известные во всём СССР  прошитые в полосы ватники  -  фуфайки выдерживали ненастье и дожди, выглядя в сочетании с цветными рубашками и шарфами даже изысканно. Присутствовала и  культура, хотя мат в мужской компании был в ходу. С появлением девушек  достигался полный штиль, но иной раз и штормило.  Часть девушек прислуживала на кухне и как то Изя,  с надеждой на добрые слова, спросила у Мосева, "а как тебе Валера  супчик - нравиться? Валера, находившийся от усиленной работы в некой прострации, тут же и выложил:  -  Ху ...ый. Что тут было ...  Стыд и позор Валере вплоть до самой осени. А пересказ этой истории  ходил уже среди них до 5 курса, как анекдот об армянском радио.   
       План они не выполняли, а значит, уменьшалась вероятность  получить достойную плату. Это смущало Пресса и Короля и они искали варианты про-тиводействия и пытались раскрыть "хитросплетения" договора. Тут же вспомнили, что Бари работает в разных местах и де ему выгоднее, чтобы дела шли похуже, поскольку план искусственно завышен и будет разница, которую можно разделить с совхозными бригадирами. Т.е. Пресс показывал, что недаром кто-то из его родных был наследственным бухгалтером, а он умеет планировать на перспективу. Ходили и мнения, что хотя план выполнить почти невозможно, но надо работу усилить, действуя  на отстающих без давления, но убеждением.  Другие же рассуждали попроще и предлагали для  некоторых студентов принуждение,  с показательным примером рукоприкладства.
       
      Отстающим был и один из гитаристов Саша Дудин.  Он в своей игре заметно  уступал Лоскутову.  Но зато знал песни - не исполняемые им.  К тому же не мог Лоскутов  играть непрерывно, что то оставалась и на долю Дудина.  Это легкое соперничество, как считали некоторые, привело Лоскутова  к необходимости взяться  за жесткие методы исправления Дудина и он, в момент очередного не нормированного отвлечения от работы получил пощечину. Это вызвало споры в группе и особенно среди середнячков. Осторожные лидеры в лице Пресса рукоприкладство осудили: не ко двору это для лучшей группы, да и может дойти до родителей. Тем более, их гипотезы о нарушениях финансовой дисциплины, озвученные среди ребят, тоже бы стали известны.  При разбирательстве вспомнят и тех, кто этот слух  возбуждал.
       Среди девушек Дудин особым авторитетом не пользовался, да и сам он к этому не был склонен разве что порассуждать, среди "холостяков" которых было большинство, о любви и роли в ней анатомии человека, хотя классиков в этом вопросе чувствовалось, что он не читал и о взгляде на эту проблему Хемингуэя,  не слышал. Но, тем не менее, Дудин пел, и иногда в его голосе проглядывало нечто похожее на страсть и девушкам это нравилось и они защитили его и послушали на тот момент его песни. Это как то отвлекло Дудина, и конфликт был исчерпан.
         
      Жизнь брала свое, и особых страданий о зарплате они не испытывали. Еда была здоровой, силы были, а вечерами уже холодало, и разводимые в ночи костры, уводили на другие темы.  Они выходили в степь, открывавшуюся за окнами.  Рыжие языки пламени вырывали лица из темноты, было таинственно, и где то в отдалении шумела река. Нура иногда делала резкие повороты, и воды вымыв провалы в почве, сворачивались в бурлящую спираль, в которую могло унести пловца. Приближающаяся осень наводила печаль, а высокое шоссе с лентой серого асфальта  проходившая мимо вело в родную Киевку и хотелось домой.. к маме.  Урожай был богат и к ним прислали подмогу, а среди них не мало девушек. Они были по опытнее одногрупниц и приходили к костру... и кого - то из ребят, поражала стрела Амура. Как то прислали сотрудников из химического института Караганды, они жили по соседству и иногда составляли общую компанию. Привлечь к себе могли и не потому что привезли с собой спирт, выдававшийся в институте по талонам для чистки и опытов, а потому, что веселиться умели и могли много чего  рассказать. Ребята казалось, были добропорядочными, но Пресс  все же проводил с ними душеспасительные беседы по вопросам телодвижений, хотя и относился к ним весьма спокойно.  Но беда ждала, как оказалось с обратной стороны.
      
       Как то  Дудин зайдя в комнату к химикам   нашел там добрый прием.  Его песни растрогали, а значит,  в дело пошел спирт. По-видимому, Саша вошел в раж и достиг в пении своего высшего уровня. А чем больше он достигал, тем больше ему наливали. Тут среди химиков нашлись и другие гитаристы - зазвенели новые мелодии.  Как то не приметно Дудин прилег и заснул, а тем временем вечер закончился и все один за другим  ушли на боковую. Клим проснулся от дикого крика: в комнату ворвался Дудин и понес такое, что ребята вскочили и ринулись к химикам. А Клим долго не мог понять, в чем дело. Оказывается, дожив до 17 лет, он не знал, что такое гомики, и не только не знал, но и не мог вообразить себе этот процесс. Дудину  он не поверил, но видя, как напрягаются товарищи начал кое-что понимать. До потасовки не дошло. Оказалось, что среди химиков был один такой, скромный и тихий, он то и, выпив, решил  приласкаться к песенной душе, а она,  по-видимому, долго не понимала в чем дело. Как выяснилось,  страшного ничего не произошло, и вскоре все успокоились. 

       Среди  приезжих как то появилась блондинка чуть ниже среднего роста, с большими глазами непонятного цвета. Фая в общем то скромная девушка с некоторой диковатостью,  но и её привлекали вечерние песнопения и рассказы. Пламя костра оттеняло её лицо с ровным загаром придавая ей подчеркнутую нежность, а темным глазам мечтательность  и таинственность. 
       
И тут от вечера к вечеру Клим стал замечать, что Валера наш заметно сдал. Высокого роста он несколько возвышался над Фаей, стараясь незаметно подсесть ближе, а когда произносил её имя, его голос как то изменялся - в нем что-то замирало и пульсировало. И Климу даже казалось, что звучит как  музыкальный тон:

Имя твое - птица в руке;
Имя твое - льдинка на языке;
Камень, брошенный в тихий пруд
Всхлипнет, так как тебя зовут...

Клим прочитал эти строки у фантастов Стругацких, и слышал в них Николь, но теперь, когда Валера произносил Фая, он смотрел в его сияющие глаза и фигуру обозначившую смысл жизни, и ему казалось что он читает эти строки и упивается ими...Ночи были безлунные и нет нет, да накрапывал дождь. Валера таял, когда Фая приближалась к нему хрупким плечом, прося защиты от холодных капель. Ветерок свежел, принося запахи трав из ночи, а это, если кто помнит, чистое безумие - к полыни примешивался запах земной прели, густо сплетенных и уже полегших трав, ковыля и присохшего Иван-Чая, и конечно вьющихся от костра струек дыма. Ничего не оставалось, как прильнуть к тонкому стану и защитить ее от холода и всех бед, что несла чернота ночи и все человечество. 
         
     В их компании у костра был и химик:  парень лет 24 - 26, он то и рассказал им о характере гомика,кем и чем он живет, тем самым замнув дело.  Порассказать он умел, и роман Ильфа и Петрова знал чуть ли не наизусть, а в посиделках у костра мог увлечь. Как удивителен в его пересказе был нищенствующий, стареющий Паниковский, идущий на гуся, как  одинок и жалок,  в выдуманном умении купить продать, снова купить и снова продать... но подороже. Как трагичен Паниковский,   умирающий на пыльной дороге - человек без паспорта, с замызганными манжетами которого не любят женщины.  Он также мог рассказать и о том, как выглядят в электронном микроскопе атомы в молекуле, как необыкновенно превращаются вещества в химических реакциях.
        Как то надо было сходить в соседнее отделение Березняки прикупить в сельмаге товары. Это они делали довольно часто и обычно отправлялись в паре: нужны были товары и для мальчиков и для девочек.  Вот в такой паре с Фаей химик и отправился. К вечеру  он  уже вернулся, и они собрались к костру. Девушек на этот раз не было и они  молчали глядя на летящие в темное небо искры, которые то и дело с легким треском  вырывались из пламени и уносились вверх.  Он начал очередной рассказ и на этот раз о Фае: с которой как, оказалось, прогуливался не раз, пытая от нее то самое. Пересказ он вел умело, не добавляя  своих толкований о том, что говорила ему Фая.  А сегодня говорит он, возвращаясь, мы,  подошли к реке. 
       День был жаркий, и он предложил искупаться. Фигура у нее интересная, гибкая, а грудь и бедра пухлые, но для обладательницы этого она была слишком скромна и сдержанна. Он говорил ей о взаимоотношениях и о том какие удивительные встречи бывают, и  говорил слова которые могут показаться призывом (а Клим же подумал .. и обещанием долгого общения, когда их принимают за вечность) и в ней что то произошло и она поверила и рассказала о своем первом опыте, который был печальным,  прерванным и ошибочным.  А потом они шли полем, где ранее он заприметил шалаш. Они заползли в него и долго лежали, отходя от жары и солнца, где то звенела муха, пахло сеном и человеческой кожей, и её мокрый лифчик проступал через  тонкое ситцевое платье. А я лежу – говорил химик -и во мне просыпается сила. Она еще, что говорила про любовь и уверилась, что так и есть и  уже тогда сдалась.  Трудно описать мгновения после реки, сенного духа и жаркой тишины поля, когда каждый кусочек тела жив, нежен, силён, полон энергии и упруг, а кровь переполняет и пульсирует в клетках.
         
      Потом они возвращались  тропинкой. Она молчала, и  лицо её как будто покрывалось тенью. В мыслях уже поднималось раскаяние, она уже могла воспринимать слова такими, какими они были на самом деле и ореол вокруг них, созданный её воображением стремительно таял, и вспоминались прежние ошибки. И теперь помня его как умелого рассказчика, она была уверена, что эта история тоже станет подробным достоянием костра. Она все больше понимала, что опять свое воображение приняла за истину, и ей стыдно было за свои  слова о своей прежней ошибке, которую она допустила и о которой говорят тому, кому доверяют и на кого надеются и хотят объяснить.. и покаяться. Она не уже не могла смотреть в лица знакомых, и  решила уехать - тут же собрала   свою сумку и молча ушла к дороге: пусть на попутке, как угодно, но больше не быть здесь. А Валера ничего не знал об этом и потом спра-шивал Клима, где же Фая.

Имя твое - птица в руке;
Имя твое - льдинка на языке;
Камень, брошенный в тихий пруд
Всхлипнет, так как тебя зовут...

молчаливо звучало в нём. Клим не стал ему ничего говорить. Он знал, что это нелегко принять. Он знал, какую боль, и отчаяние это вызовет. Поскольку любовь возникла в нем, а он распространил её не только на неё, но и от неё на себя.  А поэтому то, что случилось с ней, стало бы для него  изменой.
И еще долго недоумение не покидало его ищущего взгляда: вернется, не вернется,  будет - ли весточка.
      
      Жизнь продолжалась, и беды, казавшиеся большими оказывались малыми. Бурные рассказы  о Паниковском ходившем на гуся повлияли и на их   командиров, и они не особенно возражали, когда кто-то из них решил тоже сходить на Гуся. Девочки с утра перешептывались об удачной охоте, готовили утварь к вечернему костру, который было решено провести на берегу Нуры в торжественной готовке.
     И в самом деле, гусь был великолепным, таких гусей Клим не видел. У мамы - они были помельче и подобрее, а это не гусь, а целый лебедь. Ночь по-прежнему была темной, река шумела еще приметней, а кусты у берега густы, темны и высоки.  И к тому же не смотря на ночь, морща воду и раскачивая вершины прибережной талы,  не унимался ветер. И иногда брызги мимолетного дождя  падали на лицо. Гусь был ощипан, распотрошен и вложен в большую кастрюлю, которую хорошо укрепили на камнях.  И это все в таинственном тихоголосии - говорили шепотом, и не потому, что боялись, а ради обряда. Конечно, каждому досталось от гуся не много, и суп отдавал потрохами, но что это по сравнению с добытой своими руками "дичью", и горячей едой с дымком в холодном сумраке ночи у багровых всполохов костра.

     Не исключено, что походы на гусей повторялись, и все это добавлялось к ситуации, которая требовала разрядки. Не исключено, что это касалось и субботне-воскресных походов в поселок на танцы, где не могло не происходить столкновений с местными из-за девушек. Но час расплаты настал.
     Уже вечерело и они играли в футбол, когда пронеслась весть, что со стороны поселка движется колона тракторов. Тут же прошла команда рассредоточиться по комнатам и закрыть двери и по возможности вооружиться, что они достаточно дружно и сделали. Поведение, в общем-то, было отработанным, поскольку слухи о предстоящем отмщении приходили - среди них были ребята, у которых с поселковыми были родственные связи. Трактора и машины рассредоточились у общежития уперев лучи фар в окна и двери. Появились и первые жертвы, кто то из отправившихся в сортир был "снят с горшка" и, получив пару пинков, отправлен восвояси.
 
      Но прибывшие  не были с ними особенно жестокими. Начались словесные разборки и претензии. И кажется студентам, через уже  упоминавшихся знакомых удалось найти правильный тон. Двери комнат никто срывать не стал - ограничились стуком и бранью.  Кажется, кто то сказал о  появлении машины с милицией из отделения совхоза, а это могло поставить и более серьезный вопрос к хозяевам тракторов об использовании государственного имущества. Так или иначе, конфликт стал стихать и рассредоточиваться, но на вечерний костер они конечно уже не пошли.

      Молодость лидеров, не смотря на присущую им осторожность их, подводила и через пару дней,  в вечер они отправились в поселок с обратным визитом.  По дороге шла настоящая колона - и не только с кулаками.  Было человек семьдесят студентов и девочки подзадоривали их. У кого-то были и палки, не исключаю, что и ножи, Клим шел в колоне, где то в арьергарде и чувство единения с толпой переполняло его. Конечно это не битва за родину, но что-то близкое к чувствам, которые охватили  Петю Ростова наступавшего на французов, испытал и он. На дороге у поселка они встретили мотоциклиста, который тут же был сброшен с седла.  А за руль (о безумие) уселся их сдержанный лидер Юра Пресс – уму непостижимо как на это он решился, но степная дорога с плавными изгибами, на котором мотоцикл покачивается как живое существо, слушая незаметные движения всадника, сделали свое дело. Ревя всеми газами, мотоцикл помчался по дороге, миновал берег Нуры и ворвался в поселок, оглашая пустеющие улицы. И уже вернувшись назад к основной колоне у околицы  они подняли мотоцикл  и грохнули его о землю.

    Поселок встретил их безмолвием, даже собаки не бросались на них. И так с шумом и криками пройдя по дорогам, они повернули восвояси. Клим же сжимая палку - искал столкновения и по-видимому от напряжения у него пошла кровь из носа. Девочки в поселке это заметили и конечно посчитали, что он бился до крови. Так Клим стал и героем.

     Следующий день выдался солнечным, укреплявшим в них чувство собственного достоинства, они ловко управлялись делами, а перед обедом пошли к арыку там, где ток воды управлялся выдвижным с помощью винта шибером - заслонкой, Прохладные струи, хлеща в грудь, хорошо освежали тело - усталость проходила, сменяясь бодростью. Но в столовой их ждал напряг: оказалось, что приехал уазик с милицией, и более того из Караганды прибывал первый секретарь карагандинского обкома партии тов. Банников Николай Васильевич и судя по поведению совхозного начальства визит был  для них шокирующим. Милиционеров  возглавлял офицер с типичной портупеей и кожаной четырехугольной сумкой, звание которого Клим не разглядел. Они деловито прошли  к коменданту общежития, и пробыли там не более 20 минут - судя по всему договариваться умели. Вызывали по одному, включая и Юру Пресса. Особого возбуждения Пресс при выходе не высказывал и, по-видимому, кардинальных мер принять не обещали, но в случае если не дай бог будет повторение то ждите беды...

     Они разошлись по комнатам, обед заканчивался, и пора было собираться в поле. Но тут кто - то из ребят говорит, что секретарь обкома в общежитии.  Клим не ощутил особого страха, тем более, что во вчерашнем вечернем походе, хотя он и вернулся с кровью, но обошлось  без рукоприкладства. И не будут же судить всех - почти 70 студентов. И вот в комнату к ним входят трое: Банников Н.В., директор совхоза и комендант общежития. Последовали обычные вопросы о житье - бытье - они не жаловались, все хорошо, про поход ни слова.  И вот тут комендант не знаю, по какой причине берет инициативу на себя и указывает на Клима и стену с росписью. Вот чем занимаются студенты - портят стены.  Так он напрямую не выразился, и  смысл слов был больше в том, что рисунок сделан без разрешения. Банников внимательно осмотрел пейзаж, промолчал и окинул Клима проникающим взглядом - и, клянусь, в нем было одобрение.  На этом все и закончилось. 
      И во всех последующих Клима встречах с  административным и партийным руководством он практически не чувствовал высокомерия, наоборот они представлялись  сдержанными,  интеллигентными людьми - но может  это ему так казалось, поскольку сам он изначально не видел в людях зла?
      
     Было ли совпадением  одновременный приезд милиции и 1 секретаря обкома  Банникова возглавлявшего область из почти полмиллиона человек. И приехали-ли они разбираться с происшедшим или это очередной визит по проверке  работ в уборочную компанию. И если верно первое то событие, которому Клим не придал никакого значения, было громким и значимым на всю область. Оно, тянувшееся в течении 2 дней, могло бы быть раздуто как крупные беспорядки студентов и работников совхоза в момент уборочной компании. Да еще с незаконным привлечением совхозных технических средств и грабежом. Это в недавние времена, если верить диссидентам, тянуло для организаторов на лагеря.  Однако не ясно было отсутствие ректора института - при разбирательстве его непременно привлекли бы  в комиссию. Поэтому, скорее всего опытный партийный работник, заслышав о происшествии,  решил перехватить инициативу, и предотвратить распространение слухов прямо на месте, не привлекая к событиям лишних людей.

     Во-первых, ничего принципиального не произошло и сломан единственный мотоцикл. Во вторых это можно было представить обыкновенной и традиционной потасовкой сельчан и студентов из–за девушек, как, в самом деле, и было. В-третьих, никто не отвлекся от уборочной компании. Но что бы все было по справедливости обстоятельства следовало выяснить в доверчивой обстановке и в кратчайшие сроки (2-3 дня). А для этого надо было переговорить и с непосредственными участниками. А вот если собирать комиссии и разбираться - ушли бы масса времени, энергии и вполне возможно истина была бы потеряна.  Опыт подсказал ему решение, которое оказалось самым эффективным. В этом  Банникову помог колоссальный опыт его работы в Куйбышеве  и министерствах начиная от должности  механика до заведующего отделом оборонной промышленности Куйбышевского обкома КПСС,  первого секретаря  Куйбышевского горкома. Причем в Караганде в условиях Каз. ССР он вновь повторил свой путь от второй секретаря, до секретаря Карагандинского промышленного обкома КП Казахстана, и только потом — первого секретаря Карагандинского обкома.

         Скорее всего, Банникову не доложили о вчерашнем событии. Но его срочный  визит в общежитие студентов показывал,  что он, решая не малые вопросы подъёма  казахстанской  Магнитки в Темиртау, помнил, что мелочей не бывает и, знал, что многие проступки гасятся простыми средствами и своевременным вниманием. Совхозное руководство рекламировать вчерашний поход студентов не стало бы - это им совершенно не выгодно, а инициатива коменданта по  настенной  "росписи" Клима была руководству совхоза ни к чему, так как одно разбирательство могло бы вытянуть и второе. Но инициатива коменданта, могла быть лишь попыткой угадать реакцию Первого, увидевшего "украшение" стены. И поэтому коменданта, как и автора "росписи" простили - так размышлял потом Клим о происшедшем.
        Никакого продолжения эта история в вузе не имела, но  вначале семестра  Юзек Король, а затем и Юра Пресс перевелись на Украину.