Нормандский кошмар

Продолжение рассказа Ги де Мопассана (1850-1893) «Рука трупа».

В Париже, однако, я пробыл недолго. Конечно же, мне хотелось забыть тот ужас, что приключился с моим несчастным другом Пьером, но я никак не мог этого сделать. Из головы не выходили мысли о той ужасной, черной, высохшей, скрюченной руке с содранной кожей, которая пыталась задушить моего друга. И эта рука как будто манила меня, как будто звала меня к себе. Я пытался выбросить эти мысли из своей головы, но у меня ничего не получилось. Меня снова охватил страх как в тот день, когда могильщики нашли гроб с телом хозяина той проклятой отрезанной руки. Я думал, что хозяин успокоился после того, как он вновь обрел свою руку, но я ошибся. Впустив в меня тот страх, когда я увидел в гробу его тело, хозяин руки как будто привязал меня этим страхом к себе. Привязал навсегда и больше уже ни за что не хотел меня отпускать. Своей рукой он будто бы продолжал звать меня к себе, в ту нормандскую деревушку, где он был похоронен.
Попытавшись пересилить свой страх и взяв с собой в дорогу для храбрости пунша, я отправился в Нормандию на свидание с хозяином руки. В деревушке же мне удалось найти того самого кюре, который был свидетелем находки трупа владельца руки. Я предложил священнику отправиться со мной на кладбище.
- Что ты задумал? – поинтересовался кюре.
- Надо выкопать труп, - предложил я. – Тот самый скелет огромного роста, который угрожающе смотрел на нас своими пустыми глазницами.
- Оставь мертвеца почивать с миром! – возмутился кюре.
- Вы не понимаете, - не согласился я. – Этот мертвец лишил меня сна и покоя! Мы должны выкопать его и сжечь труп! Сжечь его вместе с его проклятой отрезанной рукой! Сжечь его, чтобы он больше не смог проникнуть в мои мысли и управлять ими!
- Ты не в себе!
- Я в полном порядке! Вы просто не испытали того, что испытал я! Поэтому Вы меня не понимаете! Но прежде, чем сжечь труп, мы должны пришить ему обратно его руку! Пока рука его отделена от тела, я не могу чувствовать себя в безопасности! Пока рука его отделена, она не является частью своего хозяина в полной мере. Она, с одной стороны, и является его частью, но в то же время она является как бы и частью меня. Она манит меня, зовет меня к себе, и я ничего не могу с этим поделать!
- Ты спятил! Даже больше того: ты окончательно обезумел!
- Так Вы пойдете со мной?
- Я пойду с тобой, но не для того, чтобы участвовать в тех мерзостях, которые ты задумал. Я буду находиться рядом и молиться, дабы Господь наш вернул тебе твой утраченный разум!
И мы отправились вместе с кюре на кладбище. На то кладбище, где был захоронен владелец отрезанной руки.
На самом кладбище я хлебнул для храбрости пунша, закурил, чтобы успокоить свои нервы, а затем начал копать землю. Кюре же, находясь в сторонке, усиленно и усердно молился, вероятно, надеясь своей молитвой остановить мои действия. Но вышло как раз-таки наоборот: по мере приближения к гробу, я копал землю с все большими остервенением и возрастающим энтузиазмом. Я слышал зов проклятой руки! Я стремился во что бы то ни стало добраться до нее!
Заметив, что я уже достиг крышки гроба и пытался ее открыть, кюре бросился ко мне в попытке меня остановить, но я оттолкнул священника, и он упал на землю. А затем мне удалось-таки сорвать крышку гроба и я тут же достал из гроба высохшую руку с содранной кожей, крепко вцепившись в нее. А потом я снова услышал ее зов. Я как будто услышал голос внутри себя. И это был голос отрезанной руки! Я нисколько не сомневался в этом!
- Выброси эту мерзость! – вскрикнул кюре.
- Нет! – ответил я. – Я этого не сделаю! Теперь эта рука – моя!
- Возьми меня себе! Сделай меня частью себя! – снова услышал я голос внутри себя.
Дальнейший ход своих действий я и предположить не мог. Я совершенно не отдавал себе отчета в том, что я делаю. В моих глазах горели огонь и какое-то очень сильное непреодолимое желание. Я не могу точно сказать, чье это было желание: мое или отрезанной руки. А может, и наше общее. Да и по большому счету, в тот момент я об этом особо и не задумывался!
Я достал из кармана нож и начал медленно, но верно отрезать кисть своей собственной руки! При этом я не чувствовал боли. Как будто мою боль кто-то или что-то заглушало. Наверно, это делала рука. Рука трупа. Черная, высохшая, скрюченная рука с содранной кожей.
Когда же я отрезал собственную кисть, то я приложил руку трупа к тому месту, где ранее находилась моя кисть. И рука трупа стала прирастать к моей руке! Чужая рука, почуяв запах свежей крови, стала жадно пить мою кровь, которая сочилась из раны, тем самым все сильнее и сильнее прирастая к моей собственной руке! А через какой-то короткий промежуток времени я поднял вверх кисть. Новую кисть. И я присмотрелся к ней. Новая кисть двигалась как живая. Как будто она никогда и не была рукой трупа! Как будто это была моя собственная, родная рука! Но как такое может быть? Однозначно, я никак не мог этого понять! Но страха в тот момент у меня уже больше не было. Было нечто иное, что можно было бы назвать неким безумным восторгом. И я разразился каким-то диким безудержным хохотом. Хохотом радости. Хохотом счастья. Как будто внезапно и неожиданно сбылось мое самое заветное желание. Мои эмоции было просто не передать словами!
Увидев это, кюре вскрикнул от ужаса. А потом я снова услышал голос. Голос моей новой руки.
«Я повесила на колокольне священника, который обвенчал меня с моей женой, а потом пустила дым, который задушил в монастыре еще десятка два монахов. Но я вижу тут, у моего гроба, еще одного. Почему, черт побери, он до сих пор жив? Убей же его! Немедленно убей!»
И я повиновался. Как ведомый какой-то нечеловеческой, непреодолимой силой, я тут же бросился к священнику. Моя новая рука вцепилась ему в горло и начала душить. Кюре же продолжал усиленно молиться.
Я не знаю, что именно вскоре неожиданно ослабило хватку руки: сама ли молитва, которую шептал кюре, или его искренняя вера в Господа Бога, но хватка, тем не менее, ослабла. А потом я почувствовал, как скрюченные пальцы повернулись в противоположную сторону и вцепились уже в мое собственное горло!