Замок из марципана

Павел Алексеевич не мог отыскать конфеты с марципаном. Он, наверное, уже полчаса бродил вдоль полок супермаркета, заваленных какими-угодно конфетами. Но только не теми, какие он искал. Продавец-консультант тоже ничем не смогла помочь – девушка работала в магазине третий день и, такое ощущение, ориентировалась в ассортименте еще хуже Павла Алексеевича.
«Я в ее глазах выгляжу, наверное, занудным противным старикашкой, который не знает, чего хочет и просто над ней издевается. Да, да, так она и думает», — грустно подумал Павел Алексеевич, проходя мимо кассы с пустой корзинкой.
Павел Алексеевич вышел из магазина и поежился – на улице было дождливо и пасмурно, а зонт он не взял. Засуетился. Да и не помог бы зонт – ветер дул достаточно сильный, все равно бы пальто промокло. Павел Алексеевич поднял воротник и уныло побрел домой. «Как жаль, ах, как жаль, — думал Павел Алексеевич. – Так хотелось удивить и порадовать Верочку. Как жаль…».
Вот уже год, как Павел Алексеевич окончательно вышел на пенсию. То есть, на пенсию по возрасту его проводили два года назад, но он все равно остался на кафедре. Павел Алексеевич изучал и преподавал систематику насекомых в местном вузе. То есть специализировался он на одном, конкретном виде – почти полжизни изучал жука-полиграфа. Poligraphus poligraphus — полиграф пушистый – жук-короед, стал предметом научного интереса Павла Алексеевича вовсе не потому, что был чем-то особенно примечателен – так, обычный вредитель, опасный для елок, лиственниц и даже сосен, — просто этим жуком занимался научный руководитель Павла Алексеевича, и со временем , можно сказать – по наследству, жук достался ему.
Павел Алексеевич увидел трамвай и заспешил на остановку. Неподалеку от дома был еще один магазин, где мог быть тот сорт конфет, который так нужен был Павлу Алексеевичу сегодня.
Павел Алексеевич познакомился с Верочкой прошлой осенью в парке. После перенесенного инфаркта, который и поставил «крест» на его дальнейшей работе на кафедре, Павел Алексеевич взял в привычку ежедневно гулять по небольшому и не слишком ухоженному парку неподалеку от дома. Там было тихо, пусто, порой за все время прогулки можно было так никого и не встретить. Павел Алексеевич медленно бродил по тропинкам, и ловил себя на мысли – что не будь болезни, вряд ли он бы открыл для себя такое приятное занятие – бесцельное гуляние среди пожухлой листвы наедине со своими мыслями. Он отметил, что мысли здесь тоже особенные – медленно текущие, неторопливые, не такие – как в обычной жизни, когда приходится от одной мысли перескакивать к другой , так и не додумав первую до конца. Здесь мысли становились на удивление ясными, логические цепочки выстраивались стройно, и в итоге Павел Алексеевич часто приходил к умозаключениям, которые удивляли его своей честностью. Например, в тот день, когда он впервые встретил Верочку, Павел Алексеевич вдруг отчетливо осознал, что его инфаркт, в сущности, не так уж страшен и тихая работа на кафедре вовсе ему смертельно не угрожала, и что он просто молча согласился с мнением жены по этому поводу, которая, еще в больнице категорично заявила: «Все, Павлик, хватит, тебе пора отдохнуть – домом позаниматься, дачей, внуками – пусть молодежь твоих жуков препарирует».
От этих мыслей ему стало не столько неприятно, сколько грустно из-за того, что он так и не научился спорить с женой за все 40 лет совместной жизни, и от этого же стало смешно над самим собой. Погруженный в свои размышления, он заметил Верочку не сразу – а , судя по всему, когда она попалась ему на встречу во второй или третий раз. Тропинка шла по кругу и, если не уходить в дебри полузаросшего парка, то все гуляющие по парку обязательно на ней встречались. Просто, обычно здесь никто не гулял, кроме самого Павла Алексеевича. Поэтому в очередной раз поравнявшись с девушкой, Павел Алексеевич ей кивнул и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. В тот день , и на следующий, и еще с десяток раз они встретились на тропинке, прежде чем однажды Павел Алексеевич услышал за спиной шаги, обернулся – и увидел незнакомку, которая в этот раз не просто помахала ему рукой, но и направилась в его сторону.
— Здравствуйте! – девушка заговорила первой и протянула руку. – Я, видимо, нарушила ваше уединение?
— Нет, нет, что вы. – Павел Алексеевич пожал ей руку и представился. – Павел Алексеевич.
— Вера. Не против, если я составлю вам компанию – просто как-то глупо гулять тут вдвоем и при этом не быть знакомыми. Как вы считаете?
— Я не против, я, знаете ли, вообще редко кого тут встречал за то время, пока я хожу сюда на прогулки.
— Да уж. Место не слишком людное. Зато здесь красиво. А вы сюда ходите…?
— Мне доктор прописал ежедневный моцион – вот я и выполняю его указания.
— Понятно. А я работаю вон там, – Вера неопределенно махнула в сторону зданий около парка. – Стараюсь во время обеда немножко дышать свежим воздухом.
Через час Вера попрощалась и вернулась на работу, а Павел Алексеевич еще побродил по парку и отправился домой, когда начал моросить дождь.
С тех пор прошел год. Павел Алексеевич вел совершенно обычную и привычную для него самого и близких жизнь – кормил кота, сопровождал жену в магазин, протирал пыль на книгах, звонил детям, в выходные – водил внуков в парк или в кафе, иногда виделся с университетскими коллегами, иногда выпивал немного красного вина с приятелями. Но все это было оболочкой, декорациями, потому что настоящим было только то время, которое он проводил в парке, гуляя рядом с Верочкой и разговаривая с ней. Павел Алексеевич понял, что с ним происходит, когда, наверное, через месяц после их знакомства, Верочка не пришла на прогулку. Он тщетно прождал 3 часа и ушел уже в сумерках. «Что, если она больше не придет? А вдруг с ней что-то случилось… А я не спросил ни телефона, ни адреса… хотя, было бы странно спрашивать – к чему спрашивать, с какой стати?.. глупо, как все глупо и смешно, наверное. Влюбленный пенсионер…» — Павел Алексеевич промаялся этими мыслями до следующего дня и даже пришел в парк на час раньше обычного. Когда на тропинке появился знакомый силуэт, Павел Алексеевич почувствовал, как бывает, когда земля уходит из под ног, и присел на ствол повалившегося дерева.
— Здравствуйте! Потеряли меня? — Вера присела с ним рядом.
— Здравствуйте! Честно говоря, решил, что больше вас уж и не встречу…
— Уезжала к родителям – задержалась на пару дней. Побродим или здесь посидим?
Она обменялись телефонами, но, честно говоря, это пригодилось лишь однажды. В тот день, уже стояла зима – буквально за неделю до Нового года, Вера сама позвонила Павлу Алексеевичу и сказала, что простыла, что ей очень жаль, но видимо с неделю придется просидеть дома.
— Буду пить чай с малиной. Малины, правда, у меня не водится.
— Верочка, давайте я вас навещу и варенье привезу. Может, вам что-то еще нужно?
-Спасибо, мне неловко вас утруждать – да я собственно не так сильно больна – рядовая простуда.
Но Павел Алексеевич был удивительно настойчив – и Вера не стала спорить. Он отыскал в холодильнике баночку варенья, домашнего, малина в изобилии плодоносила у них на даче, и уже в прихожей с банкой варенья в руках столкнулся с вернувшейся из магазина женой.
Павел Алексеевич почувствовал себя неловко и как всегда от этого растерялся еще больше
— Варенье так понесешь, может, лучше в сумке? Ты куда?
— Хочу навестить приятельницу, одну девушку..
— А, ну хорошо, пусть выздоравливает, сам только не заразись – в выходные внуков надо забрать.
Павел Алексеевич всегда восхищался здравым смыслом жены и ее практичностью. А сегодня был особенно благодарен за ее нелюбопытность – потому что, несмотря на то, что он не делал чего-то предосудительного, он все равно ощущал себя «мелким воришкой» — потому что он нес это варенье не просто для знакомой, соседки или бывшей студентки, а для женщины, которую он полюбил так глубоко и нежно, как никогда не любил свою жену.
Павел Алексеевич познакомился с будущей женой на втором курсе, она училась на географа – он на биолога. Оба жили в общежитии. Как он понимал сейчас, тогда в юности, выбор сделали за него, а он просто его принял. Жену свою он искренне уважал и ценил, она была хорошей хозяйкой, ответственной матерью, даже как-то при всем этом умудрялась не только работать в школе, но и заниматься какими-то общественными делами – то ходила в женский клуб, то организовывала посадку клумб во дворе. Когда появились внуки — жена стала помогать всеми силами сыну и дочери в их воспитании – водила малышей в кружки, забирала на выходные, придумывала какие-то игры и развлечения, даже стала заниматься йогой, решив, что это будет полезно для физического и духовного развития подрастающих ребятишек.
Павел Алексеевич был верным мужем, иногда, в мужских компаниях ему было даже несколько неловко – что нечем похвалиться. Даже банального командировочного романа у него так и не случилось. Во-первых, потому что в командировки он ездил пару раз за всю жизнь, а во-вторых, после свадьбы, он ни разу ни в кого не влюблялся. И чувство, которое так внезапно и запоздало пришло и захватило его, было ему совершено незнакомым, но от этого еще более значимым.
По дороге к Верочке, он вспомнил, как на его вопрос о том, что она читает, дочь, тогда еще подросток, ответила: «Роман… про то, как пожилой писатель влюбился в молоденькую девушку… ну, в общем, папа, тебе не понравится…». Он тогда еще подумал, что да, такой сюжет не в его вкусе.
Павел Алексеевич позвонил и тут же подумал, что зря – вдруг Вера спит, и он звонком мог разбудить ее… но услышал за дверью голос: «Открыто, Павел Алексеевич, входите!».
Он зашел, и сразу предостерег хозяйку:
— Верочка, не надо меня встречать, я сейчас сам разберусь, что тут у вас…., — повесил пальто, разулся, пригладил седые пряди. – Давайте я сразу на кухню – варенье … чай поставлю…
— Хорошо, спасибо. Чувствуйте себя как дома…
Павел Алексеевич нашел розетку, перелил варенье, поставил чайник, огляделся – квартирка у Веры была маленькой, кухня крошечной, не слишком ухоженной – везде стояли какие-то баночки плошки, коробочки. Это было непривычно – на кухне жены всегда царил идеальный порядок, так что Павлу Алексеевичу был даже удивительно, как она умудряется готовить, сохраняя все на местах?
На холодильнике на магните висела одна единственная фотография – Вера и молодой человек в лыжных костюмах. Судя по всему, совеем недавняя, грустно подумал Павел Алексеевич. «Почему я вообще решил, что Верочка живет одна? Странно, право, странно, что эта мысль раньше вообще на приходила…» На самом деле, Павле Алексеевич как-то не задумывался о том, какую жизнь ведет Вера там, за пределами их тропинки в парке. Павел Алексеевич налил чаю, взял варенье и отправился к Вере.
Она сидела в кресле, закутанная то ли в шаль, то ли в какой-то плетеный плед и щелкала пультом от телевизора.
— Обидно, вот думала, пока болею, посмотрю что-нибудь интересное, а ничего и нет… Спасибо, — Вера взяла чай и положила в него пару ложек варенья. Павел Алексеевич присел на диван. Вера выключила телевизор, и потихоньку включила радио – из динамиков послышалось что-то на английском языке.
— У вас уютно…
— У меня по простому… но все равно – спасибо. – Вера отпила чай и улыбнулась. – Спасибо, что пришли. На самом деле я даже расстроилась – думала, пока болею не получится нам с вами гулять .
— Я рад, что могу чем-то вам помочь – хотя бы вареньем
— И участием, — это – знаете — поважнее всех лекарств.
— Отчего дверь была открыта у вас? Сквозняк…
Вера махнула рукой:
— А, не обращайте внимание. Это мы с Лешкой в очередной раз разругались.. Лешка – это, ну, можно сказать муж – мы, правда, не женаты, просто вместе живем. Уже года три…. Вам, наверное, кажется это не совсем правильным?
Павел Алексеевич пожал плечами:
— Знаете, Верочка, с тех пор как я был вашего возраста, очень многое изменилось. Я стараюсь не оценивать то, что принес с собой новый мир. Главное, это то, как вы чувствуете, кто вы друг другу – разве нет?
Вера задумалась:
— В этом то и беда, что я не знаю – кто мы. Знаете, я же была замужем. Давно – мы в школе учились, дружили. Сразу после школы поженились – свадьба, и все как положено. Жили с его родителями, потом комнату получили в общежитии, доучились, дипломы получили, стали работать – и как-то прошло, наверное, все. Разошлись. Потом через пару лет встретила Лешку. Влюбилась – по уши. Плакала ночами – он тогда с другой девушкой встречался. Потом, как-то пережила, с год не виделись – и снова – у друзей повстречались. Тут видимо – уже он по-другому на меня посмотрел и даже не знаю – сняли вот квартиру, живем тут три года..нет, уже почти четыре…только и это не то, наверное, может, поэтому вечно ругаемся… Хотя, наверное, так у всех… Вот, вы все еще любите свою жену, Павел Алексеевич? Бывает такое, что чувства не проходят?
— Знаете, Верочка, — осторожно ответил Павел Алексеевич. – Мы с ней так давно вместе, что трудно представить, что может быть по-другому.
Вера улыбнулась:
— Просто вы воспитаны не так, как мы. Поэтому у вас все надежней, а мы – мы со своей свободой не знаем, что делать… вот и маемся.
Павел Алексеевич просидел у Верочки до позднего вечера и только, распрощавшись, вспомнил, что не предупредил жену о том, что задерживается, а телефон, конечно, забыл дома. Он спешил и волновался, потому что понимал, что жена беспокоится и нервничает, и по дороге придумывал какие-то отговорки, которые, впрочем, так и не пригодились . Дома никого не было – лежала записка на столе: «Сережа захворал. Поехала к ним. Как придешь – набери. Да, твой телефон, у вазы на столе. Суп и котлеты в холодильнике. Целую!». Павел Алексеевич положил телефон в карман, потом набрал жене, справился о здоровье внука, еще раз послушал напоминание про суп и котлеты, пожелал всем на той стороне трубки «доброй ночи» и остался один.
Он сел в кресло, налил себе кофе (жена бы, естественно, не дала пить кофе на ночь – это же медленное самоубийство в твоем случае!), включил потихоньку радио, и под едва слышные джазовые мелодии, нет, не мечтал, думал о том, что не так далеко – всего в нескольких кварталах от него, в маленькой комнате закутанная в бесформенный плед слушает ту же самую песню Верочка, и ему казалось, что время движется вспять и вот-вот – стоит дослушать мелодию до конца – и может случиться чудо и тогда… Что будет тогда? Павел Алексеевич горько усмехнулся и сделал погромче очередной страдающий блюз…
А летом Верочка влюбилась… Павел Алексеевич почувствовал это тем чутьем, которое обостряется у всех влюбленных. Особенно, если чувства односторонние и их приходится прятать. Павел Алексеевич, понял, что в жизни Верочки случились перемены, по мелким, но очень важным приметам. Он замечал в ней резкие перепады настроения, обратил внимание и на то, что она поменяла прическу и стала чаще надевать платья. Верочка стала рассеянной — часто он ловил себя на мысли, что она не слышит его, умолкал и на самом деле – Верочка замечала, что беседа прервалась, не сразу. Извинялась, что задумалась, и дальше они гуляли молча. Павел Алексеевич опасался, что их прогулки и беседы скоро закончатся. Верочка ничего не рассказывала, а он не решался спросить. А еще он боялся, как бы его Верочке не пришлось страдать. А он никак не сможет ее защитить…
Однажды, было уже начало августа, Павел Алексеевич пришел в их парк, который летом был не таким пустым, хотя и немноголюдным, и увидел, что Верочка уже его ждет, сидя на стволе старого клена, неподалеку от тропинки. Павел Алексеевич присел рядом. Верочка улыбнулась ему, но улыбка вышла не слишком радостной. И Павел Алексеевич, наконец, решился спросить:
— Верочка, у вас что-то происходит? В душе? Что-то серьезное, так ведь?
Она кивнула и сказала, глядя куда-то в сторону:
— Знаете, есть сказка – пойди туда, не знаю, куда – найди то, не знаю, что… Вот у меня как-то так, сейчас… не знаю – что делать? Как мне дальше…. – она обернулась и вопросительно посмотрела на Павла Алексеевича, — Может быть и правда – может быть, вы мне сможете посоветовать?
Он кивнул, а в душе как-то все сжалось, в холодный и больной комок.
— Знаете, я люблю одного человека… Сама не думала, что так бывает… но правда – ничего не могу поделать. Думаю о нем…Просыпаюсь – думаю о нем, засыпаю — думаю… С Лешкой не знаю – что делать? Рассказать? Так кроме как о том, что я влюбилась по уши – и рассказывать то нечего… Мы с ним по работе один проект вместе делали… Сейчас уже нет – так, иногда вижу его в коридоре, в лифте – он работает в нашем же здании – на другом этаже… Правда, у нас есть общие приятели – и пару раз мы летом все вместе на озеро ездили, купались, пикник… Но ничего – ничего нет, нет ни романа, ни флирта, пожалуй, нет – так, разговаривали несколько раз, обратно ехали домой — он меня до дома довозил… и все равно – ничего поделать не могу… — она смолкла.
Павел Алексеевич взял руку Верочки в свою и осторожно погладил:
— Верочка, а он-то как к вам относится? Как вам кажется?
Она пожала плечами:
— Иногда мне кажется, что есть какая-то недосказанность между нами…Как будто – мы оба понимаем, что происходит, но не можем ничего сказать друг другу или сделать… то, что раз и навсегда все изменит… а иногда мне кажется, — она пристально посмотрела в глаза Павла Алексеевича, — что я все придумала… Что я сама наделяю каким-то особым смыслом его слова, взгляды, жесты.. Возможно, он просто вежливый и воспитанный человек, — поэтому и уделяет мне то внимание, которое и положено уделить знакомой девушке… как и вы, например…
Павел Алексеевич ничего не сказал, и Верочка продолжила:
— Наверно, надо поговорить с Лешкой. Так все равно будет честнее.
— Верочка, вы просто подождите. Возможно, ваши чувства пройдут сами собой… А вы разрушите отношения…
Она тряхнула головой:
— Нет, не могу молчать.. И делать вид, что все нормально, что все по старому… А с другой стороны, ведь, я все равно не решусь с ним, с тем человеком поговорить…Знаете, Павел Алексеевич, когда-то в моем детстве у бабушки была книжка – старенькая-престаренькая, а в ней – сказки Гофмана. «Щелкунчик». Помните, там у девочки Мари был крестный — волшебник Дроссельмайер. И однажды он подарил Мари и ее брату удивительный подарок – марципановый замок с фигурками людей. Мне тогда это слово «марципановый» казалось чем-то совершенно удивительным и сказочным, а марципановый замок – просто чудом, совершенно волшебным. Я так мечтала оказаться на месте этой девочки… Увидеть этот марципановый замок… Я так и не попробовала до сих пор марципан – наверное, чтобы не разочаровываться в детской мечте…
Павлу Алексеевичу захотелось обнять Верочку, как когда-то обнимал детей, когда у них случались детские горести, утереть слезы, пообещать какую-нибудь сладость или поход в кино. «Боже мой, какой она еще ребенок…», подумал Павел Алексеевич и неожиданно для себя произнес:
— Верочка, знаете, а давайте в воскресенье сходим в парк – погуляем, на катамаранах покатаемся, на каруселях. Устроим себе подарок из детства, что скажете?
Вера вытерла глаза – и кивнула:
— Но только если это вас не обременит – у вас же были планы на выходные, а тут я…Вовсе не стоит…
— Стоит, стоит. Да и планов никаких…
Насчет планов, он, конечно, слукавил. Отменилась его ежевоскресная поездка на дачу, что удивило жену, впрочем, она лишь пожала плечами, когда в субботу утром Павел Алексеевич, чувствуя себя совершенно неловко, сказал – что не поедет, завтра договорились с одноклассниками увидеться.
— Странная тяга к прошлому сорокалетней давности, — заметила жена уже в прихожей. – Никогда не понимала – о чем говорить с теми, кто раньше-то не был даже приятелем – а теперь и подавно.
В воскресенье ровно в полдень Павел Алексеевич встретил Верочку у ворот городского парка – самого старого, в который ходил ребенком с родителями, гулял со своими детьми, а теперь – посещал частенько с внуками.
Верочку он увидел издалека, а когда она подошла – вручил ей целый кулек конфет.
— Ого! И правда – как в детстве. Должно быть. У меня в поселке таких парков не было.
— Вот и наверстаем, – улыбнулся Павел Алексеевич.
День и правда удался – солнечный, но не слишком жаркий, это был один из последних летних дней, после которых последуют неизбежные заморозки, дожди, подует ветер, раз и навсегда унося с собой пожелтевшие листья. Но Павел Алексеевич ни о своей наступившей осени, ни о приближающейся не думал в тот день – он искренне радовался в ответ на радость Верочки. Они катались на каруселях, раза три прокатились на колесе обозрения, качались на качелях, по очереди крутили педали катамаранов, корчили рожи в комнате смеха, ели мороженое и сладкую вату, а под конец даже прокатились в повозке, которую возила по парку крепкая пегая лошадка.
Прощаясь на остановке, Павел Алексеевич взял Верочку за руку и сказал:
— Знаете, Верочка, я думал о том, чем вы со мной поделились. Послушайте меня, не бойтесь разочарования или ошибки — поговорите с ним. Поверьте, пройдет совсем немного времени, и вы поймете, что самый верный путь – не думать или мечтать о чем-то, чем-то прекрасном, далеком и недоступном, верный путь – делать шаги навстречу вашей мечте. Поговорите с ним…
Вера ласково улыбнулась, и уже стоя в трамвае, сказала на прощанье:
— Я подумаю. Обязательно подумаю над вашим советом. Спасибо, это был замечательный день – ничуть не хуже замка из марципана. – Она еще долго стояла в самом конце вагона у стекла и махала ему рукой, пока трамвай не скрылся за поворотом.
Но она так и не поговорила. А в начале сентября сказала Павлу Алексеевичу, что переезжает в Москву.
— В Москву??
— Подруга позвала, она давно звала – да я все как-то не решалась, а теперь… — Верочка поежилась, в парке было промозгло – сентябрь не радовал теплыми, ясными днями, каждый день шел дождь -вот и сейчас из за мелкой мороси Павел Алексеевич с Верочкой гуляли под его большим черным зонтом.
— Я же вчера с Алексеем поговорила. Сказала, что решила уехать. Одна.
— И как он – что сказал?
— Да по сути ничего – сказал, что понимал, что к этому все идет. Грустно. Разошлись по комнатам – больше пока не говорили. Да ничего – образуется. С ним-то точно будет все в порядке. У него чувство юмора хорошее.
— Уезжаете, значит… — Павел Алексеевич почувствовал, как заныло и сдавило сердце и глубоко вздохнул холодный осенний воздух, пропитанный влагой и запахом мокрой листвы…
— Убегаю – так честнее сказать, – Вера снова поежилась, — Я ведь так и не решилась с ним поговорить… Не знаю – тогда, помните, после парка, ехала домой и была уверена – завтра вот увижу и скажу обо всем, что чувствую – и не важно, что дальше… Пусть сам решает… а утром проснулась – пришла на работу, и поняла, что не верю.. в себя не верю, в то, что есть шанс на чудо, не верю… Стала его избегать, а потом поняла, что и это не поможет… лучше уехать…
Павел Алексеевич молчал – говорить было трудно.
— Знаете, я подумала – что это даже правильно. Что ничего не вышло. Не будет ни разочарований, ни расставаний. Я ведь на самом деле — его люблю. Просто хочу, чтобы был счастлив, чтобы он был… А знает он об этом или не знает – это не важно…Понимаете, понимаете меня, Павел Алексеевич?
Павел Алексеевич понимал.
— Когда едете?
— На следующей неделе. Улетаю.
— Так скоро.
Верочка кивнула. Павел Алексеевич набрался сил и улыбнулся ей. Остаток прогулки они промолчали.
***
Удача улыбнулась Павлу Алексеевичу – в том самом маленьком кондитерском магазине он и на самом деле обнаружил марципан – несколько сортов. Он покрутил конфеты в руках и попросил продавца свешать каждого сорта. Конфеты были куплены – марципан с цукатами, марципан с вишней и марципан в шоколаде в золотистых обертках лежал драгоценным грузом в жестяной коробке, которую Павел Алексеевич специально купил для этого случая. Он был готов- готов попрощаться с Верочкой – вчера поговорив с ней по телефону, он решил устроить ей маленький сюрприз. И взялся искать конфеты с марципаном по всему городу. Верочка улетала завтра утром – и Павел Алексеевич, понимал, что сегодня вечером им не удастся пообщаться долго – но хотя бы увидеться, уже это грело его болевшее весь этот месяц сердце.
Павел Алексеевич сел на такси – чтобы не терять времени и буквально за пятнадцать минут добрался до дома Верочки. Дождь пошел еще сильнее, и Павел Алексеевич успел промокнуть, пока шел от такси, остановившегося почему-то не у Верочкиного подъезда, а где-то в стороне. Пожилая женщина вышла из подъезда, как раз кода он собирался набрать домофон, Павел Алексеевич поблагодарил даму и почти бегом, как когда-то давно, взбежал на пятый Верочкин этаж. Он позвонил и только тогда увидел белую записку, засунутую под обшивку двери. Почему-то Павел Алексеевич сразу понял, что это для него. Он достал бумагу и развернул ее. В записке округлым, почти детским почерком Верочки, который он никогда раньше не видел, было написано, что родители, с которыми она уже попрощалась, вдруг сильно заскучали и попросили заехать к ним перед отлетом – все равно по дороге в аэропорт (Верочка улетала из соседнего города): «Я не смогла им отказать, правда, простите меня… Я знаю, вы придете – хотя мы специально не договаривались. Я даже попыталась вас предупредить и позвонила на сотовый, но вы, видимо, как обычно — его не взяли с собой. Дорогой Павел Алексеевич, берегите себя. Вы стали мне другом, какого у меня никогда не было. Да и не будет, наверное. И я, наверное, пойму – позже, когда-нибудь, что потеряла, расставшись с вами, но сейчас я все равно не могу по-другому. Простите меня…» и дальше уже почти на самом краю бумаги мелко и по-английски. Павел Алексеевич английского не знал, да и слезы мешали прочесть. Он постоял еще пару минут, сунул записку в карман, и спустился вниз. Он вышел из подъезда, и пошел куда-то, в сторону, под дождем, не замечая удивленных взглядов прохожих, которым попадался навстречу немолодой седой высокий мужчина без головного убора и зонта. Коробку с конфетами он так и нес в руках. Дождь закончился, Павел Алексеевич осмотрелся и обнаружил, что оказался неподалеку от дома дочери. Он зашел на удачу – дочь была дома, внучка гостила у другой бабушки.
Дочь усадила его пить чай, и даже если и была удивлена его видом и внезапным появлением без звонка – ничего не сказала. Поставила ему горячего чая, варенья и села рядом. Павел Алексеевич поставил коробку с конфетами на стол.
— Что это?
— Марципан. Конфеты. Ела когда-нибудь?
— Конечно.
— Ну вот и хорошо – значит чай попьете.
— Спасибо. – она раскрыла коробку и попробовала одну конфетку. – Вкусные. Спасибо, па. Приберегу для нового года.
— Будешь строить марципановый замок?
Дочь удивленно подняла брови
— Ты это о чем?
-Да так — не обращай внимания. – Он помолчал. – Помнишь – ты однажды читала роман, как он назывался? Про писателя, который влюбился в девчонку…
— «Черный принц». Хочешь взять почитать?
Павел Алексеевич кивнул. Дочка пожала плечами и ушла искать книгу. Пока ее не было, Павел Алексеевич достал записку и переписал на белый лист, где дочка делала хозяйственные записи английскую фразу.
— Вот книжка. Не уверена, что тебе будет интересно, но хочешь – почитай…
Павел Алексеевич взял в руки книгу и не решившись спросить то, что хотел, распрощался, поцеловал дочку и ушел, надев еще мокрое свое длинное черное пальто. Его дочь снова вернулась на кухню, посмотрела на россыпь дорогих конфет и попробовала еще одну. Разворачивая золотую обертку, она заметила каракули на английском языке среди пометок о распорядке дня и нужных покупках, которые делали они с мужем. Она подняла лист и, разглядев фразу, написанную с ошибками: «You are always in my heart», еще раз недоуменно пожала плечами.