Глава 30. Государственник и пройдоха

Павел Иванович, оказавшись дважды в опасности за короткий промежуток и видя такой неблагоприятный для себя поворот событий, окончательно решил больше не пытать судьбу.
Благо в других, более экономически благонадежных странах, где народ от сытости пребывает в полусонном спокойствии, его бизнес процветал за тот счет, что имел за границей вполне либеральный характер — люди без всякого понуждения присылали фотографии и добровольно сдавали деньги, точно пожертвования, особенно процветало снятие Родового стресса с домашних животных, преимущественно с кошек, собак и аквариумных рыбок. Причиной тому была излишняя европейская сентиментальность к братьям меньшим, причудливо сочетающаяся с невероятной жестокостью к себе подобным.
В России тем временем снятие Родового стресса, как известно, приобретало федеральный масштаб на уровне законодательной инициативы, превращаясь в госкорпорацию, а следовательно, приобрело принудительный характер, как налоги на содержание дорог, дураков или грабительский НДС, основанный исключительно на том, что бизнесу угораздило родиться и какое-то время существовать в одной, отдельно взятой жадной и ненасытной стране.
Чижиков сознавал, что аналогично дорогам, деньги будут у людей брать, а делать ничего не делать. Люди годами будут ждать снятия родового стресса, уходить из жизни, так от него, полученного при рождении, не избавившись, и уносить с собой в вечность, предположительно в район созвездия Альфа Центавра, или где она там вообще бытует. А посмертное снятие Родового стресса в течение 40 дней станет возможно, только дав чиновнику взятку.
Однако, государственная программа поддержки и финансирования снятия стресса так и осталась на бумаге — очередной финансовый кризис заставил правительство экономить на бюджете. Денег не хватало на уже принятые программы, включать новую статью расходов в бюджет не стали, а вместо обещанного послабления за счет бюджета, еще больше стали требовать с людей мзду, повысив цену до 50 у.е., и даже ввели грабительский акциз, как на алкоголь и табак.
Известно — от волшебного слова «бесплатно» хворые и увечные превратностью судьбы испытывали удовлетворение, отчего и был побочный медиумический эффект. Павел Иванович из этого еще тогда сделал вывод, что если человек чего добровольно хочет, оттого ему и хорошо, и что никого ни к чему принуждать не надо, иначе будет только хуже и во вред.
Одновременно с этим велась открытая борьба за то, чтобы Империю Чижикова свести на нет. И виной тому был, вероятно, куратор Хомячков, заподозривший Павла Ивановича после его доклада в клубе миллионщиков в попытке управлять всем миром через внедрение непредсказуемого последствиями Родового стресса, пресловутого неуправляемого хаоса. Это противоречило доктрине ручного божественного управления Россией, сниспущенной Всевышним, по собственному образу и подобию, и благословенной самой РПЦ в лице ее Патриархов.
Как это обычно бывает, среди ярых сторонников, кто раньше, пуская и разбрызгивая слюну в разные стороны, доказывал за деньги и на энтузиазме преимущество снятия Родового стресса, с таким же рвением стали критиковать и кричать, что это чистейшее шарлатанство, надувательство, и требовали представить прилюдно светил родового стресса для казни путем сожжения на костре, например, монгольского Ойгюн Байтыра. Которого, помнится, в природе и не было.
В итоге оказалось, что штурм Империи был осуществлен в результате борьбы двух высших кланов кураторов за спиной Павла Ивановича. Эта борьба была на самом высоком по крутизне уровне, где правая рука никогда не знает и, что любопытно, не желает знать, что делает левая, и одна закручивает то, что откручивает другая, потому что они живут автономно, сами по себе и друг другу вопреки. Одна велит поднять пенсии и зарплаты бюджетникам, другая не поднимает, левая велит построить торговые палатки и ряды, правая их сносит, одна велит помочь малой и средней коммерции, другая их чморит, одна рука милостиво позовет «иди сюда», а другая строго укажет, стой там. Ни Сергей Петрович, ни Александр Иванович, его непосредственные опекуны и кураторы, о высших помыслах и мотивах знать не могли, а цели и исход были не их ума дела, хотя они были за Империю и им было поручено руководить ее перестройкой.
- Похоже, там опять заигрались, - одновременно подумают в сердцах Сергей Петрович и Александр Иванович, не произнося вслух, и будут только отчасти правы, потому что им с их колокольни видно чуть более, чем таксистам и парикмахерам, лучше всех знающих о том, как правильно управлять государством. Однако и те, и другие насмерть обижаются, если клиент критикует их манеру вождения или просьбу, постричь получше, а не как в прошлый раз.
Видимо, каждый должен быть занят своим делом, причем исполнять его хорошо и умело. Эта мысль Чижикова была не нова, однако, по-прежнему актуальна на Руси, где патриотические настроенные чиновники как воровали, так и воруют, и чем патриотичнее становятся, тем несоразмерно больше их аппетиты, где нет ни одного коммерсанта из тех, кто не попал в санкционные, запретные списки, кто бы не стремился продать родину — вопрос только в цене, и нет со времен Сталина ни одной стратегической цели, которая была бы достигнута даже пускай любой ценой, начиная от победы в войне — избиение маленькой и горячо любимой Грузии за измену, больше похожую на семейную драму в быту, не в счет — или построения светлого завтра, солнце которого, между прочем, взошло еще в 1980 году.
Помнится, в результате одной похожей комбинации, когда в очередной раз сцепились кураторы от госбезопасности с кураторами из партаппарата с заделом на всестороннее благо родины и ради возвращения на стезю всеобщего счастья в конце тоннеля, было начато громкое Хлопковое дело. В результате этого и еще пары громких дел провели показательную порку коррупционеров, вплоть до несчастного цыгана, неосмотрительно погрязшего в амурной связи с дочерью тогдашнего Генсека, а под ее прикрытием активно спекулировал бриллиантами.
Воодушевленные очевидной победой над коррупцией, вырубили все виноградники, перейдя вплотную ко второму злу, к подавлению всенародного пьянства и алкоголизма, сильно ударив по бюджету страны, в чем, правда, обвинили падение цен на нефть и происки умного Бзежинского, пообещавшего похоронить СССР, не ударив при этом палец о палец, в надежде на тамошних партийных умников.
В результате всего назрела Перестройка с целью создания самой эффективной вместо самой плановой экономики, приятной всем и каждому во всех отношениях. Перемены воодушевили народ свободой слова и обещанием широкого выбора колбасы и штанов, место 200 грам докторской из бумаги в получку и одних штанов из чертовой кожи на всю жизнь, а в итоге свели к нулю государство СССР. Россию возглавил пьяница, страну растащили бывшие партийцы и чуть было не извели победивших их кураторов от спецслужб, доказав правоту американского поляка, свято верившего не в дорогостоящие козни США, а в дешевых российских дураков.
Однако силовики вовремя спохватились, после шока постепенно снова взяли верх, и возродили империю на старинный манер, известный еще со времен крепостного права: любезное и снисходительное отношение к верхушке, осыпая их льготами и выгодами, дабы у них не появилась идея дворцового переворота, и сверхтребовательное отношение к низам, свалив на них тяжести и лишения, доколи они будут это терпеть, пока не созреют к революции, что случается приблизительно раз в сто лет, и главное, этот поворот событий не проглядеть.
Тем временем неугомонный Зряченский, ранее науськанный кураторами из Би-Би-Си и возомнивший в собственном лице не много ни мало как 5-ю власть, написал еще одну статью, теперь с претензией на журналистское расследование, в которой изложил свою версию теории Родового стресса и того, почему первая статья и первое о нем упоминание в прессе появились именно в его газете «Деловая правда», а не в чижиковском «Деловике».
Версия Зряченского была похожа на раскаяние вроде того, что в те далекие девяностые годы, когда все быстро менялось и были затруднения с пропитанием, попутал черт в лице Павла Ивановича Чижикова, будь он наладен. Семен долго вынашивал в душе страдание, в итоге решил нравственно отмучаться, выйти на импровизированную площадь, во всем сознаться и раскаяться, так сказать, совершить покаяние и расслабиться наперед.
Так ему, видимо, подсказали его другие кураторы, а двойное кураторство вполне допускалось по новым временам, направляющие со своей стороны прессу в правильное, по их понятиям руслу, во главе с влиятельным и вечно угрюмым Хомячковым. Мол, скажи, что уже тогда раскусил этого Чижикова, жулика и прощелыгу, который готов делать деньги даже на недугах новорожденных. Ведь Родовой стресс — это страшный недуг, которым страдают младенцы в редчайших случаях и практически не выживают, а Чижиков воспользовался народным незнанием и доверчивостью, непросвещенностью масс, и распространил эту болезнь на всех людей без разбору, а потому, если судить по хорошему, Чижикова следует повесить, чтобы другим не повадно было такое вероломство.
Что удивительно, так это то, что он не спешил отрицать Родовой стресс, а только раскрыл стяжательскую суть Чижикова и его желание нажиться на чужом горе.
Зряченский изложил и свою версию того, где Павел Иванович хранит свои деньги. Ведь слух о полутора тоннах денег, а кое-где сумма речь шла уже до трех тоннах, упрямо ходил по стране, дразня в равной степени обывателей и бандитов. О деньгах хорошо помнили Леночка, вместе с ней главный бухгалтер и казначей Империи, о них свидетельствовала следователь Свистунова, между тем уже генерал и уважаемое лицо, получившая повышение за бдительность в пользу государства, изъявшая тогда всего-то полтора миллиона, о чем теперь сожалела из патриотических чувств, потому что остальные деньги, как выяснилось, исчезли.
Революционеры нашли в подвале одного повергнутого в уныние Крамского, так глупо упустившего Чижикова и богатство. Ни при нем, ни в комнате-сейфе никаких денег не оказалось. По свидетельству Крамского, он сам видел, как Чижиков сливал последние деньги на кредитку. По всему выходило, что деньги Чижикова, скорее всего, ушли в офшоры, и он скоро туда подастся следом за ними, а иначе все зря, что косвенно подтверждало мысль о том, как легко коммерсант продает родину, если ему не перекрыт выезд.
К счастью, статья Степана Зряченскиго вышла как раз в тот день, когда Павел Иванович уже сидел в самолете, пересек воздушную границу, покинул небесное пространство родины, был на пути к своим сокровищам. И вернуть его назад для публичной порки не было никакой возможности. Прочел он ее в «Деловой правде», щедро раздаваемой на зарубежных авиарейсах, будто коммерсантам вдогонку и назидание, что они на правильном пути, и констатировал тот очевидный факт, как трудно стало теперь отличать честного журналиста от подлеца.
Если бы Александр Иванович Герцен встретил ненароком Чижикова, то он, наверняка, бы порадовался, что на Руси появился такой тип прогрессивного буржуа, скорее западного, чем русского образца, то есть не стяжатель, заботливый хозяин, пекущийся о работниках, умеренный патриот, толерантный гражданин без фанатизма, однако, поддерживающий православие, народник, потому что предпочитает пельмени французскому фуагра и в рот не возьмет жареную лягушатину, всякий суп называет ухой на старинный манер, не признает протертые жидкости с мятным листом на плаву, потому что они похожи на жидкий стул младенца; а главное, делает свое дело, внаглую не ворует у государства, а если и подворовывает, точнее будет сказать — утаивает, то делает это скромно, как бы нехотя, скромно и даже застенчиво, потому что деньги в конверте — это безобидная серая схема, а со всего другого исправно платит налоги и не лезет с умным видом во власть. Именно о том мечтал Герцен, как о конечной цели эволюции двуногого и предприимчивого существа под названием буржуа.
Другое дело, он малокультурен и в некотором смысле деградант. Герцен не учел, что в неукоснительной погоне за наживой читать книги и тянуться к знаниям коммерсанту будет некогда, поэтому Чижиков путает Рената Ахметова с Рахметовом, Хафиза с Фирузом, теорию относительности называет теорией невероятности, уверен, что Юлий Цезарь был урожденный император и умер в двадцать четыре года, а Александра Македонского зарезал Марк Юний Брут как кабана, в отместку за надругательский над богами памятник коню, то есть формально за религиозное кощунство, за что и сейчас можно по неосторожности, хоть и не так круто, но пострадать, если, конечно, не вступить в конфликт с чеченцами.
Однако это нисколько не умаляет его достоинств по сравнению, например, с тем же Дренцаловым. Тот и зарплату работникам выдает скрепя сердце, с то не деньгами вовсе, а водкой или лекарствами, то есть тем, что производит, и они вынуждены менять их на что ни попадя, поэтому у них иной месяц переизбыток подшипников, гвоздей, завалы чеснока или по сотне уколов от столбняка взамен на дренцаловский аспирин или пирамидон.
Сам же он давно бытует больше не в Москве, а в лондонском трехэтажном особняке в престижном районе Мейфер. Дом уставлен дорогой мебелью с позолоченными львами. Стены сплошь украшены гобеленами из сюжетов жизнедеятельности европейских бездельников ХVIII века и поддельными картинами голландских мастеров, которые хозяин по неведению принимает за подлинники, и являет собой пример хрестоматийного, пошлого олигарха, гнусного дельца, сросшегося с державной властью, как сиамские близнецы, но обитающий при этом за рубежом. При этом он не меньший, если не больший балбес, чем Чижиков, а книгу ему написал литературный раб Семен Зряченский, взятый на аккордное содержание за умение складывать на бумаге буквы в слова, а те в более или менее внятный и доходчивый текст.
Должно быть, Чижиковым мог бы порадоваться и сам Николай Васильевич Гоголь. Его собственный герой Чичиков действовал исключительно ради себя, тряся по случаю казну, а наш новейший пройдоха хоть как-то попытался учесть интересы государства Российского, исправно вносил подать в злополучную мошну, хотя и обирал помаленьку граждан, но не назойливо и не сильно обременительно для кармана трудящегося класса и бедняка. Чего не скажешь о других, или как это практикует само государство, подавая всем дурной, скверный, но заразительный пример.
Конечно, ему еще далеко до пророческого идеала, но он и у Николая Васильевича во втором томе как-то не задался. Однако перспектива намечается верная.
Так что Чижиков — это как раз промежуточное звено эволюции от пройдохи обыкновенного, через пройдоху-государственника, к пройдохе-альтруисту, то есть к той самой мечте когорты большевиков всех мастей о том золотом времени, когда предприимчивые люди станут с упоением наживать деньги из любви к искусству и азарта ради, как игрок делает ставки в казино или выигрывает в штос, но потом раздаст прибыль нуждающимся окружающим, следуя заветам деятельного, активного христианства. Жить сам он будет в скромной квартире или пристанище, как Чижиков, иметь две рубашки на смену и единственные добротные штаны, которым нет сноса. Не о той ли нравственности мечтал Гоголь?
В общем и целом, наш Чижиков уже тем хорош, что он на пути от очаровательного жулика и мелкого негодяя развился до прохиндея европейского образца, давно укоренившегося в обществе рыночной солидарности, понимающего, что надо понемногу делиться с теми, кого потихонечку обобрал. На том будет стоять капиталистический мир текущего разлива, если сможет держать в узде свой аппетит. А иначе — катаклизм.
Но видно, наш Павел Иванович такой же предтеча, как и его тезка, оглушивший умы старосветских помещиков новым способом сотворения капитала на умерших крестьянах, не попавших в ревизскую сказку. Только наш герой будет с жизнеутверждающим, позитивным уклоном в рождаемость, а потому жаль, что приходится ему спешно и безвозвратно покидать Русь.
Но не надо отчаиваться, ведь Чичиковы тоже не сразу утвердились и размножились с продуктивностью кроликов в Австралии, так и Чижиковы когда-нибудь распространятся по городам и весям, в столице и на местах. И тогда в стране настанет время благоденствия, всеобщего процветания всех, а не избранных, вплоть до последней жалкой старушки в застиранном пиджаке малиновой расцветки.
И тем обиднее, что Чижиков вынужден покинуть страну и лететь за границу, за тридевять земель, где таких как он полные заводи, и где у него нет ни дома, ни яхты, тем более гаража с дорогими иномарками, любимого французского ресторана «У курящей собаки» и тяги к устрицам под лимонным соком. Где надо вновь начинать развивать и разворачивать бурную деятельность, потому что по-другому Павел Иванович жить не мастак.
Но это уже будет не на благо Российского, а другого государства, где и без того все хорошо, композиционно слажено, благоустроено в быту, сыто и вообще всего полно, как в раю.
Случилось так, что один из немногих доброжелателей из тех, кому Чижиков щедро платил за инсайд и поддержку коммерции, и у которого после снятия ему и жене Родового стресса родились на свет долгожданные в течение бесплодных 15-ти лет щекастые двойняшки, из благодарности сообщил, что законодательный процесс начал раскручиваться в обратную сторону, и уже в Думу был внесен закон, запрещающий снятие Родового стресса как не существующего в природе. И за этим, как оказалось, стоят очень серьезные люди наверху, чуть ли не сам очень влиятельный куратор Хомячков и депутат Подгузко, заподозрившие что-то совсем неладное, опасный заговор и чуть ли не желание захватить власть в стране и во всем мире. Будто бы Хомячков хотел ознакомиться с чем-то тайным, какими-то опытами, но Чижиков в резкой форме ему отказал.
Поэтому выходило, что ничего поделать уже нельзя, чему олигарх Прохор Дренцалов был несказанно рад и доволен собой, хотя в опале Павла Ивановича была вовсе не его заслуга. А его таблетки от стресса не продавались и приносили исключительно убытки по его собственной глупости. После нападок на Родовой стресс потребление обыкновенных лекарств пошло в гору — людям от болезней надо что-то активно употреблять в качестве ритуала, потому что такова их поучительная природа. Согласно закону всеобщего взаимозамещения, подмечено, что особенно увеличивается потребление порошков, микстур, таблеток и прочей химии в тот номент, когда перестают верить в разные экстравагантные методы врачевания, как гипноз, заряженная вода, гомеопатия, колдовство, рукоблудство или снятие Родового стресса, вследствие мощной антирекламы по всем средствам массовой информации, впрочем, как и наоборот.
Дренцалов так и не смог понять, что неудача с таблетками постигла его всего лишь потому, что ему никак не получилось использовать ловким образом слово бесплатно, и действовал он топорно, без изобретательности, выдумки, а только на кураже.
Сам же Зряченский теперь участвует во всех ток-шоу в качестве эксперта по любым острым социальным и политическим вопросам.
Он из редактора полупровинциальной газеты «Деловая правда», выпуск которой забросил и передал заму, как и идею покупки «Гардиан», стал Президентом института стратегического и глобального прогнозирования. Заведение его состоит из него самого и цыганки Ляли Прискорбной по мужу, доставшейся Семену от Чижикова, кстати, внучки известной предсказательницы Надежды Будущевой и кремлевского поэта Феофана Небогатого.
С Лялей Зряченский ведет беседы за чашкой кофе перед каждым появлением в студии — это у них называется подготовкой к эфиру. У них очень высокий показатель точности прогнозирования, и это при непредсказуемости поведения правительства и реакции нашего ближайшего и отдаленного зарубежья, как, впрочем, всего нашего будущего начиная еще с февраля 1917 года и по сей день. У них индекс предугадания 50 на 50, в то время как средний уровень у прочих доморощенных предсказателей, прорицателей, хиромантов и звездочетов не выше 40 на 60, а у Петра Глобуса вообще 30 на 70, что не помешало ему стать ведущим астрологом по стране.
Именно Зряченский предсказал в последствии появление Терентия Терентьевича Медякина и депортацию русского писателя Саши Самарского из Украины в Россию за шельмование плутократии и оголтелый, квасной, или как говорят у них, ватный сепаратизм.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/08/01/597