Момент истины

     В раннем детстве, когда родители брали меня с собой в кинотеатр, если шла  комедия,  то  я начинал плакать. Весь  зал  хохочет, а я реву в голос.
     Мне не нравилось, когда смеялись над человеком, попавшим  в  неловкое  положение, в глупую ситуацию. Я  сочувствовал ему всеми фибрами своей детской души. Чего ж смеяться, когда другому плохо!

     С   тех пор, конечно, я изменился,  но  многое   от  того  наивного  понимания  «что такое хорошо и что такое плохо» у меня  все же осталось.
     Ну, к примеру, не   выношу   твердолобых  типов, которые  убеждены  в собственной непогрешимости,  самоутверждаются,  унижая  других,  или  радуются   чьей-то  неудаче.
     Наверное, это  все  остатки моего  детского максимализма.
     Чуть   «поумнел», то есть научился  подстраиваться и приспосабливаться, я  лишь разменяв пятый  десяток. А  до того долгие  годы  во   мне    «играла пионерская зорька».

 
     В те самые времена, когда я, по выражению моей мамы, был  бородатым  ребенком, меня неожиданно откомандировали в распоряжении обкома партии. Тамошнему  заведующему отделом экономики  вдруг  понадобился  «парень с бойким пером» и  директор нашего завода  ему «удружил».
     Являюсь я  в  назначенное  время  пред  светлые очи партийного функционера, а он мне  нелюбезно так:  «Подождите, Вас пригласят!»

     Жду. Час жду, второй пошел, никто не приглашает.
     Напрашиваться не стал, не  привык, поехал   опять к себе на завод.
     Только приехал туда, как сразу же вызвали к директору.
     Мужик он был умный, обошелся без упреков. Дал свою машину, чтобы  быстрее доехать до обкома. А на прощание попросил набраться терпения и больше не подводить его.


     На этот раз партайгеноссе  принял  без задержки.
     Объяснив,   что   я  должен   делать,  он  отвел меня в  свободный   кабинет,  дал в помощники   симпатичного парня, тоже, как оказалось,  привлеченного,  и, со  словами: « Я – в область, к моему приезду  чтоб все  было готово!», закрыл дверь…  на ключ.
     Нас элементарно заперли, как заключенных, чтобы  не сбежали.


      Возмущению моему не было предела.  Однако, вспомнив просьбу директора завода не подводить его, я,  в  конце - концов,  принялся за работу.
      Мы  проработали  часов пять, не меньше, как  вдруг мой партнер вскочил с места и заметался по кабинету, как ужаленный.
      Судя по тому, где он держал свои руки,  ему  явно  приспичило   в  туалет.
      Как быть, выйти  же не можем, нас заперли?
      Я стал барабанить в дверь – безрезультатно. По-видимому,  в тот момент все сотрудники, чьи кабинеты  находились  на   этом   же   этаже,  выехали в область.
      Телефонный аппарат  в комнате  почему-то был без диска и на  другом конце трубку никто не брал, а  сотовых  тогда еще не было и в помине.
      Парень  тем временем  уже лез на стену.


      И тут нам крупно повезло. Бывает так, когда уже отчаешься, но нежданно приходит  спасение.
      На  подоконнике я  вдруг увидел шикарную  китайскую подарочную  вазу, вполовину  человеческого роста. Тогда такие  у нас только-только входили в моду,  их  дарили, как правило, на юбилеи "ответственным работникам". Стоило это произведение искусства бешеных денег.
      Рядом с вазой лежала  алая   папка в  кожаном переплете -  явно поздравительный адрес.
      Не долго думая,  я хватаю  посудину и со словами : «Давай, сюда!» ставлю ее перед великомучеником.
      Но вместо благодарности слышу от него: «Ни за что!»
      По-видимому,  напарник расценил мое действие как святотатство: как же, в партийном  храме допустить такое!
      Тогда  я  решил   личным примером  сподвигнуть  его  на  поступок. Это и был, по-моему, момент истины!


       И  когда  я уже  изготовился  заполнять  гигантскую перламутровую  емкость, вдруг  слышу,  как проворачивается ключ, открывается дверь и  перед нами предстает во всей красе  наш мучитель , тот самый партайгеноссе, по вине которого мы оба чуть не лишились мочевого пузыря.
       Еще мгновение и в истории КПСС  был бы  зафиксирован факт  коллективного мочеиспускания  в кабинете  партийного функционера.


       Мы с подельником  моментально  улетучились, не сочтя нужным  хоть  как-то  объясниться  с  ответственным товарищем.
       Я  при этом  ничуть  не  испытывал угрызения совести за свои намерения, ну ни капельки! Более того,  почему-то был   абсолютно уверен, что  мне   это  сойдет с рук.


       И ведь, действительно, сошло!
       Я еще  три   года  благополучно  трудился  на заводе, а потом перешел  на работу  в  редакцию областной  газеты.
       В обком партии  стал   ходить  как  в дом родной. И когда встречал  там своего  старого знакомого, того, чье  китайское фарфоровое чудо чуть было  не  использовал  как  обычную  ночную вазу из фаянса, то  он почему-то  всегда здоровался первым.
       Я, как воспитанный человек,  раскланивался в ответ. Ведь не в моих правилах смеяться над теми, кто попал  в неловкое положение, в глупую ситуацию. Я этого с детства терпеть не могу!