Отрекшаяся

— Дэв, дай мне руку, я вытащу тебя! – крик девушки сорвался на хриплый ор, орчиха глядела на погибающего мужа.. – Дев… Милый!..
Ноги орка исчезли в зеленом водовороте скверны. Из последних сил он пытался рубить зеленые щупальца топором.
— Сейчас, любимый, потерпи, я вытащу тебя… — Джайнси взревела, раззявив пасть и, капая слюной с клыков, выстрелила «Связующим», последним в ее арсенале выстрелом , чтобы хоть как-то задержать демонов. Она сама истекала кровью, бьющей пульсирующей струёй из разорванной скверной груди. – Дээээв….

…потом она вскакивала на ложе, судорожно, скрюченными пальцами, искала свой лук «Тас’Дору», не находила, бормотала в забытьи заклинания усиления, ее неудержимо рвало зеленым, она между приступами тошноты звала Девзегара, а он не отвечал… Её муж погиб…
… холодные, мертвые ласковые руки, руки ее матери, которую она никогда не знала и которая давно умерла, руки ее не рожденных дочерей, пылающие алым глаза, глаза, такие нежные, манящие, как сама Мать Смерть и такие страшные, острые эльфийские ушки из-под темного капюшона… бешено проносящиеся тени под веками, тени утекающей жизни… Кто ты?…
— Кто ты?.. Ты моя мама? – Джайнси с трудом разлепила пересохшие растресканные губы, застонала. – Мама, где мой муж?.. – и снова погрузилась в тяжелое, липкое забытьё.
— Спи, девочка, отдыхай, — сладкая как мед речь лилась из уст склонившегося над ней Существа в темных доспехах. Существа, потерявшего все, утратившего свою сущность, безжалостно вырванную чужой рукой, но нашедшего в себе силы бороться. По щеке Существа скатилась ледяная слеза. Существо машинально, привычным жестом, смахнуло влагу. Очень, очень много раз она делала это, пока не привыкла.
Немертвая вздохнула:
– Ты хорошо воюешь, а то, что ты умерла… Ничего страшного. Это поправимо, поверь мне. Мы похожи — мы потеряли все, что любим… Остался лишь Долг! И этот Долг будет оплачен.
Джайнси, на бледную щеку которой упала слеза сидящей перед ней девушки в темных одеждах, встрепенулась. Сквозь кровавую пелену увидела… Увидела красавицу, не страшную, не зловещую… Манящую, красивую и сильную. Свою маму…
— Мама, но я не хотела умирать, почему здесь так тихо…
— Мои Валькиры принесли тебя сюда, теперь ты – Отрекшаяся! Ты умерла и родилась вновь.
— Кто ты? Я смутно помню, но мысли путаются…
— Мое имя — Сильвана.
Джайнси откинулась на соломенный тюфяк. Покосилась на правую руку, некогда оливково-зеленую, мозолистую, привыкшую к лукам. А теперь мертвенно-бледную. Затем, перевела взгляд на Сильвану и улыбнулась:
— Значит…
— Да, дочь моя!
Прошло два дня.
— Вождь, Леди Сильвана… Мама, что мне нужно делать?
— Делай то, что считаешь нужным, дочь моя, теперь у тебя нет обязательств, перед живыми, — Сильвана наклонилась и коснулась губами краешка рта новой Отрекшийся. – только помни, что делаешь это во имя Орды.
Тяжело, неуклюже, ощущая немертвое, данное в займы тело, тело, к которому предстояло привыкать, Джайнси вышла из шатра Штормхейма.
Некогда пухлые, а теперь тонкие мертвенно-бледные ее губы тронула гадкая ухмылка. Когда-то лазурные, а теперь горящие неземной злобой глаза уставились в зимнее небо. Мертвые ноздри вдохнули аромат пролитой здесь крови. Джайнси высунула тонкий бледно-синий язык, улавливая направление ветра. А затем пошла. Пошла убивать…

Я умерла… как странно. Вот ведь)))

По коридору черному,
Скользя бесшумной поступью,
С косой в одной руке,
Шла Смерть дорогой вечною
И горстку детских пальчиков
С необъяснимой нежностью
Сжимала в кулаке.
Ведя с собою Девочку,
Еще такую юную,
Быть может ей лет шесть,
Смерть незаметно плакала,
За капюшоном спрятавшись,
Склонив седую голову
По-старчески висеть.
Прижав игрушку мягкую
К груди, где сердце детское
Остановило бег,
Шла Девочка
А Смерть ее держала за руку
С любовью, даже с радостью,
Старалась что-то петь.
Петь про дорогу раннюю,
Про встречу твою с Господом,
Про то, что смерти нет…
И лишь зловещей памятью
Чудовищной реальностью,
Алел дорожкой траурной
За ней кровавый след…

По щеке Джайнси скатилась одинокая слеза, скатилась и высохла… Мертвое сердце забилось очень ровно.

ПРОЛОГ

Тяжелое декабрьское небо нависало над свинцовыми водами Великого моря, готовясь, вот-вот брызнуть снежным зарядом. Пронзительно кричали чайки, высматривая в воде мелкую рыбешку, в прибрежных кустах, шелестели чешуей охотящиеся наги.
«Все это уже было, давно, в прошлой жизни… Жизни? Наверное, хотя я не уверена. И он был… А где он сейчас? Не помню… Не чувствую…»
По линии прибоя медленно брела сгорбленная худенькая фигурка… «Кто это? Человек, добыча? Вроде нет…». Некое существо, шаркающее и загребающее влажный холодный песок ногами, остановилось и повернуло голову.
Юная нага, наблюдавшая за существом, зашипела и угрожающе распустила костяной воротник. А затем резко развернулась и метнулась в расселину между камней. Ибо то, что она увидела, напомнило ей, выродку древнейшей расы Азерота, кошмары ее снов, полчища марширующих мертвецов…
А существо стояло, чуть покачиваясь, нервно сжимая и разжимая тонкие пальцы, судорожно втягивая мертвыми губами морской воздух, и глядело на большой валун. Ничем не примечательный кусок гранита, обточенный вечными солеными ветрами, просто камень…
«Здесь он сделал мне предложение, и мы обручились» — монотонно, буднично, без эмоций, пронеслась мысль. Сейчас, больше всего на свете, существо хотело заплакать, рухнуть на колени и, по-звериному воя, излить свою тоску по утерянной прежней жизни, по жизни вообще, по Девзегару…
Но, робко наблюдавшая из своего укрытия нага, не заметила слез. Существо резко отвернулось и зашаркало прочь…

ГЛАВА 1. В КОТОРОЙ ДЖАЙНСИ ПУГАЕТ МОРЖЕЙ

— Шаркала Смерть-Из-Моря, шаркала и пришаркала к маленьким деткам, которые не хотели спать и шалили, — молоденькая, лет восемнадцати, моржишка, состроила страшные глаза на своих братьев и сестер, но ее губы невольно тронула улыбка. Уж больно потешно топорщились усики и таращились чудные глазенки испуганной малышни. – А ну, сопливыши, спать! Смерть не приходит к послушным моржам.
На улице, далеко от уютного терпкого тепла чума клыккаров, бушевало Великое море. Оно бесновалось, кусало вновь и вновь несчастный берег Нордскола, но, в бессилии откатывалось, чтобы через мгновенье вновь обрушить ярящуюся многопудовую мощь своих вод. Но выделанные особым образом шкуры чума не пропускали ни холодных морских брызг, ни порывов ледяного декабрьского ветра вперемежку со снежными зарядами. Лишь звук тяжелого, астматичного дыхания океана проникало внутрь.
Малышня худо-бедно засыпала, а девушка-морж по имени Кон’А’Наа, которую старейшины оставили приглядеть за детьми, загадочно улыбнулась. Она предвкушала встречу, только немного волновалась из-за непогоды. Дело в том, что третьего дня, морж Кон’Иак’Ко, первый в деревне Калу’Ак китобой, попросил ее девичий гребень. Дело шло к свадьбе, да и старейшина Ко’Нани был не против. Старый, добрый Ко’Нани…
Витающая в сладких мечтах девушка не сразу обратила внимание на внезапный лай. Забрехала собака, нордскольская лайка, которой была не страшна непогода, потом еще одна и еще.. А затем собаки завыли, все сразу, завыли тоскливым воем, вынимающим и переворачивающим душу… А потом заплакали малышки-моржи…
Кон’А’Наа, растерявшись, кинулась было к кроваткам, но, обернувшись на откинутый полог чума, который впустил вихрь снежинок, застыла. Рука начала нашаривать гарпун…
— Мне надо к Ко’Нани. Где его найти? А оружие положи, я не причиню тебе зла, – на пороге чума стояла, как с перепугу тогда показалось моржишке, молодая женщина. Только таких женщин Кон’А’Наа еще не видела. Очень бледная, покачивающаяся, нервно сжимающая пальцы. И абсолютно мокрая, хоть выжимай! «Смерть-из-моря», — мелькнула мысль.
— Нет, я не смерть… хотя, — голос женщины был глух и лишен эмоций. – Ты Кон’А’Наа? Помню… Или не помню? Не важно.
— Матушка Смерть, выпей отвара горячего, — моржиха трясущимися руками протянула гостье чашку, вспоминая слова древнего заговора против нежити. – Согрейся…
— Мне не холодно, и я – не смерть — Кон’А’Наа заметила иней и сосульки, свисающие с плаща женщины. – А это твои?
Всем телом, движимая каким-то проснувшимся материнским, вечным, как сама жизнь инстинктом, моржиха заслонила собой притихшую малышню.
— Меня забери, матушка-Смерть, а детишек пощади… Не тронь!!! – крикнула та.
— Славные моржи, — не обращая на нее внимания, ночная гостья протянула тонкую, холодную руку и погладила черные волосики девочки.
А затем взглянула в глаза, застывшей с чашкой в руке, Кон’А’Наа. То, что увидела тогда в этих глазах моржиха, вечной памятью, кровавым следом, траурной лентой, осталось с ней навек… Это были глаза, горящие безумием и вечной мудростью, глаза существа, потерявшего все и обредшего большее, глаза вечной Блудницы и покорнейшей Смиренницы, лишенные радужки, горящие глаза Отрекшейся… Без чувств Кон’А’Наа мягко опустилась на пол.
— Мне нужно говорить с Ко’Нани, — произнесло существо.

ГЛАВА 2. ВСТРЕЧА

Великое море терзало Калу’Ак с новой силой. Шторм и не думал прекращаться, напротив, набирал могучую, пугающую силу. В большом чуме Старейшин моржи переглядывались и мотали круглыми лысыми головами, топорщили жесткие усы. Да, такой ураган был на памяти лишь Ко’Нани – самого старого и мудрого. Вождя племени, клыки которого покрывала полустершаяся вязь рун.
Но на его сердце было тяжело. Не из-за шторма, нет. Деревня выстоит, а моржи починят, то, что сломало море. Дело в том, что накануне, призвав своего шамана, он, в трансе, увидел ее, свою любимицу, свою названную дочь – орчиху Джайнси. И то, что он увидел… Вам лучше не знать.
Тут нужно сделать маленькое отступление. Дело в том, что девять лет назад, морж выловил из Моря неведомую зверушку. Вся деревня тогда пришла на берег смотреть на светло-зеленый комочек ненависти, который кусался, шипел, плевался и исторгал проклятия. Как потом выяснилось, комочком ненависти была орчиха Джайнси из Клана Мертвой Глазницы, одиннадцати лет отроду, охотница, сбежавшая на войну, но утопившая свой лук. Собравшаяся штурмовать Новый Дольный Очаг, вот глупышка. Мать-отца она не знала, а ее дед, Вармош, был, оказывается, добрым их соседом. Да так и прижилась девочка-сирота в деревне, а старого Ко’Нани она стала называть Отцом. Потом много еще чего было… Было, да не было, быльем поросло. Нужно ли ворошить прошлое?..
Старый морж принял решение, над которым бились поселенцы:
— Моя так решай, акулий жир поровну делим, однако, — присутствующие моржи уважительно замолчали. – Рыба ловим, сдаем моей. Бить птиц без ограничений! А перья, однако…
Шкура, прикрывающая вход в чум, откинулась и в проеме, в ореоле пляшущих на ветру снежинок, появились две фигуры.
— Старейшина, она хотела видеть тебя…
— Здравствуй, Отец…

ГЛАВА 3. В КОТОРОЙ БУДЕТ МНОГО РАЗГОВОРОВ

— Здравствуй, Отец…
Сразу сделалось шумно. Моржи повскакивали с мест, заголосили, принялись хватать боевые гарпуны, кто-то опрокинул светильник, и чум наполнил смрадный чад. Лишь старый и мудрый Ко’Нани остался сидеть, как сидел. Только очень низко склонил голову и протяжно вздохнул. Он один понял, кто нарушил совет и вторгся в ночи. Это было именно то, чего он боялся больше всего на свете, мысли о чем он гнал прочь, опасаясь даже допустить их. Это было видение из его транса. Это была его дочка… Его Джая…
Морж поднял полные боли глаза и взглянул в лицо вошедшей моржихе:
— Ступай, Кон’А’Наа. Спасибо тебе, пойди, успокой малышей. И вы ступайте, однако. Слышите? Оставьте нас… Моя велеть! — Старейшина взглянул на покачивающуюся в дверях бледную женщину. – Моя девочка вернулась…Что они сделали с тобой?…
— Они? Кто они? Можно я присяду? – голос отрекшейся был очень спокоен и лишен интонаций. Она была мокрой насквозь, но, казалось, не замечала этого. – Да, я умерла, но видишь – я перед тобой.
— Я думал, однако… Черный Орден… Твое служение… Не они? Мне было видение…
— Видение было послано тебе Госпожой по моей просьбе, — мертвые губы Джайнси тронула чуть заметная улыбка. – А Черный Орден не причем, хотя, — она осмотрела свою мертвую руку, — как знать, они ведь лишь часть сущего. Я только хотела любить моего Дева, но мы погибли. На Сурамаре. Я пыталась вытащить его, но… Не помню. Помню лишь ее руки, руки моей Матери.
— Твоя встретила свою маму?
— Да. И зовут ее Сильвана Ветрокрылая, — глаза немертвой девушки вспыхнули, потом угасли и замерцали тлеющими угольками. – Наша Мама, наша Госпожа, наш Вождь… Мы – Отрекшиеся!
— Но… ты же орк, как твой клан, как все вы…
— Я была орком, но теперь — нет. У меня не было выбора, хотя ты и учил меня, что выбор всегда есть. Но Она дала мне второй шанс, дала взаймы тело и силы. А что до моего прежнего тела? Его больше нет… Правую руку так и не нашли…
— Что дальше, дочка?
— Дальше? Я отвечу тебе, Отец. Дальше только долг, который надо вернуть, – глаза Джайнси вновь вспыхнули лихорадочным неугасимым огнем . – А теперь мне пора, прощай… И знай, я люблю тебя!
Старый морж почувствовал на своем низко склоненном лбу холодный, но, одновременно, обжигающий поцелуй.
А когда отрекшаяся вышла, из его глаз покатились горькие старческие слезы…

ГЛАВА 4. ЕЩЕ ОДНА ВСТРЕЧА.

Огромная, по-декабрьски полная Матушка-Луна могильным светом заливала Расколотые Острова. Она щерила в беззубой ухмылке проваленный старческий рот, любуясь на простиравшийся под ней ландшафт. На припорошенный снегом лес, на деревья, бесконечные в своей красоте, на отвесные скалы Крутогорья.
Под огромной сосной, вековечной, как сам Азерот, тяжело всхрапнула огромная тень, а затем шумно пустила ветры. Другая тень, лежащая поодаль, заворочалась.
— Вот проклятье, оленины переел, теперь до утра не усну, — гигант повертел головой в остроухой шапочке, почесал затылок и подкинул полешков в угасающий костер. – Миша, ты спишь? Спит…
Мелкий скальный лис, мышкующий при лунном свете, с любопытством глядел из расселины камней на гиганта: «Вот старому не спится, а !@#$анул так, что теперь мышей не учуешь! Фу!» Но лису был привычен этот гигант – полу-огр, полу-орк, покинувший Острогорье, и поселившийся здесь. Рексар. Лишь немного пугал его спутник – исполинская медведица Миша. Но, как говорили старые лисы, она была очень доброй. Как знать… Мелкий лис, на всякий случай, спрятал свой любопытный нос. От греха подальше…
— Эх, распогодилось нынче, никак охота завтра будет славная, — с громким треском суставов исполин потянулся. – Надо бы оленятинкой запастись… С утреца…
Да так и застыл, с открытым ртом.
На опушке, на самом краю освещаемого костром ореола, в блеске снежинок стояла она. Это не было сном, Герой Орды мог поклясться, но он, на всякий случай, протер глаза.
— Тихо, Миша. Девочка, спокойно, это – я, — ночная гостья протянула руку к угрожающе поднявшейся медведице и потрепала ту за ушком. – Это я – Джайнси.
— Джая?… Но ты… Да что же ты сделала с собой?! – Рексар взревел и занес руку для удара. – А ну, подставляй %^-у, негодница, сейчас я тебе…
— Не стоит, Учитель. Мне теперь все равно…
— Довела себя. Ну, девка… Вот ведь знал, что так и будет, вот старый, как чувствовал, куда полезла-то? — заворчал мог’натал. – Ладно, светает, давай потрапезничаем, а там расскажешь…
Могильный свет Луны поблек, уступая первым лучам Батюшки-Солнце. Та, ублаготворенная собранными за ночь душами, отправлялась на покой. Да и страхи ночные, разную тать полуночную, лихоимцев, забирала с собой…
А день и вправду, обещал быть чудным, морозным…

ГЛАВА 5. МРАЧНАЯ, ПОЭТОМУ СНАБДИМ ЕЕ ЮМОРКОМ… ЧЕРНЫМ.

А день и вправду, обещал быть чудным, морозным…
Да и впрямь не обманул денек старого охотника, только поохотится было не суждено. Чудо как хорошо взошло Солнышко, раскидывая свои лучики по оскверненной земле Крутогорья. Вековечный лес заискрился инеем, отряхнулся после ночи новолунья, ночи новогодней, полной призраков, скинул ночные страхи, тать разную прогнал, да и наших героев приветил. Ага, двое их было тогда – мог’натал и нежить… Но ту нежить не надо бояться, друзья мои, она упокоенная, нежить та. Да! Да и Рексара она не пугала… Хотя, что может испугать Героя Орды?
Однако, может…
— Так, девка, бери лопатку оленью и ешь, а потом расскажешь!
— Не голодна я, учитель, а рассказать не смогу…
— Что за?.. Почему?
— Не помню… Дай руку, нет не эту, правую, я покажу тебе что было…
И тут гигант-полукровка увидел…

…Подгород. Королевское Фармацевтическое Общество. Белая комната. Страшная. Кафель стерильный кругом, склянки. Запах, не хороший запах, запах факелов и еще чего-то. Я на столе… Стол массивный, но не алтарь жертвенный, два желоба по краям… Кровотоки? Две тени, не живые. Два брата-нежити, прозекторы-хирурги. Как же их звать? Труп и Гниль, вспомнила… Как же я сюда попала? Портал?…
— Зырь, братан, дышит. А чем спрашивается? Легкие-то разорваны, — Труп оскалил мертвый рот в ухмылке и обернулся. – Ты там чего возишься?
— Да мозг извлечь пытаюсь, — Гниль развел руками. – Я виноват, что Госпожа просила мозг сохранить… Тьфу, ненавижу работать с орками, кости слишком крепкие!
— Это да. Дурила, не там сверлишь, правую лобную долю повредишь! Вот идиот! Иди лучше грудину вскрывай, а я мозгом займусь.
— Зацени, чувак… Сердце еще бьется, а тыцки… — Гниль обернулся на брата, на грудь вывалился синий язык (у него отсутствовала нижняя челюсть), ославляя разводы на халате. – Мож сохраним тыцки, поганищу потом пришьем? Вместо джеппы?
— Я одно знаю, нам надо эту орчишку переселить, поэтому бери секционный нож и режь до паха, а весь препарат – на стол, смотри за отломками костей… Нафиг ей орчиха понадобилась? – бормотал прозектор. — Всегда с эльфами работали, с людьми…
— Ой!
— Ну что там, остолоп? Демонов увидел?
— Труп?… Она… Она беременна…Что делать-то?
— Плод живой?
— Нет, вроде…
— Плод – в отвал, яичники – на стол. Через 2 минуты шьем!
Кряхтя, братья-отрекшиеся извлекли тело молодой девушки-человека из светло-зеленой субстанции. Это было юное, невинное тело…
— Сгодится, как думаешь?
— Я думаю, пойдет! Шей! Сначала мозг, потом яичники… Черт, теряем ее! Ох, Госпожа снимет с нас головы, Гниль, ну не копайся…
Защелкали хирургические зажимы, стягивалась плоть, а над ней корпели, обливаясь потом две тени – братья-близнецы… Отрекшиеся…

— Как-то так.
Рексар отшатнулся, закрутил круглой головой в остроухой шапочке…
-Девочка моя…

ГЛАВА 6. БЛАГОСЛОВЕНИЕ СТАРОГО МАГ’НАТАЛА.

— Девочка моя…
Старый Герой Орды склонил голову, и огромной мозолистой лапищей, привычной к боевому топору, смахнул слезу с морщинистой коричневой щеки …
А затем распрямился, стянул с головы остороухую шапочку и взглянул в глаза Джайнси. Глаза, тлеющие угольками неукротимого огня безумия, ужаса и смерти… огня мудрости, покоя и посмертия, глаза своей любимой ученицы, лишенные радужки, подернутые пеплом, но готовые разгореться в любую секунду.
Огромная медведица Миша, единственная в своем роде на Азероте, протяжно заурчав, боднула лобастой головой бок девушки, а затем положила голову на ее колени и тяжело вздохнула, нежно прикусив зубами ее левую руку. Джайнси наклонилась, коснувшись губами жесткой, пахнувшей лесом шерсти, начала рассеянно чесать за ушком.
— Ну как же так? Ты была такая орчиха… такая… Джая? Скушай же чего-нибудь.
— Спасибо, Учитель, не хочу, ничего, всякое бывает. Ты не плачь и не смотри на это тело – оно не моё. Я — прежняя твоя преданная ученица, — охотница оглядела костлявую руку, сжимавшую лук. – Эта девушка, чьё тело я теперь ношу, умерла, в отличие от меня, своей смертью. Мне хочется верить, что она не мучилась перед смертью и ушла спокойно. Я же погибла с оружием в руках. Как ты меня и учил, как учил меня мой дед Вармош, а меня забрали низшие Валькиры … Поэтому она Там, а я Здесь… Так мне объяснили… Так объяснила мне Сильвана.
— Сильвана?! Слышал, слышал, — Рексар аж заворочался, как если бы охотница сыпанула ему углей в гульфик портков. – Интриганка, развратница, говорил я тогда Траллу, не место ей в Орде! Нет, не послушал дуралей старого друга…
— Рексар! Сильвана – Вождь Орды! Как ты, Герой, можешь такое говорить?! Забери свои слова назад, либо мы поссоримся навек!
— Ох и горячий у тебя характер, — несмотря на то, что Джайнси говорила с Легендой Азерота в недопустимом тоне, старый полукровка не мог сердиться на нее. – Уймись, девка, отшлепаю… Стар я стал, не слежу за политикой, может и хороший Вождь теперь у Орды… Не знаю… Слышал она с Генном Седогривом не поделилась, а Волк Альянса – Вариан, погиб. Эх, дружище Тралл… Ладно, не мое это дело.
— Правильно, это – наша Война! Время твоих войн прошло, Учитель, великие Вожди прошлого – Дуротан, Оргрим, Тралл, Бен, Вол’Джин – ушли, теперь наступило наше время…
— Ты права, охотница, — старик мог’натал сгорбился и, казалось бы, уменьшился в размерах. – Наше время уходит…
— Прости, прости глупую девчонку, Учитель… — Джайнси поняла, что увлеклась, но слишком поздно. А затем схватила могучую заскорузлую руку гиганта и начала покрывать поцелуями. — Тебе никогда не приходило в голову, что все, что у нас есть — это наши воспоминания? Это то, что никому не отнять… У вас. И еще, один короткий миг нашего существования, — мгновение настоящего. Ты же не можешь заглянуть в будущее? А что делать существу, — она указала на свои костлявые колени, лишенные плоти. – Как я? Как тысячи моих Братьев и Сестер? У которых с корнем вырвано прошлое? Спроси себя… Ответ рядом…
Гигант перевел глаза на сидящее перед ним неживое Существо – его любимую, дерзкую и непокорную ученицу Джайнси, тяжело вздохнул.
— Отдавать долг и мстить, я так считаю, — Рексар погладил рукояти своих топоров. – И быть верным Присяге Орде!
— Благослови меня на Последнюю Охоту, Учитель! – отрекшаяся поднялась и стояла, покачиваясь, судорожно вдыхая морозный воздух и нервно сжимая тонкие пальцы…

— Такие дела, Миша… Ты думаешь она еще вернется? – медведица встала на задние лапы и заревела так, что с ближайшей сосны замертво свалилась галка. – Хорошо, давай покушаем, вечереет и уже спать пора… О-хо-хо…