Были-небыли про чудов

        До начала: идея принадлежит новгородскому предпринимателю Антону Георгиеву: попробовать написать про чудов.
        Был такой народ? Не был? Есть и сейчас встречается? Споров,  разговоров, разных версий  много.
        Ну вот так. Пробный шар. Остальное пока - в работе, которая началась почти полгода назад. Каждое слово нянчить приходится.
Поэтому размещаю только несколько главок. Пока. Или вообще.
                Автор.

                Были-небыли про чудов

Бывает же: живёшь себе, всему радуешься: и солнцу, и хлебу, и тому, как птицы весной поют-заливаются, как снег зимой падает, как поленья в печке трещат... А вот услышишь слово незнакомое, да и призадумаешься: откуда оно такое взялось, откуда пошло? И   нет уже  покоя, хочется выведать тайны этого слова...

                И вот ведь что: какими-то неведомыми тропами приходим мы туда, где хранятся до поры до времени  великие смыслы неведомых слов. А в этих смыслах — богатство неисчислимое — история больших и малых народов, здравствующих ныне или оставшихся отголосками старых легенд и сказаний...

             Так и с этим словом вышло, запало оно как-то в душу, странное слово, непесенное: чуды. Что за чуды? Что за невидаль такая? Про чудь всякий слышал, кто слушать умеет. А вот это что за народ неведомый? Не родня ли чуди заволочской и белоглазой, память о которой по всем летописям прошла, во многих названиях сохранилась?

            Волшебство, видно, в самом слове  притаилось.  В древней - древней, деревушке, затерянной среди лесов и болот, нежданно-негаданно начали тайны одна по одной раскрываться.      

            Поведал чудные истории дед во сто лет, седой, как лунь, сильный, как будто и возраста не чувствовал, памятливый, словно всё, о чём говорил, вчера было. А этому деду -его дед рассказал, а тому- его прадед поведал... Так вот и хранились эти давние истории о людях незнаемых- чудах-  в отцовской и дедовской памяти, пока не довелось их узнать и записать, чтобы не забылись, не затерялись...      

                Дедова присказка.

        Было ли не было — кто как говорит.  Сказывают, жил  наших краях народ древнее древнего. Это куда ещё как задолго и до тридевятого царства и  тридесятого государства! Намного стариннее их род был. Откуда он вёлся и как появился, никто не знает.

         Много кто так думает: а отчего же и не жить-то в наших землях? Куда ни  глянь — леса дремучие, речки быстрые, озёра чистые. Куда ни пойди- везде пропитание: птица, рыба, грибы да ягоды. Где ни поселись, а всё хорошо будет, если сам как надо скроен, к труду приучен.

          И вот тут самые чудеса-то и начинаются. Вроде и есть народ, а вроде и нет. Дед мой говорил, что бывалые люди в старину сказывали:  не каждому свои деревни показывали, не каждого к себе в дом пускали. Одно слово- чуды! Хотя  и то верно: кто с добром пришёл, тому и хлеб-соль, а кто со злом, тому  от ворот поворот.

               А всё, что тебе расскажу, не сказки...Нет... Никак не сказки... Как назвать их? Сказы, может...  В них правды больше.
               
 

                Про чудо небывалое -города подземные.
         
             Были у чудов  свои города дивные. Вот идёшь по лесу, грибы-ягоды собираешь, птичек слушаешь и никак не подумаешь, что мимо города большого ходишь. Да и как подумать: где холмик, где кустик, где горушка  какая, где овражина — всё вроде знакомо. А там где холмик, где кустик да бугорок  с овражиной вход-то в город и есть. С дверью невидимой. Как двери те отворить, только чуды одни и знали. В тайне хранили, никому чужому не сказывали. Да и к чему?  Чужому разве можно сказывать?

            Были в тех городах дороги широкие, дома светлые. Да как так? Вроде и под землёй, а светло, словно солнышко откуда светит. Вишь ведь, невидаль какая. Поверишь ли?
                И ведь как хорошо было устроено: улицы широкие, проулочки прямые, дома- брёвнышко к брёвнышку, на охлупке - конёк, под ним солнце резное, на причелинах солнца малые, а под ними полотенца резные... Да и что и говорить: красота небывалая, что на дому, что в дому: кругом кружево: где резное, деревянное, а где — ручное, шитое и тканое... Вишь...заговорил-то я как: словно песню пою.

                А ведь и верно: увидишь избу у чуда, петь хочется: красота, чистота, так всё сделано, чтобы глаз радовался. Человек...Он ведь когда человек? Когда в красоте живёт... Красиво кругом — мир в душе, руки сами работу просят, к хорошему делу тянутся... А в грязи да неуюти душа засоряется... Так оно.
               
               
                Про синь-ягоду.

         Было это так.  Уродился в одной семье парнишка- шебутной, любопытный, сметливый. За такими, видишь ли, глаз да глаз нужен.  А этот... Вот только  рядом был, а уже умчался куда-то - ищи-свищи. Оно понятно, выходов-то наверх полно  было: поди знай, из какого он выскочил да куда направился. Мать волнуется, переживает. А отец - тот молчком. Знает, видать, что малец у него сметливый растёт, в лесу каждую травинку ведает, по любой деревине путь примечать умеет.
                И вот возвращается  как-то сын  домой, а губы — синющие. То ли в лесном озере перекупался, то ли на ветру продрог. А кто ж допытываться будет? Чуды — народ молчаливый, но приметливый.

               Ну... раз так приходит, другой...третий... Мать-то и не вынесла, стала с разговорами подступаться, а дед старый с печи и ворчит: «Ох ты, ахти, глупая баба, не вишь, синь-ягода это...» Тут всполошились все: что такое? да как? да отчего раньше про это не слыхивали?

                Дед и отвечает:
- Да я эту синь-ягоду ещё с каких годов знаю... А этот вот... и-эх... Считай, проболтался... Тайны-то хранить надо умеючи!
               
               Поутру отправились всей семьёй в заветные места, а там этой синь-ягоды — полным-полно! Кусточки невысокие, словно  бусинами унизаны.  Роса на листочках под утренним солнышком играет-светится.  Не уставай кланяться каждому кустику — он своим богатством и поделится.

              Потом уж и другие про чудную ягоду узнали: секрет у одного хранится, а у двоих не утаится. 
Стали чуды свои заветные места находить, да примечать, в какой год ягоды больше, в какой -она слаще, а когда и отдохнуть ей надо.

                Да ведь и дело: ягода хоть мала, а большой в ней прок: и в толчёной, и в сушёной, и в меду варёной. А кто синь-ягоды не видал, тот и чаю с ней не пивал, пирогов не пёк и впрок не готовил, так что тому и рассказывать — не поймёт, поди...
               
               
                Про ниточку и две  палочки.

            А в другой семье, говорят, девчушка была. Добрая да работящая. С утра в постели не валяется, вместе с матерью поднимается. Помогает по дому, не спрашивает. Ладно всё у неё получается: пол метёт — ни одного угла не обойдёт, щепу в самовар колет — ни одной соринки не уронит, стол деревянный кипятком польёт, добела отскребёт, большую миску — посерёдке, чашки-ложки- по краям, каравай нарежет, куски на холстину выложит, ни крошечки не потеряет.

         Мать на неё не налюбуется, отец не нахвалится, бабка с дедом не нарадуются.
        А  сметливая-то какая была!  Вот раз видит: ниточки у матушки остаются, она и просит: «Дай-ка ты мне матушка, эти ниточки!»- «А пошто тебе?» - «Авось, думаю, пригодятся!»
        Ну... матушка и дала ниточки-то. Девка умная-разумная, на глупости ниточки не изведёт.
       Вот вечером сядут все в избе каждый со своим ремеслом, а девчушка-то особнячком в уголке сидит, мастерит что-то, тихонечко под нос песенки напевает. Палочки какие-то в руках. Ниточку между палочками вьёт-перевивает.

-Что это у тебя?
-Да вилюшечка, матушка. Вишь, как вьётся! Ручеёк словно!

         Мать от удивления руками только всплеснула: ишь умница-то разумница какая! Чего придумала!

Кружится, кружится ниточка между палочками, узоры вьёт. Так и стали чуды красоту эту кружИвом называть. Это уж потом слово кружево появилось, а за ним и узоры разные пошли: снежинки да лапы, цветы и листочки, узоры диковинные  да птицы павы. Народ -то у нас на красоту приметливый! 



                Про медвежьи уроки

      Чай пить будешь? Вот и славно. За самоваром — разговоры самые длинные. Чай степенности требует.  Наливай — не торопись, попивай — не обожгись, заедай -радуйся: в земляничном варенье лето притаилось, в меду — солнышко.
     Про мёд-то знаешь? Откуда он у нас на столе взялся? Интересно,  говоришь? Тогда слушай.
     Давным-давно это было. До того ещё времени, как чуды под землю ушли. В лесах они тогда жили. 
    Человека ведь природа учит: всё примечай,  на ус мотай, думай. Без  сметки и думки жить скучно: дни одинаковые.
   Кто    заметил, что на самых больших деревьях пчёлы живут — никто  не упомнит, поди. Как чуды  догадались за пчёлами подсмотреть и мёд добывать — тоже загадка.  Но , говорят, научил их  медведь, великий лакомник. Тогда у него другое имя было. По - разному его называли. Уважали крепко.

            С бурыми  чуды в мире жили. Обидеть его за большой грех считалось. Никогда на него не охотились: он ведь в лесу самый большой хозяин. На охоту или по грибы  идут — вроде как разрешения у него спрашивают. Мы, говорят, по лесу походим, тебя не тронем, да и ты нам не мешай.

              И вот однажды заблудился один охотник в лесу. Как так? Непонятно. Вроде по тем тропинкам шёл, да не туда забрёл — в самую чащу, бурелом непролазный. Делать нечего: надо спать устраиваться.  Ночевать в лесу — дело  для чуда привычное.

       Обустроился -  и ну храпеть -насвистывать. Проснулся раненько, а деревья кругом — высоченные — в небо упираются. Сквозь ветви солнышко проглядывает. Паук в  паутинке бежит, а на ней  капельки росы блестят- дробятся. Хорошо!

      И вдруг слышит: сучья трещат. Не хозяин ли это лесной? Так и есть. Притаился охотник. Не сказать, что боится. Только чего зря зверю  глаза мозолить? Он ведь и рассердиться может.

       У бурого своя забота: нужно ему на дерево влезть. Этак ловко у  него получается!
        Охотник смотрит за ним во все глаза: что же там на дереве такое? А косолапый сбил что-то, сбросил на землю и вниз. То ли гнездо, то ли ещё что — непонятно. Сел, лапу в это гнездо засунул, вытащил, а неё солнечная нить тянется. Облизал лапу, да и опять. Лакомится чем-то, значит.

       Сколько-то времени прошло, отбросил он гнездо и восвояси отправился. Охотник огляделся маленько, подождал, когда сучья трещать перестанут, подошёл к брошенному  гнезду.  Любопытно ему: что за нить такая? Чем это бурый  лакомился? Разгадал, распробовал- понравилось.  Вслед хозяину поклонился: спасибо! Никто до него такого вкуса не ведал, сладкого не пробовал. А тут открытие такое — ишь ты!

       Много ли времени с того дня прошло — не знаю. Ты вот, говоришь, что пчёлы в дуплах роились. Так это — кто ж спорит, да ведь и времени сколько прошло.
Борти, говоришь, ставили?  Так оно. Верно. Я тебе — про времена стародавние,  ты мне — про ближние... Выходит, оба и правы.

                Ты ешь, ешь, медок... Это свой... С пасеки... Мне от  моего деда досталась, ему — от своего... Цепочка-то длинная, как ниточка мёда, что за твоей ложкой тянется. Так-то. А с мёдом-то и лапоть съесть можно.