Дорога в Сибирь-I часть

    Моей замечательной тёте Янине Ипполитовне
 Чеславской посвящается в честь 95-летия с
 пожеланиями долголетия и здоровья. Рассказано
 тётей в обработке автора.
   
   Мой дед Чеславский Аполлинарий Антонович и бабушка Станислава Людвиговна Бурская, а также их родной брат Ипполит Антонович Чеславский, его жена Франциска Антоновна Слуцкая и многочисленные дети этих семейств жили на хуторе Мостище (Воронцевичский сельсовет) Толочинского района Витебской области.               

   На хуторе было 6 домов. Хутор образовался после продажи имения барина (имя его забыто) его вдовой. Причём, продавала она землю частями, которую и купил мой прадед Антон Чеславский. Семейное предание утверждает, что раньше мой прадед был крепостным крестьянином того самого барина. Деньги на землю копились мучительно долго и трудно. Много работали, отказывали себе во многом.

  Он помог своим детям построить бревенчатые дома. Причём Ипполиту достался плодоносящий сад у старого дома, который он разобрал и на его месте построил с отцом большой крепкий дом. Аполлинарий получил от отца новый дом, но без сада. Дом стоял на пожне*. По этому поводу он завидовал брату Ипполиту.

   У Аполлинария к тому времени было шесть детей, а у Ипполита трое. Работали все с восхода солнца и до заката. Крестьянский труд тяжёл. Мои предки были хлебопашцами.

  У Ипполита была замечательная жена Франциска Антоновна Слуцкая (1893-1972). Она была необыкновенно работящей, имела прекрасный голос, всё успевала: петь на клиросе в костёле, посещать важные католические службы, нянчить своих детей, работать везде, где только можно было. Франциска была очень набожной.

  К тому же она мирно уживалась со своей свекровью - моей прабабушкой Римкевич Марией Антоновной (1848-1948), которая известна в нашем роду не только, как человек проживший 100 лет, но и тем, что была надёжной повивальной бабкой.

  Роды принимала только у своих. Она жила в семье Ипполита 15 лет(младший сын) до 1930 года, а в 30 году уехала на родину к дочери Юзефе в деревню Лютню Могилёвской области, где молодой родила она всех своих шестерых детей. Точно известно, что родина Ипполита именно деревня Лютня Могилёвской области.

  Муж её и основатель рода Чеславских Антон Чеславский (примерно 1842-1898) рано ушёл из жизни, т.к. много и тяжело работал. По некоторым данным у него было больное сердце. Родили они шесть детей. И пошёл род ветвиться и множиться...

  Точная родина прадеда Антона Чеславского неизвестна. Можно предположить, что Речь Посполитая за два века существования сильно повлияла и перепутала четыре народа: поляков, белорусов, литовцев и русских. В этот период истории происходила усиленная полонизация этих народов, т.е. им прививался польский образ жизни, католицизм, польский язык и культура. 

  Иначе не объяснить, почему мои предки, проживавшие на восточной границе с Россией, были католиками и детей своих крестили в костёлах. К тому же Польша одно время входила в состав Российской империи, потому мои дядья считались в народе русскими польского происхождения. Сами же они считали себя русскими.

  Интересно то, что женщины нашего рода фамилией своей дорожили, и, выйдя замуж, их не меняли. Так случилось с моей мамой и тётей Людой. А мы, их дети, носим фамилии наших отцов. 

  Моя тётя Яна восхищалась не только своей бабушкой, но много рассказывала о своей маме. Её (Франциски) муж Ипполит отец Янины (1885-1963)был самым образованным в нашем роду. Он с отличием закончил церковно-приходскую школу, а затем братья сложились ему на дальнейшее образование, и Ипполит закончил в Москве курсы счетоводов.

  Удостоверение счетовода в дальнейшем стало спасительным фактом в судьбе всей его семьи. Во времена НЭПа в двадцатые годы, Ипполит работал на огнеупорном производстве (изготовление кирпичей).

  Он воевал в Первой мировой войне, участвовал в Брусиловском сражении. Крестьяне соседнего села Воронцевичи, что было вблизи хутора наших предков, подозрительно посматривали на хуторян. Земли у них поболе, дома, ить, новые построили и жили как-то свободно. Водку не пили, а работали с утра до ночи.

  Не всем это было по душе. Чего выпендриваются?  Гоголя по вечерам детям читают, когда те на печь лезут спать. Вот ещё!  Дети в школу все ходят в Воронцевичи. Правда, лапти и порты по очереди носят.

  А тут и тридцатый год подоспел. 30 января 1930 года вышло Постановление ЦК ВКП(б) "О мерах по ликвидации кулачества как класса". Пришла разнарядка на кулаков.

  Сельский совет втайне от хуторян собрал всех взрослых жителей Воронцевичей решать вопрос, кого кулаками назначить, хотя народ догадывался, на кого падёт та кара, но кто-то из селян проболтался.

  Один хуторянин оделся поплоше: снял лапти, кепчонку надвинул и, втихую, втиснулся на тот сход. А услышал он там страшное. Хуторяне - не селяне, народ их чужаками считал всегда. Их-то и назначили кулаками. Не своих же забижать.

  Комитет деревенской бедноты постановил, что поутру произведут экспроприацию всего нажитого этими «кулаками». Скот и землю передадут местному колхозу вместе с домами, овинами, банями,хлевами и амбарами. 

  А репрессированных «кулаков» с их детьми и стариками надо выслать в Сибирь. Пущай там живут. Утром посадят первую партию на подводы, дадут на сборы пару часов и повезут на железную дорогу, где останавливаются «теплушки» с такими же «кулаками» и поедут они все вместе под конвоем в Сибирь подале от родных мест.

  Вот с той поры у всего нашего рода и не стало «родового гнезда» и носило их, тех, кто выжил, по многочисленным городам и весям России-матушки.

  Примчался тот безымянный крестьянин к себе на хутор, а это было именно так, и огласил всем, что их ждёт поутру.  Поверить в такое было трудно. Моему деду с пятью маленькими детьми бежать было некуда. Всё его богатство – пятеро детей. Жена хворая, дети малые, к тому же шестого недавно схоронили – умер от воспаления лёгких. Простудился во время купания. Народу в хате много, ходят туда-сюда, а его посередь хаты купали в корыте. Застудили.

  Мой дед Аполлинарий бежать никуда не собирался. Решил: что будет, то и будет. А вот брат его Ипполит, будучи грамотным, понял, к чему всё дело клонится, и ещё весной без паспорта поехал искать, куда свою семью спрятать так, чтобы в ссылку не попасть.

  Заехал он далеко – за Байкал в пос.Могзон. Это была ж/д станция на транссибирской магистрали. Здесь было ж/д депо, лесопереработка, короче, здесь была работа. Устроился сначала простым рабочим и снял угол у чухонца. Но, вскоре, обнаружили, что он грамотный и предложили место счетовода в ж/д депо.

  Когда он немного обжился и выправил паспорт, тогда поехал за своей семьёй. Посадил всех на подводу с пожитками и вечером в сумерках повёз на железную дорогу. Кое-кто об этом узнал, но выдавать Ипполита не стали.

  Тётя Яна вспоминает, как она ехала на той подводе. Ей тогда было 8 лет. Она сидела лицом к хутору и тихо плакала, а родной дом за холмом становился всё ниже и ниже, и вот уже стала скрываться крыша. Тогда мать поняла состояние дочери и сказала строго: «Сядь  лицом вперёд!».

  Больше они никогда не были на своей родине, как и все хуторяне. А выселили их всех до одного. Братьев Базыль выселили в один день. Выселили всех Осиповских, Станкевичей. Никто и никогда не узнал судьбу своего родного хутора. Его нет на карте Белоруссии, а кто и искал тот хутор, то не нашёл даже его следов. То ли он сгорел в войну, то ли его селяне раскатали по брёвнышку. Но там давно уже чистое поле, поросшее бурьяном. Как будто никогда не было на земле самого дорогого для моих предков места - хутора Мостище.

  Вот, что рассказал мой дядя Станислав Чеславский, который приехав из Польши, где проживал последнее время, пытался разыскать следы хутора Мостище: для начала, он посетил сельский совет в Воронцевичах.

  Про хутор ему ничего толком не объяснили. Тогда он, обратившись к самой пожилой сельчанке, назвал свою фамилию и спросил, помните ли вы таких? Бабушка посмотрела на него внимательно и сказала, что она у Чеславского Аполлинария нянчила младшего мальца. "Так это я и был!" - воскликнул мой дядя с изумлением. Вот такие невероятные случаи бывают в жизни.

  Моя тётя Яна до сих пор помнит, что и где стояло в хате Чеславских. Удивительно то, что она помнит, что у них на стене висел какой-то ковёр. Раньше ковры делали вручную. Их вышивали.

  Несколько лет назад я с удивлением обнаружила, что в наш мусорный контейнер вынесли и выкинули такой старинный вышитый ковёр. Несмотря на возраст, он был великолепен и мог занять почётное место в любом музее быта православного люда. Но кто нынче понимает ценность таких вещей? Вот Илья Глазунов, недавно ушедший, понял бы. Он самолично собирал подобные старинные вещи для своего Музея Сословий России.

  А родственникам пожилой женщины надо было поскорее продать квартиру и поделить деньги. Нет той бабы Сони, нет ковра и нет нашего прошлого. Мы спешим с ним быстренько расстаться и бежать дальше навстречу уже своей собственной смерти.

  Память о прошлом - залог счастливого будущего. Перед любым человеком в определённом возрасте встаёт вопрос: кто я, откуда я, кто мои предки? Какими они были? Чем занимались, о чём мечтали, какой жизненный опыт хотели нам передать?   А ещё интересно узнать историю своей фамилии. От кого и откуда пошла? Как бы мы не хотели ничего знать о наших предках, их прошлое в нас, хотим мы этого или нет.

  Это важно даже в плане генетики. Какими болезнями могут болеть твои дети и внуки? Но кто и когда слушал, что говорят тебе твои предки? "Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом..." - вот что цитируем мы своим родителям в свои "умные" семнадцать лет.
 
  Долой отступления!
 
  По приезде в посёлок Могзон, остановились на одну ночь у чухонца. Яну больше всего поразил снег, который она увидела там первого сентября. Мать расстелила перину, и все легли на неё поперёк.

  Утром отец пошёл на работу, и как ни странно, вернулся весёлый. На работе он поговорил со своим новым другом поляком Сгоржельским Брониславом Семёновичем и тот, недолго думая, предложил Ипполиту поселиться со всей семьёй в его просторной и тёплой хате о трёх комнат, хотя у самого было пятеро ребят.

  Одну выделил семье Ипполита. Жил Сгоржельский в трёх километрах от железной дороги в бурятском улусе** Могзон. Дом он построил своими руками. А в Сибири оказался почти, как Ипполит. Он разругался у себя на родине с местной властью, после чего понял, что будут мстить. Дабы не дать врагам глумиться над собой, рванул подальше с семьёй – в Забайкалье.

  Был он довольно грамотным, устроился сторожем на железную дорогу и построил большой дом. Вот только Бурятия сильно отличалась от его прежней родины. У него было очень серьёзное подсобное хозяйство. Жил не бедно.

  С Ипполитом сошёлся, как с соотечественником и образованным  человеком. Так они и прожили в улусе Могзон два года, где дети ходили в школу, а родители на работу. Жили дружно.

  Весной 1933 года внезапно сильно разлилась река Хилок, которая впадает в р.Хилу. Началось сильное наводнение. Всех жителей улуса вывезли на ж/д. Народ пристраивался, где мог. А семье счетовода ж/д депо нач.станции выделил комнату в своей конторе, где семья Ипполита прожила четыре года.

  Сгоржельский дал корову, и они выжили. С тех пор семья Чеславских в большом долгу перед семьёй Сгоржельских. Их дружба будет длиться много лет. Они много раз выручали друг друга в тяжёлые моменты жизни.

  А что же Аполлинарий?  А он умер от тифа, пока их полгода везли на Дальний Восток в замызганных теплушках. Вши и грязная солома сделали своё дело. Началась повальная эпидемия тифа. Переболели все члены семьи Аполлинария, как и все, кто был в этом поезде.

  Тифозных перетаскивали в здание церкви и там все валялись на полу в бреду и грязи. Умерших хоронили неподалёку на другом берегу ближней речки. Мои старшие дядья Антон и Станислав положили труп отца (моего деда, которого я никогда не видела) в лодку и повезли через реку.

  Там в песке вырыли неглубокую могилу, похоронили своего отца, а сверху поставили крестик из ивовых прутиков. Они были ещё малы и даже не запомнили название местности и этой речки.

  Из всей семьи от тифа он умер один – глава и кормилец большой семьи. Дальше поехали без него. 

  *Пожня - сжатое поле, стерня, жнивьё.
  ** Улус-населённый пункт, село по башкирски.


Рецензии