Змеевик времени. Глава 2

Глава 2

ДРУЗЬЯ ПО НЕСЧАСТЬЮ

                Старые московские дворики, чудом сохранившие во всех перипетиях жития свою самобытность, особенно хороши в пронзительных июньских солнечных лучах, лениво скользящих  по  ржавым мусорным бакам, буйной листве тополей и водосточным трубам.  Заглядывая в запыленные окна, они словно здороваются со старыми обитателями. Скользя дальше, ощупывают  ободранную  краску  подъездов  и отбитую штукатурку  стен, проверяя,  не изменилось ли здесь хоть что-нибудь...

               В одном из таких двориков  в центре Москвы за доминошным столом сидели два приятеля с детства, старожилы этого двора.    Длинный и рыжеволосый Федька  Пиндюрин,  естественно  прозванный  во  дворе «Пиндюк», а  напротив – небольшого роста, полноватый и курчавенький Моня Рубик,  получивший  у  продвинутого  контингента  двора  прозвище  «Кубик».
 
             «Кубиком» его уважительно называли за мастерское владение «кубиком Рубика», головоломной игрушкой, которую Моня всегда таскал с собой. Собирал он  ее на спор  быстрее всех и, не желая компрометировать  ее создателя и своего однофамильца, постоянно пребывал в выигрыше. Зато вторая половина двора, специализирующаяся на игре в «расшиши» и «пристеночку»,  прилепила  ему  уничижительную  кликуху  «Мозгокрут»...
   
              Друзья уже  оприходовали  чекушку  «Московской»  и  теперь  лакировали  процесс  «Жигулевским»,  нещадно  терзая  усохшую,  как  фанера,  воблу.
День  был  солнечный,  а  настроение  препоганое.  Родной  Московский  политех,   казалось бы, их надежное  прибежище  от    призыва  в   армию,  лишился  военной  кафедры!  И  последствия  этого  рокового  события  уже  застучали  в  двери  наших  друзей  в  виде  голубеньких  повесток  в  военкомат.
   
                Все  ухищрения  со  стороны  Монькиных  родителей  уберечь единственное чадо  от  рекрутчины  ни  к  чему  не  привели.  Здоровьем  наши  друзья  отличались  отменным,  да  еще,  на  свою  голову,  имели  по  паре  спортивных  разрядов.  Но если, учась  в  институте,  спортивные показатели  только  помогали  преодолевать  заковыристые  зачеты  и  сессии,  то  в данной  ситуации  откосить  по  состоянию  здоровья  было  абсолютно  нереально.
         Моня  под большим  секретом  поведал  Федьке  о  том,  что  военком  недвусмысленно  намекал  его  папаше  при  личной  аудиенции  на «особые  обстоятельства»,  могущие  каким-то  образом  повлиять  на  отсрочку  от  призыва,  при  этом  кося  глазами  и  подмигивая  ушами...

                Но  этих  «особых  обстоятельств»  в  бедной  еврейской  семье врача-терапевта районной поликлиники было  «кот  наплакал»,  и  вопрос  отпал  сам  собой.  Федькина  же  семья  по  уровню  благосостояния  ничем  не  отличалась  от  Монькиной, вот  почему  настроение  друзей  было  унылым,  как  у  стрельцов  на  известной  картине  Сурикова.
              Пытаясь поднять настроение, Федька  начал  вспоминать  бурное  начало их студенческой жизни.   Это  было время, когда школьный  «всеобуч» был отброшен, как  опостылевший  ранец  с плеч, но  энергия детства продолжала бить ключом.
   
                – Монька,  а  клёвая у нас в школе была отвальная вечеруха!  Как  протащили  туда портвешок,  перелитый в бутылки от «Пепси»! Не забуду выпученные глаза завуча Мерцаловой, которая носилась по залу и причитала: «Мальчики,  я всегда говорила – газировка  это отрава!  Посмотрите на Пиндюрина,  он уже лыка не вяжет!!» 
                – Да, перепились тогда все, даже девки, – оживился Моня, – завуч потом долго искала под столами пустые водочные бутылки...
                – А как мы потом оторвались на речном трамвайчике по Москве-реке? На нижней палубе пели про школьные годы, а мы всем окосевшим классом на верхней  орали: «В кейптаунском порту, с пробоиной в борту..!», да еще пиратский флаг развернули! 
                Флаг  был действительно уникальный!  Моня терзался мыслью – ну чем бы досадить завучу за долгие годы придирок и вызовы родителей по любому поводу.  И вот, проходя как-то мимо школьного стенда с фотографиями учителей, его взгляд остановился на большой фотографии завуча – передовика народного образования района. И тут его осенило.
                Вечером, задержавшись в школе, он содрал  это фото  и  приклеил его на черное полотно, вырезанное из старой футболки. Ниже  этой композиции были приклеены крест-накрест пара картонных берцовых костей.  Но самое интересное,  что потом этот флаг попал в видеоматериал телевизионщиков, передававших в прямом эфире выпускные вечера в столице.

            – Да, скандал был  клёвый, – мечтательно произнес Федька, – идея – равных нет!  А завучиху  потом, я слышал, сняли, всех она  достала!..
            – А помнишь, Монька, приемные экзамены в институт? Я сел готовиться сзади тебя, а  шпаргалку с  формулами приколол тебе на спину!  Оказалось, что так списывать гораздо удобнее и безопаснее! Ты то у нас и без шпаргалок все знал. 
            – Во-во, а я чуть не пошел отвечать с твоей шпорой на спине! – усмехнулся  Моня,  вспоминая славные денечки.

              После успешной сдачи вступительных экзаменов в политех друзья  пристроились помощниками лаборантов на кафедрах химии и физики, монтируя замысловатые лабораторные установки. Средств на оснащение учебного процесса в ВУЗе как всегда не хватало. И тут преподаватели по достоинству оценили раскрывшиеся Федькины изобретательские способности, навыки которых были им почерпнуты с детства.

            Его папаша  работал  в мастерской «Металлоремонт» и Федя часто забегал к нему после школы, помогая чинить утюги, тостеры и  старые  зонты. Отец  всегда просил его  покопаться на свалках, поискать разных мелких деталек, винтиков, шайбочек,  которые у него шли в дело, а Федяю эти  железяки вполне заменяли  дорогостоящие магазинные игрушки. 
 
              – А меня отец  приучал  к ориентированию на местности и выживанию в походных условиях, – вспоминал Моня, – мы часто ходили в походы, когда летом жили на нашей даче в Немчиновке,  забирались далеко в лес, а потом по компасу искали дорогу на станцию. Разжигали костры с одной спички, варили  супы из чего попадется, ставили  шалаш вместо палатки! А ссадины и царапины лечили на-раз полевыми травами, папаша в них большой специалист. Да,  способность выживать  в нашей семье – это фамильное, и  это я тебе говорю!

              – Ты еще вспомни свои  музыкальные уроки, когда вместо дорогой скрипки тебе купили уцененную балалайку! – расхохотался Федька, – и как потом весь двор угорал, когда ты на ней выдал «Семь сорок» с переборами!..
 
              – Да, Федяй, ведь все это было как будто вчера, а мы уже на втором курсе. И шо теперь с этого будет?  Вся  наша учеба  псу-таки под хвост?!

              – Еще хорошо, что нас направляют в одну часть, а то была бы совсем тоска,  –  вставил Федя, – я нашел  эту  тьму-таракань на  карте:  Уральские горы, гарнизон ПВО где-то под Кунгуром!  Конечно, не Подмосковье, но и не  пустыня, где вообще ни магазинов, ни  самой жизни, говорят, нет.      
              – Да, пустыни нам еще только  не хватало  для  полного счастья! – подытожил  Моня, – а, может, там хоть  деревенька поблизости окажется,  где есть сельпо с водкой местного розлива, или у  мужиков самопалом разживемся.
              – Во-во, будущее покажет – насколько хорошо прошлое! – сам того не желая, выдал философский постулат Федька.  Моня с опаской посмотрел на друга и  резюмировал:
              –  Федя, будешь косить под Спинозу – получишь по шее! Это  у тебя от недопития.  Айда  за  чекушкой, иначе эти  полумеры  нас доведут!


                /продолжение следует/