Мемуары обывателя. Главы 13, 14

ГЛАВА 13.
               
Времена не выбирают, в них живут и умирают…..
                Песня.               

В отсталом рабовладельческом обществе было много людей, очень довольных своей
отсталой  рабовладельческой жизнью (конечно, это не были рабы!).
А, в  капиталистическом обществе – много народу влачит печальное существование, а некоторые, даже, несмотря на возросшую (по сравнению с рабовладельческим строем), производительность труда, сигают головой вниз с небоскрёбов, или страстно выпадают из неприятной им капиталистической  реальности с помощью алкоголя и наркотиков.
Так, что счастье и несчастье конкретного человека зависит не от того, в какое общество его занесла судьба, а, от того,  в каком слое социальной пирамиды этого общества, он оказался.
Социальные пирамиды отсутствовали всего в нескольких вариантах
земного и неземного существования:

1 - в обществе кроманьонцев и неандертальцев, собирателей и охотников,
2 - в древней Спарте, где все были нищими-воинами,
3 - в небесном царстве (в Раю),
4 - в коммунистических утопиях разных мечтателей – идеалистов, возможно
  усмотревших социальную идиллию в трёх предыдущих вариантах.
И, только там, были равенство и братство.  А, больше нигде его достичь, как ни старались,не удавалось. Как только, где-нибудь, собиралось больше трёх хомо сапиенсов,так там немедленно, сама собой выстраивалась иерархическая пирамида. Внизу этой пирамиды всегда находились те, кто всё производил. Чуть выше – те, кто следил, руководил, и работал плёткой.  На вершине пирамиды, всегда оказывались, те, кто правил и присваивал всё то, что производили нижние.По законам тригонометрии, пирамида самое устойчивое образование, если её основание намного шире верхушки. И, сколько бы революций ни происходило на земле, всегда они, по проклятому закону тригонометрии (а значит по непреложному закону природы),роковым образом, заканчивались выстраиванием очередной социальной пирамиды.
Я это говорю, как спец по социализму, ибо, то общество, в котором меня угораздило родиться, изначально, декларировалось, как общество, где все будут равны и счастливы,
и я изнутри могла посмотреть, что реально получилось из первоначального проекта.
И, хотя, ради прекрасной мечты, где все будут равны и счастливы, было пролито море крови и переломаны миллионы жизней, а всё равно, в конце концов,
как и всегда,  выстроилась неистребимая пирамида. В  высшее общество нового строя попала элита из партийных, комсомольских и профсоюзных деятелей,  а также многочисленная управляющая и чиновничья номенклатура и высшие военные чины. Не удалось также стереть разницу между умственным и физическим трудом, а также между городом и деревней, хотя очень громко собирались это сделать. Образовался высший свет, средний свет, полусвет и многочисленное низшее сословие – рабочие и колхозники, как бы их ни называли во всевозможных советских агитках, и какие бы монументальные скульптуры им не ставили. И, хотя в далёком от мировых цивилизаций Омске, высший свет не был таким многочисленным и густым, как в Москве и Ленинграде, он всё-таки имелся и в Омске.
Граница между высшим светом и всем остальным, была проницаема и проходила в центральной части города, где с царских времён, сохранился большой и красивый губернаторский дворец. В смутные времена гражданской войны, губернатора
скорей всего шлёпнули, если он не догадался убежать за рубеж, с ранее накопленным и награбленным в Сибири  добром.
 
……………………………………………………………………………………

В новые, советские  времена,  помпезный дворец губернатора, переименовали, и стал он называться Дворец пионеров.  Туда, со всего города стали свозить свои чада, местные сливки общества. Обучать классическому балету.
Ни с какого боку к советским сливкам общества, равно как и к высшему свету СССР, меня нельзя было отнести, но, я методом незаметного и постепенного  втирания, всё же, туда проникла.
В дворцовую хореографическую студию,  я сначала возила маленькую девочку, из одной состоятельной семьи. Потом оказалось, что нежной девочке из богатой и благополучной семьи, классический балет, с его чудовищными нагрузками, оказался не по зубам. Зато,  мне, жилистому и выносливому уличному созданию, с подстольным романтическим воспитанием – он пришёлся очень кстати. Ноги у меня были ровными и сильными, как у породистой скаковой лошади. После интенсивных дворовых тренировок, прыгучесть и бегучесть – отменные. А, многочасовые экзерсисы на плацу со скакалкой (двое крутят верёвку, а третий впрыгивает,  скачет и выпрыгивает, затем запрыгивает следующий), привели к тому, что у меня развились прекрасные координация, реакция и чувство ритма. Эти качества, также пригодились мне в бесчисленных  драках, постоянно возникающих в моём барачном анклаве и из которых я неизменно выходила победителем.
Своё социальное положение, и место жительства я скрыла, а приёмная комиссия,  проверив мои физические данные, поняла,  что я создана для классического балета. (Знали бы они, где выковывалась моя балетная стать!).
 

В пьесе  Бернарда Шоу, под названием Пигмалион,  действие происходит
в Лондоне, и начинается оно в славном местечке Лондона под названием Ковент- гарден. Именно там, проходила граница между высшим британским обществом и всем остальным.
Ковент-Гарден –  огромный овощной и цветочный рынок Лондона.  Однажды, вплотную к нему, разбогатевшие от торговли на этом рынке коммерсанты -  выстроили  красивый оперный театр, чтобы после праведных трудов на рынке,  им было бы где,  культурно отдохнуть.
И, пока  высший свет Лондона наслаждался оперой и балетом в знаменитом театре Ковент-Гарден, за его стенами бурлила рыночная жизнь простонародья, презиравшего барские развлечения, происходящие по соседству.
Тут и пересеклись пути профессора Хиггинса и мелкой торговки цветами  - Элизы Дулитл. И, если профессор фонетики  Генрих Хиггинс – потратил полгода, чтобы выправить корявую английскую речь  Элизы Дулитл и её, не менее  корявую манеру поведения,  то мне понадобилось четыре года хореографической муштры, чтобы окончательно отъехать от родной мне среды,  рабоче - крестьянского дна.
Я, влюбилась в классическую музыку, балет и театр. Хореографическая студия, совместно со студией драматического искусства, ставила сказочные спектакли. С ними мы разъезжали по городу, выступали на телевидении, и в своем “дворцовом” театре.
Это была фантастически - чудесная жизнь!  Запах кулис,  зачаровывал меня. Дивная музыка, необычайные театральные костюмы и декорации, и моя безумная наивность и изумление простака, попавшего в сказку! И,  постепенно из уличной хулиганки и отчаянной оторвы из трущоб, вылепливалось существо из другого мира, сильно отличающегося  от мира городского дна и мира  моих родственников по материнской линии. 
Уличная торговка Элиза Дулитл, которую ради научного интереса и на спор, Генрих Хиггинс превратил в леди, после этого превращения совершенно логично, впала в отчаяние и хотела даже утопиться в Темзе.  Ведь вернуться  к прежней  жизни, Элиза уже не могла (упрямый и искусный  Хиггинс, смог полностью перестроить её внутреннюю  архитектуру), а в новой жизни, которой  теперь соответствовала Элиза Дулитл -  ей не было места.
В, отличие от Элизы Дулитл, я ухитрилась одновременно вращаться в разных мирах, в высшем и своём низшем – барачном. Эта двойная жизнь, выработала у меня  замечательную способность - мимикрировать под среду. В среде моей малограмотной, чернозёмной  родни, самым страшным грехом (после чтения книжек), был грех фиглярства (театр), слушанье фиралмонии (так они называли классическую музыку) и бессмысленное дрыганье  ногами (так они называли балет). К, счастью, прикидываться дурочкой, чтобы не  раздражать родню, оказалось несложно.
Труднее было держать спину ровно, и не ляпнуть что-нибудь невпопад,  в непривычном и сложном для меня мире,  губернаторского дворца. И, как манил меня этот мир!
Никогда не забуду, этот потрясающий миг, когда тебе надо выйти на сцену, под яркий свет софитов и станцевать, так, чтобы все ахнули, и почувствовать себя настоящей волшебницей!  Тот, кто не попал, как я,  под магию участия в театральном действе, никогда не сможет меня понять. С этим непониманием, мне и приходилось сталкиваться всю свою жизнь, хотя, ни балериной, ни актрисой, мне не суждено было стать.
За четыре года под сводами омского  “Ковент-Гардена”, я прожила целую жизнь,
И, вертясь в том маленьком мирке, я смогла понять  основные закономерности любых театральных сообществ, а когда поняла, то покинула тот прекрасный, а в чём-то ужасный мир.
Четыре года – это срок, за который сейчас можно выучиться на бакалавра.
И, оттанцевав четыре года, я  вместе с дипломом  Мельпомены и Терпсихоры,
получила  утончённую культуру тела, развила музыкальность и хороший вкус.
Но, не только это….
Сейчас, когда я узнаю, про склоки, скандалы и расколы, сотрясающие самые лучшие театры страны (Таганка, МХАТ, Большой и Малый театры, Мариинка и другие), я этому не удивляюсь.
Ведь  всю закулисную жизнь, прекраснейшего из искусств, все её пружины, всех её ангелов и демонов, я в миниатюре увидела, в самые впечатлительные годы своей жизни.
Особая среда, состоящая из людей творческих, а значит людей истероидного психотипа,  густо насыщена электричеством, из которого рождаются шедевры, а так же, зависть, соперничество, интриги, подковёрные игры, сплетни, склоки и, порой изнурительная неудовлетворённость своей творческой деятельностью, а часто мучительная невостребованность, сводящая актёра с ума, и ввергающая  его в беспробудное пьянство.
Талантливым людям в искусстве (или считающим себя таковыми),  часто не хватает ролей или спектаклей, где они могут блеснуть, а порой не хватает  даже зрителей. Профессия актёра – одна из самых зависимых. И, наступил момент, когда я начала это понимать,после чего, резко перешла из категории лириков – существ не от мира сего, в категорию физиков, крепко  стоящих на земле.
А, до этого, будучи скрытой богемной барышней, в начальной школе,
я училась, из рук вон, плохо. Предмет, который меня изводил больше всего – письмо и чистописание.  Невыносимо скучно было выводить крючки и палочки  человечку,познавшему   радость от творчества на сцене, а в остальное время носившемуся  по ноосфере, посредством книг.
Мои крючочки и палочки, походили на пьяный сброд, бредущий из пивнушки.
Вокруг этой развесёлой компании по тетрадному листу, были разбросаны пятна,
неизвестного происхождения, кляксы и даже разудалые рожицы, которые я рисовала поверх пятен и клякс. За эти художества, я неизменно получала твёрдую единицу, которая меня  нисколько не огорчала. Также индифферентно, я относилась к показательному и нравоучительному  тыканью меня в тетради моей двоюродной сестры Аллы, живущей в в Исиль-куле.  Эти тетради – были действительно образцом каллиграфии и опрятности, со сплошными пятёрками. Несмотря на это, комплекс неполноценности вбить  в меня не удавалось, так как, я была ушлым существом, себе на уме. А, вот юные успехи Аллы в чистописании, навсегда ввергли мою двоюродную сестру Аллу, в манию величия. Вследствие мании  величия, постигшем усердную Аллу, она разговаривала  со всеми, так как разговаривает прокурор на суде, со всякими мерзавцами, проходимцами и прочими  отбросами общества.
Алла, которая ела ложкой, прямо со сковороды и первое, и второе и компот – любила поучать окружающих хорошим манерам. Алла, которая мыла окна, посуду и полы, одной и той же тряпкой – поучала, как правильно вести хозяйство и соблюдать гигиену. Алла, которая к тридцати годам стала весить полтора центнера, поучала  всех, как правильно питаться и вести здоровый образ жизни. Алла, которая с пеной у рта, боролась со всеми за высокую мораль -  забеременела вне замужества. А, когда она всё же вышла  замуж, супруг, которому осточертело, постоянно, сидеть на скамье подсудимых перед своей всезнающей женой – наконец, позорно сбежал от неё.
Куда могла направить стопы, знающая всё лучше всех, Алла? Естественно, в педагогику! Но, увы, Алла, которая считала себя крупной интеллектуалкой, три года подряд не могла поступить в омский педагогический институт, где и конкурса-то не было. Но, Алла назло приёмной комиссии, стойко  заваливала  первый же  экзамен. Наконец, с грехом пополам, закончив педучилище в Исиль-куле, Алла стала воспитательницей в  спецшколе для детей слабого умственного развития. Таким образом, найдя свою нишу, великая Алла, утешилась тем, что во вверенном ей коллективе, она заслуженно стала светочем мудрости и образцом благонравия.
А. я получила очередную прививку на всю жизнь – и мгновенно смывалась от любого человека, как только слышала в его речи знакомые прокурорские интонации   А, ещё я следила за тем, чтобы эти интонации, никогда не появлялись в моей речи!
И, хотя критика, в разумных пределах – вещь необходимая, но я заметила, что больше всего греху привычного  осуждения окружающих, подвержены люди ограниченные. Это про них сказано:
- Чем уже лоб, тем шире самомнение.

………………………………………………………………………………………………

Итак, после четырёх беспокойных, но счастливых лет на поприще провинциального балета, полученных мной, благодаря городскому, беспечному детству, я осознала – что искусство, слишком  зыбкая и ненадёжная опора во взрослой жизни, где придётся содержать себя самостоятельно. Чистописание и письмо, к тому времени уже закончились, а красиво выводить буквы, я так и не научилась. Мои разухабистые рукописи, походили на шифровки, которые порой не могла раскодировать даже я сама. Но, это меня нисколько не огорчало. Ведь из  гуманитариев, я  переметнулась к  реалистам. Я стала изучать  “земные” науки: математику, физику, химию, естествознание. И, здесь очень преуспела, чему сильно удивились окружающие, уже давно не ожидавшие от меня ничего хорошего. Даже вкривь и вкось, записанные формулы, были верны,
а, чтобы понять заковыристые законы физики и химии, и умилиться их совершенству  и гармонии, чистописание  было не нужно.
 
К, моменту окончания школы я стала  особой, весьма приспособленной ко всем превратностям жизни. Я, имела  стройное, из-за скудного питания, тело, с крепко накачанными на плацу, мышцами.  Физика,  математика, и тонны прочитанных книг, основательно углубили мои мозговые извилины. А, двойная жизнь, ведомая мною в детстве, отрочестве и юности, сформировала  и отшлифовала во мне качества резидента, пребывающего в стане врага.
Я, научилась скрывать, свою настоящую жизнь, свои настоящие цели и интересы. Благодаря губернаторскому дворцу, я научилась понимать классическую музыку, полюбила театр, изобразительное искусство и даже обнаружила у себя художественные наклонности, что, несомненно,  делало мою жизнь ярче, полнее и интереснее. Но, хвастаться этим у меня дома – было бы самоубийством.
И, всё же, видимо, что-то чуждое просматривалось во мне, даже сквозь маскирующую броню, которую я когда-то надела, чтобы защитить свой внутренний мир. Мама Анна часто повторяла мне и любила жаловаться окружающим:
- Все дети, как дети, а эта….
Это было признанием необычности своего ребёнка, но не в положительном смысле.
Это было стыдливое признание ущербности дочери, по стандартам понятного маме Анне,мира. Наверное,  так чувствовала себя  мама – утка, выводя своего гадкого утёнка на птичий двор.  (Г. Х Андерсен. Гадкий утёнок).
А, гадкий утёнок,  начинал всё больше понимать, что ему надо искать свою стаю.



ГЛАВА 14.

СТРЕЛЬБА, С ЗАВЯЗАННЫМИ  ГЛАЗАМИ.

Именно так, в новые  времена юный человек, порой, выбирает себе профессию на всю жизнь.
В стародавние мохнатые века, где время текло очень медленно и сильны были обычаи и традиции, выбор профессии проблемой не являлся, так как производился автоматически:
Сын сапожника становился сапожником,  сын каретника и колёсника, становился каретником или колёсником, сын портного становился портным, сын крестьянина становился крестьянином.
Жизнь тогда была короткой, и тратить пятнадцать,  двадцать лет на образование и приобретение профессии, простые обыватели просто не могли себе позволить.  Семейным профессиям дети обучались в семье, в процессе вырастания. В шестнадцать лет женились, в тридцать - тридцать пять лет – умирали.
Потом времена изменились и усложнились. В стране победившего пролетариата – проблема  наличия отсутствия профессионалов высокого уровня, была очень серьёзной. Профессионалы, уцелевшие с царских времён, были с точки зрения советской власти,политически подозрительны, и всё время норовили, втихаря, учинить какую-нибудь пакость (вспомним дело промпартии). А, кухаркины и дворницкие дети,  блестяще  справлявшиеся  с подметанием улиц и приготовлением рябчиков для буржуев, никак не тянули на выполнение сложных технологических работ, требующих высокой квалификации. И, понимая, чем может закончиться существование государства,населённого  ордами неграмотных дикарей,  Ленин провозгласил:
-Учиться, учиться, учиться….
При советской власти образование сделали бесплатным, а иначе бы пришлось на  все учебные заведения страны, повесить большой амбарный замок. Ведь те, кого теперь надо было научить  и вывести в люди, традиционно не имели средств на образование.
Оплата обучения способных людей из низших слоёв общества, используя общенародные,фонды,  стала большим козырем социалистического государства СССР. В науку и производство, стала вливаться свежая кровь. Люди, пришедшие из низов и не знавшие изнеживающего дворянского или великосветского  воспитания, часто обладали более высокой жизнеспособностью, неприхотливостью и выносливостью, свойственной простолюдинам.
Ни у моего папы, ни у моей мамы профессии не было никакой. Так, что семейными  традициями я повязана не была.  Какой–либо маниакальной мечтой, моё сознание
так же не было исковеркано.  Стоя на низком старте, я твёрдо знала только  три вещи:
а)  я не желаю быть  артисткой  (а многие девицы, не вкусившие этого
счастья, мечтали блистать на сцене или в кино!)
б)  я не желаю больше жить в своём барачном анклаве, который всё сильнее
становится похожим на питомник, для выращивания уголовников,
в)  больше всего на свете, я хочу сделать ноги от деспотии мамы Анны, рьяно и безуспешно, пытающейся  перекроить меня на свой лад.
 ………………………………………………………………………….

Краеугольный выбор профессии, был исполнен мною тщательно, вдумчиво и прозорливо.
С помощью газетки, валявшейся за печкой и на которую ставили закопчённый чугунок. Под кругом чёрной сажи, смутно просматривалось объявление о приёме студентов в технический ВУЗ  большого сибирского города. Сквозь чёрные хлопья, я смогла разобрать название специальности, которое поразило меня своей таинственной мелодичностью. Физическая электроника.
- О, это звучало, как волшебная песня, как заклинание, и даже, как камлание шамана. Понимать, что же это за зверь такой – физическая электроника, гнездящаяся на электрофизическом факультете политехнического института  – было совсем не обязательно.
И, если бы на месте сакраментальной газетки, за печкой  завалялось бы объявление о приёме в Кембридж, Оксфорд или Гарвард, можно не сомневаться, что с низкого старта, я рванула бы и туда.  Самонадеянность победительницы всех дворовых драк и первой ученицы омской окраины – не знала пределов.
……………………………………………………………………………………………………

И, случилось чудо. Несмотря на свою наивность, я смогла поступить на усмотренную за нашей печкой специальность. Что ещё раз подтверждает верность русского фольклора – дуракам  в России всегда везло. Вступив на  тернистый путь физической электроники, я вскоре осознала, что не только я не понимаю, что это за штука такая – физическая электроника, но этого также не понимают и основатели славного электрофизического факультета.
Я даже вижу, как составлялась учебная программа новорождённого факультета:
Однажды в большой пустой аудитории собрались высоколобые профессора,  и стали думать, чем набивать головы авантюристов, прибывших из разных углов великой России грызть гранит физической электроники.
Декан механического факультета присоветовал Сопротивление материалов (сопромат) и теоретическую механику.
- Пущай! - согласились присутствующие, не желающие связываться с этим занудой.
Тут, очнувшись от великих дум, в разговор ввязался профессор математики и присоветовал Теорию вероятности, Математическую физику, и само собой докторский курс Высшей математики. Чтобы не выглядеть невежами – все согласились.
Потом влез шарлатан,  алхимик и тайный алкоголик из химического корпуса и навязал нам органическую химию. С  какой стороны органическая химия,  прислоняется   к электронике, да ещё к физической, никто не понял, но спорить не стали.
Тут с партсобрания налетели гуманитарии, и  впихнули в учебную программу большой зубодробительный курс  истории КПСС, включающий обязательное подробное конспектирование всех работ Ленина (а, я и не знала, что Ленин был большой спец в электронике!).
Потом из соседнего университета, как всегда, находясь не в себе, в аудиторию случайно забрели философы, и чтобы не обижать  убогих, и не лишать их куска хлеба,в наш безразмерный учебный курс,  включили и философию. Под суровым взором коммунистической партии – философию сделали марксистско-ленинской (отчего Платон, Сократ, Кант и Шопенгауэр со товарищи, перевернулись в гробу.)  Самый ненормальный из философов, предложил ещё включить в нашу учебную программу латынь, греческий и закон божий. Но, его  тут же вытолкали взашей, партийные гуманитарии. Так, что нам немного повезло.
Под конец заседания, когда все уже стали расходиться, в разговор встрял очкарик, что-то паявший на задней парте и совершенно бестактно стал вопрошать у высокого собрания:
- А, где же в их густом научном коктейле, находится  сама электроника?
Все остолбенели. Но, потом пришли в себя, и спросили у наглеца, что он имеет в виду?
- Бетатроны! – бухнул сумасшедший паяльщик.
Присутствующие, смутно понимающие, что это за штука  такая – бетатроны,
из уважения к этому загадочному предмету, также включили его в курс.
В разбухшую до безобразия учебную программу, умудрились потом ещё втискать
начертательную геометрию, теоретические основы электротехники и  проклятие,
посланное мне со времён чистописания  - черчение.
Кого же всё-таки хотели взрастить за пять лет высокомудрые профессора – наука умалчивает, а сами, очень занятые наукой профессора, об этом не задумывались.  Если студент был прилежен, то есть обладал хваткой бульдога, он выдерживал пять лет запихивания в него дисциплин, не имеющих ничего общего, ни между собой, ни с физической электроникой. Молодой специалист, одержавший победу
над безумной командой политехнического института и получивший заветный диплом, знал всё и не умел ничего. Этот полуфабрикат выкатывался в профессиональную жизнь,и уже там обучался конкретному делу, к которому прибивала его судьба - злодейка.
Диплом же был нужен для того, чтобы поместить его в рамочку, повесить на стенку и показывать гостям и знакомым.
..............................................
 
Мой путь в электронику, после окончания института, был сложен, запутан, и невероятен.
Невероятен, поскольку из моих сокурсников, я была едва ли не единственной,
кто начал работать в соответствии с записанной в дипломе специальностью.
Как и предусматривалось, ни один из выученных, и сданных,  на отлично  предметов, мне  в моей реальной профессиональной деятельности  не понадобился, если не считать иностранного языка. Но, чтобы не портить общую картину, меня учили не тому языку, который мне очень бы, пригодился (английский).
Нас учили немецкому языку, наверное,  на случай повторного нападения Германии на Советский Союз.
Английскому языку,  я, чертыхаясь, училась,  разбирая техническую документацию, а, позже став программистом, оттачивала свой кособокий английский на операторах программных языков и в программных языковых средах.
И, всё же, несмотря на очевидную абсурдность нашего высшего образования, оно
было очень полезным, так как  развивало ценнейшие  человеческие   качества.
Наточившие зубы при зубрёжке, мы так натренировали свою память, что легко, в случае надобности, могли бы выучить китайский язык за считанные дни, со всеми его погаными иероглифами, а за полдня разобрались бы даже с еврейским  талмудом. Кроме того, барахтаясь в бешеной заумной учебной программе, мы выработали в себе информационное бесстрашие. Те, кто не смог этого сделать, вылетали из института,с помощью специально предназначенных для этого предметов,  типа математической физики, начертательной геометрии, или сопромата.
Мы в чём-то стали похожи на испанских конкистадоров, которые закалившись и поднаторев в войнах с маврами - мусульманами, и изгнав их из Испании обратно, в  Африку (реконкиста), затем легко переплыли через атлантический океан и быстро истребив тамошних индейцев,  основали огромную колонию, на которой быстро разбогатели. Вот, что значит тренировка и закалка!  Когда рухнул железный занавес в СССР, наши  качества, очень понравились западной цивилизации. Беспредельная обучаемость   чему угодно, при явной бытовой непритязательности, вот  что сделало наших специалистов,  учёных и инженеров, ценнейшим экспортируемым в развитые страны товаром. Это явление получило название – скупка мозгов.
 
……………………………………………………………………………………………………..

В далёкие лихие советские времена генетика, кибернетика и другие науки западной цивилизации, были объявлены в Советском Союзе продажными девками империализма.
Великий академик Дамиан Лысенко (очень тупой, заштатный агроном), стал светилом в коммунистическом  растениеводстве и коммунистическом выведении новых сортов. Соответственно, генетик Николай Вавилов, явно заигрывающий с “продажными девками империализма”, был репрессирован и сгинул в лагерях.  Аналогичные процессы шли и в других отраслях советского хозяйства и науки (Туполев, Королёв, Чижевский, Флоренский и др.). Поэтому и не иссякал поток рабов на стройки коммунизма, и в тюремные “шарашки”, где опальные инженеры и учёные, под строгим надзором вертухаев, могли двигать советские науку и технику вперёд.
А. вне тюремных застенков, компьютерные Лысенки, калядакали на коленке,
политически-благонадёжные  вычислительные машины. Эти машины по своей анатомии, очень походили на динозавров – крохотная головка и огромное тело, помещающееся  на трёх-пяти сотнях квадратных метрах машинного зала. Но, как ни крути, считать на этих гигантских агрегатах, получалось быстрее, чем на пальцах!  А, как они солидно урчали, громыхали и подмигивали! И, мы были бы очень довольны достигнутым нами уровнем вычислительной техники, если бы кроме нас, на планете никого не существовало! Но, негодяи – капиталисты, далеко обставили нас везде,  в том числе в кибернетике, и в генетике, пока мы эту кибернетику и генетику  у себя душили. Поэтому, мы скрытно, и сильно стесняясь, стали покупать у США компьютеры и программное обеспечение.
Дураками капиталисты не были, и поэтому продавали нам  устаревшую у них рухлядь, на которой у них  респектабельным джентльменам, работать было уже неприлично.
А, мы, радовались, осваивая их 280, 380, 480, пентиум  и прочих ушедших на пенсию в Америке, персональных комподедушек. Для производства, мы также покупали у них вычислительные технологии, переименовывали и слегка переодевали их у себя в Северодонецке, и поэтому вскоре, значительно смогли опередить Эфиопию и Анголу.

…………………………………………………………………………………………………

И, всё-таки в каждом болоте, есть свои прелести! 
Ведь, однажды, выпущенная вслепую стрела, попала в цель! Вопреки всем законам баллистики, она летела не прямо, а  по окружности, и постепенно сужая круги – попала в десятку! Из всех немногочисленных удач в моей жизни, самой крупной моей удачей,
стала моя профессия. Удача заключалась в том, что совпали три обстоятельства:
- мне нравилось то дело, которым я занималась,
- этому делу нравилась я, (т.е. годилась для этого дела),
- это дело нравилось обществу и общество в нём нуждалось.
……………………………………………………………………………………......

Начальную  инициацию в профессию я проходила на вычислительном агрегате, изготовленном и выпущенном  корпорацией Lysenko@K. (Лысенко и его компания).
Это была огромная, грубо сколоченная махина, рассыпавшаяся на ходу.  Огромный коллектив  вычислительных электронщиков состоял из мужчин, носившихся, как ошпаренные, и безуспешно пытавшихся эту рассыпчатую груду металла заставить работать. Дело в том, что дочерняя фирма Лысенки, занимавшаяся логистикой,
перевозила и хранила несчастный вычислительный советский мастодонт, под открытым небом, откуда его поливало дождём и посыпало снегом.
Поскольку в Советском Союзе, было модно засекречивать всё, то в соответствии с этим трендом, изготавливалась и техническая документация. Ознакомившись со схемами, долженствующими описать строение нашего вычислительного монстра, я поняла, что изготовляли её криптографы (мастера тайнописи), перед которыми явно ставилась задача,  запутать даже простейшие вещи, так, чтобы их никто не мог понять.
В результате совместных усилий корпорации Лысенко@к,  а также его дочерней логистической компании, и группы криптографов, оформлявших документацию – огромная гора, родила мышь.
А я поняла истину, на которой строились принципы советского производства:
- Безработица нам не грозит, так же, как и изобилие!

……………………………………………………………………………………………….

И, вспомнив песню «…времена не выбирают, в них живут и умирают…»,
я включилась в гонку по реанимации, находящегося в глубокой коме,  лысенковского вычислительного выкидыша.
Я была   единственной женщиной в «железячном» мужском коллективе, поэтому, кроме технических, вышеописанных сложностей, мне добавлялись сложности психологические.
Мне надо было опровергнуть ходячую истину:
- Курица не птица, баба не человек!
И, под насмешливыми взглядами сильного пола, я начала её опровергать.
Меня не раз било током от силовых установок, находящихся в основаниях вычислительных шкафов, я порой, ночевала на огромных листах (2 X 3 метра) электронных схем,  я придумывала личную систему координат и методы расшифровки, чудовищных по идиотизму организации и начертанию,  электронных схем, и не лезла ни к кому за объяснениями.
Я не сошла с ума, так как имела чугунный лоб, живучесть уличной дворняги,
гибкость змеи и изобретательность небалованных русских Кулибиных. А, также, честь и хвала родимому Альма матер!
И, однажды случилось чудо – мне стали понятны догические закономерности любого электронно-вычислительного устройства. Что, со временем мне позволило понимать работу мозга  вычислительной машины – процессора  и операционной системы.
Каким  бы ни было сложным, устройство компьютера, оно всё же конечно. И, поэтому обслуживание компьютеров, является,  хотя и сложным, но всё же ремеслом.
И, ремеслом консервативным, весьма далёким от творчества.
И, поднаторев в починке и обслуживании железа, я стала скучать от однообразия.
А, заскучав, стала присматриваться к тому, что являлось душой железа, и делало его живым – к  софту, а по-русски – к программированию.
Вот это и стало той десяткой, в которую попала, когда-то выпущенная мною с завязанными глазами, стрела.