Копье Судьбы. Книга Вторая. Глава пятая

СУНДУК ИРМИЯГУ. УКРАИНА. ОДЕССА,

Генерал Огуренков не обманул, позвонил Каламбурскому и дал пароль от флешки. «Не ищите меня, я покинул гостеприимную Украину, сказал он на прощание».
Флешку изучил Боря «Кардан»


- Вот накладная на получение Половинчуком объекта «багаж», – докладывал он
шефу. – А вот протоколы обыска трехкомнатной квартиры на ул. Генерала Петрова угол Радостной. Полковник превратил свое логово в настоящий Лувр, но там не было искомого сундука. Следовательно, гебня его не нашла. После смерти полковника его квартиру купил коллекционер Шайко. Обращаю ваше внимание, Леонид Валерьянович, он покупал ее как трехкомнатную. А в завещании написано: «свою четырехкомнатную квартиру завещаю…»


- Приписал, чтобы дороже продать?
- Нет, Валерьянович! Это он подсказку давал наследникам! Намек на существование тайной комнаты. Только родственнички не обратили внимания на эту запись, вывезли в Москву всю коллекцию. Вот документы из архива одесской таможни. Никакого сундука в них не фигурирует. Родственникам Шайко даже в голову не пришло искать четвертую комнату. Значит, сундук Ирмиягу все еще там! 


Спустя сутки в квартиру № 17 дома на ул. Генерала Петрова угол Радостной позвонили.
- Кто там?
- Альбина Львовна? Мы собираем подписи против элеваторов в порту! Вы за чистый воздух в Одессе?


Защелкали замки. В щель выглянула пожилая дама с распущенными седыми волосами. 
- Одесса задыхается от пыли зернохранилищ, а олигархи наживаются на нашем
здоровье! – сказал ей молодой человек с подписным листом в руке.


- Это же бизнес городского головы, кто этого не знает! – подхватила Альбина
Львовна, снимая цепочку с двери. – И кто только додумался возить товарными поездами через центр города это пыльное зерно! Безобразие! Мы окна не можем раскрыть летом. – дама оставила дверь открытой и пошла вглубь квартиры за паспортами.
Этим она совершила роковую ошибку.


Спустя несколько минут муж ее, Борис Михайлович Левицкий, жалко тряся седой головой, давал показания на кухне и неумело лгал.
Хижак близко заглянул в расширенные от страха старческие глаза.
- Какой вам палец не жалко?
Джекпот достал из ящика кухонный нож.


Бандитам не нужно искать улики и доказательства, они приходят и просто пытают людей. Борис Михайлович сломался до применения к нему усиленных методов дознания.
«Тайна четвертой комнаты» открылась, когда Левицкие затеяли перепланировку. В стене обнаружилась заделанная фанерой и заклеенная обоями дверь, за которой находилась комнатка, хранящая старинный сундук. (по мотивам рассказа Ольга Немытовой и Алексея Коциевского «Властелин мира»).


Записав рассказ Бориса Михайловича на диктофон, Хижак сделал звонок.
Спустя полчаса черный Лендкрузер» с пенсионером ехал по оживленной первомайскими праздниками Одессе. Толпы футбольных фанатов текли по улицам, бухали барабаны, ревели вувузелы. На завтра, 2 мая, был назначен матч «Металлист»-«Черноморец», фанаты анонсировали марш «За единство Украины», который сейчас репетировали. 


В ГСК «Колпион», что на Профсоюзной улице, автомобиль остановился перед настоящим коттеджем - над гаражом были надстроены еще два этажа. Борис Михайлович отпер ворота, включил свет и показал стоящий на антресолях массивный ящик, накрытый пыльным брезентом.


ВИДЕНИЕ РУССКОЙ ДЕРЕВНИ

Ночью тюрьма не спит, после отбоя начинается движуха, поступает грев, идет почта, перестукиваются батарейщики, гуляют воры, поют под гитару, пляшут, дерутся. Под утро наступает короткое затишье. Изгою можно вылезти из-под нар, на полусогнутых добежать до толкана, отлить и потужится в  ускоренном темпе, выглядывая из-за шторки, не идет ли кто из блатных.


Общая камера спит. Нет обычного гвалта и кишения полуголых тел.
Предрассветная тишина окутывает русскую деревню.
Да, это русская деревня, только… заколдованная, перенесенная за тридевять земель, в тридесятое царство, Кощеево государство. Вспоминается загадочная фраза Финта: «Здесь сохранилась прежняя Русь».


И вдруг открывается видение: ты в древнерусской общине, только… лишенной женщин! Все сбылось, как мечталось христианским аскетам: «сосуд греха», «дочь лжи», «пособница сатаны» оказалась удалена из общежития. Каменные стены, решетки и охрана встали между мужем и женой, матерью и сыном, братом и сестрой. Воля и женщина остались снаружи, мужчина и библейский закон поместились внутри.


Почему же так неуютна ваша «деревня», мужики, почему так жестоки ее нравы, так отвратительны вши, клопы, чесотка, туберкулез, "петухи", вонючая баланда с червяками? Чего ж вы плачете, чего тоскуете? Вы же сами этого добивались, когда презирали, унижали и избивали своих женщин. «Курица не птица, баба не человек». «Бей бабу молотом, будет баба золотом». Радуйтесь! Упругие влагалища более не доступны вам. Вы сами отвергли их вместе с теплыми грудями и ласковыми руками, вместе со сладкими губами ваших жен и любовниц. 


С воцарением авраамических религий матриархальная община подверглась разгрому, ее выкорчевывали огнем и мечом, и вот, извращенная и испохабленная, она оказалась вытесненной в коллективное бессознательное и сохранилась только в самых недоступных и запретных местах, таких, как тюрьмы, лагеря и изоляторы.


Если внутри психики содержится запретная зона, значит, снаружи она тоже должна материализоваться! Раз она запретна, то доступ к ней должен быть затруднен. Раз она страшна, то туда никто не захочет попадать добровольно, и поэтому туда будут приводить силой, чтобы человек на своей шкуре пережил отрицаемое, запретное, ненавистное. Всем этим условия отвечает тюрьма - изнасилованная патриархатом древнерусская ОБЩИНА!


Ты вздрагиваешь, на спину падает ледяная капля. Дальняк смывается прямо из водопроводного крана, к его носику обычно привязана полоска материи, по которой стекает вода, но кто-то сорвал ее.
Наскоро подмывшись, ты выходишь на продол.
Слышны раскаты богатырского храпа. 
Куняют на кортах шныри и первоходы.


Сигаретный дым стелется предутренним туманом.
На черном от грибка «небе» светит желтая луна балдохи.
Вылезает из петушиного угла главпетух «Защекан», зевает во всю свою рабочую глотку, «хлопает крыльями» и хрипато кукарекает, возвещая рассвет.
- Хата, па-а-адъе-е-е-ем!


«НЕ СТОИТ СЕЛО БЕЗ ПРАВЕДНИКА»
   
- Уйду я скоро, силы убывают… боюсь, не успею сказать… - шепчет Шмонька. –
Придвинься поближе, Сергуня… В Предсказании старца Иллариона про наши времена сказано, что Запад снова нападет на Россию. Москва устоит, а Киев падет. Быть на Украине войне, всяка душа будет испытана. Закрой воронку, Сергуня… Загони в нее Зверя… Сэкономь народ… Русских и так мало осталось.


- Какую воронку? Ответь! Не умирай, Шмоня, не оставляй меня одного! 
Ты трясешь старика, но он не отвечает, только слабо стонет в беспамятстве.
Обливаясь потом, ты вытаскиваешь его из-под нар.
При свете открывается жуткая картина – Шмонькина спина ободрана волочением, кожа после ожогов не выдержала, ссадины кровоточат. Взяв старика на руки, ты несешь его к тормозам, долго стучишь в кормушку.


Наконец показывается недовольное лицо надзира.
Ты рассказываешь ему про больного старика.
Мужики тоже просят за «блаженного».   
Вскоре приходит Тяп Ляпыч, щупает убогому пульс.
Когда санитары с носилками выносят Шмоню из камеры, сидящий у тормозов пожилой заключенный горестно вздыхает.   
- Все, хана хате. Не стоит село без праведника.


Ты успеваешь положить на грудь наставнику свесившуюся с носилок  культю с наколотой на ней иконкой Богородицы, когда, оглянувшись, понимаешь, что пропал. Кто-то настучал ворам. Сзади стоит Качан в окружении воровской пристяжи.
- Отлетался, Скворец, - лыбится он глумливо. - Точней, отползался. Сейчас будем у тебя здоровье отбирать.


Чуханов руками не бьют. Западло. Их товарят ногами, жертва при этом не должна закрываться, чтобы не создавать неудобств «людям». На тебе тренируются. Отрабатывают удары. Ты отлетаешь и бьешься о стены и нары. Сползаешь, хватая ртом воздух. И снова получаешь удары в живот, в грудь и ребра.


Вдруг крик: «Хата, тормоза!»
По этому сигналу в камере замирает все противоправное.
Застывают избивавшие тебя блатные, потому что находятся в прямой видимости вошедшего прапорщика, который громко объявляет.
- Господа сидельцы, принимайте новоселов!


Вводят группу парней в балаклавах. 
- Слава Украине! – хором приветствуют они камеру.
Странно, что даже в тюрьме их не заставили снять масок.
Народ молчит. К таким кричалкам еще не привыкли.


Вдруг из глуби продола летит отклик.
- Героям слава!
Кто кричал? Кто пробирается к тормозам через толпу?
Да Мытник же, офицер таможни. А в спину его подталкивает Юрий Соломонович.
- Допожить, хлопци! – еврей подхватывает избитого Скворцова подмышки, не давая ему упасть. - Воры активиста Майдана убивают!


- Че брешешь, гад! – пинает Соломона Качан. - Какой он активист! Чухан это!
- Навище бьетэ чоловика? – выдвигается вперед старший из балаклав.
- Вы кто, детишки? – волком щерится на него Качан. - Под кем ходите?
Из прорезей маски алеют обожженные слезоточивым газом глаза.
- Про Яроша слышал? Мы «Правый сектор».   


- Нет! Такого авторитета мы не знаем. Нам сектора что правые, что левые, по боку! Мы центровые, ха-ха-ха! (воры поддерживают главшпана наглым хохотом) А чухана щемим по делу!
- Он пострадал за майдан! – Юрий Соломонович шепчет тебе на ухо: «Серожа, быстро говорите им «Героям слава»! – и пафосно выкрикивает. - Слава Украине!
- Героям слава! – «на автомате» отзываются хлопцы.


Юрий Соломонович снова и снова пихает тебя в ушибленный бок.
- Да скажите вы им вже «героям слава!» От вас же не убудет! Слава Украине!
Ну, и что теперь делать Сергею, читатель?
Нет, не так. Что лично ВЫ сделали бы на его месте?


«СЛАВА УКРАИНЕ! ГЕРОЯМ СЛАВА!» 


Вы стоите насмерть и не произносите бандеровских речевок?
Или дрогнули? Чего там, подумаешь, слова рота не пачкают, а жизнь спасают.
Вот и Сережа Скворцов сломался.
Приподняв разбитое лицо с кровяными усами, он невнятно прошамкал.
- Хероам ава…


Балаклавы распихивают воров и выдергивают из их рук «активиста».
- Видпусты його!
- Не замай!
- Трымайте його, хлопци.
- Ты як, друже?
Воры и «балаклавы» меряют друг друга угрожающими взглядами.
Тюремный люд карабкается «на пальму» - назревает крупная драка.


- Что за кипеш на бану? – понтуется Качан на распальцовке. - Не успели заехать в хату, уже права качаете?! А ну сдал назад, кому говорю!
- Донэцький? – принюхивается к нему командир балаклав. - Вид нього тхнэ вугиллям, хлоци! (пахнет углем)


Балаклавы теснят блатных по проходу.
- Чухан накосячил, огребает по делу! - огрызается Качан, пятясь.
- Брешуть воны! – выкрикивает Мытник, взобравшись на второй ярус нар. – Чого мовчитэ, народ? Беспредел у хати, воры людей катують, ось, бачитэ, що коиться... – он нагибается и задирает на Скворцове рубаху, показывая кровоподтеки.


- Банду гэть! – гаркает главарь, принимая боевую стойку.
- Гэть, гэть, гэть! – «сотня» ощетинивается кулаками и локтями.
- Сами какой масти будете? – орет Качан. - Тряпки снимите, чтоб мы на заточки ваши посмотрели!
- Банду геть! Геть! Геть! Геть!
- На пол, гниды! – истерит Штуцер. – На кого хобот подняли! Это Качан, смотрящий по хате! Вас тут с говном смешают.


Кто-то из толпы заряжает ему в челюсть. Штуцер улетает по продолу.
- Ганьба! Ганьба! Ганьба! – скандируют балаклавы.
Рык в рык, клык в клык.
Налитые кровью глаза.
Остервенелая ругань.


«Пару на каменку» поддает Мытник.
- Тварі! Подлюки! Простий люд б'ють, відбирають їжу і речі. Всіх залякали злодії донецькі, пресують патріотів України! - По нервах б'є вереск істероїдний во всю горлянку. - Банду геть!
- Геть! Геть Геть!


В отличие от воров майдановцы умеют работать с массами.
- Эй, народ, а ну все сюди! Вставай за вільну Україну проти бандюків і злодіїв! Хто за свободу, в наші ряди пліч-о-пліч! Мы на воле Зека свергаем, у вьязныци тэж треба навэсты порядок та свергнуты воровскую владу. Банду геть!


Мужики смыкаются с балаклами и наступают на блатарей. Мытник с утра распространил через Менялу партию косяков и несколько бутыльков зимбуры, посему народ подошел к бунту крепко на взводе.


«НА БЛЮДЕЧКЕ С ГОЛУБОЙ КАЕМОЧКОЙ»


Майор СБУ Виталий Середа через знакомого отставника из охраны «Промпрайдбанка» получил записи видеонаблюдения из головного офиса и пропустил их через программу опознания, которая установила двух персонажей с кличками «Хижак» и «Джекпот».

Слежка зафиксировала, как эти двое выдернули из квартиры на ул. Радостной пенсионера Левицкого и отвезли его в ГСК «Колпион», где перегрузили замотанный в пленку массивный объект в инкассаторский фургон «Промпрайдбанка».
Обо всем этом майор рассказывает московскому посланцу, капитану Гончарову, который на словах передает приказ Москвы любой ценой добыть сундук.


- Легко сказать, - чешет бритый затылок украинец. – В банке его взять нереально. Но. На завтра заказан инкассаторский броневик и охрана. Думаю, что повезут его в аэропорт, а оттуда самолетом в Днепропетровск, в логово Каламбурского. Вот мой план, - расчистив стол с закусками и водкой, Середа разворачивает карту Одессы. – Это Жовтневое отделение Промпрайдбанка. Параллельно идет рокада - улица Софиевская. Вот на пересечении Торговой и Софиевской мы их и возьмем.


- Они будут ехать на инкассаторском броневике, – напоминает Гончаров.
- Вскроем, - Середа спокоен за своих бойцов. – Учти, Гончар, после налета на машину Лёди мне не будет жизни на Украине.
Гость придвигается к столу.
- Мне поручено тебе передать, - понижает он голос, - что если ты добудешь сундук, тебе гарантированы квартира в Москве, трудоустройство, звание, хорошая работа и достойная зарплата.


Середа мускулит «височными долями».
- За такие ништяки я выложу вам сундук на тарелочке!
- С голубой каемочкой? – спрашивает гость, глядя испытующе.
- С жовто-блакытной… - майор разливает остатки «Хортицы» по рюмкам.


МАЙДАН В СИЗО


- Я не сда-а-амся без бою… - вопит-поет песню «Океана Эльзы» Олесь Мытник, и пронзительно верещит, сотрясая души яростью и злобой. - Випалити розпеченим залізом шпану донецьку! Всі біди України від них! На чолі з главшапаном Януковичем донецькі кримінальники ось вже 23 роки захопили і гвалтують неньку Украину, розставляють всюди своїх смотрящих, відбирають бізнес, вбивають непокірних. Геть даунбасское бидло! Смерть ворогам!!!


- Смерть! – ревет толпа, потрясая кулаками, шленками и «саблями» – вырванными из шконок железными полосами.
Блатных теснят по продолу, пинают с нар ногами. На вчерашних повелителей, почуяв ветер свободы, набрасываются мужики и шныри, батарейщики и дорожники, даже петухи поддерживают натиск гудением «ротом», как фанаты вувузелами на стадионе.


Но сила черной масти заключается не только в авторитете и волчьей натуре, но и в «пристяжи», состоящей обычно из качков, рукопашников и борцов, которых блатные «подтягивают» к себе подачками и прикормом. На подступах к «вертолету» в лаву боя врываются «спортсмены» - Кистень, Дракула, Зыба, Кисель и Штангист. Свинцовыми кулаками они отбрасывают обратно к тормозам орущую ораву балаклав.
- Под шконки, перхоть! Поубиваем!


Падает, обливаясь кровью, Витя Чебыш, шкандыбает Клименко, под нары заползает искалеченный Саня Оболонский, затоптаны Кирюха Пленный и Ромка Врач. Семейники Зонд, Димон, Стас и братья Филиппенковы дерутся спина к спине, плюясь кровью и выбитыми зубами. Старик Профаныч визжит, зажав глаза…


Летают подожженные полотенца. Камеру затягивает удушливый дым.
По продолу, как фарш в мясорубке, ползет окровавленная людская масса.
Над головами свистят железные шлемки с заточенными краями - это группа «пращников» во главе с Мытником вступает в бой. Раздается рев боли. У Кистеня кровь хлещет из рассеченного лба, Зыба зажимает разрубленный локоть. Рассвирепевшие воры пускают в ход заточки. Вопли раненых взрываются над кипящим людским месивом. Балаклавы пятятся, Юрий Соломонович пытается их остановить, крича неистово, как Гендальф во «Властелине колец»: «Бейтесь! Бейтесь! Не сдавайтесь!»


Воры давят. Еще мгновение и народ побежит.
И в этот переломный момент в бой вступает «петушиная сотня»!
Шлеп-шлеп-шлеп! – падают на воров мягкие «бомбы» - целлофановые пакеты с фекалиями, разведенными мочой.
- Говно! – орет Кистень, поймавший один такой пакет на лету и раздавивший его в кулаке. – Это говно, братва!


Новая порция расфасованных фекалий летит в блатных. Кляксы коричневой жижы заляпывают лица, головы, плечи, зашкваривая тюремную аристократию (по понятиям, запомоиться дерьмом страшнее, чем пожать петуху руку, а уж быть измазанным серевом с головы до ног – цэ вечная ганьба!) 


И воры дрогнули. Стянув с нар матрасы и прикрывшись ими, они пятятся от калометов. Вслед им летят торжествующие крики опущенных и новые порции «коктейлей Портникова».
Невыносимое зловоние выедает глаза. Заключенные ложатся на пол, втягивают остатки воздуха. В тормоза колотят ногами.
Открывший дверь надзиратель отшатывается, зажимает нос рукой.
- У вас что, гальюн прорвало?


Но даже в таких невыносимых условиях народ находит в себе силы пошутить.
- Товарышу эсэсовец, - стонет Жора Клименко, - чи туды, чи сюды, бо газы выходят!
Громовой хохот сотрясает стены. Ржут избитые и искалеченные, плачут, стонут и воют.


СУНДУК ИРМИЯГУ. ОДЕССА. 2 мая 2014 г.


Посверкивает золотой перстень. Главный рейдер Украины набирает шифр на табло банковского хранилища. Щелкает запорный механизм, мигают лампы, гудит сигнал по зданию, извещая, что вскрывается святая святых.   


Огромная стальная «пробка», как затвор гигантской пушки, выползает из «норы». В глубине круглого прохода загорается свет, освещая «тезаурус» - бронированную комнату для хранения ценностей. 


Четверо охранников выносят из хранилища «паланкин» с сундуком и, пройдя по безлюдному зданию во двор, помещают его в инкассаторский броневик.
Двое вооруженных охранников залезают в салон, дверцы закрываются.


Все та же рука с перстнем набирает шифр на сенсорном замке бронированного грузовичка, выставляет время на таймере.
- Никому, кроме меня, не открывать! Я буду ехать сзади. В случае чего подстрахую.


Мигают синие лампы над раздвигающимися воротами.
Инкассаторский автомобиль «Рыцарь 294546», закупленный Промпрайдбанком по спецзаказу в Германии, никогда еще не перевозил столь ценного груза. На перекрестке улиц Пастера и Софиевской его подрезает серый микроавтобус с тонированными стеклами, а его «брат-близнец» подпирает «Рыцаря» сзади. Из микроавтобусов высыпают вооруженные бойцы в камуфляже и бронежилетах, со сферами на головах и надписями «СБУ» на спинах. Бойцы рвут ручки дверей, железной монтировкой колотят в окно водителя. Бронированное стекло покрывается трещинами, но не лопается.


- Пригнись! – Комод («командир отделения» лейтенант Толстых квадратный, как шкаф)  наставляет в боковое окно пистолет.
Водитель испуганно пригибается.
Пах! Пах! Пах!
На стекле образуются белые воронки, но оно держится.


Очнувшийся водитель нажимает тревожную кнопку, (сигнал передается на пульт охраны в головное здание, срабатывает сирена, во внутренний двор по тревоге выбегает дежурная смена физической защиты, грузится в микроавтобус) включает заднюю передачу, пытается отъехать. Машина катится по берцам спецназа. По колесам стреляют.
«Стой! Стой!»


Но шины броневика тоже выдерживают удары пуль.
- Открыл, сказал! – взбешенный Комод рвет ручку двери. - СБУ!
Сзади пакуют охрану из машины сопровождения.
Крякает мегафон.
Наставлены автоматы. Грубые окрики бьют по ушам.


- СБУ! Идет спецоперация! Оружие на землю! Выбрасываем оружие! Руки! Выходим! На землю сразу! На землю! Руки! Лежать! Всем лежать!
Броники, сферы, автоматы с укороченными прикладами, надписи СБУ на спинах, - все это деморализует банковских охранников, они сдают оружие, выползают из дверей автомобиля и тут же укладываются лицом на асфальт. Им сковывают руки наручниками на поясницах. Майор Середа поглядывает на часы. Минута пятнадцать. Норма. Все возможные опасности купированы. Остается вскрыть «консервную банку».


- Открывай! – стучит он в окно водителя. – СБУ!
- Выходим! Выходим! – кричат со всех сторон в окна инкассаторского фургона. 
- Мы не можем, - боковое окно превращено выстрелами в стекло «морозко», лицо шофера плохо видно, - замки на таймере.
- Когда откроются?
- Через полчаса.
- Некогда нам ждать. Ломаем.
В окно бьет железный топор. Много и часто.


По «Рыцарю» колотят уже с двух сторон – в окно водителя топором, и кувалдой - по замкам задней двери. В створ задних дверей пытаются всунуть ломик, но спецавтомобиль рассчитан как раз на случаи взлома, гудит под ударами, но не поддается.


В стекло водителя бьют уже не острием, а обухом пожарного топора.
Мимо ползет автопоток, из окон снимают происходящее на телефоны.
- Не берет топор! – жалуется запыхавшийся боец.
- Режьте болгаркой заднюю дверь! – распоряжается командир.
Приносят болгарку. Пилит Кэп. Визг, снопы искр, вонь горелого металла.
Кэп в армии имел звание капитана, отсюда и позывной.
Но крупповская броня не поддается болгарке.
- Пластид!


Минер Князев, известный тем, что прочистил сортир в казарме тротиловой шашкой, засунув ее в унитаз на втором этаже и смыв: все, кто сидели на очке на первом этаже, мордами вынесли двери, а Князь потом унитазы на стройке воровал, менял по всему стояку, - наклеивает колбаску пластида на задние двери микроавтобуса, втыкает детонатор, отбегает...


Через оцепление прорывается щуплый мужчина с выбритым до синевы лицом. Над головой он держит раскрытое удостоверение.
- Я депутат Верховной Рады Борис Кардан! Вот мои документы. Уберите руки! Я
обладаю депутатской недоторканнистю (неприкосновенностью)! Фамилия! Кто у вас старший?
- Ну, я старший.


- Где ваше удостоверение? Я могу принять вас за бандитов. Со мной съемочная группа канала СТБ. Ребята, снимайте! Нападение на инкассаторскую машину!
- Убрать посторонних! – рявкает Середа. - Сейчас будет взрыв! 
Скандального депутата оттесняют. Он возбужденно переговаривается с кем-то по телефону.


- Взрываем! Выходите! – стучит Середа в задние двери.
Инкассаторы спешно покидают салон через люк, который служит в экстремальных ситуациях запасным выходом. 
Бойцы «Альфы» прячутся за машины.
- Бомба! Ложись! – кричат они из укрытия.


«НЕУКРОТИМЫЕ УКРЫ»


Всё в дерьме, люди бредут, согнувшись, издавая звуки рвотных позывов. Но это победа! Власть воров сброшена! Народ карнавалит до утра. Выпиваются воровские запасы зимбуры и проводятся первые в истории украинских тюрем демократические выборы. Смотрящим по хате утверждается Мытник, его правой рукой - Недоповешенный, взявший себе погоняло Сокыра, что значит по-украински Топор.


В общей камере «Братская могила» началась новая жизнь. По утрам «Хор камерной музыки имени Веревки», состоящий из заслуженных суицидников, исполняет государственный гимн «Ще не вмерла Украина». Наколки с изображение Ленина, Сталина и советской символикой запрещаются. Приветствуются тризубы, свастики, профили Бандеры и Шухевича.


Шныри перестают убирать камеру, бо все равны. Хата захламляется еще больше, зато в ней кипит культурная жизнь. Проводится кулинарный конкурс имени Сковороды, победителем которого становится Кухарь. Вскоре бачащий (смотрящий) замечает, что, несмотря на освобождение от воровского гнета, петухи продолжают заниматься заднеприводным сексом. Собрав петушиную «сотню», он делает объяву о том, что опущенные отныне реабилитированы и им нет больше нужды продавать свои услуги. Но вместо благодарности слышит в ответ недовольное ворчание.


- Революция это свобода! Ты почему ложишь нам пределы? Авакову, Портникову, Ляшко можно, а нам, значит, нельзя?
- Вы меня не так поняли. Революция вас освободила! Отныне мы все равны. Ведь все мы граждане демократической Украины!
- Как это равны? – вмешивается Клименко. - Предупреждаю! Если это сливное чмо начнет ошиваться рядом с местами приема пищи нормальных людей, то мы будем таких чмошников жестко наказывать и загонять под нары.


Петухи возмущенно скандируют: «Ганьба! Ганьба!» Если раньше они  сидели в курятнике тише воды ниже травы, то теперь, почуяв свободу, они готовы стаей заклевать любого. Доходит до того, что в «Братской могиле» проводится первая на Украине свадьба геев! Женились вроде как для потехи Маня-вафля и Защекан ротожопый. Кто-то снял церемонию на мобильный телефон и выложил в ютуб. Западные правозащитники завалили администрацию СИЗО просьбами о встрече с активистами украинского гей-движения.


От греха подальше начальник Лукьяновки решил прикрыть вольницу и смыть коричневое пятно с мундира пенитенциарной службы Украины.
Утром надзиратель Новиков заправил в кормуху брандспойт и включил его на полную мощность. Изнутри понеслись вопли, ухи и ахи. Зеки попали в бешеную автомойку.

Струи воды мощным напором сбивали людей с ног, смывали вещи, грязь и нечистоты, смешивая все в водоворотный коктейль. Затем мокрых зеков погнали в душ, а смердящую хату залили хлоркой, оставив так до полной дезинфекции.


«И СНЯЛ АГНЕЦ ПЕРВУЮ ПЕЧАТЬ…»


Из-за поворота на Торговую под завывание сирен вылетают милицейские бобики, визжат тормоза, выскакивают экипированные в бронежилеты бойцы, передергивают затворы, занимают места за машинами, берут на прицел ощетинившееся стволами противостоящее подразделение.


- Работает спецназ МВД «Грифон»! – режут уши милицейские матюгальники. - Всем оставаться на местах!
- Работает спецназ СБУ «Альфа»! – ревут в ответ шестиваттные динамики. – Всем сложить оружие!


После паузы командир «Грифона» спрашивает потише.
- Это ты, что ли, Виталий?
- Геннадий? – отзывается Середа. - Что вы тут делаете?
- Нам сообщили о нападении на инкассаторов.
- Это мы их задержали. Идет спецоперация.


Крякая сигналом, сквозь пробку пробивается «Мерседес» с полыхающим во всю крышу «северным сиянием». 
- Этого нам только не хватало! – сквозь зубы матерится Середа. - Это генерал Федун, - поясняет он укрывшемуся рядом Гончарову, – начальник одесской милиции. Оттуда его черти принесли?!


«Нас подставили, – вдруг ясно понимает Константин. – Начальник милиции не мог  приехать через пять минут после начала операции. Его кто-то предупредил!»
Из открытой дверцы «Мерседеса» высовываются ноги в черных штиблетах, штаны с красными лампасами, затем появляется тулья фуражки с тризубом в золотой кокарде.

 
- Старший, ко мне! – властно распоряжается генерал Федун, выпрямляясь во весь свой немалый рост.
Подбегает командир спецназа.
- Майор Середа. СБУ. – докладывает он, отдавая четь. - Проводим спецоперацию, товарищ генерал. Есть информация, что инкассаторскими машинами из Промпрайдбанка вывозится черный нал.


Жарко. Ярко светит солнце. Начальник милиции снимет фуражку и вытирает платком ее обод внутри.
- Опять разборки вашего шефа с Каламбурским, - бурчит он недовольно. - Почему в моем городе? Разбирайтесь в Днепропетровске! А здесь я попрошу свернуть вашу операцию. Мне скандал не нужен.


- Не имею права, товарищ генерал! - вытягивается Середа. – У меня приказ! Прошу посторонних  покинуть место проведения спецоперации.
- Чего-о-о?! – гневно выкатываются глаза начальства. - Это я! Приказываю вам! Прекратить! Вашу спецоперацию!


Во всеуслышание, чтобы было слышно стоящим на тротуаре журналистам, майор Середа докладывает.
- В инкассаторской машине вывозятся деньги, выделенные государством на
рефинансирование Промпрайдбанка! Мне бы не хотелось думать, что вы крышуете хищение госсредств в особо крупных размерах, товарищ генерал!


Остолбеневший от подобной наглости Федун гложет глазами майора. Но ситуация такова, что он вынужден сбавить тон.
- Вы уверены, что там находятся украденные деньги?
- Так точно, товарищ генерал!
- Черт знает что такое! Ну, давайте посмотрим. Водителя ко мне!
- Он отказывается выходить. Заблокировался внутри.
- Я приказываю открыть фургон!


- Павел Максимович, - поверх голов кричит с тротуара Кардан, показывая телефон в поднятой руке. - Наливайченко на линии! Он не отдавал приказа о досмотре инкассаторских машин!
- Пропустите его! – велит Федун.


Кардан пропихивается сквозь спецназ.
Генерал берет у него трубку, слушает, лицо его вытягивается.
- Ваш начальник хочет с вами поговорить, - передает он телефон майору.
Приложив «Верту» к уху, Середа рапортует.
- Здравия желаю, товарищ генерал! Так точно! Крупные суммы. Понял вас, слушаюсь. Продолжаем операцию, бойцы! Наливайченко дал добро.


Федун ничего не может понять.
- Отставить! Я только что разговаривал с Валентином Андреевичем! Начальник СБУ приказал прекратить операцию! Дайте мне телефон! Я лично с ним переговорю! 
Гончаров, подкравшись, шепчет майору на ухо.
- Ну, и где твоя тарелочка с желто-блакитной каемочкой?
Середа и сам понимает, что операция находится на грани провала.


И с размаху разбивает дорогой «Верту» об асфальт.
- Бойцы, слушай мою команду! - Палец в обрезанной перчатке указывает на генерала. – Вы все свидетели того, как начальник одесской милиции крышует незаконный вывоз украденных у державы капиталов!
- Молча-а-а-ть! – багровеет Федун.


Но Середа тоже умеет брать горлом.
- Этот банк, - продолжает он, обращаясь уже к собравшейся публике, и к
снимающим происходящее журналистам, - крупнейшая в стране прачечная по отмыву денег! А вы, генерал Федун, лично крышуете незаконный бизнес Каламбурского! Он всех вас купил с потрохами! Из-за таких, как вы, нашу милицию считают продажной!
«Сферы» спецназа согласно кивают. Народ на тротуаре аплодирует.
Где вы видели на Украине честных ментов? Последние сгорели на Майдане.


- Мы в прямом эфире, - в микрофон частит журналистка в вышиванке. - В Одессе задержан начальник милиции при попытке вывоза партии черного нала из банка известного украинского олигарха!


«Меня подставили! - осеняет Федуна. – Вот для чего приезжал этот мерзавец Кардан! Уверял, что на инкассаторскую машину готовится нападение, просил защиты, а сам знал, что против них копает СБУ! Для этого и журналистов привлек! Чтобы выставить дело так, будто я крышую их бизнес!»


- Вы что такое говорите, вот вы, журналисты СТБ?! – обрушивается он на
съемочную группу. - Ничего я не крышую! Я вам это сейчас докажу! Сами посмотрите! Открывайте! – генерал дергает за ручку задней дверцы инкассаторского фургона. – Открывайте, чтобы все увидели, есть там деньги или нет! Если есть и без документов происхождения, все причастные будут арестованы! Пропустите прессу! (Через оцепление пропускают журналистов – двух парней с камерами на штативах и хромоногую женщину в вышиванке.) Открывайте! Пусть все видят, как наше славное СБУ голословно, б…, обвиняет меня в коррупции!


- Мы в прямом эфире, - напоминает журналистка.
- Тем лучше! Будет очень любопытно взглянуть, что именно вывозится из банка. – Генерал стучит в потресканное от выстрелов окно водителя. - С вами говорит начальник одесской милиции. Можете открывать, я гарантирую безопасность.


Водитель начинает нести ересь, что, мол, на фургоне стоит таймер, и замки откроются сами в назначенное время, когда машина прибудет в пункт назначения.
В этот момент подъезжает «тревожная группа» из банка. В общей сумятице их не успевают блокировать. Кардан натравливает высадившихся охранников на спецназ.
Начинается толкотня и угрозы оружием.


Гончаров пребывает в шоке от происходящего.
- Ты че творишь, Середа! – шипит он сквозь маску (из экипировки ему досталась б/у балаклава, чей владелец выделял ну очень пахучий пот). - Берем сундук и ходу!


Майор отвечает углом рта.
- Ты шо, хочешь развязать бойню? За генералом «грифы»!
- Какой же вы к черту спецназ! – негодует московский капитан.
Эх, Гончаров, Гончаров, да на Украине даже захват спецназом преступников может превратиться в выездное заседание Верховной Рады с мордобоем и взаимными обвинениями в коррупции, причем, обе стороны будут правы!


И тогда посланец Москвы берет инициативу на себя.
Отобрав у Середы пульт от взрывателя, он поднимает его над головой и громко объявляет. 
- Всем в укрытие! Сейчас будет взрыв!
Середа понимает, что москвич не шутит и внезапным захватом за шею уволакивает в безопасное место начальника милиции.
- Ложись, бомба! – кричит он, опрокидывая генерала на землю.


Его действия воспринимается спецназом МВД «Грифон», как нападение на охраняемое лицо. Вскидываются стволы, бойцы берут на прицел друг друга. Напряжение достигает предела. Еще секунда и ливанет свинцовый дождь.
Зеваки на тротуаре разбегаются.
- Бомба! – в последний раз предупреждает Гончаров. – Всем в укрытие!
Силовики рассредоточиваются.


Возле фургона остаются стоять охранники ППБ во главе с Борисом Карданом.
Так депутаты Верховной Рады блокируют трибуну. Только на этот раз «трибуна» заминирована.