Настоящее восточное гостеприимство

Белое солнце пустыни я видел не только в кино.
Летом в конце восьмидесятых я был включен в государственную комиссию по приемочным испытаниям новой машины для выравнивания целинных земель Средней Азии под хлопковые поля. После четырех часов на самолете, ночи на поезде и двух часов на автобусе, не выспавшийся и не отдохнувший, я оказался на переднем крае битвы за будущий урожай белого золота. Ни я, ни москвич, также прибывший на эти же испытания, не были готовы к тому, что нас ожидало. На выцветшем безоблачном небе пылало белое солнце пустыни. Его жгучие лучи проникали даже сквозь густое облако пыли, поднимаемой работающей техникой, раскаленный воздух затруднял дыхание, от машины несло жаром, а вокруг не было ни малейшего намека на тень. Неудивительно, что вскоре нас начала мучить жажда. Оказалось, что в спешке никто не догадался взять с собой воду.
Когда на минуту ветер унес пыль, вдали мы увидели белые домики.
- Смотри, рядом какое-то село, - радостно воскликнул москвич.
- Не село, а кишлак, - поправил я, - если это, конечно, не мираж.
- Там наверняка есть вода! - сказал москвич, - давай сходим, напьемся, а, заодно, принесем воду трактористу.
Я нашел какое-то ведро и мы, чуть ли не бегом отправились в путь. Близость домиков оказалось обманчивой, до них было километра два. Кишлак встретил нас пустой улицей, нигде не было ни души. Позднее я узнал, что летом здесь рабочий день состоит их двух частей: работы ведутся ранним утром и поздним вечером, а днем отдыхают в прохладном укрытии. Вскоре мы нашли маленький магазинчик, но наши надежды на холодный лимонад не оправдались: магазин был закрыт, и расписания часов его работы нигде не было. Рядом на площади была водопроводная колонка, она тоже не работала. Мы уже хотели облегчить души добрым русским матом, когда москвич, как матрос на мачте, завидевший, наконец, землю, вдруг закричал:
- Человек!
Действительно в конце улицы шел человек. Мы отчаянно замахали ему руками, и он нас заметил. Это был молодой узбек интеллигентного вида, на нем была отглаженная белая рубашка и шляпа.
- Воды! - хором закричали мы, - мы ищем воду! У вас так жарко.
Мы представились. Он оказался местным агрономом.
- Вам повезло, - сказал агроном, - здесь рядом мой дом, окажите мне честь быть моими гостями.
Мы согласились оказать ему честь и очутились в прохладной комнате, где нас усадили за стол, на котором немедленно появились стаканы, кувшин с каким-то напитком, виноград и разные фрукты.
- Сейчас будет плов, - сказал хозяин, - и я уже послал за моими друзьями. Гости из Москвы и Ленинграда в нашем кишлаке впервые. Вы увидите настоящее восточное гостеприимство.
- Мы хотим только напиться, - сказал я, - и набрать воды для тракториста.
- Тракторист подождет, - сказал он, - ему не впервой. А вот и мои друзья.
Подошли три узбека. У одного висели монгольские усы, и я сразу про себя назвал его Чингисхан. Второй был бородатый, в ватном халате и тюбетейке - такими в кино изображают басмачей. Третий был в чалме, старик c домрой - узбекским музыкальным инструментом, похожим на балалайку. У каждого в руке была бутылка.
- Товарищи, - сказал я, - мы вам очень благодарны, но идут испытания и нам надо идти. Сегодня предстоят серьезные измерения. Мы должны выяснить, делает ли эта машина достаточно ровное поле.
- Не надо ничего мерить, - заметил басмач, - я вас провожу, посмотрю на поле, и сразу скажу, достаточно ровное оно или нет. Я выращиваю хлопок 15 лет.
- Выпьем за дружбу, - сказал Чингисхан.
Все чокнулись и, включая москвича, выпили. Я пить не стал и поставил свою рюмку на стол.
- Э, нет, - сказал басмач, - так дело не пойдет. Вы должны выпить, иначе вы нас обидите. И послушать нашу музыку.
- Я не могу пить водку в такую жару, - сказал я, - я мало спал в эту ночь и нам предстоит работа. Мы члены государственной комиссии.
- Так это ваша машина поднимает там пыль? - спросил Чингисхан, - знайте, что мой друг тоже член вашей комиссии и если вы нас обидите, он не даст вам хороший отзыв.
С этими словами он взял мою рюмку, поставил ее себе на раскрытую ладонь и протянул мне.
- Вы не можете отказаться, - сказал он, - так подносят рюмку только самым почетным гостям.
- А вот и закуска, - сказал старик в чалме, и поднес к моему лицу на большом пальце руки аккуратную пирамидку плова, которую он только что сформировал всей пятерней на тарелке.
Похоже, он собирался затолкать эту пирамидку мне прямо в рот.
- Так мы угощаем самых дорогих гостей, - объяснил он.
Москвич посмотрел на меня умоляющим взглядом.
Я взял у басмача рюмку, снова поставил ее на стол, отвел от своего лица руку с порцией плова и встал.
- Мы пойдем, - сказал я, - большое спасибо за гостеприимство! Где я могу наполнить наше ведро?
Никто не тронулся с места. Я помог встать москвичу, и он нетвердыми шагами поплелся за мной. Во дворе я нашел бочку с водой и набрал ведро. Из дома были слышны заунывные звуки домры. Нас не провожали.