Шкрабы Глава К

КОВЫРЯНИЕ В КНИГАХ И ПЕРИОДИКЕ.
(Глава, которая заинтересует только настоящих и будущих учителей)


                HIC MORTUI VIVUNT, HIC  MUTI  LOQUUNTUR
                «Здесь  мёртвые живут, здесь немые говорят».         

   Надпись на стенах  старинных                университетских библиотек.

Кто спорит, ссылаясь на авторитет, тот
                применяет не свой ум, а скорее память

                Леонардо да Винчи
 
  Кто не верит, что существует такая школьная библиотека, пусть первым бросит в меня камень. Кто скажет, что Каллиопа Николаевна, наша уважаемая библиотекарша, громоздкая на вид, но фантастически подвижная, живая, как ртуть, дама лет пятидесяти с причёской облетевшего одуванчика в марсианских очках – плод моего больного воображения, пусть бросит в меня второй. А пока я вполне комфортно устроился в читальном зале, за столом у фикуса. Лёгкий ветерок ободряюще шевелит мою несколько поредевшую от непосильного педагогического труда шевелюру, а слева – в пластмассовой корзине для мусора как будто шевелится смятый читательский формуляр. И мне чудится, что это новое обличие неугомонной Недотыкомки.
 У нас со жрицей печатного слова завязалась довольно странная и совершенно бесполезная дискуссия: Мы заговорили о роли школы и учителя. Первым, как обычно,   начал я:
–  Меня интересует: нужна школа вообще или нет? Я понимаю, что Аристотель, разгуливая со своими учениками по Ликею, вёл непринуждённые беседы с теми, кто хотел у него учиться, как Александр Македонский, например.
– Правильно, философ Аполлоний, учитель будущего римского императора Марка Аврелия, считал, что не учитель должен приходить к ученику, а ученик к учителю.
– Вот именно. А «нынче  погляди в окно»: в школу идут по принуждению, а не по желанию. Кто-то из учёных предлагал ввести обязательное пятиклассное образование, а затем – профильное. Мы же просто удерживаем за партами бездельников и разгильдяев.
– Однако, с другой стороны, Жан Жак Руссо настаивал: «Вам никогда не удастся создать мудрецов, если будете убивать в детях шалунов».   
– Но шалуны и разбалованные и развращённые дома лентяи  – это не одно и то же. Хотя тот же Ян Амос Коменский в ХVII веке, говоря о принципах образования требовал, чтобы «это образование было истинным, полным, ясным и прочным… В школе, однако, обычно этим пренебрегают и ученикам подаются для обучения предметы, которых они не понимают и которые представлены чувствам. Пусть дети не видят ничего, чего бы они не могли назвать, и пусть они ничего не называют, чего бы они не могли показать.»
– Ну, это скорее касается начальной школы. А вот небезызвестный Фридрих Ницше  в своей  книге  «Странник и его тень» выводит весьма забавный тезис: «УЧИТЕЛЬ как необходимое зло. Надо допускать как можно меньше людей для посредничества между продуктивными умами и умами, жаждущими получить от них ЗНАНИЕ, потому что посредники почти невольно всегда подмешивают посторонние вещества в пищу, которую они приносят, затем они слишком дорого ценят своё посредничество, требуя для себя того, чего бывают лишены оригинальные продуктивные умы, а именно: участия, восхищения, времени, денег и многого другого. Итак, пусть УЧИТЕЛЬ останется для нас необходимым злом, так же, как и купец, - злом, которое надо по возможности свести до минимума».
– Вот, твоего Ницше послушать – так вообще учиться не надо, а как же он предлагал получать образование?
– Очень просто! «Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду...» Тот же Ницше в другой статье убеждает:  «Вследствие того, что самообразование и взаимное обучение всё более распространяются, УЧИТЕЛЯ, как мы привыкли их теперь видеть, становятся почти излишними. Друзья, стремящиеся к приобретению ЗНАНИЯ, найдут к нему в эпоху книг кратчайший и более естественный путь, чем, учась в школе у УЧИТЕЛЕЙ»                – Но, ведь это уже не ново, если я не ошибаюсь, существовала   белланкарстерская система взаимного обучения, которую пытались ввести ещё декабристы в первой четверти ХIX века, экспериментируя со своими солдатами, бывшими крепостными?
– Угу,  но стг-г-гашно далеки они были от народа. За что и поплатились.
– А другие варианты, кроме друзей, существуют?
– А как же, особенно в конце ХХ века. Вот, например, Игорь Бестужев-Лада  предлагал активизировать родителей в школе: «Нам словно невдомёк, что первейшими учителями и воспитателями детей всегда были и в принципе могут быть только родители. Профессиональный педагог, будь он хоть трижды Песталоцци, способен лишь, что называется, довести до ума «полуфабрикат», на девяносто девять процентов подготовленный дома. И когда он вместо него получает, мягко говоря, сплошное сырьё, к тому же отнюдь не доброкачественное, - мы видим то, что видим вокруг каждодневно и в ужасающих масштабах.»
– Мне кажется, что это тоже – утопия.
– Согласен.  Родители родили – и на работу. А учить – дело ПЕДАГОГОВ!
– Но почему-то в ПЕДАГОГИ не рвутся больно! И после педвуза норовят в школу не идти. У Юрия Полякова в «Работе над ошибками» старый ПЕДАГОГ настраивает молодого: «Зачем вам менять престижную профессию на наше безнадёжное дело. Вы же видите, на какую высоту у нас учитель поставлен…  Иные родители считают учителей неудачниками, не нашедшими в жизни место получше, и детям своим внушают».
– У Джона Апдайка, в «Кентавре» ещё круче сказано: «Отцы-основатели, в своей бесконечной мудрости, рассудили, что дети – противоестественная обуза для родителей. Поэтому они создали тюрьмы, именуемые школами, и дали нам орудие пытки, именуемое образованием. В школу вас отдают, когда родители не могут справиться с вами, а идти работать вам ещё рано. Я – платный надзиратель над общественными отбросами, за слабыми, хромыми, ненормальными и умственно отсталыми. И я могу дать тебе один-единственный совет: пока не поздно возьмись за ум и выучись чему-нибудь, иначе будешь таким же ничтожеством, как я, и придётся тебе идти в учителя, чтобы заработать на жизнь.»
– И ведь по сути, ничего не меняется. Вот  пишут в «Комсомолке»: Каждый девятый педагог в Америке подвергается нападениям. В 95% случаев инициаторами нападения являются ученики.
Каждый пятый старшеклассник вооружён. Из них 55% носят в школу ножи, 24% - дубинки, 20% - огнестрельное оружие.
135 тысяч стволов ежедневно находится в стенах учебных заведений США.
Однако существует определенная система наказания:
Минимальное наказание в школе: разговор с директором.
Угроза учителю или ученику – от штрафа до 2 дней ареста.
Исключение из школы на срок от 2-3 дней до нескольких месяцев. Потом за дело берётся полиция.
В отечественном арсенале:
- «2» в дневник по поведению (в журнал выставляются только оценки за знания)
- вызов родителей в школу;
- привод на ковёр к директору.
Некоторые школы практикуют вызовы родителей с детьми на педсовет, сбор документации и материалов для предоставления на комиссию по делам несовершеннолетних.
Высокие инстанции от ученического терроризма не защищают. Никакого специального закона, оберегающего достоинство учителя, не существует. Есть общий закон о защите чести и достоинства граждан. Чиновники советуют менять место работы, а то и профессию.
– Это бодрит!
– Весьма удручающая цифирь, должна тебе заметить. В Штатах, наверно, самые агрессивные школяры. Вот, что я вычитала в «КАЛЕЙДОСКОПЕ»: «Двенадцатилетний нью-йоркский школьник посвятил любимым учителям сайт. Страницы творения отрока пестрели фразочками типа «эти типы – извращенцы», «на эту работу берут  только эмоциональных калек» и призывами взяться за оружие.
Хулигана на два дня исключили из школы и запретили пользоваться  Интернетом, а сайт закрыли.»
– Наверно, где хорошо с образованием, так это в стране восходящего солнца. Японцы – трудоголики. Любят трудиться, а учёба – это труд. Опять же – традиции. «УЧИТЕЛЕПОЧИТАНИЕ».
– Не знаю, не знаю…бывает, в семье не без урода. Вот в той же газете  прикольная заметка об одном сенсэе:  «Некоторые считают, что учитель должен быть строгим. Ярким примером такого педагога является преподаватель из Японии, который заставил заснувшего на уроке школьника  в качестве извинения … писать сочинение собственной кровью. Прогрессивность нового метода воспитания, правда, не оценили ни родители мальчика, ни директор школы. Однако сатисфакция, которой потребовали взрослые, поражает славянское воображение не меньше самого проступка. Сорокалетний сеятель неразумного и недоброго извинился перед всеми и вскоре… опять вернётся к преподавательской деятельности.»
– Но, тем не менее, давно известно, что японцы к образованию относятся  весьма серьёзно – а, как следствие, – и экономика, и продолжительность жизни.
– А я слышала, что в Норвегии учителя получают почти, как депутаты а, как следствие, – страна на первом месте в Европе по уровню жизни.
– Да, действительно, отношение к учительскому сословию во всём мире не ахти какое. Работники указки и мелка не в почёте.    Кстати, вы ничего не слыхали о магическом кристалле? Вам ничего не говорит словосочетание «мел желаний»? – спрашиваю как можно равнодушнее весьма эрудированную , библиотекаршу.
– «Мел судьбы» – знакомое словосочетание. Кажется, что-то из Лукъяненко. Тамерлан, ночные и дневные дозоры, ведьмы, «иные», короче, то ли фэнтези, то ли мистика… А магический кристалл – это часом не из Александра Сергеевича?
– Ну, да – финал бессмертного «Евгения Онегина»:
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Ещё неясно различал.

–Что-то ты на школу больно ощетинился? Неужели вправду на пенсию собрался?
– А что, разве вы сомневаетесь? Неужели, если человек проработал четверть века в школе, то он ни на что неспособен, кроме развешивания лапши на уши подрастающему поколению?
– Да нет, просто у нас как-то это не принято…
– Правильно, дорабатываем до пенсии, а потом из школы и палкой не выгонишь. А молодые не идут, потому что им почти в три раза меньше платят. Мне кажется, надо уйти, «пока ты вкусный», как сказал Валерий Золотухин, ведь даром у нас государство пенсии никому не платит…
– Ну, уж нет! И не мечтай! Пока не сдашь все книги из библиотеки, никуда не удерёшь! Ишь, лёгкой жизни захотелось, а как же школа?
– А школа стояла и стоять будет. Незаменимых людей нет. Всё, пора домой – сегодня трудный день, – со вздохом завершил я нашу бескровную и бесперспективную дуэль, церемонно раскланялся и покинул прохладу читального зала, чтобы вновь окунуться в изнурительный июньский зной.