Нахлынуло

- Подъезжаем! Саратов! – сообщила проводница и, убедившись, что Вера стала собираться, удалилась в свои «покои».
На перроне царила суета. «Надо же, как похожи друг на друга люди, собравшиеся в дорогу, - удивилась своему маленькому открытию Вера. – Какие испуганные у всех глаза, лица вытянутые от волнения, будто сейчас к перрону подойдет единственный поезд сообщением «Саратов – Счастье», и не дай Бог опоздать – не будет тогда ни дороги, ни самого счастья…»
Человека, обещавшего ее встретить, Вера вычислила сразу – на перроне стоял высокий статный военный. Капитан, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, внимательно сканировал взглядом всех женщин, выходящих из вагона. Вера не торопилась, будто поддразнивала его, и у служивого на лице уже отчётливо прорисовывалась тревога. Кроме неё все уже вышли, и капитан по-птичьи завертел головой, догоняя взглядом тех, кто уже спешил к выходу в город: вдруг пропустил её, Веру, «эх, знать бы, как она выглядит!..».
- А вот и я! – улыбаясь, она снизу вверх смотрела на красавца-военного.
- Здравствуйте! – как мальчишка, обрадовался офицер и протянул ей руку. - Давайте знакомиться: Евтушенко Василий Владимирович! Идёмте, я отвезу вас в гостиницу…
Вера будто споткнулась. Затылок вдруг стал таким тяжёлым и горячим, будто его заполнили расплавленным свинцом. Красивое лицо капитана поплыло, как расплываются круги на воде, он что-то оживлённо говорил ей, жестикулировал, играл карими глазами, интересничал, но Вера его не слышала…
- Евтушенко!
- Чё!
- Не чёкай! Встань, когда с тобой разговаривает учитель! Читай стихотворение!
- ……
- Выучил?! – холодный взгляд Галины Николаевны не предвещал ничего хорошего, класс замер в тревожном ожидании.
- Я учил! – Вася Евтушенко преданно смотрел на учительницу чистыми, будто промытыми, голубыми глазами.
- Я не спрашиваю, учил ты или нет! – взвизгнула Галина Николаевна. - Выучил?!
- Я учил, - вздохнул Вася, не сводя с неё глаз.
- Евтуше-е-нко!.. У тебя такая фамилия, а ты… - вдруг сжалилась наставница и махнула рукой. - Садись уже!..
Он не был божественно красив, как Сережа Евдаков. Не умел остроумно шутить, как Яша Колодин. Не играл мастерски в футбол, как Слава Будущев. Не был умён и начитан, как Алёша Богомолов. Он был нескладен, худ, слаб здоровьем. На маленьком бледном личике с трудом умещались огромные голубые глаза, воробьиный носик и полные, красиво очерченные губы. А ещё эти вихры, непослушные, жёсткие, ужасного цвета спелого абрикоса! В гренадёрском 10 «Б» он чувствовал себя гадким утёнком. Да к нему так и относились: мальчишки не замечали, девчонки прогоняли, учителя жалели. Даже быстрый на расправу военрук Александр Федорович не особо утруждал себя тем, чтобы подойти к нерадивому ученику, дабы сделать ему персональное внушение – он брал с классной доски кусочек мела и прицельно бросал его в Васю Евтушенко – было не больно, но очень обидно…
Одним блистал мальчишка – он виртуозно играл на пианино! Но для 17-летних сверстников, фанатеющих по сладкой парочке из «Modern Talking», это достоинство скорее казалось недостатком. И когда на уроках музыки в отсутствии учителя Толик Кабаков исступленно долбил по клавишам прекрасного Zimmermann Leipcig, выколачивая из него Собачий вальс, Вася откровенно страдал. Он ненавидел школу, мечтал скорее покинуть ненавистные стены, за которыми, как верилось, его ждала совсем другая жизнь: где у него появятся друзья, где девчонки будут милосерднее и добрее, где его поймут и оценят.
Наверное, мальчишка так отчаянно грезил о всеобщем признании, что его мольбы дошли до самого Бога и легли на заваленный бумагами стол в виде телеграммы с кричащими красными буквами SOS! И господь, нацепив на кончик носа очки, внимательно посмотрел вниз, где как раз шёл с занятий по музыке неказистый рыжий перенёк со старенькой папочкой в руке, шёл, низко опустив голову, словно разыскивал на асфальте обронённую кем-то монетку. Глаза его, казалось, вобрали в себя всю вселенскую печаль… Всемогущий с досадой покачал головой и нетерпеливо зазвонил в старинный серебряный колокольчик. Вскоре на его столе лежала Книга жизни Василия Владимировича Евтушенко. Всевышний аккуратно выдрал из неё страничку и принялся старательно её переписывать…
За окном бесновался май! Ошалевшие от весеннего ветра десятиклассники носились, по выражению литератора Галины Николаевны, «задрав хвосты»,  и никакая сила не могла усадить их за учебники. Тогда, чтобы направить колоссальную энергию, высвободившуюся после долгой зимы, в нужное русло, было решено организовать среди старших классов конкурс художественной самодеятельности. В награду победителю был обещан большой торт и дискотека до упаду – для всех. Приём сработал. Ещё бы, ведь Галина Николаевна – классная дама извечных конкурентов из 10 «А» не преминула намекнуть, что её «ребята уж выступят, так выступят!». «Бэшники» заперлись в классе – второй час шёл военный совет!
Предложения сыпались, как из рога изобилия, но всё отметалось: это неинтересно, это избито, это скучно…
И вдруг кого-то осенило: «Место встречи изменить нельзя»! Фильм прошёл совсем недавно и произвел настоящий фурор! Давайте сыграем сцену: Шарапов в банде «Чёрной кошки»! Загалдели, затараторили, раскраснелись, достали ручки, тетрадки, уселись в кружок и закипела режиссёрская работа. Придумывали реплики, оттачивали их до совершенства – эх, видела бы «лоботрясов и бездельников» Галина Николаевна! Немножко поссорились при дележе ролей, но потом помирились, так как для всех желающих роли нашлись!
На следующий день, еле дождавшись конца занятий, рванули в актовый зал - репетировать. Сашка Порфиров – ну вылитый Шарапов: худенький, чёрненький, запальчивый, так увлекался, что на ходу придумывал новые фразы, за что получал нагоняй от режиссёра-постановщика Ларисы Капустиной.
Всё шло гладко до тех пор, пока не приступили к эпизоду с пианино – ну, помните, как Шарапову пришлось исполнить «Мурку», чтобы доказать злодеям умение играть на инструменте? Шарапов-то доказал! Но вот как быть с Сашей Порфировым, который играть не умел… Совсем! Сначала озадачились. Потом расстроились. Попытались обучить горе-Шарапова детской «нетленке» - песенке про двух весёлых гусей, но не тут-то было – Порфишка оказался необучаем, абсолютно! Расстроились ещё больше, а чувствительная Аня Евстефеева даже всплакнула в кружевной фартучек. И вдруг из зрительного зала раздалось робкое: «Ребят, я знаю, что делать!». Вася! Ему единственному не досталось роли, но он почему-то вместе со всеми пошёл на репетицию.
- Да что ты можешь знать! – по привычке отшили его девчонки, но он встал и неуверенно, как-то боком, пошёл к сцене.
Краснея и заикаясь, мальчишка заговорил и чем дольше излагал свой план, тем теснее обступали его одноклассники, тем веселее становились лица, и вот уже Горбатый – Лёша Богомолов - по-приятельски хлопает по плечу смущённого Васю, а чувствительный Промокашка,  он же Володя Поделякин,  норовит обнять нечаянного спасителя!
Настал долгожданный день. 10-му «Б» предстояло выступать последними. «Ашники» радовались и злословили:
- Пусть подольше поволнуются – тем хуже выступят!
- Ха! – парировал Яша Колодин. – Вы что, не знаете, что сначала выступает «раскрутка» вроде вас, и только потом на сцену выходят настоящие звёзды!
Наконец, ведущий объявил их номер и… Ребята играли так, что зал начал рукоплескать уже во время выступления. Школьники вскакивали со своих мест и перемещались поближе к сцене, чтобы получше всё рассмотреть, учителя шикали на них, но и сами невольно продвигались всё ближе и ближе.
…Царственная подруга Горбатого кошачьей походкой подошла к пианино и провела по клавишам пальчиком с ярко накрашенным ноготком. Горбатый задумался…
- А ну иди туда!
- Куда?! – не понял Шарапов.
- Туда-туда! – нетерпеливо рявкнул главарь и насмешливо протянул, - Бабу не проведё-ё-шь! Баба, она сердцем чует! Ну-ка сыграй!
Шарапов неуверенно подошел к инструменту, потоптался возле него, тронул зачем-то крышку пианино и вдруг забегали умелые руки по чёрно-белым клавишам, и зазвучал удивительный этюд Шопена…
- Э, нет, так и я могу! – хмыкнул Промокашка.
- А что ж сыграть-то?
- Мурку давай!
Мурка в исполнении Шарапова-Порфирова утонула в овациях, свисте и рёве!
- Порфиров, ну ты даешь! Нич-чё себе! – громко восхищался кто-то в зале.
Еле-еле доиграли десятиклассники свой спектакль, а потом ещё раз – на бис! И только в конце «второй серии» был отдёрнут занавес и зрители ахнули – за тяжёлой портьерой стояло второе пианино, на котором играл Вася Евтушенко – на сцене же «импровизировал», не касаясь клавиш умница-Шарапов…
С того дня круто переменилась Васина судьба. Учителя расспрашивали, не собирается ли он связать свою жизнь с музыкой, одноклассники звали то в кино, то на футбол, то просто побродить по городу или посидеть в кафе, а Вера Барсукова однажды, как бы  между прочим, бросила: «Может, вместе домой пойдём после уроков, нам же, кажется, по пути…».
На выпускном вечере Вася не выпускал её руку из своей, а Вера выглядела такой счастливой, впрочем, она и в самом деле была счастлива!
Расстались бывшие одноклассники, поклявшись писать друг другу, звонить, и, конечно же, встретиться в 1984 году, традиционно в первую субботу февраля. Но встретились раньше, осенью 1983-го – Вася Евтушенко пригласил всех к себе на проводы.
- Как?! Почему?! – допытывались друзья, имея ввиду его внезапное решение идти в армию, Вася  даже не попытался поступить хоть в какой-нибудь вуз.
Он отмалчивался, лишь улыбался. И никто даже не догадывался, какая душераздирающая сцена произошла накануне. Вера плакала, умоляла его отказаться, сулила все кары небесные, но он был неумолим.
- Какие глупости ты говоришь, Верочка, - уговаривал он невесту. - Ограниченный контингент советских войск помогает афганскому народу строить дороги, развозить удобрения по кишлакам, а советские военврачи принимают роды у афганских женщин.
- Начитался! – Вера кулачком стукнула его в лоб. – А ты знаешь, что в Крымгиреево привезли…
- Молчи! – неожиданно строго приказал он и нежно погладил ее по плечу. – Выйдешь за меня, когда я вернусь?..
- Дурачок, - она снова легонько стукнула его. – Ты только вернись…
- А ты драться больше не будешь? – улыбнулся…
Писал Вася часто. Маме рассказывал, какое потрясающе голубое небо в Монголии! А какое солнце! Он загорел и поправился аж на 3 кило - кормят здесь, как на курорте!
Письма Вере были другими: «Служба у меня идёт нормально! Ты только не волнуйся, здесь всё так же, как и в Союзе: подъём, учёба, личное время, караулы. Правда, иногда по ночам стреляют, но мы к этому уже привыкли, даже внимания на выстрелы не обращаем. Так что, ничего страшного...»
Он ждал августа, пока поспеет виноград. Успел написать: «Ещё месяц и лето кончится, потом пройдет зима, а там и дембель не за горами! Не передумала, выйдешь за меня замуж? Люблю тебя! До свидания!». Больше писем не было…
Уже после похорон Вера узнает, что почтальоны бросали жребий, кому нести телеграмму Васиной маме, и тётя Тоня, вытащившая короткую спичку, плакала навзрыд и твердила одно: «Как я ей скажу! Как я ей скажу!».
У гроба, который так и не смогли занести в старую хрущёвскую квартиру, в которой жили Вася с мамой – пришлось ставить его прямо у подъезда – грузный военком монотонно бубнил, что рядовой Евтушенко не справился с управлением, и его машина рухнула в пропасть, пока Васина мама не оборвала его:
- Хватит! Идите домой! Ведь ваш сын жив! Идите к сыну…
И только через несколько лет Вера узнает, что в августе 1984 года в районе Куфабского ущелья провинции Бадахшан одна из застав ДШМГ попала в засаду и понесла значительные потери: пятеро пограничников погибли, девять были тяжело ранены. Среди погибших был и её Вася…
Замуж она так и не вышла. Институт бросила. Неинтересно стало учиться, жить… Работала в библиотеке. Почти каждый день заходила к тете Ане – Васиной маме, молча ставила чайник, готовила какую-то еду, так же молча ели, потом смотрели телевизор.
Каждый раз Анна Алексеевна говорила ей:
- Переезжала бы ко мне. Теперь это и твоя квартира – кроме тебя у меня никого нет.
- Хорошо, - соглашалась Вера просто для того, чтобы что-то ответить.
После смерти Анны Алексеевны Вера уехала из родного города, чтобы больше никогда сюда не возвращаться, даже в мыслях…
- Что с вами? – капитан был взволнован, даже напуган.
- Ничего, - слабо улыбнулась Вера. – Задумалась о своём. Нахлынуло…