Кора и рыбы

Первую рыбу Кора сделала в пятьдесят два года.

До этого она много лет разносила почту, потом много лет подметала улицы. Вершиной карьеры Коры стала должность мойщицы окон в ратуше. В пятьдесят лет Кора решила, что потрудилась за свой век на славу, вышла на пенсию и занялась своим маленьким огородиком. Кора абсолютно не страдала от наступившей в ее жизни некоторой пустоты. Эту пустоту она ощущала как воздух, которого вдруг стало больше. Она выходила до восхода на крылечко своего дома с кружкой чая в руках. Над кружкой поднимался уютный пар. Кора вдыхала смесь листьев смородины, малины и мяты с ее же собственных грядок, смотрела на светлеющее высокое небо, слушала птиц, и удивлялась, где было раньше это всеобъемлющее ощущение спокойствия и правильности бытия. Почему раньше она никогда не обращала внимания, какое высокое небо, как приятно кутаться в шаль зябким ранним утром, как подчеркивает тишину рассветного города птичий гомон.

По вечерам Кора неспешно прогуливалась вдоль речки, с интересом разглядывая оранжевые полосы от садящегося солнца, наблюдая, как темнеют тени, как снова меняется небо. Кора наблюдала симфонию света до последнего аккорда, когда задержавшийся дольше остальных фиолетовый всполох сменялся чернотой. Удовлетворенная и умиротворенная Кора довольно кивала и шла домой.

Она погружалась в созерцание, в слушание, в тонкое восприятие. Она впитывала окружающее, растворялась в нем, и это было ее наивысшим счастьем. Кора гладила камни, восхищаясь красотой разноцветных пород, сложивших их. Она останавливалась, вдруг пораженная совершенством растущего листочка. Кора бережно гладила его, рассматривала прожилки, ей казалось, что она ощущает ток живительной влаги по его зеленым венам, каким-то внутренним чувством видела места. где что-то нарушало божественный замысел, древесный сок тек там не так свободно, и зелень листка в этом месте тускнела. Кора шептала листику нежные слова, и течение влаги восстанавливалось. Листик ласково прижимался к руке Коры, благодарил.

В паре мест река подмыла берег, обнажив глинистые внутренности холмов. В этих местах тропинка раздваивалась. Можно было идти по верху, тогда лучше было видно закатное небо над рекой. А можно было спуститься почти вплотную к реке, трогать глиняный обрывистый берег, разглядывать торчащие корни, жучков, и другие признаки подземной жизни. которые нечаянно обнаружили себя. Если Кора шла по низу, она обязательно собирала в руки маленький глиняный комочек и всю прогулку задумчиво его разминала и катала шарик. Ощущение мягкого и податливого под ее руками приводило Кору в восторг. Гладкость и совершенство круглой формы получающегося шарика каким-то образом делало ее причастной к совершенству мироздания.

Кора приносила маленькие шарики домой, выкладывала их на подоконник. Шарики подсыхали, трескались, покрывались пылью, делались совсем не такие совершенные, и при очередной уборке Кора без жалости и сантиментов отправляла их в мусорку.
Первая рыба нечаянно родилась в одну из таких прогулок. Как обычно была тишина, звуки трав, плеск воды. За поворотом ребячьи голоса сливались в радостный гомон и удивительным образом гармонично вписывались в звуки вечера. Из общего гомона выделялось только “рыба!” Именно так, с восклицанием, звеняще радостно “Рыба!”
В этом восклицании, выдернутом из общего бессмысленного гама, как будто отразился детский восторг от того, как весело прошел этот солнечный день, какие замечательные друзья рядом, как интересно поймать с ними большую серебристую рыбу, какая теплая ласковая вода в реке, а жизнь - сплошное счастье!

Кора остановилась. Пальцы Коры смяли глиняный шарик, вылепили вытянутое тельце, вытянули плавнички и хвостик. Кора не стала заворачивать за выступ берега. Ребячьи голоса звучали еще некоторое время, потом стали удаляться. Кора гладила рыбку в руках, глядя на затухающие сполохи заката на воде. Как обычно, дождавшись темного неба, Кора повернула домой, бережно неся теплую рыбку. Ей казалось, что та в любой момент может дернуть хвостиком и выскочить из рук.
Рыбку Кора тоже положила на подоконник. Следующий день был наполнен жарящим солнцем и рыбка за стеклом моментально затвердела, при этом, не потрескавшись и нисколечко не потускнев, в отличие от своих предшественников колобков. Оранжевая влажность свежей глины как будто сохранилась в ней, придав ощущение чего-то живого.

Кора долго задумчиво вертела и разглядывала рыбку. и вдруг поняла. что ей нестерпимо хочется ее раскрасить. Она четко увидела на ней узор из ярких синих и красных квадратов, а плавнички должны быть изумрудно зеленые. Кора пошла в лавку художницы Олифи. Смущенно показала рыбку. Олифи моментально прониклась задачей. Они с Корой потратили полдня, выбирая нужные оттенки красок и подходящие кисточки. Кора вернулась домой, нагруженная разнообразным художественным инвентарем, и сразу приступила к рыбке. Не было страха, не было колебаний, как будто кто-то уже нанес тонким карандашом контуры будущего рисунка, осталось его только аккуратно обвести. Пальцы, привыкшие полоть и копать, не сразу приспособились к тонкой кисточке, да и рыбка иногда, кажется, дергалась в руках, но дело тем не менее шло на лад. Когда работа была уже почти завершена, по какому-то озарению Кора посмотрела через рыбку на солнце. В центре плавничка зажглась золотая искорка. Крошечная дырочка, через которую пробивался лучик, идеально подошла, чтобы пропустить через плавник рыбки леску, и подвесить яркую рыбку к потолку.

А на следующий день к Коре заявилась Олифи, и привела с собой Валижана, который тащил какие-то железные листы, трубки, странные инструменты и кучу непонятного хлама. Некоторое время на пятачке за домом визжала ножовка, стучал молоток, сверкала сварка. Вечером Валижан и Олифи с гордостью представили Коре металлический ящик, который при ближайшем с ним знакомстве оказался печью для обжига.

В следующий месяц Кора без устали экспериментировала с разными видами глины, с разными формами рыбок, с разными цветами и орнаментами. Дом ее заполнился яркими созданиями и стал похож на диковинный тропический аквариум. Казалось, что от многочисленных разноцветных рыбок даже исходит мягкий теплый свет. Каждую рыбу Кора лепила, сохраняя внутри тот первый детский возглас “Рыба!”, пойманный над берегом. Несколько рыб все-таки треснули при обжиге. Кора горевала над ними, и позже, когда в очередной раз ходила за глиной, закопала их там же, в глинистый берег, как бы отпустив обратно.

А потом, в паре кварталов от Кориного домика, в полузаброшенной церквушке обвалилась штукатурка со стены, обнажив старые фрески, которые оказались невероятно ценными и принадлежащими кисти какого-то необыкновенно именитого древнего художника. И в архивах магистрата тут же нашлись подтверждения, что этот древний и великий действительно был и работал в городе. Событие это, казалось бы, не касавшееся жизни Коры и ее рыб, тем не менее оказало огромное влияние на ее жизнь. Новый экскурсионный маршрут проходил аккурат по улочке, на которую выходили Корины окна, в которых плавали рыбы. И первые же туристы, проходя мимо, не смогли сдержать возгласов изумления, приникли к окнам, наплевав на приличия и экскурсовода. И кто-то, поддавшись порыву, поднялся на крылечко и постучал. Кора открыла, Кора смущенно пригласила всех зайти. Кора смотрела, как приезжие изумляются рыбам, и слегка грустила, понимая, что пришло время их отпускать. В тот день больше половины Кориных рыб обрели новых хозяев, а экскурсоводам пришлось закладывать дополнительное время на посещение Кориной лавки, в который стремительно превратился ее домик.

Керамические яркие рыбы стали самым популярным сувениром города. К Коре даже приезжали с телевидения, снимать для передачи. Кора к визитерам отнеслась сдержанно. Телевизионщики ей не понравились. Они ввалились, как к себе домой, заполонили все пространство светом, камерами, проводами. Командовали, как встать, куда смотреть. Девушка в строгой юбке задавала вопросы по листочку. Кора отвечала односложно, невпопад. Разглядывала парадный макияж девушки и думала, что наверное, не будет предлагать им чай. Ей не хотелось, чтобы на ее чашке остался след красной помады. С другой стороны, вроде как гости. Наверное, она и сама бы отказалась, решила в конце концов Кора. Наверняка, ей тоже не хочется смазать помаду о щербатую чашку. Девушка нервничала. Ей не нравились ответы Коры на запланированные вопросы. Интересного сюжета не получалось. Провозившись пару часов, телевизионщики смотали свои провода, сложились и убрались, оставив за собой грязные отпечатки на полу и встревоженных рыб.

Рыбы еще несколько дней потом волновались и переживали. Им тоже не понравились бесцеремонные гости. Кора не видела передачу. Олифи приходила к ней, говорила, что беседу с Корой вообще не показали, но рыбы все же вышли отличные. Поговаривают, даже городской глава после той передачи решил вручить Коре орден почетного горожанина, и для этого явится лично.

Кора зябко повела плечами. Ее начала пугать эта суета и шумиха вокруг нее с рыбами. Она чувствовала, что все сложнее становится услышать тишину. Светлое синее небо уже не завораживает, как раньше. А последние рыбки получились какими-то тусклыми и вялыми.

Кора сочувствовала им от души, но не могла ничего поделать.
- Нет! - вдруг вырвалось у нее вслух, - Не надо никакого ордена! Ничего пусть не вручает! Пусть оставит себе.
- Но Кора! Это же мэр! Если он решил так сделать, это же совершенно невежливо отказываться! Твои рыбы - это же теперь чуть ли не символ города! Их все покупают, увозят с собой, смотрят у себя дома на них и вспоминают город. Как ты можешь отказаться?!
- Раз так, тогда я больше не буду делать рыб!
- Но почему? тебе же так нравится!
- Я не знаю. Не хочу так. Это неправильно, и мне так не нравится.

Со словами у Коры всегда было сложно. Они особо не нужны были ей в течение жизни, и уж тем более ни разу ей не приходилось использовать их для попыток вместить свои чувства. Кора чувствовала, что нельзя делать рыб для продажи. Продавать - можно. А делать для продажи - нельзя. Нельзя принимать орден почетного горожанина, и вообще всерьез относится ко всему восторженному шуму вокруг ее рыб. Радоваться, что рыбы всем нравятся - можно. А принимать восхищение на свой счет - нельзя. Все, что делала Кора - это позволяла радостным рыбам появиться с ее помощью на свет, не более того. Кора боялась, что рыбы передумают приходить в мир через нее. Но еще больше боялась, что рыбы вообще передумают приходить в мир. Кора чувствовала, что вместе с рыбами приносит в мир что-то радостное и большое, что-то гораздо больше простенькой керамической формы. Но выразить все это в словах Кора никогда бы не смогла.
К счастью, Олифи вроде бы и так все поняла.

Мэр все-таки пришел к Коре. Один, пешком, без помощников и сопровождающих, без журналистов и камер. Пришел поздним вечером, когда Кора уже вернулась с прогулки и как раз заваривала чай. Постучался как-то несмело. Когда Кора открыла, долго молчал, мял в руках шляпу. Кора посторонилась молча, мэр молча зашел. Повесил шляпу на крючок, и потом не знал, куда девать руки.

- Садитесь к столу. Будем пить чай, - сжалилась над ним Кора.
Мэр сидел ссутулившись, грел руки о кружку. Хотя стояло лето, по вечерам было прохладно, а печи еще не топили. Мэр отхлебывал из кружки, разглядывал рыб под потолком, и все никак не мог начать разговор.
- Если вы насчет ордена, то я его получать не буду, - начала Кора, - Опять приедут эти, с телевизора, а я не умею для телевизора.
- Нет-нет, я не насчет ордена, - прервал ее мэр
- Вы не подумайте, я не напрашиваюсь, - смутилась вдруг Кора, - мне Олифи сказала, а ей Жози сказала, а у той дядя - ваш помощник. Вот я и подумала, что наверное, правда. Не будет же ваш помощник сочинять. И я еще Олифи сказала сразу, что не нужен мне этот орден. Одна морока. И так столько людей. Рыбы пугаются, а я спать стала хуже, и даже мята стала не такая душистая.

Мэр втянул ароматный пар над кружкой и покачал головой.
- Какая же тяжелая у вас жизнь, - и улыбнулся мягко, - а я думал, только у меня все так сложно. Мой помощник не сочинял, у меня действительно была мысль вручить вам орден.
- Была?
- Была. Да сплыла. После того, как помощник сказал мне, что его племянница Жози передала ему разговор с Олифи, которая пересказала той, что вы угрожаете перестать делать рыб, если я вручу вам орден.
Тут уже Кора улыбнулась смущенно.
- Да ничего я не угрожала. Просто мы с рыбами не любим, когда много народу, и речи всякие, и надо улыбаться, когда не хочется, и благодарить, не чувствуя благодарности. Понимаете?
- Как никто, - вздохнул мэр. - И все-таки мне хочется сделать для вас что-то хорошее. И я, честно говоря, в растерянности. Я вижу, что у вас маленький и довольно ветхий домик. Я мог бы предложить вам новый и побольше в любом месте города. Хотите? Нет? Я так и думал. Похоже, что у меня для вас ничего нет. Лавку на речной площади без арендной платы? Любой торговец в городе ухватился бы за эту возможность, но я не могу представить вас в центре туристической толчеи.

Порыв вечернего ветра принес с реки запах воды, и рыбы заволновались, зазвенели керамическими плавниками друг о друга. Кора задумчиво смотрела, как они раскачиваются, отбрасывая на стены разноцветные блики. Потом вылила остатки чая из чайника мэру в кружку и встала заваривать новый.

- Вы знаете, - промолвила она, стоя спиной к мэру, так проще было справиться со смущением, - почему-то рыбы считают, что лавка на речной площади - это будет неплохо. Я думаю, что городу будет приятно, если рыбы поселятся поближе к приезжим.
- А что думаете вы?
- Я доверяю рыбам, - беспомощно улыбнулась Кора.

После того визита события закрутились стремительно. Уже на следующий день к Коре пришел серьезный паренек с гербовыми бумагами. Кора ставила свои подписи-закорючки на разнообразных заявлениях, прошениях, объяснениях, актах, договорах и еще чем-то, что уже даже и не запомнила. Еще через день ей передали ключи, а еще через день пришли рабочие со стройматериалами и вопросами по поводу обустройства новой лавки. В отчаянии Кора призвала на помощь Олифи. Та тут же откликнулась, закрыла собственную лавку на несколько дней, и полностью взяла на себя все хлопоты по ремонту и оформлению лавки на речной площади.

Кора заглянула в нее пару раз, и была напугана кипучей деятельностью, которая там происходила. В пыли валялись доски, какие-то мешки, люди в рабочей одежде ходили с инструментами туда и обратно, что-то кричали друг другу, командовали, смеялись. Среди всего этого время от времени возникала Олифи с карандашом за ухом, кидала Коре “привет” и исчезала снова. Кора чувствовала себя лишней и уходила.
Она никак не могла представить, как настанет день, когда она соберет всех своих рыб и повезет их в новое жилище. Не могла представить, как она сама будет среди ежедневных толп людей. Люди пугали Кору, но рыбы звенели успокаивающе. Рыбы говорили, что нужны людям. и Кора не могла с ними спорить. Она и сама считала, что это справедливо - как можно больше людей должны получить возможность увезти с собой Корину рыбку.

Когда Олифи однажды под вечер пришла к Коре и сказала, что завтра, наконец-то, можно будет посмотреть лавку, Кора испугалась по-настоящему.
- ...почти все закончили, осталась пара мелочей с утра вымоют окна, и можно заезжать… - щебетала Олифи. А у Коры звенело в голове. она смотрела по сторонам и не понимала, во что теперь превратится ее жизнь.
- Знаешь, я наверное, зря все это затеяла, - пробормотала она, стараясь не глядеть на Олифи, - Я не могу. Никак не могу. Торчать в этой лавке целый день. Толпы, крики, суета. Я не вынесу. Нет-нет-нет. Я точно не справлюсь! Нет!
- А зачем тебе торчать в лавке? - подняла бровь Олифи, прервав Корины сумбурные излияния. Кора замолчала и удивленно посмотрела на подругу.
- Ну как? а как по-другому? Надо же продавать рыб, надо улыбаться туристам, говорить им спасибо и приезжайте еще. Даже в те дни, когда улыбаться не хочется, спасибо должны сказать они, и вы оба знаете, что они больше никогда не приедут.
- Да-да-да, все верно. Продавать, развешивать, смахивать пыль, улыбаться. Но почему ты решила, что это обязательно делать тебе?
Кора озадаченно хмурилась, пытаясь понять, шутит ли Олифи. Так часто бывало, что она не улавливала ее иронии. И все же в словах Олифи Коре послышался шанс на спасение собственной безмятежной жизни, которая грозила вот вот перевернуться.
- Эй! - Олифи снова вывела Кору из задумчивости, - Тебе не обязательно торчать в этой лавке. Найми помощника.

От слова “найми” у Коры совсем съежилось все внутри. Паника в ее глазах сказала Олифи яснее слов, что Кора лучше запрет себя в лавке на веки, чем будет разбираться, каково это - нанимать людей и управлять ими.
- Ладно, - решила Олифи, - я возьму это на себя. Все, что от тебя нужно - быть счастливой и продолжать делать рыб.

Так у Олифи появилась вторая лавка в управлении. За прилавком чаще всего торчала милая веснушчатая девица, ее младшая сестра Орли, которая оказалась очень толковой в обращении с рыбами, хотя до этого в художественной лавке вызывала сплошные нарекания, будучи не способна запомнить названия разных кистей и путая производителей красок. Рыб Орли выучила моментально по именам. Она же завела эту милую традицию: каждого потенциального покупателя Орли заставляла рассказать о сокровенном желании, потом пару секунд задумчиво разглядывала рыб и решительно снимала одну со словами: “Вот рыба, которая съела ваше желание. Слушайте ее внимательно, и делайте, как она молчит”

Однажды любопытная Уля, понаблюдав за бойкой торговлей Орли, пристала к ней с вопросом, а что если человек скажет не сокровенное желание, а какое-то ерундовое, лишь бы отвязаться. Орли в ответ фыркнула:
- Рыбам вообще плевать, что они тут говорят. Рыба все равно выполнит сокровенное, готовы они к нему или нет.