Житие несвятой Марии 1

  Детство.  Раннее.
Деревня наша, Ушаково, была самой красивой на всем белом свете. Кто белого света не видел, поезжайте, убедитесь. Во первых, дорога широкая,  летом мягкая от пыли. Бежишь  босиком как по гагачьему пуху. Речка с мостиком,    в которой мы бултыхались  до посинения, а потом выскочив на горячий песок скакали на одной ноге, и наклонив голову   вытряхивали воду из ушей.  При  этом у мальчишек смешно подпрыгивали бантики у живота. А чё-то  у девчонок  ничего не было.  Но , нам ,  девчонкам   в том никакого  интересу не было.
  Тут на увале  торчал пень огромной сосны.
 С толстенных корней,  на половину занесенных песком, все , и мальчишки и девчонки   все лето  ныряли в речку, а потом   сохли  голышом на этих же корнях, как макаки на ветвях пальмы. Правду сказать, это сравнение пришло ко мне только сейчас. А в те благословенные времена, когда мне было лет очень мало и я не то, что макак , но  и  пальм не видела. Почему-то они у нас не росли.  Все остальное у нас было.  Во первых целая улица  разных домов, один был даже в два этажа, и в нем жил один старый еврей, очень добрый и весь в чёрной одежде. Звали его Цильман, а может это его жену так звали, но она уже к моему рождению, померла. Так вот… Кроме целой , большой и пыльной  улицы , была еще Зелёная, там было шесть домов, а еще «за рекой»  люди жили, сколько их там  было я не знала. Чтобы туда попасть, надо было идти через мостик, а кто бы меня туда за ручку сводил, таких  не находилось.
 
Мы все тогда росли в полной свободе  и никто нами не понукал, потому,  что  все  люди  трудились,   не до нас было.
В нашей семье  одних детей  было  семеро,
 прямо как  в сказке  про  козлят.    Шесть девчонок и один  занудливый братик  Шурка. Он  был самый маленький и ему доставалось всё , что получше.
Я очень завидовала, когда за утренним самоваром мама давала ему что-то, похожее на мёд. Но это был не мёд , а что-то другое, чего я не знала, но сильно завидовала. А он еще крутил своей лысой башкой и отворачивался, а мама нежно его уговаривала. Мне бы дали , я бы не отвернулась. Но просить побаивалась.  Тятя   сидел  за столом и муки мои
видел.  А я хочу  сказать что хотя  я и была шестой девчонкой  в семье, где отцу позарез нужны были
парни, он меня очень любил.
 
 В те времена детей
не баловали , сроду никаких там поцелуев. Сыты,
одеты, и вперёд. Так вот один раз,  тятенька  мой родный  маме сказал:-
- «Да дай ты ей ,- стало быть мне,- этой отравы « -
 Ну, маме не жалко, налила полную ложку  « на, пей».  Глотнула я с жадности, чуть не вырвало. Все со смеху покатились.   Все знали, рыбий жир это был. Конечно, я  потом  Шурку треснула  по крутой  башке,   пока никого  близко не было.    Орал,  конечно,  и виноват не был,   но  мне легче стало.
 
Вот где был рай на земле, так это в нашей деревне.
Не даром сейчас Тюменские богатеи здесь понастроили своих домов. Я думаю правильно. Старое рушится.  Времена новые идут.
Родители примерли,  дети в городах дела поправили, денег прикопили, пусть строятся в  нашей  Ушаково. Жива деревня!  У нас кругом, и леса и поля и реки с рыбой.  Ягоды-грибы.  А неба сколько!   Ширь неоглядная,  нигде такого ясного нет. Правда,  при дождях грязи, как грязи, но высохнет и снова рай…
Вот, под этим синим, огромным небом,  при этих  богатых лесах, да  широких полях, да  при не высказанной   красоте  родной  земли ,  мне, мои дорогие и незабвенные   тятенька  с  матушкой  и завязали  пупок.  Завязали крепко, от души.  Вот уж девятый  десяток идёт, а всё дюжит…
Если кому интересно, про чужое счастливое детство читать, милости просим.  Конечно самое  раннее,   ещё толком не  осознанное.  Когда только-только  начали  звенеть мои  нежные,  невидимые,  хрустального звука  небесные струны.  Это невыразимое  по теплоте и  вольности  "житие  не  святой  Марии."