Кукла

Мария ходила вдоль полок. От ярких цветов рябило в глазах. Это пестрое многоцветье было зазывающим, вызывающим и агрессивным. Она находилась в отделе игрушек и перед ней были полки с куклами. В воскресенье Мария собиралась в гости к подруге.  Ее дочке недавно было день рождения и она выбирала для нее подарок. И никак не могла выбрать.
Кукол было много, очень много, слишком много. Стандартные Барби в разных нарядах, пугающе реалистичные младенцы разных размеров, разнообразные кукольные монстры (“Они-то зачем, – удивлялась Мария, – или это предел фантазии их творцов?”) и прочее милое симпатичное разнообразие застывших кукольных лиц. Глаза безразлично скользили по ним, не задерживаясь и не останавливаясь.
“Нда, так много всего, но даже взгляду зацепиться не за что”, – глухое раздражение нарастало. “Ну что ворчишь. Просто ты уже стара для них”, – она пыталась себя успокоить. “Надо Ришке позвонить и проконсультироваться”.
Ее дочь Ариша, Риша, Ришка, давно жила в столице, всю себя отдавая любимой творческой профессии – дизайну одежды. На личную жизнь, по ее словам, у  нее совсем не оставалось времени.
“Пора бы уж и внучку мне родить”, – вздохнула Мария, набирая номер дочери.
– Ма, привет. Очень скучаю. Выберусь, непременно выберусь к тебе. Вот только очередную коллекцию доделаю, поведу презентацию и… – защебетал такой родной и дорогой голос в трубке.
– Привет, Риш. Скажи, какая кукла была твоей самой любимой?
– Новая
– Что???
– Ну новая, та, которую только что купили.
– Но у тебя не очень-то и много их было. Мы же не могли покупать тебе много игрушек. И, тем не менее, помнится, ты любила с ними играть и много шила для них.
Ариша засмеялась.
– Это здорово, что их было мало. Правда, я это только недавно поняла. Я ведь потому и стала шить для них, что с новым нарядом кукла становилась новая. Вот видишь, как все обернулось. Теперь мое хобби стало моей профессией.
– Новая, – растеряно пробормотала Мария, не слушая дочь, – вот не знала.
– Мам, у тебя все в порядке?
– В порядке. Лизе, дочке Татьяны, недавно день рождение было. Вот ищу ей подарок. В воскресенье в гости к ним собралась.
– А сколько Лизе лет?
– Одиннадцать.
– Ааа. Ну купи ей фриковую Барби.
– Какую?
– Ну выбери ту, которая одета так, что и притягивает взгляд и отвращает его. Вот так одновременно. Тебе и хочется на нее смотреть, и отвернуться хочется, и хочется ее взять, и оттолкнуть хочется. Вот найди такую и купи в подарок.
– Странный будет подарок. Тебе не кажется?
– Зато креативный. Выбьет из головы девочки понатыканные уже в нее шаблоны и освободит место для нестандартных идей и решений.
– А это обязательно?... выбивать… Может быть как-то по иному можно творческие порывы высвободить?
– Ну не знаю. Смотри сама. Я бы так сделала. Да, кстати, и сделаю. У Оксанкиной дочки на следующей неделе день рождения. Вот и куплю ей фриковую игрушку. Ладно, ма, дел полно. Я тебе вечером позвоню.
– Хорошо. Спасибо, Риш.
Фриковая Барби… Мария устало смотрела на полки с куклами.

– Вера Николаевна, можно я к маме пойду?
–  Рано еще, Маша.
Рано. Но почему? Маша обводит глазами группу. Ведь в ней осталось совсем мало детей. Три мальчика достраивали замок из кубиков. Лариса сидела на скамейке напротив двери и, не отрываясь, смотрела на нее. Ей хотелось домой и она ждала, когда за ней придут мама или бабушка. А противная Светка забрала все самые интересные игрушки и одна с ними играла. Можно конечно подойти к ней и потребовать что-нибудь. Но Маше не хотелось ничем играть. Ей хотелось к маме.
Ее мама была воспитателем в этом же садике, только в другой группе. Но в течении дня Маше нельзя было приходить в ее группу. И только вечером, когда медленно стихал детский гомон, когда рассыпались компании, когда забирали и уводили друзей и врагов, вот тогда Маше позволялось пойти в мамину группу и поиграть там до тех пор, пока уже из маминой группы не заберут последнего ребенка и они не пойдут домой.
Забрали Виталика.
– Вера Николаевна, можно?
– Ну иди, Маша.
И Маша радостно выбегает в коридор, пробегает несколько дверей, толкает неплотно прикрытую белую дверь.
– Мам.
Мама за столом что-то пишет, поднимает голову.
– Поиграй пока. Скоро домой пойдем.
В маминой группе только один мальчишка самозабвенно катает машинки. Он собрал их все вокруг себя и устраивает гонки, аварии, погони. Мальчик исподлобья глядит на Машу и придвигает поближе две откатившиеся машинки. Да не нужны Маше его машинки. Ей нужна она, Кукла. Кукла сидит на шкафу, большая, почти с Машу. Ну, может быть чуть поменьше. Сидит и смотрит на Машу голубыми улыбающимися глазами. Маша хочет с ней поиграть и Кукла хочет с ней поиграть. Но нельзя. Мама не дает. И все-таки Маша делает очередную попытку.
– Мама, а можно вон ту куклу, которая …
– Нельзя, Маша, – говорит мама, не отрываясь от бумаг.
– Я тихонечко. Я осторожненько.
– Маша, нельзя, – мама поднимает голову, глаза усталые. – Мы уже с тобой столько раз говорили об этом.
– Я не буду ее трогать. Ты посади ее на подоконник, а я рядом посижу.
– Маша, не мешай. Мне отчет надо закончить. Возьми любую куклу и поиграй.
Но Маша не хочет любую. Она хочет эту, эту самую, необыкновенную, единственную.
Шкаф стоит у стены рядом с окном. Маша садится на подоконник и смотрит то на улицу, то на Куклу, сидящую наверху шкафа.
Здесь за окном мир гораздо интереснее, чем тот, который она могла видеть из своей группы. Окна в ее группе выходили на хозяйственный двор, узкий, пыльный, с какими-то скучными невзрачными сараями и сарайчиками. А отсюда был виден двор, в котором они играли во время прогулок. Он был виден весь до деревянного забора, за которым росли огромные тополя, закрывающие полнеба.  За ними, Маша это знала, они той дорогой ходили с мамой в садик, была дорога, с другой стороны огороженная тоже деревянным глухим забором. Что было за тем забором, Маша не знала. Зато там, туда дальше, дальше глухих заборов, был чудесный луг. Изредка, летом, в хорошую погоду они ходили в те места с воспитательницей.
Этот цветочный луг легко сбегал по некрутому косогору к небольшой речке, на противоположном берегу которой вдалеке виднелись дома. Эта городская окраина в те времена только застраивалась, поэтому еще много было рощиц, лугов, полян. А что дальше? дальше ничего нельзя было рассмотреть и Маше казалось, что там кончается мир. А как же он кончается, пыталась представить она себе. Там что, черная пустота? Нет, не похоже. Иначе там не было бы так же светло, как здесь. Но там другой мир, обязательно другой, совсем совсем другой – решила Маша. И ей очень хотелось прогуляться в этот мир. И она мечтала, как дойдет до этого мира и как кончится мир знакомый, здешний и начнется мир незнакомый, нездешний.  Идти одной в мечтах было скучно и Маша брала с собой Куклу. Кукле тоже не хотелось все время сидеть на шкафу, и она с радостью прыгала с него на подоконник, и вместе с Машей они выходили в окно и шли в тополиную аллею, а потом к цветочному лугу, а потом перебирались через речку и шли дальше, все дальше и дальше.
Иногда Маша и Кукла попадали в какие-то сказочные приключения. Это всегда были продолжения запавших в маленькую душу сказочных историй. Иногда там разворачивались серьезные сцены наказания обидчиков и торжества справедливости, как продолжение реальных случаев обид и несправедливого (в ее глазах) к ней отношения. А иногда они просто шли и Маша рассказывала Кукле, как трудно быть девочкой. Кукла ее всегда понимала и поддерживала.

Но все это было в мечтах, в воображении. Маша переводила свой взгляд с пейзажа за окном на куклу и обратно, питая свое воображение то одним образом, то другим. И мечтала, мечтала, мечтала. И вот однажды они встретились по-настоящему, Маша и Кукла.
Однажды в садик приехал фотограф. В те времена еще не было цифровых фотоаппаратов и прочих фотографирующих устройств. И фотография была делом трудоемким и непростым.
Фотограф делал групповые и индивидуальные снимки. И мама среди белого дня (невероятная редкость) забрала Машу из ее группы в свою, чтобы и ее тоже сфотографировали. Сначала Маша сидела у мамы на коленях и фотограф пытался привлечь ее внимание какими-то глупыми птичками, которые будто бы вылетают из его фотоаппарата. Но Маша – человек бывалый и этим ее не проведешь. Пока он суетился, она следила за рыбками в аквариуме, напротив которого он их усадил. Но вот мама сняла Машу с колен и она направилась было к аквариуму, чтобы последить за улиткой, переползающей с одной стенки аквариума на другую, но мама вернула ее и велела сесть на стул перед фотографом, но теперь одной. Маша угрюмо уселась. Ей уже давно надоел весь этот процесс фотографирования и хотелось назад в свою группу, пока там еще идут увлекательные игры и ссоры. И вот тут-то… тут мама достала Куклу со шкафа и дала Маше… подержать… пока ее фотографируют…
Маша обхватила куклу. Она с трудом поместилась на маленьких коленях. Ладошки вспотели от напряжения и страха: как бы не помять и не сломать что-нибудь. На кукле был темно-бордовый бархатный жакетик и желтое платье с геометрическим зелено-синим рисунком. Белое фарфоровое лицо словно светилось изнутри, голубые глаза блестели, алый ротик улыбался. Кукла была счастлива. Маша тоже. Маша забыла и про фотографа, и про маму, и про садик. Кукла была тяжелой и девочка ощущала эту тяжесть и тепло бархатного жакетика и прохладную плотную ткань платья. В ее фантазиях ничего этого не было. А ведь и там она не раз держала куклу на коленях и гладила ее белокурые волосы. Реальность явила свой вес и плотность.
Фотографирование закончилось. Маша сидела, обнимая Куклу. Никто ее у нее не отбирал, не убирал на шкаф. Мама о чем-то разговаривала с фотографом и другими воспитателями. О Маше все забыли. Забыли и о кукле. А она становилась все тяжелее и тяжелее. Маленькие ручки не могли обнять всю Куклу целиком и она незаметно стала сползать с колен. Тогда Маша, осторожно отодвигая Куклу на стул, сама сползла с него. А Кукла осталась сидеть на стуле. Маша повернула ее к окну и залезла на подоконник. Она посмотрела во двор, потом на Куклу и они снова отправились гулять за горизонт.
С тех пор Маша больше не просила у мамы разрешения поиграть с Куклой. У них с Куклой был свой мир, где они встречались и отправлялись в путешествия.

Мария тряхнула головой. Такой куклы, способной взбудоражить ее воображение, здесь не было. Пробить шаблоны? Возможно надо. Только вот… этого же мало. Надо еще разбудить фантазию. Сможет ли это сделать фриковая Барби? Мария с сомнением еще раз обвела глазами магазинные полки. Куклы были конкретны и доступны.
Мария вышла из магазина, перешла дорогу и открыла дверь книжной лавки.