Трактат о том, как нежелательное событие предотвра

Трактат о том, как нежелательное событие предотвращает беду.
Первомайские праздники истощили все мои финансовые ресурсы. Дикий бардак в комнате был поправим. А вот финансы – не совсем. Мой сокомнатник-аккуратист Шурик Алексеев укатил домой и должен был вернуться завтра. Надо было начинать уборку и заодно поправить пошатнувшиеся финансы.
 Я собрал полный чемодан пустых бутылок, что валялись на полу - под столом, под кроватями, на кроватях, стояли на столе, на тумбочках, на подоконнике и вообще везде, кроме потолка. Пару штук были обнаружены даже в платяном шкафу. Как они туда попали? Зато как погуляли! Шурик не должен был догадаться о вертепе, который случился в комнате в его отсутствие. Шурик любил армейскую аккуратность. Если порядок в комнате соответствовал казарменному, Алексеев был счастлив. Мой прошлогодний сокомнатник был диким засранцем, поэтому я был готов мириться с немецкой атмосферой, которую Шурик воцарил в нашей комнате.
«Доброе утро!» - ехидно поздоровался приемщик стеклотары и сообщил, что я – его первый клиент за сегодня, и что он ожидает большой наплыв прихожан из общежитий в скором времени: «Длинные праздники, хули». За чемодан «пушнины» я выручил достаточно средств, чтобы продержаться неделю. Я рассчитывал на это. «Пьянству – бой!», объявил я, проходя с пустым чемоданом мимо желтой бочки с пивом «на разлив».
После того как я вымыл пол в третий раз, он начал блестеть. Вместе с потом организм покидала скверна: «Все! Бросаю пить и курить и начинаю бегать по утрам!» Под кроватью я нашел женские колготки и с отвращением выбросил их в ведро для мусора. Вчера мы играли в карты на раздевание: «Щас! Я пойду по общаге и стану спрашивать: это не твои колготки? Разогнался с горы!» К семи вечера в комнате наступил армейский порядок. Мои руки слегка дрожали. «Это с перепою или от уборки?» попытался определить я, и не определил.
Закурив заслуженную сигарету, я сел на подоконник и свесил ноги на улицу. Закат был шикарный. Из открытого окна этажом ниже доносился «Пинк Флойд». “Shine on you crazy diamond” – одна из моих любимых композиций. «Точно. Брошу бухать. Займусь спортом и познакомлюсь с девушкой из интеллигентной семьи. Она не будет пить, курить и ругаться матом. Будем вместе читать Мандельштама на пляже, а потом слушать «Пинк Флойд» у меня в комнате. Шурик Алексеев возражать не будет, так как он сразу поймет, что она не шалава и не засранка». Из прекрасных грез меня вырвал пинок в дверь. За пинком последовал Олежка Попов. «А! Вот он где! Девки уже начали беспокоиться, как там наш Вовчик? Хотим, чтобы он нам опять на столе станцевал в трусах!» Я смотрел на обувь Олежки. Точнее – на говнодавы Олежки. Они оставляли очень грязные следы на моем блестящем полу. «Олежка, я, между прочим, этот пол только что три раза отпидарасил. Что тебе нужно?»
«Пошли похмеляться! У нас поляна накрыта. Продолжение банкета!»
«Спасибо, Олежка. Я – пас», - ответил я, глядя как Олежка сделал еще один шаг вглубь комнаты.
«Ладно. Нам больше достанется. Смотри! Леля спрашивала про тебя!»
«Олежка, я в душ сейчас ухожу».
«Ладно. Дай мне сигаретку на прощанье».
Далее события развивались стремительно. Гораздо стремительнее повествования о событиях: я хотел отказать Олежке в сигарете, потому что мне надо было еще целый месяц что-то курить. Но как назло, мой взгляд упал на пачку сигарет, которая лежала на столе на самом видном месте. Олежкин взгляд упал на тоже самое место вслед за моим взглядом, и я это понял. «Вот неперь!», подумал я. Так хорошо сидел на подоконнике! Слезать было очень лень. Но я заставил себя слезть потому что: я знал, что если предложу Попову взять сигаретку самому, он возьмет четыре – «для девчонок тоже», а мне надо что-то курить целый месяц. И еще Олежка наделает этих грязных следов на моем зеркальном полу. Выбора не было. Я нехотя слез с подоконника. И в этот самый момент, на то место, которое еще хранило тепло от моей задницы, обрушилась огромная порция винегрета, который недавно кто-то ел. Падение винегрета сопровождалось соответствующим звуковым оформлением. Винегрет был насыщен дешевым портвейном, который недавно кто-то пил.
«Это курсанты! Я видел, как они к Машке-русистке на пятый этаж заруливали. Целую сумку портвейна несли», сообщил мне Попов, сунув сигаретку за ухо, - «Иди, разберись с ними. Они ведь тебя чуть не облевали!»
Далее Олежка выбежал в коридор и стал кричать словно Гаврош-разносчик газет в фильмах про буржуев: «Веселая новость! Вовчика чуть не облевали в собственной комнате курсанты!» В коридоре одна за другой стали открываться двери и высовываться любопытные головы.
Из шкафа я взял черенок от лопаты (оптимизированный под дубинку – гарнизонное детство) и пошел убивать курсантов. Ворвавшись в комнату к Машке, я громко задал вопрос: «Кто блевал?» Ответ зеленого цвета сидел у подоконника и пытался выжать из себя еще что-нибудь. Выжать не получалось.
«Это ты блевал из окна?»
«Куда?» спросил курсант. Его мутило.
«На улицу. Из этого окна – на улицу! Отсюда – туда!».
«Я».
«Ну ты и свинья!», объявил я.
«Почему?», спросил курсант.
«Потому!», заорал я.
«Я был бы свиньей, если бы блевал оттуда – сюда», сказал курсант, имея в виду – из заоконного пространства – в комнату.
Он сразил меня железной логикой. Злость мгновенно пропала. Я засмеялся.
«Ты прав», сказал я, - «Но больше так не делай».
«Не буду», сказал курсант.
«Дайте человеку пива», сказал я Машке и пошел убирать кучу с подоконника.
В процессе уборки я осознал, что Попов спас меня. Потом в течение всего вечера я размышлял о том, какую роль в нашей жизни играет слепой случай.