Легенда

На улицах города Н. вот уже третий день стоит нестерпимый зной, и люди, обычно деловито снующие по его узеньким улочкам, сегодня слились с тенью. Только шесть человек в ярко-оранжевых куртках совершенно, казалось, не обращали внимания на солнце, столпившись возле открытого колодца. Это были рабочие: плотно обступив его, они вглядывались в тьму.

– Слышь, ребята, а точно стук был? – пробормотал один из них, зачем-то переложив лом в другую руку.
– Был он, точно, – раздраженно отмахнулся другой, – говорю же, сначала тихонько: тук-тук, а потом как кулаком оттуда кто ударил.

Сказав это, он сплюнул, опустился на колени и с головой залез в колодец, но вдруг сразу же отпрянул как ошпаренный и ошалело всех оглядел, силясь что-то сказать и тыча пальцем в колодец, из которого появилась чья-то усатая голова. Жмурясь от яркого солнца, голова деловито поправила каску, привычным движением стряхнула пыль с усов и наконец, оглядев испуганных рабочих, подозвала их к себе. Те опасливо придвинулись ближе.

– Какая бригада, мужики? – отчетливо спросила голова.
Мужики на мгновение замялись и начали переглядываться.
– Ну сорок первая, а тебе-то что? – недоверчиво сказал один из них, предчувствуя какой-то подвох.
– Опять не та... – разочарованно протянул усач и начал погружаться обратно в темноту, обронив уже из глубины: – Ну, бывайте, мужики.

Все замерли в изумлении, провожая неожиданного гостя, когда один из рабочих, до того в стороне ухмылявшийся, увидев, что голова уже почти невидна, бросил лопату, подбежал к колодцу и крикнул:

– Стой, мужик! Ты того... Михалыча не видел?
Из пролома тотчас снова выросла голова.
– Ну видел, – сказала она с каким-то самодовольным прищуром. – А тебе-то что?
Бригада переглянулась.
– А говорят, – затянул один из них, – говорят, ушел он почву, так сказать, прощупать, и не вернулся, исчез, если можно так выразиться. А недавно вот слух прошел: Михалыч-то, мол, вовсе и не исчезал, Михалыч в другой бригаде бетон мешает. Спрашиваю: а чего-то он к ним пошел бетон мешать? А мне и отвечают, что ушел, мол, потому что кормят лучше и, – на этом месте рабочий многозначительно поднял указательный палец, но заметив, что вид у пальца решительно непрезентабельный, тотчас убрал руку за спину, – в теньке работают!
– Работаем, а как же, – нагловато ухмыльнулся усач, жмурясь от солнца. – Тоже хочешь? – насмешливо прибавил он.
Рабочий яростно взглянул на голову, но только раздосадованно плюнул.
– А ты не стесняйся, приходи, – продолжала голова, – полезай, давай лом подержу.
– Полезай обратно! – рявкнул один из бригады, взглянув на рабочего с ломом, нерешительно переминавшегося с ноги на ногу от такого заманчивого предложения. – Ишь, молодежь совращать...

Посмеиваясь, усач залез обратно, закрыв за собой крышку колодца. Вся бригада стояла в нерешительности, как бы ожидая последнего слова. На душе было пакостно: Михалыча уже успели похоронить, помянуть и превратить в легенду сорок первой бригады.

– А Михалыч этот, – с расстановкой сказал один, – сволочь. Вот он кто, Михалыч.
– И гнида! – радостно ляпнул молодой паренек с ломом, но тут же смутился и отошел назад.
– Все на этом, точка, – твердо заключил другой. – Работать надо.

И под палящим солнцем города Н. вновь начала свою работу недавно еще легендарная сорок первая бригада.