Забытая планета

          Его расстреляли тут же, не церемонясь. Артподготовка  уже прошла и атака наших вот-вот должна была встать во весь рост. Лейтенант, молоденький, едва ли старше Гартенота, быстро
импровизировал приказ. Строя не было – все лежали в окопах. Лейтенант быстро, срывающимся мальчишеским голосом, зачитал свой приказ на незнакомом языке, но Гартенот достаточно знал язык врага, чтобы понять  безусловный его смысл. В конце лейтенант добавил на языке родном Гартеноту: «Ви вражеский агент. Ви будет расстрелять», и отдал приказ расстрельной команде – сержанту и двум рядовым, вызвав их поимённо.
          «Пошли», – сказал ему сержант, слегка толкнув дулом автомата в спину. Был тот сержант какой-то щуплый, тоже не старше Гартенота и почему-то весь белый – и волосами и глазами и лицом, и Гартенот удивился, что останавливается на таких не стоящих внимания деталях. – ведь всё подходило к концу, его вселенная должна была уйти в небытие. Сам  он будто в насмешку был  экипирован к такому невообразимому броску: в грязной гимнастёрке без ремня, со связанными наспех позади руками.
          Всё в Гартеноте звенело на высшей ноте. Он вышел из котла, шёл день и ночь, и ещё день, зайдя глубоко в лес. Он был уверен, что до него уже не было дела никому в этом мире, и может быть он даже уже перешёл линию фронта. Однако рано утром вражеские ищейки его разыскали и взяли ещё сонного, закапавшегося в осеннюю листву. И теперь в нём вместе с отчаянием, звеневшим прощальным гимном, была и дикая ненависть: зачем он им, зачем два дня они преследовали его?
          Его поставили на край воронки, время остановилось, и Гартенот не просто понимал значение Конца, он ощутил это магически, со всей вселенской жутью. Однако вселенная его, слишком юная, не желала пропадать. Она вдруг открыла свои тайники: что-то заветное ещё было у неё, в какой-то дикой, почти забытой глубине, и вселенная эта отчаянно воззвала. И ответ пришёл мгновенно: кто-то безапелляционно уверил, что отныне ему подвластно всё.
          Гартенот увидел, как застыл раскрытый в крике рот сержанта и тут же вспыхнули две короткие очереди из автомата и рой раскалённых светлячков  с весёлым пением пошли ему навстречу, словно все они с ним хотели задружить. Возможно, он сумел замедлить время – ему некогда было рассуждать – всё внимание его было сосредоточено на этих весёлых светлячках.
          Их было в общем-то и не много, но каждый мчался к одной вожделённой цели – к его сердцу, в его грудь. В последний момент перед контактом Гартенот успел сделать едва заметные, но резкие  движения телом, и почти все они миновали его, и только одна прошила грудь насквозь, не задев однако ни ребра, ни крупных сосудов. Гартенот, продолжая свою игру, тут же свалился обездвиженным на дно.
          «Кажется, я не попал», – сказал один из стрелявших. И слова чужого отчётливо перевелись. Однако контрольный выстрел не раздался. Неожиданно прилетевшая мина завыла совсем рядом, и он упал, как подкошенный, двое же других рванулись назад, в траншею – уже начиналась, то ли с истошным визгом, то ли с голодным воем, атака наших.
           Гартенот всё это уже слышал смутно, едва осознавая. Вся его воля в данный момент, вся концентрация мысли была направлены на остановку внутреннего кровотеченя, притупления боли и немедленную регенерацию тканей и сосудов. Одновременно он освободил от неумелых узлов руки.
           Вскоре ещё один снаряд упал невдалеке, и его слегка засыпало землёй. Однако,
хоть и смутно, он продолжал фиксировать всё происходящее извне. Он услышал сначала нашу речь, потом опять чужую, и понял, что атака наших сорвалась, потом всё стихло, ушло куда-то вдаль, и Гартенот знал, что теперь ему надо отдохнуть – направленный в нужное русло организм сам делал всё, что нужно. И Гартенот погрузился в долгий сон.
           Когда он проснулся, была тишина абсолютная, и Гартенот не смог определить источник этой тишины. Он пошевелил телом – оно было ещё слабым от ранения и от потери крови, но уже вполне могло подняться и идти. Он раздвинул землю, присыпавшую его, и увидел ночное, в спокойных звёздах, небо. Мир отдыхал после кровавого насилия, учинённого над ним.
           На четвереньках Гартенот выполз из- под земли, как будто он родился из неё, как будто  он был её дитя. Грудь его уже зажила и лишь отдалённо напоминала о вторжении в неё небольшой болью.
           Он поднялся на край воронки, где наткнулся на первую неожиданность в сноворождённом мире: прямо пред ним оказался убитый, убивавший его. Вторая неожиданность – о, чудо! – у убитого оказалась полная фляга воды, которую Гартенот тут же с жадностью ополовинил. Третья неожиданность, в корне изменявшая весь ход дальнейших событий: у убитого обнаружился автомат, два запасных рожка и три гранаты. Теперь он был вооружён и мог защитить себя от кого угодно. Ошибка, допущенная накануне, давала ему хороший урок для взаимодействия с людьми.
            Ещё раз проконтролировав своё тело, Гартенот открыл все свои затаённые инстинкты, и словно чуткий зверь, бесшумно ушёл в желанную им ночь.

           А она бежала в ночи, не боясь никого и ничего. Но не беспечно, не безумно, как могло показаться со стороны кому-то. Собственно, она не знала, сколько времени бежала вот так,  но ясно осознавала, куда направлен её бег.
          Она знала, что плоть её сродни земной, что в ней, в глубине сознания её хранятся многие тайны земной плоти. Что сама она телом плодоносная, стремление её бега от любви, конечная цель её бега известна ей конкретно. А сейчас она знала, что надо бежать как можно глубже в лес.
           Что было до её бега, она либо не помнила, либо не ведала про то. Впрочем, девушку это не занимало, и не напрягало. Она знала, что сейчас будет встреча, а потом настанет день, в нём изольётся много солнечного света, и в свете этом проявится множество чудес. А потом будет много дней и ночей, наполненный неожиданными чудесами. А затем будет долгий день, и наконец  тьма глубинная, в которую она сойдёт, в которую кого-то уведёт.
 
           А он в это время по восходящей вошёл в самый желанный вариант. Теперь он был лёгок и неудержим.  Он ворвался в знакомый гулкий коридор… и вдруг завязли истаяли его шаги. И Гартенот никак не мог этот все удлиняющийся коридор пройти. Он вспомнил, что нечто подобное уже происходило где-то: в похожем месте ему дали автомат – и тотчас автомат возник в его руках. В руках, которые хотели рвать и убивать. Он без раздумий изрыгнул огонь. Он знал, что теперь он человек предельно страстный, а владеют им величайшие из чувств.
            В ужасе Гартенот осознал: его спасение – пройти этот коридор через дьявольскую пантомиму. Перед ним был враг безусловный, у которого было одно желание: его убить. Первая дверь справа – рывок, граната, дым. Первая дверь слева – длинная очередь по длинному и чёткому ряду. Заметались, заорали, побежали! Вторая дверь – граната вправо, очередь налево. Третья – очередь, граната, очередь. Кто-то огромный, смертельно раненный, завыл.  Длинный, всесокрушающий огонь. Крики, вопли, стон. «Нет, я не дамся! – орал он. – Нет, я пройду сквозь вас!» И снова рыжий огонь из чёрного ствола – и пляшущие под огнём тела.
            Так бей их, бей огонь! Вот они умоляют, поднимаясь на локтях, протягивая к нему руки. Пощады? Но за что? Не за то ли, что взяли (дали право себе взять!) его жизнь. Не за то ли, что сломали крылья, не дали улететь? Так мало мальчику хотелось: затеряться в этом огромном мире и пропасть. И так много хотелось вам: не летать, не бежать, не знать. И за это неслыханное осквернение  – безжалостно и много раз убить!
           И снова перешёл из картины в картину человек (он продолжал своё движение в ночи), и увидал планету, заваленную трупами. Луна, как будто с презрением высвечивала эту  откровенную тайну от людей. А он, как можно быстрее стремился выйти из картины людского реализма. Ему казалось, это картина уходит в бесконечность, которую ему не одолеть.
           Вдруг Гартенот остановился. Что-то отрезвило его. Как будто кто-то его по имени позвал. И не было больше никого, кто угрожал бы ему, преследовал его. В этих странных реалиях человек ни с чем не мог себя соотнести. Его мозг болел, пытаясь определиться в пустоте. Он не осознавал, что это за место, что с ним произошло. Вокруг уже были одни деревья, а пришёл он сюда по неведомой тропе. Он увидел в своей руке автомат и с отвращением отбросил его прочь. 
           Да, вот оно, что пробудило его: звонкие и чистые звуки. Чей-то беспечный, наивный голосок. Девушка пела песню, которую он знал, но давно уже забыл.
           Только сейчас Гартенот заметил, что стоит на тропе. Тот кто пел, очевидно шёл по ней. Он бросился в кусты и замер. И вскоре показалась она – поющая девчонка. Она была в длинном сарафане и белом платке на голове. Девушка, очарованная, сказочным лесом, и этой магической луной, девушка, бегущая одна в лесу, и не подозревала об опасности, пришедшей в её лес.
           И она поравнялась с ним, она прошла – и всё исполнилось без ведома её. Всё за неё сделали маги леса и этот бледный лунный свет. Все, кто в лесу любил её ни за что, а просто за то, что она пришла, все, кто ей восхищался, украдкой срывая невидимые поцелуи, все явились незримо и встали перед чужаком.
          А он был такое же наивное дитя. Кто-то уродовал, убивал, насиловал его – и он прибежал спасаться в этот лес. Она удалялась, беспечно напевая, а он вдруг почувствовал, что сейчас должно произойти нечто важное – от неё – к нему. Но прежде он сам должен сделать что-то, либо провозгласить. Он сам должен зачать. И тогда будет царствовать, судить.
           Вслед девушке уже летел призрак-образ. Он облетал девушку незримо и уже в плотном теле становился на тропу. Ещё поворот, ещё несколько деревьев – и она увидала робкого парня, случайно заблудившегося в чаще. И девушка совершенно не удивилась, даже более, перейдя на какое-то время на шаг, она молча подала парню руку – и вот они уже побежали вместе по тропе.
          Не произнося ни слова, они бежали так возможно долго, возможно нет – Гартенот этого не осознавал, ибо не уставал от этого бега совершенно, а огромная луна казалось застыла в чёрном небе. И то ли время вновь замедлилось, то ли они были преображены в людей иных, покорителей  глубин. Однако, кроме их бега под луной, что-то ещё происходило в этом мире, ибо девушка вдруг крикнула повелительно – вернее гаркнула и прорычала – это был клич, звериный клич!
           Тотчас стая волков выскочила из-за кустов и деревьев, словно до времени таились в темноте и ждали этот клич. Гартенот не успел испугаться по-человечьи, либо изойти из человека животным воем, как уже осознал, что их приняли в волчью стаю. Впереди шёл вожак, бывалый и матёрый, а двое людей бежали внутри стаи, как будто защищённые ей от чужих.
           Только сейчас начал осознавать Гартенот, что девушка уводит его куда-то. Он уже пленился её сильным телом, её гибкой статью, он уже поверил в её бег, не зная даже, куда они бегут.  И только подумал Гартенот: «Куда же ведёт эта звериная тропа?», как лес закончился, и сразу наступил день – и юноша увидел, что это страна другая – без людей, и их следов кровавых.
           Однако тропа их не кончалась – она вела к некому обрыву, уходящему круто вверх, и волки вели их уверенно к обрыву.
           Вдруг стая, раздвоившись, ушла куда-то в стороны, но девушка, сжавши крепко его руку, бежала всё вперёд – и  Гартеноту всё открылось: впереди был океан!
           Она уверенно вела его вперёд, и её абсолютное бесстрашие было передано и ему – они прыгнули в воздушную бездну, и пошли вниз, в желанный океан.
           И опять, сколь долго они летели, Гартенот не помнил, ибо ещё раз ощутил себя преображённым. С большой высоты обрыва они ушли под воду очень глубоко. Гартенот открыл глаза и увидел, как чьи-то большие тёмные тела тотчас закружили вокруг них, заботливо провожая их наверх. Он в восхищении узнал дельфинов – самых разумных обитателей морских. И люди, как два опытнейших дельфина, вынырнули из глубины наверх и поплыли далее совершенно беззаботно. Гартенот почувствовал, что эта стихия – для него, он жил здесь давным-давно когда-то, и вот вернулся наконец.
            И снова девушка прокричала что-то – теперь уже на рыбьем языке. И тотчас под ними, в неведомых глубинах зашевелились тёмные гиганты. Синие киты, кашалоты и касатки – самые крупные на планете существа поднялись к ним, и закружились вокруг них. О, это был величайший эскорт для них, простых людей. Левиафаны пускали высокие фонтаны, выпрыгивали из воды, катали людей на своих огромных спинах.
            И снова Дева крикнула своё магическое слово – и хоровод обитателей морских рассыпался в мгновенье. Кто-то пошёл опять в свои глубины, кто-то ушёл гулять в бескрайний океан.
            Да что же это была за Дева? – никак не мог Гартенот распознать суть её. Ни единого слова так и не было от неё к нему, а его слова проходили как будто сквозь неё, не задевая.
           Снова схватила Дева его за руку – и снова произошло неожиданное: они оторвались от воды. Всё так же они были в телах, в каких явились в этот мир, в обличьях человечьих, но теперь обрели умение летать.
            Это преображение им далось затруднительней всего. Сначала тела их оказались слишком тяжёлыми для лёта. Но Дева прокричала снова – и множество птиц, самых разных – слетались к ним, кричали им, учили их. Они всё увереннее, всё плавнее работали руками, всё легче, воздушней становились их тела. И вот они уже нащупали мощные воздушные потоки и возносились в них, широко раскинув свои руки и ноги, подобно орлам и альбатросам, сопровождавшим их и стерегущих их. И вот уже облака были перед ними, и они влетели в первое из них.
            И увидел в облаке этом Гартенот закрытые Врата, но не понял, что значит явление сие – зачем они и куда они ведут.
           И вдруг пришедшие встали на облачную твердь. И тотчас кто-то невидимый спросил: «Этот из беглецов?» Дева Невидимому отвечала: «Театр Мрака – последняя его обитель» «Осталась ли кровь на нём?» – снова спросил Невидимый. «Он чист, он посвящён во все стихии», – отвечала Невидимому Дева. Тогда Врата раскрылись и они в искомое вошли.
           И Гартенот увидел и всё вспомнил: эта страна была из его забытых детских снов. Его игрушки, его мама, его счастье, его бессмертие, его уютный тёплый мир. Запахи земляники и цветущих яблонь, жужжание пчёл лохматых и медовых, которых он не боялся совершенно, бабочки, которым он боялся случайно крылышки помять. Вся эта радость во главе со смеющейся мамой бежала, порхала и летела в объятия его. Подойдя вплотную к нему, картина показала, что она лишь отображение, напоминание всего светлого его, и померкла естественно и без печали.
           Однако девушка по-прежнему не отпускала его руку. И тогда он впервые взглянул на неё в упор и рассмотрел. Это была магия и безыскусность. Она не играла совершенно – ей неведомо было ещё ни одно из искусств лукавых, человечьих. Её лицо не знало ни прикосновений, ни ухищрений по отношению к себе. А тело её было исполнено красотой затаённой, налито диким соком до краёв – и оно так же человека не ведало ещё.
           Возможно, она сошла со звёзд, и прошла все глубины этой древнейшей из планет – но это так и осталось неведомо ему.
           Тогда Гартенот спросил ещё раз спутницу свою: «Ты вывела меня, спасла – что это значит для меня и для тебя?»
          «Я – твоя забытая планета, – отвечала ему несравненная Дева, – Я от Земли, но я другая – не бутафория, и не игра. Я – всегда помнившая о тебе».
          И она повела его в забытый людьми Рай.