Как Стальные Люди на охоту съездили 4

В море не был – значит, ты не жил…


…Через час флотилия в составе «Жорика-адмирала» и «Люськи-русалки»  причаливала к  борту судна приключений.
Красотой и масштабностью евробот   радовал –  свежевыкрашенное черной и красной краской крепкое металлическое судно метров 30 длинной.
Рубка со штурвалом,  две мачты, труба, якорь, иллюминаторы. Гудок. Капитан Юрий свежевыбрит,  в чисто выстиранной  морской фуражке, в таком же, но еще не высохшем черном кителе, наглаженных синих трусах.
На корме, под камуфляжным тентом – новые дубовые столы, стулья, установленные на блестящей от мастики палубе. Никелированная посуда, чисто выбритый, достаточно хорошо проспавшийся повар-кок (он же моторист) Леонид крепко протирает рюмки и стаканы. Матрос, он же радист со странным именем Евлампий,  наводит блеск на поручни.
Всем прибывшим тут же выдали тапки – чтобы  не повредить палубу из паркета.
 Названием бот также радовал – «Отчаянный», однако на корме мнительный Герасим все же нашел затертые следы  старого названия и разобрал буквы: - «харон».
- Как-то это все не так… Вот тут! - показывая на страшное слово, обратился взволнованный Расквасов к егерю.
- А… Это у нас старое название  бота было - «Похаронный» - охотно поделился Кошачий. – Раньше он у нас с островов рыбаков усопших на могилки вывозил. Также на «родительский день» всем колхозом отмечать ездили. Падеж скота обслуживал. И т.д.
- И «т.д.» значит… - задумался Герасим. – «Харонили» людей, значит…
-  Да вы в голову не берите… - засмеялся Кошачий. – Он же отмытый, и после евроремонта… Тем более – сейчас, перед отходом, вы все опять выпьете…
- Каким таким «отходом»? – вновь заволновался Герасим.
- Ну, в смысле – «отплытием»…
- Ты, Гера, привыкай! – наставительно произнес проходящий Калдырин – Мы не плаваем теперь! А – «ходим»…
- А что там, у Михалыча, за чемодан? – спросил Расквасов у Калдырина, глядя на Якова Михайловича, по трапу втаскивающего громоздкую железную конструкцию на бот.
- А это емкость под вино. Сварная, – спокойно и рассудительно объяснил услышавший вопрос Михалыч. – На пятнадцать литров. Уже с домашним молодым вином.  Из старого варенья.  Для омоложения. Крепость – 84 градуса. Проверял спиртометром…
Герасим вздохнул и оправился в экскурсию по судну.
Всюду был свеженаведенный порядок и мужская чистота – окурки аккуратно заметены в углы, а мусор выброшен за борт. Он  плавал и своим разноцветьем и разнообразием давал четкую картину того, что происходило на корабле до приезда очередных отдыхающих сменщиков – расквасовской компании. Здесь были естественные бутылки, непременные пластиковые пакеты пивных и колбасных брэндов, экзотическая тюбетейка с экипажем из  винных пробок, непотопляемые прикормочные емкости, пробитая дробью офицерская фуражка и милицейская рубашка с оторванным погоном. Посредине  гордо плавал  надувшийся и почему-то одинокий презерватив…
 …Кают-компания, из которой через открытые настежь иллюминаторы прямо на глазах выветривался табачный и винный перегар, была украшена несколькими картинами в  дорогих дубовых рамах.
«Мужчина, вставляющий  зубные протезы», «Мужчина на рыбалке утром, по ошибке вставляющий чужие зубные протезы», «Мужчина в камуфляже перед домашним зеркалом», «Мужчина в камуфляже, утопивший ружье», «Мужчина- инвалид, убегающий от раненого им кабана», «Мужчина, укушенный в реке раком» - прочитал Герасим подписи. – Что-то последняя подпись какая-то двусмысленная… А так – ничего картины!.. Особенно глаза «мужчин»…
-  А это нам один старик-олигарх подарил. – пояснил капитан Юрий.  – Говорит, что в юности рисованием баловался…  «у вас, говорит, устрою  триппертичный зал или… Пятиптеричный…
- Триптичный,  может быть…
- Вот-вот.. И не просто в этом зале, говорит, биеналю вам  устрою, и  целую квадриналью! Грин-Шолом его фамилия… Из евреев. Не слыхали?..
- «Грин-Шолом», говоришь?... – Зелень-Салома!.. – осенило Герасима. – Соломенцев со своими «Мужчинами»!  А я то думал – куда он пропал… А где здесь у вас туалет?
 - Гальюн! – поправил  капитан Юрий,  –  Туалет гальюном у нас зовется. Право по борту в конце рубки.
Вскоре Герасим вернулся.
- В гальюн, ребята, –  доложил Герасим, - просто невозможно войти. Глаза выедает!
- Бот оборудован, – обиделся капитан. – И не только стаканами. Даже  для живой музыки все есть  - вон и мандолина и маракасы. Хочете в гальюн – возьмите освежители, дезодоранты. Опрыскайте что хотите! Вон  - целый ящик Кошачий приволок.
Герасим взял  ворох освежителей и ушел.
Вскоре в гальюне раздался мощный взрыв, сдавленный крик. Повалил дым. Запахло пожаром в парикмахерской. Все бросились к месту запертому изнутри происшествия, где кашлял и матерился  живой Расквасов.
- Никак Гера напрыскался и закурил – догадался Коровин. - В замкнутом пространстве...
…Для праздничного «отходного» стола ( видя обилие продуктов),  Расквасов  придумал и соорудил какой-то «рыбно-мясной торт» - с коржами из ветчины, усыпанные колбасной крошкой, прослоенные костным жиром, розами из сала и колбасными свечами.
- Как называется творение, Герасим, – увидев это холестериновое великолепие, поинтересовался врач Коровин. – «Сердечная могила»? «Принц-инсульт»?
Герасим не ответил и приналег на знаменитую уху монастырскую из уток и свежей стерлядки, заедая ее вместо хлеба кусками чудовищного торта.
- Вот ты скажи, Расквасов… Ты же поездил по командировкам разным…Где лучше всего кормят, в каких странах, ресторанах? – поинтересовался Калдырин.
- Я вам ребята так скажу – самые лучшие повара были  – толстые русские бабы в пионерлагерях или совхозах-миллионерах, -  оторвался от ухи Герасим. - Это при советской власти. А сейчас повара-матросики  – на военных кораблях. И самый лучший хлеб выпекается там же – на кораблях. Да еще на далеких погранзаставах.
- Причина?
- А не воруют. И точно  по  калькуляции в котлы закладывают. Вот как у нас на боте.
- Правильно утверждаете, товарищ журналист! – высунулся из камбузного окошка кок Леонид. – Я и сам с Тихоокеанского флота. Все в точку – и про котлы и хлеб. У нас на крейсере за камбузное воровство сразу под матросские пряжки попадешь…
- Давай, Леонид с нами выпьем! За вашу хлеб-соль… - пригласил кока Калдырин.
- Я то вообще не пью… Но рюмку – могу!
- А вторую?
- Ну… И – вторую!
- А третью?
-  И  третью. Могу.
Леонид помолчал..
- Ну, короче, четвертую с пятой тоже могу… И до 50 могу. Только капитан в рейсе не разрешает.
- И правильно делает, – вставил Коровин. – А то  ты со счета собьешься, а мы без питания останемся. А на природе правильно поесть – первое дело. Как утверждают специалисты.  В газетах и по телевизору.
- А я вот эти все передачи типа «Давайте пожрем!» очень не люблю. Особенно, если ведущий – вот такой толстяк, как, допустим, мой друг Герасим, – И Калдырин показал утиной косточкой на хлопочущего  у своего чудовищного творения Расквасова. – Обжоры тайные.   Извращенцы от плиты.  Жарят, парят, захлебываются слюнями, от жадности задыхаются, сопят. Все лезут пробовать, ногти отросшие, грязные. Нарезать грамотно ничего не умеют. Короче – телевизионные кулинарные отбросы.  Такой наготовит - еще и дизентерию подхватишь…
- Точно, – согласился Коровин. -  Сплошной телевизионно-пищевой приапизм…

За столом и выработали план всего путешествия – с уловистой рыбалкой и  добычливой охотой. Решили первоначально пристать к острову Волоколаму, порыбачить сутки-двое. Затем – передислоцироваться в плавни, пересесть на моторные лодки – уток пострелять. И в заключении --  войти в  заповедную речку Шальная и уже по ней  вернуться домой.
Капитан Юрий, сделав строгое лицо и употребив корявую фразу: «Учитывая всеобщий  многочисленный опыт…», потребовал рассчитаться за путешествие  сейчас же. Просьбу выполнили охотно, уточнив наличие в трюме спиртного.
- По любому аппетиту на месяц. – По-морскому ответил капитан.
За время беседы художник-маринист Игорь Белых нарисовал карандашом картину – в подарок команде бота. На ватмане очень похоже был изображен отплывающий от судна Герасим с Муму, встретившийся с причаливающим  к «Отчаянному» дедом Мазаем на лодке, полной зайцев.
При этом литературный Герасим очень походил на журналиста Расквасова, а дед Мазай – на референта Аркадия Калдырина. Работа всем понравилась.
- Ну что, «отвальную»? – спросил капитан Юрий.  – По «сотке»…
 Начали отмечать.


… Утром, глядя в зеркало, Герасим не узнал себя.
- А что это у меня за полосы на лице? – спросил  журналист Кошачия.
- А не хрен вам было по пьяни с моим диким котом целоваться взасос! – сердито ответил егерь. - Хорошо, что я ему на четверть  когти спилил – а то бы Пиндос  вам лицо опластилинил…
- Тебе сейчас в кино можно сниматься, – взглянув на расстроенного Герасима, вставил язвительный Калдырин. - У Скорцезе. Сразу станешь Герасимом Монтана…
- Как, думаешь, Аркадий – к концу путешествия следов не будет? – заволновался Герасим.
- И не надейся, - бросился добивать исцарапанного близкий друг. - По медицинским сведениям – следы от кошачьих когтей наносят  шрамы сопоставимые с  дамскими ногтями. То есть – неизгладимые. На всю оставшуюся жизнь.
- И даже остаются после смерти, – веско добавил врач Коровин. –  О чем свидетельствуют египетские мумии…
Герасим увял.
А в это время слегка похмеленный капитан Юрий, выйдя на простор водохранилища, дал полный ход. Утробно взревел дизель, вскипела  буруном волна перед носом «Отчаянного», прохладный,   пахнуший свежестью, рыбой и, почему-то - свежезаваренной китайской лапшой ветер, развевал волосы рыбаков и уносил за борт брошенные вчера как попало личные вещи.
Прошелся с санитарным обходом врач Коровин.
- У вас абсолютно в каютах нет кислого рода… - брезгливо заметил гигант Коровин – как гигиенист гигиенистам вам говорю… И во-вторых – после личной уборки, категорически – не пить! Возможен выход  с ружьями. Пьянки со стрельбой – не допускаю. Тем более – охотники из вас никудышные. Стальные люди, блин! Вот вы, Герасим – хоть раз из ружья стреляли?
- Я?! Я с берложным штуцером на сусла ходил! И взял! – загорячился  Расквасов…

… Скоро у гальюна выстроилась небольшая, но скандальная очередь, умело  провоцируемая   грубым Калдыриным.
- Ну, это не проблема - что тут воды горячей нет.  Вон посмотри на егерского кота, как он себе все умывает. Посмотрел, передразнил по-мужски и по-взрослому, и - вперед! Это охота, брат!...  А тебе тут чего надо, Расквасов? Ах, «руки помыть и помочится»? А ты сделай все одновременно….
Однако все скоро  устоялось и наладилось. Тем более что кок Леонид подал невероятно вкусный завтрак с домашней выпечкой и с отлично заваренным чаем. Спиртного не пили.
А вскоре на горизонте показался поросший пышными ивами  огромный остров. Стеной стоящий  камыш,  с еле заметными проходами и протоками в нем, глубокие омуты с выпрыгивающими золотыми свечами сазанов, стаями взлетающие с прибрежных заводей не чуявшие беды утки – все это великолепие гарантировало прекрасный  отдых.
- Красота! Как на курорте!  Не зря деньги плочены! – оценил положение слегка «омолодившийся» домашним вином Яков Михалыч. – Будем заниматься купалкой и рыбанием.  Пойду  снасти собрать.
Капитан Юрий объявил десантирование  пассажиров на берег.
- Денька два порыбачите на Волоколаме, обживетесь, акклиматизируетесь. Ухи нахлебаетесь, утей пожарите. А там видно будет… - рассказал план капитан. -  Я от острова на километра три отойду -  инспекторов  подобрать надо… Связь – по рации.
- Странный человек этот ваш радист – пожаловался Кошачий. – Вместо «прием» говорит: «Аве!», а вместо «конец связи» – «Аминь»!
- Евлампий у нас – человек верующий. Сектант.  Иеговист… Человек уважаемый, порядочный. – Капитан Юрий обвел печальным взором всю честную компанию. - Не пьющий, кстати, и не курящий. Поэтому такое не уставное общение ему разрешено…  Вперед! На берег! Не теряйте времени, господа!