Про любовь и про любофь

                Про любовь и про любофь



- Больные! На обход! – аж взвизгнула постовая медицинская сестра.
Хирургическое отделение, словно намокшее бумажное суденышко, неторопливо тонет в сумерках. Дежурная санитарка, ворча, включает тусклый электрический свет. В буфете гремит посуда, а скучные запахи скоропортящегося ужина усложняют и без того поганое больничное мировоззрение.
Сергей Иванович доел слоеный домашний бутерброд, запил смешанное послевкусие голландского сыра и докторской колбасы остывшим чаем, дописал в плановом хирургическом журнале протоколы выполненных операций, размял уставшие ноги, тяжело вздохнул, также тяжело выдохнул, затолкал в карман халата японский фонендоскоп и выпал из ординаторской.
«Сейчас бы вздремнуть часок-другой. Весь день в операционной. Устал», - подумал.

Палата № 1.
Больной Сидоров ухожен, расположен к беседе и чуть нетерпелив.
- У него сегодня настроение хорошее, но, кажется, движения в руке немого хуже, чем вчера, - докладывает жена Сидорова Валя.
- Мм, му, мм,- жестикулируя здоровой рукой, возможно, соглашается больной Сидоров. – мм.
- Подожди, Коля, - Валя неторопливо, даже старательно гладит аккуратно подстриженную голову мужа, - я сейчас доктору все объясню.

***

Когда-то Сидоров был здоров, как бык. Работал плотником в совхозе. Крепко любил собственноручно выструганную просторную избу из пяти комнат; семью (жену и двоих детишек) и достаточно доходную работу. Имел, Сидоров, вот такое незамысловатое, терпеливое мужское счастье.  И, казалось, что у этого счастья – трудового и простецкого - никогда не будет печали…
Однако. На тридцать седьмом году жизни случился с Сидоровым инсульт.
Жена Валя, недолго думая, отвезла к родителям детишек, закрыла избу и…
Решила толково лечить мужа. Из районной больницы – в областную, из областной – в республиканскую, из республиканской – в столичную. Искала, где помогут лучше. А как, если любовь? Такая, какой в книжках отродясь не сыщешь. Такая, что на душе - сладко, на уме – пусто, на сердце – жалость светлая, аж до слез.
***
Сергей Иванович внимательно осматривает Сидорова. Ухудшения в неврологическом статусе не отмечает. Треплет больного по руке, улыбается Валентине и сердечно советует:
- Вы, Валентина, прогуляться бы вышли. Лето. Тепло. Столица!
- Что я, домов не видела? Мне с мужем хорошо, - взгляд у Валентины нежный, ласковый, глубокий.
«Это да! Это любовь! Повезло же Сидорову! Такую женщину встретил! Обзавидуешься! Птьфу. Что говорю? Он же практически полный инвалид. И перспективы никудышные…».
Сергей Иванович желает семье спокойной ночи и продолжает обход.
Палата № 2.
В четырехместной палате на скомканных простынях угасает больная Иванова. Соседки по палате перешептываются: пьет по ночам, Иванова. Крепко пьет! С чего бы? И врачи ломают голову: что происходит?
 Вроде, и в хирургическом статусе у Ивановой наметилась положительная динамика; и витальных нарушений в кислотно-щелочном балансе не наблюдается; температура, давление не капризничают.  А взгляд у больной тускнеет, пульс – нитевидный, аппетит – отсутствует, худоба – вызывающая.
***
Еще при сборе анамнеза в приемном отделении удалось выяснить, что росла и развивалась Иванова нормально. Из перенесенных заболеваний – корь, ветрянка. Аллергоанамнез не отягощён. Жизнь? Для неяркой московской девчонки – шикарная!  Школа с золотой медалью; институт, диплом с отличием; служба научным сотрудником в престижном столичном НИИ. Любофь. Он – спортсмен. Ловкий, натренированный, красивый. Она – женственная, миниатюрная, стройная. Свадьба. Медовый месяц на даче в Апрелевке. Родительская квартира. Кооперативный гараж. Мебель, стиральная машинка, импортный холодильник. Семья. Беда в тридцать четыре года. Эмболия бедренной артерии. Операция. Повторная эмболия. Ампутация. Он – спортсмен. Сборы, тренировки, карьера. Ухаживать за больной женой – откуда взять время? Навещать – тоже. Кто осудит? Такую уж судьбинушку спортсмену жизнь в черновом варианте наспех накалякала. Не жизнь, а каракули… Она – сплошь одиночество в перспективе. Больницы, капельницы, перевязки. Инвалидная коляска. Слезы матери, спивающийся от беды отец.
 Становится ясно: угасает Иванова из-за предательства. Просто, патофизиологически обосновано и объективно.

***
- Вы это, Иванова, выпивать прекращайте! – Сергей Иванович строг в создавшейся ситуации.
- Иначе? – Иванова усмехается и взглядом указывает на культю, - вот вам, доктор, женщина-инвалид нужна? Женщина, так сказать, без одной прелестной ножки?
- Мне?  - Сергей Иванович задумывается. – Определенно сложно сказать. Все зависит от чувств, обстоятельств, от мировоззрения в конце концов… просто, мне кажется, ну, нет правды в водке, что ли. Физическая боль утихает при приеме анальгетиков, спазмолитиков, при утрате сознания или чувствительности. С болью в душе все иначе. С душевной, духовной болью, порой, надо просто смириться. Принять ее, стерву! Пусть, временно! Пусть, мучительно и с усилием! Понятно, что душевная боль в конкретной ситуации имеет величину абсолютную. Категорическую. Неуступчивую. Впрочем, как и любая другая боль – душевная боль проходит. Либо человек умирает, либо… Меня тоже предавал близкий человек. Я – выжил.
- Вы на мой вопрос не ответили, доктор!
- Я верю в любовь, если вы об этом, - Сергей Иванович присаживается на край кровати, - и плюньте вы на спортсмена! Тут такое дело, Иванова…Заражение крови или по-медицински сепсис вылечить можно. Серьезное заражение души – никогда. Духовная патогенная флора нечувствительна к антибиотикам. Патогенная флора в душе вообще ни к чему не чувствительна.
- Прикрытая пышными формулировками трепотня. Я устала, - больная Иванова, поддерживая культю, отворачивается к гладкой и пустой стене.
- Допускаю…, а как иначе? – обреченно соглашается Сергей Иванович.
- Вас в приемном отделении ждут! Срочно! – в палату забегает запыхавшаяся дежурная медсестра.
***
В приемном отделении относительно тихо. Лето. Около кабинета хирурга сидит бомж. Понятно, ему негде ночевать. Расковырял стопу гвоздем. Так, царапина. Бомжа – жалко. Грязный, одинокий, голодный. Перевязали. Разрешили переночевать на стульях в приемнике. Накормили остатками больничного ужина. Пригрели, приласкали. А завтра? А завтра – любофь. Пустые лозунги чиновников о милосердии; сердитые окрики прохожих: мол, как надоели эти бродяги; улицы; неоновые вывески шумных магазинов; визгливый вой милицейских сирен; грязные железнодорожные вокзалы. Дворы, скамейки. Морг.
***
Палата № 6
Больной Петров. Возраст – 53 года. Социальное положение – служащий. Женат. Отец взрослой дочери. Место работы – министерство иностранных дел. Жена – домохозяйка. Обеспеченная и культурная семья.
На операции у больного упало давление. Давлении стабилизировали, от повторного инсульта не уберегли. Теперь Петров – слаженно работающий физиологический организм. Дыхание, сердцебиение, перельстатика, стул, диурез. Точка. Без памяти, без речи, без движений, без эмоций.
Любое хирургическое вмешательство – статистически, научно и практически обоснованный шанс. В конкретном случае – заложенные в любой операционный процесс процентные поправки осложнений.
Жена Петрова, Изольда Леонидовна, чертовски хороша собой. Замечательная фигура, миндальный, с легким прищуром кокетливый взгляд. Навещает мужа два раза в неделю.
- Доктор, как хорошо, что вы зашли! - Изольда Леонидовна, извиваясь ягодицами, направилась к Сергею Ивановичу.
- Клятву давал. Всегда, как говорится, на посту…быть, - Сергей Иванович смущается.
- У меня к вам разговор, Сергей Иванович!
- К вашим услугам, Изольда Леонидовна!
- Можно не здесь?
- В ординаторской?
- Давайте на улице!
На улице тепло и сухо. Солнце окончательно зашло. Свет от фонарей упал на неостывший асфальт. Приоткрытый мусорный бак пахнет бинтами, йодом и лекарствами.
- Постараюсь быть краткой, - Изольда Леонидовна изящно прикуривает изящную сигарету. Затягивается. – Мой муж, судя по всему, уже не поправится.
- Вероятней всего выздоровления ждать не приходится. Повторный инсульт, грубые неврологические нарушения. Практически, плегия в конечностях…
- Я не об этом, - спокойно прерывает Сергея Ивановича Изольда Леонидовна, - нафига он мне такой нужен?
- Как? - Сергей Иванович чувствует невероятную сухость во рту.
-  Что я с этим, с позволения сказать, растением должна делать? – и не дожидаясь ответа Изольда Леонидовна продолжает, - вы, врачи, вероятно, не много получаете. Убейте моего мужа. Введите ему лекарство, поставьте капельницу, ну, я не знаю. Существуют же методы, которые невозможно обнаружить при вскрытии? Ведь возможно? Я – заплачу. Только не надо говорить о долге и милосердии. Я вас умоляю…Надеюсь, вы меня правильно поняли. Договорились?

- А вы мужа своего любили? – после небольшой паузы уточняет Сергей Иванович.
- А причем здесь любофь? – Изольда Леонидовна равнодушно рассматривает свои красивые пальцы с аккуратным маникюром.

***
- Римка! Ты меня любишь? -  Сергей Иванович звонит домой.
- Люблю. А почему ты спрашиваешь? Что случилось?
- Просто устал.
- Завтра нигде не задерживайся. После дежурства - сразу домой.
- У меня еще плановая операция…
Дверь в ординаторскую шумно открывается. В комнату врывается ветерок и дежурная медицинская сестра.
- Сергей Иванович! Вас в операционной ждут. Очень срочно! У жены нашего травматолога – маточное кровотечение! Гинекологи не справляются! Быстрее!



      Подмосковье 2017 г.